Короли Игнисаквы

Pandora — 2WEI, Edda Hayes

Агаар плавно скользил по воздуху над столицей, широко взмахивая массивными светло-голубыми крыльями, позволяя жителям впервые за долгое время лицезреть себя. Мысли дракона и его всадника сейчас были едины, равно как и их цель. Голубые глаза обоих наполняла решимость, подпитываемая раздававшимися отовсюду строчками древней песни. Вскоре они, поднявшись ввысь, скроются за облаками, но пока, по традиции, оба дракона летели над небольшими кирпичными домами, преимущественно бронзового цвета, оставив позади и замок, и храм, и последнюю надежду.

В необъятном небе виднеется тень —

Она ярка, крепка и смертоносна.

Громким рёвом тень оповещает людей

О восстании достойном.

Невольно Юнги впитывал древние строчки, пуская их по крови. Каждый житель всех королевств, входящих в состав Круга Драконов, знал слова песни, в последний раз публично звучавшей сотни лет назад. Строчки из неё молниеносно разлетались повсюду, жители могли напевать её в узких кругах, но открыто крича во всё горло её было запрещено петь как монархам, так и простолюдинам. Строчки этой песни испокон веков наполняла древняя сила, которую, по легендам, создала сама Смерть. Стоит её спеть, и назад пути уже не будет.

В небе солнце сменяется луной,

В небе короли сменяют друг друга.

В небе сегодня никого не назовут недостойным. Победитель будет править долго, а проигравшего с почтением отправят к предкам. О королях, бросивших вызов и согласившихся его принять, не говорили плохо. Никогда. О таких говорили только с благоговением, какие бы законы они ни внедряли, какие бы ограничения ни вводили. Небесные короли, поставившие собственные жизни на кон ради сохранности множества невинных душ, всегда почитались, какое бы прошлое их ни преследовало, какое бы будущее они ни сотворили. Они оградили людей от войны, а важнее жизни ничего никогда не существовало.

Достойный, великий, доблестный —

Лишь он будет нами править, лишь ему сидеть на троне.

А мы кричим, болея за милосердие,

Мы поём небу, поём зверю, поём королям, схлестнувшимся в небе.

Юнги боковым зрением видел справа от себя летящего на Вэси Хосока. Остался всего один круг над столицей, и настанет пора взмыть ввысь, подальше от людских глаз, подальше от зданий, растений, животных и всего того, что может быть уничтожено мощью драконов. Набрав в грудь побольше воздуха, альфа сжал поводья и, натянув их на себя, мысленно велел Агаару развернуться для последнего круга.

Яркие вспышки и яростный рёв,

Яркое пламя и ярость богов.

Небо, не вмешиваясь, лицезреет борьбу.

Достойный, великий, доблестный.

Песнь, звучащая из уст тысяч людей, глядящих на них с земли, покрывала кожу Юнги мурашками. Хотелось верить, что они поют, сердцами веря в Ким-Хаанов. Хотелось надеяться, что народ на их стороне, что народ тоскует по тем, кто правил ими последнюю сотню лет.

Драконы в гневе поют.

Вслед за последним воем видится он —

Достойный, великий, доблестный король,

Сохранивший невинные жизни.

Никто из тех, кого Юнги знает, не лицезрел становление Небесного короля. О таком только читали, шептались, пели, сплетничали и гадали. Несмотря на это, правила провождения небесного боя знал едва ли не каждый.

Народ ликует, славит короля,

Он стал великим, править ему всегда.

Подле него стоит гигантский зверь,

Доблестно одолевший падшего врага.

Агаар и Вэси летели с одной скоростью, то опускаясь ниже к зданиям, то поднимаясь выше. Чешуя Вэси походила на глубокий синий океан, её сияние завораживало каждого смотрящего снизу. Чешуя Агаара была светлее, она напоминала небо, покрывающееся тонким слоем льда.

Король и дракон, два сердца в одном,

В едином порыве достойно спасают свой дом.

Стоило драконам в последний раз пролететь над столицей, оба по беззвучной команде ринулись вверх. Мгновение — и они скрылись за облаками, полетев в разные стороны. Первый этап был окончен: столица, Боги, каждый житель и небо увидели претендентов. Теперь черёд второго, последнего этапа: сражение за звание Небесного короля.

***

Вечность уже миновала или прошёл только год?.. Тэхёну казалось, что выбраться из глубины, в которой он тонул, уже нельзя. Время стёрлось, разум смазался, а от тела будто и вовсе ничего не осталось. Он ничего не видел и не слышал, ощущая только боль, которая, наверное, уже не исчезнет. Если бы не знакомый голос, побуждающий дышать, тужиться и держаться, он бы вряд ли сумел вспомнить, из-за чего оказался на глубине. В один миг у него пересохли губы, а в следующий в рот попало нечто солёное. Губы треснули. Только через какое-то время в рот попала вода, отчего он наконец распахнул глаза. Думалось, утонет, но он вновь очутился в своём гнезде. Лучше бы утонул... — Осталось немного, скоро всё закончится, — раздалось совсем рядом. Свет неприятно резанул по глазам, вынудив Тэхёна накрыться пледом. Будь его воля, он бы и ноги накрыл, но Чонгук позволил накрыть только голову, грудь и половину живота, всё остальное оставив полностью обнажённым. Действуя инстинктивно, омега то тужился, то громко, прерывисто дышал, стараясь не задохнуться. Всё тело дрожало, хотелось сжаться в комок, но альфа не позволял, вцепившись в его бёдра, вынуждая держать ноги раздвинутыми. Вечность назад, когда боль впервые коснулась тела, Тэхёну думалось, что хуже быть не может, но сейчас, испытывая безостановочную пытку интенсивными схватками, невыносимо захотелось вернуться в начало. Та боль ещё не была настоящей, её возможно было выносить. Тогда у него были передышки, а сейчас, стоило на секунду боли ослабнуть, как она возвращалась с утроенной силой. Он то кричал, то выл, то терялся в пространстве. Крик заглушал иные звуки, плед защищал его от света, и всё же легче не становилось. Получится ли вообще?.. Низ живота и ноги были в огне. Всё ниже груди пылало. Так яростно и безнадёжно. Сколько бы он ни тужился, крик малыша не раздавался. Закончится ли это мучение?.. Если бы Тэхён находился в замке, ему бы наверняка уже дали выпить особый чай, способный облегчить роды. Если бы он только знал состав этого чая, если бы только спросил про него у Сокджина... Мысли путались, мучили его сожалениями. В одно мгновение в груди даже вспыхнула ярость, но секунду спустя её смела усталость. Даже сил на то, чтобы ударить варвара, из-за которого он то тонул, то сгорал, не осталось. Всё, что имелось, он тратил на крики и попытки тужиться. — Я вижу его, слышишь?! — как гром среди ясного неба. — Не останавливайся, тужься! Новый крик, вырвавшийся со рта Тэхёна, был пропитан чем-то новым. Он до боли сжимал руками края пледа, жарясь под ним, не замечая пот, стекающий как по лицу, так и по всему телу. Пламя внизу живота стало яростнее. Такое сильное, такое жестокое. Хрип, всхлипы и болезненные стоны сменялись криками, которые переставали оглушать округу только в секунды, когда в груди совсем не оставалось воздуха.

***

The March — Kings & Creatures, Aeph

В небе, среди облаков, случившееся на земле уже не казалось Хосоку столь необратимым. Отчего-то он даже после традиционного полёта над столицей не до конца осознавал происходящее. Думалось, в следующий миг всё завершится. Думалось, вот-вот, и Юнги отступит, но он всё не отступал. Звучащий издалека рёв Агаара становился ближе. Безоблачное небо, будто смутившись сразу двух драконов, покрылось облаками, не то облегчив грядущее сражение, не то его усложнив. Вэси, переняв настрой Хосока, тоже не была уверена в серьёзности намерений дракона, с которым не росла, чьё сердце было ей незнакомо. Облака вдали затрепетали вместе с сердцем Чон-Драака. Секунда — и впереди, прорвавшись сквозь воздушную массу, показался агрессивно настроенный зверь. Установившийся зрительный контакт покрыл кожу Хосока мурашками. В глазах Агаара виднелся лёд, точно такой же лёд заполнял глаза Юнги. Нападут ли? Хосок до боли сжал челюсти, сильнее вцепившись руками в поводья. Всё его тело было напряжено. Казалось, ещё чуть-чуть, и в венах сверкнут молнии. Он ощущал не только собственный мандраж, но и беспокойство Вэси, которой не до конца было ясно, нужно ли обороняться или всё не взаправду. Расстояние чрезмерно быстро сокращалось, а намерение во взглядах напротив не прояснялось. Когда до прямого столкновения оставалось совсем немного, альфа припал грудью к Вэси и, не отдавая никаких команд, в ознобе зарычал. Нападут ли?.. Яркая обжигающая вспышка пламени, вырвавшаяся из глотки Агаара, ознаменовала начало конца. Вэси мгновенно ринулась вниз, болезненно задёргав опалёнными крыльями. Ошибка Хосока, его глупость к этому привели, ведь даже в небе, следя за надвигающейся угрозой, он до последнего надеялся на лучшее, отказываясь верить в то, что Юнги решится на его убийство. За спиной слышался грозный рёв, тенью следующий по пятам. Обернувшись, альфа мутным взглядом постарался найти на лице Ким-Хаана хоть что-то, что было способно всё исправить. Ничего. Юнги был намерен идти до конца. Его поза, его стеклянные глаза — всё об этом говорило. — Вэси, мы будем сражаться! — взревел Хосок, натянув поводья, веля дракону развернуться. Больше в его сердце не осталось сомнений. Юнги полон решимости, а значит, и ему нельзя отступать. — Мы должны их одолеть! Слова не были необходимостью, Вэси и без них почувствовала смену его настроя, но Хосок никогда не мог молчать в тревожные мгновения. Вместе со словами выплёскивалась уверенность, которая сейчас была необходима им обоим. Драконы вновь летели по направлению друг к другу, однако перемена чувствовалась не только внутри, но и в запахшем бурей воздухе. Скользя по небу над лесом, распростёртым до виднеющихся вдали гор, Вэси и Агаар, утробно клокоча, сцепились когтями, отчего Хосок с криком едва не сорвался с седла. Стекающий по лицу пот мешал ему, не давая отчётливо видеть противников. Будь его воля, он бы провёл ладонью по лбу и глазам, но разжимать ладони, сжимающие поводья, было нельзя. В секунду, когда в небе раздался жуткий рёв, Хосок и сам едва не завопил. Когти Вэси, ударившие Агаара по груди, были в ярко-красной крови. — Умница! Только Хосок собственным голосом придал дракону сил, как Вэси мучительно взвыла, резко ринувшись вниз. Кровь от острых когтей теперь лилась и из её груди. Альфа тоже взвыл, испытав боль синего дракона, передавшуюся из одного сердца в другое. Ветер бил в лицо, но он ни на миг не сомкнул слезящиеся глаза, вертя головой из стороны в сторону, ища скрывшегося среди облаков Агаара. Горы становились ближе, Вэси без приказа отчего-то летела в их сторону. В мгновение, когда густые ряды деревьев, что казались свысока чёрными, сменились бело-серыми горами, от которых веяло холодом, Хосок услышал далёкий жалобный вой, звучащий из-под земли. Рёв Су наверняка услышал и Юнги. Девочка кричала столь отчаянно, столь оглушительно, что ему захотелось сбежать, пойдя на поводу мольбы белоснежного дракона, но лишь на секунду, вслед за которой он побудил Вэси лететь выше: — Нужно их найти! Не успела Вэси взмыть выше, как Хосок закричал, припав грудью к её спине, стоило смертоносному огненному потоку политься в их сторону. В отличие от него, Вэси, не растерявшись, разинула пасть и с яростным рёвом пустила в Агаара равную вспышку пламени. Её чешуя была подобна раскалённой лаве. Крик альфы был равен её рёву, своим криком он старался совладать с жаром, лившимся будто бы отовсюду. Два мощных, равных по силе огненных потока слились на середине. Ни один дракон не уступал. Оба, ударяя по воздуху раскалёнными изнутри крыльями, готовы были бороться до конца. Красно-оранжевая вспышка в чистом небе походила на кару, пришедшую в горную местность из центра земли, куда уходили грешные души. Огонь в белизне высоких размашистых гор наверняка знаменовал приход смерти. — Попробуй атаковать снизу! — поняв, что ни одно пламя не уступит, Хосок решил действовать иначе. Мгновенно послушавшись, Вэси молниеносно ринулась вниз и, подлетев к открытой груди Агаара, вцепилась в неё двумя лапами, порезав чешую когтями, что были острее клинков. Вопль Агаара не остановил Вэси, которая, не теряя время, начала бить по нему изящными, покрытыми толстой чешуёй синими крыльями, чья сила не уступала силе лап. Нацелив всё внимание на атаку, она не заметила, как рёв Агаара смолк. В следующий миг в её шею вцепилась мощная челюсть, заставившая болезненному рёву уже вырваться из её глотки. Кровь обоих драконов лилась на чистые нетронутые горы. Боль, затмив всё вокруг, оглушила Вэси, изо всех сил забившуюся в захвате. Хватка на длинной шее, углубляясь. Её всадник кричал, просил её лететь вниз, но ей никак не удавалось вырваться из захвата. Она била по чужой груди когтями и крыльями, жалостливо крича. Била до тех пор, пока не удалось вдавить достаточно глубоко, пробив когтями грудь Агаара. Только тогда его челюсти разжались, и Вэси ринулась вниз, к горам, понадеявшись найти укрытие среди них. Хосок на себе испытал боль дракона. Его сердце колотилось столь сильно, что казалось, ещё немного, и оно, не выдержав, остановится. Страх за жизнь Вэси не позволял здравомыслию взять верх. Всё вокруг покрыла пелена, в его глаза лился пот, но, быть может, то были слёзы. В этот самый миг скопившаяся в груди ярость достигла предела. В этот самый миг альфой и его драконом было принято решение биться до самого конца.

***

Тэхён из-за силы собственного крика не сразу заметил ещё один крик: слабый, прерывистый, жалобный. Хотелось открыть глаза, но в его теле совсем не осталось энергии. Сейчас он мог только, тяжело дыша, прислушиваться к звукам. Слышалось копошение, и тихий плач не утихал. Вскоре омега заметил неожиданную лёгкость внутри. Боль прошла. По крайней мере, тело больше не горело. Может, дискомфорт остался, но он его уже не ощущал после пережитого ада. — Роза, у нас мальчик, — тёплое дыхание опалило ухо. — Ты справился. Тэхён болезненно застонал, силясь распахнуть глаза. Отчего-то у него никак не выходило. Желание увидеть мальчика было нестерпимым, оно побудило его вновь заорать, однако со рта ничего не сорвалось. Все силы уходили на дыхание. На мгновение ему стало прохладно, будто защитный плед исчез, а после на грудь положили нечто влажное, нечто живое. Его сын. Ребёнок захрипел, и омега попытался поднять руку, но двинуться тоже не вышло. — Ты такой молодец, слышишь? — вместе со словами волос коснулась чужая рука. — Ты родил Саатуса. Он крохотный, такой крохотный, но выглядит нормально. Стараясь не уснуть, Тэхён прислушивался к голосу истинного, впитывая каждое сказанное слово о сыне. Крохотный. Насколько крохотный?.. Кажется таким лёгким, но раз он двигается и плачет, значит, всё в порядке? Будь у него силы, он бы со всех сторон рассмотрел своего крохотного сына. Небольшой вес было приятно чувствовать на груди. Сейчас он только грудь и чувствовал, потеряв связь с другими частями своего тела. Казалось, если тяжесть малыша пропадёт, то и её он больше не будет ощущать. — Отдохни, — не переставая поглаживать мягкие волосы. — Тебе нужно поспать. Поспишь, наберёшься сил и взглянешь на Саатуса. Он тоже поспит вместе с тобой. Тэхён, ты обязательно должен проснуться, как только наберёшься сил. Приятная темнота казалась ласковой и такой уютной. Дыхания омеги и младенца выравнивались. Один, расслабившись, протянул руки покою, в котором хотелось пробыть несколько часов, а второй сомкнул глазки в попытке скрыться от яркого света и тихо лежал, едва заметно двигая пальчиками рук. Только когда грудь оказалась накрыта пледом, который теперь согревал не только его, но и малыша, Тэхён окончательно провалился в блаженную темноту, в которой не было ни пламени, ни адской боли, ни режущих слух криков. В эту темноту он целую вечность мечтал попасть, благо небеса, наконец-то сжалившись, пустили его туда.

***

Raising Wolves — Kings & Creatures, Si Begg, Damon Baxter

Чувствуя Агаара как самого себя, Юнги морщился от боли, сковавшей их исполосованную грудь. Кровь священных существ сегодня окрасила и древний лес, и горы. Запах крови стоял в воздухе. Она, переплетаясь с неизбежностью, лишала его кислорода. Тихое рычание Агаара, зависшего над покрытыми снегом горами, напомнило ему о долге. Острые неприступные вершины изящно вонзались в чистое небо. Где-то там затаились враги. Чем ниже опускался дракон, тем глубже Юнги удавалось вдыхать свежий воздух. Он кожей ощущал на себе их взгляды. Чего они ждут? Может, набираются сил? Оба дракона были ранены, они готовы были рухнуть на землю от усталости, но оба держались из последних сил ради своих всадников и долга. Агаар точно знал, что сдастся он только в случае собственной гибели. Небо над Игнисаквой принадлежало ему, а не чужакам. И горы, и лес — его территория, он здесь вырос, он появился на свет на этой земле. Его долгом было защищать Игнисакву. Стоило внизу, среди ущелий мелькнуть синему силуэту, Агаар со скоростью света ринулся в погоню. Юнги сильнее обмотал поводья вокруг рук, мысленно веля дракону делать всё для победы. Грозный рёв нарастал с приближением к скале, за которой скрылся вражеский дракон. Отчего-то думалось, враги после сильного ранения решат прятаться, поэтому пламя, полетевшее навстречу, при приближении к скале, вырвало со рта вскрик. Грудь и правое крыло Агаара, которым Юнги прикрылся, опалило. Не дав ни секунды, враги кинулись на них, и мгновение спустя Агаар взвыл от боли, когда в его глотку впилась чужая пасть. Не жалея себя, он в ответ впился зубами в тонкую, длинную, но крепкую шею Вэси. Драконы, вцепившись друг в друга когтями и зубами, закружили в воздухе подле ледяной скалы, чьему холоду не удавалось ни остудить, ни утихомирить огненных существ. Пока драконы пытались перегрызть друг другу глотки, их всадники изо всех сил старались удержаться верхом. Челюсти драконов разжались, только когда земля оказалась слишком близко. Оба с грохотом рухнули на снег, лишь чудом приземлившись на лапы. — Вэси! — раздался крик, полный отчаяния. Юнги только сейчас заметил кровь на себе. Всё было в лившейся из драконов крови. Припав грудью к спине Агаара, он на мгновение зажмурился, стараясь прочувствовать его состояние. Его дракон, несмотря ни на что, держался. По биению его сердца Юнги смог прочесть намерение идти до конца, что, несмотря на собственную усталость, ободрило обоих. Он не один. Их двое. И пока они вместе, пока им есть ради чего бороться, они ни за что не сдадутся и не позволят врагам одержать победу. Угрожающе заклокотав, Агаар привстал, расправив израненные крылья. Напротив него точно так же взмахнула крыльями Вэси. Кровь из её глотки пачкала белоснежный снег. Сегодня они оставили след человеческой злобы на древних горах, не знавших доселе грязи. Юнги вновь удалось поймать взгляд Хосока. Сейчас в нём не виднелось ничего, кроме решимости. Никто не сдастся. Никто не остановится. Таковы правила. «Мы не можем им проиграть», — в мыслях прошептал альфа, вытянув руку и коснувшись тёплой чешуи Агаара. Агаар тоже поставил на кон всё ради своей земли, ради своего всадника и второго человека, близкого ему, разделяющего кровь с Юнги. Замерев друг напротив друга, драконы приоткрыли пасти, не переставая испепелять друг друга суровыми ледяными глазами. Такими одинаковыми, но совершенно разными. В глазах Вэси до начала сражения виднелись отголоски наивности, какой никогда не было во взгляде Агаара. Он вырос один, лишь изредка ему доводилось видеться с другими драконами. Вэси была другой, она росла среди драконов, под их защитой, окружённая их присутствием и заботой. На ней никогда не было такой ответственности, какая с самых малых лет лежала на единственном защитнике королевства. Бремя и лёгкость... Жар окутывал драконов — пламя грозилось закончить начатое. Вокруг стояла тишина, будто лес приказал всем обитателям смолкнуть. Ни птиц не было слышно, ни шёпота ветра. Всё стихло. И эту тишину вскоре разразил рёв, вслед за которым драконы синхронно, шире разинув пасти, выпустили друг в друга единственное оружие, способное превратить землю в ад. Беспощадное пламя вражеского зверя врезалось в пламя Агаара. Исходящий от драконов гул был оглушительным. Каждый понимал, что стоит только дать слабину, и губительный огонь заберёт в иной мир сразу двоих. Кто же сильнее? Чей дух одержит победу? Сквозь огненную завесу Юнги увидел, как Вэси, отчаянно замахав крыльями, начала отступать назад. Ещё немного и пламя Агаара доберётся до её морды. В последний миг, когда поток едва не коснулся её чешуи, она, оттолкнувшись от земли, взмыла вверх. Пять метров — на столько ей удалось подняться ввысь, прежде чем Агаар, взмывший следом, сомкнул челюсти на её горле и ударил мощными крыльями по её крыльям. Вопль Вэси, не сумевшей удержаться в воздухе, был жалостливым, а грохот от её падения заставил ледяную землю задрожать. Кричала не только она, но и её всадник, чья левая нога оказалась придавлена. Спрыгнув с приземлившегося на землю Агаара, Юнги, несмотря на нечто оглушительно стучащее внутри, вытащил длинный меч и ступил ближе к лежащим на земле врагам. Так он их безустанно называл в своей голове, лишь бы не думать о доверчивости, видневшейся в тёплых карих глазах. Он всё делает правильно. Так всё и должно вернуться на круги своя. Агаар тенью ступал прямо за ним, не переставая утробно рычать, готовясь лишить жизни самку. — Не смей её трогать! — изо всех сил закричал Хосок, силясь побороть боль, хлынувшую отовсюду на его тело в миг, когда они с Вэси оказались на холодной земле. — Убей меня, но пощади её! Позволь ей улететь! Каждое слово навечно останется с Юнги. Этот голос, этот взгляд не выйдут из его головы и годы спустя. Он будет смотреть в своё отражение, и каждый раз в нём будет видеть карие глаза того, чью жизнь ему необходимо отобрать. Несмотря на возникшую внутри дрожь, несмотря на подкативший к горлу ком, он со льдом в глазах сокращал расстояние, сильнее сжимая двумя руками меч. — Вэси, улетай! — потеряв последнюю надежду. — Сейчас же улетай! Вопреки приказу, Вэси, хрипло взревев, окутала своего всадника хвостом и закрыла его подранным, истекающим кровью крылом от вражеского взора. Верное сердце не позволит ей сбежать, не позволит оставить своего человека. Лучше одновременно уйти вместе с тем, чья душа тесно переплеталась с её душой. Даже будь у неё силы на ещё один полёт, она бы не оставила Хосока. — Не стоило вам прилетать в Игнисакву, — негромко сорвалось со рта. Медленно набрав в грудь побольше воздуха, Юнги постарался совладать с окутавшей всё тело дрожью. Плеча осторожно коснулась голова Агаара, во взгляде которого виднелась необходимость закончить начатое. Достойная победа не принесла покоя его сердцу, но, так или иначе, вернуться в столицу сможет только один: истинный король, коим Юнги всегда должен был стать. С тихим свистом он решительно шагнул вперёд, чуть приподняв меч. Наравне с ним ступал оглушительно взревевший Агаар, готовый перекусить горло раненному вражескому дракону. И только небо, следившее за всем, не отрываясь, ощущало скрытую боль обоих, ведь их сердца никогда не желали чернеть.

***

Джину ни разу за все прожитые в стенах замка годы не было так страшно, как сейчас. Внутри бурлила кровь, в груди не хватало воздуха, и виной тому был не переполох, случившийся из-за небесного сражения, проведённого семь дней назад, а из-за видений, не позволявших ему ни есть, ни спать, ни адекватно мыслить. Ступая по длинным коридорам, в крепких стенах, отдававших золотом, он до крови царапал собственные пальцы. Семь дней он пытался усмирить своё сердце, семь дней старался переубедить себя, отговорить от того, что может спасти будущее Игнисаквы, ведь в этом случае от его собственного будущего наверняка ничего не останется. Его терзала кровь, терзало пламя, терзали вопли, терзали грядущие смерти. Подобную муку он мог перетерпеть, и он даже, заставив себя не покидать уединённый кабинет, пропитанный запахами трав, ждал, веря в то, что видения оставят его. Вера не помогла, небо не услышало. На седьмой день правления Ким-Хаан Юнги, вернувшего свой трон, своё королевство, Джина посетило то видение, от которого он уже не оправится, если ничего не предпримет. Перед его покрывшимися белой пеленой глазами в огне сгорал Ким-Адал Намджун. Единственный человек, способный вынудить его рискнуть собой, умирал, сражаясь на стороне того, с кем бок о бок рос. Вернувшись в Игнисакву, так и не найдя королей, Намджун и Маркус не сумеют признать правление Ким-Хаана, не сумеют покинуть ни Игнисакву, ни предать имя Чон-Драаков. Помимо охватившего Намджуна пламени, Джин видел пламя, коснувшееся столицы. Мощь драконов разрушит дома тысяч людей. Будь в видении только нелюбимые травнику люди, он бы, скрипя сердцем и душой, молча ждал, а может, решил бы сбежать подальше от ада, подступающего к Игнисакве, но в видении был тот, кто был рождён для него и ради кого был рождён он сам. Такое невозможно вынести. Он и не станет. Не сумеет, поэтому, едва переставляя ногами, сокращал путь до покоев короля. Целая ночь, проведённая без достаточного количества воздуха, полная слёз и терзаний, ушла на принятие решения, которое способно как спасти тысячи жизней, так и забрать его собственную. Может, это и есть причина его рождения? Может, ради этого его растили, обучали, помогали? Может, это и есть конец, предначертанный для него свыше? А если так, то стоит ли терзаться? Если это и есть его судьба, он должен с достоинством её принять. Его прабабка, не побоявшись, спасла жизни людей ценой своей. Наверняка, и он был рождён ради этого. Мысли о Лурре не позволяли смирно принять грядущее. Он может остаться с ней, но потерять истинного альфу, а может рискнуть собой, но спасти Намджуна. Наверняка, именно этот невозможный выбор и покрасил несколько прядей на его голове в белый цвет. Он и не заметил перемены в себе, зато заметили другие люди, коих в замке было много, и большинство из них были ему незнакомы. Так много чужаков в его доме... Их взгляды казались пустыми, но, быть может, такими были его глаза. Он мельком оглядел стоящую стражу, подойдя к покоям короля, и ни на чьём лице не заметил ни единой нотки страха. Только ему до ужаса страшно? Только он чует аромат смерти? Неужели никто другой не понимает, что в Игнисакву вскоре вернутся улетевшие драконы? Джин больше не мог выносить золото стен, оно его душило. Всё здесь пропахло реками крови, которые хлынут отовсюду, если он смолчит, если струсит. Стоило вплотную подойди к массивным дверям, которые через секунду распахнёт для него стража, по его лицу потёк липкий пот. Он должен помочь потерявшимся королям вернуться в Игнисакву. Он должен изменить судьбу Ким-Хаан Тэхёна, Чон-Драак Чонгука и Чон-Драак Саатуса, которым Судьбой было предначертано всю оставшуюся жизнь прожить на далёком, скрытом ото всех острове. Он должен побудить Юнги снять цепи с Су, ведь только она сумеет добраться до острова, только её сердце способно прорваться сквозь ураганы туда, где её преданно ждёт по-прежнему бьющееся сердце чёрного дракона и приручивший её всадник.

***

Тэхёну трижды понадобилось провести рукой по волосам, чтобы убедиться в их чистоте. Тело тоже не казалось грязным, но ведь он не мылся... Сколько бы он ни хмурился, стараясь вспомнить последний поход к водопаду, ему не удавалось. Это было точно до родов, а значит, самостоятельно он не мылся — его помыли. Ну и славно. Наверняка он больше никогда не испытает стеснения рядом с Чонгуком, который и так уже увидел гораздо больше нужного и принятого. Поднеся ко рту кашицу, сделанную из манго, банана и кислых ягод, Тэхён обвёл пристальным взглядом чистый пол, который тоже не мыл, и посмотрел на Чонгука, устроившегося на полу в шаге от его постели возле деревянной кроватки. Около получаса альфа о чём-то перешёптывался с малышом. Омеге удавалось отчётливо расслышать только ласковое «Саатус». Его сын. Мальчик и, вероятнее всего, альфа. Воспоминание о первом осознанном прикосновении к тому, кто долгие месяцы рос внутри него, по-прежнему сдавливало грудь. Он родил и выжил. Они оба живы, оба дышат. Мальчик, родившийся на восьмом месяце беременности, был совсем крошечным, как Чонгук и говорил, но благо, он почти не отказывался от молока, которое с трудом, но появилось спустя почти сутки после рождения малыша. Целый день, по рассказам альфы, младенец впустую сосал его соски, и только ближе к ночи из них начало выходить молозиво. Тэхён этого не помнил, несколько дней он, окутанный туманом, провёл на грани сна и бодрствования. Выяснилось, что из жизни выпало практически пять дней, за которые Чон-Драаку пришлось самостоятельно справляться со всем, включая орущего мальчика. — С чего это ты называешь моего сына Чон-Драак Саатусом? — поставив деревянное блюдце на пол, омега приподнял брови и сложил руки на груди. — Это хорошее имя, — не оборачиваясь, продолжая водить указательным пальцем по мягкой щеке малыша. — Оно сильное, надёжное и справедливое. — Я назову его иначе, — с упрямством в голосе. — И как же? — усмехнулся Чонгук, точно зная, что у его наследника не будет другого имени. — Ещё не придумал. — Пока думаешь, будем звать его Саатус. Не будем ведь мы называть его «мальчик» только лишь из-за того, что ты за столько месяцев не удосужился выбрать для него имя, верно? — на последнем слове Чонгук повернул голову вбок и, приподняв уголки губ, опустил взгляд с глаз омеги к его правому запястью, на котором красовался новый браслет. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше, — пристальное внимание к собственной руке не скрылось от Тэхёна, из-за чего он невольно глянул вниз. — Что это?.. Тёмный браслет, сплетённый будто из корней, в центре которого виднелся камень кроваво-красного цвета, оплетал, подобно змее, его запястье. Когда он вообще появился? И откуда взялся камень? Похож на камень, заменивший варвару левый глаз. — Сделал для тебя, — легко сорвалось с губ. — Это рубин? Где ты его взял? — Нашёл. — Ты снова туда ходил, — осознание покрыло спину омеги ледяными мурашками. — Я же просил тебя. — Остров нам не враг, — в тысячный раз прозвучало в стенах дома. — Я не просто так прошу тебя держаться подальше от пещеры. Ты ведь и сам знаешь, что с ней что-то не так, — понизив голос. — Мало ли что ты можешь притащить оттуда в дом... — Я притащил рубин. — Я говорю не о камне. Тэхён старался не верить в потустороннее присутствие, но те шаги по-прежнему в узел стягивали его внутренности. Он слышал и чувствовал. Ему не приснилось и не померещилось, благо последние месяцы нечто оставило его, позволив спокойно спать. — Моим словам ты не веришь, но веришь в существование сущности, которая якобы обитает в пещере... — устало выдохнул Чонгук, потерев переносицу. — Я верю своим ушам. Положив правую руку рядом с Саатусом, альфа едва ощутимо его касался, стараясь не беспокоить. Необходимость чувствовать тёплую бархатную кожу сына невозможно было контролировать. Особенно сейчас, когда он был слишком крошечным, когда его кожа была слишком тонкой, слишком уязвимой, когда в памяти ещё был свеж дикий ужас, охвативший его, стоило Саатусу перестать дышать. У Чонгука под глазами залегли тени. Ни разу он ещё не спал нормально после рождения сына, и вряд ли сможет, пока Тэхён полностью не восстановится. Все эти дни его не покидало беспокойство не только за сына, но и за омегу, который первое время тоже едва дышал, не просыпаясь, походя на тень себя самого. Всё это время Чонгуку всячески приходилось отгонять от себя безумную мысль. Он даже думать не желал о том, что с ними станет, если Тэхён не проснётся, не оправится. Эта мысль была под запретом. Благо небо, услышав его тихие молитвы, помогало Саатусу и Тэхёну набираться сил. — Соски не болят? — внезапно поинтересовался Чонгук, не желая продолжать спор. — Что? — растерянно хлопнув длинными ресницами, омега посмотрел вниз, решив убедиться в том, что туника, скрывающая его соски, никуда не делась. — Они припухли. Тебе не больно кормить Саатуса? Краска медленно покрывала не только щёки Тэхёна, но шею с ключицами. Туника была на месте, а значит, Чон-Драак вдоволь успел наглядеться на его соски, пока он был не в состоянии ясно мыслить. Вместе с румянцем на лице мелькнуло раздражение. Недовольно цокнув языком, омега взял в руки зачитанный до дыр фолиант и открыл его ровно на середине, показательно забегав глазами по странице. — Дай малыша мне. Поспи, пока я читаю, — предложил Тэхён минуту спустя, перелистнув страницу, убедив себя в том, что альфе ещё понадобятся силы для приготовления ужина. Пара мгновений ушла на колебания, спустя которые Чонгук всё же согласно кивнул, решив немного вздремнуть. Осторожно взяв Саатуса на руки, он сел на край чужой постели и замер в ожидании, пока омега расстёгивал пуговицы туники, оголяя грудь, на которой малышу нравилось лежать. Кожа к коже. Саатус, на удивление, будто чувствуя, что Тэхён ещё не до конца восстановился, старался не хныкать рядом с ним. Уверенность в том, что их наследник был альфой, приятно согревала грудь. Их прекрасный сильный мальчик с пока ещё довольно тёмным оттенком голубых глаз. — Следи за его дыханием. — Я помню, — фыркнул Тэхён, бережно прижав к обнажённой груди спящего малыша, и вновь потянулся к фолианту. — Разбуди меня через пару часов, — погладив щёку младенца, Чонгук оставил на губах омеги короткий поцелуй и, наконец поднявшись с места, двинулся к своей постели.

***

Слушая тихий разговор Юнги со стражей, Джин не отрывал испуганный взгляд от Су, что лежала на цепи у сырой стены. Её белоснежная чешуя мерцала в шедшем от факелов свете. Обоих охватила дрожь, когда голубые глаза, кажущиеся в темноте едва ли не чёрными, пересеклись с изумрудными глазами травника. Будто почуяв грядущее, Су с грохотом поднялась на лапы и в ожидании ударила кончиками крепких крыльев по земле, склонив длинную шею. К дракону шагнул Юнги, за ним по пятам следовали три стражника. Король действовал быстро, решительно, Джин с ужасом следил за каждым его шагом. Вот он оказался вплотную к самке, и у травника заныла грудь, а строчки письма, второпях написанного для истинного, колоколами зазвучали в ушах. Как только оковы спадут с дракона, начнётся отсчёт последних часов его жизни. И он ведь боялся даже не встречи со Смертью, а того, что больше никогда не сумеет увидеть Намджуна. Не успеет, ведь наверняка завтра его сердце уже не будет биться. У всего есть цена. Джин это всегда знал, как и то, что Судьба не терпела тех, кто решал вмешиваться в её планы. — Найди Тэхёна! — взмолился Юнги, как только цепи, сдерживавшие Су, оказались на холодной земле. — Молю тебя, не затеряйся! Джин со слезами на глазах следил за тем, как Су, широко расправив крылья, дважды ими взмахнула, оттолкнув от себя людей, и шумно двинулась к выходу из подземелья.

«Проживи долгую жизнь, Намджун. Ты этого достоин».

Стекающие по лицу Джина слёзы были пропитаны сожалением о днях, которые они не проведут вместе, о детях, которых у них никогда не будет, о будущем, которое он мечтал разделить с истинным альфой. И ведь в следующий раз им тоже не повезёт...

«Твой аромат, твоё присутствие, твой голос и твои прикосновения были моей сладкой вечностью. Я буду думать о тебе в свою последнюю ночь. Я буду думать о будущем, которое мы с тобой могли разделить, и я хочу, чтобы однажды ты тоже об этом подумал. Я хочу, чтобы в одну из ночей ты прожил нашу жизнь и отпустил меня. Нам просто не суждено. Так нужно было. Так правильно. Я не мог поступить иначе, ты должен меня простить».

Быть может, Джин входил в число благословлённых, ведь в отличие от многих, у него есть возможность позаботиться о любимых перед уходом. Только когда с уст Юнги сорвалась клятва, он сумел немного облегчить груз, павший ему на плечи. Лурра будет в безопасности, она сможет вырасти, о ней позаботятся. Думалось, письмо поможет грузу стать ещё легче, но, увы, тяжесть с груди не пропала. Самое заветное желание так и останется неисполненным — его невозможно исполнить. Быть может, хотя бы в последнем сне удастся увидеть родные глаза Намджуна, удастся коснуться рукой его щеки и оставить последний поцелуй на любимых губах.

«Живи в мире. Найди счастье. Ты должен прожить хорошую жизнь за нас двоих. Я буду рядом, буду охранять твой сон. Может однажды, если небо смилостивится, в одной из следующих жизней я наконец-то стану твоим мужем и рожу тебе детей. Я люблю тебя, Намджун».

— Сокджин, если Су найдёт Тэхёна, я сделаю всё, о чем ты меня попросишь, — дал обещание Юнги уже на выходе из подземелья, не отрывая взгляд от взмывшей в небо Су. Надежда, всколыхнувшая внутренности, стала для Ким-Хаана путеводной звездой. Если он снова увидит брата, то сумеет достать для травника даже луну и солнце. Всё, что угодно, лишь бы снова взглянуть в голубизну родных глаз единственного дорогого сердцу человека, лишь бы снова невесомо его приобнять, лишь бы услышать его голос. — Благодарю, мой король, — так хрипло, будто вот-вот уродливые рыдания вырвутся наружу. Единственное, что удерживало Джина на поверхности, была мысль о будущем, которое будет у двух его самых близких душ. Лурра вырастет и найдёт всадника, Намджун тоже сумеет оправиться, пусть и на это уйдут годы. Эту ночь омега будет обнимать своего маленького дракона, всю ночь не сведёт с неё глаз, чтобы на целую вечность вперёд налюбоваться. Вряд ли ему вообще удастся добровольно сомкнуть глаза. Сколько сумеет вытерпеть, столько промучается. Заснёт он только под утро, в последний раз встретив рассвет, и, вероятнее всего, больше уже не проснётся, ведь именно такое наказание понесла его прабабка.

***

В последние дни Тэхён стал более мерзлявым, отчего теперь любил ближе к концу дня на закате сидеть на пляже, опираясь спиной о Вуура, грея ступни в горячем песке и позволяя уходящему солнцу ласково оглаживать кожу. В такие моменты он, снимая тунику, обвязывал ей свой пояс, больше не стесняясь ни шрамированной спины, ни обнажённой груди. Саатус тоже, подобно крошечному дракону, любил тепло. Он тоже грелся на солнце, обнажённым лёжа у омеги на груди. — Он совсем на тебя не похож, — бросил Тэхён с едва слышимыми нотками злорадства в голосе, разглядывая лицо только проснувшегося малыша, уютно устроившегося на его руках. — Глаза и губы мои, форма лица моя, нос... — Неправда. Нос мой и форма лица тоже моя, — возразил Чонгук, продолжая разделывать птицу, сидя у костра недалеко от омеги и младенца, пока на огне жарились корни тапиоки. — У него родинка на кончике носа, как у меня. — Но форма носа то моя, — альфа в сыне видел свою точную копию, что бы омега ни говорил. — Покорми его. — Мальчик ещё не проголодался, — закатив глаза, Тэхён аккуратно провёл указательным пальцем по носу малыша. — У мальчика есть имя. Чонгук даже не удивится, если Тэхён из упрямства и вредности так и продолжит назло ему называть сына «мальчик». — Временное, — напомнил омега, покосившись на альфу. — Ему нужно много питаться, он слишком маленький. — Он и так либо спит, либо ест, пусть немного спокойно полежит, полюбуется небом. Чистое небо очаровывало многих, но только всадников и тех, кому было суждено ими стать, оно манило с пелёнок. Глаза малыша, не отрывающиеся от неба, переливающегося яркими оттенками оранжевого и жёлтого, сияли. Мягко улыбнувшись, Тэхён тоже поднял голову вверх. Пушистые облака будто растворялись в золотистом свете заходящего солнца. Сейчас только небо служило напоминаем о жизни, которая осталась в прошлом. Только небо всегда будет бесцветной нитью связывать его с теми, кто находится слишком далеко. Внезапно раздавшийся вдали звук вынудил омегу выпрямиться. Послышалось? Откуда бы этому звуку здесь взяться? — Ты слышал? — негромко спросил Тэхён, сильнее прижав к задрожавшей груди малыша. Приближающийся свист, плавно перетекающий в рёв, стянул внутренности обоих королей в тугой узел. Поднявшись на ноги, Чонгук поспешно приблизился к Тэхёну и Саатусу, крепко держа в руках кинжал. Закрыв их своей спиной, он напрягся всем телом, увидев вдалеке в небе силуэт. — Это дракон... — изумлённо выдохнул омега, встав на ноги. Расстояние неумолимо сокращалось. Тэхён едва сумел устоять на ногах, стоило ему разглядеть в приближающемся силуэте родное существо. Громкий рёв, ошеломивший сердца людей и коснувшийся сердца спящего чёрного дракона, был пронзительным. В нём слышалась усталость, неверие и отчаяние, смешанное с нарастающей радостью. Этот рёв долгое время навещал омегу только во снах. Слишком долгое, отчего сейчас происходящее напоминало сон. Этот рёв был для него самой приятной песней. Так ревела Су.

Конец II части