Свобода выбирать

Двумя неделями ранее: — Как видите, в близлежащем районе для вас доступны только эти две должности ассистента исследователя, — тон женщины был безэмоциональным даже по вулканским меркам. Я украдкой выглянула в окно, наблюдая за снующими мимо машинами. Интенсивность дорожного движения возрастала, и я прикинула, что на возвращение в предоставленную муниципалитетом маленькую комнатку на окраине Ши’Кара мне понадобится почти час. Сегодня утром я получила уведомление, что срок действия жилищного поручительства скоро истечет, если я не смогу предоставить доказательства того, что не в состоянии работать или что не могу найти подходящую работу. Почему-то я чувствовала, что понятия муниципалитета о подходящей работе отличаются от моих. Женщина приподняла бровь, возвращая мое внимание к насущному вопросу. Я безусловно в состоянии работать, и если не соглашусь хоть на что-нибудь в ближайшее время, меня выселят из комнаты и переместят в одно из городских общежитий временного размещения. — А что насчет должностей, не связанных с биологическими исследованиями? Женщина вернулась глазами к экрану и начала менять параметры поиска. — Какие специализации вы бы хотели рассмотреть? Я не знала. Почти пять месяцев назад я окончила один из лучших университетов Федерации. Мне и в голову не приходило, что будет так сложно найти работу молекулярного биолога. Имелись несколько вакансий младших научных ассистентов, но эти должности, как правило, были связаны с логистикой и уборкой и не предназначались для сотрудников с учеными степенями, таких, как я. Недавно я написала свою первую статью о теоретическом моделировании протеинов — каким огромным шагом назад стал бы отказ от реальных исследований ради программирования роботов-уборщиков и составления заявок на гранты для других ученых. — Есть несколько вакансий помощников в дипломатической службе, — наконец объявила она. — Не хотели бы вы занять одну из них? Я подавила чувство раздражения. Я считала свою квалификацию выше подачи чая ученым: чем же будет отличаться подача чая дипломатам? — Неужели нет ничего, связанного с моей специальностью? Или даже в целом с наукой? Она внимательно посмотрела мне в лицо, а затем несколько долгих секунд задумчиво молчала. — Я подбираю вакансии для молодых специалистов, желающих начать трудовую деятельность. У большинства моих клиентов мало личных связей, способных содействовать им в карьерном росте. Это относится и к вам? Моя мать умерла, и я не видела отца с девяти лет. Я предполагала, что он мог бы мне помочь, но с таким же успехом он мог бы и отвергнуть меня. Само мое существование, должно быть, являлось неудобством для его весьма нестандартной семьи. Я моргнула и ответила: «Да». — Вы связаны с кем-то узами? — спросила она. — Это очень личный вопрос. — Так и есть, — согласилась она. — Вы хотите сказать, что я должна перестать искать работу и выйти замуж? — Вы именно этого хотите? — Нет, — ответила я. — И я не связана узами, так что это в любом случае не вариант. — Тогда я полагаю, что вы могли бы стать хорошим кандидатом. — Кандидатом на что? Она потянулась к ящику стола, достала инфочип, положила на гладкую поверхность стола и подтолкнула в мою сторону указательным пальцем. — Что это? — спросила я. — Это возможность, если вы ее пожелаете. — Уточните. — Я рекомендую вам пойти домой, вставить инфочип в ПАДД и решить все самой. Если вас это не заинтересует, приходите завтра. Возможно, найдется другая вакансия младшего научного ассистента, и, может, вы скорее предпочтете опустошать мусорные корзины, — она сделала жест в сторону двери. — А теперь меня ждет следующий клиент. Я поднялась на ноги, намереваясь покинуть ее кабинет и больше никогда не возвращаться. Но, сделав несколько шагов, быстро развернулась, схватила со стола инфочип и покинула здание, вливаясь в плотный послеполуденный поток пешеходов. Настоящее время: — Не стесняйтесь настроить параметры по своему усмотрению, — сказал Ведек, указывая на репликатор. — Вам требуется что-то еще? — Травек ест два раза в день, но не кормите его после захода солнца, иначе он не уснет всю ночь. — Понятно. — И он роет, — добавила я. — Не оставляйте его вне дома без присмотра. — Чкарии — норные животные, — ответил он. — Ваше предупреждение представляется логичным, но я знаком с особенностями ухода за этими существами. Моя сестра держала двоих в качестве домашних питомцев. — О, — пробормотала я. — Еще раз спасибо, что взяли на себя заботу о нем. Он сложил руки за спиной, почтительно поклонился и направился в сторону гаража. Я была признательна за то, что наконец осталась одна. На то, чтобы заставить репликатор работать должным образом, потребовалось несколько попыток, но в итоге мне удалось получить свободные атласные брюки и простой шелковый халат для медитации. Я реплицировала пару свечей для медитации и как раз размышляла, какую еду создать, когда меня охватил новый страх. Что, если я не смогу удержать пищу в себе? Меня легко укачивало при движении, и, насколько я могла судить, половой акт обычно был довольно активным занятием. Я смогу прожить без еды еще немного, но сомневаюсь, что справлюсь со стыдом, если меня стошнит на него. При одной мысли, что я могу извергнуть на него содержимое своего желудка, внутри все сжалось и заурчало, и я решила пропустить еще один прием пищи ради сохранения остатков своего достоинства. Я поплелась обратно в спальню, которую мне указал Ведек, затем торопливо закрыла за собой дверь. Тяжесть ситуации казалась почти невыносимой. Две недели назад я всерьез подумывала устроиться младшим помощником какого-нибудь дипломата, а теперь передо мной маячила перспектива престижной должности в правительственной исследовательской лаборатории, а также перспектива материнства. И все благодаря мужчине, чьими исследованиями я безмерно восхищалась. Министр Сорен, министр науки Вулкана, станет отцом моих детей. Хотя это совершенно не подразумевало каких-то особых отношений между нами. По сути, я ничем не отличалась от Ведека или любого другого его подчиненного. Я здесь для выполнения необходимой работы, как повара, готовящие ему еду, или горничные, стирающие ему одежду, хотя, к сожалению, практически нет социально приемлемых названий для персонала, основной обязанностью которого является удовлетворение сексуальных потребностей. Я переоделась в реплицированную одежду в рекордно короткие сроки. Торопиться или прятаться было нелогично — я находилась в комнате совсем одна, и скоро на мне вообще не будет никакой одежды, — но в ощущении мягкой ткани на коже было что-то безопасное и успокаивающее. Следующие часы я провела в медитации, прерываясь лишь на размышления об абсурдности моего нынешнего положения, а затем быстро возвращалась к медитации, пытаясь вернуть баланс своей пошатнувшейся психике. Стук в дверь прервал мой внутренний монолог. Неужели прошло уже три часа? Сердце заколотилось об ребра, и я попыталась взять себя в руки. Второй стук заставил меня неуклюже вскочить на ноги, задуть свечи и, спотыкаясь, проковылять к двери и открыть ее. Стоящий на пороге мужчина выглядел напряженным и уставшим, на его лице застыло какое-то дикое выражение. Как и я, он переоделся в одежду для медитаций. Я резко выдохнула и сказала: «Вы могли бы просто войти. В конце концов, это ваш дом». — Это так, — отрывисто произнес он. — Но то, что мы согласились на спаривание, не означает, что вы не имеете права на личное пространство. — Благодарю, — я постаралась придать своему голосу как можно больше уверенности и добавила: — В-вы желаете войти? Он проследовал за мной внутрь и окинул помещение взглядом, задержавшись на дымящихся на полу свечах для медитации и аккуратно сложенной на комоде стопке одежды, в которой я была при первой встрече. Затем взгляд переместился на меня, изучая, исследуя. Когда я уже не могла более этого выносить, я, собрав всю свою смелость, спросила: «Что-то не так?» Его губы изогнула ухмылка, но остальная часть лица осталась неподвижной. — Очевидно, вы изо всех сил стараетесь не проявлять эмоций, но вы явно напуганы. Я встретилась с ним взглядом и чуть кивнула: «Мне стыдно, что я не могу лучше контролировать свои эмоции. Моя мать всегда говорила, что я эмоциональнее большинства». — Трудно смириться с собственным бессилием перед эмоциями, — ответил он, отводя взгляд. Я повернулась к кровати, желая, чтобы все поскорее закончилось. — С чего бы вы предпочли начать? — Полагаю, этот вопрос следует адресовать вам. — Я никогда… я не знаю, что лучше. Вы сказали, что желаете сделать все традиционным способом, но я подозреваю, что существует несколько способов, которые можно отнести к традиционным. — Вы никогда ни с кем не спаривались? Я покачала головой, размышляя, нужно ли было упомянуть об этом во время наших переговоров. Я ожидала от него какого-то комментария в ответ на это откровение, но он лишь кивнул. — Вы предпочтете лежать на спине, стоять на ногах или на четвереньках? Это самые основные варианты. — Я… я не знаю. Что вы посоветуете? — Вы миниатюрны, и я опасаюсь, что в последних двух позах могу войти в вас слишком глубоко, причинив тем самым ненужную боль. Возможно, будет удобнее лежа на спине, но тогда вам придется смотреть на меня. Это более интимная позиция. Я кивнула и присела на край кровати. — Благодарю за логический анализ. Он сел неподалеку, оставив между нами достаточно места, чтобы избежать любых проявлений симпатии. Его руки дрожали, он сжал их вместе и опустил на колени. — Вы хотите это делать? — спросила я. — Нет, — признался он. — Но я хочу жить. Я склонила голову в его сторону, продолжая смотреть прямо перед собой. — Должны ли мы… должны ли мы сначала установить связь разумов? Или уже после? — Лучше сделать это в первую очередь, — пояснил он. — Это поможет нам лучше понимать друг друга и снизит вероятность причинения физической боли. — Это сделаете вы или хотите, чтобы я.? — Я бы предпочел сам инициировать связь, — перебил он. — Вы готовы? Я сомневалась, что когда-нибудь буду к этому готова, но пробормотала что-то утвердительное и придвинулась ближе, повернувшись, чтобы ему было удобнее. Последнее, что я видела перед тем, как закрыть глаза, — его руки, тянущиеся к моему лицу. Миг спустя я ощутила тепло, исходящее от его ладоней, а затем его вибрирующую, нервозную жизненную энергию. Я вспомнила схожее ощущение во время церемонии формирования связи в возрасте семи лет, но теперь соединение между нами устанавливал не скучающий семилетний мальчик, а невероятно печальный и крайне возбужденный взрослый мужчина. — О, — с моих губ сорвалось краткое восклицание. Оно прозвучало странно, будто инородно, словно его произнес кто-то другой, но я не могла сосредоточить на этом своего внимания. Все мое тело, все органы чувств вибрировали в исходящем от этого мужчины ощущении одиночества и тоски. Я раньше думала, что скучаю по своей матери, но это чувство было просто ничто по сравнению с тем, как он скучал по своей жене. Его эмоции настолько меня поглотили, что я не сразу заметила, как он разорвал наше слияние, и что в уголках моих глаз проступили капли влаги. Я в удивлении распахнула глаза и импульсивно выпалила: «Мне так жаль». Он казался озадаченным, но затем согласно кивнул: «Мне тоже жаль за вас». Мы поняли друг друга, и слов уже не требовалось. Мы почти минуту сидели в неподвижности и молчании. Для меня сложившаяся ситуация полностью изменилась. До этого ментального слияния я целиком сосредоточилась на том, чтобы, не жалуясь, вытерпеть все, что он захочет со мной сделать, но теперь я хотела только одного — избавить его от дальнейших страданий. Наконец я нашла в себе смелость осторожно протянуть руку и опустить ее на его колено рядом с его левой кистью. Его мизинец в исследовательском любопытстве потянулся к моему, но он сжал пальцы в кулак, избегая контакта. В любой другой ситуации этот жест мог показаться угрожающим, но я знала, что он не намеревался причинять мне боль, он просто не хотел ко мне прикасаться. Он сделал глубокий вдох и спросил: «Вы определились со своими предпочтениями? Ляжете на спину?» Я так еще и не решила, но не хотела показаться слишком требовательной. — Да, пожалуйста. Он глянул через плечо и указал в середину кровати. — Снимете брюки и ляжете? И вот оно. Я поднялась на дрожащие ноги и скользнула руками под халат, чтобы начать стягивать верхнюю часть брюк, но остановилась: я дала согласие раздеться полностью. Я нерешительно потянулась к завязанному на талии поясу. — Вы можете оставить халат, — сказал он. — Если хотите. Я опустила руки, благодарная за его чуткость. Затем стянула шелковистые брюки до лодыжек и перешагнула их. Халат доходил мне до колен, но все равно эта обнаженность ниже пояса казалась такой странной, пусть даже благодаря закрытому медитационному одеянию моя скромность формально сохранялась. Мое тело неловко, механически опустилось обратно на край кровати, и я заставила себя заползти дальше, к центру постели. Я намеренно отвернулась, чтобы не смотреть, как он раздевается, но, как и я, он снял только брюки. Он тоже забрался на кровать и сел, поджав ноги, но я не могла заставить себя лечь. Его рука легко коснулась моего колена, и я подпрыгнула — все нарастающее во мне волнение сильно обострило мои реакции. — Хотите успокоительного? — спросил он. — Я хочу оставаться в сознании, — выпалила я. Только это было не совсем правдой. На самом деле я хотела отстраниться разумом от предстоящего, и при этом сохранить контроль над своими действиями, но не могла понять, как это сделать. — Я не подразумевал, будто желаю видеть вас в бессознательном состоянии, — пояснил он. — Я лишь предлагаю легкое седативное, чтобы помочь вам расслабиться. — О, — пробормотала я, внезапно поняв немалую щедрость его предложения. — Я не хочу доставлять вам беспокойства. — Это весьма несущественное затруднение, — настаивал он. — Тогда да. Пожалуйста. Он скатился с кровати и вышел из комнаты. Едва дверь за ним закрылась, я панически выдохнула и подтянула колени к груди, плотнее кутаясь в халат. С чего я решила, что это разумный способ сделать хорошую карьеру? Это просто безумие. Через минуту он вернулся с графином в одной руке и двумя полупрозрачными стаканами в другой. Он сел на край кровати, предложил мне один из стаканов и наполнил его подогретым вулканским вином. Напиток было теплым на ощупь, и это успокаивало. Он налил и себе и залпом выпил, придерживая стакан обеими дрожащими руками. Я осторожно сделала глоток и с удивлением обнаружила, что вино сладкое и приятное на вкус. — Вкусно, — протянула я, поднося стакан ко рту во второй раз. Тепло быстро распространялось из живота к конечностям. Это было очень приятное ощущение. Заметив, что он наблюдает за мной, я сильнее наклонила стакан, стремясь допить быстрее. — Не спешите, — посоветовал он. Я опустила стакан и перевела дыхание. — Вы и так проявили большое терпение и доброту. Я не хочу более вас затруднять. — Это не затруднение, — хрипло настаивал он. — Забота о вашем удобстве и комфорте логична. Травмировав вас, я ничего не выиграю, в частности потому, что нам потребуется спариться еще несколько раз, а затем снова каждые семь лет. — Очень логично, да, — согласилась я, по-прежнему торопясь допить побыстрее. Когда вино закончилось, я протянула ему стакан, удивившись, что мои мышцы двигаются медленнее, чем я ожидала. Голова тоже стала тяжелее. Я никогда раньше не напивалась, но это оказалось не так плохо, как я себе представляла. Я все еще контролировала себя, но беспокойство было уже не так сильно. — Хотите еще? — спросил он. Я потерла шею: «Думаю, достаточно. Благодарю». — Вы готовы? Несмотря на легкое опьянение, мое тело снова напряглось. Я не была готова и подозревала, что никогда не буду готова, но согласно кивнула. Я смогла заставить себя откинуться назад, пока плечи не коснулись матраса, но колени оставались плотно сжатыми. Я повернула голову вправо и сосредоточилась на изучении украшающего стену узорчатого гобелена. Вскоре его руки коснулись моих колен, но мне удалось сохранить самообладание. Вместо того чтобы силой раздвинуть мне ноги, он спросил: «Вы расслабите мышцы бедер и позволите коленям опуститься по бокам?» После некоторого колебания и двух неудачных попыток мои ноги раздвинулись, и я обнаружила себя распростертой перед ним. Его руки скользнули по внутренней стороне моих ног, и я задержала дыхание, чтобы не отвлекать его посторонними звуками. Я вполне хорошо с этим справлялась, по крайней мере, до тех пор, пока не почувствовала ясно ощутимое давление на половые губы. Звук, который я издала, можно было бы назвать взвизгом или писком, а может, даже вскриком. Но как бы точно ни назывался этот звук, этого хватило, чтобы он остановился. Я поднесла руку к лицу, готовая зажать себе рот, и выдохнула: «Простите. Пожалуйста, продолжайте». — Вы позволите проникнуть в вас пальцами? — спросил он. — Зачем? — спросила я, не в силах скрыть тревогу в голосе. — Для мануальной стимуляции ваших половых желез. — Я не… то есть… мне не обязательно получать от этого какое-либо физическое удовольствие. — Я не ожидаю, что вы будете с нетерпением ждать соития со мной, но в то же время не хочу, чтобы вы этого страшились, — объяснил он. В его голосе слышалась необычная тяжесть. Он злился? Я села, крепко прижав колени к груди. — Я не имела в виду, что вам не стоит этим наслаждаться… я не думала, что вы вообще захотите наслаждаться… я думала, что вы просто хотите побыстрее покончить с этим. — Я действительно хочу, чтобы это скорее закончилось, — ответил он, садясь на пятки. — Я попросил разрешения помассировать ваши половые железы только для того, чтобы вы выделили достаточное количество смазки, это поможет избежать ненужного трения и боли. Возможно, вам это покажется… приятным. Если вы предпочтете от этого воздержаться, я могу использовать слюну или синтетический любрикант. Мне совершенно не приходило в голову, что я могу попытаться получить от этого удовольствие. С чего бы, учитывая сколько неловкости и унижения сопровождало данный процесс? Я чуть покачала головой, но не смогла заставить себя посмотреть ему в глаза. — Если хотите, можете использовать пальцы. Я вновь опустилась на спину и во второй раз раздвинула ноги. Он притянул мои бедра ближе к себе и осторожно, но без колебаний погрузил в меня два пальца. Я почувствовала краткое неприятное ощущение, похожее на щипок — возможно, ноготь задел какую-то мембрану, — но это оказалось не так болезненно, как я думала. Когда его пальцы вошли до упора, он повернул кисть на девяносто градусов и начал исследовать меня изнутри. Сначала я не понимала, чего он пытается добиться, но затем его пальцы словно задели какую-то струну, и я испытала странное чувство. Я ужаснулась, потому что это ощущение смутно напомнило мне позыв помочиться, и я испугалась, что внезапно утратила контроль над мочевым пузырем, но быстро поняла, что это скорее напоминает приятную ноющую боль. Массаж моих половых желез оказался вполне терпимым, по крайней мере, до тех пор, пока его большой палец не принялся описывать быстрые круги вокруг внешних частей моих женских органов. Тогда из терпимого ощущение превратилось в изнуряющее удовольствие. Приятное тепло разлилось по всему тазу, поднялось по животу, усиливая тянущую пульсацию в половых железах и превращая происходящее в нечто совершенно восхитительное. От этого внезапного ощущения я зажмурилась и невольно выдохнула от растерянности и удовольствия, тут же торопливо зажав себе рот ладонью. — Вам не требуется ради меня хранить молчание, — мягко сказал он, хотя явно пытался сдержать какие-то глубокие, гневные эмоции. — Вокализация — лишь проявление инстинктивной реакции. Издавайте любые звуки, которые сочтете нужным. Я втянула воздух через нос, пока его пальцы продолжали ритмично проникать в мое тело, и вскоре я превратилась в дрожащую, возбужденную, истекающую влагой массу. Зажимавшая рот рука упала, вцепляясь в простыни, и несколько секунд спустя мышцы моего таза резко сократились. Я ожидала неловкого, зажатого секса, но никак не предвидела столь быстрого и спонтанного оргазма. Помимо желания я вскрикнула, отчасти от шока, отчасти от удовольствия. А еще отчасти из-за иррационального страха, что я обмочилась. Логически я понимала, что влага является вагинальной секрецией, но ее было очень много, куда больше, чем в те тихие ночные мгновения, когда я исследовала эти части своего тела собственными руками. Застонав, он начал опускаться на меня сверху. Я еще испытывала опасение, но мой мозг уже тонул в гормональном приливе, и все мои запреты испарились. Я томилась в предвкушении, чувствуя не просто покорность, но и какую-то странную восприимчивость к тому, что он собирался сделать. Он был таким массивным, и хотя он, очевидно, старался не давить на меня всем весом, его живот все равно упирался в мой, а бедра вжимались в мои. Внезапно меня со всех сторон словно сжала, сдавила масса длинных конечностей и теплых сухощавых мышц. Он был таким горячим, словно его сжигала лихорадка. Я почти взмолилась о передышке, но тревожащее ощущение давления, скользящего во влагу между моих ног, заставило меня дрогнуть и замереть. Вскоре я почувствовала, как раздвигается мое тело. Ощущение было столь же удивительным, сколь и новым, он проникал все глубже, скользя все дальше и дальше, пока внутри совсем не осталось пространства. — Ах! — выдохнула я шепотом, извиваясь под тяжестью его тела и отчаянно пытаясь избавиться от чужеродности и интенсивности охватившего меня ощущения. Он отстранился, поднявшись на локтях и выходя из глубин моего тела, но какой-то инстинкт заставил меня схватить его за бедра в слабой попытке удержать на месте. Более поощрений не требовалось. Он снова вломился в меня, но на этот раз осторожнее, его шелковый халат для медитации плавно скользил по моему. Я не ожидала подобного, но ощущение было приятным, и я чувствовала… радость? Восторг? Счастье? Откуда мне было знать, что я чувствую? Всю жизнь я подавляла эмоции, и теперь не знала, как справиться с совершенно новыми, незнакомыми чувствами. Странный инстинкт побуждал меня коснуться его лица, поцеловать его, но я сжала руки в кулаки, мгновенно отбрасывая столь дикую мысль, и взмолилась, чтобы он не заметил минутной утраты здравомыслия с моей стороны. Он вошел в устойчивый ритм, равномерно толкаясь и урча, двигался целенаправленно и без малейшего намека на энтузиазм, хотя под его бесстрастной маской явно скрывался ненасытный голод. Первоначальная эйфория быстро прошла, но я поняла, что все не так уж ужасно. Я снова перевела взгляд на гобелен и в конце концов решила, что проще закрыть глаза и ждать, пока он закончит. Я сосредоточилась на своем дыхании и попыталась синхронизировать движения наших бедер, потому что просто лежать казалось слишком неловко. Спустя еще несколько минут я украдкой взглянула на лежащего на мне тяжело дышащего мужчину и обнаружила, что он тоже отвернул голову в сторону и практически принуждает себя двигаться. Его глаза были закрыты, как и мои до того. Во мне снова вспыхнул инстинкт, побуждающий к созданию эмоциональной связи, и я пресекла его столь же быстро, как и раньше. Каким бы неуместным это ни казалось, я не могла не смотреть на него. Мышцы на его шее напряглись, вены на лбу и горле вздулись. Верхняя часть его халата начала постепенно распахиваться, обнажая типично мужскую грудь с легкой порослью черных волос и маленькими рудиментарными зеленоватыми сосками. Каждый видимый сантиметр его кожи потемнел от прилившей крови и блестел от влаги. Вскоре его движения стали неистовыми, и он вдавился в меня всем телом так сильно, что я испугалась, как бы у меня не сломались кости. В голове у меня зашумело, я заерзала под ним, отчаянно нуждаясь в кислороде. Сначала мне показалось, будто он понял, что мне нужно, потому что он отстранился, но тут же перенес вес на левое предплечье и крепко обхватил левую сторону моего лица правой рукой. Его ладонь накрыла всю мою щеку, а длинные ловкие пальцы легли на нужные точки вдоль челюсти. Этот жест казался скорее инстинктивным, чем намеренным, но его цель была ясна. Он не пытался вступить со мной в простое слияние разумов; он пытался создать более глубокие брачные узы. Я как раз пыталась глотнуть воздуха раскрытым ртом, когда наши разумы второй раз слились воедино. Я не успела собраться и подготовиться к этому ментальному вторжению, и несколько секунд дезориентации мне казалось, что мы — единая личность. Он был так же ошарашен, как и я. Он открыл рот, но вместо слов оттуда вырывались резкие звуки, полные возбуждения и экстаза. Его бедра с непомерной силой вбивались в мой пах — жестко, резко и безо всякой жалости. Но я едва осознавала, что происходит с моим телом, пока мы оба балансировали на грани безумия, невольно созерцая души друг друга. Я пришла в себя первой и резко дернула головой влево, избавляясь от его хватки и разрывая ментальную связь. Ахнув, он втянул воздух и начал бормотать какие-то невнятные извинения. Меня слишком переполняли эмоции, чтобы я могла его слышать. Я извивалась, пихала его, но он не сдвинулся с места. Меня охватила паника. Мои протесты переросли в толчки, шлепки и мольбы отпустить меня. Я не могла дышать из-за кома в горле, и увидев, как его рука снова тянется к моему лицу, закричала. Он тоже кричал, но я чувствовала, что это был крик боли, а не страха или агрессии. Только тогда я осознала, что тоже объята болью, но не могла понять, где ее источник. Как секс может быть таким кошмарным? От охватившего меня ужаса мои крики превратились в неистовые, животные вопли, а жалкие шлепки — в яростные удары. Его пальцы кольцами обхватили мои запястья и пригвоздили руки к кровати. — Сера! — Пожалуйста! — кричала я. — Нет, пожалуйста, нет! Он наклонился ближе к моему лицу и твердо и терпеливо сказал: «Сера, пожалуйста, успокойся. Я ничего тебе не сделаю». Я зажмурилась, захлебываясь истерическими рыданиями. — Пожалуйста, слезьте с меня, — задыхаясь, выдавила я. — Пожалуйста? — Я отпущу твои запястья, если ты перестанешь меня бить. — Почему вы меня не отпускаете? — всхлипнула я. — У тебя вагинальный спазм. Я хочу выйти из тебя, но не могу. Я попыталась перевести дыхание. Осторожно попробовала отодвинуться от него бедрами, но лобок тут же пронзила резкая боль, растекаясь по животу. Он зашипел от дискомфорта: бедняга был крепко зажат внутри меня. Мои шок и ужас сменились сильнейшей степенью унижения. Почему я не предвидела, что такое может случиться? Какая же я неопытная идиотка! В двенадцатилетнем возрасте на уроках сексуального здоровья я узнала, что вагинальные спазмы — вполне обычное явление, особенно у молодых женщин, недавно начавших половую жизнь, но, несмотря на мои мучительные попытки все предусмотреть при заключении этой договоренности, я не учла подобную весьма неприятную возможность. — Я… я так сожалею. — Тебе не за что извиняться, — проворчал он, пытаясь приподняться. — Это совершенно непроизвольное действие. Сделав несколько глубоких вдохов, я наконец сумела открыть глаза и смутилась, увидев склонившееся надо мной лицо, полное глубокого беспокойства. Но хуже этого очевидного проявления эмоций оказалась струйка зеленой крови, сочившаяся из его нижней губы. — У вас кровь, — вскрикнула я. Он слизнул кровь и осторожно коснулся ранки: «Я это заслужил. Я не собирался создавать связь…» — Я… о, я так сожалею, — снова прошептала я, неспособная думать ни о чем, кроме крови на его лице. — Я знаю, ты не намеревалась причинить мне вред, — в его тон одновременно звучала и доброта, и обеспокоенность. — И я сожалею, что попытался заключить с тобой брачные узы. Я не хотел… я не думал… это было не… Мы с покойной женой… — Я знаю, — выдавила я, отчаянно пытаясь избежать мыслей о его невыносимом горе. — Я знаю, вы не хотели этого. Он слегка кивнул. — Можешь согнуть ноги и подтянуть их ближе к телу? Он приподнялся, садясь на колени, а я подняла ноги под углом девяносто градусов к его бокам. И только тогда я заметила, насколько вымотана. Я поежилась. В памяти всплыл еще один неловкий факт из уроков сексуального здоровья: в сперме содержатся феромоны, вызывающие усталость и сонливость у женщин, вероятно, этот эволюционный пережиток призван побудить женщин оставаться в лежачем положении, что повышает вероятность оплодотворения. Веки отяжелели, и, не став держать их открытыми, чтобы насладиться зрелищем, как министр науки Вулкана деликатно массирует мою промежность, пытаясь заставить мою вагину отпустить его гениталии, я позволила им опуститься. Мое тело обмякло, и последнее, что я помнила, — легкое ощущение, будто что-то рвется между ног, и отдаленный звук его голоса, зовущего меня по имени.