Quietus

Заключая сделку с дьяволом,

И впадая в порок и грех,

Где все не так, как кажется,

Играя в игры, в которых вы не можете победить,

Остерегайтесь обещаний, данных во тьме,

Лезвие предательства оставляет самый глубокий след.

Отблески свечей отражались от украшенных бронзой стен, освещая комнату теплым, успокаивающим светом. Однако, несмотря на спокойствие обстановки, в голове Коры царило смятение. Она смотрела на пляшущие в камине языки пламени, погрузившись в круговорот своих мыслей, а нежные руки заплетали ее шелковистые волосы и цепляли мерцающие жемчужины в розовые локоны. Она не чувствовала ничего, кроме оцепенения. Отчасти она отрицала ситуацию, в которую так незадачливо попала, — ее похитил враг, который, как она выяснила, собирался развязать войну против ее близких и божеств на поверхности. А под оцепенением — невыразимая боль в сердце и нарастающий, бездумный ужас. Она была одна. В месте, которого боялись и порицали как смертные, так и боги, — в самом Подземном Мире. Ее держали в заложниках против ее воли, не позволяя знать ни причин, ни того, что должно с ней случиться. Руки, вплетающие украшения в ее волосы, приостановились, уловив мелкую дрожь, о которой Кора даже не подозревала. Затем мягкий голос сказал: — Не бойся, милое дитя. Ты наша гостья, и в нашем Царстве тебя не постигнет никакая беда. Кора испустила неровный вздох. Слезы, которые она так старательно пыталась сдержать, затуманили зрение. Она не смела обернуться. Она не хотела смотреть в лицо прекрасной богини, стоявшей позади нее. Слишком уж сильно оно напоминало то самое лицо, которое отвергло ее любовь, предало ее, причинило боль и использовало ее самым худшим образом, какой только можно себе представить. И это была ее вина. В том, что она никогда не слушала собственную мать. Как же она надеялась прислушаться к советам матери Аида? — Твои волосы очень красивого оттенка, — продолжала Никта, стараясь как можно лучше успокоить нервы младшей богини. — Я уверена, на балу они вызовут восхищение. Кору охватил новый страх. Ее наряжали и прихорашивали до блеска, чтобы выставить на всеобщее обозрение в качестве вражеского военного трофея на празднике, на котором она не хотела присутствовать. — Я не хочу идти, — дрожащим голосом прошептала она. Руки, украшающие ее локоны, снова замерли. Наступила долгая, тяжелая тишина. Наконец Никта тихо ответила: — Лучше не бросать Кроносу вызов. Повинуйся — и ты обязательно вернешься невредимой. Я верю — нет, я точно знаю, что это правда. Слезы переполняли глаза Коры и текли по щекам. Слова мало успокаивали ее. Ее мысли в панике обратились к единственному человеку, который, как она знала, будет присутствовать на балу, — человеку, на которого она больше не могла смотреть. Словно прочитав ее мысли, Никта добавила с ноткой грусти в голосе: — Мне жаль, что ты так расстроена. Пожалуйста, не обижайся на моего младшего сына. Кронос — наш царь, и мы делаем то, что он велит. Кора сглотнула тошнотворный горький привкус в горле. Она так много могла сказать в ответ. Так хотелось закричать, разрыдаться. Рассказать Никте о том, как ее драгоценный сын соблазнял ее своими обсидиановыми, бездонными глазами, шептал ей на ухо сладкие слова, обманывал ее, лишал чувств и здравого смысла, уводил с пути, с которого она не должна была сходить, — только для того, чтобы бросить ее, разбить ее сердце на куски и позволить забрать ее в свою семью, держать в качестве залога или для каких-нибудь ужасов, которые Кронос придумал для нее. Но она ничего не сказала. Ее страдание не выходило за пределы тяжести в груди, из-за которой каждый вздох казался борьбой. Она ничего не ответила, и остаток плетения прошел в неловкой, удушающей тишине. Закончив, Никта слегка сжала ее плечо и сообщила, что скоро увидится с ней на балу, после чего удалилась, оставив Кору наедине с четырьмя служанками, которые вытерли ей слезы и освежили лицо. Затем они нанесли последний штрих на ее наряд: серебряную маскарадную маску, сверкающую жемчугом и сапфировыми драгоценными камнями. — Пора, миледи, — почтительно склонила голову одна из одетых в штатское девушек-служанок. Кора глубоко вздохнула, поднимаясь со своего места. Она говорила себе, что она дочь своей матери. А ее мать, Деметра, была свирепой и сильной и не дрогнула ни перед одним божеством. Она знала, что ее мать должна была судорожно искать ее на поверхности. Ее мать, Афродита, Аполлон. Сам Зевс не оставит камня на камне в их охоте за ней. Ей оставалось только сохранять самообладание, не торопиться и надеяться, что ее семья и друзья скоро найдут ее. У нее не было другого выбора. Две девушки-служанки заняли места позади нее, две другие — впереди, готовясь сопровождать ее в бальный зал. У Коры мелькнула мысль сбежать от сопровождающих, совершить безумный рывок к свободе. На самом деле это было безнадежно. Она не знала, как ориентироваться на огромных просторах великолепного темного дворца, в который ее увезли, и даже если бы ей, по счастливой случайности, удалось найти выход из лабиринта тянущихся коридоров и бесконечно роскошных комнат, не существовало бы ни малейшего способа успешно выйти за его пределы и попасть в Подземный Мир. Это было бы пустой тратой сил, которые она должна была сберечь, пока не разберется в ситуации. Она постарается сохранять спокойствие, наблюдать за окружающей обстановкой и выигрывать время, как только сможет. Все это было легче сказать, чем сделать, когда она понятия не имела, что задумал расчетливый хозяин этого места. Медленно подойдя к массивным золотым двустворчатым дверям, ведущим в коридор, Кора увидела свое отражение в зеркале в бронзовой оправе. Она была одета, как царская особа Подземного Мира, в полуночном платье без плеч. По бокам рукавов тянулся шлейф из полупрозрачной ткани, достигавший пола. Корсет из бархата, инкрустированный жемчугом, облегал фигуру, а нижняя юбка из шелка светло-голубого цвета переходила в юбку из более плотного тюля. Тон юбки перетекал от полуночно-синего на бедрах к темно-черному и вся поверхность была расшита серебряными нитями и жемчугом в тон мерцающим драгоценным камням в свободно заплетенных волосах. На лбу у Коры красовался головной убор в форме цветка из серебра и жемчуга, а на ногах — сандалии на серебряных каблуках. Этот цвет она никогда не носила. Так она выглядела старше. Более женственной. Она выглядела прекрасно. Почему Кронос решил нарядить ее в одежды своего Царства, было непонятно. От этого у Коры заболел живот. Ее охватило ужасное предчувствие. Сглотнув, она отвернулась от призрачного лица в маске в зеркале и вышла вслед за своими проводниками в коридор. Несмотря на страх, она не могла отрицать грандиозности окружающего ее мира, пока шла по освещенному свечами коридору. Куда бы ни обращался ее взгляд, везде был величественный и сверкающий темный мрамор. Вдоль всех проходов через равные промежутки стояли стражники. Потолок был сложен из высоких арок. Ноги бесшумно переступали по мягкому ковру из темно-синего бархата, устилавшему коридор, пока она любовалась впечатляющим зрелищем. Слуги вели ее бесконечными поворотами, которые Кора изо всех сил старалась запомнить — но это было невозможно. Дворец был слишком огромен, слишком пугающ, чтобы его схему можно было отпечатать в памяти. Наконец слуги вывели ее на широкую лестницу, уходящую влево и ведущую к чрезвычайно сложным, огромным двойным дверям, у которых стояли два стражника, поклонившиеся, когда она остановилась перед ними. До Коры доносились звуки клавиш фортепиано, исполняющих леденящую душу мелодию. Пульс участился. Стражники распахнули двери, пропуская ее внутрь, и у Коры перехватило дыхание, когда она ступила на мягкую площадку великолепной резной лестницы, ведущей в самую прекрасную комнату, которую она когда-либо видела. Бальный зал был огромен и представлял собой ослепительный шедевр непревзойденного великолепия. Черный полированный пол, казалось, сверкал мерцающими звездами в свете огромных хрустальных люстр, свисавших с высокого зеркального потолка. Роскошные, тяжелые черные и серебряные шторы украшали множество балконных дверей, расположенных вдоль боковых крыльев зала, между колоссальными колоннами, освещенными звездами. Сверкающие бриллиантовые канделябры озаряли пространство завораживающим бледно-голубым светом, которого Кора никогда прежде не видела. Из-за этого казалось, будто комната залита чистым лунным светом. Повсюду, куда ни кинь взгляд, сверкали золотые, серебряные и бриллиантовые украшения. Кронос явно не стеснялся выставлять напоказ свои богатства. Напротив Коры, в самом конце комнаты, находилась лестница, идентичная той, на которой стояла она, и поднимающаяся к еще одному комплексу столь же экстравагантных двойных дверей. В бальном зале собралось бесчисленное множество бессмертных в масках, все темноволосые, одетые в роскошные наряды, демонстрирующие богатство жителей подземного мира. Это был клан Учиха в полном составе, поняла Кора, и сердце ее гулко забилось о грудную клетку, когда она увидела, как они с непринужденной грацией скользят по центру просторного танцпола, над которым сверкал мерцающий белый шар, служивший ярким прожектором. Это была семья Аида. Некоторые стояли у фуршетных столов, что выстроились в левой части зала. В воздухе витали аппетитные запахи. Смех и разговоры смешивались с чарующими мелодиями оркестра, расположившегося на небольшой возвышенной сцене у основания противоположной лестницы. А на вершине лестничной площадки, на помосте, поддерживающем могучий черный трон, восседал сам Кронос, облаченный в малиновые и черные одежды. Его сопровождали двое его солдат, стоявших в боевой готовности. Кора почувствовала, как кровь стынет в жилах при одном только его виде. Легкое прикосновение к левому локтю привлекло ее внимание к Никс, которая ненадолго опустила маску, чтобы заверить Кору в своей компании. Оглянувшись, Кора увидела, что девушки-служанки не вошли в бальный зал. Ее взгляд вернулся к Никте. Она была прекрасна в струящемся черном шелке, прошитом серебром, звезды рассыпались по ее длинным волосам цвета черного дерева, бриллиантовые капли свисали из ушей. — Идем, — ласково сказала богиня. Кора избегала ее взгляда и не отрывала глаз от пола, пока Никс вела ее вниз по черной мраморной лестнице. Она чувствовала на себе пристальные взгляды, пока спускалась, и украдкой поглядывала вверх, чтобы увидеть танцующего Учиха, который с любопытством смотрел на нее, когда она проходила мимо. Кора знала, что со своими розовыми волосами она выделяется на фоне остальных. Но никто не сказал ей ни слова, и Никс с благодарностью остановилась возле стола с золотистой жидкостью, налитой в роскошные хрустальные кубки. Амброзия, сразу узнала Кора. Мать несколько раз давала ей попробовать ее в качестве лакомства. Но никогда — так свободно. Она с благодарностью приняла кубок, предложенный старшей богиней, и отпила из него глоток. Кора знала, что ей нужно выпить достаточно, чтобы успокоить расшатанные нервы, но не слишком много, чтобы не потерять рассудок. Кронос трижды хлопнул в ладоши и поднялся со своего темного трона. Оркестр тут же прекратил играть, и танцующие пары разошлись с центра танцпола. Кора подняла глаза и с тревогой осмотрела бальный зал. Ее сердце бешено колотилось, а все тело дрожало от предвкушения и страха. Она знала, что он здесь; где-то в толпе стоял Аид. Но в море масок Кора не могла так легко опознать его. И она была благодарна за это. Она отчаянно надеялась, что не столкнется с ним. Молча стоя рядом с его матерью, она слушала, как Кронос обращается к своему клану. Его глубокий, обманчиво спокойный голос отдавался сильным эхом, несмотря на простор комнаты. Голос звучал так разумно. Мудро. Но Кора знала, что он принадлежит бесчувственному, безжалостному чудовищу. — Мои друзья. Моя семья. Мои самые дорогие родственники, — начал он, поднимая кубок в тосте за бессмертных, заполнивших комнату. — Сегодняшний вечер знаменует начало новой эры для нашего престижного клана. После этой ночи Учиха больше не будут бояться как клан мертвых. Их больше не будут изгонять в тень и сторониться те, кто живет на поверхности. Больше никто не будет чувствовать себя не в своей тарелке или недостойным щедрот верхнего мира. Больше нет! Нас будут почитать как клан живых! Крики одобрения и бурные аплодисменты наполнили воздух. Кора в ужасе огляделась по сторонам. Слушатели были очарованы Кроносом и внимали каждому слову. Они не просто следовали за своим царем и уважали его. Они явно обожали его. Когда шум утих, Кронос спокойно продолжил: — Слишком долго мы позволяли узурпатору "царю" Зевсу и его последователям внушать смертным веру в то, что только они поддерживают все живое. Именно им смертные должны быть благодарны, именно им они должны молиться и приносить свои бесчисленные подношения. Они заставляли людей возводить храмы и статуи по их подобию, устраивать в их честь великие праздники, наслаждаться их почтением и обожанием, в то время как мы были отведены в подземный мир, проклятые и боящиеся всех на поверхности. Никто не молится нам. Наши имена шепчут в проклятиях! — Он сделал паузу, окинув комнату взглядом, столь ярким и напряженным, что Кора почувствовала его непреклонную силу даже с того расстояния, на котором она стояла. — Не заблуждайтесь на мой счет, — продолжил он, и его голос стал более мягким. Почти гипнотическим. — Подземный мир — наш дом. Место несравненной красоты. Здесь нет равных полям Элизиума, наслаждениям самого Элизиума. Я не прошу никого из вас отказаться от наших притязаний на это место и не жду, что вы навсегда оставите его позади, как только мы возьмем то, что принадлежит нам по праву на поверхности. Он останется нашим домом. Но мы познаем свободу, мои родственники; свободу бродить по поверхности, как нам заблагорассудится, не будучи связанными старыми соглашениями, подписанными нашими предками, которые ограничивают нас тенями! — Его голос снова возвысился, воодушевляя, вдохновляя: — Мы возьмем то, что принадлежит нам! Сам Олимп! Поверхность будет принадлежать великим и благородным Учиха! — Слышите, слышите! — Толпа восторженно аплодировала. — Во всех уголках мира нас будут знать и почитать, бояться и обожать, поклоняться нам. Мы не будем иметь себе равных! — Кронос закричал, горячо жестикулируя перед толпой, его глаза горели яростным светом. Коре показалось, что они сверкают пунцовым цветом. — Мы избавим поверхность от богохульства, от лжи, которой кормили людей с самого их сотворения! Мы перепишем историю, выпьем вина поверхности и отведаем ее меда, инжира, хлеба и всех тех продуктов, ради которых мы были вынуждены торговать своими богатствами! Богатствами, которые Зевс использовал для обеспечения власти своей семьи! Больше такого не будет! Мы не будем ни перед кем отчитываться. Мы не будем ни перед кем склоняться! Его клан ответил громовыми аплодисментами, когда Кронос закончил, подняв свой кубок высоко в воздух: — Кто поедет со мной на рассвете?! Кто поедет со мной, чтобы уничтожить Зевса и его банду еретиков?! Кто поедет со мной, чтобы отвоевать поверхность и вернуть то, что принадлежит нам по праву? Больше не будет беспорядка. Не будет больше дисбаланса! Правосудие будет восстановлено. И справедливость воцарится! Все «за»! Оглушительный рев заполнил зал, руки поднялись в знак согласия, в полную поддержку войны, которую Кронос собирался развязать против ее семьи и друзей. Кора почувствовала, что теряет сознание, задыхается, и бездумно отступила назад, прижавшись к одной из мраморных колонн, стоящих, словно могучие гиганты, по бокам зала. Наконец она поняла. Это был план Кроноса. Уничтожить Зевса и его семью. Уничтожить дом Коры, каким она его знала. Ей стало плохо. Голова закружилась, сердце колотилось в груди так сильно и быстро, что она физически ощущала, как оно сотрясает ее тело. — О… — слабо прошептала она. Кронос отравил разум своей семьи. Он не говорил ничего, кроме лжи о природе богов на поверхности. Зевс знал о его приходе? Или это будет засада? Глупая, проклинала она себя. Она была всего лишь глупой, избалованной маленькой богиней, которая была слишком эгоцентрична и озабочена своим собственным разбитым маленьким сердцем, чтобы заботиться или прислушиваться к чему-то гораздо большему. Если бы она только послушала свою мать. Если бы она была более внимательна. Но откуда ей было знать? А теперь было слишком поздно. Слишком, слишком поздно. Он похитил ее, чтобы использовать в своих целях. Он хотел заставить Зевса принять участие в этой войне. И в этом была виновата она, по своей глупости и наивности оказавшаяся в такой ситуации. Слезы навернулись на глаза под маской. Нет. Нет, она не будет плакать. Разве она уже не была достаточно бесполезной?! Ее взгляд скользнул вправо, к лестнице, с которой она спустилась. Она заметила еще одну дверь у ее правого основания. Не поворачивая головы, она перевела взгляд обратно налево. Танцы начались снова, и даже Никта была теперь занята, отвлеченная от Коры другой улыбающейся женщиной в маске. «Никто на меня не смотрит, — подумала Кора про себя. — Если бы я только смогла добраться до этой двери…». Мысль оборвалась, когда Кора почувствовала, как твердая рука внезапно схватила ее за локоть, отводя от колонны. — Вижу, моя гостья, возможно, подумывала о поспешном бегстве. Как невежливо покидать бал хозяина в таком виде, — назидательно произнес вкрадчивый голос, в словах которого звучала насмешка. Кора повернула голову, и сердце в ужасе подскочило к горлу. Кронос стоял рядом с ней, возвышаясь над ней. Как он так быстро перешел на другую сторону? Как она не заметила? Он глубоко улыбнулся ей. — Очаровательное зрелище, моя дорогая, — искренне похвалил он, и у Коре поползли мурашки по коже. — Ты… — бездумно пролепетала она, — ты — чудовище! А не Зевс! Она не знала, разгневают ли его эти слова. Она боялась древнего божества — он был намного старше и мудрее ее глупой юности. И она видела несомненную злобу в его глазах, когда он говорил, бессердечие, злобу и безжалостность, скрывающиеся под этим красивым фасадом. Жестокость в этой улыбке. Но Кронос лишь рассмеялся на это и бесстрастным жестом обвел комнату. — Ты видишь их, маленький лепесток? Они все следуют за мной. Это и есть настоящая сила. Способность вести армию на борьбу за свое дело. Они верят в то, во что я хочу, чтобы они верили. Они будут сражаться с теми, с кем я прикажу им сражаться. Что бы я ни пожелал, что бы ни приказал, они подчиняются. Мысли Коры неслись вскачь. На что он намекал? Что он заставил их поверить в то, что он хотел, даже если это желание было ложью? Что у него были другие скрытые намерения? Он снова повернулся к ней, его глаза задержались на ней слишком долго, чтобы Коре это было удобно. — Тебе не нужно беспокоиться об этой войне. Роль, которую ты будешь играть... ну. Скажем так, твои маленькие глазки не увидят кровопролития. Так что веселись сегодня и не волнуйся. Кора открыла рот, чтобы ответить, но Кронос резко щелкнул пальцами и вмешался, прежде чем она успела заговорить: — На самом деле, у меня есть для тебя подарок. Жест моей доброй воли. Как ты смотришь на то, чтобы потанцевать со старым... "другом"?" Она подняла на него глаза, на мгновение растерявшись. Кронос улыбнулся улыбкой, полной злорадной злобы, и указал на танцпол. Толпа затихла и расступилась, образовав широкий круг в центре бального зала, и музыка сменилась. Кора проследила за линией его указательного пальца, и воздух замер в ее легких. Аид стоял посреди танцпола. Она знала, что это он. Она поняла это по тому, как бешено заколотилось сердце в груди. Даже когда его лицо было наполовину скрыто, она узнала бы его в любом месте — по манере держаться, по раскатистой, грозовой ауре, которая была характерна для его чакры. — Последний танец, — самодовольно промурлыкал ей на ухо Кронос, переместившийся за спину Коры. — С тем, кто так сладко предал тебя по моей просьбе... — Нет, — задохнулась Кора, и все ее тело разом затряслось от ярости. И все же она не могла отвести взгляд от Аида. Он был облачен в черное и золотое, его глаза скрывала сложная золотая маска, и он никогда не выглядел таким потрясающе красивым, как в этот момент, облаченный в официальные одеяния своей семьи. Видение тьмы. Чистый соблазн и сама смертоносная ночь, в которую так безнадежно и глупо погрузилось ее сердце. Кронос тихо захихикал, и по ее позвоночнику пробежал холодок. — Не сопротивляйся. Браслеты на твоих лодыжках подчиняют тебя моей воле. И я желаю, чтобы ты танцевала. Ей хотелось закричать. Она хотела повернуться и ударить демона, стоящего позади нее. Но, к ее ужасу, ноги уже двигались вперед, заставляя ее присоединиться к Аиду на танцполе. Она остановилась перед ним, не желая встречаться с ним взглядом и стараясь держать руки по бокам. Но темная магия, наложенная Кроносом на ее конечности, была непреодолима. Когда Аид поднял ладонь и начал чувственно кружить ее в такт соблазнительной мелодии темного вальса, звучавшей вокруг них, ее тело синхронно повторяло его движения, а ее ладонь поочередно прижималась к его, когда они грациозно обходили друг друга. Она, вопреки собственному желанию, подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Словно ее подсознание все еще умоляло, что все это ошибка, ужасное недоразумение. Конечно, если бы она могла увидеть в этих серых глубинах хоть какой-то знак, хоть что-то, что дало бы ей хоть капельку надежды... Но Аид отстраненно смотрел на нее за барьером своей декоративной маски. В этом зимнем взгляде она не увидела ни сострадания, ни доброты. Словно они были совершенно незнакомыми людьми, впервые встретившимися на призрачном балу-маскараде. Сердце Коры, и без того разбитое до неузнаваемости, разлетелось на мелкие осколки, когда он проскользнул за ней и, взяв ее руки в свои, повел ее направо, а затем закружил ее в повороте, после чего отступил за спину и закружил в вальсе налево. Кора заметила Кроноса, стоявшего рядом со странно напряженной Никтой. Он держал в руке хрустальный кубок и, поймав взгляд Коры, поднял его в насмешливом тосте, а его темные глаза сверкали жестоким, самодовольным весельем. Аид снова привлек ее к себе и закружил в более близком, интимном вальсе. С элегантной легкостью они пронеслись по полу бального зала. Завораживающая мелодия зазвучала в ушах Коры, заставляя следовать за собой, хотя она знала, что ее измученный разум не знаком с этим танцем. Словно ее телом овладело другое существо, и она оказалась заперта внутри, а ее душа кричала. Аид был так близко, что она чувствовала его запах: свежий, чистый запах сосны и древесных пряностей, которым она дорожила в прошлом, но теперь он вызывал у нее тошноту и отвращение к себе. Ошибиться было невозможно. Он разыграл ее как дурочку. Это был первый раз, когда они оказались в непосредственной близости друг от друга, пусть и с целой аудиторией, следящей за каждым их шагом, — и все равно он оставался далеким и отстраненным. Как она вообще могла подумать, что у него есть сердце? Как она могла поверить, что он испытывает к ней добрые чувства? Кора подумала, что, возможно, это последний шанс поговорить. Она не знала, что Кронос имел в виду, говоря, что она не будет свидетелем кровопролития. Возможно, он хотел положить конец ее существованию как богини. Возможно, ей осталось жить недолго. Если она не воспользуется возможностью высказать свое мнение сейчас, то будет жалеть об этом вечно. Она не была уверена, что Аид услышит ее, если она заговорит, над крещендо симфонии, которая так красиво играла. Но она решила, что все равно поговорит с ним. Когда он закружил ее в очередном головокружительном вираже, ее взгляд вернулся к Кроносу. Никс покинула его, — ее сменило божество в маске с длинными вороными волосами, собранными в высокий хвост над головой. Он был одет в черные одежды с золотым шитьем, как и Аид, а высокий воротник его туники украшали вороньи перья. За ним тянулся длинный черный плащ. Кронос уже не наблюдал за ними, а разговаривал с богом, громко смеясь, когда тот оживленно хлопал его по спине. Бог не ответил на его улыбку, его глаза оставались опущенными под маской. Она обвела взглядом остальную толпу. Большинство все еще наблюдали за ними, другие перешли на тихий разговор. Если бы она заговорила, ее бы никто не услышал. Когда Аид снова притянул ее к себе, Кора положила руку ему на правое плечо и снова прильнула к нему, пока они раскачивались, хотя это вызывало у нее равные доли печали и отвращения. Она старалась не обращать внимания на то, как его правая рука лежит на ее левом бедре, как его противоположная рука сжимает ее правую, как мучителен контакт кожей к коже. Приблизившись настолько, что ее левая щека коснулась его левого плеча, она обратилась к нему. И когда она заговорила, ей показалось, что он ее слышит. Ведь он позволил ей остаться на месте, ближе, чем это было необходимо для танца. — Я знаю, что виновата, — выдохнула она. — Я — дура, которая позволила тебе сбить меня с пути. Я должна была знать лучше. Я была ребенком. Слепой к жестокости мира. Я... — она тяжело сглотнула. — Я доверяла тебе. Я должна была слушать свою мать. Все, что она рассказывала мне о Подземном Мире и его обитателях, было правдой. Аид ничего не ответил. Не подал ни малейшего признака того, что ее слова произвели на него хоть какое-то впечатление. Боль в груди Коры стала сокрушительной. Зажмурившись, когда оркестр начал заново играть призрачную мелодию, она продолжила: — Я знаю, что тебе все равно. Ты доказал, что я для тебя всего лишь игра. А завтра твоя семья начнет войну против моей. Это... это могут быть последние слова, которые я скажу тебе. Но я хочу, чтобы ты знал. Каким бы ни был исход. Что бы ни случилось... — она отступила назад и посмотрела Аиду прямо в глаза, прежде чем закончить, ее голос дрожал от тяжести ее эмоций, — знай это. Я никогда не прощу тебя. Пока я жива, пока я дышу, я буду ненавидеть тебя, Аид. Я буду проклинать тебя за каждую боль, которую ты причинил мне, за то, как ты предал меня. За то, как ты отбросил мою любовь и доверие и показал мне, какими чудовищами на самом деле являешься ты и твой народ. Она почувствовала, как он напрягся, как рука, державшая ее, коротко и непроизвольно сжалась. Она увидела, как сжались мышцы на его челюсти. Его глаза, холодно смотревшие на нее, скользнули в сторону. Но Кора еще не закончила. — Я надеюсь, что до конца своих дней ты не будешь знать ничего, кроме вины, горя и жалкого одиночества. И до конца моих дней, до конца времен я буду ненавидеть тебя, всегда, вечно! — резко прошептала Кора, пытаясь вырваться из его объятий. Но хватка Аида была крепкой и неумолимой. Он снова притянул ее к себе, так что их лица на мгновение оказались в нескольких сантиметрах друг от друга. Сердце Коры заколотилось так сильно, что он почувствовал, как оно бьется о его грудь, когда их тела на мгновение прижались друг к другу, а затем он затянул ее в головокружительную череду последовательных вращений. Комната закружилась, толпа вокруг них превратилась в стремительное пятно, и все, что она вдруг увидела, были те самые глаза, в которые она так глубоко погрузилась... Раздраженная тем, что ее все время тянет к этому бездонному, бессердечному взгляду, она мысленно приказывала своим ногам оставаться на месте. К ее потрясению, они так и сделали, в результате чего их танец резко прекратился, а музыка закончилась. Задыхаясь от переполнявших ее эмоций и напряжения, Кора отдернула от него руки. Словно он был обжигающим пламенем. Аид смотрел на нее не мигая. Он открыл рот, чтобы наконец что-то сказать, но она не хотела слышать голос, который ее предал. Сделав формальный реверанс в знак того, что она закончила вальс, она повернулась к нему спиной. Толпа вежливо зааплодировала, начала расходиться по парам и возвращаться на танцпол. Кора осторожно сделала шаг, все ее тело дрожало. Когда она не почувствовала сопротивления в ногах, ее охватило облегчение. Похоже, темная магия ослабла - или, возможно, Кронос достаточно развлекся их вальсом. Подобрав юбки платья, она начала уходить, ее зрение затуманилось от слез. У нее не было ни направления, ни представления о том, что делать в мире, где ей не место. К счастью, Кроноса уже не было на том месте, где она его оставила. Но высокое божество в маске с длинным хвостом все еще было там, а рядом с ним стоял другой юноша в маске с волнистыми темными волосами, облаченный в черно-серебристые одежды. Бог в серебряной маске смотрел на своего спутника. Он наклонился к нему и что-то произнес. Кора оторвала взгляд от привлекательной пары и вернулась к столику с напитками, стоявшему не так далеко от того места, где они стояли. Взяв еще один кубок, чтобы успокоить дрожь в теле, она снова подняла глаза на танцпол. Аида нигде не было видно. Она была рада этому. Она надеялась, что никогда больше не увидит его. Затем она напряглась, когда с левой стороны раздались четыре громких хлопка. Она повернула голову и увидела, что Кронос присоединился к младшим богам. От ужаса у нее в животе образовались тугие узлы. Стиснув зубы, она смотрела на него с безудержным отвращением. Он одарил Кору хищной, безжалостной улыбкой. Взял кубок, который держал в руках бог с волнистыми волосами, и поднял его в очередном издевательском тосте за нее. — Какой прекрасный танец ты исполнила для нас, моя дорогая. Почти горько-сладкий. Не так ли, Гипнос? — Он схватил за плечо юношу с волнистыми волосами, который в ответ лишь склонил голову. — Танатос? — обратился он к божеству с хвостом. — Я знаю, что вы оба склонны к трагедиям. И уж точно оставляете за собой следы. — Вполне… — Гипнос наконец ответил, глядя на своего царя, который хихикнул, взъерошил ему волосы и отпил остаток из своего кубка, после чего передал его обратно ничего не понимающему юноше и отвернулся, призывая оркестр перейти на более веселую музыку. Кора смотрела ему вслед, потрясенная и отвращенная. Затем ее взгляд вернулся к божествам в масках, стоящим у колонны рядом с ней. Трудно было не смотреть на них. Каким-то образом они выделялись среди всех остальных. Не только одеждой, но и горделивой манерой держаться, и серьезной, внушительной аурой, которую они излучали. Она видела их раньше, давным-давно. Она их помнила. Тот, кого Кронос назвал Гипносом, снова посмотрел на своего спутника. — Склонность к трагедии, — язвительно подражал он. — Думаешь, он и над нами издевается? Кора услышала его. Смущенная его словами и тем, что он насмехается над собственным царем, она наблюдала за тем, как Гипнос, повернувшись, ставит свой кубок обратно на стол позади себя. Но его собеседник не ответил. Он слегка повернул голову вправо, и у Коры перехватило дыхание, когда ее яблочно-зеленые глаза внезапно оказались притянуты магнитом насыщенного алого цвета. Даже за маской эти глаза были пронзительными, пронизывающими. Приковывали ее к месту. Тяжелый взгляд Танатоса был устремлен прямо на нее. Все ее тело задрожало под тяжестью этого неясного взгляда. Она не могла отвести взгляд от этих глаз. И в то же время она больше не могла продолжать смотреть. Казалось, они пронзают ее череп насквозь. Крадут ее мысли. Овладевают ими. Казалось, они смотрят прямо в ее душу. Она чувствовала себя незащищенной. Обнаженной. Запуганной. Боялась — хотя он не сказал ей ни слова и не сделал ни одного движения в ее сторону. Чувствуя себя одновременно задушенной и загнанной в ловушку, Кора с огромным трудом сумела опустить взгляд обратно в пол. Она не могла оставаться в этой комнате больше ни минуты, сказала она себе. Ей было все равно, поймают ее или остановят по дороге. Ей просто нужно было выбраться. Подальше от всех этих странных, идеальных лиц, от звуков, видов и запахов, которые переполняли ее перегруженные чувства. Снова подобрав юбки, она направилась к лестнице и, загораживая собой все и вся, поспешила вверх по ней. Ей показалось, что сквозь толпу она услышала голос, окликнувший ее по имени, но она не обернулась, чтобы проверить, решив проигнорировать его. Двери автоматически расступились перед ней, и она прибавила шагу, выходя из бального зала, и вскоре уже бежала по коридору. Никто не остановил ее. Никто не преследовал. А она продолжала бежать. Все быстрее и быстрее, без направления, через бесконечные проходы и захватывающие, взаимосвязанные комнаты, пока ее легкие не сгорели от слишком быстрого всасывания кислорода, ноги не онемели, а голова не разболелась от всего этого. Бежать... бежать... в неизвестность, а музыка с призраками звучит далеко позади.

***

Сакура проснулась от того, что в ее ушах звенели остатки призрачной мелодии. Она моргнула и уставилась в потолок своей спальни. Сквозь щели в занавесках пробивался солнечный свет раннего утра. Снаружи слышалось щебетание птиц. Сон был таким ярким. В ее груди поселилось тяжелое чувство. Она видела Кору в Подземном Мире. На балу-маскараде. Кроноса. Темный вальс с Аидом. Подняв руку к пульсирующей голове, она застонала. Детали ускользали от нее, даже когда она пыталась за них ухватиться. Раньше она считала, что эти видения принадлежат кому-то другому. Теперь она знала, что это ее собственные воспоминания, из ее первой жизни. И все же, как это ни жестоко, она не могла вспомнить их как воспоминания. Только как сны. Она не получала видений в хронологическом порядке. Пытаться вспомнить все, что она видела, и собрать их воедино было бы непосильной задачей. Она могла ориентироваться только на то, что ей говорили. А также вспомнить видения, которые видела ее прошлая сущность. Она села и потерла лоб. Взглянув на часы на прикроватной тумбочке, она обнаружила, что проснулась за два часа до того, как должен был сработать будильник. Она подняла подушку и покорно зарылась в нее лицом. Что ж, она решила, что должна использовать это время с пользой, так как голова болела слишком сильно, чтобы можно было вернуться ко сну. Она найдет свою мать, которая всегда вставала рано, и потренируется с ней. От одной мысли о спарринге ей стало легче. Она все лучше и лучше справлялась с самообороной и использовала чакру для усиления своих навыков. Куренай даже заглянула к ней накануне, чтобы помочь Цунаде обучить Сакуру основам иллюзий и способам выхода из них. Сакуре требовалось много практики, но изучать новые техники было очень интересно. Любая техника давала Сакуре ощущение, что она может защитить себя лучше. Это все давало ей шанс хоть как-то разорвать цикл перерождений, навязанный ее душе ради поддержания баланса жизни на земле. После спарринга, душа и завтрака ей предстояла утренняя смена в больнице, а затем дневные лекции. Сморщившись от пульсирующей боли в черепе, она вспомнила события предыдущего дня. Она снова увидела Кенджи на следующее утро после того, как он пригласил ее на Зимний бал. Он был так взволнован. Спросил, какого цвета платье она планирует надеть, чтобы он мог купить подходящие цветы. Платье! Сакура приложила руку ко лбу. До бала оставалось чуть больше недели. А ей еще нужно было найти наряд! Ино. Ей обязательно нужно было попросить Ино о помощи. Глубоко вздохнув, она выскользнула из постели, готовая начать новый день.

***

В тяжелом железном котелке пузырилась жидкость насыщенного цвета, и ее консистенция наконец-то стала такой, как нужно. Удовлетворенная, Чиё в последний раз помешала жидкость половником, а затем зачерпнула ложку кипятка в небольшой стеклянный сосуд. Целых два дня она неустанно трудилась, чтобы приготовить это особенное и специфическое варево. Ведь не было на свете другого божества, которое могло бы соперничать с ней в древних знаниях и мастерстве изготовления зелья. Позади нее зашуршали листья, когда занавеска в хижине отодвинулась, оповещая о прибытии ожидаемого гостя. Как по часам работало его Царство, и он прибыл точно в то время, о котором говорил ей. Она повернулась, и на ее измученном временем лице появилась мрачная улыбка. То, что обычно упрямый и гордый царь решил целенаправленно посетить ее и без всяких светских бесед и наглости попросить об услугах, было приятным изменением. Это была странная просьба, но она уже предвидела ее. В конце концов, все складывалось именно так, как и предполагалось. — Все готово? — спросил Саске. Чиё протянула ампулу, и Царь Мертвых протянул руку в перчатке, чтобы принять ее. Старая женщина вложила ее в его ладонь. Он кивнул — это было самое близкое к вежливой благодарности, которую она могла получить. Затем божество смерти повернулось на пятках и поспешило уйти. — Постой, — прошептала она, и он остановился у занавески, слегка повернув голову вправо, чтобы показать, что слушает. — Значит, ты уверен? Уверен, что это тот путь, который ты хочешь пройти? Объединиться... с ними? На минуту в воздухе повисла напряженная, тяжелая тишина. Наконец Саске ответил: — Да.

***

— Итак, — сказал Кенджи, открывая дверь на пассажирское сиденье своего автомобиля, чтобы Сакура могла сесть, — что ты думаешь о деле Асахи? Они вместе заканчивали свою смену в больнице. Утро выдалось ничем не примечательным. Ничего особенного не произошло, и, к счастью, Сакура больше не видела, как пациенты умирают прямо у нее на глазах. И утренняя головная боль прошла. — Ну, — ответила Сакура, пристегивая ремень безопасности, пока Кенджи занимал свое место за рулем, — я думаю, у нее может быть аппендицит. Но трудно сказать. Ее симптомы довольно неоднозначны, не так ли? — Верно, — согласился Кенджи, включив зажигание. — Аппендицит — штука непростая. Может маскироваться под другие заболевания. Так что оставить ее на ночь для наблюдения, особенно в ее возрасте, будет правильным решением. Сакура кивнула. — Эй. У нас есть время перекусить перед лекцией? Я умираю с голоду. Кенджи хихикнул. — Опять пропустила обед? Мы, медики, легко впадаем в эту привычку! — У меня есть плохая привычка забывать есть на работе, — стыдливо призналась Сакура. Она прислонилась головой к прохладному стеклу окна, когда Кенджи выезжал с парковки больницы. Чем больше времени они проводили вместе, тем больше ей нравилось его общество. Ей нравилось, что они чувствуют себя комфортно, когда находятся вместе. Не было никакой неловкости. Не было никакого напряжения. Они так хорошо ладили. Это было... Все было просто. Сакура знала, что он пригласил ее на бал только как свою пару. Это не слишком много значило, хотя Ино уже успела неловко рассказать их друзьям, что у Сакуры есть парень. Но Кенджи им не был. Не формально. Не официально. Пока нет. Они просто собирались вместе на бал. Что случилось после той ночи, ну... Сакура украдкой взглянула на него, рассматривая привлекательный боковой профиль его лица. Определенно, в нем чувствуются флюиды мальчика из соседнего двора, подумала она про себя. Хорошо воспитанный, рассудительный и стабильный. И к тому же медик. Неудивительно, что ее мать не возражала против него, каким бы ни был шокирующим этот факт для Сакуры. Кенджи включил радио и издал радостный вопль, когда из динамиков полилась громкая музыка. — Отлично! Мне нравится эта песня! Сакура расхохоталась от удивления. — Тяжелый металл? Правда? — О да. Я был настоящим рейвером, пока медицина не высосала из меня всю жизнь и не заставила предпочесть учебу тусовкам, — усмехнулся Кенджи. — Не то чтобы я больше не веселился. Просто теперь не так, как раньше. — Никогда бы не подумала, что ты любитель вечеринок, — поддразнивающе улыбнулась Сакура, доставая из кармана телефон, чтобы просмотреть все пропущенные сообщения. — Ты выглядишь таким правильным. — У меня бывают моменты, — Кенджи оживленно взмахнул бровями. — Как я уже сказал, мне нужно было успокоиться. В последний год здоровье моей матери было не на высоте. Отец много работает. Мне пришлось стать более ответственным и помогать им. — Мне очень жаль, — искренне сказала Сакура, когда они остановились у светофора. — Что ей нездоровится. — Спасибо, я ценю это. Она проходит лечение каждый день. Но впереди еще долгий путь, — он сделал паузу, прежде чем добавить: — Я познакомился с твоей матерью. Может быть, когда-нибудь ты познакомишься с моей. Ты бы ей определенно понравилась. — Ты так думаешь? — поинтересовалась Сакура. Кенджи бросил на нее короткий взгляд. — Я знаю, — улыбнулся он. Сакура улыбнулась в ответ. Светофор сменился, и Кенджи продолжил движение. — Так ты говорил, что у тебя есть младший брат? — заговорила она, слегка нахмурившись, когда Ино ответила на одно из ее сообщений. «Ты уже поцеловала его? ;)» — написала она. Сакура сдержала желание закатить глаза. Ино могла быть такой ужасной. — Да. Коджин. Ему четырнадцать, и он думает, что знает смысл жизни, — фыркнул Кенджи. — Разве не все мы так думали в его возрасте? — поинтересовалась Сакура, когда песня в стиле хэви-метал закончилась. Зазвучала другая, незнакомая ей. — Да, но он еще и раздражает. У него буквально на все есть умный ответ. Он обожает гаджеты и всякие поделки. Кажется, он считает себя каким-то гением-изобретателем будущего. Только не в будущем. А прямо сейчас. Сакура хихикнула. — Похоже, он милый ребенок. — Он нормальный, когда не строит из себя всезнайку, — согласился Кенджи. Но Сакура услышала в его голосе нежность. — Я бы хотела, чтобы у меня в детстве были братья и сестры, — произнесла она. — Правда? Наверное, это здорово — быть единственным ребенком. — В этом есть свои плюсы… — Сакура пожала плечами. Они погрузились в уютную тишину. Она рассеянно прислушивалась к звучащей композиции. «Я знаю, о чем ты думаешь. Я знаю, что тебе нужно». Сакура почувствовала, что ее щеки слегка покраснели. Какая неловкая песня в момент тишины... «Я знаю твои мечты и желания. Откуси кусочек, и я овладею тобой... навечно». Внимательно вслушиваясь в слова, она слегка нахмурила брови. Внезапно она не могла перестать слушать. Ее внимание было полностью захвачено текстом песни. «Когда ты меньше всего будешь этого ожидать, я буду владеть твоим существованием. Ты станешь моим пленником, беспомощным». Ее глаза расширились. «Пленницей». Она не могла не думать о... «Твоя жизнь станет моей. Просто откуси кусочек. У тебя будет все, чего ты только пожелаешь. Я возьму тебя в плен, и мы будем жить в раю». Она настойчиво нажимала на кнопку радио, резко обрывая песню, не желая больше ничего слышать. Сердце одновременно бешено колотилось. Ее кожа покрылась колючками. Это просто безумное совпадение, яростно твердила она себе, что слова песни были такими близкими, и... И она не хотела думать о них. Она не хотела думать... — А? — Кенджи посмотрел на нее, смутившись. — Ты в порядке, Сакура? — Она запнулась, но потом опомнилась и ответила: — Я в порядке. Извини. Просто голова разболелась. Наверное, из-за тяжелого металла, — попыталась пошутить она. — Ты уверена? — Кенджи бросил на нее странный, обеспокоенный взгляд. — Да. — Сакура натянула на лицо яркую улыбку, чувствуя укол сожаления за ложь. — Наверное, мне просто нужно поесть. Она надеялась, что он купится. Она почувствовала облегчение, когда увидела, как он улыбнулся, и разговор перешел к вариантам позднего обеда, и к тому времени, когда они добрались до университетского кампуса, ее странная реакция почти забылась.

***

Цербер зарычал, когда черное существо материализовалось у входа в подземный мир и оскалилось в странной острозубой улыбке, а его желтые глаза были пустыми и немигающими. Саске погладил свою верную гончую по боку, как бы успокаивая и приказывая. Цербер послушно затих. — Саске, — раздался голос Мадары в сосуде, который он вновь обрел, чтобы общаться с царем Подземного Мира. Это был голос, который всего несколько дней назад Саске и представить себе не мог, что ему доведётся когда-нибудь услышать — тем более заключить с ним сделку. И все же. И все же они оба были здесь. — Надеюсь, у тебя было достаточно времени, чтобы обдумать мое предложение? Глаза Саске сузились. Долгое время он молчал. Затем заявил: — У меня есть вопросы. — Конечно, - отозвался голос Мадары. — Каких бы разъяснений ты ни потребовал, я весь внимание. — Риннеган, — сразу перешел Саске к делу, не желая вступать в бессмысленную светскую беседу, тем более с Кроносом, божеством всех богов. — Ты сказал, что его нужно пробудить. Я знаю, что теоретически его можно получить, слив ДНК Учиха и Сенджу. Но этого недостаточно, чтобы активировать его. Теперь, когда род Сенджу настолько разбавлен, этого недостаточно. Так сколько времени занимает этот процесс? — Ты прав, — согласился Мадара. — Одной инъекции ДНК Сенджу недостаточно, чтобы пробудить его немедленно. Только если клетки не были получены непосредственно от Геи или ее ближайших сыновей. С нашим Шаринганом дело обстоит примерно так же: мы, Учиха, остро чувствуем эмоции. И когда мы испытываем сильную боль, потерю или любую другую сильную эмоцию — именно так активируются наши глазные способности. На это могут уйти годы. Не все мы рождаемся с пробужденным Шаринганом. Риннеган _ то же самое. Ему тоже требуется время, чтобы развиться и проявиться, а также чтобы ДНК ассимилировались друг с другом. Большой приток чистой, активной чакры Сенджу может ускорить его активацию — или катастрофическое эмоциональное событие. Один уголок губ Саске растянулся в презрительной усмешке. — Я это уже знал. Вот почему я знаю, что даже с ДНК Сенджу нет никакой гарантии, что Риннеган будет активирован в ближайшее время. На это могут уйти десятилетия. Столетия, — наклонившись вперед к теневому существу, снисходительно добавил он, — ты даже свой не активировал. Сколько времени прошло с тех пор, как ты пересадил их ДНК в свое тело? Так скажи мне. Почему я должен соглашаться на такую сделку? Где моя выгода, если до достижения Риннегана, если он вообще активируется, могут пройти годы? Мадара молчал. Затем он издал тихий, эхом отдающийся смешок. — Ты проницателен, Саске. Мне действительно пришлось долго ждать. Это связано с моим заточением и наложенной на меня проклятой связывающей печатью, которая сильно ограничивает использование чакры. Кроме того, в моем распоряжении нет активной чакры Сенджу. Я обладаю лишь их базовой ДНК — тем не менее, чем дальше по кровной линии вы продвигаетесь, тем сильнее и чище становится род. Именно это делает клетки Геры и Зевса более подходящим вариантом для получения Риннегана, чем клетки их потомков. Это может занять время. Но мы бессмертны. Что для нас время, как не мгновение ока? Восстановив свои силы, я смогу манипулировать самим временем, и тогда оба наших Риннегана будут открыты по желанию. Саске уставился на теневую сущность. Он сомневался в правдивости этого заявления. Если он что-то и знал о Кроносе наверняка, так это то, что он никогда не делился силой. Возможно, он действительно собирался позволить Саске активировать Риннеган — но только потому, что это способствовало реализации его собственных замыслов. Возможно, это помогло бы снять связывающую печать с Мадары. А может быть, Мадара намеревался собрать в нём запасной глаз, который впоследствии собирался забрать себе. Бог Смерти тщательно перебирал в уме все возможные варианты. Все возможные мотивы, по которым Мадара мог предложить ему Риннеган. Он знал, что Мадара делится лишь той частью своих планов, о которой хотел, чтобы Саске узнал. Но он позволил старшему Учиха продолжать говорить. — Даже без манипуляций со временем вероятность того, что твой Риннеган активируется гораздо быстрее, очень высока. Помни, что ты унаследовал все дары нашего клана как мой последний выживший наследник. И, в отличие от меня, твои способности не ограничены никакими печатями, и ты не заключен в тюрьму, не имея возможности бродить там, где тебе заблагорассудится. — Горечь, словно кислота, стекала с его голоса. — Сейчас твоя родословная — самая чистая и сильная среди Учиха. И ты помнишь, что Риннеган был даром изначального бога-основателя Геи — возможно, ее силы и силы ее сыновей возрождаются и реинкарнируют в избранных потомках. Дремлющие, но способные активироваться при соответствующих условиях. — Это недоказанный старый миф, — возразил Саске. — С тех пор Риннеган пробуждали лишь несколько божеств, и его не видели уже несколько поколений. — Да, — кивнул Мадара. — Но интересно отметить, что до этого он пропустил много поколений, и не все прямые потомки Кагуи смогли его активировать - чаще всего его удавалось получить, украв у павшего божества, которое случайно им обладало. Распределение власти не всегда кажется равным или справедливым, даже для нас, бессмертных. Губы Саске сжались от отвращения. Мысль о том, что бог вырезает глазное яблоко другого человека, чтобы достичь силы Риннегана, была ужасной. И он не думал, что Кронос решится на такую попытку. Ему вспомнилась жуткая коллекция глазных яблок, которую он наблюдал на экспериментальной базе Орочимару. — Тем не менее, — отмахнулось божество смерти, — все это не гарантирует быстрой активации без активной чакры Сенджу, чтобы ускорить процесс. И не случайно ты хотел предложить Печать Проклятия Небес как часть сделки. — Я не уверен, что ты… — начал Мадара, но Саске поспешил его прервать. — Хватит нести чушь. Ты надеялся, что мой Риннеган будет активирован быстро, и тогда Печать Проклятия даст тебе шанс повлиять на мои действия. Я знаю тебя. Я знаю Орочимару. Все еще ищешь пешки для своих военных игр. Ты не изменился. Мадара снова замолчал. Саске понял, что застал его врасплох. Наверное, он подумал, что Саске стал намного умнее после войны. И это было правдой. Так оно и было. — Как только ты перестанешь относиться ко мне, как к наивному божку, каким я был во время войны, так сразу станет лучше, — угрожающе добавил Саске. —Не думай, что я настолько глуп или отчаян, чтобы ввязываться в сделку, где моя свобода воли поставлена под угрозу. — Это было средство для отслеживания вашего местонахождения. Больше ничего. Как я уже сказал, не в моих интересах позволять Змею овладеть тобой, когда у тебя есть Царство, которым ты должен управлять, и ты обладаешь более чем достаточной силой, чтобы не было необходимости призывать его чакру для усиления своей собственной. Не активируя печать Проклятия и не призывая его чакру, ты не подвергаешь своё тело опасности, — попытался объяснить Мадара. — Ты должен понимать, что у меня тоже есть сомнения в твоей искренности. — Значит, мы с тобой на одной волне, — холодно произнес Саске и перешел к следующему вопросу: — Как получилось, что ты сохранил их физические формы? — спросил он, имея в виду двух божеств, которых он видел заключенными в хрустальные коконы в тронном зале Олимпа. На самом деле он хотел знать, что произошло, когда битва достигла вершины Олимпа. Всем было известно, что Кронос, контролировавший девятихвостого демона-лиса Кьюби, был вынужден покинуть вершину с Зевсом и его царицей Герой. Никто не знал, что именно там произошло. Хвостатый зверь исчез — и Кронос оказался в ловушке на Олимпе. Зевс и Гера считались погибшими. Вот только, судя по всему, они не были потеряны навсегда. По крайней мере, их физические тела не были потеряны. — Кьюби, как ты помнишь, находился под моим командованием. Зевс и Гера применили запрещенное дзюцу Сенджу, чтобы обездвижить и запечатать Кьюби, — ответил Мадара. — Но прежде чем существо было запечатано, оно напало на них в последний раз по моей команде. Они были тяжело ранены, но, несмотря на это, сумели завершить запечатывание и одновременно использовали другое дзюцу запечатывания, чтобы ограничить мою чакру и привязать меня к Олимпу. Затем их жизни начали угасать. Платой за успешное выполнение дзюцу были их бессмертные души. Которыми они так благородно жертвовали ради своего дела… — Теперь он говорил чисто покровительственно. В его голосе не было ничего, кроме отвращения. Саске ждал, его пульс участился. Что за запретное дзюцу? Какая печать? Почему казалось, что Мадара, которого он всегда считал знатоком всех дзюцу, ничего не знает об этих техниках? — Кьюби должен был быть запечатан в сосуде, — продолжал Мадара. — Либо они запечатали его в своих уходящих духах, либо направили куда-то еще. К сожалению, я не знал об этом конкретном дзюцу запечатывания. Я считал, что все виды печатей, связанных со смертью, находятся в исключительном ведении Учиха. Но как видишь. Даже мудрейший из богов может просчитаться... и я так и не смог отследить возможное местонахождение этого существа. — Печать смерти? — повторил Саске. Как такое возможно, если сами Учиха ничем не помогли? — Это единственное объяснение того, почему их свет начал угасать сразу после создания обоих дзюцу. К тому времени все в клане, кроме тебя, уже перешли в мир иной. Никто больше не мог вмешаться или помочь. И все же мне всегда было интересно, как им это удалось. Я пришел к выводу, что у Сенджу явно есть свои секретные дзюцу. Которые они очень хорошо охраняют. Неудивительно, что Зевс и Гера были царем и царицей поверхностных богов, подумал Саске. — Но прежде чем они завершили наложение на меня связывающей печати, я использовал последние остатки своей чакры, чтобы наложить свою собственную. Помни, я могу манипулировать временем и пространством. Я использовал эту силу, чтобы поочередно запечатать их тела в кристаллах — хотя их души уже ушли. Время не течет в их теле. Поэтому их физические формы сохранились. Но я изменю даже это. С помощью Риннегана я смогу вернуть из пустоты любую душу. А пока они — всего лишь оболочки. Глядя на них, я вновь обретаю цель и желание сокрушить все, чем они когда-либо дорожили. Осознание нахлынуло на Саске. Он намеревался отомстить, поработив Минато и Кушину своей волей. Он собирался использовать их возрождённые способности, чтобы раз и навсегда уничтожить поверхностных богов. Сохраняя нейтральное выражение лица, он отрезал: — Понятно. — Конечно, поверхностные божества не имеют об этом ни малейшего представления. — Мадара выразил свое мнение. — Пока нет. Пока не наступит подходящий момент. А если они обнаружат это, что ж. Тогда мы узнаем, какая милая птичка им пела, не так ли... Саске проигнорировал насмешку и тонко завуалированную угрозу в его голосе. — Ты просил меня принять Проклятую Печать Небес в обмен на ДНК Сенджу. У меня не осталось ни связей, ни семьи, — резко ответил он, намеренно открещиваясь от Мадары. — Единственный способ активировать ее — дождаться полного слияния ДНК. И опять же. А у меня нет никаких гарантий, что это произойдет в ближайшее время. Тогда скажи мне, — его глаза опасно блеснули в темноте. — Зачем мне разрешать укус Змея? Существо наклонило голову. — Точно так же я не могу гарантировать твое сотрудничество или лояльность. Давай будем откровенны. Никто из нас не доверяет другому. Но мы, безусловно, можем помочь друг другу. Мы оба хотим одного и того же, не так ли? Ты хочешь восстановить нашу семью, не так ли? — Флакон для ДНК Сенджу. — сказал Саске. — Это мое условие. — Это нечестный обмен, юный Саске, — покачал головой сосуд Мадары. — Риннеган в обмен на простую склянку... — Это не обычная склянка, — сузил глаза Саске. Он сунул правую руку в мешок, прикрепленный к поясу, и извлек оттуда небольшой сосуд. — Ааа… — выдохнул Мадара. — Ты так быстро нашел его. — Где ты это взял? — поинтересовался Саске. — И как получилось, что, когда его пролили, оно способно заставить вещи расти? Он хотел точно понимать, сколько Мадара знает. — Хммм, — прошелестел голос Мадары. — Я вижу, ты провел небольшое собственное исследование. Как и полагается моему потомку. Это правда. Жидкость в склянке обладает необычными свойствами. Они имитируют силу богини, которая обладала способностью вливать жизнь в природу. Кабуто, талантливый смертный ученый, тесно сотрудничающий с Орочимару, попытался воспроизвести копии оригинальной ДНК настолько близко, насколько смог, но, конечно, без оригинальных образцов крови богини результат несовершенен. Мы получили два флакона крови Цунаде, после того как Змей несколько месяцев следил за ее передвижениями. Один из них она смогла забрать, хотя он и был загрязнен в результате экспериментов. Другой чистый образец — тот, что вы держите в руках. Нам нужен оригинал, чтобы продолжить наши планы. — Твои "планы", — повторил Саске, приподняв темную бровь. — Ты имеешь в виду создание этих уродливых существ? — он указал жестом на андрогинную форму, в которую вселилось сознание Мадары. — Ты и сам уже многое понял, — признал Мадара. — А почему бы не пролить кровь этой богини напрямую? Зачем что-то красть у Цунаде? Наступила долгая пауза. Затем Мадара ответил: — Потому что богиня мертва. Она была потомком Цунаде и погибла во время войны. После смерти, полагаю, Цунаде забрала часть крови девочки, чтобы иметь возможность взять на себя роль своего умершего ребенка и поддерживать рост растительной жизни на земле. Без чакры и духа богини одной крови недостаточно для зарождения жизни в прежних масштабах и объемах, но ее явно достаточно для поддержания цикла времен года. И это все, что осталось от ее наследия — кроме сентиментальной реинкарнации, которая живет и умирает как смертный, не более чем физическое проявление вечной скорби Цунаде о потере ее единственного ребенка. Лицо Саске было совершенно бесстрастным. — Почему Цунаде предпочитает тратить свои силы на существование, которое она не может поддержать или удержать от смерти, — это очень странно. Но меня не интересуют подобные сентиментальности. Зато меня очень интересуют твои недавние действия. Потому что, думаю, ты уже знаешь, о ком я говорю. Тогда Мадара сказал нечто неожиданное, и Саске потребовалась вся сила воли, чтобы не выдать ни малейшего удивления. — От моего внимания не ускользнуло, что ты похитил последнее воплощение девочки, о которой идет речь, в наше Царство. Ты знал, что это ребенок Цунаде. Какое дело тебе было везти человека в Подземный Мир? Зачем держать ее там? — Я не знал, — ответил Саске, — что она дочь Цунаде. Я видел ее только с Наруто, — он выплюнул это имя. — Он был моей целью. Я видел, как сильно Наруто заботился о ней. И когда я узнал, кто она, я забрал ее. Не было смысла лгать о том, что Сакура находится в его Царстве. Хотя ему срочно требовалось выяснить, как новость дошла до Кроноса — может, это был Суйгецу? Если этот идиотский повелитель океанов действительно говорил с Кроносом, то Саске сделает себе мысленную заметку обезглавить его при следующей встрече. — Я украл ее по своей прихоти. Чтобы заманить Наруто к себе. — Ты питал неприязнь к Наруто на протяжении многих поколений, — заметил Мадара. — Почему ты решил разгневать его именно сейчас? — Потому что у меня было Царство, которым я должен был управлять, — огрызнулся Саске. — И я не был готов унаследовать его. — Справедливо, — ответил Мадара. — Я забыл, как молод ты был, когда вознесся, когда на твои плечи в одиночку свалилось бремя целого клана. Конечно, ты был занят. — И я не мог нацелиться на поверхностных богов, — продолжил Саске. — Когда я заметил глупую заботу Наруто о человеке, я нашел нужный мне рычаг. — Понятно. И все же ты держал ее у себя очень долго, — заметил Мадара, и Саске уловил в его голосе подозрение. — По моим сведениям, это было несколько месяцев, не меньше. — Я знал, что это причинит боль ему и поверхностным богам. Чем дольше я держал ее, тем отчаяннее они становились. Мадара разразился звонким смехом. — Так же бессердечен, как я и надеялся. И что? Полагаю, Наруто нашёл тебя, потому что, как я вижу, девушку ты уже отпустил. Что же произошло? И почему ты просто не убил её? — Потому что запрещено уничтожать жизни по прихоти, — ледяным тоном напомнил ему Саске. — Именно ты ввел этот приказ, чтобы обеспечить баланс жизни и смерти. — Так и есть. Но ты мог бы причинить Наруто гораздо больше вреда, прекратив ее существование. — Зачем это делать, если я заставил его согласиться на любые условия, лишь бы вернуть девушку? — Какие условия? — Мадара был полон любопытства. И был искренне впечатлён интригами Саске. — Я оставлю девушку в живых, а он взамен даст мне нечто гораздо более ценное, чем бессмысленная жизнь смертного. — И что же это?.. — осведомился Мадара. — Что Наруто может предложить тебе в его нынешнем состоянии? Саске встретил желтый взгляд черного существа и полуухмыльнулся. Темная, самодовольная, зловещая ухмылка, какая бывает, когда знаешь о каком-то вопросе больше, чем кто-то другой. — Мне не нужна твоя месть, Мадара. У меня нет ограничений. Единственная причина, по которой я до сих пор не убил Наруто или кого-либо из остальных, заключается в том, что я связан своей ролью Царя Мертвых. Я не могу нарушить баланс жизни и смерти на поверхности, не рискуя своим собственным существованием. Я бы никогда не оказался в таком положении, если бы ты не привел наш клан к гибели, — его глаза вспыхнули пунцовым цветом, в радужке зловеще запульсировал Вечный Мангекё Шаринган. — Я нужен тебе, чтобы отомстить. Соглашайся на мои условия. ДНК Сенджу в обмен на флакон. А взамен ты получишь в свое распоряжение то, что обещал мне Наруто. — И что же он тебе пообещал? — нетерпеливо спросил Мадара. — Это должно быть что-то значительное, чтобы заставить меня... — Я знаю, где находится Кьюби, — перебил его Саске. — Я знаю, где он запечатан. И он даст мне силу повелевать им, — он шагнул вперед, оказавшись нос к носу с теневым существом. Наклонившись, он решительно повторил: — Я нужен тебе. И если ты хочешь узнать, где находится его сосуд, ты согласишься на мои условия. В голосе Мадары прозвучал шок. — Наруто сказал тебе это? Откуда он мог знать? И зачем тебе эти знания, мальчик? Зачем тебе понадобилось овладевать его силой? — Как я и говорил, — холодно повторил Саске. — Мне не нужна твоя помощь в мести. Только в получении Риннегана. — Понятно. И зачем Наруто раскрывать столь могущественный секрет ради возвращения простой человеческой девушки? Вы уверены, что за ней больше ничего нет? — Да, — подтвердил Саске. — Я думал о том же. Но ее душа смертна. Она живет, дышит и истекает кровью как смертная. — Понятно, — пробормотал Мадара. — А… Высший Совет? Они узнали об этом? — Еще одна причина, по которой я вернул ее живой, — признал Саске. — Мы договорились, что они не вызовут меня. Это было решено между мной и Наруто. Потому что мои дела связаны с ним. — Понятно, — повторил Мадара. — Как благородно со стороны сына Зевса выступить в роли спасителя. — Наруто — идиот, — ответил Саске, произнося это имя так, словно оно его оскорбляло. —Им управляют эмоции, и он всегда был готов пожертвовать собой ради других. Я не знаю, почему смертный так важен для него, — тон божества смерти был безразличен. — И мне это безразлично. Но Наруто всегда был до глупости сентиментален. Он сделает все, чтобы защитить свои драгоценные "узы". Даже ценой собственной жизни. — Похоже на то, — заметил Мадара. — Все-таки это большая сделка ради девушки, которая со временем умрет, как и все остальные. Но если учесть, на что он пошел в прошлом, чтобы спасти тебя... — он прервался, как бы останавливая себя, чтобы не выдать то, что не хотел бы, чтобы стало общеизвестным. — Неважно. Это все, что я хотел уточнить. — Не сомневайся. Если он нарушит свое слово, я убью ее, — просто закончил Саске, убирая пиалу обратно в мешок. — Откуда мне знать, что ты не блефуешь, мальчик? Какие у меня есть гарантии, что твоя информация достоверна? И что ты поделишься со мной информацией о местонахождении Кьюби? — потребовал Мадара. — Сними Печать Небесного Проклятия с нашего договора, — приказал Саске. — И я приведу к тебе самого Наруто. В цепях. Уверен, ты и твой Змей найдете ему применение. Мадара выдохнул. Затем он рассмеялся, и его смех, полный ликования, отразился от стен пещеры. — Действительно, мой потомок. Ты стал настоящим Царем Теней, Саске. Такой же бессердечный, как я и надеялся... Саске замолчал. Потом он заметил: — Наруто находится под защитой Высшего совета и всех поверхностных богов. Мне понадобится время, чтобы выполнить задание — но оно будет сделано. — Я дам вам время, чтобы сделать это. Мне также нужно время, чтобы собрать ДНК Сенджу. Мы подпишем кровью обязательное соглашение о том, что ты выполнишь свою часть. — Хорошо, — согласился Саске через мгновение. — Но взамен я хочу получить еще кое-что. — Ты оказался мастером переговоров. И что же это? — Мадара уступил. — Держи своего Змея в узде. — предупреждающе сказал Саске. — Или я закончу дело, начатое моим братом. Если он хотя бы шевельнется или попытается как-то вмешаться, все сделки отменяются. — Шантаж — мощный инструмент, когда в твоих руках оказываются нужные рычаги… — Мадара выглядел довольным. — Очень хорошо. Принеси флакон и Наруто ко мне. Ты получишь ДНК Сенджу. Приходи на Олимп. Через день. Ты сможешь подняться незаметно. Тогда мы и подпишем наш контракт. С этими словами теневое существо резко скрылось из виду. Саске ждал, мысленно отсчитывая четыре полных минуты. Когда все следы чакры существа исчезли, и он убедился, что снова остался один, он заговорил с туманом. — Ну, — сказал он, наклонив голову немного влево. — Вы его слышали. Наступила пауза. Затем последовал хриплый ответ, полный предупреждения: — Да. Будь осторожен, юный царь. Змей — не единственный, кто желает завладеть твоим телом. Саске моргнул, глаза его ненадолго сузились. Затем он медленно ухмыльнулся — темной, проницательной ухмылкой. Наруто даже не подозревал, в какую маленькую игру им предстоит сыграть. Но вскоре ему предстояло узнать, что Царь Мертвых не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое.

***

— Итак, — раздался голос Ино с другого конца телефона. — Идем за покупками. Ты, я, Хината, Тентен. В эти выходные. Мы не остановимся, пока не найдем для тебя идеальное платье! — Спасибо, Ино, — благодарно улыбнулась Сакура. — Я была так занята подготовкой к экзаменам, тренировками, просто пыталась разобраться во всем и... — И Кенджи, — поддразнила Ино. — И работать в больнице, чтобы найти время на поиски, — закончила Сакура. — Не волнуйся! Я сделаю так, что ты будешь выглядеть изысканно. Кенджи будет ходить за тобой, как влюбленный щенок, дни и ночи напролет. Сакура устроилась на кровати, удобно устроившись в мягкой кремовой одежде для отдыха. Остаток дня она провела на лекциях, зашла в библиотеку, чтобы взять несколько книг для задания, после чего лениво поужинала в фастфуде вместе с Кенджи, который отвез ее домой, завел приятную светскую беседу с ее матерью, а затем пожелал им спокойной ночи и уехал. — Итак, ты сказала, что потеряла свои способности. Значит ли это, что ты больше не можешь заставить кого-то влюбиться? — Ну, — тоскливо вздохнула Ино. — Не так, как раньше. Я имею в виду, что по-прежнему знаю все секреты и короткие пути к сердцу человека. И я могу сказать, когда два человека совместимы. Между прочим, вы с Кеном абсолютно совместимы. Но я скучаю по тому, как щелкаю пальцами и заставляю людей вот так влюбляться. Это было весело, — хихикнула она. Затем ее голос стал серьезным. — Но ради тебя я бы все это бросила в один миг. Сакура взяла в руки дневник, собираясь писать в нем, как только закончит разговор с Ино. Неожиданно приятные слова Ино вызвали у нее прилив нежности и тепла. — Спасибо, Ино. — У кого самый лучший друг на свете? — пропела Ино. Сакура рассмеялась. Двадцать минут спустя девушки пожелали друг другу спокойной ночи, и Сакура отбросила телефон в сторону, взяв в руки дневник. Открыв его, она открыла новую страницу и начала записывать свои мысли. «Среда, 9 декабря 2015 г. Дорогой дневник, Сегодняшний день был вполне обычным. Начала с тренировки гендзюцу с мамой. Мне это очень интересно, потому что это совершенно другая техника, нежели физический бой. Мне нравятся ментальные и эмоциональные аспекты, связанные с ней, и то, что для ее освоения нужна абсолютная дисциплина и контроль над разумом. Мама говорит, что гендзюцу можно разрушить, нарушив поток чакры. Если вы обучены гендзюцу, вы можете разрушить его сами, или кто-то другой может вывести вас из него, сделав укол чакры. Мне еще нужно расспросить Какаши-сенсея о гендзюцу и его Шарингане. Я помню иллюзии, наложенные на меня Саске. Они казались слишком реальными, чтобы вырваться из них. А может, это было просто потому, что я не знала, как из них выбраться. Если бы я научилась делать это сейчас, смогла бы я вырваться хотя бы из иллюзии Шарингана?» Она поджала губы в задумчивости, затем заправила непокорную прядь розовых волос за ухо и продолжила писать. «Я обедала и ужинала с Кеном, что было очень приятно. Он очень милый парень. Он милый, умный, веселый и заботливый. Он внимательный и добрый. Он относится ко мне с уважением. Рядом с ним я не чувствую ни разочарования, ни растерянности, ни раздражения. Все просто. Мне не нужно постоянно о чем-то догадываться. Думаю, он из тех, с кем хотела бы встречаться любая девушка. Даже маме он, кажется, нравится. А это о многом говорит, потому что она вообще недолюбливает всех парней, не входящих в наш ближайший круг общения. Я счастлива, что узнала о нем больше». Слабая улыбка, игравшая на ее губах, исчезла, а мысли обратились к более мрачным размышлениям. «Я проснулась с головной болью. В последнее время это часто случается. У меня снова были видения. Теперь я знаю, что это видения из моей прошлой жизни, а не чужие сны. Это меня пугает. Я не знаю, приведут ли они к приступам или нет. Последний случился во сне. Я его даже не помню, но мама говорит, что это был плохой приступ. Это пугает меня. Что, если я однажды усну и не проснусь? Что, если зерна, которые я съела, не смогут остановить это? Я потеряю себя снова и снова. Все, что было в этой жизни, я забуду. Это жестоко, и я ненавижу это. Я просто хочу жить. Я хочу помнить. Но от сильных мыслей болит голова. Как будто я почти помню что-то... а потом оно исчезает, если я пытаюсь поймать мысль. Я стараюсь не думать об этом слишком много. Но у меня по-прежнему проблемы со сном. А иногда, ни с того ни с сего, я вспоминаю что-то о Подземном Мире, когда мне этого совсем не хочется... Как сегодня, в машине Кена. Играла совершенно невинная песня, но слова заставляли меня думать о том времени, которое я провела там, и о нем, и я даже не знаю, почему мои мысли устремились туда. Я так расстроена. Я знаю, что это потому, что я не поставила точку. Потому что я узнала так много нового с тех пор, как покинула Подземный Мир, и мне интересно, знает ли он все это тоже. Даже несмотря на то, что Ино говорит мне о роли, которую он сыграл в моем уходе из жизни, я чувствую, что с его воспоминаниями тоже что-то случилось. Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь. Но раньше он и слышать об этом не хотел. Сомневаюсь, что он изменит свое мнение, даже если я каким-то образом смогу поговорить с ним об этом. И это не отвечает на вопрос, почему он вообще ничего не помнит. Через несколько недель наступит январь. Уже Новый Год. Всего год назад я была совершенно другим человеком, жила жизнью, которая была ложью. Теперь все изменилось. Кажется, что время идет так быстро. До конца лета осталось совсем немного. Я так нервничаю, даже думая об этом. Может, все это было плохим сном? Может, зерна не активируются, или есть способ их остановить. А может, я просто жду, когда они сделают то, что делают при активации, чтобы попытаться завершить начатое. Я действительно устала думать о…» Она отложила ручку, глубоко вздохнув. У нее даже не было настроения как следует расписаться или закончить предложение. Снова закрыв дневник, она спрятала его, в последний раз проверила телефон, а затем устало потерла глаза. Стук в дверь оповестил ее о присутствии матери. Прислонившись к дверному косяку, Цунаде кивнула ей. — Все еще не спишь? Разве у тебя завтра не утренняя лекция? — Да, — вздохнула Сакура. — Эти лекции очень насыщенные. Мне просто необходимы зимние каникулы, чтобы я могла все наверстать. В том числе и сон. — Уже недолго осталось, — прокомментировала ее мама. — Когда, ты сказала, будет бал? — В пятницу через неделю, — Сакура подавила зевок. — Мне нужно купить платье. Ино с большим удовольствием ходит по магазинам, чем я. Цунаде закатила глаза, ничуть не удивившись. — Мама? — Сакура внезапно задумалась. — Могу я спросить тебя кое о чем? Цунаде оттолкнулась от дверного косяка и села рядом с дочерью на кровать, давая понять, что слушает. — Ты сказала, что каждый раз я возрождаюсь в бассейне с водой из моего первоначального храма. Цунаде кивнула. — Мы можем пойти и посмотреть на него? Я имею в виду, я бы хотела. Цунаде посмотрела на нее. — Сакура. Тебя заберут в этот бассейн только тогда... — в глазах матери мелькнула волна боли, — когда ты пройдешь через него. — Но я ведь могу войти? Может быть... Я не знаю. Может, это как-то поможет. — Мы уже пробовали. Вода не действует на тебя, пока ты жива. — Но, может быть, в этот раз все будет по-другому, — настаивала Сакура. — Я просто чувствую... я хочу это увидеть. Мать посмотрела на нее долгим, ищущим взглядом. — Я могу взять тебя с собой, — медленно ответила она. — Но это должно быть в сумерках. И мы не сможем добраться туда обычным способом. Есть только один способ добраться до него. — Как? — Сакура была озадачена. — Точки телепортации. Точные ручные печати перенесут нас туда. Для твоей защиты только четверо из нас знают эти печати. — Ты и?.. — Шизуне. Наруто. Какаши. — А как же Ино? — Она сопровождала нас. Но она не может воспроизводить печати без заимствованной чакры. Сакура понимающе кивнула. — Когда мы сможем пойти? Цунаде выглядела задумчивой. — Я поговорю с остальными. И сообщу тебе утром. — Выражение ее лица смягчилось, когда Сакура наклонилась и поцеловала гладкую, благоухающую щеку матери. — Отдыхай, — мягко произнесла Цунаде, мимолетно коснувшись волос дочери, после чего поднялась с кровати и удалилась. Почистив зубы и заплетя волосы, Сакура забралась в кровать и взяла роман, чтобы почитать перед сном. Она только дочитала первую страницу, как вдруг в голове раздался голос, заставивший ее подскочить от неожиданности и больно удариться локтем о прикроватную тумбочку, отчего стоявшая там лампа неуверенно покачнулась. — Ой! — воскликнула она, мотнув головой вправо в поисках источника голоса и потирая больной локоть. Лицо Суйгецу плавало в стакане с водой на тумбочке. Сердце подскочило к горлу, когда она уставилась на изображение морского царя. Его способность к этому была просто ужасающей! 'Суйгецу, — телепатически прошептала она. — 'Что за...?' В этот раз он не улыбнулся ей. Он не флиртовал и не обменивался дурацкими шутками. На самом деле он выглядел раздраженным. Даже нетерпеливым, когда он смотрел на нее. 'Ладненько. Игра окончена. К черту все это дерьмо. Ты рассказываешь мне, что с тобой происходит'. Сакура нервно оглянулась на свою дверь. Она все еще была слегка приоткрыта, и свет из коридора проникал в спальню. Сакура надеялась, что после последнего раза и ее явного нежелания разговаривать он оставит ее в покое и поймет, о чем идет речь. Очевидно, он либо не понял послания, либо ему было все равно, и он был намерен преследовать ее, выясняя, кто она на самом деле. 'Я уже говорила тебе — оставь меня в покое. Наша сделка завершена, Суйгецу!' 'Если ты, как и в прошлый раз, посмеешь вылить воду в стакан, поверь мне, Розочка, я сделаю кое-что действительно безрассудное, и под этим я подразумеваю общение с какими-нибудь сомнительными людьми, которым эта история с реинкарнированной богиней покажется очень интересной'. Сакура в ужасе уставилась на стакан. Он не мог. Не мог! 'Знаешь ли ты, как быстро я могу добраться до Кроноса, если мне понадобится?' — Суйгецу продолжал агрессивно. — 'Я веду себя как хороший парень. Я даю тебе шанс объяснить мне это дерьмо, а не бежать делиться тем, что, как я знаю, не является простыми слухами. Ты зовешь мать — я иду и рассказываю. И вообще, если ты кому-нибудь скажешь, что я спрашивал, я пойду и расскажу. Поняла?’ 'Ты…, — возмутилась Сакура. Все ее тело дрожало. — 'Ты ублюдок...' 'Оскорблять меня сейчас тебе не с руки. Я уже перестал быть богом, которого все не воспринимают всерьез', — Суйгецу сузил глаза. — 'У меня для тебя сенсация века. Не принимай это близко к сердцу, Розочка. У меня есть планы, как добраться до высоких постов и места в Пантеоне, которое мне нужно отвоевать. Ты знаешь, что когда-то я был членом Совета Зевса? Это было очень давно, но я был в нем... пока мне не надоело играть в политику, и я решил, что быть дикой картой гораздо интереснее... Суть в том, что я знаю дорогу и могу в мгновение ока вернуться в тот зал Совета, если понадобится’. 'Ты не можешь ему сказать!' — Сакура схватила стакан, случайно расплескав воду, и подняла его на уровень глаз. Сердце заколотилось. Как она могла просить помощи у матери и других людей, если Суйгецу обещал выдать правду о ней их врагам, как только она откроет рот? Не похоже, чтобы он блефовал. Сакура не хотела рисковать. 'Почему?' — потребовал Суйгецу. — 'Почему я не могу сказать ему, Сакура? Мне надоело играть с тобой в детские игры и ждать, пока ты сама все решишь. Признайся, что ты знаешь, прямо сейчас. Так что. Выкладывай!' Чувствуя себя в отчаянии и в ловушке, Сакура прошептала вслух: — Если я скажу тебе, ты дашь мне слово, что не расскажешь Кроносу! Суйгецу сверкнул знакомой зубастой ухмылкой. 'Ты не в том положении, чтобы выдвигать требования. Ты говоришь мне, а я решаю, что мне делать с этой информацией'. 'Тогда я могу подписать себе смертный приговор!' — Сакура телепатически огрызнулась, расстроенная. 'Оооо. Вздорная. Я определенно вижу, что он в тебе нашел’, — ухмыльнулся Суйгецу. Затем он покачал головой, саркастически закатив глаза. — 'Не волнуйся. Уверен, твой эмоционально зажатый парень быстро выручит тебя из любой опасной для жизни ситуации. И я не говорю о твоем милом смертном парне’. 'Заткнись!' — Глаза Сакуры заблестели от слез и опустились вниз от страдания. Почему мир не может хоть раз дать ей поблажку? Это было несправедливо. Суйгецу был абсолютным эгоистом и явно думал только о продвижении своих личных интересов. И вот он насмехается над ней, в то время как ее дальнейшее выживание и благополучие зависят от того, узнает ли о ней Кронос. Что ей оставалось делать? Когда Суйгецу ясно дал понять, что хочет получить ответ прямо здесь и сейчас? Ее мысли метались. Это было так неожиданно. Она и не думала готовиться к такой враждебности — знала, что Суйгецу любопытен, но никогда не принимала его за существо, которое без колебаний пойдет на поводу у врага и поделится информацией, которая может поставить под угрозу ее жизнь. Неожиданно улыбка Суйгецу ослабла. Похоже, он понял, что зашел слишком далеко. Когда он снова заговорил, то уже более спокойным тоном, а выражение его лица стало серьезным. 'Скажи мне правду, Сакура. Ведь ты знаешь меня. Я много слышу. Я много вижу. Я многое знаю. Не заставляй меня сразу же идти к Кроносу с тем, что я уже знаю. Может, я вообще к нему не пойду, в зависимости от того, что ты мне скажешь. Но если ты действительно не хочешь говорить, тогда я пойду к нему. Через час он все узнает. И он заплатит мне за информацию кучу денег. Я больше не буду спрашивать. Это твой последний шанс’. Сакура снова встретилась с лавандовым взглядом Суйгецу и сглотнула. Она не могла выиграть в любом случае. Если она не расскажет ему, он отправится прямиком к Кроносу. Если же она расскажет, то он все равно сможет раскрыть ее тайну. Или, может быть... только может быть... она сможет убедить его в обратном и привлечь на свою сторону. Он любил заключать сделки, верно? 'Хорошо', — наконец сдалась Сакура. — 'Хорошо, я расскажу тебе'.