Ты принадлежишь мне

━━━━━━◇◆◇━━━━━━

Аластор какое-то время не возвращался. Он не был уверен, как долго пробыл в одиночестве, убив чуть больше половины грешников, живущих на территории Вокса. Он знал, что прошло несколько часов, может быть, больше. Впрочем, количество времени не имело значения, имело значение только то, что после этой прогулки ему стало намного лучше. На самом деле он чувствовал себя на тридцать лет моложе! Он задавался вопросом, как поживали в квартире с его человеком его самые дорогие друзья. Он действительно должен был вернуться. Ах, но для начала он обязан привести себя в порядок. У Ниффти случится настоящий припадок, если он вернётся весь залитый восхитительной кровью. Он слизнул немного сладкой красной жидкости с перчаток, заметив застрявший на его рогах кусочек плоти — теперь форма тоже пришла в норму — и тут же сорвал его. Попробовав на запах и вкус, он решил, что кусок достаточно хорош, чтобы им перекусить, пока он шёл обратно, приведя себя в порядок простым щелчком пальцев. На обратном пути он слушал, как шептали тени, сообщая ему свежую информацию как о его человеке, так и о состоянии Вокса и Валентино. Его человек лежала в своей постели, перевязанная и крепко спящая, пока Рози наблюдала за ней. Он обязательно попросит полный отчёт о травмах, полученных его человеком. Он уже смирился с тем фактом, что она будет оставаться без сознания довольно долго, дольше, чем когда её ранил тот ангел. Вокс и Валентино, с другой стороны… к сожалению, им удалось выжить — с трудом — и уйти. Он не был уверен во всех травмах, которые они получили, но знал, что они выбыли из строя на довольно долгое время. Он надеялся, что хотя бы Вокс погибнет в этом нападении, но, похоже, в тот момент удача была на его стороне. Чертовски стыдно, правда. Но это всего лишь означало, что Аластор увидит, как жизнь покидает глаза Вокса вживую и лично, когда, наконец, сможет убить старика. И он ни за что на свете не пропустит это. Он уже слышал на улицах слухи о том, что в студии Валентино что-то пошло не так. Что бы ни произошло, в этом участвовали Радио Демон и его человек, и в процессе весь VIP-зал оказался уничтожен. Вскоре после этого началось наступление на территории Вокса. Ох, отвратительные грешники могли только представлять себе, что случилось. Аластор поправил галстук-бабочку, волосы и пошёл дальше. Пусть они удивляются, пусть похоронят под слухами ту часть истории, которую никогда не узнают. Это не имело значения. Ему нравилось, когда обитатели ада придумывали свои собственные истории в подобных ситуациях. Это было так забавно, когда они преувеличивали некоторые аспекты произошедшего на самом деле. Но, увы, ему было некогда останавливаться и слушать забавные пересказы этой истории. У него имелся человек, которую стоило проверить. В то время как его гнев утих, другое безымянное чувство всё ещё оставалось в его груди. Продолжая этот натиск, оно не исчезло. И мысли о его человеке только усилили это ощущение. Ему захотелось ускорить шаг и поспешить обратно в квартиру, чтобы встать у её постели и дождаться, когда она проснётся. Какое странное чувство: пробыть с ней так долго и со временем отказываться уйти. Он знал, что его человек была причиной этого и причиной, по которой это ощущение не исчезнет. Если бы он только знал, откуда взялась эта внезапная и странная теснота в его груди и почему она не уходила. Что ж, теперь, когда в голове у него прояснилось, он уверен, что скоро до него дойдёт. Он переступил порог в квартиру, закрыв за собой дверь. Первое, на что он обратил внимание — отсутствие кресла в гостиной. Второе — комок красного и чёрного, лежащий на диване. Его голова с любопытством наклонилась, когда он подошёл ближе и некоторое время наблюдал, как Хаск и Ниффти спали. Ниффти спряталась под крылом Хаска, и они вместе свернулись калачиком на краю дивана. Аластор, должно быть, отсутствовал дольше, чем думал. Он прошёл через квартиру к комнате своего человека и заметил дорогую Рози, сидящую в кресле у кровати человечки, потягивающую чай и читающую книгу. Он бросил взгляд на кровать, удивлённо приподняв бровь при виде огромного количества теней, лежавших на кровати вокруг его человека. Все были маленькими тенями, которые всегда следовали за ней. Назойливый малыш — Гримм — лежал у неё на груди и смотрел на её лицо. Рози оторвалась от книги, её улыбка смягчилась при виде его. Затем она проследила за его взглядом и усмехнулась: — Они были такими с тех пор, как мы закончили. Она отметила страницу, на которой остановилась, и положила книгу на ближайшую тумбочку. Он подошёл ближе, остановившись у кресла. Все тени взглянули на него снизу вверх, некоторые начали ускользать, а другие оставались неподвижными. Беспокойная тень осталась там, где была, наблюдая за девушкой, тревожно пощёлкивая коготками. — Как ты себя чувствуешь, любимый? — Его взгляд остановился на Рози. Она наблюдала за ним, её взгляд был насторожен, несмотря на то, что тело сгорбилось от очевидного изнеможения. Бедняжка. — Гораздо лучше, дорогая! — он поправил галстук-бабочку и сложил руки за спиной, наблюдая за своим человеком, пока та отдыхала. — Я не получал столько удовольствия во время резни с тех пор, как о моём дорогом человеке объявили всему аду! — он от души рассмеялся, приложив руку к груди. Когда его смех затих, он еще несколько мгновений смотрел на своего человека, трезво воспринимая её состояние. Все её конечности, включая голову, были слегка приподняты на дополнительных подушках. Теперь она была одета в пижаму, всё тело было обмотано бинтами. Его взгляд остановился на повязках на её шее, затем он переключил внимание на Рози. Всё, что ему потребовалось, — это наклонить голову, и она начала тихо говорить: — Какое-то время она будет отдыхать. Учитывая, что она всё ещё человек, то оправится от этих травм быстрее, чем кто-либо из нас, — Рози потянулась к ней, нежно проведя пальцем по руке. — Большинство её ожогов второй степени, но есть несколько третьей степени здесь… здесь… здесь… — Рози указала на места, где были ожоги. Шея, запястья, руки, ноги. Жизненно важные места. Аластор чувствовал, как его гнев снова разгорался, но теперь он мог лучше его контролировать благодаря «прогулке», совершённой ранее. — Колотая рана в животе, порезы вдоль спины, которые в основном зажили, ещё несколько рваных ран и пара оторванных кусочков плоти, как будто их откусили, — продолжила Рози. — Она потеряла много крови, дорогой. Она будет без сознания в течение нескольких дней и будет прикована к постели бóльшую часть времени выздоровления. Она вздохнула, положив руки на колени. — Пока тебя не было, мы с Ниффти позаботились о том, чтобы аптечка была укомплектована необходимыми припасами. Успокоительные от боли, мазь от ожогов, дополнительные игла и нить для швов, если она разорвёт имеющиеся… — она встала и отошла в сторону, поправляя платье. — Она будет восстанавливаться до тех пор, пока будет отдыхать и не будет напрягаться. Это означает, что ты должен дать ей отдохнуть. Она погрозила пальцем перед его лицом, заставив их обоих тихонько хихикнуть. Аластор хмыкнул, снова переведя взгляд на своего человека. — Полагаю, я могу предоставить ей эту отсрочку от работы… только в этот раз. Рози улыбнулась, затем продолжила: — Два раза в день мазь, которую я положила в аптечку, нужно наносить на ожоги тонким слоем, а затем снова накладывать марлю, она лежит рядом с мазью, — она убрала выбившиеся пряди волос с лица девушки. — Когда она сможет стоять самостоятельно, важно, чтобы она двигалась и использовала свои обожжённые конечности. Это поможет тренировать суставы и растянуть новую кожу. Аластор хмыкнул, показывая, что слушал, его глаза не отрывались от человека. Рози спросила: — Ты подумал? — Он взглянул на неё с поднятой бровью. — Над ответом на мой вопрос? Ах, да… он, по сути, так и не ответил ей, не так ли? По правде говоря, он надеялся, что у него будет больше времени, чтобы во всём разобраться самому, а потом вернуться с ответом к дражайшей Рози. Но действительно не стоило ожидать, что она забудет такую важную тему — или что-нибудь в этом роде. Поэтому вместо этого он продолжил смотреть на своего человека, наблюдая, как её грудь вздымалась и опускалась с каждым вдохом. — Мне больно это признавать, дорогая… — Аластор поймал себя на том, что протянул руку и провёл костяшками пальцев по щеке девушки. — Но у меня нет ответа. Это странное стеснение в моей груди мне так чуждо… и тот факт, что она так странно держит меня… — Он поднёс руку к беспокойной тени — Гримму — и положил руку ему на голову. Его голос мягко мурлыкал в голове демона, пока тот почёсывал пространство между его рогами. — Это так странно, так разочаровывает, но в то же время так интересно удивляться, и это только заставляет меня ещё больше стремиться всё выяснить. Он раскрыл ладонь, и маленький Гримм лёг на нее. Он поднял руку, глядя в его горящие глазки. — В обычных условиях я бы положил конец её жалкому существованию за то, что она сказала, что сделала, — он дотронулся другой рукой до швов под глазом Гримма. — И этот малыш тоже был бы стёрт за то, что был такой неприятной мелочью. Пытался заставить меня чувствовать то, что я никогда не почувствую по-настоящему. Несколько недель назад… несколько лет назад он бы в это поверил. Простая мысль о том, чтобы чувствовать что-то вроде вины за всё, заставила бы его рассмеяться и спросить собеседника, всё ли у него в порядке с головой. Теперь же? Теперь он не был уверен. Так вот что это было за странное чувство в его груди? Это то, на что похоже чувство вины? Аластор не был уверен, но он знал, что это странно и чуждо, и факт, что подходящее слово ещё не пришло ему в голову, сильно раздражал. Он приподнял бровь, услышав эхо хихиканья в глубине своего сознания. Тем временем Гримм, маленькая дворняжка, выглядел непримиримым за то, как демон обошёлся с ним. Его человек действительно оказала ужасное влияние на тени. Но, увы, Аластор позволил тени выскользнуть из его рук и вновь лечь на грудь его человека. Он продолжил говорить: — Но я этого не сделал. Это не значит, что я не делал ничего подобного раньше. Мне ни к чему, чтобы миньоны задавали мне вопросы, отрицали меня и мои приказы, — взгляд вернулся к его человеку. — И всё же я ловлю себя на том, что сомневаюсь в отношении этого малыша… чего никогда раньше не делал. Я уверен, это ты уже знала. Его костяшки пальцев снова коснулись человеческой щеки. — Я мог бы… Мне следовало прекратить жалкое существование за то, что она вела себя так, как вела, но я этого не сделал. Я должен был стереть и эту неприятную маленькую тень, но я этого не сделал. Аластор был не совсем уверен, зачем он всё это говорил. Он никогда не был тем, кто признавал подобные вещи. Особенно вслух и особенно при окружающих. И всё же, кроме старины Хаскера, только дражайшая Рози видела его с такой стороны, которую он никому не позволял видеть. Он полагал, что после всего, что она уже сделала для него, она заслуживала знать. Он никогда не сможет по-настоящему отплатить за всё, что она сделала, но после всего, через что они прошли, она заслуживала хотя бы этого откровения. Рози не произнесла ни слова во время его короткой тирады, вместо этого отошла в сторону и позволила Аластору продолжить: — Мне трудно выбросить её из своих мыслей. Даже во время наказания она всегда была в глубине моего сознания. Нет, благодаря кое-кому определенному… — он взглянул на маленького Гримма, затем снова на человека. — И я ловлю себя на том, что задаю те же вопросы, что и ты, моя дорогая, — теперь он, наконец, посмотрел на неё, его улыбка слаба и замкнута, глаза полуприкрыты. — А мой ответ, любимая? Я действительно не знаю. Её глаза без зрачков блуждали по его лицу и изучали его выражение. Она протянула к нему руку, замерев у лица, безмолвно предлагая прикосновение. Оставшееся расстояние преодолел он, наклонив голову, чтобы уткнуться лицом в ладонь и позволить Рози провести большим пальцем по его щеке. — Хочешь, я скажу тебе, любимый? — Её улыбка мягкая, лёгкая и искренняя, не похожая на те улыбки, которыми она обычно улыбалась. Это одна из тех улыбок, которые она приберегала для очень немногих избранных, и время от времени Аластор имел честь видеть её. — М-м-м… ты могла бы сказать мне, — он поднял руку, чтобы взять её за руку, его улыбка стала шире. — Но в чём тут веселье? Я знаю, что слово этому чувству придёт со временем. Рози улыбнулась. — Да, ты бы предпочёл выяснить слово сам, — усмехнулась она. — Тебе всегда это нравилось, так ведь? Поэтому ты отказываешься всё рассказывать своему дорогому человечку? — Виновен по всем пунктам обвинения, милая, — он отвернулся от Рози, глядя на человечку. — Всегда так мило, когда она изо всех сил пытается что-то понять, когда ответ прямо перед ней. Тем более, когда она, наконец, находит ответ. Аластор не увидел, как Рози смотрела на него с недоверчивым взглядом и приподнятой бровью. Он также не заметил, насколько мягкими стали его черты, когда он смотрел на своего человека, нежно вспоминая выражение её лица, когда к ней, наконец, приходил ответ на очередной вопрос. Всё, что он заметил — стеснение в груди, которое становилось всё сильнее. — Что планируешь делать после того, как она выздоровеет? — уточнила Рози, подойдя ближе. — Всё равно накажешь? — М-м-м… — Аластор потянулся к своему человеку. — Я полагаю, нет. Думаю, можно с уверенностью сказать, что она усвоила урок. — Он обхватил её щеки, и она пошевелилась, глубоко вздохнув и наклонив голову, чтобы больше опереться на его руку. Это действие заставило его отступить, как будто на него набросилась собака. Он моргнул, медленно сев в кресло и снова протянул руку, держа её за щеку. Она снова подалась навстречу его прикосновениям, бормоча чепуху, её голос стал хриплым и неразборчивым. Стеснение в груди одновременно ослабело и усилилось. Он наклонил голову, наблюдая за ней. — Хотя нужно будет немного… поболтать об этом конкретном фиаско, который стал причиной всего этого. — Когда она придёт в себя и будет достаточно здорова, чтобы поговорить об этом… Я хотела бы присутствовать, — произнесла Рози, заставив Аластора оторвать руку от своего человека и посмотреть на неё. — Я не хочу никого обидеть, когда говорю это, мой любимый, но вы двое никогда по-настоящему не стали бы слушать друг друга, если бы попытались поговорить об этом самостоятельно. Я уверена, что именно так началось то маленькое фиаско, которое вы двое устроили. — Так быстро делаешь предположения, моя дорогая, — Аластор усмехнулся, снова повернувшись к своему человеку. — Хотя, если ты настаиваешь, я не вижу никаких проблем. Рози протянула ему руку, которую он взял, и она сжала пальцы. — К сожалению, сейчас я должна уйти, любимый. Мои малыши зачахнут от беспокойства, если меня не будет слишком долго. — Конечно моя дорогая. — Он поднёс её руку к губам и поцеловал в верхнюю часть, как настоящий джентльмен. — Я обязательно сообщу, как только она будет в порядке. — Если ей будет слишком больно, обязательно воспользуйся успокоительным, которое я тебе оставила, — она поднесла руку к его лицу, нежно ущипнув за щеку. — Пока, любимый, мы встретимся позже. Обычно Аластор предлагал проводить её обратно, гулять рука об руку и говорить о старых добрых временах, возможно, петь. Однако сейчас? Кажется, он не мог заставить себя встать и уйти слишком далеко от своего человека. Так что всё, что он сказал, это: — Приятной прогулки, дорогая. Одарив его последней улыбкой, она поцеловала его в лоб и вышла за дверь. Аластор снова обратил внимание на девушку, наблюдая, как поднимается и опускается её грудь, а губы слегка приоткрывались. Она была намного бледнее, чем когда он видел её в последний раз, под глазами залегли тёмные круги. Едва дышащая, едва живая. Он услышал голос маленького Гримма, шепчущий в его голове, колеблющийся: не не злишься? не не не сердишься больше больше? больше не злишься на неё больше нет? «Нет, малыш, — подумал он. — Уже нет». Он замурлыкал в ответ, придвинувшись ближе к его человеку и устроившись у её головы, уткнувшись носом в щеку и свернувшись в тугой клубок. Аластор сидел в кресле и смотрел, как она спит.

━━━━━━◇◆◇━━━━━━

Следующие несколько недель его человек только и делала, что спала и дрожала. Он вливал воду ей в горло, смазывал ожоги и наблюдал за ней. В то время как девушка много спала, он сам спал редко. Она не часто просыпалась, а когда просыпалась, то стонала и плакала. Иногда она просыпалась с криком боли, которую чувствовала — призраком той, что была или нет, — боли вспыхивающей, напоминающей о том, что она пережила. Он всегда быстро делал укол успокоительного в запястье, похлопывал по щеке и говорил, чтобы она успокоилась, ведь они не хотели беспокоить соседей, не так ли? Она, кажется, успокаивалась почти мгновенно, когда слышала его голос, ища глазами, глядя на него, отмечая, произнося отдельные слова: — А-Ах-Ал… Ал-Ала-Алас-стор… — Да, моя дорогая, давай, — он мягко гладил её по щеке. Хлоп-хлоп-хлоп. — Успокойся, ладно? Не можем же мы допустить, чтобы наши дорогие соседи подали жалобу, м-м-м? — Хлоп-хлоп-хлоп. — Тише. Её губы приподнимались в жалкой попытке улыбнуться, но тем не менее она улыбалась. Она снова произносила его имя, слова слетали с языка. Это заставляло грудь сжиматься сильнее, желудок по той или иной причине делал полное сальто назад, и ему приходилось закрывать ей глаза, говоря, чтобы она снова заснула. Много уговоров и успокаивающих слов тратилось, но вскоре она расслаблялась и снова погружалась в глубокий сон. Тени отказывались покидать её постель, особенно беспокойный маленький Гримм. Они оставались у кровати, уютно устроившись на животе или на сгибе рук или ног. Маленький Гримм лежал прямо у неё на груди, наблюдая, ожидая, их когти тревожно стук-стук-стучали. Он слышал их. Все тени вокруг кровати его человечка, шепчущие, скулящие и… проснись проснись пожалуйста пожалуйста проснись тс-с-с-с не кричи не плачь всё в порядке всё хорошо безопасно безопасно ты в безопасности тс-с ш-ш ш-ш проснись проснись проснись пожалуйста проснись скорее проснись пожалуйста пожалуйста пожалуйста …тренирующие его терпение. Когда милая Ниффти их навещала — а это случалось гораздо чаще, когда девушка спала, — она всегда была на высоте. Она просила Аластора не волноваться, она справится с этим, отпустит его, чтобы он прогулялся, посидит и понаблюдает за его человеком. Иногда, когда девушка просыпалась в слезах от боли, и он оказывался недостаточно быстр, милая милая Ниффти уже вводила шприц ей в руку и заставляла затихнуть. Она гладила её волосы и говорила, говорила и говорила, пока человек не успокаивалась. Аластор нечасто уставал. Ему не нужно было много спать. Но когда он это делал, когда эти странные чувства в груди заставляли его так уставать, что он оказывался вынужден откинуться на спинку кресла или дивана или даже встать в углу комнаты, Ниффти всегда была рядом, готовая взять на себя его обязанности. Он действительно должен был сделать что-то приятное для неё, как только всё это закончится. Она была крошечным благословением, она носилась по квартире, чтобы убедиться, что всё в порядке, пока он сидел у кровати. Старина Хаскер тоже часто навещал квартиру, не выглядя при этом чересчур помятым. Он почти ничего не делал для реальной помощи — что, по правде говоря, не было сюрпризом для Аластора — кроме наблюдения за человеком и проверки её травм. — Чтобы убедиться, что ты ничего не похерил, — говорил он Аластору, когда тот его спрашивал. — В самом деле, Хаск, ты ранишь меня такими замечаниями! Мои медицинские навыки безупречны! — отвечал Аластор, выпячивая грудь и высоко держа голову. На что Хаск только усмехался в ответ и продолжал игнорировать любые разглагольствования Аластора. После первой недели её крики перешли в хныканье, большинство мелких травм уже заживали, а более серьёзные — прогрессировали. Она не просыпалась от боли так часто, как раньше, но Аластор всё ещё давал успокоительное. На всякий случай. Однако когда она просыпалась, она замечала всё больше и больше. Она всё ещё была в бреду, всё ещё бормотала и говорила глупости, но по сравнению с прежним состоянием? С тем же успехом она могла бы выступать с речами. Однажды ночью, приближаясь к третьей неделе выздоровления, она проснулась, когда Аластор только закончил наносить мазь и вкалывать успокоительное. Он… ну, наполовину уверен, что того, что он использовал, достаточно. Раньше он никогда не любил успокоительные. Ему нравилось слушать крики своих жертв, ему не нужно было, чтобы они все молчали, пока он их резал. Однако это был совсем другой случай. Как только шприц опустел, он вытащил иглу и провёл большим пальцем по крошечной красной точке на запястье, осмотрев маленькую ранку. Он ещё мгновение наблюдал, как его человек отдыхала, протянул руку и нежно провёл костяшками пальцев по её щеке. Контакт заставил её зашевелиться, глубоко вздохнуть, прежде чем её глаза распахнулись. Она лениво моргнула, блуждая взглядом, прежде чем сосредоточиться на Аласторе. Её рот пошевелился: — А… Ал… — голос намного лучше по сравнению с хриплым месивом, который был раньше: — Ал… А-Аластор?.. — Добрый вечер, милая, — Аластор отложил инструменты и тюбики в сторону и посмотрел на лицо девушки. Круги под глазами уменьшились, цвет кожи постепенно возвращался с каждым днём. — Как мы себя чувствуем в этот прекрасный вечер? — Странно… — Она пошевелила руками, пальцами. Она делала это всё больше и больше каждый раз, когда просыпалась. — Что… что ты сделал? — её слова сливались воедино, успокоительное делало своё дело довольно быстро. — Ты уже давно не в себе, моя дорогая. Просыпалась с криками чистой агонии! — Аластор рассмеялся, но смех быстро стих. — Довольно грубо поступать так с соседями, тебе не кажется? — К чёрту соседей. — Её довольно резкий ответ заставил его усмехнуться. — Эй, Ал… Ал-Алас… — она простонала, склонив голову набок, глядя на него снизу вверх. Аластор приподнял бровь, на его лице играла довольно весёлая улыбка. Возможно, на этот раз он использовал слишком много успокоительного. — Ро… Рози? — Он наблюдал, как она резко втянула воздух, прежде чем попытаться сесть, плотно зажмурила глаза, прежде чем открыть их, приспосабливаясь к свету. — Г-где она? — Вернулась в свой торговый центр, дражайшая. У неё, должно быть, появилось двенадцать или больше морщин из-за того, что она беспокоится о тебе, — Аластор пренебрежительно махнул рукой. — Но не забивай этим свою милую головку, дорогая, — он наклонился ближе к её лицу, изучая глаза. Хотя успокоительное не совсем помогало правильно сидеть — она чуть не упала по крайней мере четыре раза — она всё ещё гораздо более бдительна, чем в последние несколько недель. — Что… Что насчет Х-Хаска? Н-Ни-Ниффти? Аластор погладил её по щеке. — Оба живы и здоровы, душенька! А ты, с другой стороны… — он встал, поправляя манжеты рукавов. — Ты стучала в дверь смерти довольно много раз! — Ещё один смех. — Этот… ангел… — она медленно моргнула. — Он… — Да, он. — В-Во-Вокс… — И Валентино. — Аластор смотрел ей в лицо, наблюдая, как его выражение проходило через несколько разных мыслительных процессов, пока она вспоминала. Он потянулся, чтобы ущипнуть её за щеку. — Но давай оставим пока эту дискуссию? Действительно, нам с тобой нужно поговорить, моя дорогая. Но я обещал дражайшей Рози пригласить её в гости. Не сегодня. Когда ты будешь готова и способна на самом деле сесть. Он поступил не по-джентльменски, не предложив проводить Рози обратно в ее торговый центр, он должен компенсировать это, предложив проводить ее сюда. Он снова посмотрел на человека, когда она протянула руку и схватила его за рукав. — В самом деле, дорогая… Приятно видеть, что ты встаёшь и двигаешься, но ты не должна двигаться слишком много, чтобы не остаться прикованной к постели дольше, — он отцепил её руку от рукава и погладил по голове. — Теперь останься тут, моя дорогая. Я уйду всего на минуту. Тени будут следить за тобой. Он начал уходить, чтобы начать готовить лёгкий ужин, остановившись, закатив глаза и вздохнув, когда услышал, как она поёрзала в постели. — Дорогая, ну давай… — Аластор?.. Нерешительность в её тоне заставила его остановиться у двери, повернувшись обратно к человеку. Она снова сидела, голова свесилась вперёд, как будто она была слишком тяжела. Аластор наклонил голову. — Да, милая? — Ты останешься? — Вопрос заставил его моргнуть в шоке. Следующий вопрос, который она задала, заставил его глаза округлиться от удивления. — Ты… споёшь? Аластор смотрел на своего человека всего… о, целых пять минут? Из всего, что, как он ожидал, спросит его человечка, это определенно было не это. Но, увы, кто как не он должен был лучше знать, чем обычно заканчивались попытки предсказать его самого дорогого человека? Когда она заговорила голосом, гораздо более слабым, чем раньше… — Пожалуйста? — …он наклонил голову в другую сторону, снова моргнув. Он никогда не сможет объяснить, почему решил остаться, чтобы выполнить её просьбу. Он мог бы просто сказать «нет», уйти и приготовить быстрый, но вкусный ужин и посмотреть, сможет ли она удержать в себе немного еды, прежде чем дать ей отдохнуть. Но взгляд в её глазах заставил его остановиться, отказ умер, как только слова достигли кончика языка. Это вынудило его застыть на месте гораздо дольше, чем он когда-либо признает. Он довольно драматично вздохнул и пошёл обратно к её кровати. — Думаю, я мог бы это сделать, моя дорогая. Но только один раз, — он сел в кресло, и его человек снова легла, её рука нащупала его. Он поколебался, явно не ожидая, что она захочет потянуться к нему после всего случившегося, но потянулся и взял её руку в свою. Затем он начал петь.

Si les fleurs Qui bordent les chemins Se fanaient toutes demain Je garderais au cœur

Радиопомехи, висевшие в воздухе, стихли, смягчились. Тени вокруг кровати его человека прижались ближе, когда она снова легла. Она крепко сжала его руку, словно боясь отпустить.

Celle qui S’allumait dans tes yeux Lorsque je t'aimais tant Au pays merveilleux

Она смотрела на него, пока он пел. И он смотрел на неё в ответ. Уголки её рта дёрнулись, губы изогнулись в усталой улыбке. Её глаза закрылись, и он продолжил петь.

De nos seize printemps Petite fleur d’amour Tu fleuriras toujours Pour moi

Её рука двигалась, слепо ощупывая, взяла несколько его пальцев в руку и начала перебирать их. Чувствуя его когти под перчатками, сгибала их так и эдак. И он позволял ей.

Quand la vie Par Moment me trahit

Глаза открылись в последний раз, чтобы посмотреть на него с улыбкой. В ней была усталость, нега и… что-то еще, чего он не мог уловить. Рука безвольно упала в его, и девушка снова погрузилась в сон.

Tu restes mon bonheur Petite fleur…

. . . . . Перевод песни: Если все цветы, Что растут вдоль дорог, Завяли бы завтра, Я сохранил бы в сердце Тот, Что светился в твоих глазах, Когда я тебя так любил В чудесной стране Наших шестнадцати вёсен, Маленький цветок любви, Ты будешь цвести всегда Для меня. Когда жизнь Иногда предаёт меня, Ты остаёшься моим счастьем, Маленький цветок.