Шестая Тень / The Sixth Shadow

Обратный путь домой был утомительным. Не физически – это было не труднее, чем путь в Суну – а психологически. Каждый АНБУ из ее отряда держался от нее на заметном расстоянии – даже Нэко.  Сакура знала, что они винят ее в том, что она провалила переговоры, что теперь они считают ее бесполезной, что любое уважение, которое она могла заслужить от них, теперь потеряно. Она пыталась не думать об этом, анализируя разговор, который состоялся у нее с Эбизо прямо перед отъездом из Суны. За несколько часов до их отъезда Эбизо постучал в дверь ее комнаты (где Сакура пряталась от остальных членов команды) и спросил, не хочет ли она прогуляться. Хотя она и не была в восторге от этой просьбы, она знала, что это не совсем необязательно. Старик протянул ей руку, согласно традиции Суны. – Давай пройдемся вокруг теплиц, хорошо? – Конечно. Однако вместо того, чтобы вести ее к теплицам, Эбизо снова наложил повязку на глаза Сакуры, чтобы в последний раз проводить ее к тайному хранилищу воды в деревне. Сакура решила, что он сделал это для того, чтобы возможные посторонние глаза (и уши) не смогли выведать, куда они идут, и подслушать их разговор. – Значит, Сакура–чан... не очень опытна в ведении переговоров, я так понимаю? – дружелюбно спросил Эбизо, как только они остались одни. Сакура сглотнула от досады и попыталась ответить со смирением. – Нет, Эбизо-одзи-сан. Это был мой первый раз в такой обстановке... Я думаю, что моя наставница совсем не хотела, чтобы я там присутствовала, но меня все же позвали, чтобы попытаться изменить ситуацию в пользу Конохи. – Я присутствовал, я знаю, почему тебя позвали. Сакура нахмурилась. Когда она ничего не сказала, старик добавил: – Для всех нас было довольно удивительно увидеть, что ты явно не проходила обучение дипломатии. Ведь ты ученица Хокаге. Это утверждение вызвало у нее раздражение. – Шишоу ни в чем не виновата! Как Хокаге, у нее невероятно много работы, не благодаря тому, что Суна сделала с нами три года назад – и даже несмотря на свои обязанности Хокаге, она все еще умудрялась находить время для больницы и обучать меня, как медицине, так и бою. Извините меня, если она не успела научить меня дипломатии в дополнение ко всему этому! Даже находясь в середине своей вспышки, Сакура знала, что кричать было плохой идеей, но, начав, она не смогла сдержаться. Она также не хотела брать свои слова обратно. Это была чистая правда. Старик провел рукой по своей бороде. – Ну, если так рассуждать...– сказал Эбизо, – королева слизней весьма примечательна. Однако, это не то, что скажут обо всем этом мои немилосердные родственники. – Значит, вы согласны, что они немилосердны. – Они члены совета и шиноби, чего ты ожидала? Не смотри на меня так, Сакура. Я согласен, что их поведение было недостойным, особенно для политических союзников, тем более, что я поручился за тебя. – Поручились? – спросила она с удивлением. – Да. Я сказал им всем, что ты говорила только правду, когда давала свой отчет. – Да. Спасибо, что не стали меня допрашивать! – воскликнула Сакура. – Все остальные вели себя так, будто я лгу... – Ну, я сделал все, чтобы ты не смогла, – усмехнулся старик. – Вот почему я так легко поверил тебе на слово.   – Подождите… – Сакура напряглась, – Что? Старик подмигнул ей. – Итак, Сакура–чан. Ты же не думаешь, что я стал уважаемым старейшиной этой деревни, просто сидя на лаврах весь день? – Я не... я не понимаю. – Может, моя сестра и создала яды, которыми мы оба так известны, но из нас двоих я лучше всех умел их применять... поскольку мог делать это незаметно. Ты слышала о так называемой сыворотке Суны? Что?! Он хотел сказать, что накачал ее наркотиками?! – Это невозможно, – воскликнула она, – Я ничего не пила и не ела в вашем присутствии! Как вы могли...? – А-а, – Старец потянулся за удочкой, доставая карпа из водоема со спокойствием монаха, – Это потому, что этого не нужно было. Сакура бросила на него глубоко встревоженный взгляд, который заставил его снова захихикать. – В знак доброй воли я расскажу тебе, как работает моя техника. Не думай, что я легкомысленно делюсь этой информацией с кем бы то ни было, девочка. Я хочу, чтобы ты поняла: даже если и есть те, кто стремится бойкотировать этот новый союз между нашими деревнями, я не из их числа – и поэтому я поделюсь своей техникой. Сакура медленно кивнула, призывая его продолжать. – Я могу вводить лекарства или яд, растворяя их в воздухе и направляя в носовой канал моей цели. Моя сестра была не единственной, кто славился своим контролем чакры. Сыворотка правды не пахнет и не видна, поэтому ты не виновата в том, что не уловила ее. Но это было – святое дерьмо. Этот старик был ужасающим. Даже если в данном случае он использовал свою технику в ее пользу, осознание того, что они могли разговаривать прямо сейчас, а он мог отравить ее без ее ведома... Сакура смогла выдохнуть только «Ох». Собравшись с мыслями, она добавила: – Что ж, спасибо, что доверили мне эту информацию.  Эбизо был прав, он только что рассказал ей главный деревенский секрет. Действительно, знак доброй воли. Она поняла, что, несмотря на то, что он издевался над ней, не стесняясь в выражениях по поводу ее жалкой демонстрации, он ее поддерживает. – Что вы думаете о том, что произошло во время похорон вашей сестры, господин Эбизо-одзи-сан? – спросила Сакура после некоторого молчаливого сидения перед водоемом. Гаара молчал. Не тогда, когда начался бунт. И не тогда, когда вся деревня, чьего каге Сакура помогла спасти, ополчилась против нее. – Это останется между нами двумя, но мне не нравится, как он повел себя в этой ситуации, – сказал старик, – Я ожидал, что он будет защищать тебя, поэтому и не сделал этого сам. – О... – Однако, когда он говорил, Гаара лишь укорял жителей деревни за то, что они нарушили покой моей сестры, но ни разу не проронил ни слова в твою защиту после клеветнических речей старейшины Кадзухико. Я не мог открыто выступить против него, но поверь мне: молчание этого недоумка меня очень возмутило. Это вызвало смех. Он только что назвал Гаару... тупицей? – Правда? – Очевидно, – Старейшина насмешливо хмыкнул, – если бы моя сестра была там, она бы отравила чай Казухико еще до конца дня – и задала бы Гааре хорошую взбучку. Я не буду пытаться убить своего коллегу или ударить каге в тыл – это было безумием моей сестры, но я буду бороться с ложью, распространяемой о тебе, по мере своих возможностей. И я также извинюсь перед тобой сейчас от имени моей деревни – и моего Каге. Сакура посмотрела на него, не ожидая такого ответа. – Спасибо... это много значит. – Нет. Я должен поблагодарить тебя, Сакура–чан, на более личном уровне. Если бы ты защищалась во время идиотской речи этого идиота Казухико, беспорядки в толпе не прекратились бы вообще, и похороны моей сестры были бы полностью испорчены. Я благодарю тебя за это. Сакура кивнула. В конце концов, это было то же самое, о чем она думала в то время. – Я сделала это не для вас, но не за что. Если Сакура думала, что холодность, проявленная отрядом АНБУ во время бегства домой, ограничится только черными агентами, которые были единственными, кто присутствовал во время ее ошибки, то она сильно ошибалась. Цунаде, естественно, первой узнала об этом и в ярости разбила бутылку саке. Сакура знала, что это плохо, когда шишо нападает на бутылки с саке. Она и так чувствовала себя виноватой за то, что ее невежественное поведение плохо отразилось на ее наставнице, но все это не могло сравниться с ее возвращением в больницу. Каждый раз, когда она огибала угол во время обхода, Сакура заставала медсестер, сплетничающих о том, что она – жаждав славы, выдумала все подробности своего боя с Сасори, поскольку Коноха почти не получила за него призовых денег, даже если в книге бинго Суны убийство члена Акацуки было общим. Изо дня в день они постоянно твердили о том, какая она фальшивка, какая шлюха, привлекающая внимание, о том, что Сакура готова на все ради нескольких минут пребывания в центре внимания, даже на то, чтобы так бесстыдно украсть славу у старой, умирающей бабушки. Сакура стиснула зубы и попыталась жить дальше, но сплетни действительно достигли невыносимого уровня. Неосторожная клевета не только вновь открыла рану, нанесенную смертью Чиë, но и вонзила нож в самое больное место. Она просто не могла больше слушать об этом испытании. Никому не было дела ни до правды, ни до Чиë, их волновала только ложь, которая устраивала их больше всего. В случае с ее коллегами, у них наконец–то появился выход их зависти к Сакуре, и они в полной мере воспользовались этим. Если раньше они пытались подлизываться к ней в надежде, что это поможет им добиться чего–то, то теперь они увидели слабость и набросились на нее. Это были даже не только медсестры или медики ее возраста – их зависть была более оправдана. Это были практически все. Из–за своей подготовки она обычно делала меньше перерывов, чем остальной персонал (это позволяло ей заканчивать смену немного раньше, чтобы оставить место для тренировок и обучения с Шишо), но даже это отсутствие контакта с коллегами не позволяло игнорировать презрение к ней со стороны остального персонала больницы. В большинстве дней, как и положено, она получала очень короткий обеденный перерыв, который заключался в том, что она запихивала себе в рот онигири, проходя короткий путь до гражданского кладбища, где она оставляла цветы, которые часто приносили ей пациенты (или Ли), убирала могилы родителей, когда это было необходимо, и возвращалась к работе через несколько минут. Раньше, в дни, когда Цунаде была слишком занята, чтобы обучать ее, Сакура делала перерыв, чтобы пообедать с другими хирургами – теми, кто относился к ней с уважением и был с ней мил, даже если они были старше, – но теперь она совсем перестала это делать, предпочитая использовать дополнительное время, чтобы побродить по старому архиву башни и полистать трактаты и юридические тексты. К сожалению, в данный момент ее Шишо была занята с Суной, поэтому Сакура много времени проводила в архиве. Никто из хирургов, с которыми она сидела, не говорил ничего о ее некомпетентности – по крайней мере, Сакура их не слышала, – но она была уверена, что если подойдет к их столу с подносом и попросит сесть, они скажут ей убираться. Весь кафетерий будет наслаждаться ее унижением. Нет, лучше она будет есть в одиночестве. Часть ее, та, что побуждала ее помогать маленьким детям в ее старом здании, та, что наслаждалась помощью своим пациентам, та, что пыталась научить Наруто манерам за столом, когда они были детьми, потому что она думала, что это поможет ему найти признание – эта часть ее была очень, очень зла. Неужели в их мире так воздается за добрые дела? Какая шутка. Когда она была еще девочкой, она думала, что доброта может отогреть самые холодные сердца, как любовь Хаку к Забузе – демону тумана. Если даже такой человек, как он, смог поддаться любви, значит, это может сделать каждый... верно? И все же Саске оставил ее лежать на скамейке после того, как она призналась ему в любви. Потом все ушли, никому не было до этого дела, Чиë умерла, и снова никому не было до этого дела, и теперь она поняла, что, возможно, это было скорее исключением, чем правилом. Возможно, любовь управляла сердцами лишь немногих людей, а у большинства преобладали корыстные интересы. Возможно, она все это время носила розовые очки, несмотря на то, что, как ей казалось, она повзрослела. То, как Гаара не сказал ни слова в ее защиту во время погребального бунта, не было тем, что сделал бы тот, кто действительно благодарен. Конечно, он поблагодарил её прямо перед церемонией, но когда дело дошло до того, чтобы положить свои рё в рот, он не произнёс ни слова в её защиту. И когда во время переговоров ему представился еще один шанс все исправить, он снова не смог этого сделать: в то время как его брат и сестра (особенно Канкуро) очень активно защищали Сакуру, Казекаге неоднозначно высказался в поддержку той или иной стороны. Все, что он сделал для нее, это потребовал, чтобы убийство Сасори было засчитано Сакуре, а не только Чиё, в книге бинго Суны... но ведь это не так уж и много, правда? Это был сущий минимум. И Гаара сделал только это. Он не настаивал на разделении денег, не сражался со старейшинами, как его брат и сестра, вообще ничего для нее не сделал. Он даже не извинился. Это оставило горький привкус во рту. Она не знала, почему ожидала от этого ублюдка чего–то другого. Хотя она и жаловалась Куме, что им следовало бы просто отдать Суне деньги, она и сама не была стеснена в средствах. Сакура могла бы купить себе квартиру получше, может быть, новый набор для заточки кунаев или более свежие ингредиенты для своих солдатских пилюль. Ее комментарий был просто бездумной болтовней человека, которому надоело целый день спорить с советом, полным гадюк, и предназначался только для ушей Кумы. Ей было бы все равно, если бы деньги достались Эбизо, но, судя по тому, что она слышала, они пойдут прямо в казну Суны. Суны, которая три года назад помогла разрушить Коноху до основания. Суна, которая была виновата в смерти ее родителей. Они сделали из нее дуру – и все это в безопасности для Эбизо, Канкуро и Темари. Что–то холодное зашевелилось в ней. Этого больше не повторится. Теперь, когда она слушала сплетни о ней, грубые оскорбления других медсестер и стажеров-медиков, которых заботил только их статус и то, насколько Сакура превосходила их, а не то, скольких она может вылечить, что хорошего она может сделать; Когда она думала о своей пестрой, обветшалой квартире, когда она думала о сборщиках долгов, которые кружили над ней, как стервятники, после смерти родителей, Сакура поняла, что была ослеплена истинной сущностью мира – ослеплена наивно. К человеческому эгоизму. К тому, что ее окружали стервятники. Больше так не будет. Сакуре надоело быть грушей для битья. Первым делом она официально обратилась к Цунаде с просьбой обучить ее дипломатии, а не просто слоняться по архивам. Вторым делом было принять давнее предложение доктора Мегуми о переводе в гериатрическое отделение. Эта женщина давно хотела убрать Сакуру с дороги, поэтому, как только Сакура обратилась к ней с этим предложением, она сразу же согласилась пообщаться со старушками и джентльменами. Это был самый быстрый процесс оформления документов на перевод в истории больницы. Вопреки мнению многих медсестер, Сакуру не волновало, что это новое назначение может повредить ее репутации. Чего стоило это старье? Пациенты в гериатрическом отделении напоминали ей о Чиë, к тому же там не работал никто с карьерными устремлениями, так что почти никто из ее завистливых ненавистников не бросался в нее язвительными словами. Шишо была не слишком довольна ее просьбой о переводе, но после того, как Сакура сказала ей, что перевод – это способ уменьшить ее нагрузку на медицинском фронте, чтобы она могла сосредоточиться на обучении дипломатии, Цунаде согласилась. Скорее всего, она даже не подозревала об издевательствах – а Сакура хотела, чтобы все было именно так. Шишо разрешила ей просматривать старые отчеты о миссиях ниндзя, которые отправлялись на дипломатические задания, – прекрасное отвлечение, на котором можно было сосредоточиться, когда оскорбления становились слишком сильными. К счастью, после третьего дня пролистывания старых, покрытых пылью отчетов, она нашла несколько тщательно написанных отчетов, автор которых явно был очень умен. Сакура отбросила все остальные отчеты, когда поняла, что кем бы ни был этот посол или дипломат, обученный ниндзя, ясность мысли (и почерка), которую она видела в некоторых его работах, была универсальной. Этого человека следовало бы наречь королем отчетов, настолько аккуратными и тщательными были его свитки. Кроме того, он явно был очень умен, и за очень короткий промежуток времени он выполнил ошеломляющее количество дипломатических миссий. Почти все найденные Сакурой отчеты (явно написанные им) относились к двухлетнему периоду сразу после последней войны. Поскольку его имя всегда скрывалось, Сакура сделала вывод, что он был кем–то важным, но не была уверена, кем именно. Честно говоря, ее снедало любопытство. Она пыталась расспросить свою наставницу, но Цунаде лишь одарила ее ухмылкой чеширской кошки и весело спросила: «разве ты не хочешь узнать?», на что получила ответ, который только усилил ее желание узнать это, спасибо большое. Наконец, не выдержав напряжения, она применила технику, предназначенную для выкачивания яда, чтобы удалить черную метку над идентификатором ниндзя автора. Это сработало. Контроль чакры ее никогда не подводил. Идентификатор ниндзя мало что ей сказал: это была просто серия цифр, как и все остальные. Однако, пока она не пробралась в архив с большой книгой чисел, и, путем кропотливого (и очень тревожного, АНБУ мог ворваться и поймать ее в любую минуту) чтения, она, наконец, нашла человека, которому принадлежал идентификационный номер. Ей не нужно было искать, чтобы узнать это имя. #404044: Намикадзе Минато, – гласила страница книги. Имя, как и любое другое в списке. Намикадзе, мать его, Минато. Святое дерьмо! Сказать, что Сакура вышла из себя, было бы преуменьшением. Все это время она читала доклады Йондайме. Конечно, она ухватилась бы за возможность прочитать что–нибудь, написанное таким гением, как он, даже не зная, что это он. Он всегда был ее любимым Хокаге, а после этого открытия – тем более. Теперь она собиралась прочитать все отчеты, которые этот человек когда-либо заполнял в своей жизни, будь он проклят. И Сакура так и сделала. Один–единственный отчет о его миссии научил ее дипломатии больше, чем десять часов, проведенных за трактатами в архиве. В разных случаях Йондайме вскользь ссылался на различные материалы для чтения, что оказалось совершенно поучительным и позволило ее пониманию международного права расти в геометрической прогрессии.  Йондайме также очень подробно объяснил свой мыслительный процесс, даже указал, как он пришел к тому, чтобы прочитать, что думает тот–то и тот–то, основываясь, например, на акценте, что привело к определенной гипотезе о происхождении человека и, в свою очередь, позволило ему адаптировать свои действия для успешного ведения переговоров. Гений. Он был таким чертовым гением, что ее большой мозг влюбился в его мозг, и она даже не знала, как его укротить. А разве это не некрофилия? размышлял назойливый мозг. Нет, не ходи по этому пути, Сакура. Сосредоточься! Сосредоточься на своем увлечении! В кои–то веки ее способность зацикливаться на человеке можно было превратить в преимущество, и она собиралась использовать эту увлеченность по максимуму. С каждым отчетом, который она читала, у Сакуры появлялись идеи о том, что ей нужно изучить, и она начала их записывать. Он давал ей столько вдохновения, потому что, в конце концов, этот человек был гражданским по рождению. Возможно, для ниндзя, выросшего в клане, это не было бы очевидным, но в каждом слове, написанном на этих страницах, она могла распознать то же мировоззрение, что было у нее всегда, те же трудности, с которыми она боролась за понимание совершенно –нормальных– обычаев, ту же борьбу за процветание в чужом мире, от которой она так долго страдала. О, да. Он был ее любимым Хокаге. Но все равно было непонятно, почему он так тщательно все докладывает и делится многими своими секретами, если только в этом не было подвоха. После множества отчетов Намикадзе Минато Сакура поняла, что с ним всегда есть какой–то подвох. По сравнению с теми отчетами, которые он сдавал во времена, когда был генином или чунином, или даже во время войны, Сакура могла сказать, что после ее окончания его тщательность (и болтливость) явно возросла, а также то, что почти все его отчеты касались дипломатических миссий. Да, война только что закончилась, но третий хокаге отправил Минато на такое смехотворное количество миссий, что это не могло быть совпадением. Подумав об этом, наверное, дольше, чем следовало, Сакура пришла к выводу, что Йондайме, должно быть, тоже заметил эту тенденцию и заподозрил, что его кандидатура рассматривается на должность каге, и таким образом попытался продемонстрировать все свои знания перед третьим – который должен был быть единственным человеком, читающим его отчеты о миссиях. Только теперь Сакура получила возможность заглянуть в этот блестящий ум! И она воспользовалась этим. Она стала проводить каждую свободную секунду за чтением его отчетов, за чтением справочных текстов, на которые он ссылался в своих отчетах, и вообще за увлечением Йондайме, замаскированным под исследование. Она начинала говорить как Джирайя. Хуже того – она начинала вести себя как Какаши. В ее защиту можно сказать, что она еще не дошла до уровня – читать порно на публике – ограничиваясь сплетнями. Ну, на самом деле она не читала их, а скорее подкладывала их под свои настоящие материалы для чтения в качестве фальшивого прикрытия. Тот факт, что она, возможно, хихикала, как школьница, над некоторыми более легкомысленными сообщениями Йондайме, а возможно, и нет, еще лучше подчеркивал, что она – законченная сплетница. Ну, по крайней мере, она использовала чтение тупого журнала в качестве прикрытия. Какаши читал эти книги средь бела дня совершенно без иронии... верно? К слову, ей не потребовалось много времени, чтобы найти отчеты Минато о его команде генинов и связать идентификаторы шиноби с идентификаторами его учеников. И угадайте, кто был его звездным учеником? Правильно. Какаши, мать его, Хатаке. Он познакомился – нет, учился под руководством! – кумира Сакуры, как самодовольный счастливый мудак. Очевидно, он тоже ничего не вынес из этого опыта, если спустя годы так снисходительно относился к ней (гражданскому уроженцу). Это раздражало. Ребенок, которого Какаши описал в отчетах Минато, был таким же, каким, по мнению Сакуры, он был на самом деле: высокомерным, эгоистичным мудаком, который не мог потрудиться работать с товарищами по команде (или уважать их), чтобы спасти свою жизнь. Типично. Сказать, что она была удивлена этим открытием, было бы ложью. Откуда такой придурок, как он, вообще взялся, проповедуя командную работу своим генинам? Скорее всего, она никогда не узнает. Не обращая внимания на эту небольшую заминку, Сакура с удовольствием проводила дни, изучая Йондайме, его стратегический и дипломатический гений, и избивая Какаши при каждом упоминании его дурацкого идентификационного номера (#710076: она случайно запомнила его). К ее огорчению, примерно через три недели поклонения Йондайме, слева, справа и в центре стали появляться случайные АНБУ с письмами, в которых она просила подписать ее специальные солдатские таблетки для тестирования. О–о–о. Нехорошо. Очевидно, Кума вспомнил ее случайное замечание о них. И удерживал ее от обещания дать АНБУ испытать их. Проклятье. Сакура говорила каждому приходящему АНБУ, что у нее важные дела в деревне, но она недооценивала их настойчивость и влияние.  Эти чертовы ублюдки появлялись везде и всюду, требуя ее таблетки для тестирования. Это было настоящим упражнением в творчестве, чтобы найти новые способы отвадить их. В какой–то степени, ей была лестна реакция Кума-сана, что он так верит в свои солдатские пилюли, что даже после того, как она облажалась, он так с ними возится, но в основном, Сакура беспокоилась о реакции Шишо, если она узнает. Она не хотела объяснять ей проблему с солдатскими таблетками. Всё было в порядке, но она знала, что Шишо может подумать, что у неё зависимость, или что она разрушает свою сеть чакры (это не так, она исцеляла себя раз в неделю, чтобы восстановить весь ущерб, нанесённый таблетками), или что Сакура создаст себе долгосрочные проблемы с выработкой чакры (тоже неправда, её медитация решила эту проблему... в основном). Гм. В общем, все было под контролем, и ей не нужно было, чтобы Шишо поняла все неправильно. Дело было так: Сакура проводила большую часть своего времени, либо избегая АНБУ, листая пыльные трактаты по международному праву – разумеется, ссылающиеся на ее нового любимого хокаге – либо совершая обход в гериатрическом отделении, общаясь с пожилыми жителями Конохи. Если смерть Чиё и научила её чему–то, так это тому, что, когда уходит старый человек, уходит и колодец знаний. Отставные шиноби оказывались настоящим кладезем информации, если с ними подружиться. Именно так она и поступила с некоторыми бывшими куноичи и ниндзя из бывшей элиты Конохи, которые взяли с нее обещание навещать их, как только их выпишут. Она даже научила некоторых из них той же карточной игре, которую Эбизо передал ей «Сёгун», так она называлась. Та самая, в которую так хорошо играла Чиë. В конце концов, после того, как Сакура в десятый раз рассказала АНБУ, что разразилась эпидемия гриппа, который поражает только людей старше пятидесяти лет, а она срочно нужна старушкам, ее удача закончилась.  Кума решил лично загнать ее в угол. – Хороший день, чтобы бросить вызов смерти, а, Харуно? – спросил он, оглядывая ее с ног до головы с некоторым скептицизмом. Она читала трактат между Конохой и Страной Чая в один из перерывов на работе, сидя под кедром у могилы Икуо. Проклятье. Он явно искал ее сейчас, когда она не могла ничего придумать. Сейчас она относилась к нему гораздо более настороженно, чем тогда, когда они впервые встретились. Во-первых, в ее голове постоянно крутился вопрос: как обычный капитан АНБУ мог иметь такое большое влияние? Только командир АНБУ мог позволить себе командовать АНБУ слева, справа и справа, чтобы искать ее. Сакура была уверена, что за последние две недели она видела по крайней мере двадцать с лишним разных агентов, и это еще не считая тех, кто искал ее неоднократно. Он не мог быть обычным капитаном. Или у него есть командир АНБУ, чтобы убедить столь важного человека в том, что солдатские пилюли Сакуры стоит испытать после ее неудачного выступления на переговорах. Так что да, Сакура по понятным причинам опасалась этого человека сейчас больше, чем тогда, когда увидела его впервые. Сакура встала со своего места на корнях дерева, смахнула пыль со своей больничной формы и встала лицом к лицу с капитаном АНБУ. – Кума-сан, какой сюрприз. Как Вы? – Просто отлично, спасибо, – спокойно ответил он. – Мои АНБУ сказали мне, что вы довольно увлечены тем, что в одиночку уничтожаете пандемии и находите лекарство от рака. – Я... этого не говорила, – туманно сказала Сакура. Мои АНБУ? Это значит...? Этого не может быть, верно? Он не может быть командиром?! – Ах, ты не говорила? Трудно уследить за всей вашей возмутительной ложью, прошу прощения. Она сглотнула. – Кума-сан... Вы командир АНБУ?! Брови Кумы дернулись. – Скажи это немного громче, ладно? Думаю, вон тот генин тебя не услышал. – И–извините. – А я-то думал, что ты проходишь обучение дипломатии. – Да! Но это действительно застало меня врасплох и... Мужчина рассмеялся. – Успокойся. Я понимаю, что читать трактаты – это не то же самое, что получать практический опыт, хотя, должен сказать, то, как быстро ты впихнула в свою голову десятилетние медицинские знания, может нас удивить. Э... это был комплимент, верно? – Я... делаю все возможное, чтобы впихнуть в свой мозг дипломатические знания, – сказала Сакура. – Хорошо. И? Твои занятия были плодотворными? – Для меня – да, хотя я сомневаюсь, что открыла что–то интересное. – И что же ты... открыла? Он что, смеялся над ней? Сакура покраснела. – В основном я пытаюсь изучить политический климат в Суне. Глаза Кумы загорелись интересом. – И что ты думаешь о действиях Казекаге? Она поняла, что он имеет в виду то, что он не защитил ее во время бунта на погребении. – Он недостаточно силен, – сказала Сакура, обдумав этот вопрос. –Несмотря на то, что старейшины притворялись, что в восторге от его возрождения, на самом деле у него мало сил для управления своим народом, – Она сделала паузу, – В этом есть смысл, если подумать. Казекаге в шестнадцать лет? В истории не было такого прецедента, за исключением Ягуры Тумана, который удерживал власть только с помощью страха. Гаара не использует страх, а это значит, что он слишком молод, чтобы иначе пользоваться уважением старших. Они поставили его туда как фигуранта, как запасной вариант... Он не смог выступить в мою защиту, потому что, несмотря на то, что он их Каге, в той ситуации его люди не стали бы его слушать, и он это знал. Поэтому он должен был сказать именно то, что они хотели услышать, иначе его авторитет был бы дискредитирован перед всей деревней и перед посланниками Конохи. Взгляд Кумы был острее новой катаны. – Замечательно, – сказал он. – Ты узнала все это из ...? – Я много думала об этом. Читала некоторые книги. Он бросил на нее скептический взгляд. – А еще я дружу с Эбизо, – призналась Сакура. – Старейшина Суны? Неужели? –Да. Он брат Чиё-баа-сама. Внимание Кумы, казалось, сосредоточилось на ней. – Мое восхищение и уважение к покойной Чиё-баа-сама искренне, – объяснила Сакура. – Я отправилась в Суну только для того, чтобы выразить свое почтение ей и ее оставшейся семье, что я и сделала. – И тебе удалось приобрести ценного союзника на этом пути... – заметил Кума, сверкая глазами. –Друга, – поправила Сакура. – Я бы не просила его раскрывать мне секреты, да и он не стал бы этого делать. Он позволил мне сделать такой вывод только в качестве своего рода извинения за случившееся. Командир АНБУ улыбнулся.  –Харуно, ты получила актив гораздо более ценный, чем могли бы дать наши переговоры, даже если бы мы преуспели во всех наших целях. Возможно даже, что именно твои действия – отказ от самозащиты во время погребения, бескорыстное заявление о том, что Суна должна получить денежную компенсацию во время встречи – склонили Эбизо на нашу сторону. Он очень сильный союзник. Сакура кивнула, пораженная неожиданной похвалой. Она начала думать, что в мире шиноби никогда нельзя сказать, было ли что–то удачей или несчастьем, пока это не случится само собой. Может быть, теперь, когда мужчина отвлекся от вопроса о ее таблетках, она сможет сделать рывок? – Ах, ужасно жаль, Кума-сан, но мне действительно нужно идти... Командир АНБУ одарил ее невеселым взглядом. – Ты думаешь, я вчера родился? Харуно, мы оба знаем, зачем я сюда пришел, и это не для болтовни, хотя то, что ты мне рассказала, было очень интересно. – Я действительно должна уйти, иначе больной раком, о котором я рассказала одному оперативнику, может умереть... – Ты дашь мне эти таблетки, чтобы я попробовал их сейчас, – оборвал ее Кума. – И как только ты вернешься, в зависимости от оценки работы моих агентов, мы обсудим этот вопрос дальше. Сакура сглотнула. – Сейчас, Харуно. Точно. Она порылась в рюкзаке, достала бутылочку с самыми слабыми таблетками и передала ее, надеясь, что ее шишо не узнает. Таблетки были лишь немного сильнее, чем средняя доза, так что, может, они ему и не нужны? Она не была уверена, что сможет жить без них. После обеда Цунаде вызвала ее к себе в кабинет на задание седьмой команды. Из–за недавнего стресса Сакура почти забыла о ценной информации, которую Сасори сообщил ей об Орочимару прямо перед смертью: разведка моста, на котором Орочимару должен был встретиться со шпионом – у них будет шанс вернуть Саске! Шишо не теряя времени сообщила ей и Наруто, что Какаши не будет включен в команду номер семь из–за истощения чакры, что заставило их найти ему замену, а также замену Саске, которыми оказались шатен по имени Ямато и грубый бледный мальчик по имени Сай. Неизбежно, Наруто взорвался из–за отсутствия Какаши, но Сакура была тихо рада. Отсутствие Какаши было для нее благом. Теперь, если бы только они смогли добиться успеха, возможно, Какаши вообще исключили бы из седьмой команды... Она должна была знать, что ни один план не выдерживает контакта с врагом. Не то чтобы она этого не знала, но даже Сакура, хоть она и была пессимисткой, не ожидала, что все пойдет так плохо. Сначала выяснилось, что на мост пришел сам Орочимару, а не просто посланник. Затем, как будто этого было недостаточно (после того, как змея раскрыла травмирующие детские секреты Ямато), этот ублюдок начал провоцировать Наруто на потерю контроля над кьюби, после чего чуть не убил Сакуру. Пока все это происходило, Сай инсценировал свою смерть и предал их, чтобы сбежать за саннином. Пережив это испытание, Сакура нашла среди его вещей альбом с рисунками, который также намекал на травматическое прошлое. Оказалось, что Ямато скормил Саю какое-то семя слежения, которое позволило им найти его – и логово Орочимару. Оказалось, что Саи не предал их (возможно, Сакура ударила его по лицу?), но это быстро забылось, когда они столкнулись не с кем иным, как с самим Саске. И не смогли его вернуть. Да. За несколько дней произошло довольно много событий. В целом, миссия была огромным, полным, катастрофическим провалом. Однако она не была бесполезной. Во–первых, они выяснили, что Сай принадлежал к какой–то секретной корпорации под названием «Корень», и что у него когда-то был брат (изображенный в альбоме) по имени Шин, который погиб при невыясненных обстоятельствах. Этого было достаточно, чтобы разжечь ее любопытство относительно его происхождения. Что такое Корень? Сакура расспрашивала Цунаде об этом, пока блондинка не рассказала ей о том, что ей известно об одиозном члене совета Данзо Шимуре, и как Цунаде подозревала, что он замышляет ее убийство. Мило. Сакура была поражена тем, что вылетало из уст ее наставницы: о фонде, о детях-солдатах и о бедном Сае, у которого, должно быть, была очень тяжелая жизнь, черт возьми. А она-то думала, что у нее все плохо. Сакура решила прямо сейчас помочь ему выбраться из темноты, уйти от корней и попасть в пышную листву дерева... если это вообще возможно. Не предав их на основании двухдневного знакомства, Сай доказал, что обладает сильным чувством порядочности, несмотря на все то, через что ему пришлось пройти. За годы, проведенные в роли изгоя, проныры, пробившей себе путь к расположению Хокаге-сама, Сакура знала, что значит быть одной. Она на собственном опыте знала, каково это – быть невежественной, не понимающей шуток, старухой в подростковой одежде. Сай был похож на нее. Не совсем, конечно – она была бы неблагодарной плаксой, если бы утверждала, что у нее все было хоть на долю хуже, чем у него, но этого было достаточно. Достаточно, чтобы понимать, заботиться... чувствовать родство с ним. Так что да. Он мог быть раздражающим мудаком, но Сакура могла – ей было неприятно использовать это выражение, но – она могла видеть под ним. Очевидным выводом было то, что она должна подружиться с ним. Единственная проблема заключалась в том, как? Сакура попыталась позвать Сая, когда миссия закончилась, чтобы пригласить его потусоваться или еще что-нибудь, но, к ее огорчению, прежде чем она смогла это сделать, к ней снова подошел агент АНБУ, чтобы договориться о встрече с Кумой. Сакуре ничего не оставалось, как согласиться. Пока они были на задании, она долго размышляла, что делать с ситуацией с солдатской пилюлей, но пока у нее не было никаких идей. Проклятье. Она влипла, не так ли? Сакура с удивлением отметила, что Кума назначил им встречу на пустой тренировочной площадке, а не в темном конференц-зале, как она себе представляла. Это была одна из тренировочных площадок АНБУ, на которой она никогда раньше не бывала, и часть ее души тут же позавидовала тому, как все ухожено, каким прекрасным местом для тренировок должно быть это место. Это место немного напоминало ей тренировочную площадку номер семь, так как здесь был полный ландшафт: небольшая роща деревьев, озеро, небольшой ручей, бесплодная местность вокруг озера и скалистая местность вдалеке. Идеально для тренировок в любых условиях. Раньше она считала, что такие тренировочные площадки были нормой, пока ей не поручили найти место для тренировок детей. Тогда-то она и поняла, что для обычного генина или даже чуунина они были просто мечтой. То, что Какаши мог часами резервировать тренировочную площадку номер семь только для того, чтобы почитать свою дурацкую книгу на дереве или нависнуть над мемориальным камнем, было просто умопомрачительно. Седьмая тренировочная площадка, как она выяснила, исследуя Йондайме, на самом деле была тренировочной площадкой, которую использовал каждый Каге. Представьте себе. Сакура пришла в ужас от осознания этого факта: она ухаживала за Саске и вообще выставляла себя идиоткой в том же месте, где Великие когда-то воспитывали следующее поколение, посадила свою толстую задницу на ту же грязь, на которой Сарутоби Хирузен когда-то отрабатывал ката, будучи генином, вырубилась от гендзюцу ранга D в той же роще деревьев, где Хаширама Сенджу, возможно, использовал свой легендарный мокутон для воспитания. Это было умопомрачительно. Но вернёмся к настоящему: тренировочная площадка, на которую её вызвал Кума, была даже чуть более совершенной, чем прежняя, только находилась она почти на окраине деревни, а не в самом центре. Она полагала, что это как нельзя лучше подходит для их целей уединения, хотя, опять же, ей пришлось задуматься, почему Кума позвал ее сюда, а не в какой-нибудь офис штаба АНБУ. Возможно, он опасался подслушивающих? А может, он просто хотел прогуляться? Такие люди, как он, часто сидят дома. Она предположила, что в обоих случаях маленький лес в центре тренировочной площадки – самое подходящее место для его прогулки. После нескольких минут хождения среди деревьев она заметила мужчину, прислонившегося к дереву. Он возился с каким-то брелком, но убрал его в карман, прежде чем Сакура успела рассмотреть. – Харуно, – поприветствовал он ее, выпрямляясь. – Мы закончили полевые испытания. Она удивилась, увидев его без маски, хотя это было вполне логично, учитывая, что она уже знала, как он выглядит.  – И что? – спросила Сакура, делая покерфейс – хорошо отработанный на раундах Сёгуна против закаленных шиноби. – Ты не солгала об эффективности таблеток. Я уже поговорил с Хокаге о том, чтобы упростить их прием для остальных членов АНБУ. –Что!? – в ужасе воскликнула Сакура. Значит ли это, что Цунаде-шишо уже знала, что таблетки – ее изобретение? Но нет, в таком случае она бы обязательно что-нибудь сказала. – Не смотри так тревожно, у меня хорошие новости. Хокаге сказала, что будет полагаться на мое мнение по этому поводу, но сначала она хочет взглянуть на рецепт. Кума бросил на Сакуру испытующий взгляд. – Правильно ли я понимаю, что ты изобрела их без какой-либо помощи с ее стороны? – Их вряд ли можно назвать изобретением, – сказала Сакура. – Все, что я сделала, это подправила оригинальный рецепт под свои нужды... – Даже если так... они представляют собой значительное усовершенствование по сравнению с обычными солдатскими пилюлями. Я хочу присоединиться. Сакура вдохнула, переведя его слова как – АНБУ хочет присоединиться. Вот черт. И все же, она не могла согласиться. Не тогда, когда Кума наверняка расскажет Шишо, кто именно изобрел эти новые солдатские таблетки.  Лучше вообще избегать этой ситуации, как бы больно ей ни было. – Простите, Кума-сан... но рецепт секретный.  Неловкое молчание. –...что? – спросил он, выглядя совершенно ошарашенным. – Я не могу раскрыть его. Извините. – Шишо не должна видеть всю ту чушь, которую она туда напихала. – О... значит, ты хочешь сыграть так..., – размышлял мужчина. Сакура бросила на него непонимающий взгляд. – Сколько ты хочешь? Что...? Сакура тупо уставилась на командира АНБУ. Секундочку... он подумал, что она хочет денег за рецепт? Она задумалась на мгновение. Действительно, ей не помешали бы деньги, но это не стоило риска, что у нее отберут таблетки. Тем не менее, возможно, она могла бы использовать это. Может быть, если она попросит запредельную сумму, Кума-сан просто решит, что она сумасшедшая, и бросит это дело. – Ну что? Сколько? – спросил командир. –Пять миллионов рё, – рискнула Сакура. Как же она была рада, что навела справки о зарплате АНБУ у Нэко – до того, как та перестала с ней разговаривать, ведь теперь она хотя бы знала, что это значительная сумма даже для огромной казны АНБУ. Лицо Кумы зашипело. – Извини? – Пять миллионов или никакой сделки, – повторила она, ухмыляясь от удовольствия. Да. Теперь она сможет заставить этих надоедливых АНБУ перестать беспокоить ее! Кума на мгновение уставился на нее сузившимися глазами – Сакура могла сказать, что ее план сработал – когда... – Я могу дать тебе максимум один. Подождите... что? Она чуть не лишилась чувств. Что он только что сказал?! Он готов отдать ей один миллион рё за жалкие солдатские пилюли?! Но те, что она дала ему, даже не были ее лучшим рецептом? И один миллион?! Но это же столько денег! Сакура попыталась прийти в себя.  Это должно быть странный лихорадочный сон. Ловушка. Может, он даст ей фальшивые деньги? Нет. Она должна была оставаться сосредоточенной и стоять на своем. – Пожалуйста, Кума-сан, – сказала она, переходя на дерзкий тон. – Вы думаете, я не знаю, что средний АНБУ получает около восьмидесяти тысяч в месяц? Пять миллионов или никакой сделки. – Два. – Не-а. Челюсть мужчины сжалась. – Мы в минусе, Харуно. Разгром Конохи не был к нам благосклонен – прошу понять. Я бы предложил больше, если бы мог. Два миллиона? Он предложил бы больше, если бы мог? Сакура начала терять сознание. Неужели он действительно думает, что ее таблетки стоят столько?! Если бы не страх, что Цунаде увидит их, она бы продала рецепт любому чунину, который бы попросил, в обмен на бесплатное моти. Сакура сделала вид, что раздумывает над этим, уже будучи уверенной, что ей снова придется отказать. Но это было чертовски обидно. На эти деньги она могла бы купить классную квартиру и новый стол, в котором так нуждалась. Черт возьми, она могла бы даже купить дом с задним двором для тренировок – и бассейном! – Мне... мне жаль. Но нет. Кума, казалось, прочитал ее мысли, потому что сказал: – Ради всего святого, Харуно. Я знаю, что ты живешь в дерьме. Что с тобой такое? Сакура прикусила губу. – Ну... анонимность – это забота. Мужчина нахмурился. – Анонимность? А, понятно. Ты боишься, что кто-то может похитить тебя, чтобы получить формулу, если узнает, что ты ее создала? Проницательно с твоей стороны. На какой планете жил этот парень? – Эээ, – сказала Сакура. Красноречиво, Харуно. Очень красноречиво. Мысленно она закатила глаза, думая, как бы выкрутиться. Взяв в руки серебряный язык Йондайме, Сакура медленно произнесла: – Честно говоря, Кума-сан... меня беспокоят не только внешние угрозы. – О? – В этой деревне есть те..., – ответила она, – кому выгодно, чтобы я работала исключительно на них. Да, это была ссылка на Данзо Шимуру. Думала ли Сакура, что попала в поле зрения этого человека? Чертовски нет. Но он был единственным козлом отпущения, которого она могла придумать, чтобы похитить кого-то ради рецепта? Да. Глаза Кумы расширились. – Сакура, ты ученица Хокаге. Конечно, ты не думаешь, что у него хватит наглости пойти за тобой... – Никогда не знаешь. У меня, как у гражданских уроженцев, гораздо меньше гарантий, чем у тех, кто принадлежит к клану, Кума-сан. Мое происхождение научило меня тому, что никогда не стоит недооценивать противника... и силу корней, растущих под деревом. Кума кивал ей, как будто все это имело для него смысл. – Конечно, конечно, я все понимаю. Возможно, мы могли бы что-нибудь сделать... дайте мне подумать... Он сделал паузу. Сакура в недоумении смотрела на него, размышляя, действительно ли ее план работает. – Что если... что если кто-то другой придумал эти таблетки? – спросил Кума через мгновение. Несмотря на все усилия, ее глаза расширились. Он предложил...? Вот, черт. Он буквально подбрасывал решение ей на колени. Что если она...? Да. Да, это может сработать. Если она все правильно расскажет... У Кумы не было причин подозревать, что Сакура захочет скрыть от кого-либо – и в первую очередь от своей наставницы – успешное изобретение солдатских пилюль. В конце концов, такой поступок должен был стать поводом для гордости, не так ли?  – Полагаю, это может сработать, – осторожно согласилась она, изображая незаинтересованность. Первое правило торга, как сформулировал его Йондайме, заключалось в том, чтобы никогда не показывать свои карты и не проявлять излишнюю заинтересованность. Лучше, если Кума подумает, что ей нужно что-то совсем другое.  – Я соглашусь продать вам свой рецепт, только если мое имя нигде не будет фигурировать, – медленно проговорила Сакура. – Даже в бумагах, предназначенных только для глаз Шишо – боюсь, Данзо может иметь доступ даже к ним. – Я полагаю, что осторожность не помешает... – сказал Кума, – но не слишком ли это экстремально? – Нет. Не тогда, когда твой товарищ по команде – джинчурики, а другой – последний Учиха, – сказала Сакура. – Я – идеальный козырь. – Теперь она действительно начала выступать. – Предположим, Данзо хочет устроить переворот? Взять меня в заложники и убить, сколько? Четырех зайцев одним выстрелом? Наруто отказался бы действовать так, чтобы причинить мне вред, как и Какаши, – ложь, – и мой шишо тоже. Мне неприятно это говорить, Кума-сан, но, давая Данзо хоть какие-то боеприпасы против меня, это все равно что напрашиваться на неприятности. Кума на мгновение уставился на нее, похоже, обдумывая сказанное. – Ты... ты можешь быть права. Не совсем. Они уже оставили ее однажды, они сделают это снова. И Сакура ни минуты не думала, что ее шишо предпочтет ее деревне. – На самом деле, Харуно... Я думаю, что тебе не помешает дополнительная тренировка. Всегда полезно подстраховаться. Дополнительное обучение? внимание Сакуры обострилось. – В смысле... тренировки АНБУ? – Ну, это то, что я бы предложил, да. Ты вторая после Хокаге в области медицины, я бы сказал, что теперь ты можешь сосредоточиться на других вещах, не так ли? Сакура нахмурилась, не зная, что делать. С одной стороны, это был АНБУ. Его репутация раньше пугала ее, но после того, как она отправилась с ними в Суну и поняла, что может идти в ногу со временем, что-то изменилось. Часть ее души жаждала доказать – хотя бы самой себе, – что она может идти в ногу со временем. И все же, что скажет ее Шишо? Подумает ли она, что Сакура заменяет ее? Примет ли она предложение Кумы и перестанет ли видеться с ней каждый день? Она не хотела искать другого учителя, она хотела навсегда остаться ученицей Шишо. Кроме того, была еще ее работа в больнице. Сакуре нравилось лечить других. Это помогало ей чувствовать себя... не такой уж бесполезной, когда она видела, что кому-то помогла. А еще были дети, которых она тренировала раз в две недели. Сможет ли она продолжать в том же духе? – Ну же, Харуно, – настойчиво продолжал Кума. – Мы оба знаем, что последние две недели ты изучала все свитки по дипломатии, которые попадались тебе в руки. Я также не мог не заметить, что некоторые документы, написанные Четвертым, пропали... Сакура не вздрогнула. Но это было близко. – К чему Вы клоните? – Обучение дипломатии на практике: хочешь – мы можем это обеспечить. – Как? Вы – АНБУ? – Миссия, в которой ты нас сопровождала, была дипломатической, Харуно. Ты заметила, что на мне был белый плащ? Сакура кивнула. Сначала она подумала, что это просто примета Кумы, потом, что это связано с его командирской должностью... но, может быть, она ошиблась? – Белый плащ носят только АНБУ, имеющие право выступать в качестве дипломатов. В настоящее время это только я и еще несколько человек. – Так что Вы хотите сказать? Что Вы сделаете меня дипломатом? – Сакура посмотрела на него так, словно он сошел с ума. – Нет, я предлагаю включить тебя в команду, сопровождающую дипломатов. Так ты сможешь увидеть, как все происходит в реальной жизни, и принять участие в тренировках команды. Это должно стать для тебя способом естественного совершенствования. Это действительно звучало очень, очень заманчиво. Но мораль Сакуры не позволяла ей согласиться. Она не была достаточно хороша, и она не собиралась рисковать жизнью дипломата только из-за своего эгоизма. – Но Кума-сан, я же чуунин. Я не могу идти на такие важные миссии, я бы полностью их испортила... – Харуно, в книге бинго Кири напротив твоего имени написан комментарий – бежать при виде. – Я... что? – Похоже, другие страны не готовы поверить, что старая женщина сама убила Акасуну но Сасори... или что она могла сыграть в этом очень большую роль. А вот ученица Хокаге? Что ж. В книге все написано. Сакура отчаянно хотела попросить книгу бинго, о которой шла речь, но сумела сдержать порыв. –Тогда я согласна. Если Шишо не против..., – осторожно сказала она. – Хорошо. АНБУ повезло с тобой, Харуно. Тем более, что твои навыки ведения переговоров, похоже, улучшаются... – Он окинул ее грязным взглядом. – Хотя ты могла бы выбрать кого-нибудь другого, чтобы развязать им руки.  Сакура покраснела. – Э–э. Я буду иметь это в виду. Мужчина рассмеялся. – Теперь о тех таблетках. Мы договорились, что просто припишем их изобретение кому-нибудь другому, да? Сакура кивнула. – Да, и мы не будем предавать этот факт огласке. Я даже могу сказать об этом самой Шишо – ваши встречи с ней всегда привлекают гораздо больше внимания, в то время как мой разговор с ней наедине был бы менее заметным. Кума задумчиво нахмурился: – Полагаю... так будет практичнее. Да, да, да! Она не могла поверить, что ее план сработал! – Ну, если это все, что касается твоих возражений... – размышлял мужчина, – мы можем встретиться завтра, чтобы завершить процедуру. Что касается цены... будет много работы, чтобы создать для тебя альтернативную личность, так что... – Вообще–то, мне не нужно так много денег, – вмешалась Сакура. Кума моргнул. – Если вы позволите мне вступить в АНБУ, то я смогу заработать их сама достаточно быстро. То, что я создала пилюли, будет единственной платой, которая мне нужна. – Но Харуно, тебе действительно ничего не нужно? – Нет. Как ты сказал, деревня в убытке, и я лучше других знаю, какие ужасы может принести долг. Если таблетки помогут вам, то это больше, чем я могу просить. Не нужно платить, Кума-сан. Неожиданно командир АНБУ откинул голову назад и рассмеялся. Он, несомненно, был вторым по силе в деревне, – возможно, третьим, если влияние Шимуры Данзо было так велико, как Сакура начала подозревать, – и он смеялся так сильно, что Сакура боялась, что он может что–нибудь сломать. – Должен сказать, что после эпизода с Суной я считал тебя идеалистом, хотя и компетентным шиноби, – Он кивнул сам себе. – Но всего за несколько недель ты очень изменилась... и все же, несмотря на то, насколько более политически подкованной ты стала за такой короткий промежуток времени, в конечном счете, ты все та же. – Нет, это не так, – возразила Сакура. – Вы сравниваете это с моим комментарием на переговорах в Суне, но правда в том, что если бы мы были там сейчас, если бы я могла сделать все заново, я бы держала рот на замке и потребовала плату за убийство... на ум приходит тот стол, который я собиралась заменить. Однако Коноха важнее стола, и я лучше заработаю деньги на его замену честным путем. Деревня заплатит за него в любом случае. Кума хмыкнул. – Твои действия похвальны, Харуно. Я буду иметь их в виду. – А, ну... в этом нет необходимости. – Может, и нет, но я буду помнить, так же как я буду помнить оперативников, которые пожертвовали деньги, чтобы помочь с возмещением ущерба инфраструктуре. Не все из них сделали это, да и деревня не ожидала, но благодаря этому мы заработали почти двести миллионов. Честно говоря, дать тебе два миллиона рё из этой суммы – не так уж и много. Сакура вытаращилась на него. – Вы... вы собрали двести миллионов? Вы серьезно? – А, ну, большая часть из них поступила от одного человека. Но да, эта сумма верна. Сакура не хотела знать, у кого было достаточно денег, чтобы сделать такое пожертвование. Да она и не хотела. Скорее всего, это был Хьюга.