Благодать: Могила в океане

      Передохнуть, пожалуй, стоило. До диспетчерской было ещё далеко. Захария и Мюльгаут сели за покоробленный ржавчиной стол и закурили. Стена около стола оказалась совершенно испещрена обрывками плакатов — изящная ножка Жасмин Джолин в чёрной туфле, всполох фона, контур бликов на чёрных волосах с рекламы плазмида Сожжение, бледная нога с серебряной цепочкой и большим крестом, похожая на кеглю, а чуть дальше, на красочной фотографии, держащая транспарант рука, протянутая к чёрному облаку. Сюда очень бы вписался какой-нибудь душевный джаз на пластинке граммофона, да только самого граммофона тут не стояло. Вообще в Восторге джаз обожали, он стал одним из многих компонентов превращения города в типичный чёрный город из фильмов с поверхности. Джаз, частные сыщики, роковые женщины и зашкаливающая преступность — Восторг хотел быть голубой мечтой, но уже давно стал чёрным фильмом, и тьма его незаметно вползла в сердца и души его жителей. Защитная краска на зеркале потрескалась и сползла, явив обнажённое матовое стекло. Мюльгаут, сдерживая тремор в кистях, держал Кольт наготове, и Захария не стал задавать вопросов, поскольку не видел смысла в пустых монологах — тишина и сосредоточенность действовали на него усыпляюще, отчего смысл слов давно выветрился из головы. Между ними лежал обрывок газеты. «Вестник Восторга», номер аж за июль 1958-го, исписанный убористым почерком. Несколько одиноких копеек скрашивали этот убогий натюрморт. Вдруг у Захарии мелькнула занятная мысль: — Мюльгаут, у меня появилась идея. — Слушаю, — тот подпёр рукой щёку. — По поводу вашего лица... — Захария попытался прозвучать вежливо. — Увечье достаточно серьёзное, чтобы сойти за мутанта. Да и одежда у нас обоих уже не в лучшем состоянии. — Мистер Комстецки, вы предлагаете мне ветошью прикинуться? — Мюльгаут, что удивительно, не был оскорблён. — Ладно, я прикинусь. Бешено орать, словно у меня ломка, я умею. — Я мог бы подумать, что вы хотите меня убить, но это непоследовательно, ведь вы уже столько раз вытаскивали меня из когтей смертельной опасности, — Захария снова закурил. — Да-а... — Мюльгаут поджёг сигарету. — Правда, вытаскивал я себя. Вы просто всегда оказывались рядом. — Потрясающая скромность. Мешкать не стоило: они вдвоём быстро поднялись и прошли дальше, к столикам. Осторожно, крадучись, лишь бы каблук на битое стекло не попал, они обошли стойку, приблизились к краю. Пожалуй, стоило присесть на корточки. Так их обоих точно не будет видно. Вокруг стояла угрожающая тишина, такая напряжённая, что у Захарии закралось сомнение — нет ли какого-нибудь обходного пути? Протечки давали о себе знать — где-то одиноко капало, где-то чуть журчало, словно за грязной стеной протекала труба. И как будто где-то совсем рядом. Внезапно послышались шаги. Две пары ног выстукивали неровный ритм. Захария явственно различал стук мужских туфель и дамских босых ступней. Тёмные силуэты людей двигались, приближаясь. Ещё секунда — и они будут у стены, рядом с ними. Можно было, конечно, застрелить их, но это выглядело бы уже настоящим геройством. Мутанты вдруг открыли стрельбу, оповещая о своём присутствии. — Кто-нибудь здесь? — рыкнул мужской грудной голос. — Трупы свежие... Где-то тут бродили двое... И пожар стрясся... Снова прозвучали оглушительные выстрелы. — Хорош патроны тратить, Яков! — рявкнул надтреснутый женский голос. — Они и так в дефиците! Захария быстро вскинул Томми-ган, готовый уже стрелять, как вдруг Мюльгаут шепнул: — Я их отвлеку! Тут же он заорал дурным голосом, поднял по всей комнате эхо и не то выскочил, не то выкатился мутантам наперерез и пальнул по ним зарядом тока. Те тут же заверещали не хуже него. Мюльгаут воспользовался их суматохой. Он пальнул ещё раз и умчался за дверь. Мутанты выскочили следом, и Захария смог проскочить в коридор, чтобы прихватить оттуда полупустой магазин от Томми-гана. Чёрт, Мюльгаут сейчас очень рискнул... Как бы они его там не выпотрошили... У мутантки Захария явственно разглядел крюки в руках, а значит, она их непременно пустит в дело! Он кинулся в ту же дверь. За ней оказалась лестница. Всего несколько ступеней вверх. Захария лихим прыжком перескочил их и очутился в очередной разорённой галантерее. Вокруг стояли коробки, мебель, валялась одежда и прочий хлам. «Ну и куда он провалился? — думал Захария в гневе. — Как знал, что немцы отбитые на всю голову! Не только в вопросах мировых войн, но и по жизни!» Ни мутантов, ни Мюльгаута поблизости видно не было. На полу валялось тряпьё и обломки металла. Раздумывать было некогда, времени оставалось всё меньше. Захария подбежал к дальней двери. Кажется, сюда. Ни голосов ни слышно, ни стрельбы. Сюда. Сейчас. Вот она. Осторожно. Не пальнуть ненароком. Захария осторожно пробрался в комнату. Наконец-то он что-то услышал. Невнятные разговоры и слабый треск тока. Они здесь. Здорово же Мюльгаут их отвлёк, увёл аж сюда. Придётся разве что возвращаться назад, но это не так страшно. Захария притаился за колонной. Вокруг, в ящиках валялись магазины из-под Томми-ганов, раскрытые аптечки, копейки и даже несколько газет. «Ну и дрянь», — подумал Захария, морщась от неприятного кислого смрада трупов. Он осторожно опустился на корточки. Продвинулся к ящикам, наполнил магазин и сменил им пустой. Разговор и треск тока усиливались. Голоса звучали тихо. Видимо, они спорили. Ругались. То и дело раздавался безумный смех. — Да ты сам себе делаешь хуже! — услышал вдруг Захар жуткое женское верещание. — Глупый идиот! Стоило немного углубиться в закоулки отдела, как Захария увидел всё тех же мутантов. А вместе с ними — Мюльгаута, стоявшего у стены. Вид у него не был напуганным или что-то вроде этого — снова та перекошенная мимика, словно его крутил безмолвный синдром отмены. Его бил током второй мутант, да только заряды у него были слабые, даже не лишали напарника сознания. — Думаешь, я устал? — ощетинился он и оскалил зубы в жуткой улыбке. — Ты зря так думаешь! А я не устал! Ты у меня сломаешься! Бренда, он будет умолять! Поверь мне, моя вишенка! Он будет кричать! Я его заставлю! — с этими словами в грудь Мюльгаута врезался ещё заряд. Мутантка в чёрном платье приподнялась на мысках ног и шепнула ему на ухо: — А ведь ток — ещё не самое страшное. Где бочки? Это ещё только разминка! — Салливан был прав... — процедил Мюльгаут, пытаясь справиться с приступом. Страшная мимика его лица мутантов уже не отпугивала, но у Захарии вызывала дрожь. — Вы ничего сделать не можете. Если я не закричу, вы ничего не сделаете. Особенно ты, — он обратился к мутанту с искрящимися пальцами. — Импотент! Тот пошатнулся, будто от плевка в лицо, и совершенно разъярился: — Зря ты так... Теперь ты об этом пожалеешь... — в руках у него вместо молний сверкнул огромный крюк, отобранный у подруги. Но мутантка вмиг пресекла это намерение, выхватила у себя откуда-то из-под платья сигарету и подожгла её. — Он скажет. Он скажет всю правду, не так ли? — она опасно приблизила тлеющую сигарету к лицу Мюльгаута, пока того удерживал за руки мутант в маске. Напарник же молчал, закусив губы до крови. Тогда мутантка стала действовать решительнее: она загородила его собой. Послышался странный треск. Захария увидел, как Мюльгаут дёрнулся с непередаваемой гримасой отвращения. Ещё секунда, и он сдавленно застонал и замотал головой, окончательно растрепавшись. После мутантка отстранилась от него, и он опустился на пол, прижав к животу ладонь. Она его прижгла сигаретой. Захария уже кинулся на выручку, да только мутантка оказалась зоркая. Он почувствовал толчок в плечо. Пуля... Поторопился... Тем временем второй мутант взял Мюльгаута под руку и сделал вместе с ним пару шагов вперёд. Крюк опасно приближался к горлу напарника. — О, кто тут у нас... Посмотришь, как мы с Брендой будем резать его на бифштексы? — Посмотри на него! — фыркнула мутантка. — Он едва стоит на ногах! Он даже пушку поднять не в состоянии! В этот момент силы покинули Захарию, и он в бессилии упал на сырой пол. Мутанты расхохотались. — Я даже слегка испугался... — оскалился мутант с крюком, резким пинком в бок швырнул Мюльгаута на пол. Тот упал на живот, ладонями смягчив себе падение. Мутант пригрозил ему: — Мы с Брендой тебя на куски порежем... Это будет очень весело! Едва они отвлеклись на предстоящее расчленение, Захария подполз к мутанту со спины и со всей силы всадил ему нож меж лопаток. Мюльгаут же перекатился на спину и выстрелил в голову мутантке, и она грузно опрокинулась. Временно они были обезврежены, но мешкать не стоило. — Вы в порядке, Мюльгаут? — спросил Захария, помогая напарнику подняться. — В Куртенгофе били больнее! — огрызнулся тот. Внезапно мутанты очнулись и поднялись. — Я знала, что твой напарник где-то здесь! — зашипела мутантка и вдруг громко закричала: — Эй, стрелок! Кто из вас двоих не сдюжит? Я знаю, вы хотите всех нас тут покрошить в капусту! Вдруг в руках её сверкнуло выкидное лезвие. — Ну давайте, покажите, что можете, — она повела рукой с ножом в разные стороны, указывая то на Мюльгаута, то на Захарию, то на своего подельника. — Подеритесь со мной! У кого кишка тонка? Что насчёт тебя, стрелок? Твоё лицо так красиво, что даже огромный шрам его не испортит! А ты, Яков? Ты без трахеи точно протянешь минут пять... Ну давайте, у кого не тонка кишка сразиться со мной? — У меня, — холодно произнёс Мюльгаут. Захария только сейчас увидел, что у него рубашка наполовину расстёгнута и выпущена. — О-кэй, красавчик, — зловеще ощерилась мутантка, наблюдая, как он поднимает с пола выкидной нож. Сама она перекинула себе через локоть свою изорванную накидку. — Что ж... Буду рад испить вашей крови, ma chérie, — Мюльгаут оскалил зубы в безумной улыбке и перекинул через локоть кусок ткани. Захария понял: тот снова корчил из себя мутанта. Только делал он это слишком естественно, что больше пугало, чем вселяло чувство безопасности. — Только ты и я, и досыта вкуснейшего АДАМа... Мутантка совершенно разъярилась и махнула на него ножом. Мюльгаут успел пригнуться. Он выставил вперёд руки, защищаясь, и тут же сделал выпад. Мутантка отскочила и начала теснить его к стене. Мюльгаут швырнул в неё заряд плазмида и замахнулся ножом. Мутантка закачалась, но удержалась и накинулась на него. Она пыталась отобрать у него лезвие, и вдвоём они повалились на кучу ящиков. Едва они поднялись, как мутантка сделала выпад. Мюльгаут пригнулся и закрылся локтём. Последовала недолгая череда выпадов и уворотов. Мутантка выиграла время и вскинула ногу в ударе. Мюльгаут получил заряд каблуком в лицо и завалился куда-то за колонну, но пришёл в себя и набросился на мутантку. Он перебросил её через ящики и опрокинул на пол, сам вскочил на ящики и спрыгнул. Снова последовал переменный успех, брызгала на пол кровь, пока мутантка не получила ножом по плечу. Она закричала и накренилась вбок, но тут же взмахнула ножом. Правая щека Мюльгаута окрасилась кровью, и он отомстил мутантке тем же. Постепенно он начал одерживать победу, хоть и сам пятнался и красился кровью. Он загонял мутантку в угол, за колонны, за ящики. — Убью тебя! — выпалила мутантка вместе со взмахом ножа. Захар теперь видел только их тени. Мюльгаут снова получил в лицо и упал. Мутантка замахнулась на него. Он поднялся, сделал выпад... Его лезвие вошло мутантке в горло, и она опустилась на пол. Пару секунд спустя Мюльгаут вышел из-за колонны, весь покрытый кровью. Мутант Яков сдавленно застонал: — Бренда... — и кинулся к ней. Мюльгаут шёл, пошатываясь, словно хорошо принял на грудь. Он тяжело дышал, глаза его были полуприкрыты. Захария осторожно подошёл к нему. Теперь напарник мало чем отличался от мутантов: сквозь прореху в брючине и ленты подтяжек белела окровавленная голень, рубашка испещрена свежей кровью, алые потёки пятнали ему лоб и щёки. К ним даже примешалась тонкая струйка из носа, словно он был разбит. Захария решительным жестом взял Мюльгаута за руку и повёл обратно к тому месту, где продолжался их путь в диспетчерскую. Тот не особо сопротивлялся, но кровью сплёвывал. — Позвольте дать вам совет... — Захария уже нажимал кнопку лифта. — Нет, — оскалился Мюльгаут, сверкая окровавленной щекой. Кажется, порезали его в том же месте, что и в кабаре. — Позвольте МНЕ дать вам совет, мистер Комстецки. Вы, паразиты, можете бить нас, заковывать нас в цепи Персефоны, запирать нас... Но мы своё не отдадим! ВЫ ПОНЯЛИ? И когда это случится, мистер Комстецки, вам лучше поберечь свою задницу... Попомните мои слова! Захарии ничего не осталось, кроме как силой затолкнуть напарника в лифт и нажать кнопку. «Боюсь, если мы очень быстро не попадем к исцеляющим рукам мисс Элизы, он мало что сможет предложить паразитам».       Уже в лифте Мюльгаут попытался привести себя в порядок: кое-как вытер с лица кровь, застегнул и заправил рубашку. Неестественное безумие с его лица исчезло, и к нему снова вернулся прежний богемный вид. Он дрожащими пальцами поджёг Захарии сигарету. — Знаете, Мюльгаут, в этом городе всё, чем можно заниматься — противозаконно, — проговорил Захария прокуренно, выпуская дым. — С точки зрения государства, конечно же. Оборот табака, алкоголя, наркотиков, продажных женщин... Удивительно. Именно в этот момент, когда напарник поджёг ему сигарету, Захария заметил, что на его левой руке блеснуло кольцо. Обручальное, на безымянном пальце. Он женат? По европейской традиции кольца носили именно так. О жене он ни разу не говорил, но совокупляться с Элизой ему совесть явно не мешала. — Паразиты считают так: если не вытравить, то взять под контроль, — ответил Мюльгаут холодно. — Получается скверно. Порок цветёт в самом сердце добродетели. — Бывают и такие воротилы, которые заряжают по полрубля за стакан. Вот где порок и добродетель. На опустевшем этаже с диспетчерской они первым делом отыскали магазин мужской одежды и нашли себе неплохие пальто и шляпы. По пути в диспетчерскую они снова не обнаружили никаких мутантов, разве что их гниющие трупы.       В диспетчерской им открылась удивительная картина: повсюду была разбросана одежда, в которой Захария опознал брючный костюм Элизабет. Мюльгаут же кинулся к панели управления: камеры оставались на том же месте, что и до их ухода. Что же здесь такое произошло... Нападение? Вряд ли, прочная дверь и кодовый замок не позволили бы напасть. Захария осторожно сложил вещи Элизабет на диванчик и вдруг наткнулся взглядом на приоткрытую дверь, в узком проёме которой что-то виднелось. Он распахнул её и остолбенел. На полу маленькой ванной лежала Элизабет. Почти обнажённая, в одном только белье. Лежала лицом вниз, чёрные волосы разметались по мокрой плитке, не прикрывая лопаток. Крови не было, только на шее, чуть пониже затылка, торчало что-то вроде шприца или дротика для игры в мишень. Захария перевернул Элизабет на спину, стараясь не концентрироваться на том, что он сейчас касался её голой кожи. Где-то, когда-то он видел такой белый череп, покрытый чёрными волосами, похожими на тушь. И чёрную прядь, которая падала на плечо, словно сточенный рыбий зуб. Захария попробовал вытащить дротик — его он теперь узнавал безошибочно. Сразу же у него мелькнула в голове мысль о худшем из вариантов. Захария вмиг проверил Элизабет дыхание и пульс. Жива! В отключке. Мюльгаут бросил камеры и подбежал к двери: — Что случилось? — Арбалет Le Marquis D'Epoque, одноручный, пистолетного типа, — отрапортовал Захария. — Два типа дротиков: транквилизатор и газ. Нашу напарницу вырубили первым типом. Обычно туда кладут усыпляющее вещество — тиопентал натрия или фенилциклидин. Действует около получаса. С первым он был знаком не понаслышке: им контрабандисты вырубали ненужных свидетелей или разного рода подонки подсыпали его дамам в напитки, чтобы воспользоваться их беспомощным состоянием. Захария не мог определить, когда произошёл выстрел дротиком, и надеялся, что Элизабет очнётся быстро. Он переложил её на тот же диванчик, куда сложил её вещи, и укрыл пледом. От греха подальше. Нагота соблазняет и развращает. Если соблазняет тебя рука твоя, отсеки её. Пока Элизабет отлёживалась, Захария и Мюльгаут успели осмотреть диспетчерскую. Та уже не выглядела так захламлённо, здесь как будто даже подмели пол от осколков и грязи. Экраны горели ровно, без перебоев. Беспорядок на письменных столах уже кто-то разобрал, и Захария даже догадывался, кто — Элизабет. Дамам обыкновенно бывает очень скучно сидеть в одиночестве, и они начинают заниматься уборкой. Но образ роковой дамы, чьё сердце — компас, что на мужчин указывает, никак не вязался у Захарию с тряпкой и едкой щёлочью. Мюльгаут тем временем, отвернувшись, возился в аптечке, закатывал себе рукава и лил спирт на раны, стискивая зубы. Захария вдруг разглядел на его левом предплечье что-то сероватое, что не напоминало бесчисленные синяки от уколов, которыми Захария сам был испещрен, словно карта — флажками. — Что это у вас на руке? — спросил он негромко. Мюльгаут вздрогнул, зашипел от боли, в неком беспокойстве заозирался по сторонам, попытался одёрнуть рукав, но, видимо, рассудил, что это бесполезно, и обернулся. — Ничего особенного, — ответил он, едва сдерживая гнев. — Код от чемодана. — Это же как нужно беречь свои вещи, чтобы код на себе выбить? — Захария в такое объяснение не поверил. — Мы народ практичный. Не будешь помнить головой, будешь помнить рукой, — отрезал Мюльгаут и продолжил перевязку. Захария почему-то припомнил похожее выражение: не будешь понимать головой, будешь понимать другим местом. Тут его как прошило: это не просто код. Это номер, и номер особый, страшный. Он видел таких, ему показывали. Люди в полосатых одеждах. На их предплечьях выбиты номера. Они не имели имён, имена им заменил номер. Он вспомнил ещё кое-что: лагерь Куртенгоф. Тот человек, чьи аудиодневники они с Мюльгаутом нашли, тоже упоминал это место. Значит, напарник тоже оттуда. Внутри Захарии что-то оборвалось: номер. Номер из лагеря. Жуткие цифры: 19041. Ему от этого факта стало легче, но он сам не знал, отчего так. «Это не тот человек, которого я страшусь. Не тот, кто приходит ко мне в кошмарах... И слава Богу. Это не он». Мюльгаут тем временем, остервенело бинтуясь, чахоточно покашливал: — Будь благодарен, Фридка... Я благодарен, что освободился! — потом он кашель всё же унял и ударился во внезапные откровения: — Знаете, мистер Комстецки, попасть в Восторг такому человеку, как я, равносильно выиграть в местной лотерее. — И вы выиграли, — усмехнулся Захария. Внезапно на диванчике тело Элизабет зашевелилось. Мюльгаут кинулся к ней и начал её тормошить: — Элизабет, вставайте, вас убили. — Неужели? — выглянула она из-под пледа, растрёпанная. — Насмерть? Она, не разматывая пледа, забрала свои вещи и элегантным шагом от бедра удалилась в маленькую ванную, чтобы там одеться. Мюльгаут встал у камер и начал просматривать коридоры и залы. Захария помнил: им было нужно к батисфере, чтобы попасть в отдел Хозтоваров. Чтобы хоть чем-то себя занять, он начал подолом пальто полировать ствол Томми-гана, ведь тот уже успел закоптиться и запятнаться чужой кровью. — Чёрт, аптечка... — выругался вдруг Мюльгаут. — Мы потеряли жгут, пока бегали... Для восторжан это была настоящая трагедия, хотя безболезненно уколоться плазмидом и ЕВОЙ даже со жгутом было невозможно, а профессионально ставить внутривенные инъекции умели далеко не все, даже если в прошлом работали медиками. Особенно чувствительным восторжанам оставалось только закусывать губы и терпеть боль от укола. — Вы были на войне, Мюльгаут? —спросил вдруг Захария, не переставая полировать пулемёт. — Малороссия? Польша? Или под Ригой стояли? — Польша, — отмахнулся тот. — А затем... Не люблю вспоминать. — Вторая мировая, не так ли? Конечно, никто не любит вспоминать. И я тоже, — Захария усмехнулся: — Не так уж много медицинского оснащения было что у вас, что у нас. Поэтому вы точно знаете, какой жгут есть у каждого солдата. — Разумеется, — Мюльгаут быстро успокоился, вытащил из брюк ремень, закатал рукав и со всей силы затянул выше локтя, отчего у него вмиг взбухли чёрные вены. Захария отвернулся. Тогда он кололся на чистом адреналине, а сейчас вид внутривенного укола вызывал у него тремор и лёгкое головокружение. Он снова начал осматривать диспетчерскую и обнаружил там ещё один аудиодневник, вероятно, найденный Элизабет во время уборки. «Наблюдение №22 относительно неизвестного феномена. Что является его источником? Сушов нанимает наблюдателя. Задача наблюдателя — найти больше феноменов. Наблюдатель сообщает, как из феномена появляется юноша. Юноша исчезает, как и появляется. Обозревателю больше нечего сообщить. Если Сушов сможет найти этого человека, то тот станет новым феноменом» — О ком речь? — спросил Мюльгаут. Запись он прекрасно слышал. — Понятия не имею. Но ясно одно, этот тип, Сушов, ведёт свою игру...       Тем временем из крошечной ванной вернулась Элизабет, уже одетая. Она с вымученным выражением лица потёрла шею в том месте, куда попал дротик, и села у экранов. — Вот что бывает, когда забываешь закрыть люк в вентиляции... — проговорила она и начала настраивать камеры, чтобы заснять мутантов, бегущих по коридору в направлении основной зоны. Получилось так себе — контакты отходили, камера тряслась, а картинка то и дело гасла. — Я так понимаю, вы её не нашли? — Я поначалу думал, что мы опоздали, — ответил Захария, глядя на экран, где бежали мутанты. Из-под их ног летели брызги чёрной жидкости. Один, видимо, главный, улепётывал со всех ног, остальные его не преследовали — то ли он знал что-то важное, то, наоборот, не знал. Кажется, им двигало второе чувство. А может быть, они просто знали, в каком направлении надо бежать. — А потом Мюльгаут... — Я сверился с зубным рядом пропавшей, — подхватил тот. — Некоторые зубы отсутствуют, но не те, что указаны в ориентировке. Рано скорбели — это не она, а значит, шансы её найти у нас ещё есть. — И они стремительно сокращаются, — ответила Элизабет. Через пару минут у неё наладилась съёмка, сцена на экране сменилась. Теперь мутант на четвереньках полз куда-то в сторону батисферной станции, пытаясь заползти в одну из боковых дверей. Судя по шевелящимся ногам, пока у него это получалось. Когда дверь поддалась, он скрылся внутри. Где-то недалеко очередью затрещала турель. Раздался гулкий металлический звук, будто уронили что-то тяжёлое, затем из коридора донёсся глухой рёв, напоминающий тигриный. В полутьме показалось движение — несколько мутных силуэтов ворвались в помещение и с рёвом бросились на турель. После нескольких секунд тишины раздался звон бьющегося стекла. — Если нам идти к батисферной станции, то снова придётся пробиваться. В этот раз я иду с вами, так как в отделе Хозтоваров тоже есть диспетчерская, — Элизабет говорила тихо, видно было, как ей трудно сдерживаться — она нервничала и злилась одновременно. Видно было и то смятение, которое она испытывала. На миг её тонкие губы сложились в решительную улыбку. Но тут же она снова стала серьёзной. — Как-то даже странно — столько времени выживать в опасных условиях, выполняя задачи подобного рода, о которых даже не пишут в глянцевых журналах и не показывают в научно-развлекательных передачах, про которые не принято даже говорить вслух, потому что любое упоминание этих вопросов неизбежно вызывает у детей немедленную истерику... Такая длинная речь будто бы её утомила, и она зевнула, прикрыв алый рот ладонью. Захария знал: это была побочка от тиопентала натрия. Препарат всё ещё циркулировал в её крови и вызывал сонливость, характерную для позднего ночного часа. — Нет, этот удар током я никогда не забуду... — пробормотал Захария, вспомнив непонятно к чему происшествие в клубе. — Ну что ему не понравилось, я танцевал во всю меру своих сил! — В Америке про таких говорят, что они по восьмому параграфу, — сонно ответила Элизабет. — Извращенец... Захария и Мюльгаут презрительно скривились, и она кивнула: — Да-да, именно то, что вы подумали, господа. — Мы с мисс Элизабет были у Ааронова учениками некоторое время, — Мюльгаут поджёг сигарету. — Ну и как? — поинтересовался Захария. — Лучше вам этого, — Мюльгаут глубоко сглотнул, словно сдержал ругательство, — не знать... Вдруг Элизабет ещё покопалась в письменном столе и вытащила аудиодневник: — Подумала, вам будет интересно послушать. Она включила запись, и оттуда раздался знакомый женский голос с немецким говорком: «Я надеялась, что в Восторге мои дети, если они у меня будут, сумеют избежать участи быть пущенными на причастие и ладан. Я бежала от этой участи, насколько хватало сил. Нашлись люди, которые разделяли мои убеждения. Это была прекрасная почва для антирелигиозной пропаганды, которая велась и ведётся в Восторге. Это похоже на то, как ранняя Советская Россия расстреливала священников и рушила церкви. У них был живой пример — натерпевшийся народ. У нас есть только фантом, которым мы пугаем детей. Те, кто разделяли мои убеждения, первыми отвергли программу Маленьких Сестёр. В итоге оказалось, что я ошиблась. Они ошиблись. АДАМ — это и есть новый адренохром» — Что за бред она говорит... — схватился за виски Захария. — Адренохром, кровь... Это невменяемая женщина! — Тем не менее, многие восторжане разделяют её убеждения. И я в том числе, — ответил Мюльгаут, но Захария не поверил. — Да как можно верить в такое? Я думал, вы человек рассудительный... — Вам меня не переубедить, — Мюльгаут глубоко затянулся и выпустил дым. — Живой пример: один мой знакомый исчез без вести вместе с дочкой. Он исчез из страха перед церковниками. Дочка родилась вне брака, и они сказали ему, что он недостоин быть отцом, что её должна опекать церковь, вырастить из неё добрую католичку. Дважды они пытались отнять её. После второй попытки я его больше не видел. На этом они решили наконец-то покинуть диспетчерскую и отправиться к батисферной станции, до которой было не очень далеко, но безопасным быть путь совсем не обещал. На камерах сновали мутанты, дрались и выдирали друг другу вены, на пол лилась кровь.       Их опасения подтвердились: на выходе из павильона их поджидало ещё одно сборище мутантов. Они пока не замечали появившихся гостей, потому что усердно обыскивали тела своих павших сородичей, искали, чем поживиться. От них исходил постепенно нараставший флёр гнили, трупного разложения, что заполняло собой раны живой плоти, вытекая из их тел; в воздухе, всё более уплотняясь, висел смрад смерти. Сказывалась инерция продолжительной борьбы за выживание, которая давно переросла в настоящую войну. Запасы еды здесь были уже на исходе, а боевые действия шли с переменным успехом. Захария оглядывался, готовый от каждого шороха вскинуть Томми-ган, и был уверен, что его вид в такие минуты был страшнее любого оружия. Втроём они спрятались за столиком регистрации. Захария прикинул тактику: если вдруг им не удастся проскользнуть мимо, то придётся действовать иначе. Мюльгаут может своим синдромом отмены отвлечь мутантов, пока Захария и Элизабет попытаются пробраться к следующему залу. Должно сработать, не может не сработать! Однако тот словно каким-то особым чутьём угадал его намерения. — Сейчас всё будет, подождите. Между тем, чем дольше они ждали, тем сильнее накалялась обстановка. Мутанты начали ругаться, разбрелись по залу. Вдалеке прогремела пулемётная очередь автоматической турели. — Он не толстый, у него кость широкая! — крикнула разъярённая мутантка. — Ты доводишь меня до белого каления! — Заткнись, дура! — рявкнули ей в ответ. — Иначе я тебе гортань голыми руками вырву! Раздались озлобленные крики, завязалась драка. В считанные мгновения всё помещение превратилось в бойню, которую больше всего хотелось назвать побоищем. Выбираться было уже поздно. — Кровь! У меня кро-о-о-овь! — Ты делаешь себе только хуже! Какой смысл в оружии, если оно не стреляет! — верещала мутантка. — Шкуру спущу! Положите эти пули! Стоять! У Захарии мелькнуло чувство, похожее на отчаяние, но вдруг Мюльгаут вскинул Аэрохват: — Я вас достану! — и кинулся им наперерез. Сверкнули лезвия крюка. Захария и Элизабет бегом бросились к следующему залу. Бегом, скорее! Бегом по воде, по стеклу. Мюльгауту удалось отвлечь на себя большую часть мутантов, но нашлись и те, кто не купился на его уловку. Захария спиной почувствовал их взгляды ещё до того, как обернулся и увидел их силуэты. Соревноваться в беге с мутантами? Гарантированная смерть, только умрёшь ещё и уставшим. Захария оттолкнул от себя Элизабет, укрыл её тем самым, и выхватил Кольт. Грохот выстрела растворился в шуме драки. Каждая вспышка пламени из ствола на короткое мгновение рассеивала полумрак. Чем меньше у тебя патронов, тем точнее ты стреляешь. Пуля за пулей отправлялись даровать чудовищам последнюю милость. Выстрел, еще один. В голову. Плечо. Колено... Ещё раз в голову! Улучить момент. Броситься вперёд. Захария подхватил Элизабет за руку. Куда делся этот немецкий дьявол, из какой передряги его опять вытаскивать? — Давайте сюда, господа! — послышался голос Мюльгаута. — Цигель, цигель! Захария и Элизабет кое-как отстрелялись от мутантов, заперли дверь, пригнулись и начали красться вперёд. Где-то за стеной, за другой стеклянной дверью всё слышались вопли и треск плазмидов. — Что он сказал? — выдохнул Захария. — Он ударит их кирпичом? Если бы они ещё были... — У нас в Восторге это переводится как «быстрей, быстрей», — пояснила Элизабет. — Сами понимаете, ай-лю-лю потом, ферштейн? — Простите, панна, мисс, фройляйн, но я категорически перестал вас понимать. — Интернационале, мистер Комстецки. Интернационале... Мюльгаут выскочил из той двери совершенно внезапно, с брызгами разбитого стекла. С Аэрохватом наперевес он кинулся к Захарии и Элизабет, забежал за колонну. — Бежим, пока они не очнулись, — скомандовал он. И они бросились прочь из зала. Мутанты выскочили из той же двери и с матерным рычанием кинулись в погоню. — СТОЯТЬ, блять, стрелки недобитые! Бежать, бежать отсюда! Захария уже чувствовал спиной холод их лезвий, но вдруг упал с острой болью в ноге: — Чёрт, мне коне-е-ец... Мутанты взорвались воплями: — Ах ты сучий выродок! Нихера ты не стрелок, ты второе блюдо после первого! Чёрт, они ещё и трупоедством промышляют... Захария еле поднялся и едва ли не на одной ноге попытался догнать напарников. Кое-как он их настиг. Скорее, скорее бежать отсюда... Теперь они убегали прочь по узкому коридору. Мутанты настигали их, особо прыткие даже по потолку бежали. Адреналин вперемешку с ЕВОЙ жёг Захарии кровь, боль в ноге притупилась. — Сюда идите, блять! — верещали мутанты. Только в этот раз на мокром полу очередного зала поскользнулись все трое. — О проклятье! — взвыл Захария. — Вот щас мы устроим охуительную мясорубку! — воскликнул самый басовитый из мутантов. — Хор-роший фарш! Только Захария с напарниками не сдались. Они отползли назад. Подальше от этих тварей, подальше... Когда это всё кончится, Боже? Мюльгаут первым дотянулся до ручки какого-то люка, открыл её и исчез, утянув за собою Элизабет, а она схватила за пальто Захарию. Что за чё-ё-ёрт! Теперь втроём они катились вниз по вентиляции, кричали во всё горло, громко матерились каждый на своём языке. Боже, помоги, нет! Они цеплялись за всё, что только можно: болты, сетки. Слышался невнятный треск, словно рвалось что-то. Вода вперемешку с кровью и Бог знает чем ещё забивалась в рот, брызгала в глаза, руки скользили, зацепиться не за что... Внезапно вентиляция под ними оборвалась, и Захария ощутил, что тонет. А-а-а, чёрт! Уши ему на миг заложило. Глаза перестали видеть. Ещё секунда, и он всплыл. Если хочешь пройти через мясорубку, думай, как фарш... Вокруг себя он слышал лишь кашель и отплёвывание, раскатистый немецкий мат и хтонические крики, да и сам от напарников в этом не отставал. Только бы это была кровь, только бы это была кровь! — Teufel... Scheiße... — ругался Мюльгаут совершенно не по-джентльменски, пытаясь подплыть к какой-то лестнице, что вела наверх, прочь от этого адского стока. Остальную ругань Захария отказался переводить. — Весь в крови, teufel... Я их на фарш покрошу... Он кое-как выбрался и помог Элизабет взобраться по лестнице, протянув ей руку. Захария же чувствовал, что боль в ноге всё нарастает, и доплыл до лестницы последним. Мюльгаут помог выбраться и ему. Руки скользили, мокрые от крови, Захария дважды едва не сорвался. — Да чтоб я... Да ещё раз куда-нибудь сунусь... — бормотал он, отплёвываясь. — Кх... Лучше уж ящики с рыбой таскать, чем вот это всё... Некогда было оглядываться, но ясно было, что попали они на какие-то нижние уровни. Вокруг было темно и скользко, в нос забивался не отступающий свинцовый шлейф смрада крови. Захарии хотелось блевать впервые за всё их путешествие. Он даже не смел предполагать, что за мясокомбинат здесь устроили за всё это время. Да и ощущение такое было, словно над самым этим стоком взорвался кит, и всё его содержимое теперь запеклось на стенах трубы. От этой мысли Захария уже не выдержал и склонился над ямой с кровью. — А-га, детектив Комстецки, сталь от железа, рождённый с пистолетом, и так растерялся от неприятного запаха? — съязвил Мюльгаут. Захария огляделся и понял, что тому сейчас было не лучше. Лицо у него было перекошено, он изо всех сил напрягал горло, лишь бы не вывернуться наизнанку. — Присоединяйтесь, не держите в себе. Станет легче. На какое-то время, — но совету напарник не последовал и глубоко сглотнул. Не хотел, видать, терять лоск джентльмена даже в таких адских условиях. Захария всё не мог наступать на ногу и стоял, как цапля, на здоровой. Только была бы трещина, только не перелом... Да кто знает, может у всех троих сейчас зияли открытые раны после такого головокружительного полёта, а в таком месте заражения крови не избежать. Захария в Приюте Бедняка много таких перевидел — раны чернели по краям, сочились гноем, сама кровь обращалась в чёрный цвет. Даже ампутация не спасала, было проще пристрелить. Для Мюльгаута возможно, нахождение здесь было ещё более опасным, ведь у него на лице были фактически открытые раны, хоть они и скреплялись швами и скобами. Уходить, нужно было уходить. Захария, кое-как переступая, двинулся вперёд, к двери, что едва виднелась по левую руку от него. Едва успели они втроём подняться на ноги и кое-как доковылять до выхода в узкий, заваленный койками и инвалидными креслами коридор, как внезапно дверь по правую руку от них вышибло резким ударом, и из неё выскочили мутанты. — ХА-ХА, ВОТ ВЫ ГДЕ, БЛЯТЬ! — прогремели они. О Боже, бежать! Пожалуйста, хватит! Захария бежал уже откровенно на одной ноге, ведь на другую совсем не наступить... Элизабет, как самая юркая, перепрыгивала через койки и инвалидки, Мюльгаут же со своей кровавой аэродинамикой кружки шнапса скользил под ними. Захария же просто проталкивался между ними, поджимая ногу. Хватит, всё, хватит с него этих гонок! «Боже, умоляю, прекрати! Пожалуйста, не убивайте, мы и так натерпелись!» Мутанты уже настигали их, бежали по потолку, махали крюками над самой головой. — А ну вертайтесь обратно! — Ща их на бифштексы! Хор-роший фарш! Нет, не надо! Хватит! Захария уже задыхался. Впереди горел белый свет кабины лифта. К ней... Бежать! Нужно туда! Спасение! Скорее! Мюльгаут добежал первым, перехватил Элизабет, та утащила за рукав Захарию... Едва успели они втроём забиться в кабину, как мутанты накинулись на них: — СЮДА ИДИТЕ, БЛЯТЬ! — хвала Мюльгауту, что он вовремя врезал ногой по кнопке! Решётки, заменявшие двери лифта, вмиг захлопнулись. Мутант с крюками заверещал и начал ломиться в кабину: — ОТКРОЙ ЭТУ ЁБАНУЮ РЕШЁТКУ! Я ИЗ ТЕБЯ ГАМБУРГЕР СДЕЛАЮ, СУКА! Лифт медленно двинулся вверх. Сердце Захарии бешено колотилось, он уже терял сознание от страха и боли. Мрак шахты изредка вспарывали всполохи красных сигнализационных огней. Всё ведь кончилось? Захария не понимал, продолжать ли ждать очередной схватки или наконец перевести дух. — Я сам из тебя... Шницель сделаю! — хрипел Мюльгаут, продолжая чахоточно кашлять. Неудивительно, они ведь втроём крови и воды морской наглотались. А лифт всё ехал, и никто на них троих не нападал. Можно было и передохнуть. Захария, Мюльгаут и Элизабет осторожно перебрались в разные углы лифта, а оружие положили на пол. Уже неважно было, куда они едут. На каком этаже лифт застопорит, а эту стальную коробку в таких условиях и без всякого обслуживания непременно застопорит. Захария даже не понимал толком, что стряслось. Они убегали от мутантов, скатились вниз, с ног до головы окунулись в кровь, снова еле удрали от мутантов. Вот уж действительно морская могила, никак иначе не назовёшь. Захария успел трижды проклясть тот час, когда согласился на расследование в компании со стриптизёршей и жиголо из сливок общества. Но его не отпускало чувство, что девочка станет гарантом того, что он сможет сбежать из Восторга. Как это было связано, он не понимал, но чувство связи не уходило. Он помнил, как проповедовал обитателям Приюта Бедняка спасение и смирение, но понимал, что ради спасения придётся пойти на жертвы. Всё чаще в речах его слышались упоминание Содома-над-нами, что сгорит в пекле ядерного огня. И его слушали... Всегда найдутся такие люди, в чьи сердца он заронит зерно сомнения. Всегда найдутся те, кто разочаруется в диктуемых идеалах. Таких необходимо уничтожать. Контрабандист и частный сыщик-любитель Захария Комстецки однажды перешёл дорогу какой-то важной шишке Восторга, потому что пристрелил его непутёвого сына, пытаясь спасти девочку, которую случайно принял за Анну и которую этот сын хотел пустить на АДАМ. В итоге его самого хорошо изрешетили. Захария едва не окончил свои деньки в больнице Приюта Бедняка с тяжёлой черепно-мозговой, ведь трахнуть могильной плитой по башке — это совершенно не шутка. К нему в комнату припёрлась та самая шишка в тугом галстуке. Он стоял среди чёрных стен, за его спиною белел проём двери, а сбоку от себя Захария наблюдал капельницу. «Добрый вечер, контрабандист. Мне не нужно представляться, верно? Все восторжане читают “Вестник”. Ты знаешь, что я могу сделать, и поверь, я это сделаю. Ты отстрелил моему сыну руку и ухо, и он сейчас в коме, даже никакой АДАМ не поможет. А он мог ведь стать главой нашей компании. Чувствуешь власть, когда спускаешь курок? Власть даёт не оружие. Власть даёт ложь. Чем больше ты лжёшь, тем больше у тебя власти. Я всех заставил поверить, что это ты хотел пустить девочке кровь — вот это власть! А я ведь могу убить тебя прямо сейчас, и никто не арестует меня. Все будут лгать в своих интересах, абсолютно все. Восторг держится на энтузиазме и лжи. Будь крепок, контрабандист. Ты пал на самое дно Восторга, и никогда оттуда не выплывешь» Боже, как же его звали? Он ещё усатый был такой, точно строгий, но справедливый отец с плакатов. Порк? Рурк? Лорк? А, не суть. «И что же? Про ложь я давно знаю. Сам еле держусь, лгу каждый час каждого дня. Отдайте ту девочку, которую вы выдрали у меня из рук. Она нужна мне и только мне» «Какая ирония. Ты говоришь как истый восторжанин. Я бы, например, сказал, что эта девочка могла бы послужить всем, ведь она производит АДАМ, а АДАМ нужен всем» Внезапно лифт остановился. Мюльгаут щёлкнул по кнопке, но решётка не поддалась. — Дайте я, — Захария хорошенько врезал по кнопке, но она поддалась лишь со второго удара.       Втроём они вышли наружу. То было помещение совершенно незнакомое, которое они даже на камерах не видели — организованное пространство с полками и стеллажами для хранения товаров. Кое-где пищали системы управления запасами, чтобы отслеживать наличие и размещение товаров. Также по обе стороны от того лифта, откуда они вышли, располагались ещё несколько таких же лифтов. Должно быть, грузовые. Мюльгаут на всякий случай вскинул Аэрохват, а Захария забросил на плечо Томми-ган. Здесь пахло уже не кровью и внутренностями, а просто сыростью и плесенью. Как же там было по радио... Это программа «Сдохни или умри», и сегодня мы попытаемся выжить в заброшенном универмаге! — Элизабет, у вас есть предположения, где мы сейчас? — спросил Мюльгаут, оглядываясь. — Предполагаю, что это служебный отсек. Проводка, котлы, электрощитки. Лучше отсюда поскорее уйти. Из служебного отсека они выбрались быстро и вышли в уже знакомый Павильон, только в другое его крыло. Захария вспомнил это место: сюда они несколько часов назад пришли, после их первой стычки с мутантами. На одной из больших вывесок прямо перед батисферным причалом всё так же горела надпись: «ВХОД ВОСПРЕЩЁН — ЗАКРЫТО ПО ПРИКАЗУ СОВЕТА ВОСТОРГА» Вывеска прикрывала собою исполинские кованые ворота. Захария подошёл к ним поближе и примерился. — Плохие новости: придётся лезть, — проговорил он сухо. Но едва они втроём подошли к воротам вплотную и заглянули сквозь прутья, как Захар увидел, что путь к лифту на батисферную станцию оборван. Часть пола была словно сорвана, словно провалилась в неизвестность, а из прорванных труб хлестала вода. Внезапно послышалось голоса. Захария, Мюльгаут и Элизабет отбежали в сторону. — Отдай ледышку! Хочу ледышку! — кричал какой-то мутант в маске птицы на другой стороне обрыва. — Ни капли не получишь! Падла! — рявкнула сорванным голосом мутантка в чёрном платье, вся словно инеем покрытая. Она вышла откуда-то из бокового хода и стояла прямо у той стороны ворот, на самом краю бушующих труб Захария за пару метров распознал сильный передоз «Морозной свежестью». — Я тебя, скотобазу, прищучу, гадина, блять... — ощетинился первый мутант. Морозная дама не растерялась, взмахом руки создала себе ледяной мост, перебежала через него, мгновенно заморозила того мутанта, после чего перемахнула куда-то на обломок потолка верхнего этажа и исчезла. — Ого, она сделала ледяной мост, — пробормотал Захария. — Думаю, она сделает такой ещё раз, чтобы нам не страдать. — Да-да, вы, несомненно, её убедите, — ответила Элизабет. — Хм-м-м... Господа, смотрите! Она указала на большую вывеску, стоявшую около ворот. На ней была изображена роковая дама в коротком пальто с меховой оторочкой, застёгивающая коньки на изящной тонкой ножке. — Каток... И питьевой плазмид. «Дед Мороз — расслабьтесь и не парьтесь!». Полагаю, что мутантка может быть там. — Тот мутант, около Плазмидов Фонтанова, что-то говорил об АДАМе в бочках, — задумался Захария. — И тот человек по рации тоже... Мюльгаут, как вы думаете, это может быть правдой? — Более вероятно то, что эти бочки уже пусты. Но если в них полно АДАМа, то нужно их поскорее уничтожить, пока не поздно.