Свобода выбирать

Шестнадцатью годами ранее: Я на цыпочках подкралась к верхней площадке лестницы в конце коридора, желая узнать, с кем разговаривает или, скорее, спорит моя мать. Голос был мужским и казался знакомым, хотя я и не могла его узнать. С верхней площадки лестницы я видела только затылок матери и нижнюю часть его лица. Его личность оказалось нетрудно вычислить, когда моя мать сказала: «Мне нет дела, что ты нашел себе жену, и нет дела, насколько неортодоксален твой выбор, но, согласно условиям нашей договоренности, в течение следующих пяти лет ты должен мне еще одного ребенка». — Я осведомлен об этом. Вот почему я пришел, чтобы переговорить с тобой. — Я хочу третьего ребенка, — настаивала моя мать. — Это совершенно невозможно. — Ты рассказал обо мне своей человеческой жене? Последовала долгая пауза. — Я расскажу ей, когда она лучше познакомится с вулканскими традициями. — И о своих детях ты ей тоже расскажешь? — Условия нашей договоренности гласят, что они мои дети исключительно в биологическом смысле. Ты не позволяешь мне даже увидеть их. Они — мое потомство, а не дети. — Тогда мне ничего не остается, как предположить, что ты намерен расторгнуть нашу договоренность? — Я напоминаю, что, согласно условиям договоренности, мы оба вольны искать себе пару и вступать в брак, если найдем подходящего партнера. Разве не ты настояла на добавлении этого пункта в условия? — И ты сказал, что не имеешь никаких намерений жениться. Наш контракт гарантирует мне троих детей, а не двоих. В случае нарушения договоренности с твоей стороны, я имею право на треть твоего состояния. — Вот почему я пришел переговорить с тобой. Семья лишила меня наследства за мой выбор супруги. Ты вольна забрать треть моего состояния, но треть от ничего — все равно ничего. У меня остался только личный доход. Ты можешь обратиться с иском в верховный суд и выиграть, но ты должна понять, что… — Ты намерен и далее выплачивать нам содержание? — спросила моя мать. — Да, и сделаю это с радостью. Я буду обеспечивать их и продвигать их интересы везде, где смогу, как я и обещал. Ты говорила, что Сера имеет большие способности к науке. Как попечитель Вулканской академии наук, я могу устроить ее зачисление, когда она достигнет соответствующего возраста. Полагаю, еще слишком рано судить, в чем заключаются таланты Сайбока, но я… — Я спасла тебе жизнь, когда от смерти тебя отделяло лишь несколько дней, — перебила его мать. Его губы чуть сжались. — И я безмерно тебе благодарен. — Так о чем нам тогда договариваться? У меня не будет третьего ребенка, а ты ловко нашел способ избавиться от нашей договоренности, лишившись фамильного наследства из-за твоего странного выбора жены. У меня нет возможности тебе противостоять. Мне нечего предложить для торга, мне остается лишь взывать к твоей чести. Я могла бы попытаться уничтожить тебя через верховный суд, но такой скандал приведет только к тому, что ты потеряешь посольский пост. Твои финансовые ресурсы истощатся, и тогда ты даже не сможешь выплачивать нам содержание. — Теперь ты видишь, что я тоже не в том положении, чтобы торговаться. — Всему виной твое эгоистичное и нелогичное решение по какой-то прихоти жениться на человеческой женщине. Он чуть кивнул. — Я питал надежду, что мы сможем расстаться по-хорошему. — Убирайся, — потребовала она. Он направился к двери, но по пути случайно взглянул вверх и успел заметить меня, девятилетнюю девочку, пристально наблюдавшую за ним с верхней ступеньки лестницы. Суровое выражение его лица смягчилось, и он, казалось, собрался заговорить со мной, но я прожгла его гневным взглядом. Мой отец причинил боль моей матери. Большую часть моей жизни он был для меня каким-то абстрактным концептом, и, несмотря на все успехи в умении контролировать свои эмоции, в этот момент я не испытывала к нему ничего, кроме ненависти. — Убирайся! — повторила моя мать. Он повернулся и вышел. Настоящее время: Проснувшись, я долго лежала с закрытыми глазами. Его прерывистое сопение нарушало тишину предрассветного утра, эхом отдаваясь от твердых поверхностей спальни. В комнате было холодно, но в мою спину, согревая, вжимался горячий живот министра. В моем сознании мелькали расплывчатые воспоминания о недавних событиях; некоторые из них имели какой-то смысл, но многие — нет, из-за чего трудно было понять, где заканчивались мои воспоминания и начинались его. Я смутно припомнила, как проснулась в чужой постели и увидела, как министр Сорен крушит соседнюю спальню, а его грудь разодрана его же собственными руками. Затем мне привиделось, как я забираюсь на него верхом и позволяю ему ласкать меня языком между ног — это одновременно заинтересовало и возбудило меня, но я никогда раньше не делала ничего подобного. В видении моя грудь была куда пышнее, чем в реальности, и мой голос был не моим. Я глянула вниз в темноте и едва смогла разглядеть свои крошечные груди, скрытые под правой рукой министра. Я предположила, что стала свидетелем какого-то случайного воспоминания из его прошлой жизни. Затем был гнев. Я была ужасно взбешена, но не могла сказать почему. Кажется, я ударила его локтем в лицо, когда он попытался подмять меня под себя, нас обоих охватила жажда спариваться до смерти в порыве необъяснимого, полубезумного гнева. Что привело меня в такую ярость? Или это была его ярость? Желудок заурчал, требуя еды. Растянутый мочевой пузырь отчаянно нуждался в опорожнении. Я начала медленно и осторожно подниматься, на это потребовалось несколько минут, но наконец мне удалось высвободиться из его хватки и, скатившись с матраса, встать, морщась от боли в ногах, животе и спине. Я проигнорировала ощущение липкости между бедрами, запахнула халат и на цыпочках направилась в ванную. Как можно тише закрыла за собой дверь, и, когда свет включился, отшатнулась, увидев в большом зеркале свое отражение. Волосы были в полном беспорядке, лицо казалось серым из-за засохших мазков крови на подбородке и щеках. Я протянула руки вниз, чтобы задрать халат, и встревожилась при виде темных полумесяцев запекшейся крови под ногтями. Под легкой тканью халата обнаружились еще более жуткие следы засохшей крови. Я ощупывала и трогала свое ноющее тело, пытаясь найти источник кровотечения, но голос из глубин моего разума подсказывал, что кровь была не моей. Имелись и другие поводы для беспокойства. На бедрах красовались темные синяки в форме отпечатков ладоней, также обнаружились потемневшие кровоподтеки на ягодицах и тыльной стороне предплечий. Я знала, что мы оба вели себя довольно грубо, но, вроде бы, не настолько жестоко, чтобы привести к подобному. Почему я не могла ничего вспомнить? Закрыв глаза, я попыталась погрузиться в воспоминания, но все они слились в размытую дымку противоречивых и сбивчивых образов. Я опорожнила мочевой пузырь и, сидя на унитазе, осторожно вытерла с внутренней стороны бедер подсыхающую сперму. Впервые с начала этой авантюры мне вдруг пришло в голову, что я, наверное, уже на пути к материнству. Я чуть погладила свой плоский живот, пытаясь представить, как он округляется от растущего внутри ребенка. Я торопливо отогнала от себя эти мысли и уже собиралась воспользоваться звуковым душем, когда тихий стук в дверь заставил меня подпрыгнуть. Затем приглушенно и терпеливо меня позвали: «Сера?» — Да? — Могу я войти? Голос звучал спокойно и вполне разумно, поэтому я быстро запахнула халат и ответила: «Да». В дверном проеме возникла его фигура, искаженная, пугающая. Как бы сильно я ни практиковалась в логике, она не помогла — я в ужасе отпрянула. Он весь был покрыт зеленым. Из круглых ран на шее тянулись полосы крови, заливая светло-серый халат для медитаций. Кровь текла и из искривленного носа, рисуя на его лице кровавые усы. Я прикрыла пальцами рот: «Ох». Войдя в ванную, он поморгал от яркого света, а затем отреагировал на свое отражение так, как и я на свое несколько минут назад. Его глаза расширились, он коснулся кончиками пальцев излома на изуродованном носу, но тут же отдернул руку, болезненно втянув воздух. — Это я с вами сделала, — призналась я, стыдясь проявленного мной насилия. — Если мне не изменяет память — хотя, признаюсь, я в этом не уверен, — ты ударила меня, чтобы избежать принуждения с моей стороны. — Вы не пытались меня принудить, вы лишь… — я запнулась. Я не понимала, откуда это знание, я просто знала. — Я не верю, что у вас был какой-то злой умысел или желание потешить похоть. Это была только лишь необходимость. Я очень сожалею, что причинила вам боль. Не знаю, что на меня нашло. — Думаю, это моя вина, — пояснил он, поднимая руку, чтобы коснуться одной из ран на шее. — Я не должен был навязывать тебе брачных уз во время нашего первого раза. Полагаю, сделав это, я заставил тебя испытывать некоторые из моих эмоций. Я чувствовал гнев и раздражение, и ты, видимо, тоже. — Пон фарр действительно таков для вас? — спросила я, удивляясь, что больше не чувствую желания избегать прямого разговора о его прискорбном состоянии. — Как правило, нет. До того, как я женился… — он заколебался, тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от воспоминаний. — Мы с моей парой были очень близки. Мы часто спаривались, и я практически не испытывал никаких неприятных симптомов. — Мне жаль, что ее больше нет. — Мне тоже, — согласился он. Затем наклонил голову в мою сторону, не поднимая глаз. — Благодарю за твою доброту. Я все еще считаю, что должен извиниться за… — Не стоит, — перебила я. — Уверен, я могу рассчитывать, что ты никому об этом не расскажешь. — Никогда, — ответила я. — Больше не упоминайте об этом. Он кивнул. — Я хотел бы заняться своими ранами. Подозреваю, у тебя они тоже есть. — Далеко не такие ужасные, как у вас, — выдохнула я, протягивая руку к его шее. — Следуй за мной, — он провел меня через разгромленную комнату в смежную спальню, а потом в уборную, где достал из-под шкафа черную коробку. Идя за ним, я заметила расплывшиеся по спине халата зеленые следы и вновь со стыдом посмотрела на свои выпачканные кровью ногти. Как я могла сотворить такое? — Позволите вам помочь? — спросила я, доставая из аптечки гипоспрей. — Я справлюсь сам, — твердо возразил он. — Вы не достанете те, что на спине, — возразила я. — И ваши движения очень скованы. Вам, должно быть, крайне больно, и я тому причиной. Пожалуйста. Он подтянулся и сел на длинную столешницу, уставясь прямо перед собой. Я сделала ему инъекцию анальгетика и аккуратно протерла укусы на шее влажным теплым полотенцем. Потребовались огромные усилия, чтобы обуздать терзающий меня стыд за то, что я буквально вгрызалась в его плоть. Он поморщился, но не отстранился от моих прикосновений. Начав исцелять раны дермальным регенератором, я набралась смелости попросить: «Не могли бы вы снять халат… хотя бы до талии, чтобы я могла… вам не обязательно…» — Мы видели друг друга куда более раздетыми, — пожал он плечами и высвободил верхнюю часть тела из одежды, позволяя халату соскользнуть до пояса. — Но я не желаю обидеть тебя. Я подчинюсь. Мне удалось сохранить самообладание, пока я обрабатывала новые укусы и глубокие царапины. — Я слышала, что боль… помогает? Он посмотрел в мою сторону, и, поскольку мы и так были очень близко друг к другу, это показалось мне очень интимным. — Ритуальная схватка — предполагаемая альтернатива обычному способу избавления от…этого. Я всегда скептически относился к подобным заявлениям, но теперь думаю, что в этих словах может быть доля правды. — Значит, все разрешилось? — спросила я. Он закрыл глаза. — Я спал впервые за несколько дней, что является обнадеживающим признаком, но мои мысли все еще в беспорядке, и я не чувствую усталости или голода, хотя должен бы. Мое состояние улучшилось, но, к сожалению, я должен просить тебя вновь спариться со мной. — Я понимаю. — Я сожалею, — сказал он, наконец посмотрев мне в глаза. — Не стоит. Это часть договоренности. Я буду здесь столько, сколько вам потребуется. — Я должен признаться, — сказал он, не сводя с меня глаз. — После нашего первого спаривания ты заснула… Его голос затих, и, чтобы побудить его продолжать, я добавила: «Вы перенесли меня в другую спальню». — Да. У тебя было кровотечение и потребовалось сменить постельное белье. Но когда я перенес тебя, то позволил себе вольность… я использовал дермальный регенератор, чтобы… Из-за спазма у тебя были довольно сильные разрывы. — Понятно, — ответила я, не зная, как реагировать на такую информацию. — Ты явно не давала на это согласия, и я должен признать, что мои мотивы были не совсем бескорыстными. Я не хотел, чтобы ты проснулась в мучениях ради тебя же самой, но также беспокоился, что ты можешь не захотеть продолжать нашу договоренность. — Могу я кое в чем вам признаться? Он наконец отвел взгляд. — Можешь. Я медленно выдохнула. — Когда я узнала, с кем составила пару, узнала ваше звание, я сразу решила, что сделаю все, о чем вы меня попросите. Несмотря на мое безмерное восхищение вашими работами и удовлетворение от возможности спасти вам жизнь, мои первоначальные мотивы были практически полностью эгоистичными. — А теперь? — спросил он. Я тщательно обдумала свой ответ. — Теперь я знаю вас лучше. И благодарна, что вы позаботились обо мне, даже не имея на то моего согласия. Это предпочтительнее, чем проснуться от боли. А теперь ваш нос. Он соскользнул со столешницы и встал на ноги, развернувшись лицом к зеркалу. Сделал глубокий вдох, зажал нос между ладонями и резко дернул, выпрямляя, отчего по губе потекли новые струйки крови. Я быстро протянула полотенце, еле сдержав порыв обнять его, чтобы помочь перетерпеть боль. — Благодарю, — шмыгнул он носом, смахивая кровь и невольно выступившие слезы. — Вам нужно еще анальгетика? — спросила я, наклоняясь, чтобы достать гипоспрей из коробки на полу. Почти сразу я осознала, что наклонилась слишком резко — меня мгновенно охватила дурнота. Пошатнувшись, я упала на четвереньки, не понимая, почему не могу удержать равновесие. Министр Сорен быстро опустился на пол рядом и протянул дрожащую руку. — Ты нездорова? Я приподнялась и села на полу. — Просто голова закружилась, — мой желудок издал громкое урчание, словно предлагая собственное оправдание. — А еще я немного голодна, — призналась я. — Я не ела уже пару дней. — Я полагал, до начала этого ты хотела уделить несколько часов приему пищи и медитации, — сказал он, усевшись рядом в похожей позе. — У меня есть еще одно признание, — сказала я, сглатывая поднимающуюся из горла желчь. — Я не стала есть, поскольку боялась, что начну нервничать и меня стошнит на вас, и после всего случившегося я рада, что избавила нас обоих от этого. — После всего случившегося не думаю, будто это сильно что-то изменило бы, — он серьезно посмотрел на меня, но тут же улыбнулся, а затем тихо рассмеялся. Он торопливо прикрыл рот рукой, чтобы скрыть свои эмоции; его щеки начали зеленеть. Я в знак поддержки тоже слегка улыбнулась: «Нет нужды стыдиться». — Я стыжусь своей нынешней неспособности контролировать эмоции, — объяснил он. — Я лишь хочу излечиться от этого прискорбного недуга. Я легко опустила руку ему на колено, намеренно не обращая внимания на крепнущую эрекцию. — Желаете спариться вновь? — Боюсь, это необходимо, — сказал он, поднимаясь на ноги и помогая встать мне, — Но сначала я хотел бы помыться и убедиться, что ты поела. — Мне оставить вас одного? — спросила я, украдкой взглянув на дверь. — Если ты этого хочешь, хотя я не против, если ты останешься. — Я бы тоже хотела помыться, — сказала я, вновь взглянув на свои окровавленные ногти. Мы смотрели друг на друга, ожидая какого-то проявления дискомфорта или одобрения, но выражение наших лиц не изменилось. В конце концов, он сбросил халат и прошел мимо меня в душевую кабинку. Я сняла собственную мятую и испачканную одежду и присоединилась к нему. Звуковые волны просто творили чудеса с моим уставшим и ноющим телом, и на него они очевидно оказывали схожее воздействие. Мы задержались в душе гораздо дольше, чем требовалось, двадцать с лишним минут спустя я почувствовала, как моей талии коснулась его любопытная, изучающая рука. Подумав, что он собирается взять меня снова, я развернулась к нему лицом, начав размышлять над наилучшим способом спаривания в душевой кабине. Он покачал головой: «Не здесь. И не так. Я принесу тебе чистую одежду. Скоро вернусь». Я простояла в душе еще несколько минут, и когда вышла, он вернулся с халатом для медитаций чуть большего размера, чем мой прежний. Я скользнула руками в рукава, подумав, что ткань ощущается необычайно шелковистой: «Благодарю». Я проследовала за ним вниз по лестнице, мимо изящных фресок, через широкий коридор в кухню, которая была вдвое больше, чем комната, которую я сейчас снимала. Я реплицировала миску балкрата, легкой пасты с разнообразными овощами, и присела за стол для прислуги в конце длинной разделочной стойки. Министер Сорен присоединился ко мне с маленькой тарелкой пломикового супа. Несколько минут мы ели в тишине, которую нарушал только стук столовых приборов по фарфоровой посуде. Я с жадностью поглощала пищу, но министр лишь слизывал капли жидкости с ложки. Я спросила: «Вы все еще не голодны?» Он покачал головой: «Можно задать личный вопрос?» — Вряд ли после недавних событий между нами осталось много секретов, — ответила я. — Твой отец — посол Сарек? Я уставилась на него. Он изучал мой разум так же, как и я его, так что, конечно, он это понял. — Что это меняет? — Мне стало любопытно. Я увидел фрагменты твоих воспоминаний. Я выскребла из миски остатки пасты, засунула их в рот и встала, чтобы отнести грязную миску в посудомойку у раковины. — Какое вам дело до моего происхождения? Я опустила миску на стойку и оперлась руками о край, размышляя, почему веду себя столь грубо. Повернувшись, чтобы извиниться, я обнаружила, что он стоит позади меня. — Сожалею, что упомянул его, — сказал министр Сорен. — Прости меня. — Вряд ли у вас есть причины любить моего отца, — задумчиво проговорила я. — Как понимаю, он всегда был вашим политическим противником. Он тщательно подумал и признал: «Ты права. Мы очень мало в чем-то соглашаемся и часто конфликтуем и ищем вражды. Это нелогично, но мы никогда не были друзьями». — Он мне тоже не нравится, — призналась я. Он сделал шаг ко мне. — Если я правильно истолковал твои воспоминания, он отверг тебя и твою семью, когда ты была еще ребенком. Твоя неприязнь к нему вполне объяснима. Я прислонилась спиной к стойке и протянула руку к его лицу, ожидая, что он отстранится, но, к моему удивлению, он подался навстречу моему прикосновению. Мои пальцы коснулись его челюсти, чтобы соединить наши разумы, и меня пронзила волна дикой, буйной энергии. Он был возбужден, и внезапно меня тоже охватило возбуждение. — Вы получаете какое-то особое удовольствие от спаривания с его дочерью? — спросила я. Он вжался членом в мое бедро и приблизил свое лицо к моему. Я чувствовала, как его теплое дыхание щекочет кожу на моей шее, когда он прошептал мне на ухо: «Ты получаешь какое-то особое удовольствие от спаривания с ярым противником твоего отца, которого ты презираешь?» — Я не знаю. Возможно. Он рассмеялся, нарушив напряженную атмосферу момента. Застигнутая врасплох, я обнаружила, что смеюсь вместе с ним. Мы оба быстро пришли в себя, и он, опустив ладони на стойку по обе стороны от меня, снова наклонился вперед. — Ну и странная же мы пара, — заявила я. Веселье в его глазах сменилось желанием. Он изучал взглядом мои черты, явно размышляя о чем-то. Затем спросил: «Позволишь попробовать тебя на вкус?» Я попыталась скрыть удивление от подобной просьбы. Разум затуманился, тут же предлагая необычное воспоминание о сидящей на нем верхом сладострастной женщине, и как он ласкал ее языком. Я почувствовала, как вспыхнуло лицо, мне сразу же захотелось узнать, каково это, но я слишком стеснялась попросить напрямую. Моя голова кивнула словно сама собой, и он тут же подсадил меня на стойку и уткнулся лицом мне между ног. Ощущение его твердого, влажного языка, скользящего по самым интимным частям моего тела, оказалось таким удовольствием, о существовании которого я до сих пор и не подозревала. Я хотела хранить неподвижность, просто позволяя ему удовлетворить свою прихоть, но меня быстро охватила решимость максимально насладиться происходящим. Я извивалась и стонала в экстазе под его интимными ласками, терлась о него бедрами. Чувственный жар внутри меня все нарастал, ведя к неизбежному финалу, но едва все мои мышцы напряглись, готовясь к оргазму, он быстро поднялся и толчком погрузился в меня. Я начала падать назад, пытаясь ухватиться за ручку одного из верхних шкафчиков, чтобы удержаться, но он поймал меня и притянул к своей груди. Я обвила руками его шею и шире раздвинула ноги, желая, чтобы он вошел в меня как можно глубже. Ощущения и так уже были поразительными, но он просунул между нами руку и начал массировать мой клитор, что быстро вернуло меня на пик экстаза. Я содрогалась и дрожала под ним, уже почти готовая умолять его остановиться, потому что удовольствие стало почти невыносимым, но когда я открыла рот, оттуда вырвался лишь глубокий животный стон. Он содрогнулся во мне и вошел как можно глубже, запрокидывая голову и издавая собственный крик удовлетворения. Еще несколько медленных, мощных толчков, и я поняла, что он достиг разрядки. Когда наше сердцебиение наконец почти вернулось в норму, он наклонился вперед и прижался лбом к моему. Мы одновременно коснулись лиц друг друга, чтобы установить связь разумов, и удивились, обнаружив там целый спектр неожиданных эмоций. Самым удивительным было то, что мои губы словно инстинктивно нашли его губы. Я поймала себя на мысли, что почти счастлива.