Aching in the Absence of You

Кас присылает ему фотографию камня. По правде говоря, это симпатичный камень - серый с голубыми вкраплениями, немного забавной формы, с чем-то блестящим внутри. Он достаточно большой, чтобы спокойно лежать на ладони Каса, и Дин снова не совсем понимает, как он догадался, что это ладонь Каса, просто взглянув на неё. Вслед за фотографией симпатичного камня Кас присылает ему ссылку, по которой Дин слепо переходит, даже ни на секунду не задумываясь о том, чтобы насторожиться. Он попадает на статью о драгоценных камнях, горных породах, минералах и чертовых жеодах. Он даже не знал, что такое жеоды, пока не перешёл по ссылке, но, чёрт побери, если он не проведёт следующий час, щурясь на экран, пока читает статью и перелистывает картинки с поднятыми бровями. Он делает скриншот одной из жеод, по форме напоминающей рот, если бы рот был полон острых и болезненно выглядящих зубов. Он отправляет его Касу с сообщением: не суй туда свой член. Кас отвечает грустным смайликом. Дин невольно смеется, кладя телефон экраном вниз на стол, чтобы одной рукой закрыть рот, а другой потереть лоб, стараясь не хрипеть слишком громко. Боже, как бы ему ни хотелось это признавать, Кас иногда бывает таким смешным. В половине случаев он даже не пытается, Дин убеждён. Когда он снова проверяет телефон, Кас прислал сообщение, в котором говорится: о нет, мои дневные планы рухнули. Дин тут же нахер теряет самообладание, давясь громким взрывом смеха, и едва не роняет телефон, пытаясь не сложиться пополам от силы своего хохота. Он смеётся так долго и так сильно, что Сэм заглядывает к нему, приподняв брови, и Дин бросает на него один взгляд, прежде чем опять расхохотаться. - Чувак, что такого смешного? - спрашивает Сэм, наблюдая за ним с рефлекторно подергивающимися губами, как будто Дин, потерявший контроль, - это забавно. - Жеоды, - хрипит Дин, а потом начинает смеяться ещё сильнее. Сэм явно осуждает его, не совсем понимая, но он также смеётся, потому что смеётся Дин, так что всё равно. Дин позволяет смеху охватить его, наслаждаясь им, потому что его уже так чертовски давно ничего не смешило. По правде говоря, Дин не смеялся так уже... Ну, это было очень давно. Настолько давно, что он уже и не помнит, когда смеялся в последний раз, так что не стоит упускать этот момент. Когда его сжимающий желудок смех переходит в беспорядочное хихиканье и вздохи веселья, Дин ныряет за телефоном и пишет Джеку: Спроси у Каса, что такое жеоды, а потом скажи мне, если он засмеётся. Он кладёт телефон и качает головой, а затем поднимает взгляд и видит, что Сэм наблюдает за ним. - Что? - спрашивает Дин. Сэм качает головой: - Ничего. Я просто не видел тебя... Он прочищает горло и смотрит в сторону, небрежно окидывая взглядом книжные полки. - Так когда ты снова начал разговаривать с Касом? - Уже как пару недель. Примерно в то время, когда Джек приходил в гости, - говорит Дин, сузив глаза. - А что? Подожди, как ты узнал об этом? Я не говорил тебе. - Тебе и не нужно было мне говорить, - бормочет Сэм, в секунду закатив глаза. - Я заметил, вот и всё. Дин хмыкает: - Чушь собачья. Что, вы с ним разговариваете? - Кто? Я и Кас? - Сэм бросает на него странный взгляд. - Да, время от времени. Мы не... то есть, мы не говорим о тебе или о чём-то ещё. В основном о Джеке. А что? - О. Точно, - Дин размышляет над этим примерно пять секунд, прежде чем решает, что хочет притвориться, что не знает этого, просто чтобы не реагировать. - Конечно, молодцы, вы оба, как скажешь. Брови Сэма вздёргиваются вверх, заставляя его наморщить лоб, - Да, это здорово. Это, знаешь ли, то, что делают друзья. Они разговаривают друг с другом, Дин. - Мы разговариваем, - бормочет Дин, указывая на свой телефон. - Почему-то мне кажется, что всё немного сложнее. С вами двумя всегда так. - Заткнись. Нет, это не так. Мы с Касом... нормальные. То есть, конечно, никто из нас не нормальный, но мы нормальные друзья, у которых нет проблем, потому что с чего бы им быть? У тебя ведь нет с ним никаких проблем, так почему у меня должны быть? У меня нет. Вот и всё. - Конечно, Дин, - говорит Сэм, качая головой и откидываясь в кресле, чтобы достать из кармана телефон. Дин не обращает на него внимания и возвращается к своему телефону, потому что Сэм - дерьмо, которое иногда нужно игнорировать. Он всё равно всегда выдает всё за нечто большее или более сложное, чем есть на самом деле, так что Дин не станет его развлекать. Неважно, ну, они с Касом разговаривают. Ладно. Это нормально. Чёрт, наверное, для них это было просто. Сэм, вероятно, написал Касу на следующий день после его ухода, легко и просто, и Кас, скорее всего, сразу же ответил. Никакой неловкости, никакого ожидания, что кто-то другой выйдет на связь первым. Сэм не задумывается о подобном дерьме, особенно когда речь идет о Касе, и, видимо, Касу охренительно просто говорить с Сэмом. О, так это нормально - разговаривать с Сэмом, да? Дин ставит на то, что Кас не относится к разговорам с Сэмом как к плохой идее. О, да пошёл он. А вообще, пошли они оба. Дин хмурится, когда Джек пишет ему в ответ: он засмеялся. В конце стоит улыбающийся смайлик, потому что, Господи Иисусе, он всё-таки ребёнок Каса. Это сразу же стирает хмурый вид с его лица, и Дин с небольшой улыбкой качает головой, отправляя в ответ быстрое сообщение: Эй, хочешь пойти чем-то заняться? Джек отвечает буквально через несколько секунд: Можно я поведу? Поморщившись, Дин вздыхает и отвечает: ну да, ладно. Тогда Джек определенно согласен, поэтому Дин поднимается на ноги и, демонстративно игнорируя брата, направляется к выходу. Поскольку в данный момент он зол и на него, и на Каса, он более чем рад забрать пацана и убраться подальше от них обоих - либо лично, либо с помощью отвлечения. Легче не думать о Касе, когда он сосредоточен на Джеке. Более того, он даже не пишет Касу ответ. Так что вот.

***

В годовщину смерти матери - первой, а не второй - Дин сильно напивается. Он даже не планирует этого делать. Не то чтобы они придавали этому большое значение после стольких лет, но эта дата всегда неприятно зудела и для него, и для Сэма. Второе ноября. Это всегда был тяжёлый день. Всё начинается достаточно невинно. Он сидит с Сэмом и Эйлин, и все они начинают с пары бутылок пива и неспешной карточной игры. Эйлин заводит разговор об этом, прямо говоря, что заметила, что они оба сегодня немного не в себе. Сэм, будучи Сэмом, рассказывает ей, что это за дата и что она означает. Когда разговор становится тяжёлым, Дин достаёт более крепкий алкоголь, и затем они все пьют, пьют и пьют. При этом они разговаривают, играют в карты и погружаются в торжественную атмосферу, царящую вокруг. Сэм, на удивление, напивается раньше Дина и чуть не отрубается прямо за столом. Он всегда был довольно любвеобильным пьяницей, поэтому не менее восьми раз говорит Эйлин, что она очень красивая, очень замечательная и очень любимая. Эйлин принимает это близко к сердцу, сама тоже немного пьяная, и использует состояние Сэма, чтобы выиграть в карты, потому что она немного злая. - Надо бы уложить его в постель, - говорит Эйлин в какой-то момент, кивая в сторону лица Сэма, которое упирается в его разжатый кулак и то и дело почти сползает вниз, постоянно пробуждая его с толчком. Дин хмыкает: - Наверное, к лучшему. Тебе помочь? Он гигант, и я не знаю, насколько он сейчас способен ходить. - Я разберусь, - Эйлин отмахивается от него и коротко улыбается. - С тобой всё будет в порядке? - Пфф, со мной? Я даже не пьян, - легко отвечает Дин, потому что это так. Пока. Эйлин пожимает плечами: - Да, я знаю, но для вас двоих сегодня тяжёлый день, верно? Я могу бросить его и вернуться сюда, чтобы побыть с тобой, если хочешь. - Спасибо, но я в норме. Кто-то должен позаботиться о нём, и я полагаю, что теперь это твоя работа, - поддразнивает Дин, подмигивая ей. - Мне даже не платят, - жалуется Эйлин, её губы подрагивают, когда она встаёт. На секунду ей приходится упереться руками и слегка покачнуться, и она моргает, выдыхая: - Ух ты. Возможно, я перебрала. Дин фыркает: - История моей жизни. Ты в порядке? - Да, нормально, - заверяет его Эйлин. - Наверное, мне стоит отключиться вместе с ним, теперь, когда я об этом думаю. - Если утром ты проснёшься раньше всех, у нас в ванной есть ибупрофен, - говорит ей Дин, и она снова ухмыляется. После этого Дин наблюдает, как Эйлин заставляет Сэма полностью проснуться и встать с кресла. Она нежно гладит его по волосам, позволяет ему опереться на неё, и они оба, спотыкаясь, идут по коридору. Они едва не спотыкаются на каждом шагу, и Дин чувствует, как в нём вспыхивает привязанность к ним обоим. И ещё что-то, что-то необъяснимо грустное, что он не может понять. Это похоже на одиночество, что несправедливо. Дин не хочет об этом думать, но ему приходит в голову, что у него этого нет. У него нет никого, кто мог бы отвести его на руках в постель, когда он выпьет лишнего, или кого-то, кто заботился бы о нём в трудные дни. У него нет никого, кому он мог бы всё это дать, и до этой самой секунды он даже не думал, что хочет этого. Но какая-то часть его хочет. Он не хочет придавать этому значения, этой вспыхивающей жажде, которая не может укорениться, но он остро её чувствует. Он сглатывает едкий привкус зависти, делая глубокий глоток из бутылки, которую резко решил допить сам. Он слышит слабые звуки движения и бормотания Сэма и Эйлин из их комнаты, а потом ничего, когда дверь закрывается. Для Дина всё, что связано с подобной связью, так легко обрывается, потому что это не то, что у него есть или может быть. На самом деле этого никогда не было, не совсем. Дин пьёт и думает об этом. Даже когда он пытался, у него никогда ничего не получалось. Даже когда он думал, что это могло бы сработать, никогда так и не получалось. Тогда, когда он хотел этого, за этим стояло усилие. Какое-то давление, заставляющее действительно, искренне хотеть этого, когда он боялся, что не хочет и никогда не захочет. Но вот он здесь, хочет этого — снова слишком мало, слишком поздно. И это даже как-то глупо, потому что он не оглядывается на те шансы, которые у него были, и упускает их. Он не хочет повернуть время вспять и исправить свои ошибки с Лизой или Кэсси. Дело не в этом. Это почему-то кажется ещё хуже, потому что он хочет этого, не желая их. Он уже не тот человек, каким был, когда хотел их, так что, возможно, есть смысл в том, что они ему больше не нужны. Но дело не только в этом. Он не хочет их, но ему действительно нужен кого-то или что-то. И чёрт его знает, что именно. Конечно, он не знает, потому что с какой стати? Он ни хрена не знает о себе, вообще ничего, и осознание этого бьёт его прямо в грудь. Он не знает себя. Он не знает, кто он такой. Раньше он знал, а может, просто думал, что знал. В любом случае, теперь он точно знает, что на самом деле это не так. Серьёзно, сейчас не время для экзистенциального кризиса, но выпивка в редких случаях вызывает в нём это. Но он всё равно продолжает пить. В конце концов, Дин допивает бутылку и оказывается на грани того, чтобы быть в полной отключке. Когда он встаёт, то едва не падает лицом вниз, потому что не успевает вовремя опереться о стол. Он с легкой жалостью думает, что это не было бы проблемой, если бы ему было на кого опереться. Дин добирается до кровати один. Он со стоном опускается на подушку и вдыхает её запах - хлопка, стирального порошка и немного шампуня, с которым он заснул, когда его волосы были ещё влажными после душа прошлой ночью. Он закрывает глаза и протягивает руку, чтобы потрогать пространство рядом с подушкой, отмечая, что под его ладонью ровное пространство кровати. Здесь нет ни другой подушки, ни других запахов, ни тепла тела. Только он. Вздохнув, он ложится на спину и лениво поворачивает голову в сторону, тихо ворча про себя на то, что его живот слегка сводит. Через мгновение он смотрит на свой телефон, лежащий на тумбочке. На короткий задумчивый миг он решает не делать этого. В следующую секунду он делает это. Ну, Кас же сказал, что он может, верно? Так что, ладно. - Здравствуй, Дин, - отвечает Кас, как всегда, даже после всего этого времени, даже после того, как они не разговаривали почти неделю. Даже ни одной чертовой смски. Почему? Ах да, потому что Дин снова разозлился на него за то, что ему было так легко с Сэмом, а не с ним. Он так и не написал Касу в ответ, а Кас не написал ему. И снова тот же чертов цикл, из-за которого Дин злился в первую очередь. Он никогда, блять, не учится. - Ты должен быть грациозным, - сообщает Дин Касу, а затем хмурится, глядя в потолок, - Нет, другое. Великодушным, я имею в виду, потому что ты так сказал. Привет, я пьян. Наступает мгновение тишины, затем Кас тихо смеётся: - А, понятно. Есть ли какая-то конкретная причина, по которой ты… - он останавливается, затем вздыхает, - О. Второе ноября. Как ты, Дин? - Нормально, - бормочет Дин, морща нос. Его не удивляет, что Кас знает. Кас знал бы. Он всегда знает. - Ты? - Всё хорошо, - спокойно отвечает Кас. - Сегодня я отвел Джека в музей науки. Я бы сказал, что взял также Клэр и Кайю, но они сами поехали туда, чтобы встретиться с нами, и заплатили сами, и я уверен, что Клэр не обрадуется, услышав от меня такие слова. Дин медленно моргает: - Музей науки. Клэр? - Мм, - соглашается Кас. - Джек хотел посмотреть на бабочек, и я спросил Клэр, не хочет ли она пойти. Она сказала, что ей больше нечем заняться, а Кайе было скучно. Это было здорово. - Бабочки, - повторяет Дин, его лицо напрягается, и он смотрит в потолок, его голова немного затуманена. - Это было... это было мило? Звучит неплохо, наверное. А что за экспонаты? Животные? Кас начинает рассказывать о музее науки и о том, что там происходит: интерактивные экспонаты, различные животные, копия космического шаттла, которая так очаровала Джека, что он заявил, что хочет стать космонавтом, что иронично, потому что технически он - Бог. Дин закрывает глаза и слушает, хмыкая во всех нужных местах, погружаясь в спокойное состояние безмятежности, когда голос Каса заставляет его расслабиться. Как оказалось, это действительно звучит здорово. Дин слушает, как Кас рассказывает о дне, проведённым с Клэр, Кайей и Джеком, и чувствует, что всё это время улыбается. Он в точности может представить себе то, что описывает Кас. Клэр, угрожающую ударить ленивца, потому что он был слишком милым. Кайю в восторге от окаменелостей и задающую Касу бесконечные вопросы о доисторическом мире. Джека, заставляющего людей чувствовать себя неловко, потому что все бабочки на открытой выставке слетались к нему и садились на его вытянутые руки, приземляясь на нос и голову. Каса, которому приходится неоднократно вмешиваться, когда Джек и Клэр спорят о том, куда им пойти дальше, или в каком внутреннем бистро они будут есть, или кто будет фотографировать, и так далее, и тому подобное. Дин слушает и не думает о музеях науки, в которые они с Сэмом могли бы пойти, если бы их мама не умерла второго ноября. Он старается этого не делать, но не может не думать о музее науки, в который мог бы пойти сегодня, если бы он был там или если бы Кас был здесь. Это и правда довольно глупо, потому что Дин не интересуется научными музеями. Его не волнуют ни окаменелости, ни бабочки, ни видео о землетрясениях. Дело даже не в этом, и вот тут-то и проявляется глупость. Он чёртов идиот, потому что в этом нет ничего такого, что он втайне хотел бы сделать, но с унижающей его сентиментальностью он мечтает о том, чтобы всё равно оказаться там. Быть там, чтобы наблюдать, как Джек чрезмерно радуется всему, как умеют только дети, чтобы увидеть, как Клэр и Кайя расслабляются и немного раскрепощаются, чтобы просто... просто быть рядом с Касом. - Дин, ты заснул? - резко спрашивает Кас, выводя Дина из состояния внутренней жалости к себе. - Хм? Нет, чувак. Я тебя слушал, - уверяет его Дин, поворачивая голову, чтобы зажать телефон между подушкой и ухом. Он смотрит на пустое пространство рядом с собой с болью в груди. - Я рад, что у тебя был хороший день. - Сомневаюсь, что мне нужно спрашивать, как прошёл твой, - бормочет Кас, его тон добрый, потому что он очень добрый человек, чтобы быть таким засранцем. - Ну, Сэмми, Эйлин и я сидели, играли в карты и пили. Могло быть и хуже, - Дин сглатывает, думая о том, какой день был у Каса, и прижимает руку к животу, пока давление не помогает. - Могло быть и лучше. - Ты хочешь поговорить о ней? - Не очень. - Я полагаю, что нет, - говорит Кас. - Знаешь, в музее было кое-что, что, как мне кажется, тебе бы понравилось. Это заставило меня... ну, я сразу подумал о тебе, когда увидел это. - О, да? Что это было? - тихо спрашивает Дин. - Общая экспозиция была связана с энергией и ресурсами, но была и интерактивная часть. Они выдавали полусобранные модели машин, и всем разрешалось их модифицировать и дорабатывать, а также участвовать в гонках. Полагаю, ты бы не только соревновался, но и слегка втянулся, - объясняет Кас, и в его голосе звучит улыбка, такая ясная и очевидная, что Дину приходится сильнее надавить на живот. - О, - Дин закрывает глаза, и они по-идиотски начинают пылать и колоться без всякой причины. Господи, как же он чертовски пьян сейчас. Достаточно пьян, чтобы расплакаться, что, судя по всему, не за горами. Его рот открывается прежде, чем он успевает подумать о том, чтобы остановить его, и в следующий момент он выдает: - Блять, я скучаю по тебе, Кас. Ему тут же хочется бросить трубку или просто умереть, что предпочтительнее, потому что они не... они не говорят подобного дерьма. Дин потратил много времени на то, чтобы не говорить этого, будучи уверенным, что Кас не ответит ему взаимностью. Он довольно прямолинейный парень. Если бы он скучал по Дину, он бы сказал ему об этом. Чёрт, он бы навестил. Или он бы вообще не уходил. Но он это сделал. Дин прижимает руку к животу и давит на него, пока не становится по-другому больно. Он корчит гримасу, поднимает голову и резко бьёт ею о подушку. Проклятье, почему он такой глупый? Какого чёрта он это сказал? Да, он скучает по Касу. Конечно, очевидно. И будет скучать, потому что Кас - его лучший друг, он - семья, так что это вполне логично. Но это не значит, что он должен заявлять об этом, особенно когда Кас не... - Я тоже скучаю по тебе, Дин, - говорит ему Кас, мягко и серьёзно, и звучит это как-то даже печальнее, чем Дин чувствует себя сейчас, что несправедливо. - Тебе бы не пришлось, если бы ты не ушёл, - бормочет Дин, понимая, что его слова звучат жалко, но не в силах остановить это. Похоже, сегодня его рот не заткнётся. Если что-то и заставит его бросить пить, то только это. Кас вздыхает: - Дин... - Нет, не надо... Я просто… - Дин морщится и тянется свободной рукой к лицу. - Я просто пьян, Кас. Не слушай ни слова вылетающего из моего рта. Просто несу чушь. Это не стоит и выеденного яйца, чувак. - Я обещал быть великодушным, Дин. Мы договорились, что не будем осуждать друг друга, а учитывая мою реакцию на вино, у меня точно нет руки, на которую можно опереться, - уверяет его Кас. Дин хмурится: - Ноги. - Хм? - Это нога. У тебя нет... знаешь что? Неважно. Спасибо, Кас. - Тебе надо отдохнуть, - советует Кас. - Не устал, - врёт Дин. Кас посмеивается: - Ты звучишь усталым. Или так было раньше, когда большую часть разговора вёл я. - Голос, - Дин зевает и ненавидит себя за это. Он знает, что Кас это слышит, - он приятный. - Мой... голос? - Мм. Веди подкаст, чувак. Заговаривай людей на ночь. Типа ASMR, но не такой странный, понимаешь? - Вообще-то не особо. Что такое ASMR? - спрашивает Кас, и Дин просто знает, что он щурится в замешательстве. Дин хмыкает - низкий, усталый звук: - На кого я, блять, похож? На гугл? Это, ну знаешь, звуки и прочее дерьмо, которое приятно слушать, я думаю. - И мой голос приятно слушать? - Это безумие, но да. - Ты никогда не говорил мне об этом, - мягко говорит Кас. - Ха, - хмыкает Дин, сведя брови вместе. Он задаётся вопросом, почему он никогда не говорил этого Касу, а потом вспоминает, что он пьян и иначе не стал бы говорить ему. Самое близкое, что он когда-либо делал, - это говорил Касу, что ему приятно слышать его голос, в тот единственный раз, когда он это сделал. Он хмурится: - Эй, забудь, что я это сказал. Кас удивленно фыркает, в его голосе одновременно звучат и веселье, и раздражение: - Вряд ли. Дин снова зевает и сквозь зевоту выдает: - Ну да, неважно. Расскажи снова о детях и музее науки. После долгого молчания Кас говорит. Он начинает говорить, а Дин продолжает слушать, вплоть до того момента, когда уже ничего не слышит, потому что окончательно поддаётся притяжению сна. Переход немного странный, голос Каса звучит у него в ухе, и ему снится, что Кас говорит с ним, хотя он понятия не имеет, что тот говорит. Это довольно странно, но лучше, чем любой из его дерьмовых кошмаров, к которым он гораздо больше привык. Ему снится, что Кас разговаривает с ним, пока он не просыпается на следующее утро: глаза еле открываются, голова раскалывается в тишине. Его телефон разрядился за ночь.

***

Однажды Сэм ни с того ни с сего объявляет ему: - Дин, мне кажется, ты несчастен. Дин смотрит на него через переднее сиденье Детки, до тех пор пока не вынужден отвести взгляд, чтобы следить за дорогой. Часть его подумывает о том, чтобы наклониться вперёд и указать на то, что небо голубое, раз уж они, очевидно, обращают внимание на очевидные вещи. Другая, более умная его часть хочет откровенно солгать Сэму, потому что результат его честности, скорее всего, ни к чему хорошему не приведёт. В любом случае, Дин знает, что это не тот разговор, который он хочет вести. Он хочет сказать, что никогда не был по-настоящему счастлив, не как общее состояние души, а просто как нечто, с чем ему везёт, как с игрой в автоматы, приносящей случайные всплески радости. Боже, когда он был моложе, он так часто выигрывал. А сейчас? Ему везёт выиграть приз, который стоит того, чтобы за него заплатить, в половине случаев - чёрт, даже и не в половине, честно говоря. Ему хочется сказать, что он толком не знает, что такое «счастье», и в этой жизни, похоже, ему не суждено это узнать. После той жизни, которую они прожили, он считает чёртовым чудом, что Сэм получает хоть его небольшой кусочек. Они прошли через слишком много дерьма, чтобы это далось им легко, а для Сэма это не так. Он абсолютно уверен, что Сэм очень много для этого работал и продолжает работать каждый чёртов день, но он не уверен, что у него самого хватит на это сил, и сможет ли он вообще. Он не знает, с чего начать. Он хочет сказать, что это беспокоило его больше, чем он думал, в основном из-за тех ожиданий, которые он возлагает на себя. Теперь всё стало проще, верно? Не должно быть так чертовски трудно расслабиться и немного насладиться жизнью, когда она действительно принадлежит им, когда они не изматывают себя, пытаясь спасти мир или сражаясь с космическими сущностями. Должно быть легче понять, чего он хочет, и ещё легче заботиться об этом настолько, чтобы добиться своего. Он просто стар, думает он, и, возможно, слишком привык к отсутствию этого. Дин многое хочет сказать и в равной степени никогда не хочет говорить, поэтому вместо этого он отвечает: - Не, чувак, я в порядке. Всё нормально. Он всегда так говорит, если только, возможно, его не спрашивает Кас. Он думает, что мог бы рассказать Касу кое-что из этого дерьма, если бы это спросил он, но это было не так. Каса здесь нет, чтобы спрашивать, так что. - Я не уверен, что это так, - отвечает Сэм, делая глубокий вдох и немного выпрямляясь на сиденье. Он наклоняется к Дину, явно настраиваясь на серьезный разговор. - Слушай, я не говорю, что жизнь автоматически должна быть простой теперь, когда Чака нет рядом, чтобы сделать её ещё более дерьмовой. Я не об этом. Просто... Ну, теперь у нас немного больше свободы действий. - Сэм, я сказал, что всё в порядке, - с новой силой заявляет Дин твёрдым и непреклонным тоном. Сэм вздыхает: - Нет, это не так, Дин. Ты теперь едва улыбаешься, и единственный случай, когда ты это делаешь, это когда… - он надолго обрывает себя, а затем, похоже, меняет тактику, больше не пытаясь действовать осторожно. - Ты знаешь, каким облегченным ты выглядел, когда чуть не расхерачил себе большой палец, и всё потому, что у тебя был повод не охотиться? - Что это, чёрт возьми, должно... Что ты хочешь этим сказать, Сэм? - огрызается Дин, мгновенно ощетинившись. - Я просто говорю, что... что… - Сэм издаёт низкий, раздражённый звук. - Чувак, тебе вообще ещё нравится охотиться? Я серьёзно, Дин. Дин бросает на него недоверчивый взгляд: - Это вопрос с подвохом, или что? Это не то, о чём идёт речь в такой жизни. Пока существуют жуткие твари, кто-то должен ими заниматься. Это то, что я делаю. Дело не в том, что мне нравится. - Однажды ты хотел отойти от дел. Ты говорил мне об этом. Ты сказал, что мы это заслужили, - выдавливает Сэм. - Это было... - Дин морщится и резко взмахивает рукой, как будто может физически отмахнуться от этого маленького момента, когда он был болваном. - Слушай, я не собираюсь говорить, что мы не работали изо всех сил. Мы действительно постарались. Мы многое отдали. Чёрт, мы отдали всё. И если ты... если это что-то, чего ты хочешь, то ты должен это сделать. На этот раз я не буду тебя удерживать. Сэм порывисто вздыхает: - Господи, Дин. Речь не обо мне, понимаешь? Это просто... я даже не знаю, с чего начать в том, что ты только что сказал, но мы говорим не о том, чего я хочу. - Может, нам стоит. Чего ты хочешь? - возражает Дин, бросая на него испытующий взгляд. - Поверь мне, Дин, у меня есть то, чего я хочу. Или, чёрт, даже если нет, я хотя бы позволю себе попытаться получить это, - шипит Сэм, и его слова режут Дина прямо под коленями, проникая в самое сердце. - Ты не можешь вечно уклоняться от ответа, чувак. Я задал тебе вопрос. Тебе вообще ещё нравится охотиться? Дин чересчур сильно сжимает руль, его челюсть сжата так, что он почти скрипит зубами. Он не понимает, почему Сэм, блять, пристаёт к нему с этим вопросом. Он не хочет говорить об этом. Он не хочет даже думать об этом. Потому что, когда всё доходит до дела, Дин понимает, что не зря когда-то относился к идее ухода на пенсию как к точке опоры всех своих самых несбыточных надежд и мечтаний - конечной цели, которую он смел желать, не позволяя себе погрузиться в реальность того, что у него не может быть этого. Он никогда не был предназначен для этого, даже когда был моложе и только начинал. Он взял в руки пистолет в шесть лет, и его научили идиализировать смерть с ним в руках, и хотя со временем блеск этого был утрачен, пистолет всё равно остаётся в пределах досягаемости. Он никогда не хотел откладывать его, ничего из этого, не так, как Сэм когда-то. Правда в том, что Дин устал просыпаться с пальцами, сжимающими пистолет. Правда в том, что отставка - это всё ещё то, о чём он тоскует, но теперь он смирился с тем, что она всегда останется недосягаемой. Что, чёрт возьми, ему делать? Уйти? Просто так? Повесить шляпу и... делать что именно? Он больше ни на что не годен. Неужели он должен просто слоняться по бункеру, теряясь в тишине, думая обо всех людях, которых он мог бы спасти, и размышляя о том, какой он чертовски жалкий? Лучше уж быть несчастным и полезным, чем просто несчастным, не имеющим ни одного сраного ориентира. - Дин, - настаивает Сэм. - Что?! Что, чёрт возьми, ты хочешь, чтобы я сказал? - выпаливает Дин. - Я хорош в этом, ясно? Это всё, что я, блять, знаю, и кого волнует, нравится ли мне это? Люди нуждаются в нас. По крайней мере, я могу делать эту единственную вещь правильно, большую часть времени. Дело не во мне. Дело в них, в людях, которых мы спасаем. Так что это не имеет значения. - Хорошо, но ты - один человек. Очень хороший, очень опытный, но всего лишь один человек. Есть и другие. Есть много людей, которые делают то же, что и мы, только немного по-другому. Я не настолько глуп, чтобы сказать, что один человек не может изменить ситуацию, потому что ты изменил, и я изменил... но это? Дин, ты сказал, что если бы знал, что мир в безопасности, то хотел бы выйти из игры. Сейчас мир настолько безопасен, насколько он вообще может быть, и ты заслуживаешь... - Заткнись нахер, о том, чего я заслуживаю. Жизнь несправедлива, Сэмми. И никогда не была. Я смирился с этим. - Знаешь что? Нет. Чушь собачья, - Сэм ехидно усмехается и ещё больше поворачивается на сиденье. - По-моему, дело совсем не в этом. Да, конечно, ты бы хотел помогать время от времени. Я знаю это, потому что знаю тебя. Но у тебя проблема не с идеей полного ухода от дел или даже просто значительного замедления. А с тем, что ты не имеешь ни малейшего представления о том, что будешь делать, если позволишь себе это. Дин слегка дёргает руль, нажимая на газ, реагируя соответственно своему гневу. Он всегда водит машину более резко, когда злится. Кто-то сигналит ему, и он высовывает руку из окна, чтобы показать куда пойти тому, кто это был. Сэм даже глазом не моргнул на его яростную езду, видимо, ожидая этого. Он злится, потому что Сэм... ну, может быть, он немного прав. Неважно. Ну и что? Это именно то, что Дин знает в глубине души. Он хочет чего-то, о чём даже не догадывается. В этом так много проклятой жажды, когда он даже не знает, что бы он с этим делал. - Ты боишься, - продолжает Сэм, его тон чуть мягче. - Ты хочешь этого, но едва ли знаешь, что это такое. Это неизвестность. Это до жути пугает любого, и требуется немало храбрости, чтобы попробовать в этом свои силы. Ты думаешь, я не знаю? Думаешь, я там не был? Думаешь, мне было легко, когда я выбрался в самом начале? Я так хотел этого, но не имел ни малейшего представления о том, что делать и что из этого выйдет. Я был злым, ожесточённым ребёнком, который многое воспринимал как должное, и мне было так страшно не справиться и доказать, что отец прав. Но я всё равно сделал это, и это было нелегко, не просто и не идеально. Я не жалею об этом. Даже сейчас, зная, что это не для меня, я не жалею об этом, Дин. Я должен был знать. Разве ты не хочешь знать? Ты заслуживаешь знать, если хочешь. Дин сжимает губы в тонкую линию, ненадолго зажмуривает глаза, но тут же открывает их снова, потому что он за рулём. Он ничего не говорит. Он обнаруживает, что вообще не может ничего сказать. - Дин, - бормочет Сэм, не отпуская его, лишь становясь всё более бережным с каждым словом, - Я спрашиваю тебя, чувак. Тебе вообще ещё нравится охотиться? Тихо, с хрипом, Дин отвечает: - Нет, не нравится. Сэм выдыхает: - Хорошо. Ладно, это... это нормально. Это даже хорошо. Что ты знаешь, я имею в виду. Тебе это больше не нравится, и в этом нет ничего плохого. - Сэмми, - шепчет Дин, - мне никогда это не нравилось. - Что? - выдыхает Сэм. - То есть, нравилось, нравиться, но это не было... это было не всё, чего мне хотелось. - Что ты имеешь в виду? - Ты думаешь… - Дин сглатывает комок в горле и снова стискивает руль пальцами, чувствуя как в его груди всё сжалось. - Думаешь, у меня не было другого дерьма, о котором я фантазировал? Когда мне было четыре, я хотел стать пожарным, вплоть до смерти мамы. Какая ирония, правда? Когда я был подростком, меня направо и налево хвалили за то, каким хорошим борцом я был. Конечно, мне приходило в голову, что, возможно, я хотел бы что-то с этим сделать. Когда я помогал Бобби на его свалке, занимался машинами - да что там, просто занимался Деткой, - это было нечто большее, чем просто умение разбираться во всех двигателях и рамах, к которым я прикладывал руку. Мне это нравилось, Сэм. И до сих пор нравится. Думаешь, я бы выбрал, чтобы моя жизнь сложилась так, как сложилась, а? Сэм надолго замолкает, а потом всё так же тихо спрашивает: - Почему ты никогда не говорил об этом? Ты никогда не упоминал ничего из этого. Я всегда думал, что ты... то есть, ты всегда говорил… - Подумай об этом, Сэм. Действительно, блять, подумай об этом. Используй свой большой мозг. - Это был... отец? - Частично, - фыркнув, признаёт Дин. - Ты же знаешь, как он относился к такой жизни, и больше всего на свете я хотел, чтобы он… - он опирается локтем на окно и проводит ладонью по губам, качая головой. - Ну, ты же знаешь, как всё было, как мы с отцом... взаимодействовали. То, что он сказал, прошло. Это было всё, что от меня требовалось, так что я не воспринимал и половины того дерьма, на которое мог отвлечься. В смысле, всё было не так уж плохо, насколько я понимал. Мы были героями, чувак, или так я тогда это воспринимал. Потому что отец был. Или я так думал. Когда он был жив, я любил охоту гораздо больше, потому что он говорил, что это того стоит. - Ты когда-нибудь говорил ему, что ты хочешь чего-то другого? Я имею в виду, я думаю, это была бы большая ссора, верно? - настороженно спрашивает Сэм. Дин вздыхает: - Однажды я заговорил об этом. Про борьбу. Я сказал ему, что надеюсь, что мы могли бы остаться где-то на более длительный срок, потому что они говорили, что я достаточно хорош, чтобы получить стипендию, если буду продолжать заниматься. Я имею в виду, это было хорошо, верно? Можно подумать, он должен был гордиться. Нормальный отец гордился бы, но нет, не он, - он насмешливо фыркает. - Отец сказал мне, чтобы я перестал болтать о всякой ерунде. Какое значение в нашей жизни имела стипендия для занятий борьбой, верно? Он забрал меня, заставил тренироваться с оружием, собрать вещи, и к следующей неделе мы были на другом конце страны. Сказал, чтобы я больше не думал о подобном дерьме, потому что в этом нет смысла. Так что я... я не думал. - Господи, - бормочет Сэм. - Я даже не особо возражал, - размышляет Дин, его губы кривятся в издевательской улыбке. Она горькая, и он это знает. - Мне нравилась идея того, чтобы жить так, как жили мы. Ну, по крайней мере, в теории. Но бывали моменты, когда я... просто... Время от времени я оступался. Мы все это делаем, я полагаю. Почему, как ты думаешь, я говорю всем, кому могу, особенно молодым, чтобы они держались подальше от этого дерьма, если смогут? Это нужно делать, я знаю, но жизнь... На самом деле она не такая уж и хорошая. - Ну, такого странного переворота ролей я не ожидал, - бормочет Сэм, звуча абсолютно неловко. Когда Дин смотрит на него, он немного смущенно пожимает плечами. - В смысле, я вроде как люблю это, чувак. Конечно, есть моменты, которые мне не нравятся, но у меня есть идеи, как сделать это лучше. Я рад быть вовлечённым и... и реально влиять на сообщество. И это действительно заставляет меня чувствовать себя хорошо. Дин отводит взгляд, издавая тихий недоверчивый смешок, - Двадцатидвухлетний ты сейчас бушует внутри, чувак. - Он это переживёт. Ему ещё предстоит повзрослеть. Кроме того, двадцатишестилетний ты сейчас, наверное, в полном замешательстве. Ты, желающий уйти из такой жизни? Звучит безумно, - легкомысленно говорит Сэм. - Вероятно, не настолько, как ты думаешь. - Дин, ты, наверное, забыл, но раньше ты был помешан на охоте. Ты хотел умереть молодым и в лучах славы. Ты ел, дышал и спал этой жизнью. Прямо как отец. - Конечно, был, - бормочет Дин, проводя пальцами по виску. - Ты видел меня на пике, когда я действительно начал получать от этого удовольствие. Хочешь знать, почему я был так сосредоточен на этом, на охоте; почему я вел себя так, будто это единственное, что стоит делать? Ты уже знаешь. Ты просто не знаешь, что знаешь. Ты никогда толком не понимал этого, ни тогда, ни сейчас. Сэм задумчиво хмыкает: - Ну, сначала речь шла о том, чтобы найти то, что убило маму, верно? Но не только это. Когда мы думали, что нашли, и я упомянул о возвращении в колледж, а ты сорвался, чувак. Сказал, что всегда найдётся другой монстр, которого нужно прикончить. Единственное, что я могу предположить, - это то, что ты, в отличие от меня, хотел держаться поближе к отцу. - Дело было не в отце, - хрипло произносит Дин. - Дело было в тебе. Сэм, это всегда было из-за тебя. Единственная причина, по которой я так любил охоту, в том, что я делал это с тобой. Когда ты был в колледже, а я занимался этим один, это было... это было не то же самое. Всё, что я знал, - это то, что охота держала семью вместе, а всё остальное разрывало нас на части. Я просто был рад, что ты остался. - О, - тихо говорит Сэм. Он молчит целую минуту, а потом делает глубокий вдох, словно готовясь к чему-то. - Это не... то есть, ты ведь всё ещё не думаешь, что это так, да? Как... как будто охота - это единственное, что делает нас... нами. Ты ведь так не думаешь, верно? Дин качает головой: - Не, чувак. Думаю, я перестал воспринимать половину того дерьма, что отец вдалбливал мне в голову, много лет назад. Я понял, что если бы охота была единственным, что заставляло нас общаться друг с другом, ты бы не был так... ну, не знаю... увлечён ею. Тебе ведь действительно это нравится, правда? - Да, нравится. Я так много всего хочу сделать. Это просто кажется мне правильным, понимаешь? - Сэм делает паузу, потом кашляет. - Ну, нет, я думаю, что нет. Тебе это действительно не нравится, да? - Да, - признаёт Дин, - но это как... поход к врачу. Тебе может не нравиться, но ты должен идти. Это просто одна из таких вещей, Сэм, и это нормально. - Дин, ты как бы никогда не ходишь к врачу так часто, как следовало бы, - замечает Сэм. Дин закатывает глаза, и Сэм вздыхает. - Слушай, это не нормально, ясно? Ты больше не должен этого делать, если не хочешь. - Сэм, кто ещё будет... - Я, Дин. Эйлин. Джоди и Донна. Клэр и Кайя. Есть и другие. Многие другие, вообще-то, о которых ты даже не знаешь. Знаешь, что тебе нужно? Тебе нужно найти тебя. Дин смотрит на него, сузив глаза: - Что, чёрт возьми, это значит? - Ты так переживаешь, что... что отказ от охоты перевесит чашу весов, да? Погубит несколько жизней, которые ты мог бы спасти, потому что... что? Никто не делает это так, как ты? - Нет, чувак, это не... Я не говорю, что я лучший или что-то в этом роде. Не то чтобы другие люди не могут, просто мои дополнительные руки помогают. - Думаешь, Бобби так думал, когда передавал охоты нам, просто потому что не хотел ими заниматься? Хм? Нет, не думал. Он доверял нам. Он доверял нашим навыкам и знал, что поможет, если нам понадобится, но всё остальное? Это было на нас, потому что это была наша очередь, потому что мы выбрали это для себя. Он выбрал это однажды, потом отступил, когда больше не хотел этого делать, и доверил нам заняться этим. Так что найди своего тебя или даже меня и доверься им. - Ты хочешь сказать, типа, ученика? Сэм посмеивается: - Ну, может, и нет. Просто кого-то, кому ты доверяешь, кому ты не против передать дела. Почему бы не Клэр? Ты знаешь, что она подходит для этого, она и Кайя. Ты же вроде как видел её работу раньше, верно? - Она такая молодая, - не может не пробормотать Дин, его лицо кривится. - Не моложе, чем мы были, - говорит Сэм. Дин наклоняет голову, соглашаясь: - Да, но она вроде как, эм, ребёнок Каса. Вроде того. Ну, ты знаешь, это сложно, но... - И что? Она молодой охотник. Может, ей пригодится Бобби. Ты мог бы стать её Бобби и получить все преимущества Бобби, пока ты им являешься. В отставке или на половину, - предлагает Сэм. - Бобби был нам как отец, - говорит Дин. - Да. - У Клэр уже есть Бобби в Касе. - Хорошо, а что насчёт Кайи? - спрашивает Сэм. - У них есть Джоди и Донна. Эти девочки и так уже получают достаточно работы от них. Я не буду увеличивать их нагрузку, Сэм, не тогда, когда я могу справиться с этим сам, - бормочет Дин, сжимая челюсти. Сэм вздыхает: - Почему с тобой так сложно? Просто... я думаю, ты должен попытаться. Обратись хотя бы раз к Клэр. Или даже к Кайе. - И что потом? - Дин огрызается, дергая рукой в сторону лобового стекла. - Что, блядь, я должен делать со своей отставкой? Ты ведь не выходишь из игры, верно? Насколько я понимаю, у вас с Эйлин ещё много бензина в баках. - Да, и что? Дело не в нас. Ты уже на пределе, Дин. - Эй, да пошел ты, я всё ещё... - Нет, это не то... - раздраженно ворчит Сэм. - Я не говорю, что ты уже плох, потому что ты хорош, но ты не хочешь этого делать. Что, кстати, всё ещё нормально. То, что некоторые из нас всё ещё в деле, не означает, что ты должен быть таким же. Дин, нам не нужна охота, чтобы быть в порядке. Ты и я? У нас всё будет хорошо, чем бы мы ни занимались. - Ты не понимаешь, - морщась, бурчит Дин, потирая пальцами бровь. Дело в том, что Сэм не понимает. Может, он и прав в некоторых вещах, но большую часть сути он упускает. Да, Дин устал от этого дерьма и хочет нажать на тормоз, но дело не только в этом. Остановиться, в теории, нормально - проблема в том, что он нихрена не представляет, где окажется, если это произойдет. Допустим, он остановится. И что тогда? Именно это и ставит его в тупик. Он не знает, что будет потом, что он будет делать с этим, если позволит себе получить это. Когда он сказал, что это всё, что он знает, всё, в чём он хорош, он не солгал. Что ещё остается? - Ты несчастлив, Дин. Занятие этим постоянно делает тебя несчастным. Поэтому тебе не стоит этого делать. Ты должен делать то, что хочешь, что бы это ни было, - говорит ему Сэм, как будто это самая простая вещь в мире. В этом-то и проблема, - думает Дин, - я вообще не представляю, что это за хрень. Конечно, он не говорит этого вслух. И вообще, какое-то время он больше ничего не говорит. Сэм, похоже, чувствует, что высказал свою точку зрения и действительно чего-то добился, и Дин позволяет ему в это верить. По крайней мере, так Сэм перестаёт его доставать. Дин включает радио и продолжает ехать. Достаточно иронично то, что они едут на дело. Как и всегда, он берёт себя в руки и делает это.

***

После дела Дин неожиданно пишет Касу сообщение. Они не разговаривали с тех пор, как Дин позвонил ему, будучи пьяным и глупым. Дин уверен, что это его вина. На следующее утро Кас написал ему, чтобы узнать, как он, а Дин не ответил. Это значит, что мяч, образно говоря, теперь в его руках, потому что Кас никогда не выходит на связь, не получив ответа. Он не пишет дважды, если только это не переписка на конкретную тему. Он не звонит во второй раз, если Дин не отвечает в первый. И до тех пор, пока Дин не обращается к нему, Кас не обращается к Дину. Он - воплощение того, что можно дать что-то и отказываться гнаться за этим, чтобы получить обратно, и это приводит в бешенство. Это заставляет Дина работать над тем, чего раньше ему никогда не приходилось делать. Кас никогда так не поступал. Он писал или звонил Дину снова и снова, если хотел поговорить с ним, особенно если это было срочно, но даже если речь шла о странном дерьме. Раньше Дин был таким же. Если он хотел поговорить с Касом о чём-нибудь - обычно о его местонахождении или о какой-нибудь глупости, которую он делал в тот момент, - он просто звонил или писал Касу раз за разом и бесился, если Кас не отвечал. Как будто что-то где-то по пути изменилось без его ведома. С того момента, как Кас ушёл, они как будто находились в состоянии противостояния, оба отказываясь быть тем, кто сломается первым. Дин был первым, за что он себя простит. Единственный более упрямый ублюдок, чем он, - это Кас, так что он не будет слишком строг к себе за то, что сдался первым. Но с того самого первого телефонного звонка, после месяца молчания, они начали делать это. Дин даже не уверен, что это, или он просто слишком глубоко заглядывает в суть вещей, но это раздражает. Он ненавидит то, каким осознанным это его делает. Он проводит много времени, думая о разговорах с Касом, для человека, который не разговаривает с Касом. Много раз он просто пялится на свой телефон и ждёт чего-то, чего угодно, но всегда ничего. Он всегда должен немного дать, чтобы получить что-то взамен, и по какой-то грёбанной причине это чертовски трудно сделать. Он словно признаётся, что хочет поговорить с Касом, хотя прекрасно знает, что Касу всё равно наплевать. Очевидно, что ему плевать, если он даже не может заставить себя дважды обратиться к нему. Сколько бы времени ни прошло, Кас наотрез отказывается дать хоть на дюйм больше, чем даёт ему Дин. Это заставляет Дина неприятно ощущать, как тяжело отдавать то немногое, что он делает, когда это должно быть легко. Это легко буквально для любого другого. Дин может написать или позвонить Сэму, или Эйлин, или Джеку, или Джоди, или, чёрт возьми, даже Гарту. Он может сделать это в любое время по любой причине и делает. Но Кас? О нет, когда речь заходит о нём, возникают проблемы, и это полная чушь. Кас - его лучший друг. Он сказал вслух, что Кас всегда может позвонить ему. Нет причин для того, чтобы это было проблемой. И всё же, по какой-то непостижимой причине, Дин каждый чёртов раз испытывает трудности. Впрочем, не в этот раз. Без всякого предупреждения Дин отправляет ему сообщение, которое звучит так: Эй, я обменяю своего брата на ребёнка. Как думаешь, я смогу использовать свидетельство о рождении Сэма как квитанцию и вернуть свое время? Не проходит и пяти минут, как Кас отвечает: Я, вообще-то, могу согласиться на обмен, так что не искушай меня. По крайней мере, у тебя есть свидетельство о рождении, с помощью которого можно торговаться. А мне, как ты говоришь, «ни хрена не повезло». Дин смеётся, приподнимаясь на кровати и устраиваясь поудобнее на подушках. Несмотря на то, что он не совсем случайно ведёт счет - технически он звонил последним, так что теперь должна быть очередь Каса, - Дин лениво нажимает на значок вызова и подносит телефон к уху. Нелепо, но уже на втором гудке он нетерпеливо постукивает свободной рукой по бедру и хмурится. - Здравствуй, Дин, - отвечает Кас, как всегда, и возможно навсегда, и рука Дина замирает, когда он улыбается. - Привет, Кас, - отвечает Дин. - Ты занят? Кас вздыхает, и в это время слышится звон и шум льющейся воды: - Не особенно. Я работал над зрительно-моторной координацией, будучи человеком, так что немного многозадачности мне не помешает. Чем Сэм заслужил внезапное желание оформить возврат? - Мы только что, эм, закончили дело, - говорит Дин. - Что-то случилось? - Не совсем. Нет, просто Сэм изводит меня по поводу кое-чего. - И чего же? - спрашивает Кас, в его голосе звучит неподдельное любопытство. Раздается слабый шум чего-то шипящего и трескучий хлопок. Дин слабо фыркает и дёргает за свободную нитку на шве джинсов, прямо возле колена: - Пацан вбил себе в голову, что я должен отойти от дел. Разве это не бред? Наступает долгая тишина, затем Кас спокойно хмыкает: - Полагаю, если ты хочешь оставить дела, то это полностью логично. Если нет, то он не должен настаивать на том, что не сделает тебя счастливым, хотя я не особо могу представить, чтобы Сэм так поступил. Ты дал ему понять, что хочешь отступить? - Неужели я похож на человека, который просто опускает руки, Кас? Из тех, кто сдаётся? - ворчит Дин, тут же разозлившись, что Кас не на его стороне в этом. - Нет, конечно нет. Мой вопрос остается прежним, потому что отстраниться от охоты - это не значит опустить руки или сдаться. - Ну, в общем-то, так и есть. - А если бы это был Сэм, ты бы так считал? - спрашивает Кас. Дин закатывает глаза: - Это не Сэм. Он подписался на ещё несколько лет этого безумия. Ему это нравится. - А тебе? - О боже, только не это дерьмо снова. Не в этом суть. - Очень хорошо. Тогда другая тактика, - Кас вздыхает в трубку, и на заднем плане слышен шум чего-то, возможно, ударяющегося о стойку. Он дерзкий парень, должен признать Дин. Он просто прямо говорит, что использует стратегии и прочее дерьмо, когда разговаривает или спорит с Дином, как будто точно знает, как с ним справиться. Бесстыжий засранец. - Значит, просто проясним, если кто-то знает о сверхъестественном мире, независимо от того, хочет он в этом участвовать или нет, он должен рисковать своей жизнью, разрушать своё тело и заставлять себя это делать, даже если он этого не хочет? Ты это хочешь сказать, Дин? - Нет, чувак, ты же знаешь, что это не так. Ты знаешь, что я не это имею в виду. Просто... просто для меня всё по-другому, - бормочет Дин, сведя брови вместе. - Как? - возражает Кас, хотя его голос остается таким же ровным, как и всё это время. - Да ладно, Кас, подумай обо всём том дерьме, через которое я прошёл. Подумай о том, как много я знаю. Я способен на это. Если я могу помочь людям, я должен это делать, всё очень просто. Я не могу просто... просто... - Понятно. В таком случае, я просто начну охотиться и сам, так? По твоей логике, мне стоит, даже если у меня нет никакого желания. - Что? - Дин моргает, рывком садится на кровати, наматывает нитку на палец и туго затягивает её. - Нет, чувак, если ты не хочешь, ты не должен этого делать. Это не то, что я... - Но я очень даже способен. Даже более способен, чем большинство, в некотором роде. Честно говоря, основываясь только на тех знаниях, которыми я обладаю, посвящать себя чему-то другому было бы неразумно. Я могу помогать людям, Дин, так что я должен, верно? - Кас отвечает, легко и непринужденно. - Нет. То есть да, но… - Дин издает тихий стон раздражения. - Чёрт возьми, Кас, ты переворачиваешь мои слова. Да, если ты можешь кому-то помочь, тебе следует это делать. Но ты не должен охотиться, если не хочешь. Это не твоя обязанность. И, чёрт возьми, после всего, что ты сделал, ты заслужил перерыв, если хочешь. Кас тихо, мягко смеётся, а потом говорит: - Если бы только ты уделял себе столько же внимания, сколько чувствуешь себя обязанным уделять всему остальному миру. Дин, всё, что ты только что сказал мне, относится и к тебе. Даже больше, чем ко мне, вообще-то. - Это всё, что я знаю, Кас, - шепчет Дин, закрывая глаза. - Было время, когда всё, что я знал, - это всецелое служение Небесам. Если нам суждено быть только тем, чему нас научили, то изменения никогда не повлияют на нас положительно. Моё изменение - было ли оно положительным? - спрашивает Кас. Дин распахивает глаза, чтобы закатить их. Кас звучит как какой-то хиппи, занимающийся самопомощью, что просто смешно. - Да, да. Я бы сказал, что да. Если бы ты никогда не изменился или не взбунтовался, мы бы, наверное, не смогли, эм, спасти мир. Типа... несколько раз. По-моему, звучит довольно положительно. - Я научился. Я изменился. Это было к лучшему. Почему ты не можешь сделать то же самое? - Я не говорю, что не могу, но... - Нет, конечно же, нет. Ты никогда не говоришь о таком в открытую. Ты просто считаешь, что такие вещи тебе недоступны, как будто ты - конкретно ты - не заслуживаешь ничего хорошего в своей жизни, даже возможности этого. Каждый раз всё возвращается к тому, чего, по твоему мнению, ты заслуживаешь, и к тому, что это равняется практически ничему, - жестко говорит Кас, теперь уже раздражённо. - С того самого момента, как я встретил тебя, это было то, с чем ты боролся. Ты считал, что не заслуживаешь спасения, и я готов поспорить, что ты до сих пор так считаешь, - на заднем плане раздаётся резкий стук, и Кас гневно выдыхает. - Теперь ты не считаешь, что заслуживаешь отдыха, вдобавок ко всем остальным нелепым идеям, которые были у тебя в прошлом, потому что я прекрасно знаю, что они не испарились по волшебству, когда Чак исчез. Почему ты не можешь просто... Кас прерывает себя, и Дин смотрит на нить, обмотанную вокруг его пальца, настолько плотно, что он начал становиться холодным и светло-фиолетовым. Он сглатывает во внезапно наступившей тишине, и постоянная боль внутри него резко становится горячей, как клеймо. Он распутывает нить и слегка подтягивает колени, немного согнувшись пополам и опираясь локтем на одно колено. Затаив дыхание, он закрывает глаза, и его голова с глухим стуком падает назад и упирается в стену позади него. Дин не совсем понимает, как разговор стал таким напряжённым. Он не знал, что у Каса такие сильные чувства по этому поводу, но ясно, что его взгляды не из тех, которые он только сейчас формирует. Они уже давно в нём, гноятся. И, как всегда, он знает Дина так пугающе хорошо, что это полтора испытания - не бросить трубку и не скрыться от наблюдения. - Я прошу прощения, - наконец говорит Кас, прочищая горло. Фоновые звуки стали слабее, не такими резкими, как будто он перестал разбрасываться дерьмом. - Это было... грубо с моей стороны. Наверное, я просто считаю, что ты должен делать всё, что тебе нравится. И, что ж, пожалуй, я увлечён темой изменений. Дин беспомощно подавляет слабый смешок: - Думаешь? Господи, чувак. Похоже, у тебя есть какие-то нерешённые проблемы, над которыми нужно поработать. - Можно и так сказать, - сухо отвечает Кас. - Это было тяжело, не так ли? - Дин с опаской спрашивает, ещё плотнее зажмурив глаза. - Меняться? - Э-э, да. Это. Кас издаёт задумчивый звук: - Поначалу я... сопротивлялся, признаться. Это было похоже на предательство всего, во что я всегда верил. Также мне было стыдно, из-за... эм, волнения, которого я получал от этого. Я постоянно сомневался, правильно ли я поступаю или просто совершаю одну ошибку за другой. И всё же, приняв твёрдое решение, я понял, что никогда не стану тем, кем был до того, как изменился, и обнаружил, что я... ну, что мне это в себе очень нравится. Но при этом мои мотивы были очень... эгоистичными. - Эгоистичными? Чувак, ты же не можешь всерьёз пытаться сказать мне, что твой поступок был более эгоистичным, чем то, что ты предлагаешь сделать мне. Ты изменился, чтобы спасать людей. Я хочу оставить людей, - Дин качает головой, резко выдыхая. - Это даже отдалённо не одно и то же. Ты даже не можешь это сравнивать. - Дин, я уверяю тебя, моя причина измениться имеет намного меньше общего с людьми, чем ты думаешь, - Кас прочищает горло. - Наряду с этим… - Кто вообще, блять, так говорит? - вклинивается Дин, губы дёргаются против его воли. - Наряду с этим, - резко повторяет Кас, не обращая внимания на фырканье Дина, - у тебя нет желания отказываться от людей. Не будем обращать внимания на то, что это не твоя работа... - Скажи это последним пятнадцати годам моей жизни. Чёрт, да последним тридцати. - Дин, заткнись и слушай. Ухмыляясь, Дин открывает глаза, чтобы найти нитку и снова начать за неё дёргать: - А, ага. Я тебя понял. - Давай хоть на минуту забудем о твоей нелепой склонности чувствовать себя обязанным. Разве не за это мы все так упорно боролись с Чаком? Свобода. Возможность быть свободными. Мир, свободный от постоянной опасности, которую навязал ему Чак, и те, кто постоянно спасает его, свободные от того, чтобы делать это снова и снова. Ты ведь хотел быть свободным, не так ли? - голос Каса немного смягчается. - Так почему же ты не позволяешь себе этого? Дин больше не ухмыляется. Он снова безучастно смотрит на нить, затаив дыхание, его мысли мечутся по кругу. В тот момент, когда дыхание вырывается из него, он срывается. - Я не знаю, Кас, - хрипит он, и его голос трещит, как два камня, столкнувшиеся друг с другом. - Я не... у меня нет ни малейшего грёбанного представления, почему я такой. Я даже не знаю, что я делаю половину времени, и я так… Он захлопывает рот с громким клацаньем. По какой-то причине он не может закончить это, его тело и разум полностью противятся. Кас не должен знать, что он несчастлив, что он жалок, что весь этот чёртов мир такой тихий, и он его ненавидит, что всё кажется неправильным, куда бы он ни пошёл и что бы ни делал. Он ни за что не скажет об этом Касу, потому что тот спросит, что сделает всё это лучше, а Дин знает, что отставка - это не ответ, независимо от того, как сильно он этого хочет. Есть и ещё одна причина, по которой он не чувствует, что ему стоит сбавлять обороты. В глубине души он знает, что в действительности это ничего не изменит. Не особо. Эта боль останется, и он по-прежнему будет чертовски несчастен, и всё, везде, всё время будет казаться неправильным. Зачем он вообще затеял это дерьмо? Какая от этого польза? - Дин? - бормочет Кас. - Да, я здесь, - хрипит Дин. Кас молчит некоторое время, потом говорит: - Если ничто другое не повлияет на тебя, может быть, тебя утешит знание, что ты всегда можешь просто... вернуться к этому. Я почти уверен, что возвращение из отставки - обычное дело в обществе по разным причинам. По крайней мере, ты можешь попробовать, просто чтобы попробовать. - Тебе... эм, тебе нравится? - спрашивает Дин, сглатывая, пока снова и снова накручивает нитку на палец, почему-то успокаиваясь от того, как она слегка впивается в кожу. - Нравится, - признаёт Кас. Дин делает глубокий вдох. Он застревает в его горле, что становится неожиданностью. Он собирается кое-что спросить, и его сердце учащённо бьётся в предвкушении. Это довольно глупо, но он просто не может ничего с собой поделать. Это не так уж важно, это не какой-то секрет - не может быть, но... - Чем ты занимаешься? - выпаливает Дин, - Просто... в смысле, как ты проводишь свое свободное время? - А, - говорит Кас. - Ну, у меня есть подработка. Дин моргает: - У тебя есть... подожди, серьёзно? Как? Опять в магазине? - Мм, нет. Это служба доставки. Люди заказывают еду, я еду и забираю её, а потом доставляю им на дом. Бумажной волокиты, к счастью, было немного, и со всем, что мне было нужно, Сэм охотно мне помогал, - сообщает ему Кас, о, так непринуждённо. - Сэм знал об этом? - шипит Дин. - Да. - А я нет? - Ты никогда не спрашивал, - резко говорит Кас. - Сэм спросил. - Верно, но... то есть, ты мог бы сказать мне. Погоди, нет, пошёл ты. Вообще-то, я спрашивал, - огрызается Дин, приподнимаясь на кровати и тыча пальцем в никуда, по его коже пробегает тепло, а гнев разгорается без предупреждения. - Я спросил тебя, чем ты занимаешься, и ты накормил меня чушью о том, что давал Джеку советы по поводу рая. Я помню. Кас пыхтит: - Ну, в то время я не занимался той работой, которой занимаюсь сейчас. Я никогда не “кормил тебя чушью”, так что я не понимаю, почему ты так расстроен. - Не говори, что я не спрашивал. Я спрашивал, Кас. - Видимо, не недавно, иначе я бы об этом упомянул. - Я спрашиваю, как ты, каждый грёбанный раз, когда мы разговариваем по телефону! - взрывается Дин, тянется назад, чтобы схватить подушку, тащит её вперед, поднимает и пихает обратно на кровать. Он даже едва ли осознает драматизм этого. - И я говорю тебе, как я, потому что вопрос о том, как у кого-то дела, относится к его состоянию в данный момент, Дин, - выдавливает Кас. - О, дай мне грёбанный перерыв. Ты просто придираешься, придурок. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, когда задаю тебе... такой общий вопрос, - говорит Дин с усмешкой. - О, правда? - возражает Кас, его тон становится всё грубее и холоднее. - Откуда мне знать, Дин? Если ты не имеешь в виду в точности то, что говоришь, откуда мне знать? Разве это одна из тех нормальных, естественных человеческих вещей, которые остаются без слов? Откуда мне знать, когда ты говоришь одно, делаешь другое, а подразумеваешь нечто совершенно иное? Ты никогда не говоришь мне, так как же я могу знать? Как? Давай. Скажи мне, как. - Ты ведёшь себя так, будто я говорю на другом языке или ещё какую-то чушь, Кас. - Иногда мне так кажется, раз уж ты об этом заговорил. Дин вцепляется пальцами в ткань подушки: - Да, что ж, ты знаешь много языков. Кроме того, ты знаешь меня и даже не притворяйся, что не понимаешь, что я имею в виду. Ты всегда понимал. - Нет, я не понимал, - рычит Кас. - Просто потому, что я знаю, кто ты, не означает, что я знаю, какие скрытые послания ты вкладываешь в свои слова. То, что я понимаю тебя, не означает, что я не нахожусь в постоянном замешательстве от того, как ты... как ты ведёшь себя по отношению ко мне. Я не знаю, Дин, потому что ты никогда не говоришь мне. Ты никогда не говорил мне, и мне приходилось только предполагать, или надеяться, или... В трубке раздаётся резкий щелчок, затем очень громкий треск, и Кас кричит: - Чёрт! Ай, блять, ау! - Кас? Эй, ты в порядке? - спрашивает Дин, выпрямляясь и сжимая в кулаке подушку так сильно, что его ногти скребут по ткани. В трубке раздаются ещё какие-то звуки, и голос Каса становится далеким, тихим и прерывистым. - Кас? - Алло? - отвечает Джек, неожиданно говоря прямо в ухо Дину. - Джек? - выпаливает Дин. - О! - щебечет Джек. - Привет, Дин. Как дела? - Я в норме, - выдаёт Дин, а потом хмурится, потому что только что случайно доказал, что Кас прав. Неважно. Не суть. - С Касом всё в порядке? Джек мычит: - Да, думаю, да. Он только что обжёг руку и разбил тарелку. Он говорит, что в порядке. - О. Эм, чёрт, скажи ему, чтобы натер горчицей. Поначалу жжёт, как сука, но это снимает ожог, - устало говорит Дин, вздыхая и позволяя пальцам расслабиться на подушке. - Дин говорит, что надо натереть горчицей, - говорит Джек. Издалека Кас - очень стервозно - отвечает: - О, Дин говорит. Он сказал, почему, или я должен просто предположить, что там есть какое-то скрытое послание? - Кас говорит... - Джек, не нужно и правда говорить это. - Оу, - Джек замолкает на мгновение. - Ну, он сказал, что это будет жечь, как сука, но снимет ожог, если это поможет. - Спасибо, Джек, - бормочет Кас. Дин фыркает: - Не обращай на него внимания. Он в настроении. Как ты, парень? - Хорошо, - бодро отвечает Джек. - Точно, - Дин морщится и откидывает голову назад, раздражаясь на Каса и на себя. - Есть, эм, какие-нибудь новости из жизни, о которых ты хочешь мне рассказать? - Ну, я читал о космических кораблях, - сообщает Джек, в его голосе чувствуется неподдельное оживление. - Ты знал, что дольше всего космический шаттл находился в космосе - семнадцать дней? О, и они отправили в космос более трёх миллионов фунтов груза. Ты знал об этом, Дин? - Эм, не могу сказать, что знал. Звучит довольно круто, - говорит ему Дин, приподнимая брови. Вообще-то, это действительно звучит интересно. Хм. Джек издаёт низкий взволнованный звук. - Я хочу однажды полететь в космос. - Правда? - спрашивает Дин. - А ты не можешь просто сам туда полететь? Не то чтобы ты умрёшь. - Нет, я знаю, но я хочу полететь, как это делают люди. Я хочу надеть костюм космонавта. Ты знал, что они устойчивы к прокалыванию? - говорит Джек. Дин издаёт слабый смешок: - Нет, не знал. - Самый первый скафандр, в котором человек побывал в космосе, был советский СК-1 в 1961 году. - И кто же его носил? - Юрий Гагарин. - Он ещё жив? - Нет, - грустно говорит Джек. - Он разбился на самолете в 1968 году. - Это отстой, - бормочет Дин, его губы изгибаются от искренне удрученного тона Джека. Джек вздыхает: - Да. - Теперь я в порядке, Джек, спасибо, - говорит Кас, внезапно приближаясь к телефону. - Прости, что встревожил тебя. - Всё хорошо. Хочешь снова поговорить с Дином? - спрашивает Джек. - Что означает хочу, - бормочет Кас. Живот Дина скручивается и сжимается, эта боль снова режет его прямо в центр. Чёрт, Кас может иногда быть таким мудаком. Дин знает, что он просто злится, как это порой бывает, но слова всё равно ранят сильнее, чем ему хотелось бы. - Кас снова тянется к телефону, - объявляет Джек, совершенно не обращая внимания. - Пока, Дин. Дин прочищает горло: - Пока, Джек. Я напишу тебе позже, хорошо? В следующий раз, когда ты покажешься здесь, я возьму тебя с собой на рыбалку или ещё куда-нибудь. - Можно я поведу? - сразу же спрашивает Джек. - Я... - Дин шумно выдыхает, невольно забавляясь и всё ещё немного морщась. - Да, ребёнок, ты можешь повести. - Офигенно! - заявляет Джек, и у Дина выпучиваются глаза, потому что это он - это его слова, сказанные точно так же, как он их произносит, в точно таком же ключе, точная копия, за исключением того, как они звучат голосом Джека. - Да, - слабо соглашается Дин. - Офигенно. - Да, это нам, - говорит Кас, его голос звучит ближе к трубке. - Нет. Нет, Джек, только один. Тебе не нужно больше одного. - Кас... - Нет, Джек. - А почему тебе два? - Потому что я человек и только что обжёг руку, вот почему. Ты только... Джек, я вижу тебя. Джек! - Спасибо, Кас, - кричит Джек издалека, смеётся и удаляется. Дин прижимает тыльную сторону ладони ко рту, чтобы скрыть ухмылку, словно кто-то может её увидеть, хотя он надежно спрятан в своей комнате. Когда Кас вздыхает по телефону, звуча раздражённо и очень любяще, Дин не может удержаться от короткого смешка, который вырывается у него. Боль пропала. Полностью исчезла. - Доставляет проблемы? - спрашивает Дин, забавляясь. Кас хмыкает: - Его ужасные два года, видимо, переросли в пугающие четыре. Он больше не знает, что означает слово «нет». Ты всё ещё хочешь поменяться? - Назови время и место, - Дин со вздохом откидывается обратно на кровать. - Вообще-то, может, и нет. Вы с Сэмом и так достаточно близки. - Дин, - напряжённо говорит Кас, - я не хочу спорить об этом. Ты не имеешь права злиться на меня за то, что другие люди знают то, о чём ты не потрудился спросить или продолжить спрашивать. Я не приму этого. Дин замирает на кровати, застыв как дерево. Долгое время он слушает, как Кас дышит, потом медленно садится. Он проводит рукой по рту и поднимается на ноги, внезапно ощутив потребность в шагах для этого. Он не может спокойно сидеть, не сейчас. - Это чушь, и ты это знаешь, Кас, - говорит Дин, понижая голос. - Перестань считать, что я знаю что-то. Дин, я только что сказал, что не хочу... - Мне насрать, что ты не хочешь спорить! Какого хрена, чувак? Просто потому, что я спрашиваю, как дела, вместо того, чтобы, блять, уточнять? Это всего лишь слова, Кас! Это... это значит, как ты сейчас, и как, блять, ты был, и расскажи мне всё, что у тебя на уме. А ты ведёшь себя так, будто мне всё равно! - Откуда мне знать, что тебе не всё равно? - Кас огрызается, его слова звучат так резко, что Дин замирает на полушаге. - Я думаю о тебе самое лучшее, всегда думал, поэтому мне бы очень хотелось предпологать, что тебе не всё равно, но это всё всего лишь... предположение. - С каких, блять, это пор? Почему бы мне было?! - кричит Дин, его голос становится всё громче по мере усиления его гнева. - О, я не знаю, Дин. Может, потому что ты никогда этого не говорил? - возражает Кас, его голос тоже становится громче, всё жёстче и жёстче с каждым словом. - Бу-бу-блять-бу, Кас! Потому что я тот парень, который говорит исключительно теплыми и добрыми словами. С каких это пор тебе вообще это нужно? Действия говорят громче слов, - выплевывает Дин, - и это ты тот, кто, блять, ушёл! Он тут же разворачивается и этим же движением изо всех сил швыряет телефон в стену. От удара он мгновенно разлетается на куски, разбитый экран темнеет, и Дин бьёт вслед за ним кулаком. Он замахивается и бьёт по стене раз, второй, третий. Он собирается в четвертый, но костяшки пальцев протестуют, и кровь затекает в щели между пальцами. - Блять! - кричит Дин, отдергивая руку от двери и вышагивая по узкому кругу, его дыхание неровное и поверхностное. Дверь распахивается, и на пороге появляется Сэм, выглядящий очень встревоженным: - Господи, Дин, с тобой... - Не сейчас, Сэм. Убирайся нахер отсюда, - рычит Дин, бросая на него острый взгляд. - Твоя рука, - начинает Сэм, видимо, забыв, что они так не обсуждают взрывы Дина, особенно в разгар одного из них. Дин протягивает руку и хватается за дверь, захлопывая её перед лицом Сэма с такой силой, что хлопок больше похож на выстрел, чем на что-либо ещё. Сэм больше не пытается открыть дверь. Морщась, Дин подходит к раковине в углу и суёт дрожащую, ушибленную руку под кран. Он стискивает зубы, смывая кровь, затем открывает зеркальный шкаф, чтобы достать спирт, и снова стискивает зубы, поливая им руку. Жгучая боль внезапно фокусирует его внимание на мире, и он резко вдыхает, пытаясь сжать руку в кулак, но безуспешно. Она уже сильно распухла и ломит, так что он оставляет всё как есть. Утром будет ещё хуже, но не то чтобы его это волнует. Сжав челюсти, он поднимает взгляд на зеркало и пристально смотрит на своё отражение. Он ненавидит смотреть на себя в последние дни. Он всегда выглядит немного... опустошённым или отсутствующим. Или раздражённым, когда для этого нет причин. Так и сейчас, но что заставляет его вздрагивать при виде себя, так это то, что он видит в собственном взгляде. Боль. Не физическую боль. Что-то похуже. - Чёрт возьми, - выдыхает Дин, упираясь одной рукой в раковину и наклоняясь вперед, пока его горячий лоб не ударяется о прохладное зеркало. - Сукин сын. Проходит некоторое время, но в конце концов он отступает. Он заставляет себя подойти к телефону и смотрит на его останки с комком в горле. Да, это уже не спасти. Великолепно. Просто охренительно. Глубоко вздохнув, Дин разворачивается и ложится в постель, но не смыкает глаз. Боль не даёт ему уснуть.