Как делают помогаторы, или Мемуары с космодрома

Минута за минутой утекали и сливались в часы; час за часом улетал в пустоту со свистом, аки свинцовая пуля. С каждым таким выстрелом пальцы Болта постепенно немели от предчувствия приближавшихся посиделок. Хоть он и не говорил, что придёт, но что-то тянуло его к своему товарищу – либо тоска по друзьям, либо желание доказать глупость его затеи. В любом случае, именно на это Молотов и должен был рассчитывать со своим приглашением, иначе бы он его не позвал. Но вот прозвенел последний звонок: окончание смены. Вновь все торопливо покинули станки и направились к выходу, чтобы разойтись по уголкам завода или долететь до домов поблизости. Только совсем сумасшедшие цеплялись за автобусы и «зайцами» (по человеческим меркам, фиксикам чуждо это понятие) доезжали до пунктов назначения, чтобы так же, как и все, лицом вниз упасть в подушку и забыться сладким сном. Болт часто именно так и хотел бы завершать свой день, но, по какой-то причине, мгновенное выключение происходит только в полнолуние. Как назло, луна сегодня в небе отсутствовала, и вокруг, как ни в чём не бывало, поддразнивая, сияли звёзды. А ведь когда-то их скопления вызывали детский восторг; вокруг созвездий устраивались шуточные соревнования, кто больше увидит в телескоп и назовёт за минуту. И Болт выиграл только один раз – зато как! Никогда он не испытывал за себя такой гордости, за своего учителя-соперника благодарности, когда он прижимал совсем молоденького сварщика к себе и трепал шестигранные волосы, нахваливая его ум. Блаженные минуты, в течение которых не было никого, кроме них, и ничего, кроме ночного неба… Но эти годы прошли, и прошли незаметно для всех. Остались только пропитанные горечью воспоминания, и её чувствовал только Болт. Незаметно для себя, он оказался у двигателя, где уже караулил Молотов. Никто точно не знал, почему к нему прицепилась одна фамилия, но солидности долговязому сварщику она ничуть не предавала. – Всё-таки пришёл? – с наглейшей, сравнимой лишь с кошачьей, ухмылкой шагнул к товарищу Молотов. – У меня выбора, я так понимаю, и не было, если ты меня ждал. – Как! – всплеснул он руками и, сделав паузу, показав на Болта пальцем. – Почему сразу тебя? Ты меня за узурпатора считаешь? У нас де-мо-кра-ти-я. Свобода выбора! – показал пальцем в небо. – Заметь, тебя никто здесь не останавливал. Ты мог бы так же, как и всегда, пройти мимо, даже не попрощавшись. – Ты мне зубы не заговаривай, – прошипел Болт. – Ты знал, что я не смог бы отказаться от того, чтобы на примере показать бессмысленность твоей затеи. Я бы тебе похлопал, если бы не считал это мерзким. – Мы же друзья не один год, разумеется, я знаю. А ещё я знаю, что ты больше рад нашей гостье. – Как?! Уже? Где? – Болт с искренним любопытством начал оглядывать пространство вокруг в поисках знакомого жёлтого огонька. Молотов положил руку на его плечо и повернул в обратную сторону. – Сюда! Тут чисто! Из всеобъемлющей тьмы вылетела крошечная бледно-жёлтая шаровая молния, освещая холодные стальные стены. Те, кто ещё не успели уйти, собрались в полукруг и скандировали одно имя с вытянутыми руками: – Пеллет! Пеллет! К несчастью для толпы, стройная женщина в костюме шкипера приземлилась рядом со сварщиками, сразу обозначив, что надолго она в цехе не планировала задерживаться; по крайней мере, на сегодня. Молотов с разбега обнял доставщицу: – Пеллет! Сколько лет, сколько зим! Я боялся, не успеешь. – Я когда-нибудь опаздывала? – засмеялась она и отвела взгляд от внезапно сурового лица Молотова. – А где же Болт? – Тут я… – выглянул низенький сварщик и сразу же был заключён в объятия. В относительно приятном плену он слушал в половину уха воркования Пеллет о том, как она по нему соскучилась и как рада, что он жив и даже до сих пор (она подчеркнула) разговаривает. – Хватит, я не настолько безнадёжен. – Ну правда, Болт, от тебя практически не слышно! О чём я должна думать? – Пеллет начала писать в воздухе, маршируя взад-вперёд, под смешки Молотова. – Пропал фиксик низкого роста… – Среднего, – пробурчал пропавший. – Хорошо, будет среднего… сорока семи лет, одет в комбинезон коричнево-красного цвета. – Скорее ржавого, как и хозяин, – добавил Молотов. – Из примет: шестиугольная проплешина, средней длины борода, тонкие бакенбарды… – Бакенбард нет, – поправил Болт. – Так и запишем: «сейчас нет». Молотов согнулся пополам от удушавшего подавленного смеха. Болт хлопнул его по спине, заставив расправиться с громким хрипом и отогнав толпу зевак, пятившихся подальше от троицы и перешёптывавшихся о необходимости позвать врача, «как бы не умер». – Пеллет, если ты пришла издеваться надо мной, я ухожу. – Для доходчивости, Болт развернулся к выходу. – Я не собираюсь больше терпеть неуважение к себе, особенно от своих же коллег. – Прости, Болтик, – проскочила шкипер к нему и положила руку на плечо, – я не думала, что тебя задену. – Заденете, – вновь поправил, повернувшись к Молотову. – Потом покумекаем над тем, кто кого обидел, – невозмутимо приобнял с боков своих товарищей виновник собрания. – Сейчас мы идём ко мне в гости. Мы так не собирались больше десяти лет! Ну, именно втроём. Если Болт не против. Болт устало кивнул и замкнул движение троицы по воздушному коридору. Молотов жил в квартире относительно близкой к заводу, поэтому движение на фиксибордах было неизбежным. Они, кстати говоря, собирались рядышком – через два станка от знакомой секции, – но в их конструкцию Болт был менее посвящён и иногда даже поглядывал в чертежи, когда внезапно приходил заказ на изготовление в их отдел. На использование изделия в быту, естественно, это не влияло. Пеллет, как ей и свойственно, нарушила строгий порядок колонны и выскочила, чтобы лететь бок о бок с Молотовым. Из всех она, пожалуй, была лучшей в полётах на фиксиборде и подобном транспорте. С её виражами нестыдно показаться среди молодёжи! Но в час пик, когда улицы заполняли уставшие люди, насладиться биением ветра в лицо от трюков в небе – слишком рискованное занятие, грозящее всему роду маленьких человечков. Потому она лишь обгоняла долговязого сварщика, наворачивала круги в ожидании, ненадолго следовала, когда Молотов нагонял, и снова взмывала к облакам, зажигаясь яркой звёздочкой в тёмно-синем небе. Так и долетели до квартиры, проскользнув через форточку этажом ниже, замочную скважину, лестничный пролёт, и, наконец, вторую замочную скважину. В квартире было ни души, но лампочка сигнализации не горела – об этом заранее позаботился нынешний хозяин, за что по праву его можно назвать «молотком». – И чего тебе на заводе не сидится? – Болт стряхнул пыль от последней скважины. – У тебя ж детей нет, чтоб в квартире держать. – А сюда никто заселяться не хочет, – с непонятной гордостью ответил Молотов. – Все, кто здесь жили, дольше года не задерживались. Боялись нервного срыва. И «святая миссия» их не удержала! – Они спустились с коробки сигнализации в кухню и забрались в старый, обесточенный холодильник, где хозяин наконец поставил фиксиборд на специально постеленный коврик. – Ставьте-ставьте. Не стесняйтесь. Будьте как дома. – То есть ты нервного срыва не боишься? – склонила голову Пеллет. – Зачем? Он и так сумасшедший, – шепнул Болт; шепнул настолько тихо, что услышали все. – От сумасшедшего слышу, – повернулся Молотов, который доставал из самодельного ящичка вырезанную из дерева бутылку со стаканами. – Может и боюсь, да толку? Всё равно человек-хозяин здесь редко бывает. На корабле служит. По стопам отца пошёл. Неуклюжесть тоже унаследовал, что, да, неприятно, но я смирился. Бывают же такие недотёпы, ничего не поделаешь. Бежать от них глупо, если ты должен помогать всем, не думаете? Болт замолчал и посмотрел на бутылку. В горлышко была завинчена такая же деревянная пробка; поверхность же украшала выполненная резьбой этикетка с едва различимым названием. Да, за эти годы он явно пропустил эволюцию овладением токарного искусства другом, что вызвало стыд. Хуже стало, когда он отметил факт: – Хорошая бутылка. Сам вырезал? – Ещё бы! – глаза Молотова засияли. – Целый месяц сидел втихаря. – Ах втихаря значит? – А что? Я опилки убирать дома не хочу. Пошли за стол. Трое спустились вдоль трубки холодильника до столешницы рядом, которую явно не раз пылесосил и полировал единственный жилец квартиры. Молотов указал на особенно чистый квадратик перед чайником, куда отошли гости, а сам взялся перетаскивать самодельную мебель. Возникал вопрос, почему он не пошёл токарем, но он сразу отпадал, стоило вспомнить, что практически все фиксики довольствовались мебелью из деталей электроники, которую было легко сложить и спрятать от любопытных глаз, в отличие от красивых, но громоздких стульев и столов из неизвестно откуда взявшейся древесины. Молотов расставил свои изделия на места и пригласил за стол простой жестикуляцией: – Прошу! – А точно можно сидеть? – засомневалась Пеллет. – Я для чего вырезал? Чтобы смотреть? – и, как пример, хозяин запрыгнул на стул, пододвинув к себе стакан. – Присядьте, оцените хоть удобство. – Внутри жидкость есть? – показал Болт, подвигавший себе стул, на бутылку. – Разумеется нет! – бутылка незаметно вспорхнула в руки мастеру. – Она чисто декоративная. – Я никогда не пойму, чем тебе так человеческая посуда интересна… – Тем, что красивая! – И для нас абсолютно бесполезная, – Болт перевернул гранёный стакан. – Мы даже воду не пьём: задохнёмся. – Ничего ты не понимаешь в искусстве… – Не понимаю. – Пожалуйста, не ссорьтесь! – взмолилась Пеллет. – Давайте обсудим, что за неделю у кого произошло. – Неделя только началась, – сложил руки Болт с усмешкой. – А-а-а, ты у нас понедельник с воскресением перепутал. – протянул Молотов. – То-то всю ночь не спал. И не отрицай: я по лицу вижу. – Опять?! – с дрожью в голосе вскрикнула шкипер. – Болт, ну ты же обещал! – Обещал, а снотворное так и не достал, – вздохнул он в отчаянии, повесив голову, и съехидничал, – Рядом со мной человека нет, чтоб сразу из аптечки воровать. – Раньше тебе это не мешало доставать инъекции, – осуждающе и, в то же время, с состраданием склонил голову Молотов. – До сих пор не пойму, откуда. – Кто ищет, тот найдёт. И то было необходимо. – А сон тебе, значит, не нужен? Такими темпами копыта откинешь быстрее, чем тогда без своих уколов. – И так, и так руки на себя накладываешь… – пробормотала Пеллет, приобняв сварщика. – Болтик, ну мы же тебя любим. И не хотим, чтобы ты мучался. Расскажи, что случилось? Почему ты такой взвинченный? – Молотов пихнул шкипера локтем, покачивая головой, но она либо не заметила, либо не поняла. – Вроде, до мая далеко… – Замолчи! – закричал Молотов и лёгким движением руки потянул Пеллет за воротник к себе, заставив её отпустить Болта, понурившего голову. – Боже, Пеллет, ну зачем?! Потом надо было, по-том! Пеллет в отчаянии извинялась за поднятую тему, за её нетактичность, но речи женщины пролетали мимо ушей сварщика. Из всех возможных вариантов развития событий, из всех казусов при восстановлении задуманного Молотовым проекта, это был наихудший, – а потому самый ожидаемый. И всё же, ремарка про далёкий месяц май больно кольнула в сердце: он и правда был относительно далеко. Целых тридцать дней. В сравнении с пятнадцатью годами, это ничто. Из раза в раз, предчувствуя разочарование, в апреле заранее подступает ком к горлу. И уже давно потеряла смысл весенняя и январская тоска, уже давно пора отпустить этот злополучный день. Но она не отпускает. Снова и снова, в небе горит ярким пламенем свет от ракеты. Снова и снова, в предвкушении праздника отсчитывается год в календаре. И в очередной раз, та тихая, тёплая, знакомая комнатка, в которой не один раз он… Нет, они вместе встречали рассвет, теряет все признаки жизни. Теряет так же явственно в памяти сейчас, как и наяву. Снова. И снова. – Когда? – пробурчал Болт. – Когда он вернётся? Или я сойду с ума и наконец-то заткнусь? – Ни тогда. В психбольнице мы тебя видеть не хотим, – отрезал Молотов. – Так чего вы хотите? – с шаткостью в ногах поднялся Болт. – Вы всё вдалбливаете идею, что всё можно вернуть на круги своя, хотя сами знаете, что это невозможно. Меня исправить уже нельзя, разве если пристрелите. Как вырежешь ружьё, тогда и поговорим! – Болтик, прошу, постой! – вцепилась в его руку Пеллет. – Ты не безнадёжен! Ну пожалуйста, послушай нас! – Надоел убегать! – согласился Молотов. – Я от тебя только и слышу: «То не хочу, это не надо!» Как дитё малое, ей-богу. Несмотря на усилия, Болт выскользнул из захвата обоих и отбежал в сторону холодильника: – Я вас послушаю, когда вы перестанете меня тащить к себе! Опустив плечи, он добавил: – Дайте мне время. Только не сегодня. У меня и так голова болит. Пожалуйста. Пустите. С этой просьбой, он пробрался в щель холодильника забрать свой фиксиборд.