Quietus

[На следующий день] В понедельник после утренних лекций в университете Сакура находилась на дневной смене в больнице. Она сосредоточенно листала записи каких-то пациентов, когда ее внимание внезапно привлекли встревоженные крики медицинского персонала и звуки торопливых шагов. Моргнув, она подняла взгляд и увидела команду врачей и медсестер, спешащих в направлении одного из отделений интенсивной терапии. Три медсестры катили стойки, на которых стоял дефибриллятор и другое оборудование, в то время как два врача выкрикивали срочные инструкции. Сакура присоединилась к ним, стараясь не отставать. Что происходит? Она только что проверила все устройства, не более получаса назад, и все было в порядке. Ее сердце упало, когда она поняла, куда направляется медицинская бригада. В этой палате лежала шестилетняя маленькая девочка по имени Рука, которую госпитализировали после удара головой в автомобильной аварии, в результате которой она потеряла сознание. Врачам удалось стабилизировать ее жизненные показатели, но она не могла дышать без оборудования и все еще не пришла в себя — авария случилась три дня назад. Войдя в палату, Сакура обнаружила мать девочки в истерике и отца, который с побледневшим лицом пытался привести в себя обезумевшую жену. Медсестры старались успокоить эту пару, мягко прося их подождать снаружи. Но мать девочки кричала, и в этом звуке была такая боль и страдание, что это потрясло Сакуру до глубины души. — Моя девочка! Моя девочка! Пожалуйста! Спасите моего ребенка! Ее крики перекрыли ровный звук устройства, контролирующего пульс. Сердце Руки остановилось. Медицинский персонал столпился вокруг постели ребенка. Сакура в приглушенном оцепенении наблюдала, как врач схватил рукоятки дефибриллятора и расположил их на тщательно отмеренном расстоянии от крошечного туловища девочки. — Разряд! — закричал доктор и через секунду подал электрический импульс в грудь ребенка. Сакура затаила дыхание, наблюдая за экраном кардиомонитора. Пульс ребенка снова участился, слабый и тонкий, временно набирающий силу, прежде чем снова замедлиться. И он снова превратился в ровную линию. Сакура почувствовала, как ее прошиб холодный пот. Все, о чем она могла думать, были призрачные души, скопившиеся на берегу Подземного Мира. Она представила Руку среди них — выглядящую потерянной, смущенной, испуганной. Она была слишком юна, чтобы умереть. Саске сказал ей, что смерть не делает различий. Сакура знала это. И все же, наблюдая за этой сценой, ей не было проще принять этот факт. — Разряд! — крикнул старший врач и нанес еще один электрический удар, чтобы остановить и восстановить сердечный ритм Руки. Пульсометр медленно запищал, когда девочка пришла в себя. Сакура моргнула, ее глаза затуманились от слез, пока она беспомощно наблюдала. Ее мать не научила ее какой–либо технике возрождения, достаточно сильной, чтобы обратить вспять такого рода повреждения, не с ее ограниченным уровнем чакры, и врачи никогда не подпускали ее достаточно близко, чтобы она могла попытаться накачать ребенка исцеляющей чакрой и избежать вопросов о том, что она делает. Ровный звуковой сигнал восстановленного сердцебиения заставил медиков повозиться с кислородным оборудованием ребенка. Мать Руки всхлипнула от облегчения; она выглядела так, будто находилась на грани обморока, как и ее потрясенный муж. — Следите за ее пульсом! — рявкнул второй врач. — Ты, поставь ей свежую капельницу! Медсестра поспешила сделать то, что ей было приказано, и примерно в течение трех минут ритм девочки был устойчивым. Затем, внезапно, он снова стал беспорядочным и ровным. — НЕТ! — закричала ее мать, поворачивая дикие, невидящие глаза к Сакуре. — НЕТ, МОЯ МАЛЫШКА! ПОЖАЛУЙСТА! Сакура почувствовала, как у нее странно перехватило дыхание. Бессмысленно она подумала: «Пожалуйста, оставь ее в живых». Она не совсем понимала, кому адресовала свои мысли. Себе. Или Саске — словно он мог каким-то образом услышать ее. Словно он мог каким-то образом проявить милосердие. — Разряд! — врачи еще раз ввели электрический ток в сердце ребенка. Они попробовали еще два, три, четыре, пять, шесть, семь раз, выкрикивая «Разряд» с нарастающим волнением, пытаясь привести в сознание маленькую девочку. Ее родители плакали, и даже медсестры изо всех сил пытались сохранить профессиональное поведение, поскольку сердце Руки полностью перестало реагировать на дефибриллятор. Затем Сакура замерла, прикованная к месту. Она могла видеть светящуюся ауру, появляющуюся над телом ребенка. Сначала она подумала, что это иллюзия, но когда она снова несколько раз моргнула, аура — бледно белый свет — изменилась и засветилась ярче, отходя от тела ребенка. Казалось, она была прикреплен к телу только тончайшими нитями. Сакура уставилась на нее, поначалу сбитая с толку тем, что именно она видела. А затем неприятное осознание обрушилось на нее, и она напряглась, издав сдавленный вздох. Как это было возможно, что она видела душу, готовую покинуть тело? Ее глаза лихорадочно метались по сторонам, за наполовину закрытыми жалюзи окнами комнаты, ее кожу покалывало в предвкушении. Был ли он здесь? Неужели он пришел лично забрать ребенка? Но она не увидела ничего и никого, что не принадлежало бы этому месту. Ее взгляд вернулся к кровати, где душа в форме шара пульсировала с большей силой. Внезапно нить, прикрепляющая ее к телу ребенка, оборвалась, и аура света мягко поплыла прочь, прежде чем полностью рассеяться в воздухе. Ему не нужно было быть там. Смерть была абсолютной; его воля управляла естественным порядком вещей. Души автоматически знали, куда им нужно идти. Тем не менее врачи пытались спасти ребенка, не понимая, что было уже слишком поздно. Сердце Сакуры бешено колотилось о грудную клетку, пока она тупо переваривала увиденное. Что-то, чего не могли увидеть другие глаза в комнате. Что-то, что она могла видеть только потому, что была связана с самим Подземным Миром. Это должно было как-то объясняться зернами граната, которые она съела, и временем, проведенным под землей. Она была уверена в этом так же, как в день и ночь. Она задавалась вопросом, сможет ли теперь всегда видеть это. Будет ли она ходить по улицам и видеть души, покидающие свои человеческие оболочки? Почему она до сих пор не видела ни одной и почему она увидела это сейчас? Ужасающая перспектива в своей повседневной жизни наблюдать, как духи покидают свои тела, вызвала слезы на глазах. Сакура не хотела, чтобы кто-то мог это видеть. Не здесь. Ровный тон был оглушительным, отдаваясь эхом даже громче, чем вопли родителей, эхом отдававшиеся в ушах Сакуры. Это подтверждало то, что она уже видела. Душа ребенка покинула тело. Она исчезла и вероятно, в тот момент уже была у врат Подземного Мира. Медсестры отступили. Врачи повернулись, чтобы сообщить родителям самую страшную новость, которую те уже могли наблюдать. Сакура повернулась и выбежала из комнаты, оставив позади крики сломленных, убитых горем родителей. Она со слезами на глазах выскочила в коридор – и врезалась прямо в сильную грудь. Худые, крепкие руки автоматически потянулись, чтобы поддержать ее. — Эй,… Сакура? — Над ее головой раздался голос Кенджи, в котором слышалось удивление, а затем немедленное беспокойство. — Эй, что случилось? Ты в порядке? Что стряслось? — Это комната бедной Руки, — их коллега-стажер Юки, которая стояла рядом с ним, сочувственно покачала головой, услышав шум внутри. — Прогнозы по ней никогда не были хорошими. Сакура покачала головой и выпалила что-то бессмысленное: — Я видела это. Она умерла, и я могла это видеть. Она имела в виду, что могла видеть, как душа покидает тело... Но Кенджи предположил, что она просто имела в виду, что видела, как скончался пациент. Он утешающе положил руку ей на плечо. — Все в порядке. Давайте поможем тебе успокоиться и привести себя в порядок. Юки, — позвал он подругу. — Ты можешь сообщить начальнику, что у Сакуры перерыв? — Конечно, — отозвалась Юки. — Приходи в себя, Сакура. Кенджи повернулся к Сакуре и ласково сказал: — Давай возьмем перерыв. Сакура позволила ему отвести ее в ближайшую комнату персонала, благодарная за то, что хотя бы есть на кого опереться. Но Кенджи понятия не имел о причинах ее слез. Он думал, что она просто плачет, потому что умер пациент. Дело было совсем не в этом. Она видела бесчисленное множество умерших в Подземном Мире. Видеть уходящую душу на поверхности — это совсем другое дело. Он не понимал, и она не могла рассказать ему, что видела. Она не могла никому довериться, потому что никто не был способен понять, какой связь она теперь обладала с царством мертвых. Никто – кроме его правителя. Кенджи усадил ее за маленький круглый столик в простой комнате для персонала и вручил несколько салфеток, которые она с благодарностью приняла. Он поставил чайник и приготовил ей чашку дымящегося чая, а также несколько бисквитов для повышения сахара. Он поставил все перед ней и сел напротив. Слезы прекратились, Сакура тупо потягивала горячий напиток. Кенджи посмотрел на нее с сочувствием. — Это тяжело, я знаю. Но это часть нашей работы. Я тоже был очень потрясен, когда увидел, как умер мой первый пациент. Легче не станет никогда, но со временем ты учишься принимать это. Сакура молчала. Она не могла заглушить невыносимые вопли матери. Они продолжали проигрываться у нее в голове. — Первые несколько раз всегда самые худшие, — снова попытался Кенджи. — Но подумай об этом с другой стороны, Сакура. Мы здесь для того, чтобы сделать все возможное, чтобы этого не произошло. Смерть — это часть нашей работы, и это отстой, но нам нужно утешаться тем фактом, что мы делаем все возможное, чтобы сохранить жизни, и если мы не можем спасти одну, то, по крайней мере, пациент больше не страдает. Это была вдохновенная речь. Сакура моргнула и посмотрела на Кенджи. Он был хорошим парнем. Действительно хорошим парнем. Но ничто из того, что он говорил, не заставляло ее чувствовать себя лучше. Ей стало жаль его, и только из сострадания она решила ответить. — Врачи продолжали ставить на нее дефибриллятор. Она продолжала возвращаться и снова исчезала, пока... — Да, — Кенджи отбросил пряди светлых волос со своих карих глаз. — Дефибрилляторы — это победа и поражение. Они останавливают сердце, чтобы позволить ему возобновить свой ритм, но сердцу, которое отказало, от этого нет никакой пользы. — Он тяжело вздохнул. — Бедный ребенок. По крайней мере, теперь она обрела покой. Но Сакура могла думать только об ужасе Руки, когда она спустилась в Подземный Мир, и молча не согласилась с мыслью Кенджи. — Хэй, — Кенджи прочитал выражение ее лица и заколебался, затем протянул руку, чтобы успокаивающе положить ее на неподвижную кисть Сакуры, лежащую на столе. — Это не твоя вина, окей? Травма была слишком тяжелой для ее тела. Ты ничего не могла сделать, чтобы предотвратить это. Сакура посмотрела на его взволнованное, красивое лицо и тяжело сглотнула. Ей вдруг не захотелось оставаться в больнице, но и оставаться одной тоже не хотелось. — Спасибо, Кенджи, — искренне сказала она. А потом добавила: — Я думаю, что сегодня уйду пораньше. — Конечно, — он понимающе кивнул. — Позволь мне отвезти тебя домой. — Нет, — автоматически начала Сакура. — Все в порядке, я могу идти... — Темнеет рано, а моя машина прямо у входа, — настаивал Кендзи. — Это не проблема, Сакура, я тоже был на практике только до конца дня. — Ну, — Сакура колебалась, глядя на него, а затем пожала плечами. — Хорошо. Спасибо. Кенджи поднялся на ноги. — Я встречу тебя у входа примерно через двадцать минут? Мне нужно подписать кое-какие документы и сообщить нашему руководителю. — Конечно, — согласилась Сакура, поднимаясь, чтобы последовать за ним из комнаты персонала. — Я пойду, скажу маме, что я ухожу. Возможно, она у себя в кабинете. Кенджи кивнул, и они пошли в противоположных направлениях по коридору. Подойдя к кабинету матери, Сакура заглянула в окно. К счастью, та была внутри, обсуждая случай с другим старшим врачом. Они вместе просматривали рентгеновские снимки. Сакура легонько постучала в дверь. Мать подняла глаза, дала знак коллеге, что она всего на минутку, и вышла из комнаты. Затем она заметила высохшие пятна от слез на лице Сакуры и обеспокоенно взяла ее за руку. — В чем дело, Сакура? Что случилось? — Я в порядке, — заверила ее Сакура. — Просто ребенок скончался в одном из отделений интенсивной терапии, и ну… — она снова заколебалась. Если она скажет матери, что видела, как душа ребенка покинула ее, это только вызовет ненужное беспокойство или, что еще хуже, разозлит мать: та еще сильнее станет обвинять Саске в том, что он причинил ее дочери страдания. — Я думаю, что сегодня я хочу пойти домой пораньше. — Хорошо, — кивнула мать. — Будь осторожна. Почему бы тебе не позвонить Ино, чтобы она забрала тебя? Сакура не была уверена, как мать воспримет новость, которую она сообщила дальше. — Все в порядке. Кенджи меня подвезет. — Кенджи? — Цунаде моргнула. — Студент второго курса из моего университета, который был со мной на стажировке. Он помог мне наверстать упущенное, помнишь? — подсказала Сакура. — Ах, да. Он. — Цунаде подняла брови. С материнской интуицией она невозмутимо спросила: — Он влюблен в мою дочь? Сакура почувствовала, как румянец приливает к ее щекам от откровенности вопроса. — Он просто ведет себя по-джентельменски. — Сакура, — мать бросила на нее понимающий взгляд. — Ну, — Сакура скорчила гримасу. — Может быть. Немного? — Можно ли ему доверять? — Цунаде, кажется, соглашалась неохотно. — Я еще не встречалась с этим мальчиком лично. Хотя я видела его на обходах. Такой высокий блондин? — Да. Он просто обычный, хороший парень, — успокоила ее Сакура. — Ты можешь встретиться с ним позже. Когда ты сегодня заканчиваешь? — Через пару часов. — Понизив голос, Цунаде тихо добавила: — Я бы предпочла, чтобы ты не находилась дома одна. Ты знаешь, что мы ожидаем, что что-то произойдет в любой момент. Дело не в том, что я в тебя не верю. Теперь ты можешь защитить себя. Но если бы я знала, что у тебя есть компания, это подарило бы мне душевное спокойствие. — Я останусь с Кеном, — произнесла Сакура, понимая ее опасения. — Мы пойдем куда-нибудь выпить кофе, или в библиотеку, или еще куда-нибудь, а я вернусь домой позже. Мне все равно нужно наверстать упущенное еще на нескольких заметках, а он уже прошел все задания первого курса. — Хорошо, — удовлетворенно кивнула Цунаде. — Держи меня в курсе. Я напишу тебе, когда буду идти домой. Сакура согласилась, поцеловала мать в щеку и, собрав свои вещи и переодевшись из больничной одежды, спустилась вниз, чтобы встретиться с Кенджи. Они вместе вышли из больницы и направились к автостоянке. Сев в его машину, белую спортивную модель с откидным верхом, которая, как объяснил Кенджи, была подарком его родителей за поступление в медицинскую школу, Сакура устроилась на пассажирском сиденье, пристегнувшись. — Может быть, мы могли бы сначала пойти выпить кофе или в библиотеку? — спросила она. — У меня есть кое-какие заметки, с которыми мне не помешала бы помощь. — Конечно, — Кенджи улыбнулся ей, приятно удивленный ее предложением, сел на водительское место и включил зажигание. — У меня есть тематическое исследование, по которому мне тоже не помешало бы получить второе мнение. Они выехали со стоянки. Сакура оглядела салон машины. Это было приятно, отметила она. Она чувствовала себя спокойно рядом с Кенджи, но все равно было странно находиться в машине парня — парня, который не входил в ее круг друзей. Нормальный человеческий парень, у которого не было тайной личности божества, который был добрым, умным и страстно желал спасать жизни. У них было много общего. Было приятно для разнообразия не нервничать рядом с парнем, который интересовался ею. Они проговорили всю дорогу, узнавая друг друга лучше, не обращая внимания на глаза, которые с огромным интересом наблюдали за тем, как их машина выезжает со стоянки.

***

— Я рассказал Сакуре-чан, — сообщил Наруто Какаши, когда они сидели за рамэн-баром. Рядом были Хината, Неджи, Сай, Шикамару и Ино. Пока остальные разговаривали между собой, Наруто наклонился, чтобы скрытно поговорить со своим старым учителем. — О чем? — Сухо спросил Какаши. — О том, что случилось с Саске на войне. И она согласна. Она тоже думает, что этот ублюдок Кронос как-то связан с его измененными воспоминаниями. — Это очень вероятно, — вздохнул Какаши. — Или, как я уже много раз говорил, Саске просто стал свидетелем уничтожения своего клана и решил, что ненавидит нас всех за то, что мы подняли оружие против них… — Это не объясняет, как он просто забыл о наших планах, — возразил Наруто. — Кто сказал, что он забыл? Может быть, он просто не хочет говорить о том, что работал с тобой, из чувства вины. Он ощущает себя так, словно предал свою семью. — Мы должны были предать только этого сукина сына. — Твоя мать отругала бы тебя за твой язык, — сказал Какаши с укором. — Моей матери здесь нет, — мрачно ответил Наруто, его взгляд подсознательно переместился на Хинату. — Благодаря Кроносу. Какаши заметил взгляды, которыми обменялись эти двое. Он наблюдал за ними в течение многих веков, а также за тем, как пара абсолютно ничего не делает со своей взаимной привязанностью друг к другу. Он предложил: — Как насчет того, чтобы я отвез всех остальных домой, а ты поговорил с Хинатой-чан? Наруто сглотнул и густо покраснел. — Что? Н-нет, Какаши-сенсей. — А я думал, что это у Саске были эмоциональные проблемы, — задумчиво произнесло старшее божество. — Но когда у него появился интерес к девушке, он взял ее. Конечно, это само по себе крайне девиантное социальное поведение, но он что-то сделал. В то время как вы двое... — он снова вздохнул. — Я недостоин ее, Какаши-сенсей, — прошептал Наруто, печально опустив глаза. — Так ты всегда говорил. Но ты сын Царя Олимпа. Ты ничего не мог сделать, чтобы предотвратить смерть ее отца и сестры. — Я поклялся обеспечить им безопасность. Я нарушил свою клятву… что за человек так поступает? — Ты сделал все, что мог. — После паузы Какаши подбодрил: — Поговори с ней, Наруто. Мы знаем, что враг действует. Кто знает, когда тебе представится еще один шанс? Хината на мгновение встретилась взглядом с Наруто, прежде чем стыдливо отвести глаза. Неджи повернул голову, чтобы посмотреть на Наруто с едва сдерживаемым раздражением, словно говоря: «Ради всего святого, или прекрати пялиться на мою подопечную, или сделай что-нибудь!». Наруто сглотнул. Он сказал себе, что поговорит с ней. Скоро. — Что, черт возьми, это должно быть? — Ино громко завизжала, выхватывая альбом для рисования Сая. — Это совсем не похоже на меня! Шикамару хихикнул, когда Сай сказал, что Ино была красивой, и все, что он делал, это запечатлел ее красоту. — Подожди, — Ино моргнула, уставившись на него, как будто она действительно видела его в первый раз. — Ты только что назвал меня красивой? — Почему нет, — ответил Сай, безучастно улыбаясь. Ино ахнула. Ее щеки порозовели. — Ты даже не смотришь на девушек, какого черта? Какаши с тоской слушал их беззаботную болтовню. Их можно было почти простить за то, что они думали, будто все идет как обычно. Пусть и все знали, что это не так. Это был только вопрос времени, когда их враг решит действовать. Старшее божество подумало, что они должны как можно больше наслаждаться затишьем перед бурей, пока это время не пришло.

***

Было уже больше шести часов, когда Кенджи наконец отвез Сакуру домой. Она пригласила его присоединиться к ним за ужином, и он нервно познакомился с ее матерью. Сакура чуть не рассмеялась. Ее мать, безусловно, была грозной для любого человека, которого она не знала, и особенно для потенциальных женихов ее дочери. Но, к удивлению Сакуры, Цунаде была любезна и дала Кенджи справедливый шанс завоевать ее расположение, не напугав бедного молодого человека до смерти. Сакуре было приятно, что эти двое хорошо поладили, обсуждая медицинские проблемы, обучение Кенджи, его семью и интересы. Он был открыт и честен во всем, а когда наконец забывал нервничать, становился приятной, очаровательной компанией. Он даже произвел впечатление на Цунаде, настояв на том, чтобы вымыть посуду в благодарность за вкусную еду, которую они ему предложили. Цунаде сказала ему не лгать, так как она знала, что кулинарные навыки Сакуры были в лучшем случае сомнительными, что заставило всех за столом добродушно рассмеяться. Было уже больше половины десятого, когда Сакура, наконец, проводила Кенджи до двери. — Большое спасибо за сегодняшний день, — искренне сказала она, наблюдая, как тот надевает свою серую кожаную куртку и надежно обматывает шарф вокруг шеи. — В любое время, Сакура. Я серьезно, - он встретился с ней взглядом. Затем он заколебался, оглянувшись в сторону кухни, где Цунаде убирала последние остатки еды. — Я э-э-э… так что мне было интересно. Осталось всего несколько недель, и, ну, я не знаю, подходящее ли сейчас время для вопроса, но... Сакура посмотрела на него, ожидая. «Она действительно хорошенькая», — подумал про себя Кен. Он задавался вопросом, осознает ли она вообще, насколько она красива, с ее мягкими, шелковистыми пастельно-розовыми волосами и этими выразительно большими, как у лани, зелеными глазами. — Приближается ежегодный зимний университетский бал, — Кенджи засунул руки в карманы, частично из-за незнания, куда еще их деть, а частично из-за нервного смущения. Затем он выпалил: — Ты хочешь пойти? Сакура моргнула. Про себя она подумала, что Ино взбесится. Сдерживая улыбку, она попыталась принять серьезный, задумчивый вид, притворяясь, что не замечает, в каком направлении явно движется разговор. — Хм. Я не думала об этом. В смысле, это довольно грандиозное мероприятие, да? — Оно невероятное! — С энтузиазмом воскликнул Кенджи. — Декорации, вкусная еда, вся атмосфера действительно классная. Я думаю, тебе бы это действительно понравилось. — Ты собираешься идти? — спросила она. Ей было трудно поверить, что у такого симпатичного парня, как Кен, еще не было девушки, какой-нибудь симпатичной студентки второго курса, которая была без ума от него — или даже нескольких на выбор. Внимание, которое он уделял ей, было, безусловно, лестным, хотя Сакуре было трудно полностью принять его. На самом деле она не привыкла к тому, чтобы хорошие парни прилагали искренние усилия к тому, чтобы ее завоевать, и единственным другим опытом, хотя бы отдаленно романтическим, который у нее был раньше, были достойные презрения признания Рока Ли в преданности, которые она никогда не могла воспринимать всерьез. И на совершенно другом конце спектра находился Саске, которого она не отнесла бы к «хорошим». Скорее, плохой мальчик. Ну и… Повелитель Смерти был не из тех, кто любит ужинать при свечах. «Нет, — услужливо подсказал ее внутренний голос, — но он был супер горячим, буквально вознесшим тебя на небеса парнем…». «Заткнись», — сказала она себе, униженная. — Я надеялся, что пойду с тобой, — голос Кенджи снова привлек ее внимание к нему. — Я имею в виду… — он переступил с ноги на ногу. — Для меня было бы честью пригласить тебя на твой первый зимний бал. Если ты не против. И твоя мать. — Избавь его от страданий! — крикнула Цунаде из коридора, ошеломляя Сакуру, которая смущенно рассмеялась. Кенджи, в свою очередь, издал удивленный смешок, по-видимому, обрадованный одобрением Цунаде. — Прости… — Сакура извинилась за свою мать. — Да, я бы с удовольствием пошла. С тобой. — Это потрясающе! — Кенджи просиял улыбкой от уха до уха. — Будет здорово. Мы поговорим об этом подробнее завтра? — До завтра, — улыбнулась Сакура, желая ему спокойной ночи. Он пожелал Цунаде спокойной ночи и еще раз поблагодарил ее, а затем ушел. Закрыв и заперев за собой входную дверь, Сакура повернулась обратно к кухне. — Мама! — закричала она. — Это было так неловко! — Что было неловко, так это то, как долго он это выдавливал, — закатила глаза Цунаде. — Вот откуда я знаю, что он искренен. Играющий с тобой парень был бы слишком уверенным и спокойным, и он, конечно, не выглядел бы смущенным. Сакура предположила, что это было правдой. — Так ты думаешь, он милый? — она усмехнулась. — Он кажется надежным, респектабельным мальчиком, — ответила мать. Затем она неохотно сказала Сакуре, что, хотя ей было трудно принять, что кто-то достаточно хорош для ее ребенка, не говоря уже о том, чтобы доверять незнакомцу, она не видела в Кенджи дурных намерений и была не против того, чтобы Сакура узнала его лучше. — Я согласилась, что позволю тебе испытать жизнь настолько, насколько ты сможешь. Кроме того. Я предпочту скорее милого нормального смертного мальчика, чем лживое отродье, которое крадет тебя прямо у меня из-под носа, — нахмурилась Цунаде. Сакура, удивленная и благодарная за то, что ее мать наконец-то прониклась идеей, что ее дочь, возможно, встречается с кем-то, не осмелилась спорить. Перед сном они обсуждали гендзюцу, и Сакура выразила заинтересованность в том, чтобы узнать больше о том, как разрушать иллюзии. Цунаде согласилась, что они рассмотрят это на своих следующих тренировках, а затем они пожелали друг другу спокойной ночи. Ино позвонила ей перед сном, как обычно, и потребовала подробностей о визите Кенджи, а затем сообщила ей, что Сай назвал ее красивой. Сакура закатила глаза, напоминая Ино, что она без ума от Шикамару. Ино согласилась, что Шикамару ей очень нравился, но Сай был милым, и тот факт, что он никогда не делал комплиментов ни одной девушке, крайне льстил ей — это заставляло Сакуру смеяться. Она действительно, Богиня Любви — ее привязанность с такой скоростью переходила от одного красивого юноши к другому. К тому времени, как она положила трубку, Сакура забралась в свою кровать, измученная напряженным, эмоционально напряженным днем. Она подумала о больнице, о душе, которую она видела покидающей тело Руки, и снова задалась вопросом — почему она увидела это сейчас. Кого она могла спросить об этом? Затем она подумала о Кене и о том, как его лицо так очевидно светилось всякий раз, когда он видел ее, о том, как хорошо они ладили. Наконец, незадолго до полуночи, она задремала.

***

Кора стояла, заложив руки за спину, и наблюдала, как Аид затачивает лезвие своего меча. Они ждали возвращения Аполлона. Он ненадолго оставил их под тенистым пологом деревьев, расположенных у небольшого ручья, вызванный старшим божеством. Аид сел на один из валунов и обнажил свой клинок, пока они ожидали возвращения Аполлона, продолжая полировать и совершенствовать его. Раскачиваясь взад-вперед на ногах, Кора спросила: — Он тяжелый? Аид не поднял глаз, продолжая поглаживать металл. — Возможно, — решительно ответил он. А затем добавил: — Для тебя. Она издала негромкий звук возмущения. — Могу я попробовать подержать его? — Это слишком тяжело, — отмахнулся он. — Дай мне попробовать, — настаивала Кора. Тогда он действительно поднял взгляд. Темные глаза со стальным блеском мгновение изучали ее, а затем он молча, умело повернул клинок в своей руке и протянул ей рукоять. Кора обхватила пальцами прохладное основание меча и приняла на себя его вес, только для того, чтобы ее рука подогнулась. Аид многозначительно ухмыльнулся. Поднеся вторую руку к первой, она сумела поднять ее, восхищаясь превосходным мастерством. — Прекрасный меч, — похвалила она. — У него есть название? — Кусанаги, — ответил Аид, лениво откидываясь на руки. Затем он заметил: — Ты неправильно его поднимаешь. Кора скорчила гримасу. — А есть другой способ держать меч, кроме как вертикально? — У тебя неправильная поза, — Аид кивнул на ее ноги. — Меня никто этому не учит, — надулась она. Аид наблюдал, как изменилось выражение ее лица, когда она посмотрела на него; глаза загорелись тем, что, он был уверен, она считала потрясающей идеей. — Нет, — автоматически ответил он, в то же самое время, когда она выпалила: — Ты мог бы научить меня! — Почему нет? — Потребовала Кора. — Я могла бы быть действительно хороша в этом! Мне просто нужен хороший учитель. — Спрашивай лузера, — Аид выглядел скучающим. — Его фехтование более простое и подходит для абсолютного любителя… — он резко замолчал, почувствовав прохладный стальной поцелуй на своей коже. Кора смело приставила острие меча к его горлу. Он беззаботно поднял бровь, глядя на нее. — Что ты делаешь? — вкрадчиво протянул он. Выдержав его пристальный взгляд, она шагнула вперед, удерживая вес меча обеими руками. — Хочу убедиться, что ты научишь меня, — сладко ответила она. Что-то промелькнуло в его глазах. Затем он ненадолго закрыл их, снисходительно фыркнув. — У тебя есть пять секунд, — сообщил он ей. — А? — Застигнутая врасплох, Кора запнулась. — Прежде чем что?.. — затем она ахнула, когда он внезапно двинулся без предупреждения, без усилий обезоружив ее и прижав спиной к стволу дерева рядом с ними с такой скоростью, что у Коры почти не было времени среагировать. Она почувствовала металл у своего горла, когда Аид удержал ее на месте, зажав между деревом и своим телом. Затем он просто произнес: — Пока я не сделаю это. Его губы врезались в ее губы. Глаза Коры расширились, ее тело немедленно откликнулось, воспламеняясь желанием. Но сейчас был день. Их друг мог вернуться в любой момент. Что делал Аид, целуя ее так открыто? — Подожди, — прошептала она между задыхающимися, страстными, лишающими рассудка поцелуями. — Аполлон недалеко. Аид, что, если кто-нибудь увидит нас… — ее последнее слово было поглощено еще одним грубым, заставляющим замолчать поцелуем. — Испугалась, богиня? — злобный дразнящий шепот коснулся возле ее уха. Кора сглотнула, когда теплые губы прошлись по изгибу ее горла, покрывая плоть поцелуями, лихорадочно-горячими, вызывающими жар, который с ревом ожил в ее крови. Когда эти губы снова нашли ее губы, они растаяли на ее собственных, обжигая, уничтожая; целуя ее со всепоглощающей страстью и интенсивностью, от которых у нее закружилась голова. Это всегда было одно и то же. Украденные поцелуи глубоко в лесах, в которых они могли найти укрытие. Но он никогда не целовал ее при свете дня, и по мере того, как его поцелуи становились все более глубокими, Коре становилось все труднее тревожиться об этом, она подняла руки и провела ими по его длинным темным волосам, наслаждаясь их тонкой текстурой между кончиками пальцев. Она сгорала от желания к нему, сгорала, жаждала, желала, нуждалась в его тьме так же сильно, как нуждалась в воздухе в своих легких. Он опустил меч и обвил рукой ее талию, прижимая ее к себе, разжигая искры, которые проскакивали между их телами. Она падала. Все глубже и глубже погружалась во тьму, из которой никогда не хотела выходить. Его тьму. Она чувствовала, как ее сердце скачет галопом в груди, сильно бьется из-за него. Для него. Она чувствовала его собственное, стучащее так же быстро. Звук хрустящих веток под ногами поблизости заставил их отпрянуть друг от друга. Желудок Коры скрутило, когда она повернула голову вправо, отпрыгивая от дерева и Аида, будто они ошпарили ее. Аид быстро вернулся к беспечной заточке своего меча. Он бросил сардонический, ухмыляющийся взгляд на Кору украдкой, когда она наклонилась к ручью и плеснула водой себе в лицо, чтобы охладить пылающие щеки. — Это была пустая трата моего времени! — Объявил Аполлон, появившись через просеку среди деревьев и снова присоединяясь к ним после своего короткого поручения. — Давайте, ребята! Последний, кто доберется до следующей поляны, должен разыграть Какаши-сенсея! Аид уже встал и двинулся еще до того, как Аполлон закончил свое предложение. — Эй!— Закричал Аполлон, почти комично обвиняюще указывая пальцем. — Ублюдок! Вернись сюда! Я еще не говорил "начали"... — Ты последний! — Аид усмехнулся в ответ. — Ты мудак! — крикнул его друг, бросаясь за ним. — Эй, подождите меня! — Кора возмутилась, подбирая юбку своей туники и бросаясь в погоню. Приятная сцена вокруг нее стала серой. Ее зрение затуманилось. Кто-то рыдал над ней, снова и снова в отчаянии выкрикивая ее имя. — Кора. Кора, пожалуйста... Видения слились воедино, их было много, разных людей, разных сцен, мелькающих слишком быстро, чтобы она могла ясно разглядеть что-либо из них, мчащихся все быстрее и быстрее, пока они не превратились в головокружительное размытое пятно, как неконтролируемая кинолента, прокручивающаяся на предельно быстрой перемотке. А потом внезапно наступила темнота. Пришла боль. Вращающийся калейдоскоп Шарингана, пронзающий ее череп. Она попыталась втянуть воздух в легкие, но все ее тело лихорадило, неприятно жгло. Она беззвучно кричала, ее глаза ничего не видели, жжение внутри заставляло ее хотеть царапать собственную грудь, мучительное, невыносимое. Она источала тени, густую черную жидкость, которая не переставала вытекать из нее. Тени рассеялись ровно настолько, чтобы она могла разглядеть бледное, плачущее лицо, размытое и нечеткое над ней, в то время как тот же голос продолжал выкрикивать ее имя. — Сакура! — Настойчиво позвал голос, за гулким потоком коварного шепота, который она не могла понять. — Сакура! Тени снова сомкнулись вокруг нее, не давая ей пошевелиться, не давая открыть глаза. Цунаде в ужасе наблюдала, как ее дочь корчилась на кровати, издавая такой пронзительный крик, что вся кровь отлила от лица ее матери. Предположив, что у нее приступ, она попыталась сохранить спокойствие. Но это не было похоже ни на один приступ, который она видела. Сакура не просыпалась и не подавала никаких признаков того, что слышит ее. Она царапала свою грудь, оставляя на коже свежие красные следы, как будто подсознательно стремилась удалить что-то из себя. Она никогда раньше не издавала таких ужасных звуков. Цунаде попыталась стабилизировать девушку легкой волной успокаивающей, исцеляющей чакры, а затем сделала инъекцию амброзии прямо в вену на ее правой руке. Когда это не сработало, и Сакура продолжала кричать, как одержимая, ее мать подавила рыдание и мысленно позвала первого человека, который пришел ей в голову, человека, который, как она знала, мог прибыть моментально. — Джирайя! Секунды, прошедшие до того, как он материализовался по ее зову, казалось, тянулись слишком медленно, но он материализовался, беззаботно используя запрещенное транспортное дзюцу в ответ на нехарактерную настойчивость, которую он услышал в ее телекинетическом призыве. — Я не знаю, что происходит, — воскликнула Цунаде, пытаясь влить еще немного золотистой жидкости в вены Сакуры дрожащими руками. — Она не перестает кричать! Сделай что-нибудь! — Дай мне посмотреть, — приказал Джирайя и положил руку на лоб Сакуры, закрыв глаза. Он попытался заглянуть в ее разум, подключиться к ее мыслям, используя те остатки чакры мудреца, которые он мог призвать. Его попытка привела к болезненной вспышке белого света, которая взорвалась позади его глаз, и краткой вспышке невероятно сложной печати, которую он даже не успел разглядеть, прежде чем она исчезла, и он отшатнулся назад, ошеломленный. — В чем дело? — Цунаде отчаянно вцепилась в его руку, учащенно дыша, в ее глазах нарастала паника. — Джирайя… — Ее печать, — выкрутился Джирайя. — Она не позволила мне подключиться к ее разуму… Сакура издала болезненный стон, а затем резко затихла. Приступ прекратился так же внезапно, как и начался. Оба старших божества затаили дыхание, со страхом глядя на нее. Цунаде протянула дрожащие руки, чтобы проверить пульс дочери. Она чувствовала, как он быстро, но ровно бьется. Вскоре ее дыхание замедлилось, стало глубже, и Цунаде наконец позволила себе выдохнуть с облегчением. Затем она обменялась смущенным, встревоженным взглядом с Джирайей, не понимая, что именно произошло, и почему Сакура внезапно замерла. Джирайя встал, подошел к окну и отдернул занавески. Он пристально вглядывался в темноту, как будто это давало ему объяснение. «Ты здесь? — Он думал телепатически. — Ты остановил это?». Тьма молча смотрела на него в ответ.

***

За окном Сакуры, приземлившись на дереве прямо напротив ее комнаты и скрытый от наблюдающих глаз Шлемом Тьмы, Саске неровно вздохнул, прислонившись лбом к холодной, грубой коре ствола дерева. Он на мгновение закрыл глаза, желая, чтобы его бешено колотящееся сердце успокоилось. Он чувствовал это в Подземном Мире — ее жизненная сила хаотично вспыхивала, даже на большом расстоянии, на котором они были друг от друга. Это привело его к ней в мгновение ока, и с некоторым усилием ему удалось стабилизировать приступ Сакуры, успокоив ее дико скачущие уровни чакры с помощью мощной команды сна, эффективно лишив ее даже осознания сновидений — но не без того, чтобы мельком увидеть, чем оно было. Он видел, как мучил ее прерывистый сон. Видел самого себя. Аид. Стоящий над безжизненным телом девушки с розовыми волосами, убаюканной в объятиях другой плачущей богини. Это было видение, которое длилось всего долю секунды, прежде чем невероятная боль пронзила его череп, вспыхнув белым, разорвав краткую телепатическую связь между ними. Он оставался там, скрытый в тени, наблюдая за двумя старшими божествами, которые бдительно следили за ней, пока не убедился, что она вне непосредственной опасности. Затем он переместился обратно ко входу в Подземный мир, его спина ударилась о грубую стену пещеры рядом с тем местом, где находился Цербер, его ноги чувствовали себя нехарактерно неустойчивыми. Опустившись на колени, он невидящим взглядом уставился вперед, встревоженный увиденным; в голове царил настоящий адский вихрь. Одна из могучих морд Цербера опустилась, чтобы подтолкнуть его в плечо, выдыхая дым — верный зверь почувствовал беспокойство своего Хозяина. Саске не ответил, погрузившись в свои мысли. Она рассказала ему. Она сказала ему, что Аид знал Кору. Он отмахнулся от этого как от чепухи. Но если она создала все это в своем воображении, то как она могла видеть его во сне именно таким, каким он был тогда? Он не понимал, черт возьми. Она никак не могла представить себе то, чего никогда не видела – если только она действительно не видела этого раньше, в другой жизни. Что еще раз наводило на мысль, что Сакура была не единственной, у кого отсутствовали воспоминания. Если это было так, почему он не мог вернуть их, испив из источника, восстанавливающего память? Он увидел вспышку печати в ее сознании, прямо перед тем, как связь прервалась. Но даже когда он попытался вспомнить печать, он не смог. Она сжигала его мысленный взор, мешая даже взглянуть на нее. Его череп все еще пульсировал. Что-то не сходилось. Он должен был выяснить, что именно. Но как? Он был одинок в своих теориях и мыслях, и ему не с кем было ими поделиться. От Чиё было мало толку. Она подтверждала и опровергала, что считала нужным, и он больше не будет тратить время на игру в догадки. Не тогда, когда смертная стабильность Сакуры была так явно непредсказуема. Сакура. Он попытался блокировать это. Блокировать все это. В любое время, когда она звала его, намеренно или нет. Но связь между ними — неразрывная связь, канал связи, который позволили открыть зерна, которые она съела — было трудно игнорировать. Он слышал ее. Он чувствовал, когда ее жизненная сила была в беспорядке. Ранее в тот же день он слышал, как она умоляла сохранить жизнь ребенку. Проведя рукой по беспорядочным прядям волос, Саске тяжело выдохнул. Он плавно поднялся на ноги – в тот самый момент, когда Цербер начал угрожающе рычать, обнаружив нежелательного нарушителя. Глядя вперед, в густой, холодный туман, Саске задействовал свой Шаринган, ища источник помех. Он нашел его в виде андрогинной тени, которая кралась сквозь туман. Он остановился в нескольких метрах и молча уставился на Саске. Саске уставился на чудовище, стоящее перед ним. Это был не человек. У него не было никаких черт – за исключением странных желтых глаз и широкого рта с острыми зубами. Его пальцы имели форму когтей, но никаких других деталей на нем не было видно – только чернильно-черная кожа, которой не хватало четкости любого вида. Он выглядел как копия споры, которую Саске срубил возле дома Цунаде, но более крепкая, более высокая модель, которая была полностью черной, а не белой. Цербер рявкнул, автоматически бросаясь вперед, чтобы разорвать существо в клочья, но немедленная телепатическая команда Саске остановила чудовище. Саске предупредительно кинул: — Еще одно из созданий змея? Я уже говорил тебе. Все неестественное, что нарушает баланс жизни и смерти, я уничтожу. Существо наклонило голову и сверкнуло неровными зубами, маниакально ухмыляясь. Затем оно заговорило, и это был не язык монстра или Орочимару. Голос гулко разнесся по пещере, как будто он просто проецировался через сосуд, а не принадлежал самой черной сущности. Это был тот звук, который Саске узнал бы где угодно и когда угодно, самый ненавистный звук, который он ненавидел слышать. — Я горжусь тем, что ты так хорошо служишь Подземному Миру, юный Саске. Сердце Саске неприятно сжалось. Его глаза расширились от недоверия. Кронос. Мадара. В одно мгновение существо проворно прыгнуло вперед. Кусанаги отразил нападение, клинок зашипел смертоносным, мощным электричеством, готовый разрубить существо на куски – только для того, чтобы оно немедленно превратилось в лужу черноты, когда меч просвистел прямо сквозь его тело, не соприкасаясь ни с чем, кроме воздуха. Саске обернулся и обнаружил, что существо бесшумно появляется у него за спиной. — Ты смеешь приходить сюда... — начал Саске, совершенно взбешенный. — Смею? — Повторил Кронос. — Я построил это царство. Силу, которая сейчас течет по твоим венам… ты должен благодарить за это меня. — Убирайся! — Саске послал потрескивающий удар сфокусированной молнии в существо. Он растаял в лужу, но продолжал говорить, к большому раздражению божества смерти. — Нет необходимости в такой театральности, мальчик, — раздался покровительственный голос Кроноса. — Я пришел поговорить с тобой о вопросах, которые представляют ценность для нас обоих. Возможно, ты счел бы, что в твоих же интересах выслушать меня. — Заткнись, — прорычал Саске и снова бросился на андрогинную фигуру. И снова та превратилась в жидкость и растворилась в земле. Саске наблюдал за повторной материализацией существа с недовольным замешательством. Только Суйгецу обладал способностью сбрасывать свою форму в воде. Что, черт возьми, это была за штука? — Нет смысла нападать на это существо, — эхом отозвался голос Кроноса. — Оно просто будет продолжать превращаться в жидкость, пока я не разорву связь между моим сознанием и его собственным. А я не разорву ее, пока мы не поговорим. — Мне не о чем с тобой говорить, — Саске с ненавистью посмотрел на темное чудовище. Он был готов поспорить на каждый драгоценный камень и металл в своем царстве, что змей Орочимару имела какое-то отношение к этому неожиданному визиту. — Напротив, нам есть что обсудить. Сейчас же. Будем ли мы продолжать этот бессмысленный танец, или ты собираешься обуздать свой темперамент и выслушать меня? Саске метнул в него яростный взгляд. Ему не нравилось, когда с ним разговаривали как с ребенком, и он ничего так не хотел, как избавиться от этой формы, которая выдавала себя за его предка. Но он отогнал свое кровожадное намерение, заставляя себя успокоиться, думая, что, может быть, он сумеет узнать что-нибудь полезное для себя. Кронос явно нуждался в нем, раз находился здесь и общался с ним через тело носителя. Возможно, подумал Саске, он мог бы каким-то образом повернуть эту встречу в свою пользу. Но ему нужно было быть очень осторожным. Кронос был кем угодно, только не дураком. Один из самых умных в клане, его было нелегко ввести в заблуждение или обмануть. — Хорошо, — голос Кроноса звучал удовлетворенно, когда Саске опустил клинок — но не вложил в ножны. — Теперь, когда ты ведешь себя разумно, ты вспомнишь, что мы говорили тебе об Эдо Тенсей, технике, которую мы хотим усовершенствовать. Она действительно обладает силой возвращать души в их физическую форму, но для этого нам нужно сотрудничество с тобой. Саске слушал в ледяной тишине, сжимая рукоять Кусанаги так крепко, что чувствовал, как напрягаются мышцы его левой руки. — Теперь у тебя есть абсолютная власть над смертью. Ты знаешь о каждой печати, которая обращает вспять смерть. Ты стал более искусен в этом, чем я когда-либо был. У тебя всегда был большой потенциал, юный Саске. Смерть никогда не была моей сильной стороной... Пожирание времени и манипулирование им — вот в чем мои сильные стороны. — Если ты пришел сюда, чтобы польстить мне, — невозмутимо произнес Саске, — оставь это. — Я пришел сюда, чтобы сделать предложение. Орочимару уже рассказал тебе о части наших планов. Я надеялся, что перспектива мести народа поверхности побудит вас помочь нам в нашем деле, но я вижу, что тебе, возможно, потребуется немного больше... убеждения. — У тебя нет ничего, что мне нужно, — проигнорировал Саске. — Ах, но есть кое-что, чего тебе не хватает, и только я могу помочь тебе обрести это. Я знаю тебя, мальчик. Прежде всего, ты хочешь власти, хочешь быть сильнее, чем кто-либо другой. Действительно, мой истинный потомок. Что, если бы существовал способ получить высшую силу, высшее видение? Глаза, которые могут видеть все с большей ясностью, чем даже наши собственные? Саске уставился на него в тщательно сдерживаемом смятении. Он был таким же буйным и безумным, каким был всегда, но у него была приводящая в бешенство манера делать предложения таким разумным тоном, что отказывать ему казалось таким же безумием. — О чем ты говоришь? — резко потребовал он. — Здесь нет ничего, чего не могли бы увидеть мои глаза. — Здесь — да. Ты властвуешь над своим Царством. Но как насчет того, что находится за его пределами? Твои глаза не воспринимают Чистое Царство. Шарингану, при всей его силе, не хватает этого божественного зрения. Чистое Царство, где обитали божества, выполнившие свое предназначение и ушедшие в мир иной. Он мельком подумал о своей семье. Почувствовал прилив боли и невыразимой ярости от того, что, как он знал, было жестокими попытками Мадары манипулировать им, как будто он все еще был наивным мальчишкой, как шахматная пешка, которая не способна видеть его ложь и уловки. Но он все равно слушал. — Риннеган… — стал объяснять Кронос. — Образовался в результате слияния ДНК Учиха и Сенджу. Я предлагаю тебе эти глаза. Думай, мальчик. Думай, что не будет такой среды, которую вы не могли бы увидеть. Самая сложная из древних печатей, чакра во всех ее источниках и потоках, самый скрытый из божественных, духовных планов.… все будет тебе видно. Ты сможешь манипулировать самим пространством и временем. Саске не мог до конца поверить в то, что он слышал. Риннеган. Было ли это тем, чего на самом деле добивался Мадара? Саске уже читал о Риннегане раньше, спиралевидной радужке с рябым рисунком, которая предлагала зрительные способности, превосходящие даже возможности Шарингана или Бьякугана. Это был высший вид божественных глаз, который передавался по трем престижным линиям божеств. Но эти глаза могли быть активированы только прямыми потомками Геи, первой Богини, чье настоящее имя было Кагуя Ōоцуцуки. Ее сыновья и внуки, которые были отцами-основателями кланов Учиха и Сенджу соответственно, овладели Риннеганом в результате слияния крови Сенджу и Учиха. Однако чем более разбавленными становились родословные, тем труднее было активировать глаз. — Как первый правитель Учиха в Подземном мире, я уже передал тебе генетику, которая тебе отчасти требуется. Все, чего не хватает, — это объединить ее с чистой ДНК Сенджу. — И где, — скептически спросил Саске, — по твоему мнению, ты это найдешь? — Цунаде обладает кровью Сенджу. Как и Наруто, благодаря своему происхождению. Но потребовалось бы больше времени, чтобы дождаться ее разблокировки, если бы мы объединили нашу кровь с их кровью. Гораздо более совершенный образец пробудил бы Риннеган раньше. — Ответил Кронос. — Кровь царей… Саске ненавидел то, как он использовал "мы". Высокомерно предполагая, что божество смерти уже было на борту его властолюбивых планов. Но слова Мадары повторялись в его голове. «Самая сложная из древних печатей», — подумал Саске, лихорадочно соображая. Сможет ли он увидеть даже печать Сакуры? Возможно ли, что одна из таких печатей была наложена и на него тоже? — Мы оба желаем одного и того же, — настаивал Кронос. —Я тоже хочу отомстить тем, кто заключил меня в тюрьму. Работай со мной, и мы отомстим за наш клан. — Наш? — Саске моргнул. — Ты предал нас! Ты довел мою семью до конца, прекрасно зная, чего нам будет стоить война, только для того, чтобы занять трон на Олимпе. — Они знали о рисках войны, — возразил старший Титан. — Они решили последовать за мной, веря в мое дело. Как долго поверхностные боги избегали нас, в то время как они наслаждались щедростями своего мира, в то время как смертные молились им вместо нас? Ты что, забыл, мальчик? Ты тоже последовал за мной на войну. — Ты сказал нам всем, что мы ни за что не проиграем! — кинул Саске в ответ. — Но это стоило мне всего! — Давай все исправим! С помощью Эдо-тенсей мы можем не только возрождать души, как только достигнем этого… мы можем восстановить весь клан, каким он был раньше! — Ты лжешь, — возразил Саске. — Мы оба знаем, что это невозможно. Эдо Тенсей позволит тебе вернуть мертвых под свой контроль. У них не будет собственной свободной воли. Они не будут живы. — С твоим Шаринганом и моим, с обретением Риннегана, все станет возможным, — голос Кроноса был подобен обернутой в шелк стали, соблазнительный, разумный, ничем не выдавая безумца, который обитал глубоко в этом хитром, жаждущем власти уме. — У тебя есть абсолютная власть над мертвыми. У меня есть абсолютная власть над временем. Вместе, Саске, мы можем нарушить правила естественного порядка вещей в мире. Подчинить их нашей воле. Нам не нужны разрешения. Мы достигнем совершенства Эдо Тенсей с помощью использования Риннегана. И мы восстановим наш клан к его былой славе и сокрушим поверхностных богов. Только представь себе это! Твоя мать. Твой отец. Итачи. Все восстановлены такими, какими они были, их воспоминания и эмоции остались нетронутыми. Нам нужно только пробудить божественные глаза, чтобы сделать это возможным. — С чего бы мне помогать тебе? — ледяным тоном спросил Саске. — Мы хотим точно того же самого. Чтобы восстановить клан. Чтобы отомстить за них. — А взамен? Чего ты хочешь? — глаза божества смерти сузились. Он ни на йоту не доверял Мадаре. — Мы должны найти пропавший флакон. Найди его, верни нам, и я даю тебе слово, что отдам тебе Риннеган. — Твое «слово»? — Саске чуть не издал резкий смешок в ответ на это: — Для меня это ничего не значит. И это слишком мало, чтобы просить в обмен на такой подарок. Что еще? Темное существо наклонило голову. — Конечно, нам потребуется какая-то страховка, чтобы ты нам помогал. Саске ждал подвоха. — Проклятая Печать Небес. Прими это, и Риннеган станет твоей наградой. Саске изо всех сил старался оставаться спокойным. Проклятая печать Небес была проклятой печатью Орочимару, когда он вливал свою собственную чакру в выбранного им носителя и получал некоторую степень контроля над его разумом и телом, в зависимости от того, как часто активировалась печать. Она давала своему хозяину улучшенную, дополнительную физическую силу и повышенный уровень чакры, получаемый от чакры змеи всякий раз, когда активировалась печать. Это был насквозь неприятный обязывающий контракт. Саске не был дураком. Он уже мог видеть, что пытался сделать Мадара — предложить ему большую власть, но гарантировать, что он полностью выполнит их планы. И Саске знал все о скользких, запрещенных искусствах Орочимару. Печать была создана для того, чтобы разъедать разум и в конечном итоге полностью подавлять тело своего хозяина, чтобы Орочимару мог затем обладать ею как своим личным хозяином. Орочимару хотел получить Шаринган. Он всегда так делал. Однажды он по глупости попытался получить его от Итачи, но потерпел катастрофическую неудачу. Теперь он верил, что у него есть шанс с Саске. Божество смерти испытывало отвращение от самой идеи позволить змеиной чакре вторгнуться в его собственное тело. Неужели они действительно считают его простаком? Что он не мог видеть их намерений и скрытых мотивов? — Ты предлагаешь Риннеган, если я отдам свою волю змею? — Его голос был резким. Опасным. — Тебе нет необходимости активировать его печать и ускорять ее развитие в твоем теле... А ему будет очень трудно обладать божеством с твоим уровнем способностей и силы. У тебя есть мое слово, твоя свободная воля останется свободной. Это всего лишь знак твоей искренности. Я не могу позволить змее завладеть твоим телом. У тебя есть Царство, которым нужно управлять. Все, что позволяет нам делать печать, — это отслеживать твое местонахождение, чтобы убедиться, что ты действительно заодно с нами. Честная и простая сделка, не так ли, для глаз, которые видят все? Саске долго молчал. Взвешивали риски. Рассчитывал. Это предложение было опасным и могло привести к катастрофическим последствиям. Или же это могло дать ему именно те инструменты, которые были нужны, чтобы навсегда покончить с циклом перерождений Сакуры. — Я не ожидал, что ты согласишься добровольно, даже со всем, что я тебе предлагаю, — эхом отозвался голос Кроноса. — Возможно, тебе нужно увидеть доказательства наших планов, чтобы поверить в мои слова. Позволь мне показать тебе. Желтые глаза темного существа внезапно налились кровью и стали алыми. Впервые внешнее выражение лица Саске дрогнуло. На его лице отразились неуверенность и сомнение, его хватка вокруг Кусанаги снова усилилась. Он не знал, какие у Кроноса были пределы в направлении способностей своего Шарингана через тело марионетки — в тот самый момент, когда Титан бросил через существо гендзюцу, которое раскатилось по пещере. Достаточно яркое, чтобы воссоздать круглый тронный зал Олимпа, окруженный могучими поврежденными колоннами, что поднимались ввысь. В некогда великолепной комнате лежали в руинах упавшие колонны и некогда роскошные гобелены. Иллюзия простиралась повсюду вокруг Саске, во всех направлениях через вход в Подземный Мир, создавая впечатление, что его лично туда перенесли. Был ли это действительно тронный зал? Или просто то, что Кронос хотел, чтобы он увидел? Саске чувствовал себя дезориентированным, наблюдая за происходящим с помощью своего собственного Шарингана. Откуда ему знать? Он не видел тронный зал с тех пор, как в последний раз посещал его со своей семьей, задолго до начала войны. Перед ним на возвышении из чистого белого мрамора стояли два золотых царственных трона, их блеск потускнел с течением времени, но, тем не менее, они были великолепны. Кронос – в своей истинной форме, сидел на большем из них, одетый в черное и красное, цвета их клана. Увидеть его снова, даже в гендзюцу, было ледяным шоком для организма Саске. Потребовалось все самообладание, чтобы не наброситься на старшее божество и не попытаться вырезать это ухмыляющееся лицо прямо здесь и сейчас. Он знал, что это бесполезно. Это была всего лишь иллюзия, предназначенная для того, чтобы показать Саске все, что Кронос хотел ему открыть. Кронос приглашающе махнул рукой позади себя. Саске обернулся, заметив справа высокую кристаллическую структуру. Он приближался к ней медленно, осторожно, его сердце колотилось о грудную клетку, он не знал, чего ожидать. Когда он приблизился, он мельком увидел бледное лицо, заключенное в толстый, непроницаемый кристалл. Саске уставился на него, поначалу не в силах определить черты лица. Бледное и худощавое, с огненно-рыжими волосами. Рыжие волосы. Он резко вдохнул, осознание обрушилось на него со всей внезапностью ревущего цунами. Он понимал, на что смотрит. На кого он смотрел. Сам масштаб этого приковал его к месту. — Ты видишь? Кровь Сенджу в чистом виде, — похвастался Мадара. «Этого не может быть», — подумал Саске, встревоженный до глубины души. — Так-то лучше, — голос Крона теперь, казалось, звучал прямо у него за спиной, заставляя Саске напрячься и отступить назад. Он наблюдал, как видение старшего божества обошло кристалл, подойдя к другой его стороне. Саске последовал за ним, почти боясь того, что он увидит дальше, даже когда часть его точно знала, что он найдет. Когда его глаза поднялись и остановились на следующем лице, заключенном в кристаллическую тюрьму, его губы приоткрылись в ошеломленном шоке; резкий вдох застрял в горле. Это было невозможно. Этого просто не могло быть… как?.. Он должен был каким-то образом подстроить это ... И все же, даже когда он думал об этом, Саске знал, что это неправда. Каким-то образом он знал. Это было по-настоящему. И это все меняло. — Ты видишь, мальчик? — Голос Мадары рядом с ним звучал самодовольно, и на этот раз Саске не отстранился, слишком пораженный открывшимся перед ним зрелищем, чтобы пошевелиться. — У нас есть все, что нам нужно. Я уже слил их ДНК со своим собственным Шаринганом. Скоро мой Риннеган пробудится. Присоединяйся к нам, и мы покончим с поверхностными богами, используя очень ценного лидера, которого они считали потерянным для них навсегда. Глаза Саске оставались на лице дремлющего божества, заключенного в его ловушку. Он не постарел ни на день. Бог Смерти задавался вопросом, что же пошло не так. Как они оба были схвачены, что им помешало пройти дальше. Нуждался ли Кронос в Эдо Тенсей, чтобы оживить их, и каковы были его планы на эту пару. Саске был уверен — Кронос не задумал ничего хорошего. Сквозь все эти мысли громче всех прозвучало одно слово. Одно-единственное имя человека, который был бы наиболее опустошен, когда узнал бы об этом. Наруто. Он понятия не имел. Никто из них не знал. — Я вернусь через три земных дня, чтобы узнать твое решение. Обдумай мои слова, внимательно, юный Саске, — голос Кроноса затихал, гендзюцу начало распутываться вокруг него, его заклинатель отступал в свое заимствованное тело. — Я предлагаю тебе власть и месть. Найди пропавший флакон. Прими печать. Помоги нам. И мы свершим свою месть. Неподвижное лицо Зевса было последним, что увидел Саске, прежде чем иллюзия полностью рассеялась вокруг него, развеявшись, как песок в холодном клубящемся тумане, снова оставив его одного у входа в его Царство. Цербер оглушительно лаял позади него.