Короли Игнисаквы

Bangtan Boys (BTS)
Слэш
В процессе
NC-17
Короли Игнисаквы
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
День, когда отец Тэхёна, правивший Игнисаквой, умер, был днём, когда с плеч омеги пал тяжкий груз. В этот день он и его брат Юнги впервые обрели свободу. Свобода братьев Ким-Хаан продлилась недолго. Её отняли те, кого ныне считали сгинувшими, те, чей род сотню лет назад был уничтожен мощью драконов и единством объединившихся королевств. Чон-Драаки, правившие Игнисаквой до войны, не погибли. Они выжили и вернулись в Игнисакву с намерением вернуть свой трон, своё истинное право на корону.
Примечания
Игнисаква = Ignis(огонь)+Aqua(вода) Моё бесконечное вдохновение: 🎵Undone — Tommee Profitt feat. Fleurie 🎵It's Got My Name on It — Tommee Profitt feat. Sarah Reeves 🎵The One to Survive — Hidden Citizens feat. Josh Bruce Williams Настоятельно советую включать указанные в главах песни.
Посвящение
Эймонду Таргариену и Люцерису Велариону🐉
Содержание Вперед

Глава 20

Madness — Ruelle

— Не смотри, — прозвучало приказным тоном. Руки Тэхёна сжимали тунику, пока он выжидающе глядел на Чон-Драака. Ни шум, исходящий от небольшого водопада, ни чириканье птиц, раздающееся сверху, не отвлекали сосредоточенного омегу, который так и продолжал, словно статуя, сидеть на крупном, покрытом мхом камне, готовясь снять с себя единственную вещь, как только альфа отвернётся. Имейся у него бельё или хотя бы штаны, может, он бы не согласился плавать обнажённым, но, увы, ничего не осталось. — Не смей на меня смотреть, — наконец-то стянув через верх ночнушку, уже мягче попросил Тэхён, как только Чонгук опустил голову. Голую, местами шрамированную кожу ласково огладил лёгкий тёплый ветер. Омегу даже больше напрягала не собственная нагота, а отсутствие длинных волос, которые больше не могли прикрывать спину. Чужой взгляд на своём теле удалось почувствовать практически сразу же. Стиснув челюсти и положив вещь на траву, он посмотрел вниз, на ожидающего в воде Чонгука. — Невоспитанный бесстыдник! — сорвалось с языка, прежде чем кожа невольно начала краснеть. — Ты красивый, — не испытывая ни стыда, ни смущения, Чонгук внимательно разглядывал каждый сантиметр открывшейся кожи истинного. — Каждая часть твоего тела красива. Внутри вспыхнуло желание, что, медленно растекаясь по телу, не позволяло альфе оторвать взгляд от опухших сосков малинового цвета, по которым хотелось пройтись языком. Сначала омега было дёрнулся за туникой, однако отчего-то передумал, сев ровнее и застыв так, позволяя себя разглядывать, чем Чонгук и занимался, не отрывая ладони от его бёдер. Взгляд рвался то вверх, к ключицам и соскам, то ниже, к большому животу, то ещё ниже, к виднеющемуся под животом розоватому члену. Руки чесались от желания сильнее сжать чужие бёдра, огладить коленки и повести выше по коже, но альфа не шевелился, держа себя на невидимой цепи. — Насмотрелся? — ядовито фыркнул Тэхён, вдавив ладони во влажную поверхность камня. Он сидел ровно, не шевелясь и не прикрываясь. В первую секунду ему до ужаса хотелось накрыть туникой хотя бы пах, но нежелание казаться уязвимым взяло верх. Чонгук не стеснялся своей наготы, и он не станет. Пусть чёртов варвар смотрит, раз ему так хочется. Пылающая злость, возникшая в груди и вставшая комом в горле, была такой же ядовитой, как океан, виднеющийся в голубых глазах. — Я придушу тебя, когда мы закончим, — негромко пообещал Тэхён, следя за тем, как его тело пожирали взглядом. — Голыми руками приду... Не успел он договорить, как вдруг за секунду оказался в воде, а руки варвара обхватили его талию. Вода в небольшом озере была, на удивление, прохладной, несмотря на жару. Она лишь на мгновение окутала его с головой, после чего он, вынырнув на поверхность, схватился за чужие плечи. Большой живот не позволял вплотную прильнуть к сильному телу, что без труда держалось на воде. Дыхание стало прерывистым. Тэхён старался двигать ногами так, как его учили, но лёгкий страх всё равно посетил сердце. Под ногами не было дна. Насколько всё-таки здесь глубоко? Лицо Чон-Драака было близко, Тэхён неосознанно на несколько секунд засмотрелся на сияние в кровавом рубине, переливающемся на свету. Рубиновый глаз, раньше выглядевший устрашающе, отчего-то больше таким не казался. — Ты мой омега. Я имею полное право на твоё тело, — уголки губ Чонгука слегка приподнялись вверх, когда он начал плыть ближе к водопаду, держа истинного за талию. — Ещё скажи, что имеешь право трогать меня везде без позволения, — взъерепенился Тэхён, испытав жгучее желание хлестнуть наглого альфу по щеке. — Может, ты ещё имеешь право брать меня силой, раз я твой муж? — Не утрируй. Я не собираюсь тебя насиловать. — Ну конечно, ты ведь уже получил всё, что хотел, — ткнувшись животом в чужое тело. Как бы сильно внутри ни буйствовало раздражение, Тэхён крепко держался за Чонгука. Быть может, даже слишком крепко, вдавливая ногти в его плечи, боясь остаться наедине с глубиной. Главным его условием в том, чтобы продолжить учиться плавать, было провождение занятий в небольшом озере, а не в океане. Сейчас, ничего под собой не ощущая, он уже не думал, что это было хорошей идеей. Что там неизвестность, что здесь, но, по крайней мере, здесь нет акул... — Думаешь, мне хватит одного наследника? — Чонгук, проплыв ещё немного, остановился посередине озера. — Я прямо сейчас придушу тебя, если не замолчишь. Угроза, прозвучавшая столь обыденным тоном, вызвала секундное замешательство внутри, будто Тэхён впервые услышал то, что срывалось с его языка. То, как он говорил... То, что он говорил... То, каким тоном он это говорил... Лёд пробрал тело, прогнав и страх глубины, и раздражение, оставив внутри только холод и голос Ким-Хаан Бао. Тэхён говорил, как Ким-Хаан Бао. Угрожал, как Ким-Хаан Бао. Злился, как Ким-Хаан Бао. «Не смей на меня смотреть», — послышалось в голове собственным голосом. «Не смей смотреть мне в глаза!» — раздалось следом голосом отца. Ничто с такой силой не поражало ядом сердце, как осознание собственной схожести с Ким-Хаан Бао. Сейчас Тэхёну хотелось зашить себе нитью рот, чтобы с его языка больше никогда ничего схожего не сорвалось. — Роза, слышишь меня? — Чонгук осторожно коснулся поясницы омеги свободной рукой, стараясь вывести его из странной задумчивости, будто его разум был не в озере, а где-то слишком далеко. — Тебе нужно практиковаться. Только когда Тэхён, отведя взгляд от поверхности воды, приподнял голову, Чонгук начал осторожно отцеплять от себя его руки. Сначала омега, растерявшись, сильнее вцепился в его плечи, а после нахмурился, облизав губы, обведя сбитым с толку взглядом спокойную по сравнению с океаном, поверхность воды. — Я отплыву от тебя, ты должен будешь самостоятельно ко мне приплыть. Ты уже умеешь плавать, просто боишься глубины, — размеренным тоном осведомил истинного Чонгук, стараясь его успокоить. — Главное, не нервничай. Просто плыви, как я учил. Мгновение — и Тэхён потерял опору. В первую секунду всё вокруг затмил страх, но после, стоило осознать, что он не тонет, внутрь проникло изумление. Он умеет плавать. Дикость. Изо всех сил двигая руками и ногами, омега глядел на альфу, ни слова не в силах произнести. — Ни о чём не думай, просто плыви, — подбадривая, Чонгук неторопливо отплывал всё дальше. — Ты уже почти рядом со мной. Тэхён бы даже не понял, что действительно плывёт, если бы не чужой голос, попадающий ему в уши, но так отдалённо, будто между ними гигантское расстояние, благо глаза видели, что варвар недалеко, иначе паника бы точно взяла верх. Он плыл быстро, опасаясь, что если замедлится, то вновь разучится держаться на воде. — Умница, — выдохнул альфа, как только чужие руки обвились вокруг его шеи. — Давай ещё. Не успел Тэхён успокоить бешеное сердцебиение, как вновь оказался наедине с озером. Чонгук неспешно отплывал от него, не сводя взгляд — следил, говоря что-то. Со рта по-прежнему отчего-то не срывалось ни слова, словно омега действительно зашил себе рот невидимой нитью. Отныне он не желал говорить так, как говорил Ким-Хаан Бао. Придётся каждый раз бить себя по губам, ведь наверняка ядовитые слова продолжат из него литься. Юнги вот никогда так не говорил. По крайней мере, ему не доводилось слышать, и он ни разу даже не думал сравнивать брата с отцом. — Видишь? Ты умеешь плавать, — хмыкнул Чонгук, как только Тэхён до него доплыл. Шум от водопада заглушал всё вокруг, поэтому альфа поплыл в другую сторону, спиной вперёд, наказав омеге: — Разводи руки шире, изящнее. Тэхён едва не цокнул, услышав об изящности. Ему было всё равно на то, как именно он плыл, пока вода оставалась ниже уровня его рта. Сейчас невозможно было даже собственные мысли контролировать. Одно он ясно осознавал: тело начало уставать. Доплыв до Чонгука, он вцепился в его шею руками и, мотнув головой, едва слышно промычал: — Я устал. Руки альфы подхватили его под бёдра и лопатки и ему было велено лечь на спину. Чужие руки продолжали касаться тела, пока омега не перестал барахтаться. Теперь его держала только вода. Такое положение нравилось ему гораздо больше. Вверху — ясное небо, облака которого можно было разглядывать дольше вечности, и никакого шума — всё заглушала вода. Тэхён плавно водил руками по воде, не двигая ногами. В океане полежать так не позволили бы периодические волны. Закрыв глаза, он делал глубокие вдохи, стараясь прогнать из мыслей всё лишнее, включая проклятого отца. Даже руки, коснувшиеся живота, не побудили его открыть глаза. Ладонь Чон-Драака вновь и вновь проходилась по животу, который сейчас наверняка торчал на поверхности, как шляпка гриба. Несмотря на усилия, опасения крепли. Если удастся благополучно пережить роды, он не должен стать родителем, похожим на Ким-Хаан Бао. Ни за что. Стоило ощутить мягкий поцелуй на животе в районе пупка, Тэхён распахнул глаза, не сумев оставить без внимания такую наглость. Громко цокнув и окатив альфу недовольным взглядом, он предупредительно ударил ногой по воде, не решаясь заговорить без уверенности в том, какие именно слова сорвутся со рта. На удивление, рот вместо него открыл Чонгук, удивив сказанным: — Моего отца звали Чон-Драак Давон. Его убили наши же люди. — К чему мне эта информация? — хриплым голосом поинтересовался Тэхён, приподняв брови. — Хочу узнать о твоём отце, поэтому рассказываю тебе о своём, — невзирая на предостерегающее цоканье, Чонгук не убрал с чужого живота ладонь. — Наше поселение жило мирно. Всё поменялось после его смерти. До того дня я думал, что мы были едины. У всех нас была одна цель. Решение рассказать о прошлом, которое никогда не переставало терзать сердце, отчего-то далось легко. Чонгук не солгал, озвучив желание узнать больше о Ким-Хаан Бао. С того дня, как Маркус упомянул слухи, не удавалось выбросить из головы даже не прихоть, а нужду узнать как можно больше о том, что происходило между безумным Бао и его сыновьями. Ради успокоения этой нужды альфа готов был поделиться кусочком прошлой жизни. — Ваша цель — разрушить наши с Юнги жизни, — вырвалось язвительным тоном. Карий глаз вместе с рубиновым опалили голубые глаза. Усилившийся смешанный аромат навис над поверхностью воды совсем рядом. Чонгук больше не желал оправдываться, Тэхён и без того знал, какова была их цель. Эта цель множество раз была озвучена. Не став начинать спор, альфа продолжил невозмутимым тоном: — Королём должен был стать наш отец. Те твари воспользовались тем, что никто не знал, как мы с Хосоком выглядим. Они хотели вернуться в Игнисакву вместо нас. Хвойный аромат невольно подавлял спелые розы, идя на поводу у всколыхнувшегося внутри гнева. Будь у Чонгука такая возможность, он бы и дважды, и трижды лишил жизней тех тварей. — Как они его убили? — вопрос прозвучал прежде, чем Тэхён сумел его обдумать. — Зарезали, — выплюнул альфа, увидев перед собой озеро крови вместо чистейшей воды. — Как бездомную псину. — Их было много? Как вы выжили? — поддавшись влиянию давящего аромата, омега решил дать истинному выговориться, надеясь, что после этого хвойный лес утихомирится. — Их было около сотни. Каждый из них клялся нам в верности. Твари, — каждое слово сочилось ядом. — Нам помогли люди, которым я доверяю. И Вуур. — Ты им отомстил? — в воздухе хоть уже и висел ответ, Тэхён всё равно хотел удостовериться. — Ты убил их? — Убил, — оскалившись, когда в ушах послышались отдалённые крики. Не отводя напряжённый взгляд от кровавой воды, Чонгук непреклонным тоном, пропитанным чем-то резким, напомнил истинному: — Поэтому я ненавижу лжецов и предателей. Никогда больше мне не лги. Тэхён, не желая того, представил убийство Чон-Драак Давона, которого никогда не видел и никогда уже не увидит. Зарезали, как псину. Это как? Перерезали горло? Вопросы крутились в голове, но было решено их не озвучивать. Что было бы, если бы отца Чонгука не убили? Они бы прилетели в Игнисакву с ним во главе и... Что бы случилось? Как бы Чонгук себя повёл? Сдержался бы? Вряд ли. И без короны на голове этот альфа бы не сдержался в первую ночь. Но ведь там, в небе, всё могло произойти иначе. Они могли не оказаться лицом к лицу, Чонгук мог не узнать об их истинности так скоро, если бы с ними летел Чон-Драак Давон. Отчего-то Тэхёну думалось, что отец братьев был неплохим человеком. Чонгук по нему скучал, а это уже о многом говорит. Он вот никогда не скучал по Ким-Хаан Бао. Мысли о таких разных отцах обдали прохладой тело омеги. Такой же, какой обдавали тело холодные пальцы Пак Эгара. Единственный живой из тех, кого до ужаса хотелось задушить. — Есть один человек, которого я хочу убить, — сказал Тэхён вслух даже больше не для Чонгука, а для себя. — Я? — с горькой усмешкой на губах. — Ты второй, — покосившись на альфу. — Этот человек был советником моего отца. — Где он сейчас? — Я уже пару лет его не видел, он вернулся на свою родину. — Что он сделал? — был озвучен единственный вопрос, имеющий значение. Тэхён, окутанный гадкими воспоминаниями, невольно поморщился, вдавив ногти в кожу рук. Пак Эгар трогал его, засовывал в него мерзкие толстые пальцы. Вряд ли он сможет сказать это вслух. О таком даже думать не хотелось, не то что озвучивать. Даже Юнги не знал. Что было бы, если бы узнал? Защитил бы? Остановил бы отца? Вряд ли. Как бы он смог? Юнги тогда было четырнадцать. Он бы не смог остановить короля. — Я хочу перерезать ему глотку, — со льдом в голосе. Такой же лёд виднелся в глубине голубых глаз. — Тэхён, расскажи мне, — оторвав ладонь от живота, Чонгук кончиком пальцев коснулся подбородка омеги, глядящего в небо. — Уже не имеет значения, — Тэхён продолжал плавно водить руками по водной глади, лёжа на спине. — Просто вспомнил его, вот и сказал. — Что он сделал? — с напором в голосе. — Это он тебя бил? Чонгук не только чувствовал, но и видел в чужих глазах ненависть, заполненную детской обидой на некого советника. Этот советник явно сотворил нечто отвратительное. Хотелось услышать, узнать, чтобы разделить гнев. — Он никогда меня не бил. Шрамы оставил другой человек, — того человека Тэхён ненавидел с такой же силой. На лице мелькнул оскал, и он добавил, не скрывая звучащего в голосе удовлетворения: — Юнги его казнил. Грузный горячий вздох, сорвавшийся со рта Чонгука, был пропитан злостью. Старый король, советник и некто третий. Сколько ещё людей оставляло следы на его омеге? В один миг, когда разгорающееся в груди пламя растеклось по венам, даже подумалось, что ему не хочется знать ответ. Ничего хорошего они с Тэхёном не делали. — Ты говорил, что твой отец тебя не насиловал... — начал Чонгук, осторожно подбирая слова. — Я больше не хочу об этом говорить, — резко отрезал омега, ощутив дрожь во всём теле. — Тебя насиловали? — выпалил альфа, решив не медлить и не ходить вокруг да около. — Ты меня насиловал, — отчеканил Тэхён, выпрямившись и схватившись за чужие плечи, больше не имея никакого желания находиться в воде. — Мне жаль. Правда, — впервые в голосе действительно слышалась искренность. Держа омегу за талию левой рукой, правой Чонгук грёб к берегу, продолжая негромко ведать о том, что было внутри: — Я во многих случаях отлично себя контролирую, но тогда... Я слишком долго пытался, я потерял надежду. Мне казалось, что я никогда тебя не найду, что у меня никогда не появится наследник. Я потерял голову. — Никто, кроме тебя, меня не насиловал. Тэхён слушал и слышал, но забыть о случившемся не мог. Даже пытаться не хотел. Всю жизнь он чувствовал себя проклятым, на появление истинного в его жизни наверняка тоже было распространено это проклятье: ядовитое и жестокое. Но и Чон-Драак был проклят. Отчего-то осознание этого больше не приносило сердцу удовлетворения. — Это хорошая весть. Я рад, что твой отец тебя не насиловал. Именно это беспокоило меня сильнее всего, — тиски не перестали сдавливать грудную клетку Чонгука, как бы мягко он ни говорил. То, что было умолчено, не даст ему покоя, пока он всё не узнает. — Что с тобой делал советник? Когда до берега оставалось совсем немного, Тэхён расцепил ладони и поплыл к камням. Ещё слово, и его вырвет прямо в воду. Нечто гнилое грозилось оказаться снаружи. Такое же гнилое, как ледяные пальцы Пак Эгара. Вцепившись руками в скользкие камни, омега постарался было собственными силами залезть наверх, но стоило попытаться подтянуться, он вновь плюхнулся в воду. Живот слишком тяжёлый. А может, руки недостаточно сильные. — Тише, — вплотную прижавшись к спине Тэхёна, Чонгук окутал одной рукой его грудь, а второй зацепился за твёрдую каменную поверхность. — Расскажи мне, пожалуйста. Тэхён прижал ко рту руку, стараясь сдержать рвоту. Так гадко ему уже давно не было. Хотелось уже вырвать, чтобы почувствовать облегчение. Когда он попытался сглотнуть, то понял, что из его рта вряд ли что-то выйдет. Гниль была не в желудке — она была в крови. Надоедливый голос, не переставая, требовал рассказать о прошлом, о котором больше никогда не хотелось вспоминать, пока рот кривился от шедшей изнутри гнили. Может, всё же выплеснуть яд? Он хотел однажды рассказать брату, но это «однажды» было сожжено Чон-Драаками. Наверняка, молчание помогало яду растекаться по крови. Со рта сорвётся либо правда, либо сгнившие внутренности. — Он трогал меня, — из ниоткуда взявшаяся решимость побудила Тэхёна впервые вслух сказать ядовитые слова. — Отец наказал ему готовить меня к замужеству. — Трогал? — глухо переспросил Чонгук, изнемогая от необходимости не то закрыть омеге рот, чтобы он не сумел ответить на вопрос, не то потрясти его за плечи, чтобы ответил как можно скорее. — Где именно он тебя трогал? — Он, по приказу моего отца, засовывал в меня пальцы, — отрешённым голосом, не отрывая взгляд от мха, покрывающего камень, по которому стекала капелька воды. — Отец наблюдал, сидя рядом. Сказать правду вышло проще, чем Тэхён ожидал. Вряд ли бы он смог так же ровно говорить подобное Юнги, вряд ли бы он вообще смог рассказать это брату. Отчего-то после сказанного стало даже чуточку легче, будто часть яда вышла наружу вместе со словами. Хвойный аромат густел, давя на него не то умышленно, не то непреднамеренно. Думалось, истинному будет всё равно на услышанное, но ощутимая ярость в запахе говорила об обратном. — Сколько тебе было лет, когда это началось? — едва слышно процедил Чонгук, из последних сил удерживая себя на цепи. — Двенадцать, — невозмутимым тоном. — Дьявол, — рыкнув, альфа уткнулся носом омеге в макушку, глубоко вдыхая желанный аромат в надежде подавить бурлящую ярость, сдавившую внутренности железными тисками, что были гораздо сильнее прежних. — Больные ублюдки. Клянусь, когда мы вернёмся в Игнисакву... — Сначала верни нас в Игнисакву, — перебив Чон-Драака, Тэхён повёл головой в сторону, не желая чувствовать опаляющий макушку жар. — Я сделаю из его рук фарш. — А из своего члена не хочешь сделать фарш? Оба замерли, не двигаясь, цепляясь руками за камень, но ни один больше не предпринимал попыток взобраться на берег. Губы Тэхёна скривились в усмешке, тишина сзади стала слишком громкой. Не скрывая оскала, он обернулся назад и, впившись в Чонгука пристальным взглядом, приподнял брови. Альфа молчал. Очень громко молчал, но взгляд не отводил. Бушующее море подавляло мерцание рубина и сожаление, виднеющееся в карем глазе. Секунды шли, тишина густела. — Прости меня, — шёпот мгновение спустя прервал затянувшееся молчание. Зажмурившись, Чонгук уткнулся лбом омеге в висок и вновь прошептал, не скрывая заполнившее грудь сожаление: — Пожалуйста, роза, прости меня. Тэхён тоже закрыл глаза, сильнее сжав рукой камень. Невольно перед глазами пронеслась мольба в собственном голосе, когда он едва не встал на колени, когда в сердце пылала последняя надежда. В тот день Чон-Драак прогнал его из кабинета. В тот день он действительно готов был простить, забыть и больше никогда не вспоминать насилие, совершённое над ним, а сейчас злопамятность не позволяла просто так всё отпустить. — А если я больше не захочу детей? — открыв глаза, Тэхён наткнулся на внимательный взгляд, исследовавший его лицо. Не стушевавшись, он и бровью не повёл. — Сейчас тебе жаль, а через год ты снова возьмёшь меня силой. — Я не стану тебя торопить, даю слово, — Чонгук не просто обещал — он давал новую клятву. — Если захочешь прождать пять лет, мы прождём. — А если я больше никогда не захочу детей? — с тихой усмешкой на губах. — У тебя есть Юнги, а у меня есть Хосок. Хочешь, чтобы Саатус был совсем один в этом мире? Чужие слова мгновенно стёрли ухмылку с лица Тэхёна и вынудили его отвернуться. Он не хотел, чтобы его ребёнок был совсем один, особенно если его миром будет крошечный остров. Не будь у него Юнги, он бы точно убил себя ещё несколько лет назад. Без каких-либо сожалений пырнул бы себя ножом, даже несмотря на то, что был бы единственным наследником. Его брат был для него главной опорой. Не каждый мог этим похвастаться. Многие монархи ненавидели свою кровь, и не просто ненавидели, а желали смерти родне в надежде оказаться ближе к трону. Удивительно было осознать, что единственной схожестью между Ким-Хаанами и Чон-Драаками была искренняя любовь к собственным братьям. — Вытащи меня из воды, — вздохнул Тэхён, не оборачиваясь. Секунда, и Чонгук с шумом вылез из воды. Ещё одна, и его, схватив за подмышки, вытащили на поверхность. На траве вместе с грязными вещами лежали чистые, которые оба принялись на себя натягивать, несмотря на влажные тела. Тэхён, надев тунику, снизу которой виднелся вырез, справился быстрее. Живот стал таким большим, что даже широкие туники на него теперь с трудом налезали. Поначалу вырез, начинающийся на середине бёдер, каждый раз сковывал движения, приходилось постоянно смотреть вниз, чтобы ничего лишнего не открывалось, но спустя неделю ему уже стало всё равно. Его и так уже видели голым со всех сторон. Пригладив тунику, Тэхён покосился на Чонгука, стоящего к нему спиной, неспешно натягивающего на себя брюки. Взгляд неосознанно вновь зацепился за шрамы на широкой спине. Такой широкой, что омегу за ней было не видно. На коже виднелись зажившие следы от швов и рванные полосы от острых зубов: старые и новые. Самый болезненный шрам наверняка был на лице. Прикусив губу, Тэхён, поддавшись порыву, прикрыл рукой левую сторону своего лица. Правый глаз забегал по местности, что будто бы вмиг сузилась, пока внутри зрела уязвимость, и он с быстро забившимся сердцем принялся крутить головой то влево, то вправо, испытывая нехватку воздуха в груди. Мир иной, если глядеть на него только одним глазом. Двумя глазами он видел всё вокруг, ему даже не нужно было поворачивать голову, чтобы лицезреть происходящее сбоку, а с одним глазом всё было совершенно иначе, даже зрение словно ухудшилось, но, быть может, так лишь казалось. Смятение, подкатившее комом к горлу, вызвало лёгкую боль в голове, и он убрал руку от лица. Стоило вновь увидеть мир двумя глазами, дышать стало легче. Тэхён ведь даже не собирался лишать Чонгука глаза. Даже мысли подобной не возникало. Ни разу. Ни отца, ни Пак Эгара, ни Чхве Александра ему не хотелось калечить подобным образом. Врагов он желал видеть мёртвыми, а не покалеченными. То была случайность, подарившая альфе жизнь, но забравшая у него так много. Почему Чонгук не затаил обиду? Может, всё же затаил, но решил её скрыть? Отчего-то Тэхён в это не верил. Он больше не видел на лице альфы злобу, что была там раньше, и не чувствовал исходящий от него гнев, будто на него действительно больше не злились. Как Чонгук, день ото дня живущий с давлением в груди и голове, не имея возможности видеть двумя глазами, мог отпустить злость? Как он мог вести себя так, будто оба его глаза были на месте? И ведь даже плавать ему наверняка тоже было не совсем комфортно. Вряд ли Тэхён попросит прощение, но всё же одно он для себя уяснил, хоть и отказывался отпускать обиду: Чонгук заплатил за то, что сделал. Удар, пришедшийся по внутренностям, оказался неожиданным. Скривившись, омега немного согнулся и окутал обеими руками живот, стараясь успокоить проснувшегося малыша. Движения внутри не утихали, и тогда он наконец решил сделать то, о чём не раз просил альфа. Молча, не желая больше разговаривать, он обогнул Чонгука и, оказавшись перед ним, взял его ладонь, которую мгновение спустя положил на свой живот. Смятение, мелькнувшее на чужом лице, вскоре сменилось изумлением. Малыш крутился из стороны в сторону, его наверняка сейчас можно было не только почувствовать, но и увидеть, если приподнять тунику. — Невероятно, — так тихо, будто опасаясь спугнуть ребёнка. Тиски исчезли, как только Чонгук ощутил пинающегося Саатуса. Внизу живота явственно чувствовались толчки маленькой ножкой, отчего омега кривился, закусив нижнюю губу. Альфа не знал, куда себя деть и как избавиться от волнения, которое едва не вырывалось из груди. Чувствует ли его Саатус? Одну руку он прижимал к животу, а вторую положил Тэхёну на поясницу, встав плотную к нему. — Саатус, — в голосе слышался трепет. — Тэхён, у меня есть наследник... Впервые Чонгук смог расслабиться, полностью поверив в реальность происходящего. У его истинного действительно внутри их живой сын. Ребёнок больше не был недосягаемым, не был мечтой и безудержной одержимостью. Ребёнок не исчезнет, он здесь, совсем рядом с ними. — У меня есть ребёнок, — с улыбкой на губах Чонгук опустился на колени, желая быть ближе. — Он уже такой большой. Думаешь, он нас слышит? — Думаю, слышит, — Тэхён тоже поглаживал живот, но больше его верхнюю часть, позволяя альфе трогать ту часть, где сейчас находились ножки малыша. — Саатус, ты меня слышишь? — прижавшись ухом к животу. — Это твой отец. Что ты хочешь сегодня на ужин? — Он хочет птицу, — омега в предвкушении облизал губы. — Значит, будет птица. Чонгук бы вечность так сидел, слушая сына, чувствуя его собственной рукой. Ещё такой маленький, но уже такой сильный. Его кровь, его наследник. Их с Тэхёном будущее и, если небеса позволят, будущее всей Игнисаквы. Тот, в ком течёт кровь двух враждующих родов. Тот, чья жизнь положит начало новым порядкам, укрепит мир, скрепит кровь. — Мой маленький дракон, скоро я смогу взять тебя на руки. Вдруг в чужом животе послышалось урчание, и Чонгук поднялся на ноги, решив незамедлительно покормить омегу. Прежде чем заняться ужином, он, приподняв пальцами подбородок Тэхёна, оставил пропитанный благодарностью поцелуй на его мягких губах. Касание было нежным и недолгим. Оба не дышали. Впервые в поцелуе преобладали трепет и нежность, а не желание наполнить омегу собой. Впервые Чонгуку хотелось просто прижаться к Тэхёну всем телом и долго его благодарить за исполнение мечты, которую год назад все считали неосуществимой.

***

Чай из манго и мяты походил на сон, в котором Тэхён не раз оказывался. В таких снах у него едва не лопался живот от сытости. В таких снах он лежал на мягкой постели и, не переставая, ел, мешая сладкое, солёное и кислое. Сочетание сладости манго и свежести мяты расслабляло его настолько, что он способен был больше часа выносить присутствие Чон-Драака, который сидел совсем рядом, задевая его бедро своим. Не открывая глаза, омега поднёс ко рту деревянную кружку и отпил ещё чая, продолжая слушать спокойный размеренный голос, наслаждаясь приятным ветром, ласкающим кожу, и ощущая тепло, шедшее от Вуура, на которого он облокачивался. — В детстве мы с Хосоком любили играть в одну игру, — вдруг вспомнил Чонгук, глядя на звёздное небо. — Ночью мы ложились на песок и делили небо напополам. На чьей стороне было больше звёзд, тот и выигрывал. Так мы учились считать. Мы много что считали: драконов, их яйца, деревья, птиц, людей в деревне. После, когда немного подросли, уже было не до этого. — На том острове больше не осталось драконов? — только это вынудило Тэхёна, открыв глаза, впериться в альфу выжидающим взглядом. — Остались, — отметив вспыхнувший интерес в глазах напротив. — Несколько диких. У них нет всадников. — Почему никто их не приручил? — Дикие драконы бывают агрессивны. — Они по-прежнему драконы. Тэхён знал наверняка, что если бы на территории Круга Драконов имелись ещё драконы, на них бы уже открылась охота. Короли подняли бы знамёна друг против друга, лишь бы стать обладателем ещё одного дракона. Каждый наследник стремился бы приручить зверя. В мире царило бы волнение, хаос бы окутал многие дома. Быть может, то, что королевства обладали только одним драконом, было благодатью, а не проклятьем... Невольно сердцебиение усиливалось, стоило подумать о количестве драконьих яиц, хранящихся в Игнисакве. Их дом был не только самым защищённым местом во всём мире, но и самым желанным для всех вокруг. — Слышишь? — шепнул Чонгук, понизив голос и потянувшись к кружке, которую сжимал Тэхён. Пока омега, нахмурив брови, вертел головой, альфа отпил чай и вернул кружку ему в руки. — Вслушайся. — Я ничего не слышу. — Для нас поют. Окончательно запутав оживившегося Тэхёна, Чонгук приподнял уголки губ и, закрыв глаза, облокотился спиной о твёрдую тёплую чешую, слыша знакомую мелодию, под которую он, бывало, засыпал в детстве на пляже. Треск костра, смешиваясь с несильными волнами и лёгкими порывами ветра, успокаивал альфу. Ночную песню жители Мако любили дополнять звучанием барабанов, которое ему сейчас слышалось из воспоминаний. Порой мелодию дополняли птицы, порой рёв драконов, порой детский смех и топот танцующих. В те времена все близкие были живы. — Природа поёт, — ведомый проснувшимся желанием, стянувшим низ живота в тугой узел, Чонгук, поднявшись на ноги, следом обхватил омегу за плечи и потянул его вверх. — Вслушайся. — Что ты делаешь? Отчего-то Тэхён, решив не вырываться, позволил альфе притянуть себя ближе к костру и даже не рыкнул, когда чужие руки опустились на его талию. Выражение лица Чон-Драака было расслабленным, оба глаза, карий и рубиновый, блестели в исходящем от костра свете. Его взгляд стал моложе, будто он переместился на совершенно иной остров. — Костёр, волны, ветер, лес... — негромко делясь мыслями, Чонгук медленно задвигался на прохладном песке, ведя истинного в нелепом танце. — Они поют для нас. — Выдумщик, — беззлобно. По мягкому песку приятно было ступать голыми ступнями. Тэхёна больше не волновали насекомые, к самым мерзким он уже привык, а остальных даже не замечал. Должно быть, в чай было добавлено нечто ещё, помимо манго и мяты. Иначе почему он продолжает танцевать, положив руки на плечи альфы? Сидящее внутри умиротворение приятно было чувствовать, оно редко его навещало, особенно в последнее время. Закрыв глаза, он неспешно переставлял ногами, ощущая горячие руки на талии и, на удивление, слыша нечто отдалённое, похожее на песню. Далёкая мелодия действовала расслабляюще. Песня вмиг оборвалась, как только к губам омеги прижались чужие. С напором приникнув к его рту, Чонгук попытался засунуть язык ему в рот. Спокойствие улетучилось. Секунду Тэхён размышлял, а после приоткрыл рот, впустив чужой язык. Мгновение — и он с силой укусил язык вскрикнувшего истинного. — Ещё раз засунешь свой язык мне в рот, и я его откушу! Не оборачиваясь, Тэхён подскочил к Вууру, возле которого стояла его кружка, и, выпив всё до последней капли, злостно потопал к дому, путь к которому освещали факелы. — Роза, мы договорились целоваться каждый день! — раздалось сзади резким тоном. — Прикосновение губ тоже считается за поцелуй! — выпалив в ответ.

***

It's Got My Name on It — Tommee Profitt, Sarah Reeves

Небо было безоблачным, и солнце ярко светило, несмотря на грядущее. Неотвратимость, витающая в воздухе, бесшумно оседала на плечах Ким-Хаан Юнги, кровь которого с каждым днём становилась холоднее, а сердце твёрже. Столько раз он был жалок и уязвим, столько раз не мог противостоять, не мог защитить единственного дорогого сердцу человека... Больше он не станет отступать. Вынудив себя не обращать внимания на доброту в карих глазах врага, заставив себя думать о том единственном, что могло защитить их с братом от всего, альфа твёрдым шагом ступал по зелёной траве, ведя Хосока к лесу. За ними шла стража, практически никогда не оставляющая десницу короля-узурпатора в одиночестве. Однако вот уже вторую неделю люди, сторожащие замок, планирующие охватить всю столицу, были иные: в их жилах текла не заморская кровь — их сердца были преданы королевству Эффель, входящему в состав Круга Драконов. Вряд ли бы у них вышло без содейства главы королевской стражи Чон-Драаков. Оказалось, купить можно каждого и даже столь преданного человека. Главное — знать цену. Только став королём Игнисаквы, Юнги сможет защитить брата. Только так он сможет подарить ему то, чего у него никогда не было: свободу. Для этого необходимо принести жертву. Этой жертвой сегодня станет Чон-Драак Хосок, если окажется слабее. Сегодня руки Юнги не тряслись от страха, как было, когда он держал в них яд. Сегодня он с чистой совестью одержит достойную победу. Только такая принесёт ему покой. Только такую он сможет принять. Его сердце не было чёрным, он не желал поступать подло. Густой лес был заполнен шёпотом — деревья выбирали победителя. Этот лес всю жизнь помогал Тэхёну держаться. Юнги часто сомневался, ему часто требовалось много времени на принятие решений, но сейчас в его душе царил покой. Стук сердца был ровным, как и дыхание. Решимость с каждым шагом приятно оседала внутри. Ким-Хаан Юнги лучше умрёт, чем отступит. Смерть в небе хотя бы будет достойной. Гниль внутри наконец-то исчезнет, как только он сделает то, что должен был сделать много месяцев назад: бросит врагам вызов. Он должен был вместо Тэхёна защищать свой дом, но он не стал, струсив, приказав отступить. — Для чего мы здесь? — в голосе Хосока не было слышно волнения, которое внезапно осело внутри. Чон-Драак перевёл напряжённый взгляд на навострившую уши Вэси, лежащую среди листвы. Приятная тёплая погода не в силах была успокоить усилившееся сердцебиение Хосока. Сзади — преданная стража и величественный замок, заднюю часть которого многим было запрещено посещать из-за прохода в подземелье, где обитали драконы, а спереди — километры сплошного леса, за которым начинались горы. В сторону подземелья он тоже глянул. Проход вёл в темноту, в которой сейчас скрывались Агаар и Су. Должно быть, Юнги решил вновь попросить выпустить своего дракона полетать. Только за этим они могли прийти сюда. — Я хочу сделать всё по чести, — заговорил Юнги, остановившись в нескольких метрах от лежащего на земле вражеского дракона, от которого не удавалось оторвать взгляд. Вэси и Агаар были одинакового размера — их шансы равны. Сверкнув голубыми глазами, Вэси приподнялась, словно почуяв угрозу, исходящую от Ким-Хаана. Её тёмно-синяя чешуя завораживающе сверкала в солнечных лучах, пробивающихся сквозь высокие массивные деревья. Она плавно, хоть и с грохотом, ступала ближе, предупреждающе вонзая в землю мощные крылья, на кончиках которых находились острые когти. Юнги не заметил на её чешуе ни единого следа от чужих когтей. Вражеский дракон наверняка никогда не сражался в небе. И здесь они тоже были равны. Агаару пришлось только раз вступить в настоящий бой. Случилось это в день вторжения Чон-Драаков в Игнисакву. Думается, тренировочные состязания, традиционно проводящиеся среди королей, далеки от настоящих сражений. — Что ты имеешь в виду? — нахмурился Хосок, в упор глядя на Юнги, всё внимание которого было приковано к Вэси. — Ваше возвращение было ошибкой, — в этот раз в голосе не было ни гнева, ни горечи. — Зачем ты привёл меня сюда? Ровный тон и ледяное спокойствие в глазах Юнги покрыли мурашками спину Хосока, который только сейчас почувствовал неладное. Перед его глазами пронёсся горячий пар, окутавший купальню, и откровенный разговор. В тот миг он не вслушивался, не желая верить в серьёзность озвученных намерений, но сейчас в памяти всплыло каждое сказанное слово. Осознание мгновенно пробрало тело дрожью и осело внутри. Стоило Юнги, молча вытащив из ножен кинжал, приставить его к ладони, Хосок приоткрыл рот. Столько вопросов и только один ответ. С глубоким вдохом альфа сомкнул челюсти, сжал кулаки и медленно выдохнул. Серьёзность, мелькнувшая в карих глазах, часто появлялась в глазах старшего Чон-Драака. С чужой бледной ладони потекла кровь. Первая коснувшаяся травы капля вибрацией пронеслась по телу Хосока, а слова, уверенным тоном слетевшие с губ Юнги, с силой сдавили внутренности: — Воспевая честь и доблесть, я вызываю тебя сразиться со мной в небе за звание Небесного короля. Прозвучавшая наглость перечеркнула всё, вынудив Хосока резко выплюнуть, не глядя на стражу: — Отведите его в темницу! Карие глаза впились в окровавленную, вытянутую вперёд ладонь. Стекающая по чужой руке кровь зачаровала Хосока, не дав ему сразу заметить тишину позади. Стража не выполнила приказ. Медленно, будто бы погрязнув в уплотнившемся воздухе, альфа обернулся и, всмотревшись в чужие лица, обомлел. Люди, скрывающиеся под серебристыми доспехами, не были ему знакомы. Эти люди не прибыли с ним из Мако, эти люди не клялись Чон-Драакам в верности. Как он мог не заметить раньше? Как мог не обратить внимания? Как мог настолько затеряться в мыслях о пропавшем брате? Как мог настолько погрязнуть в письмах, которые изо дня в день писал всем королевствам? Собственная ошибка, собственная глупость могут стоить Хосоку всего: жизни, Вэси, Игнисаквы. — Кто эти люди? Сердце по сантиметру покрывалось шипами. Его вновь предали. Как он мог довериться врагу? Как мог быть настолько глупым? И вновь защита, всю жизнь исходившая от Чонгука, закрывшая его со всех сторон непробиваемой оболочкой, сыграла с ним злую шутку. Он с трудом доверялся незнакомцам после всего случившегося, но, в отличие от брата, всегда тянулся к людям. Как бы страшно ни было, Хосок тянулся к людям. Глупец. Послышавшееся спереди, тихое, с каждой секундой усиливающееся рычание Вэси помогло пелене сойти с глаз. Хватит с него легкомысленности, ветрености и беззаботности. Хватит добродушия ко всем, в особенности к врагам. Утробное рычание родного зверя помогло Хосоку совладать с собой. — Это мои люди, — Юнги ступил ближе, не опуская ладонь. — Хосок, ты обязан принять вызов. Я не хочу убивать тебя бесчестно. Мы пойдём путём, который проложили для нас предки. — Ты поступаешь как тварь. Больше Хосок ничего не мог сказать. Внутри забурлило от подкатившей к горлу горечи. Отчего-то он верил старшему Ким-Хаану. Отчего-то желал заботиться о нём, желал облегчить его ношу и в будущем желал договориться с братом о его положении в Игнисакве. Хосоку не стоило так рисковать, не стоило увлекаться тем, в чьих жилах текла ядовитая кровь. Змеиная кровь была в обоих Ким-Хаанах. Древнейшей связи дракона с человеком не требовались слова. Вэси всё и без них ощутила. Громко взревев, она ступила ещё ближе, намереваясь снести крылом предателя, который, на удивление, даже не шелохнулся. Как только до людей остались последние два шага, вблизи раздался ещё один рёв. Такой рёв знаменовал намерение идти до конца во что бы то ни стало. Этот рёв исходил от Агаара, на шее которого больше не было цепи. Он неспешно, угрожающе клокоча, покидал подземелье. Меньше чем за минуту оба дракона оказались ровно позади своих всадников. Каждый был готов выпустить пламя по безмолвному приказу. Больше всего сейчас Хосок боялся думать о людях, приплывших сюда с далёкого острова. Эти люди доверились им с Чонгуком, оставив прошлую жизнь позади. Пусть в крови большинства преданных им людей текла кровь предков, живших в Игнисакве, они всё равно были рождены на Мако. На Мако у них могло быть будущее, а что с ними стало здесь?.. Мог ли Юнги их всех казнить?.. — Терра, Пало, Буми, Гело и Вуур, — перечисляя тех, кто будет мстить, отгоняя от себя мысли о подданных, Хосок ступал ближе к Юнги, не обращая внимания ни на пар, исходящий из ноздрей Агаара, ни на предупредительное рычание собственного дракона. — Ты ведь понимаешь, что они на части разорвут Агаара, когда вернутся? — Это наша традиция, наша история. Никто не посмеет пойти против короля, избранного небом. — Может, родись мы с Чонгуком на этих землях, мы бы чтили здешние традиции, — кивнул Хосок, неосознанно положив ладонь на рукоять меча. — Но мы были рождены не здесь. Никто из наших людей не посмотрит на традиции. Они уничтожат тебя и Агаара, понимаешь? — Я жду, — правая ладонь Юнги тоже опустилась на рукоять меча, пока левую он так и продолжал протягивать, несмотря на стекающую с неё кровь. — Наше королевство сгорит, если драконы начнут воевать, — сейчас Хосока только это и останавливало от принятия вызова. — Ты этого добиваешься? — В небе у тебя есть шанс на победу, здесь его нет. Если я проиграю, Чон-Драаки продолжат сидеть на троне. Столицу, включая замок, охраняют мои люди. Им отдан приказ: отступить, если я проиграю. Юнги мог поступить иначе, перерезав Хосоку горло в стенах замка, но не стал. Его мать была честной, уважаемой женщиной и почтенной правительницей, только на неё он желал походить. Его сердце успокоит только достойная победа. Шансы должны быть равны. — Твой ублюдочный брат поступил бесчестно, узурпировав трон, — Юнги хоть сотню раз это повторит, если потребуется. — Я — не он, я не могу так поступить. У нас равные шансы. Прими вызов. — Я не король. — Ты его главный представитель, его кровь. Я даю тебе возможность сразиться за свою жизнь. Если ты откажешься, тебя казнят прямо сейчас. Вслед за оглушительным рёвом Вэси раздался рёв такой же силы позади Юнги. Казалось, вот-вот и драконы выпустят пламя. Несмотря на это, оба всадника стояли ровно, не прерывая зрительный контакт. Пока лёд в голубых глазах боролся палящим гневом в карих, драконы тоже испепеляли друг друга одинаково-небесными взглядами. — Вэси не позволит тебе меня убить, — вера, звучащая в голосе Хосока, побудила его дракона согласно ударить длинным, изящным, но не менее смертоносным хвостом по земле. — Этот замок стоял здесь задолго до нашего с тобой рождения. Я не хочу вредить мирным жителям, не хочу, чтобы столица стала частью поля боя. Хосок, прими вызов, — порезанная ладонь Юнги уже начала дрожать, но на его лице не дрогнул ни мускул. — С неба спустится достойный правитель. — Допустим, ты победишь, — оскалившись. — Думаешь, Су поможет тебе отбиться от наших драконов? — Тебя должен волновать исход небесного боя, а не то, что случится после. — Она росла вместе с Вэси. Су не пойдёт против нас. Мы её семья, — в этот раз голос Хосока звучал не так уверенно. — Тэхён — её всадник, в нём течёт моя кровь. То, что Юнги увидел в светло-голубых глазах Су, позволило ему быть уверенным не только в Агааре, но и в драконе Тэхёна. Связь всадника со своим драконом почти всегда была крепче любой другой связи. Су была верна его брату, а значит, она была верна Ким-Хаанам. — Мы её семья, — вырвалось шёпотом со рта Хосока, чьё сердце захватили сомнения. Су была своевольной, порой даже обидчивой. Чью сторону она примет? Поможет ли тем, кто посадил её на цепь? Уверенность в этом с грохотом трещала у Чон-Драака в ушах. — Ты примешь вызов, как достойный представитель вашего рода, или ты отказываешься? — Юнги сдавил на миг собственный кулак, а после вновь раскрыл кровавую ладонь. После сказанного Хосок с силой прикусил нижнюю губу, стараясь сдержать горькую усмешку. Пути назад нет. Будь здесь Чонгук, он бы принял вызов с гордостью и яростью, что младший Чон-Драак и намеревался сделать. Тяжело вздохнув, он неспешно потянулся за кинжалом. Вскоре длинный порез окрасил и его ладонь тоже. Вокруг пахло металлом и шедшим от драконов жаром. С неба живым спустится только один. Каждый это понимал. — Пусть победит достойный, — выдохнул Юнги, как только кровавые ладони соединились в последнем рукопожатии. Только сейчас до них донеслась далёкая песня, слова которой не удавалось разобрать. Мелодия прошлась по Чон-Драаку и Ким-Хаану табуном ледяных мурашек. Эта песня не звучала в Игнисакве вот уже несколько сотен лет. Несмотря на это, каждый наизусть знал особые слова. Весть разнеслась стремительно, как Юнги и планировал. Теперь каждый житель знал о грядущем. Каждый должен быть готов к встрече с Небесным королём, чьё право на трон никто не посмеет оспорить.

***

Так внезапно. И так страшно. Больше часа Тэхён терпел неожиданно вспыхнувшую, тянущую боль внизу живота, боясь даже думать о родах. Он средь бела дня, войдя в дом, забрался в своё гнездо и лежал, надеясь на лучшее. Думалось, пройдёт, но не прошло. По ногам потекла жидкость, только тогда он принял грядущее, едва не потеряв сознание от ужаса. Вот уже третий час он кусал собственные руки, сдерживая стоны, изо всех сил стараясь пережить волны боли, накатывающие каждый раз с большей силой. Короли готовились к этому мигу, но по-прежнему не были к нему готовы. — Ещё рано... — болезненно промычав, Тэхён сдавил левой рукой плед, лёжа боком на своей постели. — Ведь ещё не время? Вот бы всё было сном. Вот бы ребёнок подарил ему ещё каплю времени. — Нам остаётся только довериться Саатусу, — поглаживая омегу по пояснице, Чонгук протирал тканью пот с его лица. — Просто дыши. Поющие снаружи птицы, дневная жара, собственное тяжёлое дыхание — всё сводило Тэхёна с ума. Он готов был перебить всех птиц в округе, чтобы они наконец-то заткнулись, но они, будто бы назло, раз за разом пролетали рядом с окном, не переставая чирикать. Тело тряслось, мышцы болели, однако сильнее всего был панический страх. Тэхён не знал точное количество дней, минувших со дня попадания на остров, но он точно знал, что девятый месяц ещё не настал. — Природа всё предусмотрела, доверься ей и нашему сыну. Всё будет хорошо, осталось немного потерпеть, — не прекращая гладить поясницу омеги, альфа старался окутать его своим ароматом, надеясь хотя бы так облегчить боль. — Тэхён, в такой позе ты не родишь. Давай я помогу тебе лечь на спину. — Ты не понимаешь! Ещё рано! Я чувствую, что ещё рано! — несмотря на восклик, омега перевернулся на спину и тут же громко застонал от боли. Заметавшись по постели, как раненный зверь, он не мог найти правильное положение, пока не встал на колени. Туловище потянуло вниз, и он уткнулся лицом в подушку, подмяв под себя плед, так и продолжая стоять на коленях, выпятив ягодицы. В таком положении стало на капельку легче. Увы, легче стало лишь на мгновение. — Доверься ему. Мой сын бы не стал проситься наружу, если бы ещё было рано. Склонившись над Тэхёном, Чонгук круговыми движениями водил по его спине, двигаясь к пояснице. Его тоже трясло, благо омега этого не видел. Натренированным ровным тоном, продолжая шептать успокаивающие слова, он приподнял чужую тунику, обнажив ягодицы, и внутренне содрогнулся от болезненного стона, прозвучавшего на весь дом. Поясница омеги была влажной, туника была пропитана потом. — Я больше не могу терпеть... — страдальчески взвыв. Так больно Тэхёну ни разу за всю жизнь не было. Ни один, ни сотня ударов кнутом по коже не были такими болезненными. В какой-то миг во рту стало неприятно, и он, открыв глаза, увидел стекающую из укуса на запястье кровь. Сейчас он готов был не только искусать собственные руки, но и даже вспороть себе живот, лишь бы боль прошла. Ни минуты он больше не выдержит. Он то упирался лицом в руки, то привставал, то заваливался набок. В секунду, когда казалось, что лучше умереть, чем это терпеть, Тэхён с громким криком начал тужиться. Боль будто ударом молнии прошлась по телу, из-за чего он больше не мог ни дышать, ни кусать себя, ни тужиться, ни даже мыслить. Всё вмиг померкло.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.