В агонии

Это место ее уничтожило, разорвало на части, изуродовав душу и тело. Хотя внешне Гермиона выглядела почти невредимой: тварь не изуродовала ей лицо, не выпустила кишки, не вырвала горячее бьющееся сердце из груди. Гермиона даже сохранила при себе все конечности. Она по-прежнему дышала, могла видеть, слышать, говорить. Говорить, правда, ни с кем Гермиона не хотела. Да и видеть никого не желала. Хотя Кристи была очень милой, она даже кормила ее с ложечки, как маленькую девочку. Пробовала разговорить ее. Но Гермиона большую часть времени молчала, куталась в одеяло, желая спрятаться и забыть, забыть, забыть… Ночь, когда монстры пробрались в их колонию и устроили резню. Гермиону тоже поймал монстр, ставший ее личным ожившим кошмаром. Теперь он приходил к ней каждую ночь во снах. Гермиона обычно просыпалась, крича и рыдая, а Кристи всегда торопилась ее успокоить. Гермиона доверчиво прижималась к Кристи. Не то, чтобы она доверяла этой совсем еще молодой девушке, бывшей студентке медицинского университета, волей злой судьбы ставшей врачом еще до окончания учебы. Просто Кристи была человеком, а не чудовищем. И, в отличие от Бойда, местного шерифа, Кристи не пыталась бесцеремонно залезть к ней в душу и выпытать безумные подробности той кошмарной ночи, которые Гермиона с радостью стерла бы из памяти, если бы могла. Эта тварь запятнала ее собой. Гермиона хотела, чтобы ее первый раз произошел с любимым человеком. Она даже с Роном не заходила дальше поцелуев, хотя они встречались уже три месяца. Рон, разумеется, хотел большего, но он любил ее, а поэтому проявлял несвойственную ему тактичность и не давил на нее. В отличие от Рона, тварь не сдерживалась, пока Гермиона извивалась и билась под ней, тварь в обличье молодого мужчины, любителя вестернов, прижимала ее к полу и яростно вколачивалась в нее, делая с каждым толчком все больнее. Удивительно, но тварь не искалечила ее физически. Правда, на бедрах Гермионы осталось два глубоких пореза от когтей ночного монстра: один порез — на одном бедре и другой порез на другом. Раны, оставленные как бы в насмешку. Такая вот уродливая симметрия. Но Кристи вылечила бы со временем эти раны. Гермиона не сомневалась в умениях этой самоотверженной и храброй девушки. Душу было вылечить гораздо сложнее. Если вообще возможно. И, хотя физически тварь ее почти не покалечила, даже, можно сказать, была с ней для твари довольно деликатной, душа Гермионы значительно пострадала, а в памяти навсегда осталась неестественная, жуткая улыбка монстра, его нарочитая неторопливость и грубые, пахнувшие землей и гнилью пальцы, с жадностью изучавщие ее тело.

***

Гермиона читала книгу в своей комнате. Гермиона с детства любила читать. И в школе очень много времени уделяла учебе, считалась даже заучкой, поэтому друзей у нее было совсем немного. Гермиона всегда с трудом сближалась с новыми людьми. Она предпочитала проводить время с книгами, чем находиться в обществе других людей. Жить в колонии Гермионе не нравилось — слишком много находилось с ней рядом людей. Она бы предпочла жить в городе, но Гермиона слишком испугалась в ее первый день появления во Фромвиле. В тот день твари на ее глазах изорвали в клочья девушку. Гермиона не знала даже ее имени. Они приехали в город одновременно глубокой ночью. Только вот жители Фромвилля успели спасти Гермиону, а девушку нет. Гермиона помнила, как выбежала из старой машины родителей, желая помочь незнакомке, совершенно позабыв об инстинкте самосохранения. Обычно Гермиона полагалась на рассудок, но бывали и исключения. Как и в этот раз, когда Гермиона позабыла о собственной безопасности. Вряд ли Гермиона могла что-нибудь сделать, но и бездействовать и смотреть, как на ее глазах какие-то до безобразия похожие на людей монстры жестоко убивали совершенно беззащитного человека, она тоже не могла. Не так была воспитана. Разумеется, Гермиона не спасла бы незнакомку. Тварей было гораздо больше, а Гермиона никогда не обладала большой физической силой. Она была лишь самой обычной, до смерти перепуганной двадцатилетней девушкой и могла только глотать слезы и кричать, наблюдая за тем, как твари рвали на части их бьющуюся в агонии жертву. Скованная ужасом и не в силах пошевелиться — ноги ее на время утратили способность двигаться. Гермиона чувствовала себя поломанной куклой. Живой куклой. Способной все чувствовать и понимать, но не способной вырваться из кукольного тела и сделать хоть что-то полезное. Гермиону спасли только чудом. Шериф и его заместитель Кенни, умный и очень ответственный парень-азиат, выбежали на улицу, подхватили ничего не соображавшую Гермиону под руки, уволокли в дом. Потом Донна, крепкая, низкорослая женщина что-то ей втолковывала, а Гермиона слушала, даже кивала иногда, но не осознанно. Гермиона впервые видела, как кто-то умирал у нее на глазах. И видела перед собой не лицо Донны, а высокую, немного угловатую фигуру девушки в желтом, шифоновом платье. Слышала громкие, пронзительные крики жертвы, полные боли, отчаяния и страха. Гермиона никак не могла избавиться от навязчивого видения, порожденного безумной кровавой ночью, и сосредоточиться на словах Донны, несомненно, очень важных. И горячий травяной чай, принесенный Фатимой, еще одной жительницей Колонии, не облегчил ситуацию и нисколько не помог Гермионе успокоиться. Гермиона видела тварей, загадочных жутких существ, так обманчиво похожих на людей, только вот слишком бледных и одетых в непривычную одежду давно прошедших лет. Тварей было много. Но Гермионе почему-то особенно запомнилась одна тварь: молодой светловолосый мужчина, одетый в ковбойском стиле. Тварь была одета в грязно-голубую рубашку и темные брюки. На голове тварь носила широкополую шляпу бежевого цвета. Тварь не участвовала в расправе над жертвой, стояла в стороне. Увидев Гермиону, тварь неторопливо направилась к ней, уверенная в своем превосходстве. А Гермиона не могла даже пальцем пошевелить, не то, что убежать. Гермиону бы точно убили, если бы ей не пришли на помощь люди, другие пленники этого проклятого, забытого богом городка. К счастью, Гермиона выжила. И она обязательно вернется домой.

***

Гермиона так и не поняла, что случилось. Еще час назад все было хорошо. Люди веселились и радовались жизни. Беда пришла, откуда не ждали. Твари каким-то образом пробрались в колонию. Гермиона никого еще не видела. Она ушла с праздника рано. Предпочла посвятить вечер чтению. Чтение книг ее всегда успокаивало. Да и не желала Гермиона слишком много общаться с невольными жителями Фромвиля. Слишком тосковала по дому, родителям и, конечно, мальчикам, Рону и Гарри, ставшими лучшими друзьями ее детства. Нельзя было сказать с уверенностью, как и почему все пошло не так? Каким образом твари пробрались в их убежище? Почему в этот раз талисманы, отпугивающие тварей, оказались бессильны? Впрочем, эти вопросы не требовали немедленных ответов. Твари на них напали даже в колонии. Ложное ощущение безопасности, которое Гермиона обрела живя в колонии с другими людьми, оказалась лишь сладкой иллюзией, призванной усыпить бдительность жертв Фромвиля. И теперь им всем дорого пришлось заплатить за свою ошибку. Гермиона осторожно поднялась с кровати. Тихонько направилась в двери. Ей было очень страшно. Сердце в груди Гермионы бешено колотилось, ладони вспотели, а язык словно присох к небу, не давая вымолвить не звука. Впрочем, это было к лучшему. Кричать ей точно не следовало. Крик только мог привлечь внимание тварей. Гермиона стояла рядом с дверью. Ей следовало приоткрыть дверь, выбежать в коридор и… Скорее всего, натолкнуться на какую-нибудь тварь, которая ее обязательно убьет. А может, ей, наоборот, лучше было затаиться, спрятаться под кровать и сидеть тихо, как мышка, дожидаясь рассвета. Утром в городе обязательно станет безопасно. Твари по неведомой Гермионе причине избегали солнечного света. Колеблясь, Гермиона потянулась к ручке двери. Пальцы ее дрожали. Следовало прежде разведать обстановку, чем бросаться сломя голову навстречу неизвестности. Тем более комната Гермионы находилась на втором этаже и шанс нарваться на тварей был гораздо выше, чем вырваться на улицу. На улице, конечно, тоже было опасно. Но убежище, в котором они мирно жили долгое время, превратилось в смертельную западню и не давало его обитателям почти никаких возможностей выжить. Гермиона приоткрыла дверь. Осторожно выглянула наружу. К сожалению, она не смогла ничего достаточно рассмотреть, чтобы принять какое-нибудь осмысленное решение, позволившую ей не попасться тварям. Хотя кое-что рассмотреть Гермиона успела. Коридор оставался свободным и следовало использовать эту возможность, чтобы незаметно выскользнуть на улицу. Гермиона решила попробовать сбежать. Да, было очень рискованно, твари могли ее поймать. Но твари могли также легко обнаружить Гермиону в комнате. Тем более Гермиона была не уверена, что сможет совладать с собой и не закричать в самый напряженный момент, когда твари начнут обыскивать дом, разыскивая уцелевших жильцов. А твари обязательно начнут обыскивать дом и зайдут в ее комнату. Гермиона это знала. Гермиона вышла из комнаты. Ей следовало торопиться и стараться не поддаваться панике. Паника ее бы только погубила. Ей следовало оставаться в здравом рассудке. Только так она сможет бороться с тварями. Гермиона сделала несколько торопливых шагов. Ей нужно было бежать и обязательно найти комнату, у которой имелись окна, выходящие на улицу. Выбегать на улицу через дверь было бы слишком опасно. Гермиона побежала вперед. Какой же глупой она была, когда понадеялась на силу талисманов и не потрудилась толком изучить помещение. Конечно, ей пришлось бы тогда больше необходимого общаться с соседями, возможно, даже быть несколько навязчивой. Но тогда Гермиона хотя бы знала, куда ей было нужно бежать в случае необходимости. Теперь Гермиона могла надеяться только на везение. Хотя если бы Гермиона была по-настоящему везучей, она бы не попала в этот городок. Что ж, Гермиона не была достаточно везучей. Ни тогда, ни сегодня. Одна из тварей все-таки увидела ее — проклятый недоковбой. Гермиона выругалась, бросилась в сторону. Тварь надвигалась на нее с нарочитой неторопливостью. Гермиона могла только бежать, быстро бежать. Но быстро бежать у нее не получилось. Гермиона вдруг резко потеряла равновесие. Она поскользнулась на чьих-то внутренностях и упала, подвернув ногу. Неподалеку от нее лежал мужчина со вспоротым животом и развороченной грудной клеткой. — Нет-нет, — пробормотала Гермиона. — Нет! — закричала она. Тварь подбиралась к ней неспешно, уверенная в победе, держа руки в карманах брюк. Гермиона приподнялась, к сожалению, преступно медленно, — боль в голени давала о себе знать. Бросилась к первой попавшейся двери, открыла ее и к своему ужасу обнаружила, что она оказалась на пороге собственной спальни. Ковбой безжалостно надвигался на нее. Гермиона попала в ловушку, из которой не было выхода. *** — Не подходи! — воскликнула Гермиона. Она торопливо схватила с кровати бисерную сумочку. Было слишком самонадеянно с ее стороны считать, что она сможет справиться с монстром, отлупив его сумочкой. Еще Гермиона держала при себе сборник сочинений Шекспира. Довольно внушительный том. Может, ей удастся вырубить монстра, если попасть этим томом ему в голову? В другое время Гермиона точно бы не одобрила такой вандализм по отношению к книгам. Но сегодня явно был не тот случай. Гермионе следовало бороться, чтобы пережить ночь. И борьба за жизнь требовала суровых решений. — Получай! Том угодил твари по голове. Только вот тварь оказалась крепче, чем ожидала Гермиона. Зловещий ковбой даже не пошатнулся. Он продолжал медленно надвигаться на нее, а Гермиона могла только отступать назад, пока не обнаружила, что отступать дальше было некуда. Гермиона прижималась спиной к стене, а тварь подходила к ней медленно, пока наконец не остановилась. Гермиона не желала бездействовать и безропотно принимать смерть. Она принялась лупить монстра сумочкой по голове, плечам и по всему до чего могла дотянуться. — Это начинает надоедать. Ты портишь все веселье, — впервые заговорил ковбой, голос его напугал Гермиону еще больше. Тварь разговаривала, она была разумной. Это делало ее еще страшнее. Ни один хищник не мог так долго издеваться над жертвой, как мог делать это человек. Или существо, похожее на человека. Гермиона закричала, ее пока не трогали, но тварь разорвала сумочку, содержимое сумочки упало на ковер: персиковая помада, зеркальце, ручки, карандаши, денежные купюры. Гермионе показалось, что скоро и ее внутренности будут лежать на ковре. Она плакала тихо. Слезы лились по ее щекам. Тварь стояла к ней вплотную. Гермиона могла чувствовать дыхание этого существа, видеть жуткую улыбку, больше напоминающую голодный оскал. Видеть азартный блеск в светлых глазах. Тварь наслаждалась каждым моментом удачной охоты. Гермиона боялась пошевелиться. Чувствовала себя перепуганным мышонком, попавшим в лапы уличного кота. Нет, даже не кота, более опасного хищника. Гермиона на миг задержала дыхание, когда тварь, вдруг шумно втянув ноздрями воздух, стала водить носом по ее шее. Гермиона прикрыла глаза. Если ей было суждено сегодня умереть, так пусть хотя бы она подумает о чем-то приятном перед смертью. Ее нюхала не тварь, а ласкал Рон. Ее Рон, который хотя бывало и грубил ей, никогда бы не обидел ее по-настоящему. Рон защитил бы ее от всех опасностей. Именно Рон должен был стать ее первым мужчиной. И Гермиона умрет, думая о нем. — Смотри на меня, — потребовал монстр в ковбойской одежде. — Не порть веселье. Ты должна смотреть мне в глаза. Я хочу видеть твои слезы, — ковбой провел ладонью по щеке Гермионы. — Ты девственница? — вдруг спросил он. — Я… — запнулась Гермиона. — Какая тебе разница? — резко спросила она, чувствуя, что краснеет. — Я сегодня тебя не убью, — решил ковбой. — Лучше овладею тобой. Ты станешь моей, будешь принадлежать мне. Я буду приходить к тебе во снах и медленно сводить тебя с ума. Так будет веселее. — Что? — переспросила Гермиона, не в силах поверить услышанному: она знала, что твари жестоко убивали своих жертв, но Гермиона ни разу еще не слышала от местных, чтобы твари кого-то изнасиловали. Твари не могли испытывать влечения к своим жертвам. Они не были людьми и не могли испытывать потребности, которые испытывали люди. — Ты не можешь… — Гермиона яростно замотала головой. — Нет… Нет! — закричала она, упираясь руками в грудь ковбоя, когда тот потянул ее на себя. — Отпусти меня, урод! Гермиона забилась в руках твари. Но она была лишь хрупкой девушкой в лапах чудовища. Гермиона кричала громко. Наверное, так же громко, как кричали остальные жертвы тварей, вот только Гермиону не убивали, а насиловали. Гермиона пробовала кусаться. Тварь сначала прижала ее к стене, а потом связала ей руки галстуком от рубашки. Шляпа слетела с головы ковбоя. Он больше не выглядел таким элегантным. Если, конечно, твари могли быть элегантными. Но твари, определенно, могли быть очень сильными. Гермиона пробовала оттолкнуть от себя чудовище. Но не добилась никого успеха. Ковбой схватил ее за ногу, потянул на себя. Они оба повалились на пол, причем Гермиона оказалась прижатой к полу телом ковбоя, который принялся рвать на ней платье своими то ли пальцами, то ли когтями. Затем ковбой стянул с нее трусики и отбросил в сторону, а потом уже принялся возиться с ширинкой у себя на брюках. Гермиона услышала звук застежки, что-то теплое и большое коснулось внутренней стороны ее бедер и толкнулось вперед. Гермиона завизжала, выгнулась дугой от нестерпимой боли. Тварь начала двигаться.

***

Гермиона стояла на четвереньках, послушно оттопырив задницу. Она устала и совершенно выбилась из сил, позволяя твари брать себя в любой позе, в которой ей только захочется. Она полностью покорилась воле мучителя, превратившись в живую игрушку. Тварь имела ее очень долго, вертела, как ей захочется. И Гермиона больше не боялась, что тварь сожрет ее после бурной ночи. Ей стало уже все равно. Гермиона желала только всей душой, чтобы кошмар наконец-то закончился. На самом деле ей было легче, когда тварь брала ее сзади. Так по крайней мере она могла не видеть самодовольную рожу. Тварь улыбалась и пыхтела, то замедляя, то ускоряя движения. Порой постанывала или даже вскрикивала. Гермиона больше не плакала. Слезы сами текли по ее щекам. Гермионе же стало немного легче. Боль по-прежнему была, но хотя бы неповоротливая, толстая палка больше не разрывала ее изнутри. Низ живота тянуло. Гермиона хотела пить, но еще больше хотела умереть. Твари больше ее не пугали. Тем более над ней самой теперь трудилась тварь, получавшая по-видимому большое удовольствие от их совокупления. Неожиданно Гермиона услышала шаги. Дверь в ее комнату открылась. На пороге показалась еще одна тварь. Рыжий парень в темной кофте и полосатой рубашке. Раньше бы Гермиона непременно бы засмущалась от того, что даже прикрыться не могла. И теперь ее голую видела еще одна тварь, в то время, как другая тварь брала ее сзади. Но Гермиона слишком вымоталась. Она даже бояться перестала, стыд же отступил гораздо раньше. Заметив добычу, рыжая тварь приободрилась и бодро зашагала к ней. Но ковбой что-то угрожающе застрекотал, на некоторое время даже прекратив двигаться внутри Гермионы. Примерно минуту рыжий парень и ковбой молчали. Гермиона не видела, что делал ковбой. Но рыжий парень больше не смотрел на нее. Он молча смотрел на ковбоя и молчал. Вероятно, твари обменивались взглядами и решали судьбу пленницы. Наконец, рыжий парень ухмыльнулся и ушел. Ковбой продолжил двигаться. Но на этот раз Гермионе повезло. Ковбой закончил двигаться гораздо раньше, чем предполагала Гермиона. Толкнувшись в последний раз, ковбой вдруг повалился на пленницу. Некоторое время он тяжело дышал, восстанавливая дыхание, а потом наконец покинул ее тело, даже руки соизволил развязать Гермионе. Гермиона продолжала лежать на полу, совершенно обессиленная. Она не могла ни бежать, ни хоть как-то защитить себя. Хотя конкретно эта тварь ей больше не угрожала. Ковбой поднял с пола шляпу. И, насвистывая веселую, незнакомую Гермионе песенку, неторопливо направился к выходу. Руки он держал в карманах брюк. У двери он неожиданно замер: — Отличная ночка, не правда ли? — с издевательской вежливостью поинтересовался он. — Гори в аду, ублюдок, — от души пожелала ему Гермиона. Ковбой ничего не ответил. Лишь приподнял шляпу, приложил палец к губам и наконец вышел из комнаты. Гермиона осталась лежать на полу. Этой ночью она узнала, каким был ее личный ад.