Благодать: Могила в океане

      Следующий зал оказался огромным павильоном, занимавшим собою аж три этажа. Тусклое тёмное пространство украшали мёртвые фонтаны, геометрические скульптуры в строгой последовательности прямых линий и витрины различной продукции вроде тех же платьев или фраков. Откуда-то слышалась тихая мелодия, словно кто-то играл на рояле. Захария, Мюльгаут и Элизабет вздрогнули от этих звуков. — Есть тут кто-нибудь? — прошептал Захария одними губами, понимая, что вопрос этот слишком рискованный. Не хватало ещё на пачку мутантов нарваться! — Надеюсь, что никого, кроме нас, — таким же беззвучным шёпотом проговорил Мюльгаут, сжимая в руке Кольт. — Тогда кто там... Играет? — Элизабет же слегка волновалась, густо подкрашенные её веки подрагивали, сыпалась с ресниц чёрная тушь. — Это мы выясним, — ответил Захария решительно. Но стоило им немного пройтись и осмотреться, как стало ясно, что музыка доносилась из автоматизированного фортепиано, стоявшего где-то у одной из витрин, и состояла она, по-видимому, из разных-разных звуков: иногда это был целый хор из невнятных голосов, иногда — фальшивая фуга и вальс, а потом опять хор, будто бы играющий в оркестре. Захария поёжился: такая музыка казалась ему жуткой, демонической. То был страшный миг. Он рассеянно вскинул голову и тут же намертво увяз в стене взглядом, высматривая затаившегося во мраке врага, которого так хотелось бы увидеть. Но, кроме их же собственных теней, на тёмном металле ничего не было, только у стены стоял большой старинный канделябр, ещё, наверно, довоенных времён. Захарии почему-то показалось, что он видит перед собой стеклянный глаз какого-нибудь древнего насекомого. На полу валялись трупы, без того зыбкого ощущения, что победитель где-то бродит. Искололи, изрешетили друг друга. Выдранные клочья кожи, обнажённые вены. Безумные люди, безумный город. Чёрные улицы, по которым он уже вовсю бежал, грозя споткнуться и своротить себе шею. Он помнил. А что было потом? Он не знал, он потерял время. Захария помнил крик, помнил то, что ощущалось как крик, но, может, то был просто шёпот: Где она? Что вы с ней сделали? Не было ночи, не было дня; только вспышки. Он бежал, но его настигли, перегородили дорогу. «Куда несёшь эту милую конфетку, братец?» Белый атлас шуршал где-то под мышкой, ёрзало и дёргалось в полусне. Сейчас очнётся. «Это моя дочь, она наигралась, и я несу её домой» Ложь сорвалась убедительная, отравила губы пронзительной сладостью. Да только огрызнулись ему в ответ: «Лжёт, как дышит. А нам как раз не хватает рабочих лапок» Она была слишком мала, сделалось слишком поздно, их растащили, его держали за руки, и по краям темнело. Будто сквозь окошко он видел её, крошечную, но такую отчетливую, он видел, как она уходит от него меж водоскрёбов, которые чернели и падали, она тянула к нему руки, её уводили. И кричала она, стремительно багровея: «Нет, пожалуйста, пусти меня! Vater! Vater!» Усмехнулись ей в ответ чёрные тени, что уносили её: «Немка?!» «Да хоть индианка! Хватай!» Она возвращалась к нему в разных возрастах. Потому он и знал, что она не призрак. Будь она призраком, возраст был бы один навсегда. Захария отогнал от себя непрошенный мираж и продолжил осматривать первый этаж павильона. Рукавом он вытер мокрое лицо. Из всех видений это самое кошмарное. Как вдруг у одной из двойных дверей, что вели в другой отдел, Захар услышал очень странный монолог: — Знаете, Мария, силой мысли можно не только сигареты зажигать! Можно даже расстёгивать дамские лифы! Это должно было прозвучать с покушением на соблазнение, да только получило в ответ звенящее молчание. Захария осторожно притаился у большой стеклянной витрины, к нему бесшумно подобрались Мюльгаут и Элизабет и передали ему горстку патронов для Кольта. Захария взвёл курок и на всякий случай взял стоявшего у дверей мутанта под прицел. А тот всё бормотал: — А если поднапрячься, то можно и застёжку на кальсонах лопнуть. Снова последовало молчание, от которого Элизабет криво усмехнулась, и послышалось сконфуженное: — Как правило, только на своих... Улучив момент, Захария выпустил в него все семь патронов, и незадачливый мутант мешком повалился на пол. Стоило поскорее отсюда удрать, ведь выстрелы наверняка привлекут подкрепление.       Захария, Мюльгаут и Элизабет хотели уже бежать дальше, предполагая, что им нужно на верхний этаж, только оказалось, что решётка к лифту заперта, и что замок здесь вообще не тот, что был до того. Захария знал способ: по такому можно врезать током, да только с плазмидами он наотрез отказался связываться. — Этот замок может открыть только плазмид Электрошок, — сказал он, прикинув примерно тактику действий. Забрать плазмид из магазина «Плазмиды Фонтанова» и поскорее уже удрать. — Тогда придётся идти туда же, где мы только что застрелили того мутанта, — ответила Элизабет. — Я пару раз была в этом универмаге и знаю, где можно купить плазмиды. Магазин как раз за теми дверями. Они поскорее устремились назад, к той двери, где прикончили мутанта. Да только затормозили ещё на повороте к тому маленькому залу — угрожающим топотом огромных ножищ возвещал о себе Большой Папочка, водолаз-переросток. Без Маленькой Сестрички на привязи, что удивительно. Захария, Мюльгаут и Элизабет притаились за витриной. Восемь красных окуляров зловеще полыхали в монохромном мороке: водолаз был в ярости, нет, в гневе — к этому прилагалось выразительное рычание. Едва он свернул куда-то вбок, втроём они пробрались к двери, и Элизабет проворно вскрыла замок. Захария задумался — она научила Мюльгаута таким трюкам или он открыл ей парочку своих секретов? Не время было думать об этом. Они бросились дальше, к магазину, отмеченному сияющей вывеской. Да только у магазина столпилось штук пять мутантов, преимущественно мужчин, одетых в проросшие плесенью жилеты, рваные брюки и рубашки. У троих на головах красовались мятые картонные коробки. Отчётливо слышались их бессвязные речи, которые каким-то чудом уладывались в ладный разговор: — Все называют меня суеверным… — один мутант чесал себе затылок. — Hе знаю... С одной стороны, это приятно. Но в любом случае это ужасно! — Слабачьё... — осадил его другой. — От Лёни я слышал, что ему сказал Франц, что ему передал Мэтт, что где-то в этой дыре должен быть запас АДАМа... Целые бочки! — Тс-с-с... — зашипел третий. — У меня аж вены заныли, придурок... Вены ноют... Очень больно, уверяю… Но мы будем более выносливы! Более высокоразвиты! Сверхлюди!  — Опять ты за своё, социал-дарвинист! — отозвался первый. — Да смотри, дарвинист! У меня была дека для взлома Д-95, твоя дека девяносто пять раз зависла! — Конфликт! КОНФЛИКТ! — заверещал третий. — Вот как мы развиваемся! Физически… Умственно! Только безумец согласится на меньшее! Едва только Захария, Мюльгаут и Элизабет собирались прокрасться мимо, как этот дарвинист заметил их и кинулся с дробовиком наперевес, явно собираясь раскроить им череп. Захария среагировал быстро, тут же метко раздробив ему грудь, да только он остался жив, да и соратники его были готовы к подобному развитию событий — они завопили и тоже вооружились. Всё вокруг сыпалось, как в калейдоскопе, Захария ловил лишь отдельные фрагменты. Вот он побежал наперерез мутанту, на руке у него опасно заискрились молнии, поползли от локтя к кончикам пальцев, свиваясь в блестящие дуги, испускающие потрескивающие серебристые разряды. Лужа под ногами их троих, опасно полыхнувшая вражеская рука... Кое-как сообразив, Захария гаркнул: — Ложись! — он даже оттолкнуть умудрился их обоих, когда сияющий разряд прошил воду. Захария, Мюльгаут и Элизабет успели отскочить в сторону, хоть молния и подпалила им края одежд, пробежалась искрами по всей луже, заиграла на окошках соседних витрин и быстро погасла. Только мутанты не унялись: они открыли стрельбу аж из Томми-ганов, с двух рук, сразу с нескольких стволов. Захарии, Мюльгауту и Элизабет пришлось кинуться врассыпную и быстро прятаться за витрины, рискуя подставиться под лопающееся стекло, но другого выхода у них не было. Молниеносно неслись перед глазами стены магазина и бесчисленные витрины. Пули отлетали от стёкол и стен. Выли рикошетами над головами. Что-то изменилось. Будто обдало в спину дыханием смерти. Захария обернулся на ходу, вытягивая руку с зажатым в ней пистолетом. Хоть немного осадить тварей ответным огнём. В этот миг весь коридор осветила ослепительная вспышка молнии. Спиной он ощутил заряд тока, охвативший его позвоночник, и рухнул. В глазах потемнело прежде, чем он успел хоть что-то понять. Всё? Со мной покончено? Я мёртв? — Захария спрашивал сам себя. — Это так ощущается смерть? Ватное спокойствие и полный мрак, в котором сердце уже не колотится с бешеной силой, и уже не нужно никуда бежать, изнуряя и без того усталые мускулы? Но оно куда-то улетучивается... Что это за грохот? И он нарастает... — Не закрывайте глаза! — сквозь мрак пробилось смертельно бледное взволнованное лицо Мюльгаута. Мгновение — он, абсолютно перекошенный, щёлкнул по поршню шприца. Над ним гремела стрельба, он поспешно выстрелил и поднял резко оклемавшегося Захарию за руку: — Если хотите поблагодарить, то не будьте внимательнее! Захария сориентировался и взялся за Кольт. Отовсюду оглушительно грохотало. Мутанты теперь непрерывно поливали их беспорядочным ливнем пуль из Томми-ганов. — Что я пропустил? — пробормотал Захария, всё ещё не до конца осознавая, что с ним произошло. Захария перезарядился и дрожащими от ужаса руками навёл дуло на ближайшего к нему мутанта, который, казалось, был готов разнести всех в клочья. Томми-ган в его изборождённых язвами и ранами руках казался орудием смерти, не знающим промаха. Ощущение скорой смерти разожгло кровь всем, но мозг наотрез отказывался кидаться в панику, адреналин мчал по венам с бешеной скоростью. Но мутант словно почувствовал опасность — присел на одно колено, зажал дробовик между коленом и животом, после чего прицелился куда-то в угол магазина, и туда пошла очередная порция пуль. Кто-то вскричал, захрипел и открыл огонь по нему, тоже из Томми-гана, и Захария улучил момент, чтобы метко выстрелить мутанту в затылок. Да только даже плеснувшая изо рта кровь эту тварь не остановила, и Захария понял, что каждый выстрел нужно подбирать филигранно, чтобы их с напарниками три Кольта выдержали бой против нескольких Томми-ганов. Он подобрал мгновение и выстрелил, да только сам получил пулю в плечо и повалился на пол, но боли не ощутил, а напротив, рассвирепел ещё больше и начал стрелять с полным упоением. Если не он убьёт, то убьют его! Убить или умереть... Послышался очередной короткий вскрик, жуткий высокий голос. Захария обернулся: Мюльгаут за другой витриной уже щелчком зажигал огненный плазмид на руке, готовый прицелиться в мутанта-дарвиниста, да только не успел пустить заряд, шальная очередь от дарвиниста тоже прошила ему плечо. От этого Захарии стало не по себе. Их же сейчас перебьют к чёртовой матери! Он с яростным криком кинулся наперерез дарвинисту, обеими руками схватился за корпус его Томми-гана и рывками начал тянуть за себя, одновременно пытаясь сбить мутанта с ног. Элизабет же подбежала на помощь: целилась в дарвиниста из своего маленького Кольта, целилась прямо в висок и даже выстрелила. Захария пинком ноги подвернул мутанту колено, отчего ноги и руки его ослабли, и пулемёт из мокрых от крови ладоней выскользнул. Теперь Захария почувствовал себя на равных с врагом, насыпал патронов в Томми-ган и открыл по дарвинисту очередь, чувствуя, что не боится ничего. Но тот, зараза, всё равно жив остался и сломя голову побежал прочь. А вражеская очередь всё сыпалась с пронзительным звоном, крошились витрины, всхлипывали лопнувшим стеклом. Захарии даже пришлось отбежать в другую сторону и пальнуть другому мутанту в затылок, а Мюльгаут, сгибаясь пополам от полученных ран, наконец-то подобрал момент и зарядил огнём в дарвиниста, отчего тот мигом помчался куда-то к луже воды и начал кататься в ней, пытаясь себя потушить. Стоп, ЧТО? Он использовал плазмид? И какого чёрта он не сказал, что имеет при себе такой козырь? Нет времени думать, стрелять! Элизабет, которая по счастливому совпадению оказалась от этой лужи неподалёку, пустила ему в грудь и голову пару пуль. Один был убит и догорал во вспышке пламени. Захария, уже не сдерживая себя, палил и палил, попал даже в двух мутантов, метнувшихся в проём между витринами, так что они упали, но остались живы, хотя конечности пули им всё же перебили. А очередной разряд огня от Мюльгаута их покрыл хорошей хрустящей корочкой. Аромат победы чувствовался всё гуще, осталось совсем немного... — Сейчас ты умрёшь! — процедил относительно целый мутант с коробкой на голове, целясь прямо в него. — А-а... — закивал Мюльгаут, слегка высовываясь из-за витрины. Пальто у него промокло от крови. — Ну вообще-то кое-кто давно мне это обещал. Но пока что никаких движений в эту сторону я не вижу. Излишнее бахвальство его не особенно спасло: по нему тут же ударил током тот дарвинист. Но куда слабее: Мюльгаут только на пол повалился. — Гоп-стоп... Мы подошли из-за угла! — вдруг пробормотал ещё какой-то мутант наглым тоном, заметив крадущуюся к трупу мутанта Элизабет. — Гоп-стоп... Ты много на себя взяла... Да только пуля от неё быстро уняла его пыл. — Джентльмены, послушайте, у нас действительно нечего брать... — Мюльгаут попытался как будто бы пойти на компромисс, хотя оружие за спиной держал. Щека у него кровоточила, скалилась зияющим краем. Захария усмехнулся, принимая тем временем от подкравшейся к нему Элизабет немного патронов для Кольта. Не-е-ет, у них кое-что есть получше, подумал он, крепче хватаясь за Томми-ган. Железо и свинец! Он выбежал на середину зала и всадил несколько пуль в голову тому наглому типу. Мюльгаут же весьма красиво завершил битву, подпалив оставшихся мутантов резкими выпадами из-за спины. Когда они догорели, Захария опустился на колени и собрался уже заняться мародёрством, как вдруг подумал вслух, хотя мог выразиться куда жёстче: — Как хорошо вышло, что вы так уверенно владеете плазмидами... — Паразитов только заживо сжигать, как они когда-то сжигали других, mon ami, — ответил Мюльгаут, занимаясь примерно тем же. Он был уже смертельно бледен, руки его плохо слушались. — Они такие же восторжане, как и мы, — засомневалась Элизабет, наполняя сумочку остатками патронов с трупов. — Они выпали из Великой цепи, а значит, стали паразитами, — холодно ответил Мюльгаут, дрожащими руками до отказа набивая Кольт. — Но у этого есть цена, — он указал себе на руки, имея в виду плазмиды, потом сел на пол, совершенно без сил. Элизабет опустилась на колени рядом с ним, открыла аптечку, которую успела найти буквально только что, и брызнула спиртом на его простреленное плечо. Так вот кто тогда вскричал... Захария так и думал, что без увечий не обойдётся. — Элизабет, нет, — ответил Мюльгаут решительно, когда она хотела ещё немного обработать рану от прошедшей насквозь пули. — Я чувствую, у меня осталось немного ЕВЫ. Должно хватить. Он отвернулся, стянул с раненого плеча пальто, ремень кобуры и рукав рубашки, после чего щелчком раскалил себе руку и как следует приложил её к ране, глухо застонав от сильнейшего ожога. Захария же решил, что к такому радикальному способу он не прибегнет. Не то у него здоровье, чтобы добровольно себя так прижигать. Едва с обработкой ран и мародёрством было покончено, как Мюльгаут пробормотал: — ЕВА закончилась. Пока я не уколюсь, меня будет немного крыть. Наконец-то путь к магазину плазмидов открылся, но дверь была заперта. Захария раздражённо сплюнул: — Чёрт, снова замок. Кодовый... Сейчас разберусь, подождите. Отвёртку он сохранил при себе, да и взлом теперь ему удавался куда быстрее. — За каждой дверью таится опасность, верно, mon ami? — он вдруг услышал голос Мюльгаута около виска, чуть оглянулся и увидел, что тот стоит прямо за спиной. — Этаж, один, два, три, четыре, шесть, семь… двенадцать, тринадцать, тридцать четыре, двадцать семь... — Мюльгаут вдруг тихо засмеялся, прикрывая рот ладонью, и смех этот очень напоминал дамское кокетство. — Мюльгаут, прошу, не стоит, — Захария прислушался к странным интонациям: — Вас уже кроет? В ответ тот не унял смеха, но чисто из приличия отошёл подальше. Плазмидный психоз... Наконец-то замок поддался: — Не прошло и вечности.       По магазину плазмидов они пробежались быстро и нашли там то, что было им сейчас как минимум полезно, а как максимум — жизненно необходимо. ЕВА — вещество, представлявшее собой не менее чем прорыв в мировой науке. Эта жидкость насыщенного металлически-серебряного цвета применялась для питания организма при использовании плазмидов. Топливо для магии, если кому-то так удобнее. Какой-то сумасшедший из Корпорации Фонтанова придумал продавать её в одноразовых шприцах весьма угрожающего вида. Но всем в Восторге известно: сразу за уколом следует необычайный подъём сил, настроение улучшается, достигая грани эйфории, улучшаются все процессы обмена веществ — ощути себя снова семнадцатилетним! При этом в качестве бонуса ты ещё и обретаешь силы полубога: зажечь огонь щелчком пальцев, нагреть и остудить все что угодно, можно даже заставить предметы левитировать. Захария, Мюльгаут и Элизабет нашли пару инъекций ЕВЫ, которые Мюльгаут себе сразу же уколол, обнажив руку и перетянув её лежавшим где-то здесь же позабытым кем-то жгутом. Захария, у которого кровь после боя была полна адреналином под завязку, решил рискнуть и тоже уколоться, и именно из-за адреналина он ничего не почувствовал. Колола ему ЕВУ Элизабет, тоже очень даже опытная, и то, вколола чуть-чуть, чтобы на один заряд хватило. Плазмид Электрошок нашёлся только в питьевом виде, и вкуса его Захария даже не успел почувствовать — его мгновенно вырубило током, как тогда, в клубе. Только очнулся он куда быстрее и тут же бросился через весь павильон к заклинившей двери. Мюльгаут и Элизабет еле успели его догнать. Захария припомнил щелчок, который непременно рисовали на каждой этикетке плазмида, и как следует ударил по замку электричеством, после чего вмиг ощутил, что ЕВА закончилась — тот самый синдром отмены, который его всю жизнь в Восторге преследовал. Да только состояние это для него было столь привычным, что он даже не стал об этом говорить. За дверью скрывался лифт, и Захария кулаком стукнул по кнопке. Кабина распахнулась, и он, пропустив напарников, снова ударил по кнопке. Лифт двинулся вверх. Можно было и отдышаться, прислониться к стене. Захария закинул Томми-ган себе за спину — кто-то любовно прицепил к пулемёту крепёжную ленту. — Когда вы прибыли в Восторг, господа? — спросила вдруг Элизабет, сложив руки на красивой груди. Захария отчего-то рассудил, что вопрос касается только его одного, ведь о Мюльгауте Элизабет наверняка знала всё, а их двоих спростла чисто из вежливости. Он не стал отпираться, хотел было ответить, да только не сумел вспомнить: — Году вроде в 48-м... Или в 51-м... Уже не вспомню... — Разрыв немаленький, — ответила она скептически. — Нет, вспомнил: в 49-м, точно! — озарило Захарию вдруг, точно вспышка в мозгу. — Вся моя прежняя жизнь... Как в тумане. Захария почувствовал, как по лицу скользит что-то, приложил руку: кровь! Мюльгаут с равнодушным, даже циничным видом смотрел, как Захария поспешно промакнул нос платком. Да только абсурд ситуации состоял в том, что кровь из носа шла у всех троих. — Паршиво выглядите, мистер Комстецки, — ответил Мюльгаут с долькой манерности. Да только вкупе с полученными ранами кровь из носа у него выглядела особенно жутко. Места живого не осталось... — Ставлю все патроны, не настолько, как вы, напарник, — огрызнулся Захария. Лучше пусть мутантов высматривает, от них проблем побольше будет!       Второй этаж павильона был больше посвящён делам мирским вроде еды и одежды. Захария сразу разглядел несколько магазинов — французско окрашенный Prêt-à-Porter, более приземлённые и названные просто «Мужская одежда» и «Женская одежда», а также небольшую запертую закусочную с облезлой вывеской. Вмиг у него щёлкнуло в голове по поводу одежды, и он критически оглядел Элизабет беглым взглядом: — Мисс Элизабет, мне кажется, что этот наряд в нынешних обстоятельствах вам не подойдет, в юбках не воюют. Мюльгаут лишь согласно кивнул, а Элизабет слегка приподняла завитую голову, и в позе её читалась уверенность и незримая женская сила: — Джентльмены, я вам что, манекен, чтобы меня оценивать? — произнесла она медленно, с расстановкой. Захария и Мюльгаут мрачно переглянулись, пожали плечами. Мол, простите, мы же тут все ради одного дела. В конце концов, кто из них был на войне, они вдвоём или она одна? — Простите, если говорю банальную вещь, леди, но в нас с большой вероятностью и дальше будут стрелять здесь, — сказал Захария сурово. — И если вы не обладаете талантом ловить пули зубами, то будьте добры, оденьтесь так, чтобы вам ничто не мешало упасть за укрытие и ползти, когда начнет греметь. — Как говорил мой командир, когда падаешь — держись зубами за воздух! — метко припечатал Мюльгаут. Да только магазин дамских нарядов оказался заперт, и на очередной кодовый замок. Но на счастье рядом кто-то прибил записку: «Я заперся в обувной кладовой. Код от дамского магазина — 0-9-2-8». Захария опомниться не успел, как ввёл код. Когда-то шумный магазин дамских платьев, наполненный звуками покупок и болтовней покупателей, теперь превратился в нечто пустое, заброшенное умирающее. Свет был тусклым, отбрасывая длинные тени на некогда пышную выставленную одежду, грудой сваленную с вешалок и манекенов на пол, в самую грязь и кровь. В углу находился небольшой ювелирный магазин, на витрине которого слегка поблёскивали белым мерцающие серьги и ожерелья. А неподалёку находился обувной магазин, заполненный обветшалыми, заплесневелыми рядами модной обуви. Даже кабинки для примерки, и те напоминали груду развороченного металлолома. Захария и Мюльгаут бегло оглядели Элизабет. Право же, хороша дама! Ноги стройны и длинны, корсет выгодно подчеркнул талию, хотя от чрезмерной утяжки грозил разойтись, а юбку она даже нарочно не смогла бы попортить так откровенно. Захария вмиг пожалел о том, что предложил Элизе переодеться, а мысль о том, что он может увидеть её обнажённой, вскипятила ему кровь, и он попытался спрятать этот жар за возмущением: — Подождите, это что же? — взвился Захария. — Вы будете прямо... Так? В смысле переодеваться у нас на глазах? — Я не стесняюсь себя, — ответила Элизабет холодно. — Я красива, и я это знаю. Захария увидел вдруг, как Мюльгаут ставит ему стул и садится сам. — Присаживайтесь, mon ami, — сказал он с призрачным оттенком насмешки. — Будем смотреть шоу моды. Он хотел уже сесть, как Элизабет начала медленно стягивать с себя болеро. Кажется, мельком, что-то он всё же видел на тех контрабандных кассетах. Урывками, рукав за рукавом, кожа обнажалась лепесток за лепестком, и лишь кадры мельтешили по белой плоти. Открылись взору прелестные гибкие руки, скрытые по локоть перчатками, и Захария рассудил, что это не шоу моды, а скорее то самое шоу с раздеванием, в котором он уже участвовал. Элизабет удивительно ярко белела в этом мраке, причём её глаза в темноте оставались совсем чёрными — они были необыкновенно большими, такими, о которых писали поэты, так что казалось, она смотрит ими в его сердце, где-то под самой границей рёбер. Она неожиданно повернулась к ним спиной в энергичном движении, точно пружина распрямилась, и снова Захария увидел тот круглый шрам меж её острых лопаток. — Кстати, об этом, — кокетливо, в соблазнительной улыбке повернулась её чёрная завитая голова, чуть прикрытая округлым плечом. — Помогите мне расшнуроваться, — Элизабет указала на корсет, что твго стягивал ей талию сзади. Плен чёрной шнуровки, клеть чёрных лент. — Сама я не смогу. Ленты. Какое разнообразие лент — и все чёрные. Кольца впаяны по бокам, не обручальные. Эстетизация неплазмидно горела на кончиках пальцев — публичность личного извращения, ничего не поделаешь, но ведь и обнажённая женщина в сущности тоже публична. Захария вдруг рассудил, что она не то что бы не может, а просит его нарочно. В конце концов, за столь долгий срок танцев бурлеска она могла наловчиться его шнуровать. Кто знает, кто знает... Захария, встав ей за спину и неуклюже взявшись руками за перекрестье лент, бормотнул беззвучно, едва разомкнув спёкшиеся от крови губы: — Господи, помоги мне... — сказал вдруг уже громче: — Если вы объясните, как это делать... — Вам не доводилось расшнуровывать корсет? — он ощутил, как завивка чёрных волос Элизабет коснулась его виска, чуть щекоча скулу. — Простите, мадам, в таких деликатных штуках я не слишком ловок, — попытался он оправдаться. Действительно, в этом он был совсем не мастер, ему проще было магазин М1911 пулями наполнить, нежели потянуть за эти ленты. Пальцы зудели и покалывали, неотвратимо хотелось коснуться этой кожи, проникнуть под чёрный атлас корсета, ощутить её упругость и мягкость, нарушить тесную гармонию волос. И всё же он тянул за эти ленты, чувствуя, как расходится тонкая стальная клеть, атласом обтянутая, дрожит — в синдроме отмены лопается. Элизабет словно поймала его настрой, придержала падающий корсет обеими руками. Ленты окончательно разошлись, обнажили спину с ещё двумя такими же шрамами, как и между лопаток, при виде которых сердце Захарии сжалось почти до боли, угасшей, однако, от ласкового взгляда её чёрных глаз. Он глядел на неё — как на картину, как на Триумфальную арку, ради которой неожиданно взял взятку жадный до сенсаций фотограф. — Всё, мадам, я отвернулся... — сказал Захария решительно. — Я вообще ухожу! Или не ухожу... Ленты разошлись, Элизабет плотно прижала корсет к голой груди и вдруг резко закинула его Захарии на плечо, отчего он даже опомниться не успел. Право же, она абсолютно не стеснялась: показала свою наготу им обоим, при этом Захария стоял в абсолютном шоке, а Мюльгаут смотрел с выражением мягкой, несколько коварной заинтересованности. А посмотреть у неё было на что: аккуратный рисунок ключиц, безупречная линия плеч, небольшая чуть розовеющая от холода грудь. Живот, пока что полускрытый пояском юбки вызвал особое волнение, особую дрожь в пальцах. Его даже сильнее хотелось коснуться, оттянуть вниз поясок, ласкать кругами плоский живот, такой приятный на ощупь, чуть задевать пальцами мягкую кожу. От вида нагого женского тела у Захарии совсем захватило дух и закружилась голова, волосы словно встали дыбом, по позвоночнику пробежал холодок. Он всё ещё чувствовал рёбра её корсета на своём плече, и холод стали привёл его в чувство: — Стесняюсь спросить, а вам хотя бы не холодно? — Я и не в таких условиях голой ходила, за моё здоровье можете не беспокоиться, — ответила она, даже не вздумая прикрываться, а напротив, потянула вниз юбку. Захария в полнейшем шоке наблюдал, как юбка раскрывается, словно мистический чёрный цветок, увидел снова те самые панталоны и чёрные чулки, прикреплённые к поясу на пару лент, и буквально взмолился: — Мюльгаут, ну хоть вы скажите что-нибудь, сбавьте абсурдность ситуации! Напарник же ответил деликатно: — Поверьте, я на своём веку повидал много обнажённых дам, но она особенно красива и отважна. Только теперь Захария нашёл мгновение, чтобы спросить о шрамах, и осторожно указал на них: — О проклятье... Кто сделал это с вами? Это штыки, верно? — Почти, — ответила Элизабет, чуть приобнимая себя, словно ей стало холодно. Чёрная юбка лежала вокруг её ног нефтяным пятном. — Мои мучители взяли не трёхгранные штыки, а длинные толстые иглы. Было ничуть не легче. Голову Захарии вдруг снова пронзила боль, и он схватился за виски. Он видел самый первый снег, чище, чем все они были, да только окровавленный. В снегу лежало тело, едва прикрытое лохмотьями от одежды, и тоже всё покрытое кровью, как будто его пронзили чем-то острым несколько раз. Первый снег был самым красным, самый первый снег был самым красным, он не знал, где кровь, а где талая вода... — Восемнадцать штыковых ударов... — сорвалось с губ едва слышно. — Простите, что вы сказали? — услышал Захария голос Элизабет и отмахнулся: — Нет-нет, ничего, мэм... Она повернулась и хотела было идти к вешалкам с одеждой, но он задержал её, перехватив белое голое плечо: — Я знаю, какое оружие оставляет такие раны. Вас кололи штыком от винтовки Мосина-Нагана. Как это возможно? В какой войне вы сражались? Перед глазами упрямо подрагивали цветные пятна, сворачивающиеся в блестящих слизней. Элизабет замолчала абсолютно внезапно, и в этот момент её взглядом — пронзительно острым — можно было вгонять плазмиды. Прямо в сердце. Мюльгаут разрубил нить повисшего напряжения, словно невидимую саблю в руке держал: — Мистер Комстецки, оставьте даму. Вы же, надеюсь, знаете, какие раны оставляет война? Захария процедил сквозь зубы: — Знаю... Но не успела толком Элизабет пройти к кабинке, сверкая белизной наготы во мраке примерочной, как внезапно сюда ворвалась мутантка в изорванном красном пиджаке и плиссированной юбке. Половина лица у неё была прикрыта маской из папье-маше, а в руках она держала пистолет. Захария обмер: проклятье, ворваться в такой момент! Да только контраст беззащитной обнажённой Элизы и угрожающей одетой мутантки абсолютно пленял и притягивал, неизвестно отчего хотелось даже опустить оружие, чтобы не встревать в эту неожиданную схватку. — Да прибудет с нами благословение Божие! — воскликнула вдруг мутантка, вскидывая зрачки под веки в благоговейнос выражении. — Грядёт Пророк, уведёт нас в рай земной! От её слов у Захарии что-то дрогнуло внутри, отозвалось знакомой поволокой ладана. Да только не воротил он от него носа, как прочие восторжане. Элизабет же среагировала быстро, подхватила с пуфика свой маленький Кольт и пару раз выстрелила в мутантку. Мюльгаут и Захария на всякий случай тоже выпустили в неё несколько пуль. В случае Элизабет смотрелось это абсолютно гротескно и в то же время изумительно красиво — нагая и беззащитная, она атаковала сильного врага, рискуя собой. Как только отвратительная женщина приблизилась к ней совсем близко, прозвучал выстрел, и алые капли крови мелко брызнули Элизабет на грудь и живот. Захария едва ли не смаковал этот миг, любовался точёными линиями её тела, изысканной ложбинкой в районе солнечного сплетения, мягкими волнами выпирающих рёбер и изгибами рук. Быть с ней — танцевать с кинжалом у горла, слизывать с костяшек кровь убитого зверя, курить ядовитые стебли опия. Её рука чуть дрожала, видно было, что держать пушку ей тяжело, но корпус всё же подался назад, отхаркивая пустой патрон. Снова брызнула кровь, оросила алым всполохом белое лицо и плечи, но на этот раз поверженная мутантка была не столь ловкой, пистолет предательски скользнул, из дула вырвался лишь слабый дымок, зато гильза осталась в стволе. — Наша девочка... — пробормотал Захария восхищённо. — Ещё бы... — подхватил Мюльгаут тем же тоном. Оставалось эту мутантку только добить, что сделал Мюльгаут, ведь он колол себе ЕВУ с упорством опытного кокаинета, не страшась ничего — любовно прижёг женщину Электрошоком. — Вы не замёрзли, мадам? — спросил он Элизабет, но вопрос этот был скорее дежурным, не искренним. — Ничуть. Гляжу, вам нравятся обнажённые женщины с оружием, — непонятно к чему подметила та, покрутив тяжёлый пистолет в своей хрупкой руке. — Фрау Мюльгаут, мир её праху, выбегала нагая против врагов, с одной саблей в руке. Уверяю, она была абсолютно такой же, как вы. Мы иногда забавлялись, приставив друг к другу пистолеты. Соревнование, кто дойдёт до конца быстрее. Она выигрывала. Да только Элизабет не слишком восприняла этот комплимент и артистически, чуть выпятив вперёд низ корпуса, прошлась меж груды одежды, надеясь себе хоть что-то подобрать. Чувственность артистки бурлеска ощущалась в каждом её шаге, в каждой волне её тела. Наконец она нашла что-то чёрное и бросила на пуфик. — Брючный костюм? Серьёзно? — скривил рот Захария. — Приходится довольствоваться тем, что есть... — ответил Мюльгаут скептически. — Господа, если вы не знали, то НАСТОЯЩАЯ женщина выглядит неотразимо при любом бюджете! — блеснула голливудской улыбкой Элизабет, натягивая брюки на стройные ноги. — Вы смелая женщина, — сказал вдруг Захария для самого себя совершенно внезапно. — Вы смелый мужчина, — парировала Элизабет мгновенно, будто ждала. Прищурилась, повела плечом, мол, что такого-то? — Это не одно и то же, — попытался он оправдаться. — Да? — Элизабет выгнула бровь. — А вы поразмыслите хорошенько. Три человека вопреки всем законам и запретам, вопреки даже здравому смыслу залезли в самое опасное место в Восторге, и их тут уже несколько раз чуть не убили весьма изобретательными и довольно неприятными способами. Смелость, безусловно, важное качество. Но чтобы делать то, что делаем мы, надо быть ещё и отмороженными... А брючный костюм на неё сел хорошо — выгодно всё подчеркнул, влился в общий мрак универмага своей чернотой, но всё же напоминал о чём-то светлом белизной строгой рубашки с острым воротником.       Уже после магазина одежды они втроём ещё раз огляделись. Мутантов рядом не предвиделось, но шум где-то вдалеке, за запертыми дверями других магазинов давал знать о себе — многие твари так и остались замурованными, ведь кодов не знали. Им оставалось только перегрызть друг друга, выжрать из раскроенных вен весь АДАМ. Да, сюда отправится только самоубийца. Их здесь однозначно могут убить, даже глазом не моргнут. И мало что против них сделают пара плазмидов с Кольтом и Томми-ганом. Оставалось только всеми силами избегать стычек, но сделать этого не удастся, даже если очень постараться. Убей или умри сам — первейший закон выживания. Захария осторожно завернул за угол. О Боже! Мутант был подвешен к потолку длиннющими цепями, обвитыми вокруг шеи и ног, а концы этих цепей свисали вместо с ошмётками будто бы оплавленной плоти. Лицо его было багрово-чёрным. От чего же он мог погибнуть? Цепи угрожающе скрипнули под весом тела, из чёрного рта вывалился багровый язык. От удушья. Он погиб от удушья... Точно... Это была хитрая ловушка, для установления которой нужна была особая прыткость, а уж если ты бегаешь по потолку и стенам, то это для тебя — вообще пустяк... Захария подозвал напарников и подошёл к подвешенному телу ближе. А это ещё что такое... В одной руке у мутанта сверкало странного вида оружие — три загнутых друг к другу крюка, приделанных к массивной ручке на ремнях. Захария осторожно снял находку с этой ледяной разбухшей руки. — Это ещё что? Магнитный крюк... Аэрокрюк... — он попытался надеть находку себе на руку, да только ремни пришлось ослабить. Они несколько ссохлись, видать, от времени. Захария не упустил шанса похвастаться новым оружием. Деталь, куда он продел пальцы, несколько напоминала кастеты. Он прижал эти кастеты к ручке, и скрюченные лезвия с угрожающим визжащим скрипом провертелись вокруг оси. — Аэрокрюк? — Мюльгаут пристально пригляделся к потёртым лезвиям. — В смысле «Аэрохват»? — Да... — поправился Захария и пробормотал неизвестно к чему: — Константы и переменные. — Что вы сказали, мистер Комстецки? — переспросила Элизабет. — Неважно, — отмахнулся он. Нападения всё также не предвиделось, и Захария рассудил, что для всего их оружия наверняка понадобится сумка или что-то вроде того. Да только где её найти, а... — Что теперь будем делать? — спросил он, оглядываясь. — Всё то же, что и раньше, — бесстрастно, но при этом несколько обеспечно процедил Мюльгаут, — ищем Анну. Его будто не беспокоило то, что минутой раньше они все едва не погибли очень неприятным образом. А вернее будет сказать, страшной смертью. Захария решительным шагом, стискивая кастеты Аэрохвата, обогнал Мюльгаута и повернулся к нему, преграждая ему путь. Мы не сдвинемся с места, пока не произойдёт этот разговор, вот что он показывал всем своим видом и даже ещё раз прокрутил лезвия. Только угрожать было ни к чему — ясно было, он довольно упрям, он готов идти чуть ли не напролом. Мюльгаут круто остановился, колыхнулась от резкого движения тёмная сетка вуали. Прямо за его плечом стояла Элизабет. Захария встретился с ними взглядами. Они не понимали того, он хотел донести, чёрт подери! Пылкими речами он разбрасываться отвык, и его охватила кипящая в венах злоба. — Я имею в виду, ка-а-ак?! — Захария саркастично всплеснул руками, ядовито растянув при этом вопрос. — Этот универмаг как целый мегаполис! Заполненный, как мы видели, очень негостеприимными местными... А ещё это огромная цитадель, полная оборонительных систем, которые едва ли считают нас за друзей... И если мы трое начнём прочёсывать тут всё, то закончим года через... — Спокойнее, mon ami, — Мюльгаут с миролюбивой призрачной улыбкой прервал его. — Я знаю, что делать. Мне кое-что известно о секретах грандиозного универмага Фонтанова. На этом уровне расположена диспетчерская его службы безопасности. Оттуда мы увидим сразу всё.       Сначала путь был вполне тихим, но только после очередного взлома замка активировалась, хоть и очень запоздало, та самая служба безопасности, и откуда ни возьмись выскочила бешеная турель, не преминувшая пустить по ним очередь. Они еле успели от неё увернуться и кинуться в другую сторону. Захария знал: от турелей трудно убежать и тем более спрятаться, поэтому предпочёл стратегию «бежать, куда глаза глядят, пока турель не потеряет след». Они бежали по этому проклятущему универмагу, не смея даже оглядываться, и не было теперь другой дороги назад, кроме как снова через пули, пламя и ток. Универмаг Фонтанова словно превратился в исполинскую вражескую цитадель, где всякий враг мог спрятаться в любое время, чтобы внезапно выскочить и убить — глазом не моргнёшь. Причём даже неясно было, где находится чёртова диспетчерская, оставалось только бежать наугад, успевая только взламывать двери, отчего у Захарии уже отнялась рука — рано или поздно пальцы сами откажутся откручивать и закручивать винты, что, между прочим, у него получалось далеко не всегда. Бежать было трудно — мешали турели, бухавшие позади, под лестницами, а их взламывать было несколько тяжелее, чем замки. И речи не шло, чтобы эти боевые машины воевали за них — лишь бы их самих не прошили очередью, этого было вполне достаточно. Захария не понимал, как могло получиться, но в этом была какая-то ошибка — однако размышлять было некогда, ведь всякий раз приходилось пригибаться или быстро забиваться за угол, спасая голову. Они вдвоём с Мюльгаутом, насколько могли, закрывали Элизабет от препятствий — получалось пока что не слишком успешно, пули от дробовиков мутантов вонзались им в тела, чиркали по бетонному полу, оставляли на стенах круглые чёрные пятна и всякий шаг вперёд означал смерть. Захария не знал, отчего он перестал чувствовать боль — уж не от плазмидов ли? — но понимал, что это уже не первый шаг к мутациям, ведь первые несколько им уже пройдены. Они с Мюльгаутом ранились и попадали под осколки стекла, зато Элизабет оставалась невредима. Она не издавала ни звука, лишь осторожно пятилась от очередного мутанта, рывшегося в мусорном баке чуть поодаль от их передышки — хотя страшно хотелось подойти к ней и наконец обнять. Их спасала лишь скорость — не пальни Мюльгаут в мутантов пламенем, они втроём давно бы уже были мертвы. А передышки случались едва ли не за каждым поворотом, как только складывалось ощущение, что никто на них больше не накинется. Захария чувствовал, что сердце колотится где-то в горле, как одежда вымокает от крови, как пули чуть задевают мышцы. Боли больше нет, одна усталость, подумал он. Тишина не была им на руку — она означала лишь скорую атаку. Было тихо, слышно было только хриплое дыхание Мюльгаута, чуть с присвистом, да слабые стоны из мусорного бака, куда свалился подожжённый им мутант, когда Захария с Элизабет внезапно споткнулись и повалились на пол. Стало совсем тихо — казалось, все мутанты вокруг слышат их и готовятся нанести удар в самый неожиданный момент. Осторожно вставая на ноги, Захария обнаружил, какое это великое облегчение — идти дальше, бежать, ничего не боясь. Но отдыхать было нельзя — секундная передышка могла стоить жизни. Где-то впереди по проходу послышался характерный гул, звуки оружия. Наконец-то они прорвались… И с каждым шагом он становился всё ближе и ближе, будто бы смерть шла им троим навстречу, высоко поднимая когтистые лапы. Смерть, думал Захария, это то самое, о чём мы говорили. Они едва сумели оторваться от орды набегающих мутантов, те уже наступали, задевали своими тенями их тени, как вдруг показалась дверь, герметичная, стальная, с надписью «Только для персонала». Стоило только захлопнуть её, закрыть на все замки засовы, как вмиг наступило странное чувство облегчения, хотя мутанты всё ломились и грозились пробить стальную обшивку. — Не пробьют, — выдохнул Мюльгаут. — Это вам не алюминий, а уж тем более раяний! Это сталь, мать вашу! — на этих словах голос его вмиг словно заржавел. Едва шум за дверью поутих, как им выпал шанс осмотреться. Диспетчерская уже являла из себя зрелище крайне запущенное — свет горел едва-едва, экраны мониторов на стенах зияли трещинами, письменные столы были разворошены, а диванчики под мониторами словно изодрали чьи-то когти. Захария поморщился: в них с Мюльгаутом выпустили по полному заряду Кольта как минимум. Похоже, это действительно одно из последствий АДАМ-зависимости: нечувствительность к боли. Однако пули стоило вытащить, иначе от заражения крови они загнутся на раз-два. Об этом он сухо сказал Элизабет, пока Мюльгаут пытался отдышаться на одном из диванчиков. Лицо его при этом откровенно перекосило. То был ещё один симптом плазмидного психоза — искажённая мимика. Захария поёжился — а тех ли мутантов они боятся? Быть может, стоит бояться того, кто рядом с ними и не упускает шанса использовать плазмиды? Если так, то придётся от герра Мюльгаута держаться на расстоянии. Элизабет тем временем возилась где-то в шкафах и нашла там увесистую аптечку, откуда сразу же вытащила эфир для наркоза. Современное средство, подумал Захария. На войне его бы накачали морфием или чем похуже. — Я не хирург, конечно, но пули вам постараюсь вытащить. О... Тут и склянка АДАМа есть... — Захария услышал приятное постукивание её ноготков по стеклу. — Самое то, чтобы не возиться с бинтами. Он покорно дал приложить к лицу ткань, смоченную в эфире, и погрузился в беспамятство.