Свобода выбирать

Четырьмя месяцами ранее. — Я буду в храме весь день, — объявила Т’Мона, повязывая волосы фиолетовым шарфом. Сорен бросил взгляд на жену. Она стояла в дверях, непринужденно-естественная и в то же время собранная, прекрасная. Заметив его внимание, она вопросительно вздернула подбородок: «Сорен?» Он моргнул. — Да? — Ты меня слышал? Сорен взял себя в руки и сосредоточил взгляд на лице жены. — Ты проведешь день в храме. Я не был осведомлен, что тебе требуется мое устное подтверждение. Она слегка прищурилась. — Я упомянула об этом, поскольку подумала, что ты захочешь знать, что меня не будет дома к вечернему приему пищи. Сорен повернул чашку на четверть оборота, осторожно сжал ручку и сделал глоток. — Ты много времени проводишь в храме в последние месяцы. — Последний из наших детей наконец-то покинул дом, а ты поглощен своей министерской работой. Мне практически нечем заняться, — ответила она, сложив на груди руки. Сорен согласно кивнул и сделал еще глоток. — Тогда тебе следует делать то, что тебе нравится. — И все же я чувствую твое нежелание, чтобы я уходила. — Если бы это было правдой, я бы так и сказал. — Нет, — возразила она. — Не сказал бы. Его жена обладала уникальным умением верно угадывать настроение супруга и редким талантом к смелой откровенности, никогда при этом не переходящей в грубость. — Я действительно имел в виду то, что сказал: ты вольна поступать, как тебе нравится, но в последнее время приходит много угроз в адрес храмов. Мое первоначальное заявление продиктовано лишь беспокойством. Линия ее челюсти затвердела. — Я не буду жить на положении рабыни у логических экстремистов, извративших учение Сурака. Логически он мог подтвердить ее правоту, что, однако, не изменило его мнения по этому вопросу. Будучи министром науки, он ежедневно получал отчеты от разведывательных служб и понимал всю серьезность ситуации так, как никогда бы не поняла она. Протокол не позволял рассказать ей об этом, ввиду отсутствия у нее требуемых полномочий, но всего две недели назад властям удалось предотвратить взрыв в том самом храме, где она собиралась провести день. Она подошла, протянула правую руку и нежно соприкоснулась с ним кончиками пальцев. — Твой разум дезорганизован, муж мой. — Я плохо спал прошлой ночью. И сегодня у меня много работы. — Ты можешь обвинить свою работу, но я полагаю, что приближается твое время, — она взяла его руку и подняла ближе к себе, рассматривая. Всего неделю назад он обнаружил, что его руки еле заметно дрожат. — Мне пришло на ум, что с нашего последнего спаривания миновало более месяца, — тихо проговорила она. — Сорок один день, — ответил он. Она немного подумала. — Неужели? Я уверена, что всего сорок. — Ровно сорок дней и двадцать часов, — объяснил он. — Я позволил себе округлить до ближайшего целого числа. — Ах да, — согласилась она. — Хотя ты провел последние тридцать восемь дней на Земле, представляя Высший Совет Вулкана, и не взял меня с собой. Вряд ли твое воздержание можно счесть моей виной. Он мягко высвободил пальцы из ее ладоней и опустил руку ей на талию, позволяя себе ощутить возбуждение от близости ее тела. Среди всех черт ее облика ему особо нравился изгиб ее бедер, уступающий только выпуклости ее груди. Она оттолкнула его руку. — Солнце скоро взойдет. Я хочу в тот момент быть там и зажечь в честь этого события свечу. Он сомневался, что это подходящий момент, но воспользовался возникшей паузой, чтобы задать вопрос, над которым много размышлял в последнее время. — Ты не хотела бы рассмотреть вопрос заведения еще одного ребенка? Ироничный взгляд Т’Моны сменился холодным удивлением. — Полагаю, еще с того самого дня, когда мы связали себя брачными узами, я ясно дала понять, что хочу только троих детей. У нас трое детей, все они выросли и покинули отчий дом. И младший, хочу заметить, лишь совсем недавно. — Я в курсе, — согласился он. — Я говорю гипотетически и просто хотел узнать, рассматривала ли ты такую возможность. Ее глаза сузились. — Полагаю, ты вообразил, что если бы у меня был младенец, требующий заботы, я бы проводила больше времени дома и меньше — в храме? — Я думал об этом, — признался он. — Среди прочего. — Существует множество других занятий, которые ты мог бы мне порекомендовать, вместо обременения меня материнством в четвертый раз. Например, благотворительность? Садоводство? — Ты не любишь бывать на воздухе, — напомнил он ей. — И ты всегда питала слабость к детям. — Я люблю детей. Я сердечно забочусь о наших сыновьях и благодарна тебе за то, что ты мне их подарил. Но мне почти восемьдесят четыре года. — Множество женщин куда старше тебя становится матерями, — возразил он. — Хотя и должен признать, что мы уже не так молоды, как когда-то. Полагаю, если бы мы захотели завести еще одного ребенка, то это следовало бы сделать в ближайшее десятилетие, и я подумал, что с приближением пон фарра… Она подняла ладонь. — Ты отец троих здоровых и успешных сыновей и до нынешнего момента никогда не изъявлял интереса к увеличению нашей семьи. Откуда это внезапное желание еще одного ребенка? В итоге он все же признался вслух в том, с чем пытался смириться во время последних медитаций. — Я чувствую, что старею. Коснею даже. Выражение ее лица смягчилось. — Еще один ребенок не сделает тебя моложе. — Нет, но позволит на время забыть о том, что я старею. — А что будет через двадцать лет, когда он или она покинет дом? Ты попросишь меня о пятом? Он покачал головой. — Нет. — Моя логика здравая, — настаивала она. — Возможно, именно тебе требуется какое-либо хобби. — Я знаю, что твоя логика здрава, — ответил он. — И, возможно, ты права. Она погладила его по руке и коснулась его пальцев в ож’еста. Если бы не тот факт, что на кухню в любой момент мог войти повар, чтобы начать готовить первый прием пищи, он мог бы поддаться желанию толкнуть ее на стойку и взять прямо здесь и сейчас. — Возможно, я несправедлива, — задумчиво проговорила она. — Я вырастила первых троих детей и делала это с удовольствием. Если бы ты взял на себя основную заботу о будущих детях, вероятно, я бы рассмотрела возможность родить еще. Он заколебался, обдумывая ее неожиданное предложение компромисса. Его раздумья, очевидно, поразили жену. — Ты не можешь всерьез рассматривать подобную возможность, — усмехнулась она, не потрудившись скрыть легкую улыбку, возникшую в уголках губ. — Ты внесла предложение. Было бы нелогично не рассмотреть его хотя бы в общих чертах. — Прошу меня простить. Мое предложение было неискренним. — Дразнить нелогично, — ответил он, пытаясь скрыть свое разочарование. — Очень нелогично, — призналась она, беря его ладонь в свои. — Ты всегда была эмоциональнее большинства. — Тогда тем более мне следует поспешить в храм и поразмыслить о погрешностях в своей логике, — легкомысленно отозвалась она. Сорен кивнул, не зная, что еще сказать. Т’Мона тихонько вздохнула и внимательно посмотрела ему в лицо. — Ты правда хочешь еще детей? — Нет, если ты этого не хочешь. — Я бы не возражала иметь больше детей, я лишь против того, чтобы жертвовать ради их воспитания тем, что осталось от активной части моей жизни. Я никогда не рассматривала возможность, что ты захочешь пожертвовать своей карьерой ради домашних дел. Ты так усердно работал, чтобы достичь своего нынешнего положения, и твое жалование обеспечивает наш дом. — У должности министра науки Вулкана есть свои преимущества, — признался он. — Но я вряд ли единственный, кто подходит для этого поста. К тому же, он часто держит меня вдали от тебя. Что касается финансовых соображений, у меня имеется значительное наследство. Т’Мона опустила глаза. В такие моменты ее было сложнее всего понять. — Я вернусь домой ближе к вечеру. Возможно, тогда мы возобновим эту дискуссию. Они попрощались, Сорен вернулся к утреннему распорядку: легко позавтракал, оделся и, как только солнце показалось над горизонтом, вышел из дома. В разгар виртуальной конференции с Министерством логистики и транспорта острая сильная боль пронзила его живот, поднимаясь в грудь. Втянув ртом воздух, он опустился на колени на пол, гадая, не случился ли у него сердечный приступ. Его немедленно доставили в ближайшую больницу, но целители не смогли найти физиологической причины этих симптомов. Ему дали легкое седативное и подключили к мониторам, но вскоре почти все, кроме одной медсестры, ушли, чтобы заняться другими пациентами. Он едва начал осознавать охватившие его странные пустоту и одиночество, когда в палату вошел Ведек с таким мрачным выражением лица, которого Сорен никогда раньше у него не видел. Слова помощника подтвердили то, что уже знали его тело и душа. Взрыв в храме в центре Ши’Кара унес тысячи жизней. Официальных данных о жертвах пока не поступило, но уже было ясно, что это самый крупный теракт на Вулкане со времен Реформации. Хотя погибших были тысячи, еще тысячи сейчас вытаскивали из-под обломков и отправляли в больницы по всей планете, и Ведек напомнил, что нужно сохранять оптимизм и надеяться, что Т’Мона окажется среди выживших. Но Сорен знал. Мир менялся, и он знал, что эти изменения ему придется встречать в одиночку. Сегодняшний день. Сорен прижал обмякшее тело Серы к своей груди, позволяя ей погрузиться в сон. Она еще сидела на стойке, его пенис был внутри нее, ее тело засыпало, поддаваясь потоку феромонов. Он вспомнил, что его последний разговор с Т’Моной происходил именно здесь, и тогда, на самой заре пон фарра, он тоже хотел поднять ее на ту же самую стойку и спариться с ней. Сера тихо хныкнула. Сорен сдвинулся, выходя из нее, на каменную столешницу под ней пролилась струйка семени. Так странно было разрываться между тоской по Т’Моне и растущей привязанностью к ее временной замене. Эта молодая женщина была очень плохой заменой утраченной им жене, но, возможно, проблема заключалась в том, что он вообще посчитал, что Сера попытается заместить его жену. Т’Мона была Т’Мона, а Сера была Сера. Сравнивать их было несправедливо. Сера была отдельной самостоятельной личностью и несомненно обладала собственными достоинствами. Она была коллегой-ученым. Она знала, чего хочет от жизни. Она была практичной, доброй и терпеливой. Интересно, что она оказалась и не такой чопорной, как он себе представлял. Он провел пальцем по подбородку, изучая ее кисловатый вкус, еще оставшийся на его губах. Их последним спариванием он скорее наслаждался, нежели просто терпел. Он ожидал очередной волны неистового отвращения к себе, но чувствовал лишь тихую и неизбывную щемящую тоску. Он предположил, что при достаточном напряжении воли сможет подавить худшие проявления своего состояния, это было обнадеживающим знаком. Его пон фарр почти прошел. Он потянул Серу на себя, просунув правую руку ей под колени, а левой обхватив за спину. Она была ужасно маленькой и хрупкой, и ему не составило никакого труда отнести ее обратно наверх по лестнице и уложить в свою кровать. Он осторожно запахнул так и не снятый ею медитационный халат, прикрывая ее грудь. Кратко подумал, не лечь ли рядом и не посмотреть ли, как она спит, но решил этого не делать, поскольку Сера начинала ему нравиться больше, чем, вероятно, было приемлемо. Разделив с ней постель, он начнет скучать по ней, когда она уйдет. Он отправился в смежную комнату, которая все еще представляла собой поле боя, полное руин, как в физическом, так и в эмоциональном смысле. Окровавленный матрас с порванными простынями валялся на полу среди обломков обстановки. Следующий час он приводил комнату в порядок, насколько это было возможно. Он реплицировал лампу на замену, хотя ему и не хватило навыков, чтобы заделать проделанную лампой дыру в стене. Он попросит Ведека разобраться с этим до возвращения прислуги. Закончив, он хотел было погрузиться в медитацию, но понял, что есть еще одно дело, требующее его внимания. Он прошел по длинному коридору в свой кабинет с видом на южный вход в дом. Через раздвинутые шторы он заметил, что день уже в самом разгаре. Он сел за стол, включил компьютер и быстро нашел информацию об исследовательской лаборатории профессора Т’Лоны в Вулканской академии наук. В списке выпускников он выбрал текущий год и нашел имя Серы. Как оказалось, недавно прочитанная им статья о теоретическом моделировании белков действительно была написана женщиной, которая сейчас спала в его постели. Он просмотрел и другие ее работы и нашел их столь же компетентными и глубоко продуманными. Он не сомневался, что из нее получится хороший исследователь, и потому без колебаний открыл почтовую программу и начал составлять официальную рекомендацию в адрес главных исследователей четырех государственных научно-исследовательских центров молекулярной биологии Ши’Кара. Казалось странным делать это самому, поскольку такую рутинную задачу, как направление рекомендаций, даже Ведек поручал одному из младших помощников. Но, прежде чем отправить сообщение, он решил обдумать все аспекты своей ситуации. Все знали, что министр науки Вулкана при взрыве в храме потерял жену и всего несколько месяцев спустя удалился от общества, чтобы «поразмыслить». А теперь он рекомендовал бывшим коллегам молодую женщину — молодую, незамужнюю женщину, которая, скорее всего, через полгода после начала работы в одной из их лабораторий окажется заметно беременной. Не потребуется исключительных логических способностей, чтобы понять истинную мотивацию личной рекомендации Сорена, и именно поэтому он удалил из рассылки трех из четырех предполагаемых получателей, сосредоточившись всего на одном. Не следовало вовлекать в ситуацию больше участников, чем необходимо. Сначала он обратится с просьбой к Силкару, руководителю лаборатории в комплексе Гель’Тор в центре Ши’Кара, которая занималась оптимизацией синтеза белка in vitro. Лаборатория Силкара не только более других соответствовала специализации Серы, но он был обязан Сорену совершенно особой услугой. Почти тридцать два года назад, когда Сорен был главным исследователем в финансируемом государством проекте по молекулярным моторам в Академии наук Вулкана, Силкар настоятельно рекомендовал на должность научного сотрудника в лаборатории Сорена молодую женщину. Поначалу Сорен сомневался, поскольку тогда ему не требовался дополнительный персонал, но Силкар настаивал, и Сорен в конце концов уступил. T'Вера оказалась вполне компетентной, когда вернулась из декретного отпуска после рождения сына, который, подрастая, становился поразительно похожим на Силкара. Она оказалась хорошим работником и была полезна Сорену, а семь лет спустя снова ушла в декретный отпуск, чтобы при схожих обстоятельствах родить дочь. Сорен помедлил, припоминая, что с ней стало. В последний раз, когда он о ней слышал, T'Вера занимала должность заместителя секретаря Научного совета Федерации. Он сделал мысленную пометку связаться в ближайшее время с некоторыми из своих бывших протеже и собрался уже отправить рекомендацию, добавив в конце приватное примечание, где объяснял, что молодая женщина, которую он рекомендует в лабораторию Силкара, является не только талантливым ученым, но и его личным другом. В последнем предложении он намекнул, что вскоре после начала работы ей может потребоваться отпуск по беременности и родам, но выражал надежду, что это не станет серьезным препятствием для ее трудоустройства. Он отправил сообщение и откинулся на спинку кресла, глядя в окно и чувствуя, как силы покидают его. Минуту спустя он наклонился вперед, чтобы выключить компьютер, и заметил пришедшее уведомление. Открыв его, он прочитал простой и короткий ответ Силкара: «Я с нетерпением жду возможности поработать с ней. Когда она приступает?» Довольный тем, что выполнил свою часть уговора, он выключил компьютер, не ответив на сообщение. В ближайшие дни у него будет достаточно времени, чтобы обговорить детали трудоустройства Серы и представить ее нужным людям. Шатко и вяло ступая, он вышел в коридор, и инстинкт повлек его обратно в спальню. Он устал и серьезно намеревался попытаться уснуть, но в его постели сейчас спала Сера. Будет ли неверным предположение, что ему позволяется разделить с ней постель? В контракте не было конкретных указаний по поводу их месторасположения во время сна, и она никогда не давала на это своего прямого согласия, поэтому он решил, что лучше использовать смежную спальню. Едва он протянул руку, чтобы открыть дверь в соседнюю спальню, как услышал из-за стены голос Серы: «Министр Сорен?» Он сглотнул, сделал несколько шагов к двери своей спальни и неуверенно открыл ее. — Тебе что-нибудь нужно, Сера? — Нет, — ответила она. — Я проснулась, а вас нет. Я подумала, не случилось ли что-нибудь. — Я в порядке, — солгал он. В каком-то смысле он чувствовал себя более неспокойным и выбитым из колеи, чем когда-либо. — Ты давно проснулась? — Несколько минут назад, — ответила она. — Как вы себя чувствуете? — Усталым. Она села, поджав под себя ноги. — Усталость — хороший знак, правда ведь? — Так и есть, — согласился он. — Полагаю, мой пон фарр почти завершен. — Я могу уйти, если вы хотите лечь и отдохнуть. В конце концов, это ваша личная спальня. — Останься, — сказал он нехарактерно резким голосом. Легкое удивление на ее лице заставило его поспешно добавить: — Прости меня. Это не приказ. Ты можешь удалиться, если хочешь. — Если вы хотите, чтобы я удалилась, я буду готова через несколько минут, но мне понадобится транспорт… — Пожалуйста, прости меня еще раз за то, что я не совсем ясно выразился, — перебил он, намеренно медленно произнося слова, чтобы не показаться излишне требовательным. — Я полагаю, что мне может понадобиться еще одно спаривание, поэтому тебе не стоит покидать здание. Я имел в виду, что ты не обязана оставаться со мной в моей спальне, пока я не пойму, потребуется ли мне еще один акт. — О, — отозвалась она, опуская взгляд на свои колени. — Что, если… что, если я захочу остаться? Это будет… — Приемлемо? — закончил он. — Так будет? — спросила она. — Я не буду возражать против твоего присутствия, если ты не будешь возражать против моего. Она распрямила поджатые ноги и отодвинулась назад на кровати, пока в итоге не села, опершись на изголовье. Сорен присоединился к ней, приняв аналогичную позу, но старательно сохраняя между ними достаточное расстояние. — Вы уверены, что не хотите пойти куда-то в другое место? — спросила она. — Зачем? — отозвался он, повернувшись, чтобы посмотреть на нее. — Я чувствую такую печаль, которой не чувствовала с самой нашей встречи, — объяснила она. — И я думаю, возможно, из-за того, что вы создали между нами узы, я ощущаю то же, что и вы. Я знаю, что эту кровать вы делили со своей женой. Нет ничего плохого в желании почтить ради нее это место. — Я чрезвычайно сильно любил жену, — произнес он тяжелым от скорби голосом. — И люблю до сих пор. Но ее больше нет, как и нет смысла выдворять тебя из этой кровати только потому, что когда-то в ней спала она. Сера потянулась к его руке, и, к своему удивлению, он обнаружил, что тоже тянется к ней в ответ. Он нежно провел кончиками пальцев по ее ладони и заметил: «Печаль, которую ты ощущаешь, принадлежит не только мне». — Я не имела намерения добавлять свой эмоциональный хаос в и без того эмоциональную ситуацию, но я в печали, и уже несколько месяцев. Я никогда не умела в совершенстве скрывать свои чувства, по крайней мере, так всегда говорила моя мать. И у меня нет опыта в попытках скрыть их от партнера по брачным узам, поскольку до сих пор я не была связана ими ни с кем. — Прости, что принудил тебя к этой связи, — сказал он, отпуская ее руку. — Время и расстояние должны ее ослабить. — Это часто говорят и о горе, но мне еще предстоит это испытать, — она аккуратно сложила руки на коленях, чуть кивнув. Он пожалел, что так легко отпустил ее руки, потому что ему снова захотелось ощутить ее прикосновения, но не осмелился высказать столь интимную просьбу. — Не будет ли слишком бесцеремонно с моей стороны спросить, в чем причина твоего горя? Она долго молчала, прежде чем сказать: «Моя мать умерла четыре месяца назад». — Моя жена тоже умерла четыре месяца назад. Я скорблю вместе с тобой. — Я знаю, — прошептала она. — Ваша жена погибла при взрыве в храме Кудая. Она была одной из самых известных жертв, ее имя порой упоминалось в новостях об этом инциденте. Моя мать стала более тривиальной жертвой. Она была одной из тридцати храмовых жриц. Сорен был поражен, но изо всех сил старался это скрыть. В ее воспоминаниях, пережитых им во время слияния разумов, ее мать он видел лишь в обрывочных сценах ссоры между ней и отцом Серы, когда та была ребенком. Какое бы горе она ни испытывала из-за смерти матери, до сих пор она мастерски подавляла его. Сорен заподозрил, что вновь недооценил эту женщину. Сера пристально смотрела куда-то вдаль, и он, как и любой логичный вулканец, по опыту знал, что сейчас она изо всех сил старается сохранять стоическое, невозмутимое внешнее спокойствие, несмотря на бушующие внутри эмоции. Поддавшись инстинкту, он утешающе коснулся ее руки, но едва дотронулся до нее, ее подбородок задрожал. Она отдернула руку и закрыла ладонями лицо, по ее щекам заструились слезы. — Простите меня, — выдохнула она, отвернувшись, чтобы скрыть постыдные эмоции, и попыталась сползти с кровати. — Нечего прощать, — твердо произнес он, кладя руку ей на плечо и притягивая ее обратно. — За прошедшие часы ты видела меня в гораздо более эмоциональном состоянии. Его поддержка сломала что-то внутри нее, и вскоре она уже не могла сдерживать дрожь и рыдания. Он осторожно притянул ее в объятия, приятно удивленный, что она не стала сопротивляться. Легко погладил ее по щеке, и она прижалась к его руке, позволяя ему слиться с ней разумом. Чем больше он вникал в ее положение, тем сильнее сопереживал ей. Он прижал ее к себе, позволяя выплакаться у себя на груди, пока она уже больше не могла дышать от истерических рыданий. Когда она начала икать, он спросил, не хочет ли она воды. — Нет, — сказала она, шмыгнув носом и вытирая слезы рукавом халата. — Я хочу лишь спать. — Ты хочешь, чтобы я оставил тебя одну? — спросил он. — Нет, — быстро ответила она. — Пожалуйста, останьтесь. — Я понимаю, что ты не находилась бы сейчас здесь со мной, если бы не смерть твоей матери, и я сожалею об этом. Она шмыгнула носом и коротко кивнула. — Я рада, что смогла вам помочь, но мне жаль, что мы познакомились таким образом. Он откинулся на подушки, позволив ей прижаться к его левому боку и положить голову ему на плечо. Ее темные растрепанные волосы упали ему на грудь, а влага со щеки пропитала ткань халата для медитаций. Сорен не мог с уверенностью сказать, как долго они так лежали, прежде чем он наконец заснул, но когда проснулся какое-то время спустя, ему показалось, что уже наступила ночь. Его онемевшая рука покалывала и пульсировала под весом ее тела, лежащего сверху. Когда он сдвинулся в сторону, освобождаясь, и принялся массировать онемевшую конечность, возвращая ее к жизни, веки Серы приоткрылись. Он игнорировал болезненное покалывание в пальцах, сосредоточив все свое внимание лишь на ее лице. Не смея взглянуть ему в глаза, она пробормотала: «Приношу извинения за свой эмоциональный срыв. Я благодарна вам за вашу доброту». — Тебе не за что извиняться, — твердо возразил он. — И я лишь отвечал на проявленные тобой доброту и терпение. Она приподнялась на локте, робко наклонилась вперед и легко поцеловала его в губы. Он пораженно замер, не ответив на поцелуй, но и не отстранившись. Когда она откинулась назад, он увидел, что ее щеки вспыхнули зеленью. — Если это… если это было неприемлемо, я… — Это было неожиданно, но не нежелательно, — пояснил он. — Я не знаю, что на меня нашло, — выдохнула она. В уголках ее глаз выступили слезы, и, решив не дать им пролиться, он глубоко погрузился в самую приятную мысль, какую только смог придумать, а затем слил воедино их разумы. Она улыбнулась и снова поцеловала его, сначала нерешительно, а потом жадно. Они оба поднялись на колени и сбросили одежды, и впервые с начала их спариваний она позволила ему полностью исследовать свое обнаженное тело глазами и руками. Он оторвался от ее губ, принимаясь нежно целовать ее шею и грудь, а когда взял в рот один из ее сосков, она застонала и вжалась в него, запуская пальцы в его волосы, прежде чем взять в правую руку его член и начать медленно, но уверенно ласкать его. Если бы этот сексуальный акт был у них первым, он мог бы эякулировать тут же от столь интимного прикосновения. Когда она шатко придвинулась ближе и оседлала его колени, он заметил, что она вновь на грани слез. Он уже собирался сказать об этом, но тут она поднесла пальцы к его лицу, стирая слезы, о которых он даже не подозревал. — Ты хочешь, чтобы я остановился? — спросил он ломким голосом, пораженный тем, что может плакать, даже не осознавая этого. — Я хочу чувствовать хоть что-то, — ответила она, обхватывая его лицо ладонями, чтобы установить связь разумов. — Я хочу чувствовать вас. И не хочу быть одна. — Тогда будь со мной, — тихо отозвался он, осторожно укладывая ее на спину, а затем вошел в нее. Она застонала и подалась бедрами навстречу, так и не отпуская из ладоней его лицо. Опустившись на предплечья, он начал медленно и размеренно толкаться, скользя по ее мягкой коже своей и не сводя глаз с ее лица. Это было крайне приятное, медленное, полностью осмысленное спаривание, и Сорен поймал себя на том, что почти опьянен этим. Они несколько раз останавливались, чтобы вытереть друг другу слезы, затем лежали неподвижно почти десять минут, погруженные в страстные поцелуи и глубокий мелдинг, но в конце концов Сера перевернулась на живот, понуждая вновь взять ее, что он с радостью и сделал. Вскоре он достиг разрядки и рухнул рядом с ней, чувствуя себя слегка одурманенным от экстаза, но сохраняя ясность ума. Она повернулась на бок и подняла руку, чтобы погладить его по щеке. Он поймал ее запястье, поднес ее руку к губам, чтобы поцеловать, а затем вновь положил на свое лицо, чтобы она могла продолжить их мелдинг. Так они и заснули, обнаженные и вспотевшие, с мокрыми от слез лицами, и оба чувствовали себя куда умиротвореннее, чем за все последние месяцы.