District of Shadows

      Беллатрикс открывает глаза и сразу ощущает пустоту рядом. Рука привычно тянется к Нарциссе, но на месте сестры лишь холодная, шершавая ткань матраса. Наверняка младшей снова приснились кошмары, и она пошла спать к матери. Беллатрикс тяжело вздыхает, понимая, что сегодня один из самых страшных дней — День Жатвы.       Девушка приподнимается на локте и замечает их в полумраке спальни: Нарцисса, свернувшись калачиком, прижалась к матери, их щеки соприкасаются. Во сне мать выглядит моложе — осунувшаяся, но не измученная. Лицо Нарциссы нежное, как капля росы, и красивое, словно цветок. Когда-то и мама была такой же красавицей.       Беллатрикс спускает ноги с кровати и обувается. Мягкая кожа охотничьих ботинок приятно облегает ступни и голени. Одевает брюки, рубашку, собирает свои кудрявые, чёрные густые волосы в небрежный пучок.       — Итак сойдёт. — Думает черноволосая.       Беллатрикс выходит из маленького дома, стоящего на окраине Дистрикта-12, в районе, далёком от благополучия. Пройдя через несколько ворот, она оказывается на пустыре, заросшем травой. Дальше идёт высокий сетчатый забор с колючей проволокой наверху, за которым заканчиваются границы Дистрикта и начинаются леса. Из-за того, что электричество подают лишь пару часов вечером, забор часто оказывается без напряжения. Беллатрикс ложится на землю и пробирается под забором через дыру в сетке, которая уже два года остаётся незамеченной за густыми кустами.       Оказавшись в лесу, она вытаскивает из укрытия в дереве лук и колчан со стрелами, которые она прячет здесь. Хоть забор и защищает от диких зверей, в лесу всё равно надо быть осторожной: бешенство, ядовитые змеи и отсутствие тропинок могут стать серьёзной угрозой. Но тут можно добыть еду, если знаешь, как. Её отец был искусным охотником и успел кое-чему её научить до того, как трагедия на шахте не унесла его жизнь. Ей тогда было одиннадцать.       — Дистрикт-12: здесь можно умирать с голоду в полной безопасности, — мрачно шепчет она, оглядываясь вокруг. Даже в этой глуши страх быть услышанной не отпускает.       Когда Беллатрикс была младше, она пугала мать своими откровениями о Дистрикте-12 и о тех, кто правит из далёкого Капитолия. Со временем она поняла, что такие слова могут навлечь беду. Теперь она умеет держать свои мысли при себе и скрывать эмоции под маской безразличия. В школе она всегда старалась оставаться незаметной. Дома её характер меняется, но даже там она избегает разговоров о Жатве, нехватке еды и Голодных Играх. А вдруг Нарцисса услышит её и начнёт повторять эти мысли? Чем это обернётся для них?       В лесу Беллатрикс ждёт единственный человек, перед которым она может быть настоящей — Родольфус. Сейчас, когда она карабкается по крутым холмам к их укромному месту — скалистому уступу, скрытому густыми зарослями, — напряжение постепенно уходит, а её шаги становятся легче. Издалека увидев Родольфуса, Беллатрикс невольно улыбается. Он часто говорит, что её улыбка появляется только здесь, в лесу, вдали от чужих глаз.       — Белла, смотри, что я подстрелил! — Родольфус с улыбкой показывает буханку хлеба. Девушка начинает смеяться.       Хлеб настоящий, из пекарни, совсем не похож на те плоские, липкие буханки, которые они обычно выпекают из пайкового зерна. Беллатрикс берет хлеб, вытаскивает стрелу и вдыхает аромат. Рот мгновенно наполняется слюной. Такой хлеб бывает только по большим праздникам.       — М-м… ещё тёплый, — восхищённо говорит она. Родольфус, должно быть, с самого рассвета сбегал в пекарню, чтобы выменять его. — Сколько отдал?       — Всего одну белку. Старик сегодня добрый оказался, даже удачи пожелал.       — В такой день все друг другу сочувствуем, правда? — Беллатрикс говорит это без обычной саркастической нотки. — Нарцисса оставила нам сыра. — Она достает из кармана свёрток.       Родольфус ещё больше радуется:       — Спасибо ей. Да у нас целое пиршество! — Тут он переходит на капитолийский акцент, пародируя Сивиллу Трелони — бодрую женщину, каждый год приезжающую объявить имена для Жатвы. — Чуть не забыла! Поздравляю с Голодными играми! — Родольфус срывает несколько ягод с ежевики рядом. — И пусть удача…       Он подбрасывает ягоду, и Беллатрикс ловит её ртом, наслаждаясь терпкой сладостью, взрывающейся на языке.       — …всегда будет на вашей стороне! — подхватывает она с тем же энтузиазмом.       Им остаётся только шутить. Иначе страх может свести с ума. К тому же, капитолийский выговор такой напыщенный, что любое слово звучит смешно.       Родольфус аккуратно намазывает мягкий козий сыр на ломтики хлеба, добавляет свежий лист базилика. Тем временем Беллатрикс собирает ягоды с кустов. Они находят укромное место между скал, где их никто не увидит, и перед ними открывается долина, полная жизни: зелёные луга, озеро с рыбой, сверкающей на солнце всеми оттенками, и лес, богатый на дары природы. День выдался тёплый и ясный — голубое небо и лёгкий ветерок. Еда тоже на высоте: хрустящий хлеб с нежным сыром и ягоды, которые лопаются сочными всплесками во рту. Кажется, что жизнь в этот момент не может быть лучше. Но их всё-таки ждёт реальность — скоро нужно возвращаться в дистрикт и быть на площади к началу Жатвы.       — Как думаешь, мы бы справились? — задумчиво спрашивает Родольфус.       — С чем? — Беллатрикс отвлекается от размышлений.       — Уйти из дистрикта. Сбежать в лес. Думаю, мы бы смогли выжить.       Идея кажется настолько безумной, что она на мгновение не находит, что ответить.       — Если бы не наши семьи, — быстро добавляет он.       Дети, конечно, не их собственные, но ответственность перед ними велика. У Родольфуса младший брат — Рабастан. У Беллатрикс — Нарцисса, её младшая сестра. А ещё матери. Кто будет заботиться о них? Кто принесёт еду на стол? Даже сейчас, охотясь каждый день, они едва сводят концы с концами, порой меняя добычу на жир, шерсть или другие мелочи, и ложатся спать с урчащим желудком.       — Я никогда не заведу детей, — тихо произносит Беллатрикс.       — Я бы завёл. Но только если бы жил не здесь, — отвечает Родольфус.       — Легко сказать, — раздражённо бросает она.       — Ладно, забудь, — огрызается он в ответ.       Разговор странный и бессмысленный. Уйти? Как она может бросить Нарциссу — единственного человека, которого она безусловно любит? Родольфус тоже предан своей семье. У них нет возможности уйти, так зачем вообще говорить об этом? И если бы они ушли… что тогда? Они бы завели детей? Между ними с Родольфусом никогда не было романтики. Когда они впервые встретились, она была тощей двенадцатилетней девчонкой, а он, хотя и всего на пару лет старше, уже выглядел взрослым. Их дружба началась не сразу, они долго соревновались и спорили, пока не поняли, что вдвоём выживать легче.       К тому же, если Родольфус захочет детей, он легко найдёт себе жену. Красивый, сильный, хороший охотник и работник. Когда он проходит по улице, многие девушки украдкой на него смотрят. Беллатрикс чувствует нечто похожее на ревность, но не по тем причинам, о которых можно подумать. Просто таких напарников трудно найти.       — Чем займёмся дальше? — спрашивает она, желая сменить тему.       Они могут охотиться, ловить рыбу или собирать ягоды.       — Пойдём к озеру, удочки поставим, а потом в лес — наберём чего-нибудь вкусного на вечер, — предлагает Родольфус.       Вечером… После Жатвы устраивают официальный праздник. Многие на самом деле отмечают — они рады, что их дети в этот раз не были выбраны. Но как минимум в двух домах ставни будут плотно закрыты, а за их дверями жители будут лишь размышлять о том, как пережить предстоящие несколько ужасных недель.       Жатва проводится несправедливо, и сильнее всего страдают бедняки. По правилам, участие в Жатве начинается с двенадцати лет. В первый год имя вписывают один раз, в тринадцать лет — два раза, и так продолжается до девятнадцати лет, когда имя появляется уже на восьми карточках. Это правило распространяется на всех граждан Панема во всех двенадцати дистриктах.              Но вот где становится ещё хуже. Если ты беден и голодаешь, то можешь попросить вписать себя большее количество раз в обмен на тессеры. Тессера — это единица, которая позволяет получить зерно и масло на одного человека на целый год. Конечно, это не спасёт от голода, но жить будет легче. Можно взять тессеры и для всех членов семьи. Когда Беллатрикс было двенадцать, её вписали четыре раза: один раз по закону и по одному разу за тессеры для Нарциссы, матери и себя самой. В следующие годы она была вынуждена поступать так же. А поскольку цена тессера каждый год увеличивается на одно вписывание, теперь, когда Беллатрикс исполнилось девятнадцать, её имя значится на двадцати восьми карточках.

***

      Родольфус и Беллатрикс делили свою скромную добычу: по две рыбы, несколько буханок хлеба, зелень, стакан ягод, щепотку соли, кусок парафина и немного денег каждому.       — Увидимся на площади, — произнесла Беллатрикс.       — Ты уж постарайся выглядеть лучше, — ответил Родольфус хмуро.       Дома её уже ждали мать и сестра. Мама надела своё лучшее платье, которое сохранилось со времён её работы аптекарем. На Нарциссе была блузка с кружевами и юбка, в которых Беллатрикс ходила на свою первую Жатву.       Ванна с горячей водой была уже готова. Она быстро смыла с себя пот и пыль леса, и даже вымыла свои непослушные кудри. Мать приготовила ей чёрное платье, сшитое из мягкой, но прочной ткани.       — Ты правда думаешь, что стоит его надеть? — спросила она с сомнением.       Раньше она так злилась на мать, что не хотела принимать от неё ничего, но теперь старалась не отказываться. Однако этот случай казался особенным: мать всегда придавала большое значение вещам, напоминающим ей о прошлом.       — Конечно. Давай я уложу тебе волосы.       Друэлла вытерла её кудри, попыталась расчесать, но волосы всё равно оставались упрямыми. Взгляд в треснутое зеркало показал совсем другую девушку.       — Ты потрясающая, — восхищённо прошептала Нарцисса.       — Как будто не я, — усмехнулась Беллатрикс, обняв сестру.       Жатва была для Нарциссы первой, и, хотя её имя внесли лишь раз, она всё равно беспокоилась за сестру. Беллатрикс, всегда защищавшая её, теперь не могла ничего сделать. Нарцисса нервно поправляла край своей блузки, и девушка ощущала, как напряжение сестры передавалось и ей.       В час дня Беллатрикс, Нарцисса и Друэлла направляются к площади. Присутствовать обязаны все, за исключением тех, кто при смерти. Позже служащие пройдут по домам, проверяя, и, если кто-то не явился без веской причины — его посадят в тюрьму. Плохо, что Жатву проводят именно на площади — единственном приличном месте в Дистрикте 12. Обычно площадь окружена небольшими магазинами, и в базарные дни, особенно в хорошую погоду, она напоминает праздник. Но сегодня площадь выглядит зловеще, несмотря на множество развешанных флагов. Камеры с телевидения, словно стервятники, засели на крышах, добавляя ещё больше тревоги.       Люди подходят к чиновникам по одному, молча, чтобы записаться — так Капитолий одновременно и население подсчитывает. Тех, кому от двенадцати до девятнадцати, выстраивают группами по возрастам в ограждённых верёвками зонах — старших впереди, младших, как Нарцисса, сзади. Семьи, сжавшиеся в страхе, держатся за руки по краям площади. Но есть и другие — те, кому не за кого волноваться или кому уже всё равно. Они слоняются по толпе, делая ставки на тех, чьи имена будут выбраны: будут ли они молодыми или старыми, из района теней или торговцев, заплачут ли они или начнут умолять. Большинство игнорируют этих мерзавцев, но не осуждают их слишком сильно — часто они оказываются доносчиками, а кто может утверждать, что никогда не нарушал закон?       Например, Беллатрикс легко могли бы расстрелять за охоту, если бы не то, что чиновники сами часто покупали у неё добычу, чтобы накормить свои семьи. Площадь постепенно заполняется, становится душно, несмотря на её внушительные размеры — вместить всё население в восемь тысяч человек нелегко. Опоздавших направляют на соседние улицы, где они могут наблюдать за Жатвой через экраны, ведь она транслируется в прямом эфире по всей стране.       Беллатрикс стоит среди сверстников из своего района. Она коротко кивает своим знакомым и устремляет взгляд на сцену, возведённую у Дома Правосудия. На сцене три стула, кафедра и один стеклянный шар с именами. Её взгляд задерживается на шаре, внутри которого лежат полоски бумаги с именами. На двадцати восьми из них написано аккуратным почерком: «Беллатрикс Блэк».       Мэр МакГонаггал и Сивилла Трелони, сопровождающая из Капитолия, уже заняли свои места. Сивилла, как обычно, выглядит пёстро: её розовые волосы уложены в идеальную причёску, а светло-зелёный костюм и чрезмерная улыбка придают ей вид фарсового персонажа. Они переговариваются, время от времени поглядывая на пустующий третий стул.       Когда часы на ратуше пробивают два, мэр МакГонаггал подходит к кафедре и начинает свою речь. Всё по привычному сценарию. Она рассказывает историю Панема — страны, возникшей из руин того, что когда-то называлось Северной Америкой. Перечисляет катастрофы — засухи, ураганы, пожары, войны, которые привели к разрушению большей части земли. В результате возник Панем — сияющий Капитолий, окружённый двенадцатью дистриктами, которые, как утверждается, принесли мир и благоденствие своим гражданам. Затем настали Темные Времена, когда дистрикты восстали против Капитолия. Двенадцать дистриктов были побеждены, а тринадцатый стёрт с лица земли. В качестве наказания и напоминания о последствиях мятежа были учреждены Голодные Игры.       Мэр напоминает правила: каждый год каждый дистрикт обязан предоставить двух человек для участия в Играх, и не важно будет это две девочки или два мальчика, умрут все. Двадцать четыре трибута сражаются на арене до последнего выжившего, который становится победителем. Игры показывают, насколько велика власть Капитолия — мы беспомощны, и Капитолий может забирать наших детей, а мы ничего не можем с этим поделать.       Пока МакГонаггал продолжает речь, внимание Беллатрикс переключается на прибывшего Сириуса Блэка, единственный выживший трибут из Дистрикта 12. Нет, Беллатрикс и Сириус не родственники, просто так получилось, что они однофамильцы. Мужчина появился на сцене, шатаясь от выпитого. Он горланил что-то невразумительное, едва удерживаясь на ногах, и с грохотом плюхнулся на третий стул. Толпа отреагировала на его появление редкими, слабыми аплодисментами, а Сивилла Трелони, заметив его состояние, поспешила уклониться от его назойливых попыток обнять её, но Блэк не унимался.       Мэр явно была огорчена. Церемония транслировалась по телевидению, и все, кому не лень, теперь смеялись над Дистриктом 12. Пытаясь вернуть внимание к Жатве, она поспешно представила Сивиллу Трелони. Как всегда, бодрая и неунывающая, Сивилла вышла к кафедре и провозгласила своё фирменное: «Поздравляю с Голодными Играми! И пусть удача всегда будет на вашей стороне!»       Её розовые волосы, скорее всего, были париком, и после встречи с Сириусом Блэком локоны слегка сдвинулись набок. Покончив с приветствием, Сивилла начала рассказывать, какая для неё честь быть среди жителей Дистрикта 12, хотя все прекрасно понимали, что она мечтает поскорее получить перевод в более престижный дистрикт, где трибуты-победители ведут себя не как пьяницы, лапающие тебя перед всей нацией.       Сквозь толпу Беллатрикс заметила Родольфуса. Тот тоже посмотрел на неё и слегка улыбнулся: хоть что-то забавное произошло на этой мрачной Жатве. Но вдруг Беллатрикс пронзила мысль: в том шаре целых сорок два листочка с именем Родольфуса; удача явно не на его стороне. У других расклад куда лучше. Вероятно, Лестрейндж думал о том же, потому что его улыбка угасла, и он резко отвернулся. «Там ведь несколько тысяч листков», — прошептала Беллатрикс, будто её друг мог это услышать.       Пора тащить жребий. Как обычно, Сивилла взвизгивает: «Самая интересная часть!» и семенит к шару. Глубоко опускает руку внутрь и вытаскивает листок. Толпа разом замирает. Пролети муха, её бы услышали. У Беллатрикс от страха даже живот сводит, а в голове одна мысль крутится, как заведённая: «только б не я, только б не меня!»       Сивилла возвращается к кафедре и, расправив листок, ясным голосом произносит имя. Это и вправду не Беллатрикс.       Это — Нарцисса Блэк.       Как-то раз Беллатрикс, выслеживая добычу в лесу, задремала на ветке и рухнула вниз с добрых десяти футов, ударившись спиной о землю. В тот момент ей показалось, что она выбила из себя весь воздух. Несколько секунд она лежала без движения, не в силах вдохнуть или шевельнуться.       Теперь чувство было тем же: горло сжало, она не могла вымолвить ни слова, а имя Нарциссы все гулко билось в сознании. Это не может быть правдой! Ошибка! Имя Нарциссы было только на одном листке среди тысячи! Беллатрикс не беспокоилась за сестру, ведь сама позаботилась обо всем. Разве не она выбрала больше тессеров, чтобы Нарциссе не пришлось рисковать? Один единственный листок. Один шанс из тысячи. И всё оказалось напрасным.       До Беллатрикс словно издалека долетел шёпот толпы — худшая несправедливость, когда выбран младший. И вот она видит Нарциссу: бледная, сжимающая кулачки, она медленно идёт к сцене на непослушных ногах. Проходя мимо Беллатрикс, та заметила, как её блузка торчит сзади, и эта маленькая деталь заставила Беллатрикс снова собраться с мыслями.       — Нарцисса! — кричит Беллатрикс сдавленным голосом и наконец обретает способность двигаться. — Цисси!       Ей не нужно проталкиваться сквозь толпу, она сама расступается перед девушкой, образуя живой коридор к сцене. Беллатрикс догоняет Нарциссу у самых ступеней и отталкивает назад.       — Есть доброволец! — выпаливает Белла. — Я хочу участвовать в Играх.       На сцене возникло небольшое замешательство. В Дистрикте-12 уже несколько десятилетий не было добровольцев, и никто толком не помнил, что делать в такой ситуации. Согласно правилам, после объявления имени, выбранного трибута, другой человек может добровольно занять его место. В некоторых дистриктах, где участие в Играх рассматривается как честь, а победа сулит статус и богатство, желающих занять место трибута хоть отбавляй. Но в Дистрикте-12, где слово «трибут» ассоциируется скорее с приговором к смерти, таких смельчаков не осталось уже давно.       Сзади, вцепившись в Беллатрикс своими тонкими ручонками, истерически кричит Нарцисса:       — Нет, Белла! Нет! Не ходи!       — Нарцисса, отпусти! — резко приказывает Беллатрикс, сдерживая рвущиеся наружу эмоции, потому что боится потерять самообладание и заплакать. Она знала, что вечером, когда Жатву будут показывать по телевидению, все увидят её слёзы и решат, что она слабая, лёгкая мишень. Нет уж, этого она не допустит. — Отпусти меня!       Кто-то аккуратно оттаскивает Нарциссу в сторону. Беллатрикс оборачивается и видит, как Родольфус Лестрейндж, держа её сестру, старается её успокоить.       — Иди, Беллатрикс, — говорит он напряжённым голосом, унося Нарциссу к маме.       Стиснув зубы, Беллатрикс поднимается на сцену.       — Браво! Вот это дух Игр! — ликует Сивилла Трелони, довольная тем, что наконец-то в её дистрикте произошло нечто заслуживающее внимания. — Как тебя зовут?       Беллатрикс едва проглатывает комок в горле и хрипло отвечает:       — Беллатрикс Блэк.       — Должно быть, это твоя сестра. Не позволим ей забрать твою славу, правда? Давайте все вместе поприветствуем нового трибута! — восторженно восклицает Сивилла.       Гробовая тишина. Разве это счастье? Пойти на игры где твои шансы выжить равны нулю. Все стояли молча, наблюдая за Беллатрикс. В глазах читалось сочувствие. Многие знали девушку из-за того, что она торговалась с ними, некоторые знали её через Нарциссу.       Беллатрикс стояла напряжённо, когда к ней шатаясь подошёл Сириус, явно под градусом. Запах спиртного от него бил в нос, а его взъерошенные волосы указывали на то, что он не мылся уже давно.       — Посмотрите на неё! Посмотрите на эту девчонку! — закричал Сириус, обнимая Беллатрикс за плечи. — Вот это я понимаю! Она молодец! — заявил он громогласно. — А вы?! — Он отпустил её, сделал несколько неуверенных шагов к краю сцены и ткнул пальцем в камеру. — Вы все — трусы!       Кого он имел в виду? Толпу? Или настолько напился, что бросал вызов самому Капитолию? Однако это уже не имело значения, так как он не успел произнести ещё одно слово, прежде чем споткнулся и рухнул со сцены, потеряв сознание.       Несмотря на его поведение, Беллатрикс испытала к нему благодарность. Пока все камеры были нацелены на пьяного Сириуса, у неё было немного времени, чтобы собраться с мыслями и взять себя в руки. Она глубоко вдохнула, расправила плечи и устремила взгляд вдаль, туда, где недавно бродила вместе с Родольфусом. На мгновение её охватила тоска — почему они не сбежали из дистрикта? Не ушли в леса? Но она знала, что поступила правильно. Кто бы тогда встал на место Нарциссы?       — Какой волнующий день! — щебечет Сивилла, поправляя парик, опасно накренившийся вправо. — Но праздник ещё не окончен! Пришло время узнать имя другого трибута! — По-прежнему пытаясь одной рукой исправить шаткое положение у себя на голове, она бодро шагает к шару и вытаскивает первый попавшийся листок.       Беллатрикс даже не успевает пожелать, чтобы это был не Родольфус, как она уже произносит: — Гермиона Грейнджер!       «Блять, день не мог быть ещё хуже» — проноситься в голове у Беллатрикс. Она знает эту девушку хоть они никогда не общались.       Беллатрикс внимательно следила за тем, как Гермиона пробиралась к сцене. Она была невысокая и худощавая, её каштановые волосы вьющимися прядями спадали на плечи, слегка растрёпанные, как будто сопротивлялись всякой попытке их приручить.       Гермиона шла уверенно, но в её карих глазах Беллатрикс заметила ужас — тот самый, что она не раз видела на охоте, в глазах зверей, пойманных в капкан. Несмотря на это, Гермиона собралась с силами. Её лицо, обычно такое спокойное и сосредоточенное, сейчас казалось слегка побледневшим. Но она, сдерживая дрожь, твёрдым шагом поднялась по ступеням и заняла своё место на сцене рядом с Беллатрикс.       «Почему именно она?» — подумала Беллатрикс, глядя на Гермиону. Затем она попыталась убедить себя, что это не имеет значения. Они с Гермионой никогда не были близки. Не друзья, не соседи. Они почти не разговаривали друг с другом. Ничего не связывало их… кроме одного случая много лет назад.       Беллатрикс вспомнила тот момент так ясно, как будто это было вчера. Возможно, Гермиона давно уже забыла об этом. Но Беллатрикс помнила. И знала, что никогда не сможет забыть.       Мэр, наконец, завершил чтение утомительного договора и жестом пригласил Беллатрикс и Гермиону пожать друг другу руки. Ладонь Гермионы оказалась тёплой и плотной. Она взглянула Беллатрикс прямо в глаза, слегка сжав её руку. То ли это был жест поддержки, то ли просто невольный нервный тик.       Зазвучал гимн, и обе они повернулись лицом к толпе.       — Что ж, — подумала Беллатрикс. — Нас ведь двадцать четыре. Есть шанс, что кто-то убьёт её раньше меня.       Хотя последнее время трудно было на что-то всерьёз рассчитывать.

***

      От Дома правосудия до станции было совсем близко, особенно на автомобиле. Беллатрикс никогда раньше не ездила на машине, да и на повозках бывала редко. В её районе все привыкли ходить пешком. Она была рада, что не дала волю слезам. Вокзал кишел репортёрами, а их камеры, похожие на жужжащих насекомых, были направлены прямо на неё. Однако Беллатрикс давно научилась скрывать свои эмоции, и сейчас это тоже удавалось. На экране перед ней показывали их отъезд в прямом эфире, и ей было приятно видеть, что выглядит почти равнодушной. Гермиона, в отличие от неё, плакала и не скрывала этого, что показалось Беллатрикс странным. Ей пришла в голову мысль: а не часть ли это плана? Может быть, Гермиона хочет казаться слабой и напуганной, чтобы все считали, что она не представляет угрозы, а затем неожиданно изменить ситуацию? Несколько лет назад подобная тактика уже сработала. Луна Лавгуд, девушка из Дистрикта-7, умело притворялась слабой и испуганной, пока не осталось почти никого. На самом деле она оказалась умелой и хитрой убийцей. Хороший ход, что и говорить.       Несколько минут Беллатрикс и Гермиона стояли в дверях вагона, окружённые направленными на них камерами, и только потом им позволили войти внутрь, где двери тихо закрылись за ними. Поезд плавно тронулся с места.       Скорость была такой, что у Беллатрикс перехватило дыхание. Никогда раньше ей не приходилось ехать на поезде. Путешествия между дистриктами строго запрещены, за исключением особых случаев. Для их дистрикта таким случаем была транспортировка ценных руд. Но сравнивать обычные товарные составы с Хогвартс-экспресс, который мчится на скорости двести пятьдесят миль в час, было невозможно. До Капитолия они должны были добраться меньше чем за сутки.       Поезд, предназначенный для трибутов, поражал своей роскошью даже больше, чем комнаты в Доме правосудия. Беллатрикс и Гермионе выделили отдельные купе, каждое из которых включало гардеробную, туалет и душ с горячей и холодной водой — настоящее чудо для Дистрикта, где горячую воду приходилось греть самостоятельно.       Беллатрикс обратила внимание на аккуратно сложенные наряды в выдвижных ящиках. Для неё такие роскошные вещи были редкостью. Сивилла, их сопровождающая, сообщила, что они могут выбрать любую одежду и чувствовать себя как дома, при этом лишь нужно было появиться на ужин через час. Гермиона, находясь в своём купе, сняла платье и пошла в душ, наслаждаясь тёплым потоком воды, который напоминал ей о тёплом летнем дожде.       Беллатрикс тем временем задумчиво рассматривала своё отражение в зеркале. Она сняла своё чёрное платье, которое плотно облегало её фигуру, и, обнажённая, шагнула в душевую кабинку. Она стояла под горячими струями воды, чувствуя, как усталость и напряжение постепенно покидают её тело.       После душа Беллатрикс надела тёмное платье, а Гермиона выбрала более скромный комплект — рубашку тёмно-зелёного цвета и удобные штаны. Обе девушки молча готовились к предстоящему ужину, каждая в своём купе, с мыслями о том, что их ждёт дальше.       Сивилла заходит, чтобы пригласить Беллатрикс на ужин. Она следует за ней через узкий, слегка покачивающийся коридор в столовую, отделанную полированными панелями. На столах стоит изысканная посуда, тонкая и хрупкая. Гермиона уже сидит за столом, рядом с пустым креслом.       — Где Сириус? — бодро интересуется Сивилла.       — Последний раз, когда я его видела, он собирался вздремнуть, — спокойно отвечает Гермиона.       — Да, день был непростой, — отзывается Сивилла.       Кажется, что она довольна отсутствием Сириуса, и Беллатрикс её понимает. Ужин состоит из нескольких блюд, которые подаются по очереди. Густой морковный суп, салат, бараньи котлеты с картофельным пюре, сыр, фрукты и роскошный шоколадный торт. Сивилла то и дело напоминает, чтобы они не переедали, ведь впереди ещё несколько блюд. Но Беллатрикс просто поражена обилием вкусной еды и решает игнорировать предостережения. На данный момент лучшая подготовка к Играм для неё — набрать немного веса.       — По крайней мере у вас есть манеры, — замечает Сивилла, когда подано основное блюдо. — В прошлом году пара из района теней ела всё руками, словно дикари. Это было просто невыносимо!       Та пара действительно родом из района теней, где люди часто не могут себе позволить даже сытость, не говоря уже о манерах за столом. В отличие от них, Беллатрикс выросла с определёнными навыками. Гермиона, как дочь врача, тоже знает основы этикета. Но замечание всё же задевает Беллатрикс, и на остаток ужина она демонстративно ест руками, вызывая у Сивиллы заметное недовольство.       После трапезы Беллатрикс ощущает, что наелась до предела. Она видит, что и Гермиона выглядит бледно — их желудки не привыкли к такому обилию еды. Но, если Беллатрикс привыкла переносить неприятные блюда, как мышиное мясо и прочие «изысканные» угощения, то здесь она явно сможет справиться.       Пассажиры переместились в другое купе, чтобы посмотреть обзор Жатвы на экране. В Панеме церемонии проходят в разное время, чтобы жители Капитолия могли насладиться зрелищем в прямом эфире. Им, в отличие от трибутов, не нужно стоять на площадях, поэтому они могут наблюдать за всем из комфорта своих домов.       Одна за другой мелькают сцены из разных дистриктов. По мере того как звучат имена, Беллатрикс и Гермиона внимательно изучают своих будущих соперников.       — Боже, нет, — тихо шепчет Гермиона видя, как на экране появляется худощавый молодой парень среднего роста из Дистрикта-5. У него немного взъерошенные, черные как смоль волосы, которые торчат в разные стороны. Его лицо обрамляют тонкие черные круглые очки, за которыми светятся выразительные зелёные глаза. На лбу у парня виден шрам в форме молнии.       — Ты его знаешь? — уточняет Беллатрикс.       — Да… Да я его знаю, — отвечает Гермиона. — Мы с ним друзья, точнее, когда-то были.       «Когда твой отец врач у тебя больше возможности передвигаться по Дистриктам» — подумала про себя темноволосая девушка.       Последним показывают Дистрикт-12. Вот называют имя Нарциссы, и Беллатрикс бросается к сцене, чтобы заслонить её. В её голосе отчаяние, словно она боится, что её не услышат и всё равно заберут Цисси. Она видит, как Родольфус быстро подхватывает девочку и отводит её назад, давая Беллатрикс возможность взойти на сцену. Затем воцаряется гнетущая тишина, прерываемая лишь лёгким шёпотом толпы. Один из комментаторов замечает, что Дистрикт-12 всегда отличался строгими традициями, что придаёт этой сцене особенный оттенок драматизма. В этот момент, как по сигналу, с платформы громко падает Сириус Блэк, и из динамиков раздаётся громкий хохот зрителей. Затем камера показывает рукопожатие Беллатрикс и Гермионы, звучит гимн, и трансляция заканчивается.       Сивилла недовольно осматривает себя в зеркале, поправляя немного съехавший парик.       — Вашему наставнику следовало бы хоть немного соответствовать уровню церемонии, особенно учитывая, что всё это транслируется, — холодно комментирует она.       Гермиона неожиданно усмехается.       — Он был пьян. Такое повторяется каждый год, — объясняет она с лёгкой улыбкой.       — Каждый день, — уточняет Беллатрикс, не удерживаясь от едкой улыбки.       Сивилла продолжает разглагольствовать, как будто все проблемы связаны только с небольшой неотёсанностью Сириуса, и её советы способны полностью исправить ситуацию.       — Вот как! — шипит она, хмуря брови. — Странно, что вы считаете это забавным. Ваш наставник — это ваша единственная связь с внешним миром! Он должен давать советы, находить спонсоров, организовывать помощь. От него может зависеть, выживете вы или погибнете!       В этот момент, шатаясь, в купе заходит Сириус Блэк.       — Я пропустил ужин? — бормочет он с заплетающимся языком, после чего теряет равновесие и падает на ковёр, не забыв предварительно испортить его своим ужином.       — Ну вот, смейтесь дальше! — сердито бросает Сивилла и, держа голову высоко, быстрым шагом покидает купе, стараясь не смотреть на лужу на ковре       Сириус, пошатываясь, едва встал на ноги и, кажется, сам не понимает, что с ним происходит.       — Я споткнулся? — спрашивает он, морщась от запаха. Он подносит руку к лицу, вытирая её, только чтобы испачкать всё блевотиной.       — Давайте проводим вас в купе, — предлагает Гермиона. — Вам нужно умыться.       Сириус еле передвигает ноги, и они с Беллатрикс почти волокут его. Естественно, класть эту грязную тушу на покрывало никто не собирается, поэтому они вталкивают его в ванную и включают душ. Сириус даже не реагирует.       — Спасибо, — говорит Гермиона. — Я дальше сама.       В душе она чувствует невольную благодарность к Гермионе. Ей самой меньше всего хотелось возиться с тем, чтобы раздевать Сириуса, отмывать с его груди блевотину и укладывать в постель. Возможно, Гермиона просто старается показать себя с лучшей стороны или завоевать доверие. Хотя, учитывая состояние Сириуса, к утру он ничего не вспомнит.       — Ладно, — отвечает Беллатрикс. — Хочешь, позову кого-нибудь из капитолийцев?       — Не нужно, справлюсь.       Беллатрикс кивает и отправляется в своё купе. Она могла понять Гермиону — сама терпеть не могла капитолийцев. Хотя ухаживать за пьяным Сириусом — это как раз то, что они заслужили бы. Но она никак не может перестать задумываться: почему Гермиона такая заботливая? И вдруг в голову приходит простая мысль: это её природа. Она всегда такой была, именно поэтому и дала ей тогда лекарства.       Эта мысль вызывает у Беллатрикс внутренний дискомфорт. Добрая Гермиона Грейнджер намного опаснее для неё, чем враждебная. Добрые люди имеют привычку пробираться в самые потаённые уголки души. Этого Беллатрикс допустить не может. Не там, куда им предстоит отправиться. Она решает держаться подальше от дочери врача. Когда Беллатрикс возвращается в своё купе, поезд замедляется, останавливаясь на платформе для заправки. Она быстро распахивает окно и выбрасывает лекарства, которые ей передал отец Гермионы в доме Правосудия. Не хочет. Не хочет принимать что-либо от них.

***

      Беллатрикс пылала ненавистью к Сириусу. Теперь ей было понятно, почему их Дистрикт постоянно терпит поражения. Да, они всегда полуголодные и еле держатся на ногах, а полноценные тренировки для них — недосягаемая мечта. Но среди трибутов были и сильные, способные сражаться и победить. Так кто же виноват в отсутствии спонсоров, если не ментор? Богачи охотно поддерживают тех, у кого есть реальный шанс на успех. Но кто станет обсуждать стратегии с таким отбросом, как Сириус?       — Так вы собираетесь нам помогать? — язвительно спрашивает Беллатрикс, с трудом сдерживая раздражение.       — Уже помогаю: постарайся выжить, — отвечает Сириус и заливается неестественным хохотом.       Беллатрикс бросает взгляд на Гермиону, прежде чем вспомнить, что решила держаться подальше. Но её внимание привлекает неожиданная жёсткость в глазах девушки.       — Очень весело, — отвечает Гермиона, её голос звучит холодно, лишённый прежней мягкости. Вдруг она выбивает стакан из руки Сириуса. Стекло разлетается, а жидкость течёт по полу, напоминая кровь.       На мгновение Сириус теряется, но затем резко бьёт Гермиону в челюсть, сбивая со стула, и поворачивается, чтобы снова потянуться к бутылке. Беллатрикс опережает его: её нож вонзается в стол рядом с рукой Сириуса, едва не отрубая ему пальцы. Она готова к защите, но он лишь откидывается на спинку стула, прищурившись.       — Вот как, — с усмешкой произносит он. — На этот раз мне попались настоящие бойцы!       Гермиона поднимается с пола, берёт немного льда из вазы и собирается приложить его к лицу.       — Не надо, — останавливает её Сириус. — Пусть останется. Пусть думают, что ты уже вступила в драку ещё до арены.       — Но это против правил.       — Именно, — соглашается Сириус. — Это означает, что ты не только подралась, но и избежала наказания.       Затем он смотрит на Беллатрикс.       — Покажи, как ты управляешься с ножом!       Лук — её основное оружие, но и с ножами она не раз имела дело. Когда встречаешься с крупной добычей, лучше метнуть нож, чтобы наверняка добить. Сейчас у неё появился шанс доказать, что её нельзя недооценивать. Она вытаскивает нож, берёт его за лезвие и метает в стену, напротив. Лезвие попадает в шов между панелями, как будто она, так и планировала.       — А теперь встаньте там, — приказывает Сириус, указывая на центр вагона.       Они с Гермионой занимают свои места, а Сириус начинает обходить их кругом, словно оценивая товар на рынке, проверяя мускулы и изучая лица.       — Вроде не безнадёжно, — заключает он. — Внешне нормальные. А стилисты сделают вас ещё и симпатичными.       Беллатрикс и Гермиона прекрасно понимали, что Голодные Игры — это не просто борьба за выживание, но и соревнование за благосклонность зрителей. Трибуты с приятной внешностью и харизмой обычно получали больше поддержки от спонсоров.       — Ладно, — сказал Сириус, немного напрягаясь. — Вот моя сделка: вы не мешаете мне пить, а я остаюсь достаточно трезвым, чтобы вам помогать. Но есть одно условие — слушаться меня беспрекословно.       Беллатрикс посмотрела на Гермиону, и та слегка кивнула, соглашаясь. Это было гораздо больше, чем они ожидали десять минут назад.       — Договорились, — ответила Гермиона.       — Отлично. Тогда, когда доберёмся до арены, — начал Беллатрикс, но Сириус поднял руку, останавливая её.       — Не всё сразу, — сказал он, кивая на окна. — Через несколько минут прибудем на станцию, и вас отдадут стилистам. Скорее всего, вам это не понравится, но что бы ни случилось, не возражайте.       — Но…       — Без «но». Просто делайте то, что вам скажут, — отрезал Сириус, забирая со стола бутылку и направляясь к выходу.       Когда за ним закрылась дверь, в вагоне стало темно. В свете нескольких лампочек Беллатрикс увидела, как поезд въехал в длинный тоннель. Казалось, тоннелю нет конца, и это чувство замкнутого пространства напомнило ей о шахтах и безысходности.       Поезд замедлил ход, и вагон озарился ярким светом. Беллатрикс и Гермиона бросились к окну, жадно всматриваясь в вид. Они впервые своими глазами увидели столицу Панема — город, который они до этого видели лишь на экранах телевизоров.       Великие здания устремлялись в небо, сверкая в ярких красках. Улицы кишели дорогими машинами, а прохожие были одеты в яркие наряды и имели необычные причёски и лица, разукрашенные в кричащие цвета. Всё вокруг казалось искусственным, будто специально созданным в фабричных условиях — настолько нереальны были цвета и роскошь.       Беллатрикс отошла от окна, чувствуя тошноту от того, как радовались прохожие, предвкушая кровавое зрелище. Гермиона же осталась у окна, помахав толпе рукой и даже улыбнувшись им. Когда поезд достиг станции и спрятал их от взглядов людей, Беллатрикс повернулась к Гермионе, не скрывая недоумения.       — Кто знает, — пожала плечами Гермиона. — Среди них могут быть спонсоры.       Беллатрикс взглянула на Гермиону с подозрением. Теперь в её голове складывалась целостная картина: дружеское рукопожатие, жест отца Гермионы с лекарствами для неё. Слезы Гермионы на станции, её забота о Сириусе и резкое изменение поведения сейчас — всё это укладывалось в единый сценарий.       Теперь Беллатрикс поняла. Для девушки всё стало на свои места, всё — часть одного плана. Гермиона не считает себя обречённой. Она уже изо всех сил сражается за жизнь. А значит, добрая дочь врача, подарившая девушке лекарства, изо всех сил постарается убить Беллатрикс.