Свобода выбирать

— Он встретится с вами. Сегодня во второй половине дня, если это возможно. Я сидела, глядя на нее, и молчала. День перевалил за середину, и я была голодна. Травек, мой чкария, вероятно, тоже проголодался. Если он проведет еще несколько часов в одиночестве в моей крошечной съемной комнате, то гарантированно примется грызть деревянную мебель. В состоянии голода и скуки чкарии становились весьма зловредными созданиями. — Возможно ли встретиться с ним завтра? Уже поздно и… — Он жаждет встретиться сегодня, — настаивала женщина. — Его помощник уже едет сюда. Как вы знаете, его случай довольно срочный, и он заинтересован в том, чтобы разрешить все как можно скорее. Я хотела спросить: «Настолько срочный, что он умрет до восхода солнца, если я с ним не встречусь?», но промолчала, слегка опасаясь, что ответ будет утвердительным. — Когда прибудет его помощник? — Я ожидаю его в ближайшие двадцать минут. Но сначала нам нужно обсудить кое-какие вопросы, — она пододвинула мне через стол ПАДД. — Это предварительная копия вашего договорного контракта. — Я думала, вы сказали, что все обговаривается между партнерами лично. — Это так. Тем не менее, на основании предоставленной вами информации о том, что вы ждете от договоренности, мы разработали проект контракта. Это юридически обязательный документ. Я бросила на нее язвительный взгляд: «Так что, если он не поможет мне найти работу, я смогу подать в суд и потребовать от него исполнения обещанного? Это разрушит его репутацию, но одновременно разрушит и мою, лишив возможности найти в будущем приемлемую должность». — В Верховном суде имеется особый отдел, занимающийся нарушениями подобных договорных контрактов. За все годы моей работы в этом агентстве лишь единожды клиент подал в суд на партнера за несоблюдение договоренности. Мужчины, которые обращаются в наше агентство, делают это благодаря нашей репутации неукоснительного соблюдения конфиденциальности. Верховный суд, разумеется, проводит закрытые заседания и не публикует стенограммы, но он все же состоит из судей, которые узнают чужую тайну в случае подачи подобного иска». Я опустила взгляд к столу. — И если бы я нарушила контракт, мне грозило бы такое же наказание? — У вас имеется преимущество: вы знаете, что в случае нарушения вами контракта он скоро умрет, если не найдет альтернативы. Вы думаете пересмотреть свое решение? — Нет, — солгала я. — Хорошо. Так вот, как правило, заинтересованные стороны ведут переговоры и заключают контракт на нашей территории, но данный случай уникален. — И я должна вести переговоры обо всем… с его помощником? — было и так довольно некомфортно обсуждать подобные вопросы с другой женщиной, в чьи профессиональные обязанности входило улаживание таких ситуаций. Мысль о том, чтобы излагать свои требования еще одному незнакомцу, казалась почти невыносимой. — Помощник обозначил, что его единственная роль будет заключаться в том, чтобы кратко встретиться с вами и доставить в дом своего работодателя, где вы сможете обсудить контракт с клиентом напрямую. Вам многое нужно принять во внимание, о чем свидетельствует нижняя часть предварительного контракта. Не стесняйтесь вносить любые правки или дополнения, какие пожелаете, но настоятельно рекомендуется подписать и вернуть контракт до вступления в какие-либо сексуальные взаимодействия. Если у вас возникнут вопросы насчет формулировок контракта, пожалуйста, немедленно свяжитесь с нами, и один из наших юристов окажет вам помощь. Я слушала ее, но в действительности не слышала ничего, сказанного после упоминания его частного дома. Не знаю, где я представляла себе физическое осуществление этой низменной связи, но предполагала, что это произойдет на нейтральной территории. — Я не решаюсь отправляться туда одной. — Ваша анкета соискателя весьма ясно дала понять, что вы не заинтересованы в наличии компаньона. — Не во время… во время… самого акта. Но я думала, что там будет кто-то, кто поможет мне при ведении переговоров. — Если вы нажмете кнопку вызова в верхней части экрана, кто-нибудь окажет вам помощь удаленно, — сказала она, указывая на ПАДД. — Я лишь сомневаюсь, безопасно ли это. Ее глаза сузились: «Мы очень тщательно проверяем наших клиентов». — Вы говорили это уже несколько раз. — Было бы нелогично полагать, что деятельность любого рода абсолютно избавлена от опасности, — ответила она. — Но мы очень избирательно относимся к нашим клиентам. Мы отказываем тем, кто не предоставил свой адрес и другую соответствующую контактную информацию. Ни одна из наших клиенток не была убита, похищена или по злому умыслу травмирована. Я не отправила бы вас туда, куда не хотела бы идти сама. Дверь открылась, и из коридора заглянуло узкое лицо администратора: «Извините, что прерываю. Он прибыл». Вздернув подбородок, женщина смерила меня внимательным взглядом: «Еще не поздно передумать». Я балансировала на грани нерешительности, разрываясь между желанием вернуться домой, не нарушив своих личных границ, и желанием достичь всего того, на что, как я знала, я способна, если только мне представится шанс. Наконец я ответила: «Было бы логично хотя бы встретиться с ним». Она вышла, а я поднялась на ноги и вновь медленно направилась к большому окну. Мой желудок протестующе урчал от отсутствия пищи, в животе болело от непреходящего беспокойства и томительного ожидания. Я крайне нуждалась в медитации, пока неподавленные эмоции не проявились наружу. Возможно, они уже были видны. Я услышала за спиной шорох открывающейся двери и, повернув голову, увидела стоящего на пороге мужчину. Он был до ужаса красив, и на миг я забыла, что он — лишь помощник. На какой-то миг я даже забыла, что нужно дышать. — Живите долго и процветайте, — произнес он, в его глубоком, текучем голосе слышался классический ши’карский акцент. Я ответила та’алом — обычным приветственным жестом, принятым среди последователей Сурака, и медленно, чтобы не споткнуться глупо на словах, которые говорила с самого раннего возраста, произнесла: «Мира и долгой жизни». Он сделал несколько шагов внутрь комнаты и подождал, пока за ним не закроется дверь. Он разглядывал меня с живым любопытством, а я пыталась подавить чувство унижения оттого, что меня изучали, словно существо какого-то нового и ранее неизвестного вида. Наконец он провозгласил: «Я Ведек». — Я Сера. Полагаю, вы тот самый помощник. — Да, — он опустил взгляд, вероятно, чтобы скрыть владевшую им неловкость. Мы стояли в молчании и неподвижности, наверное дольше, чем было уместно. Почему он должен был оказаться настолько идеально красивым и привлекательным? Я вернулась к своему стулу и опустилась на него со всем изяществом, на которое была способна. — Какие у вас ко мне вопросы? — Полагаю, у меня их нет, — ответил он, заложив руки за спину. — Эта женщина сказала, что вы здесь, чтобы проверить меня. Как вам удастся это сделать, если вы не будете задавать вопросов? — Вы взрослая женщина, способная дать осознанное согласие? — Очевидно. — Тогда у меня нет возражений против вас. — Ваш работодатель больше ничего не хочет знать обо мне? — Мой работодатель… не в том положении, чтобы быть излишне избирательным. Я подавила вспышку гнева и язвительно заметила: «Вы намекаете, что я не соответствую каким-то негласным стандартам подходящего партнера?» Его глаза еле заметно расширились: «Я совершенно не имел в виду подобного. Пожалуйста, простите меня. Я лишь хотел сказать, что вы единственная, кто проявил к нему интерес». — Может, если бы он добавил к биографии свое изображение… — Я передам ваше предложение, — прервал меня он. — Есть ли в этом необходимость? — отозвалась я. — Если я дала согласие быть с ним, а вы говорите, что я вполне подхожу на основании лишь конфигурации моих половых органов, то какой смысл в более полной биографии? Он приподнял левую бровь. — Могу я спросить, почему вы согласились встретиться с ним, основываясь на столь скудном количестве информации? — Могу я спросить, кто ваш работодатель? — В данный момент я не могу сказать. — В чем же здесь логика? В конце концов мне придется с ним встретиться. Я отказываюсь заключать договоренность, не зная, с кем именно. — Он еще может отказаться от договоренности. — Вы только что сказали, что он не в том положении, чтобы быть слишком разборчивым. — Он… в затруднении. У него периодические провалы в логике. — Полагаю, это известный симптом… — Я осеклась, слишком смущенная, чтобы произнести вслух в присутствии этого мужчины термин «пон фарр». — Это так, — торопливо и тихо согласился он. — Логически он понимает, что эта договоренность — ради его же блага, но ему… ему могут потребоваться некоторые заверения и убеждения. — Вы ожидаете, что я буду его убеждать? Я не уверена, что хочу… — Вы были не искренни? — перебил он. — Уточните. — Вы взяли на себя это обязательство? — Я обязалась заключить договоренность, но не могу точно сказать, будет ли она заключена именно с вашим работодателем. Я еще не встречалась с ним, и до сих пор все отказываются говорить мне, кто он такой. — Он важная персона, и его утрата станет утратой для всего Вулкана. — Он настолько важен. — Да. — То есть вы намекаете, что я должна слепо пойти на это не только ради спасения его жизни, но и из какого-то чувства патриотизма? Выражение его лица смягчилось. — Он еще и мой друг. Я могу засвидетельствовать, что он также весьма достойный и порядочный мужчина. — Как и большинство мужчин, — я наконец осмелилась встретиться с ним взглядом. Там была боль. Я поднялась с места и сказала: «Может, отправимся на встречу с вашим таинственным работодателем?» — Прежде чем мы поедем, я обязан напомнить, что вы должны обещать не говорить об этом… — Я уже подписала соглашение о неразглашении. Я никому об этом не скажу, пока не скажет он. Или вы, если уж на то пошло. — Я бы никогда… — Я уверена, что ваше молчание призвано защитить лишь его, — перебила я, направляясь к двери. — До меня вам нет никакого дела. — Вы неправильно понимаете ситуацию, — уже мягче, но настойчиво продолжал он. — Я благодарен вам. Вы воплощаете в себе его возможность прожить достаточно долго, чтобы совершить еще много замечательных деяний. Я поверила, что он мне благодарен, но, как вскоре выяснилось, не настолько благодарен, чтобы хотеть быть увиденным со мной на публике либо узнанным, или чтобы кто-то узнал, что располагается в этом здании. Он передал мне нужные координаты и транспортационный чип, велел мне выйти через главный вход и пройти пять кварталов до транспортаторной станции, где я должна попросить отправить меня по указанным координатам. Он встретит меня там через двадцать минут и даст дальнейшие инструкции. Только вновь проходя по вестибюлю под оценивающим взглядом администратора, я заметила, что данные мне координаты соответствуют местоположению транспортаторной станции неподалеку от того пансионата на окраине города, где я снимала комнату. Если бы мне и выпала когда-то возможность отступить и раствориться в пространстве, и больше никогда не слышать ни об этом мужчине, ни о его работодателе, то это была именно она. Но я этого не сделала. Прибыв в назначенное время, он, не говоря ни слова, жестом велел мне проследовать за ним к ничем не примечательному черному автомобилю и открыл дверь. Я заколебалась. — Что-то не так? — спросил он. — Я живу недалеко отсюда, — объяснила я. — С чего это должно меня интересовать? — У меня есть чкария. Его весь день не кормили и не выгуливали. Он бросил на меня косой взгляд. — Вы желаете за ним поухаживать? — Я не ожидала, что проведу в агентстве весь день, а тем более, что буду с кем-то встречаться вечером. Это не займет много времени. — Хорошо, — ответил он, вновь указывая на машину. — Мы покормим вашего питомца. — Это всего два квартала вон в том направлении. Я могу сходить пешком. — На машине будет быстрее. Я тороплюсь вернуться к своему работодателю. Машина оказалась одним из тех современных вулканских автомобилей: беспилотник с большим пассажирским салоном, где сиденья были обращены друг к другу. Я дала ему свой адрес, и несколько мгновений спустя машина бесшумно подъехала к бордюру возле моего здания. Я видела, как критически он осматривает окрестности, но решила не стыдиться их. Здесь я и живу. Я та, кто я есть, и этого не изменить. Травек радостно встречал меня у двери, и, к моему большому облегчению, деревянная мебель была еще цела. Он с неистовым восторгом извивался всем своим змееподобным тельцем, длинный пушистый хвост безжалостно молотил по листве моих комнатных растений. Я выпустила его на задний дворик справить нужду и поспешила в ванную, чтобы рассмотреть себя в зеркале. Как обычно, волосы мои были в беспорядке, ни расческа, ни гель не могли полностью их укротить. Я пристально смотрела на свое отражение, задаваясь вопросом, сочтет ли он меня достаточно симпатичной. Считает ли Ведек меня достаточно симпатичной? И должно ли меня волновать, что он думает, ведь он уже признал, что я соответствую минимальным требованиям: я взрослая, женского пола и живая? Я подумала, не сбегать ли на кухню, чтобы запихнуть в рот как можно быстрее побольше еды, но мое внимание привлекли вопли Травека из дворика. Многие соседи уже жаловались на его постоянные вокализации. Я побежала впустить его в дом и с изумлением увидела Ведека, разглядывающего моего ручного чкарию поверх забора высотой по грудь, отделяющего двор от улицы. — Что вы намерены делать с этим существом, пока… пока будете заняты? — После того, как его выгуляли и покормили, он нормально проведет один еще несколько часов. — Вы не можете оставить его без присмотра на несколько дней. — Я знаю. Что вы имеете в виду, говоря про несколько дней? Он странно посмотрел на меня. — Часто требуется несколько дней… — кто-то прошел по улице за его спиной, заставив его запнуться. Он откашлялся и повторил более решительным тоном. — Это часто занимает несколько дней. Я была слишком смущена, чтобы признаться в своем невежестве. Я знала, что такое секс и пон фарр, и что для решения этой проблемы порой требуется заниматься сексом более одного раза. Но несколько дней? Ведек очевидно почувствовал мой шок, и если бы я глянула на него внимательнее, то обнаружила бы, что его щеки едва уловимо позеленели, но я не могла заставить себя посмотреть на него. — У меня нет никого, кто мог бы о нем позаботиться, — пробормотала я, позволяя питомцу запрыгнуть мне на руки. Мать покинула меня, младший брат переехал жить к нашему отцу, мои соседи терпеть не могли Травека за его игривое тявканье, а мои друзья из академии не смогли бы приютить его у себя. — Тогда я присмотрю за ним. — Нет, я не могу просить… — Если нет других вариантов, я не вижу, какой еще у меня выбор. — У Травека есть некоторые привычки… он грызет вещи. И не так уж тепло относится к незнакомцам. Ведек открыл калитку и вошел. Я заметила, как шелохнулись шторы в доме на другом конце двора: видимо, Т’Пила рассматривала нас. — Моя соседка наблюдает за нами, — пробормотала я. — Вы войдете в дом? Ведек поджал губы, но без возражений проследовал за мной в комнату. Она была чистой и аккуратной, но само ее состояние было довольно плачевным. Это была комната того рода, которую такие же, как я, временные постояльцы снимали, пока не находили лучшее жилье. Я жила здесь с тех пор, как умерла моя мать, и, пока не представилась возможность заключить договоренность, намеревалась пожить еще какое-то время. Я опустила Травека на пол, он тут же щелкнул зубами в опасной близости от пяток Ведека, заставив того отскочить. Я шикнула на чкарию и сказала: «Прошу извинить. Он может вести себя немного неадекватно. Вы уверены, что хотите его взять?» Ведек поджал губы. — У вас есть переноска для него или какая-то шлейка? — Вы хотите забрать его сейчас? — Отсюда мы напрямую едем к моему работодателю. Вы ожидали вернуться сюда сегодня вечером? Честно говоря, я так и думала, но изо всех сил старалась сдержать свое удивление при себе. — Я думала, что сегодня мы лишь предварительно встретимся с ним. — Я полагал, что вы понимаете срочность его ситуации. — Я не имела понятия, что все настолько срочно. Не желая продолжать торговаться, Ведек спросил: «У вас есть способ перевозки вашего чкарии?» Я неловко сглотнула, изо всех сил пытаясь смириться с мыслью, что еще сегодня утром я полагала, будто договоренность свершится через несколько месяцев, а не до захода солнца. Наконец я ответила: «Для визитов к ветеринару я помещаю его в клетку. Вы уверены…» — Во время моей службы в качестве помощника, на мою долю выпадали гораздо более неприятные задачи, чем ухаживать несколько дней за небольшим млекопитающим. Решив воздержаться от замечания о том, как, должно быть, странно с его стороны до такой степени погружаться в мельчайшие подробности чьей-то жизни, чтобы чувствовать себя обязанным заботиться о питомце наложницы своего работодателя, я кивнула и принялась вытаскивать Травека из-под кровати. На это потребовалось несколько минут и усилия нас обоих, но вскоре золотистый чкария был водворен в переноску, платой за что стал небольшой укус в мякоти ладони Ведека. Закрыв проволочную дверцу переноски, я обернулась и увидела, как он заматывает руку платком. — У меня есть аптечка, — предложила я. — Травма не серьезная, — но кровь уже пропитывала кремового цвета ткань. — Я знаю, вы выживете, но, пожалуйста, позвольте предложить вам дермальный регенератор, — не дожидаясь ответа, я поспешила в ванную и достала из-под раковины аптечку. Несмотря на его протесты, я извлекла дермальный регенератор и вручила ему, он взял прибор здоровой рукой. Травек вопил в своей переноске, и я глянула в потолок, ожидая, когда сосед сверху выразит свое недовольство. Опустившись на колени, я попыталась успокоить Травека через дверцу клетки, чтобы заставить замолчать. Повернувшись, чтобы спросить Ведека, закончил ли он с лечением, я заметила, что он смотрит на меня. Когда наши глаза наконец встретились, он тут же отвел взгляд и пробормотал: «Нам пора. Мой работодатель ждет нас». — Мне стоит собрать с собой сумку? — В доме моего работодателя будет все, что вам нужно, и вы сможете реплицировать практически все из того, чего у него не окажется, но если вам потребуются лекарства или иные не подлежащие репликации предметы, я советую взять их. Мы вновь сели в машину, разместив между нами просторную клетку Травека. Когда мы тронулись в путь, чкария набрался смелости спеть нам песни своего народа — целую симфонию из тявканий, воя и визга, выражая тем самым крайнее негодование от того, как с ним обращаются. Ведек наклонился вперед, чтобы заглянуть в клетку, и Травек оскалил зубы при виде незнакомого вулканского лица в непосредственной близости от себя. Ведек вновь откинулся на спинку сиденья, незаметно для самого себя сжимая укушенную Травеком руку. Мы обменялись с ним взглядами, и у меня возникло ощущение, что в ближайшие дни Травек проведет много времени запертым в клетке. Это понимание укололо меня болью, но я не могла винить этого мужчину за то, что он не позволит разгуливать на свободе уже кусавшему его зловредному животному. Ведек будет в безопасности, а Травек будет несчастен, но когда договоренность будет заключена, и я получу хорошую работу, я смогу перевезти своего любимца в дом, где у него будет собственный двор, и мы будем свободны от соседей, считающих его шумным и назойливым вредителем. Несколько минут спустя машина выехала на равнину, оставив город позади. Мы достигли долины Гад-Шен на краю Вулканской Кузницы, в которой располагались обширные владения многих старейших семей Ши’Кара. Свернув с главной дороги в открытую пустыню, мы набрали скорость, и Ведек включил на окнах экраны, лишая меня обзора. — Мне даже не позволено знать, куда мы едем? — спросила я, взглянув в его сторону, и вздрогнула, обнаружив, что он снова наблюдает за мной. Он посмотрел вниз, на свои ладони. — Полагаю, это разумная мера, по крайней мере, до тех пор, пока все детали договоренности не будут окончательно согласованы. Я попыталась воспользоваться возможностью и помедитировать, но это было трудно, поскольку взгляд Ведека то и дело скользил в мою сторону, когда он полагал, что я не смотрю. В итоге я достала из сумки ПАДД и начала просматривать контракт. Вступительная часть по большей части являлась пересказом моей анкеты и не содержала никаких сюрпризов. Затем я перешла к следующему разделу, и мне пришлось задержать дыхание, чтобы суметь взять себя в руки. Первая часть контракта содержала те действия, которых я ожидала от него, а вторая часть описывала то, чего мог ожидать от меня он. Большинство пунктов относилось к категории «подлежит обсуждению», но практически все подробно описывали сексуальные позы и всевозможные действия, части которых я даже не смогла бы дать определение. Параграф за параграфом, в какие отверстия я позволю проникать и какие части тела и объекты я допускаю внутри своего тела, начиная с самых очевидных и заканчивая разделом под названием «Нетипичные инородные предметы». Были и иные пункты, например, соглашусь ли я на применение средств, ограничивающих подвижность, и дам ли разрешение на преднамеренное причинение боли и в какой степени. Я была слишком потрясена и напугана, чтобы перестать читать. — Вы хорошо себя чувствуете? — спросил Ведек. Я сжала челюсти, чтобы не дать эмоциям вырваться наружу. Мое сердце бешено колотилось. «Да», — быстро ответила я, выключая ПАДД. — Почему вы спрашиваете? — За последние несколько минут ваш цвет лица сменился с излишне интенсивного на бледный. Я вернула ПАДД в сумку и ответила: «Я сегодня еще не ела». Несколько секунд спустя машина замедлила ход и остановилась. Ведек нажал кнопку, дверь распахнулась, открывая взгляду внутренности ухоженного гаража, где стояло еще несколько классических автомобилей и ховербайков. Он заверил меня, что Травеку ничего не угрожает, если он проведет немного времени в автомобиле с климат-контролем, а затем я проследовала за ним через боковое помещение в грандиозный холл. Его размеры позволили бы вместить симфонический оркестр Ши’Кара и зрителей впридачу, хотя обилие по всем сторонам твердых поверхностей значительно ухудшило бы акустику. — Я сообщу ему, — сказал Ведек, глянув в сторону широкой и прямой центральной лестницы, которая поднималась как минимум до третьего этажа, затем скрываясь из глаз. — Пожалуйста, подождите здесь. Я смотрела, как он поднялся на второй этаж и повернул в коридор налево. Когда он скрылся из виду, я, наконец, позволила себе выдохнуть и осмотреться. Я не видела здание снаружи, но знала, что оно грандиознее, чем любое из тех, где я когда-либо жила. Оно напомнило мне дом моего собственного отца, только огромнее и более пугающее. Однажды, когда мне было шесть лет, я гостила в доме моего отца, отданная на попечение слуг в те четыре дня, пока моя мать была занята. Теперь я знала, что они укрылись в отдаленной комнате, зачиная моего брата Сайбока в рамках их договоренности. Основываясь на этом воспоминании, я должна была сообразить, что утоление пон фарра займет несколько дней, но я предпочла вычеркнуть из своего сознания это воспоминание целиком, потому что в его конце я всегда видела лицо своего отца, опустившегося на колени, чтобы рассмотреть меня перед нашим уходом. Я тогда проявила вежливость и своим детским писклявым голоском поблагодарила его за позволение остаться в его доме, подумав, что мать будет гордиться тем, как я применяю на практике недавно усвоенные манеры. Он с любопытством посмотрел на меня и сказал, что мне здесь очень рады. Потом мама взяла меня за руку, и мы ушли, и я больше никогда не возвращалась в тот дом. Теперь я и сама соглашалась на подобную участь. Если эта договоренность завершится так, как я предполагала, я буду послушно возвращаться в этот роскошный особняк каждые семь лет. Мне хватило доли секунды, чтобы подсчитать: если ему восемьдесят четыре года и он доживет до двухсот, мне потребуется посещать это место шестнадцать раз, и если предположить, что наши встречи будут длиться по четыре дня каждая, то это будет мне стоить всего шестидесяти четырех дней моей жизни. Шестьдесят четыре дня, в течение которых я буду позволять этому незнакомцу заползать на меня сверху и, возможно, проникать в меня нетипичными инородными предметами в обмен на профессиональное продвижение и свободу от брака. Мне вдруг пришла в голову новая мысль, и мое сердце сжалось. Что если я встречу того, кого сочту стоящим брака? Для многих вулканских женщин брак становился не более чем домашней каторгой, и в самом плодотворном возрасте они были вынуждены в первую очередь посвящать себя ведению домашнего хозяйства. Многие из них начинали работать за пределами дома, когда дети достигали школьного возраста, но их карьера редко развивалась в той же степени, что у их коллег-мужчин. Стоит ли хоть один мужчина подобной участи? То, что я еще не встретила такого, не означало, что его вовсе не существовало. Я прождала пять минут, потом десять. Чтобы скоротать время, я рассматривала искусные, сложные фрески на стенах парадного холла. На них изображалась вся история Вулкана от Реформации до наших дней. Я как раз погрузилась в изучение изображения Т’Пол и Т’Пау, ведущих из пустыни сирранитов вместе с восстановленной катрой Сурака, когда услышала за спиной шаги Ведека по каменной лестнице. Он остановился на последней ступеньке и объявил: «Он готов с вами встретиться». Я заставила свое лицо сохранять спокойствие. — Но вы все равно не скажете мне, кто он? — Вы сами скоро узнаете его личность, — ответил Ведек, нарочито избегая смотреть на меня. — Его покои на втором уровне в конце коридора слева. Постучите и ждите, пока он пригласит вас войти. Я попыталась поймать его взгляд ради хоть какого-то успокоения, но он отказывался признавать мое присутствие. Так что я молча начала подниматься по лестнице, и меня приветствовали только лица, изображенные на фресках. Этот таинственный мужчина, без сомнения, был потомком некоторых из запечатленных на стенах великих личностей. И вдруг мне пришло в голову, что это справедливо и для меня: мой отец был сыном Скона, сыгравшего одну из ключевых ролей в создании Федерации. Скон был сыном Солкара, вулканца, который первым вступил в контакт с человечеством. Даже если я была неизвестной и немного неудобной ветвью их генеалогического древа, эти мужчины все равно были моими предками. Оказавшись перед нужной дверью, я поспешила постучать, пока смелость меня не покинула. Ответа не последовало. Мое сердце готово было выскочить из груди, но едва я подняла руку, чтобы постучать второй раз, изнутри раздался голос: «Войдите». Я двигалась совершенно автоматически, мой мозг, казалось, существовал отдельно от тела. Переступив порог, я увидела довольно высокого мужчину, который стоял ко мне спиной и смотрел через окно на пейзаж, расстилающийся позади огромного дома. Когда он повернулся, раскрывая свою личность, все происходящее обрело смысл. Женщина из агентства была права, утверждая, что он откроет мне все дороги для трудоустройства в выбранной мной области. Он был научным гением. Его статьи о молекулярных моторах произвели переворот в технологиях современной молекулярной биологии, их читали на многих курсах, что я посещала. В настоящее время он являлся попечителем Вулканской академии наук. Помимо этого, он был Министром Сореном — Министром науки Вулкана и, согласно нашей конституции, третьим по могуществу лицом на всем Вулкане после Первого министра и Государственного министра. Он глядел на меня так, что я чувствовала себя совершенно раскрытой, будто прозрачной, словно он одновременно смотрел на меня и сквозь меня. Какой бы неудобной ни была ситуация, меня охватило благоговение. Я подумала, что женщина в агентстве сильно преуменьшила, сказав, что он более чем способен обеспечить моих детей и мою карьеру в молекулярной биологии. В тот самый миг я решила, что эта договоренность не станет для меня ошибкой, и я стерплю практически все, что он от меня потребует, как бы унизительно или извращенно ни оказалось его желание. — Вы умеете говорить? — наконец спросил он. Я прочистила горло. — Да. — Полагаю, вы знаете, кто я такой. — Да. Он медленно прошел к паре кресел с высокими спинками в углу помещения и тяжело опустился в одно из них. Дрожащей рукой указал на кресло напротив и сказал: «Пожалуйста, сядьте. Полагаю, нам многое нужно обсудить».