Порочный круг

Звон в ушах становился всё сильнее, пронзая сознание, словно острые иглы. Он выл, завывал, нарастая до такой степени, что казалось, весь мир начал вращаться вокруг неё, теряя привычные очертания. Всё исчезло — голоса, дыхание, даже собственные мысли — только этот невыносимый, бесконечный звон, рвущий реальность на части. Она пыталась сосредоточиться, найти точку опоры, но всё ускользало, размывалось. А чужое тело… оно словно камень, холодное и беспощадное, наваливалось с новой силой. Чужие пальцы вонзались в её кожу, удерживая её руку, словно стальные тиски, и вторая рука с ужасной уверенностью продолжала резать, проводить остриём лезвия по её метке. Движения были чёткими, механическими, как будто в этом не было ни малейшего сомнения, ни единой ошибки. Он знал, что делает. Он получал от этого удовольствие. И это знание было самым ужасным. Боль взорвалась где-то глубоко внутри, как огненный заряд, вспыхнувший в её венах. Её тело дёрнулось, пытаясь вырваться, но он держал крепко. Плоть будто вспыхнула, обожжённая живым огнём, и первые секунды Эбигейл могла лишь беззвучно кричать, открыв рот в немой агонии, захлёбываясь в собственном ужасе. Казалось, что эта боль навсегда застынет в её памяти — острая, рвущая, заливающая её мир багрянцем. Но затем что-то внутри переломилось. Эта боль была такой ужасающей, что сознание вдруг отказалось её чувствовать. Воздух со свистом вырвался из её лёгких, и пришло онемение — опустошающее и пугающее. Она больше не чувствовала себя. Только глухое осознание, что с ней делают что-то необратимое. Что-то, что изменит её навсегда. Злость. Она пришла внезапно, как тёмный вихрь, заполнивший пустоту внутри. Непонимание и ярость схлестнулись в ней, смешиваясь с отвращением к себе. Как она могла снова оказаться в таком положении? Слабая. Беспомощная. Хоббс ненавидела это чувство всей душой. Оно вызывало в ней рвотный спазм, заставляя желудок сжаться. За последние дни она поняла для себя простую истину: она была не такой. Не должна быть такой. Это не она. Это не её жизнь. Не её судьба. Ты слабая, — шептало что-то внутри. Слова обвивали её, как змеи, сжимающие горло. Слабость. Это слово резало по ней хуже любого лезвия. Стиснула зубы, пытаясь вырваться из этого плена. Пульсирующая боль в руке ощущалась теперь где-то далеко, но она знала, что он ещё там, продолжает. Режет. Мучает. И эта мысль разожгла в ней что-то новое. Что-то темное. Ты больше не позволишь, — тёмная искра, маленькая, но яркая, вспыхнула внутри неё. Вкус боли, который прежде был оглушающим, теперь казался привычным. Эбигейл знала его, как старого врага, который перестал пугать. И если это её враг, то он должен бояться её. Она устала чувствовать боль. Ей осточертело. Она не хотела терпеть её снова. Она хотела дарить её другим — пусть они почувствуют, каково это, когда твой мир рушится. Пусть они захлебнутся в том, что творят с ней. В глазах уже начало темнеть, вероятно от количества потерянной крови и количества боли. Однако собрав волю в кулак, Эбигейл нашла в себе силы на финальный рывок. Пальцы нащупали влажную, скользкую траву под её телом. Её рука сжалась в кулак — маленький, слабый жест, но он значил всё. В её груди поднимался рёв, похожий на гул набегающей волны. Она не позволит себе оставаться жертвой. Не теперь. Не снова. Он ещё пожалеет, что дотронулся до неё. Чужое дыхание ощущалось совсем рядом, почти касаясь её щеки. Тяжёлое, размеренное, полное уверенности в собственной власти. Он думал, что сломил её. Но он ошибался. Она воспрянет. Она вспыхнет. Последний рывок. Последняя надежда на то, что можно ещё что-то изменить, что её жизнь не закончится здесь — в грязи, крови и боли. Нужно собрать всё, что у неё осталось: остатки сил, воли, отчаяния, которые слиплись внутри неё в тугой комок, как скрученные жилы. Просто один толчок, одна попытка — всё или ничего. Ей нужно сбросить его, иначе… иначе всё. Один взмах — и его лезвие вспорет ей горло, оставив её беспомощной и тихой, стекающей в пустоту, или ударит прямо в сердце, отправив её в вечную тьму. Секунды растянулись в вечность. Минуты, часы, — в её сознании это не имело никакого значения. Песочные часы разбились, и теперь каждая песчинка падала отдельно, с мучительной медлительностью. Воздух вокруг стал вязким, как сироп, и двигаться сквозь него было почти невозможно. Казалось, её собственные мысли тонули в этом кошмаре, путаясь, клубясь в сознании, как испуганные мотыльки, застрявшие в липких паучьих сетях. Её взгляд метнулся вниз, к собственной руке — к окровавленному предплечью, где боль всё ещё пульсировала, как второй, искажённый ритм сердца. Красная, блестящая кровь стекала тонкими линиями по коже, обжигая, как огонь, но она не чувствовала её. Это было неважно. Не сейчас. Главное — он. Мужчина, который держал её так крепко, будто она была куклой в его руках. Вдруг он замер. Его хватка на мгновение ослабла — не сильно, но достаточно, чтобы её сознание вцепилось в это с отчаянной надеждой. Он смотрел на своё оружие, на блеснувшее лезвие, покрытое её кровью, будто что-то там его отвлекло. Медленно, почти лениво он повернул голову в сторону, и их взгляды встретились. Эби видела его глаза. Янтарные. Нереально яркие. Цвет расплавленного золота, опасный, пугающий, и всё же… гипнотизирующий. Она не могла понять, что мелькнуло в этих глазах — жалость? Удивление? Или… что-то другое? В этот момент она поняла: времени на раздумья нет. Она не может позволить себе думать, пытаться читать его взгляд или угадать намерения. Нет. Главное сейчас — выжить. Любой ценой. Секунда. Она вцепилась в этот миг. Глаза. Его глаза. Она сосредоточилась на них, будто это была единственная точка в размытом мире. И тут же сорвалась с привязи — резко, неожиданно, точно хищник, который терпеливо ждал своего часа. Правая рука взметнулась вверх, а большой палец нацелился в его глаз. Она ударила. Резко. Жёстко. Со всей силой, что у неё осталась. Эби чувствовала, как палец вдавливается в мягкую, уязвимую плоть, слышала его рёв, полный боли и ярости, и это лишь добавило ей сил. Нельзя останавливаться. Он дёрнулся, попытался отстраниться, но она только сильнее надавила, вжимая его голову назад. Крики, гул, звон в ушах — всё смешалось в адскую какофонию, но Эби не слышала ничего. Она боролась. Она жила. Вкус победы на мгновение показался ей таким же металлическим и горьким, как кровь на губах. Он больше не контролировал ситуацию. Она была не жертвой — хищником. Всего на секунды, но этого хватит. Пусть этот мир пытался сломать её снова и снова, она не сдастся. Она выплюнет эту слабость, вырвет её из себя вместе с чужой болью. Всё происходящее растворилось вокруг — лес, земля — ничего больше не существовало. Только бой. Только её жизнь. И она не собиралась её отдавать. Никому. Кто бы мог подумать, что наставления Крауча когда-то и впрямь пригодятся. Что она вообще сможет пойти на что-то подобное. Его холодный голос, монотонный и въедливый, словно яд, вновь зазвучал в голове Эбигейл, обрывками фраз, которые когда-то казались невыносимыми и пугающе насмешливыми. Теперь же они были её оружием. Её спасением. Если она выживет — если сумеет выбраться из этого ада живой — может… скажет ему спасибо. А после этого исчезнет, навсегда. Хватит с неё всего этого: Пожирателей, кровавых бойней, бессмысленных рейдов, чужих смертей, что сливались в один сплошной кошмар. Она покончит с этим. Просто уйдёт, и никто не найдёт её. Никогда. Но где-то в глубине сознания, за пределами разума, появился он — тот самый шепчущий голос, липкий и холодный, как змея, скользящая по коже. Он с насмешкой напоминал: Он не отпустит тебя. Никогда. Эби стиснула зубы до скрипа, но голос не утихал. Он углублялся в трещины её сознания, вливался, как чёрное масло, впитывался в каждое отчаянное «нет» и превращал его в злорадное «да». Что-то мелькнуло рядом. Размытое, стремительное движение, и тяжёлое тело мужчины, только что державшего её, вдруг рухнуло в сторону, будто сорвавшись с невидимого крюка. С глухим звуком он отлетел дальше и остался неподвижным. Эбигейл всё ещё слышала глухой стук, с которым его тело встретилось с землёй. Как тень, маячившая где-то на границе её восприятия, другая фигура двинулась следом. Медленно, хромая, но неумолимо. Шаг за шагом. Эбигейл только сейчас осознала, что жива и все еще чувствует. Тепло и липкость крови на коже подтверждали это с пугающей ясностью. Её взгляд, мутный и рассеянный, наконец опустился вниз — туда, где слабым огнём пылало предплечье. Она почти физически ощутила, как страх сжимает её грудь. Там, где кожа была когда-то гладкой, теперь расползлось нечто — грязное, кровавое пятно, сгусток боли и беспокойства. Густая кровь, смешанная с землёй и потом, скрывала контуры метки, делая её неразличимой. На месте ли она? Он бы не успел.. нет… Пальцы Эби, дрожащие и ослабевшие, замерли в миллиметре от раны. Ей нужно было коснуться её, ощутить, проверить. Поверить, что она ещё здесь. Но страх сковал её. А вдруг… нет? Вдруг она потеряла не только часть своей кожи, но и что-то большее? Сама ведь иногда мечтала избавиться от неё, но сейчас… Мерлин, она будто сходила с ума. Потеряла себя, смысл и понимание. Метка, проклятая и всё же такая значимая, была её судьбой и её приговором. Секунды тянулись мучительно долго. Время словно растворилось вокруг неё, стало вязким, беспощадным. Она выдохнула и, наконец, позволила пальцам коснуться разрезанной кожи. Рана была глубокой, кровь сочилась густыми каплями, стекая вниз и исчезая где-то в рукаве её рваной одежды. Но сквозь грязь, боль и панику она увидела её — тёмную, горящую. Змея. Её хвост был надрезан, метка повреждена. Она всё ещё там, но в этом «всё ещё» было что-то пугающее. Эби сглотнула, её желудок сжался от внезапного приступа тошноты, когда взгляд поймал что-то инородное на коже. Лезвие ножа, холодное, чужое, вошло так глубоко, что до сих пор её рана пульсировала, как открытый нерв. Боль ощущалась отдаленно. Она была где-то глубоко, но все ещё с ней. Девушка почти слышала, как капли крови падают на землю, как далёкие удары сердца. И всё же, несмотря на боль, несмотря на страх, что змеёй свивался внутри неё, Хоббс снова смогла вдохнуть. Её грудь поднялась, лёгкие наполнились воздухом, пропитанным запахом крови и смерти. Она была жива. Как бы этого ни хотелось её врагам, она пока жива. Ещё один нечеловеческий вопль разорвал гнетущую тишину леса, заставив Эбигейл судорожно оглянуться. Взгляд зацепился за жуткую сцену: мужчина, который ещё минуту назад душил её, превратив её сопротивление в агонию, теперь корчился на земле. Над ним возвышался Дэниэл, лицо и руки заляпаны кровью, пальцы впились в раненое лицо противника, вырывая крики из его горла. — У нас был уговор!— прохрипел мужчина, голос его дрожал то ли от ярости, то ли от боли. Он из последних сил пытался стряхнуть Дэниэла, рывками поднимая руки, цепляясь за его одежду, но кровь, стекающая из его правого глаза, лишала его и без того слабой координации. — Честный бой! Мы договаривались: один на один, когда останемся вдвоём! Ты должен держать слово! Ты должен! Дэниэл застыл на мгновение, словно эти слова задели что-то внутри него, но затем хрипло рассмеялся, и этот смех был куда более пугающим, чем любой крик. Он прервал его резким ударом кулака по лицу мужчины, сопровождаемым глухим хрустом. — Честный бой? — его голос был низким, срывающимся, как будто от ненависти сам воздух вокруг становился тяжелее. — Не будь идиотом. Вспомни, где ты находишься. В этом месте честности не существует. Мужчина застонал, пытаясь защититься от следующего удара, но его силы быстро покидали его. Эбигейл замерла, чувствуя, как холодный страх и странное удовлетворение борются в её груди. Удары, что наносил Дэниэл, были беспощадными, яростными, и каждый раз, когда его кулак сталкивался с плотью, она слышала хруст — это могли быть кости, могла быть только её собственная воображаемая месть, но отвращения к происходящему она не чувствовала. Наоборот. Каждый новый удар приносил ей странное чувство облегчения, словно её собственные обиды, страх и унижения исчезали под тяжестью этих звуков. — Ты был прав. — Дэниэл наклонился ближе, его тёмные глаза горели безумной решимостью. Голос стал тише. — Нельзя было доверять мне. Он замер всего на секунду, а затем снова занёс руку. Мужчина попытался что-то сказать, закричать, но удар, обрушившийся на него, поглотил все звуки, оставив лишь влажный хруст. Хоббс инстинктивно зажмурилась, но быстро заставила себя снова смотреть. Ей нужно было видеть, убедиться, что её мучитель получил своё наказание. Кровь, запёкшаяся на её губах, казалась сладкой, хотя на вкус была металлической. Воздух дрожал от напряжения, и в нём всё ещё витали слова мужчины. Уговор. Честность. Какое наивное заблуждение. Здесь не было правил. Только борьба за выживание. Бойня. Сложно было представить, как Дэниэл вообще смог убедить кого-то не из своих объединиться с ним. Этот человек… чужак, враг. Почему он выбрал именно его? Почему не нашёл кого-то из своих, ту же Эйвери, когда она была жива, да хоть одного из Пожирателей? Как вообще могла прийти в голову мысль положиться на того, кто в любой момент может всадить нож в спину? Мысль о том, что он мог отчаянно хвататься за любую возможность, словно тонущий за соломинку, причиняла ей почти физическую боль. Она ведь совсем не знала, через что он прошёл. Что заставило его рискнуть всем ради такого сомнительного союза? — Дэниэл! — голос сорвался на крик, хриплый и рваный. Её пальцы метались в траве, цепляясь за острые камни и влажную землю, пока она не нашла наконец нож. Металл был холодным, липким от её собственной крови, но не это было важно. Важно, что оружие у неё в руках, и у неё есть шанс. Эбигейл встряхнула головой, отгоняя панику, и, не думая, бросила нож вперёд. Дэниэл поймал его с такой точностью и лёгкостью, будто ожидал этот момент. Лезвие в его руках блеснуло, прежде чем с силой вонзилось в разинутый рот его противника. Звук был оглушительным — влажный, липкий хруст, от которого по коже пробежали мурашки. Эби не могла отвести взгляд, как бы ни старалась. Дэниэл провернул нож, заставляя мужчину захлебнуться собственной кровью. Красная пена пузырилась у губ жертвы, глаза выкатывались, полные ужаса, но он не останавливался. С каждым движением его удары становились всё яростнее, всё беспощаднее. Знакомая картина, однако... Он нанёс ещё несколько точных ударов в грудь, каждый раз загоняя нож всё глубже. Звук металла, входящего в плоть, был мучительно громким, словно резонировал в её голове. Она чувствовала этот звук, как вибрацию в собственных костях. Когда тело мужчины перестало дёргаться, Дэниэл замер. Его руки, окровавленные и дрожащие, всё ещё сжимали рукоять ножа. На мгновение показалось, что он сейчас упадёт, что его ярость выжгла в нём всё до тла. Эбигейл не могла отвести взгляда. Она сглотнула, но ком в горле не пропал. Страх, глухой и тяжелый, ворвался в её сердце. Но вместе с ним, как бы странно это ни было, она почувствовала и облегчение. Он победил. Он жив. А значит, они оба всё ещё дышат. Надолго? Выбор сделать придется, — шипел надоедливый голос. И только эта мысль, словно резкий удар в грудь, заглушила всё. Абсолютно всё. Шум крови в ушах, хруст веток под ногами, даже собственное тяжелое, рваное дыхание — всё исчезло. Осталась только она: беспощадная, неизбежная. Им придётся выбирать. Кто останется в живых, кто сможет вернуться домой. Кто переживёт эту бойню, переживёт всё то, что с ними сделали, и сможет — или хотя бы попробует — навсегда забыть о Селекции. Решать только им. Никто не придёт на помощь. Никто не снимет с них эту чудовищную ответственность. Кому-то вновь придется убить. Но Эбигейл не была уверена, что его так же мучала совесть. — Пекло, — выдохнул парень. Его голос был хриплым, уставшим, как будто каждое слово давалось ему с огромным трудом. Он поднялся на ноги, едва сохраняя равновесие, и бросился к ней, почти не глядя под ноги. Его движения были порывистыми, неловкими, но в них читалась такая отчаянная необходимость, что Эби замерла на месте, не в силах пошевелиться. — Ты жива. Ты здесь. Это не чертова галлюцинация. — Его слова прозвучали с такой надежой, и прежде чем она успела что-либо сказать, он подхватил её. Его руки, тёплые, крепкие, сжимали её так сильно, что у неё перехватило дыхание. Его губы коснулись её макушки, и Эби почувствовала его дыхание, прерывистое, горячее, пропитанное чем-то, что она не могла распознать. Было ли это облегчение? Или страх? Сделай это… Её тело дрожало, но она не понимала, откуда это. Это она дрожала? Или это Дэниэл? Этот миг казался неправильным, слишком хрупким, чтобы быть настоящим. Что-то в его движениях, в том, как он держал её, казалось… отчаянным. Слишком отчаянным. Он вдруг отстранился, так резко, что Эби пошатнулась, но он тут же схватил её за лицо, обхватив ладонями её щеки. Его взгляд — сосредоточенный, пристальный, как будто он искал что-то — блуждал по её чертам, проверяя, цела ли она, жива ли. Но в этом взгляде было что-то ещё. Что-то, от чего её сердце невольно сжалось. — Дэниэл… — начала она, но он не дал ей договорить. — Ты в порядке? — Голос его звучал странно. Что-то не так. Эбигейл напряглась. Он выглядел так, будто хотел что-то сказать, но не решался. А может, не мог. Его руки слегка дрожали, но хватка была крепкой. Слишком крепкой. Хоббс убрала его руки со своего лица, стараясь сделать это спокойно, но внутри всё кричало. Её кожа горела от его прикосновения, и не от боли, а от страха. Она качнула головой, избегая его взгляда, чтобы он не заметил, как в её глазах мелькнуло сомнение. — Я в порядке, — сказала она твёрдо, хотя её голос дрогнул. Чёрт возьми, даже стоять было сложно. Адреналин, державший её на ногах всё это время, ушёл, оставив после себя пустоту и жгучую боль, которая накатывала волнами. Она почувствовала, как её ноги подгибаются, но стиснула зубы. Нельзя. Только не сейчас. — Правда. Ненужно. — Девушка отвернулась, стараясь сосредоточиться на чём-то другом, только бы он не смотрел. Только бы не видел. Пусть не смотрит. Пусть не видит этот шрам, который уродует её лицо, её душу. Взгляд Дэниэла обжигал. Он молчал, медленно протягивая руки вновь. Что-то в его молчании тревожило её больше всего. То, как именно он смотрел… Давай. Не жди, действуй. Эбигейл вновь и вновь прокручивала в голове его слова. Те самые, которые были сказаны давно, но сейчас звенели в её сознании, словно надрывный колокол. Он ведь говорил ей, что это не так уж и плохо — участвовать в игре. Говорил, что это шанс, возможность проявить себя. А она тогда смотрела на него, словно на чужака, не понимая, как можно быть таким… готовым. Готовым идти туда, где другие боялись оказаться даже во сне. Ей никогда этого не понять. Не понять его стремления к этой бойне, этой бессмысленной жестокости, от которой у неё подкашивались ноги. Она была единственной, кто не радовался. Кто мечтал о том, чтобы всё это прекратилось. Кто хотел тишины. Но он… Он ведь в каком-то смысле этого хотел. Он был не против. И именно это осознание сейчас холодным ядом растекалось по её венам. — Ты не заслуживала этого, — его голос вдруг прозвучал мягко, почти по-домашнему ласковым, и Эби вздрогнула от этого контраста. Его ладонь легла на её щеку, тёплая, обжигающая, и она машинально попыталась улыбнуться. Тело реагировало, словно по инерции, но боль в руке пульсировала так сильно, что эта улыбка вышла неестественной, натянутой. — Мне жаль, что всё сложилось вот так, — продолжал он, его голос окутывал её сознание, как змеиный шёпот. — Что всё это привело нас сюда, в этот момент. Где нет другого выбора. Ты понимаешь меня, Эби? К чему он вообще клонит? На что он ей намекает? Он же не станет просить её убить его? Не станет перекладывать на неё эту чудовищную, невозможную ответственность? — И ты знаешь… при других обстоятельствах я бы так никогда не поступил, — его голос дрогнул, и Эби почувствовала, как её сердце сжалось. — Я хочу, чтобы ты услышала меня. Ты мне небезразлична. Дыхание участилось, губы дрожали, и она покачала головой, словно стараясь сбросить с себя нарастающий страх. Но его ладонь оставалась на её щеке, удерживая её, словно привязывая к этому моменту. Успокаивая. Вернее пытаясь успокоить, но не выходило. — Я так сильно люблю тебя, что сам сделаю это. Эбигейл не сразу поняла, что произошло. Лишь спустя несколько мгновений до её сознания дошёл этот острый, обжигающий, нестерпимый укол боли. Она вздрогнула, резкий выдох сорвался с её губ, когда лезвие вошло в её левый бок. Боль захлестнула её волной, мгновенно превращая всё вокруг в расплывчатую пелену. Она невольно застонала, судорожно хватаясь за его руки, за его запястья, цепляясь за него, как за единственную опору. Мир вокруг качнулся, становясь серым, расплывчатым. Тошнота подступила к горлу, и ей показалось, что она сейчас утонет в этой боли, растворится в ней. — Мы оба через многое прошли, — говорил он, и его голос звучал всё так же спокойно, всё так же ласково, будто он не держал в руке окровавленное оружие. Её оружие. Будто не оставлял её умирать. — Но ты ведь знаешь, Эби… дальше ты бы не выдержала. Ты бы не смогла. Я знаю это. Хотелось что-то сказать, но из её горла вырывались лишь хриплые, рваные звуки. Что же сотворила с ним эта чёртова Селекция? Он сжал её плечи, поддерживая, и она почувствовала, как её тело ослабевает, как оно больше не слушается её. — Я избавляю тебя от страданий, — сказал он, и его слова, как ледяной нож, вонзились в её сердце. Она даже не знала… что больнее. Эби пыталась понять, почему его голос звучал так, словно он был уверен, что делает ей одолжение. Почему он говорил, что любит её, когда эта любовь обернулась предательством. И почему, несмотря на всё это, её пальцы всё ещё цеплялись за его руки, как будто он мог спасти её, как будто он был её спасением, а не палачом. Эбигейл ощущала, как горячие слёзы струились по её щекам, оставляя за собой жгучие дорожки. Казалось, что даже слёзы вызывали боль — слишком резкую, слишком яркую, словно весь её организм кричал об одном: об этом предательстве. Её тело мелко дрожало, слабость охватывала каждую клеточку, и с каждой секундой становилось только холоднее. Казалось, что мир вокруг сужается до одной точки — до ножа, который всё ещё был в его руке. Опустила взгляд, почти механически, словно кто-то заставил её сделать это. Металлическое лезвие блестело в слабом свете, а с его кончика медленно стекала тёмная, густая кровь. Её кровь. Эбигейл ощутила, как желудок болезненно сжался, когда осознала: это её нож. Тот самый нож, который спас её когда-то. Который она держала так крепко, как единственную гарантию своего выживания. Нож, ставший её спасением, теперь отнимет у неё жизнь. Нет, он отнимет её жизнь. Дэниэл. Человек, которому она доверяла. Человек, которого она любила. Боль в боку обжигала так сильно, что её хотелось закричать, но она не могла. Её голос будто застрял в горле, уступив место чему-то другому — отчаянному, тягучему чувству пустоты. Эбигейл вздрогнула, когда его ладонь вновь коснулась её лица. Тёплая, обманчиво заботливая. Его большой палец мягко провёл по её щеке, стирая слёзы, как будто он пытался утешить её. Как будто хотел, чтобы она поверила, что он не хотел этого. — Тише, — прошептал он. — Поверь, мне сейчас тоже больно. Я ведь не бесчувственный изверг. Эби попыталась встретиться с его взглядом, но её глаза застилала пелена. Она видела лишь очертания его лица, и это почему-то пугало её ещё сильнее. Её губы приоткрылись, но ни слова не сорвалось с них. Только хриплый, едва различимый вдох. — Не думай, Хоббс, — его голос стал немного твёрже, как будто он старался убедить не только её, но и себя. — Я не последняя сволочь, слышишь? Я это для тебя делаю. Он наклонился чуть ближе, его тёплое дыхание обжигало её кожу. И его слова, полные странной, извращённой заботы, били сильнее, чем боль в боку. — Ты же даже не понимаешь, что дальше было бы хуже. Это… это одолжение. — Его голос дрогнул на последнем слове, и он судорожно сглотнул. — Чёрт возьми, не смотри на меня так. Но она смотрела. Её взгляд, полный недоверия и боли, прожигал его. Эбигейл не могла говорить, не могла кричать, но её глаза кричали за неё. Дэниэл отвернулся, как будто этот взгляд причинял ему физическую боль, но его рука всё ещё оставалась на её щеке, тёплая, слишком крепкая. Она снова попыталась заговорить, но язык не слушался её. Воздух застрял в лёгких, и всё, что она смогла сделать — это выдохнуть дрожащий, хриплый звук. Её тело слабело, её сознание плыло, но она всё равно продолжала смотреть на него, словно надеялась, что сможет заставить его осознать. Осознать, что он делает. Что он сделал. Но в его глазах не было раскаяния. Только отчаяние. И в этом отчаянии она вдруг поняла: он верил, что поступает правильно. Верил, что спасает её. Заставь его пожалеть, — твердил голос, такой пугающе настойчивый. Тело рухнуло на колени, и мир вокруг словно взорвался новой вспышкой боли. Бок вновь обожгло, словно туда плеснули раскалённое железо, и эта боль была настолько всепоглощающей, что Эбигейл не могла ни дышать, ни думать. Она выдавила из себя тихий всхлип, почти беззвучный, но такой наполненный отчаянием, что даже она сама почувствовала, как её сердце дрогнуло. Она знала. Наконец, по-настоящему знала: это конец. Всё. Внутри неё словно обрушилась последняя преграда, что удерживала поток мыслей и воспоминаний, и они хлынули на неё, как буря, опаляя и заставляя содрогаться. Перед глазами встала последняя встреча с матерью. Каждая деталь, каждое слово, даже запах духов матери, смешанный с ароматом свечей, всё вернулось. И это было невыносимо. Почему она не остановилась, не задержалась с ней чуть дольше? Почему не сказала ей… не сказала, что любит её ещё раз? Нужно было говорить это чаще. Эта вина разъедала её изнутри. Если бы она могла вернуться назад, если бы только была такая возможность, она бы всё изменила. Провела бы с матерью каждую секунду, которую могла. Сказала бы, как сильно она её любит. И, чёрт возьми, попросила бы прощения за всё. За все обиды, за все недосказанные слова. Её горло сжалось, а на глаза вновь навернулись слёзы, но они не приносили облегчения. Они только выжигали её изнутри. Мысли перескочили к отцу, и от этой картины в груди поднялась волна невероятной тоски. Несмотря на всё, что было между ними — на ссоры, на расстояние, на его холодное молчание — она бы всё отдала, чтобы снова оказаться дома. Как же глупо, как же несправедливо! Почему люди начинают по-настоящему ценить только тогда, когда теряют? Почему она так долго пыталась сбежать из собственного дома, самолично завела себя в этот ад — чтобы сейчас так проклинать себя за свой выбор. Сидела бы дома и ничего бы не было. Никаких Пожирателей. Никакой Селекции. И, самое главное… Никакого Тёмного Лорда. Эбигейл задыхалась, пытаясь ухватиться за этот образ, за эту картину дома, но боль, обжигающая и тягучая, возвращала её в реальность. В жестокую, кровавую реальность. Она сжала кулаки, чувствуя, как пальцы дрожат и слабеют. Её тело было истощено, изранено, но внутри всё ещё жила эта отчаянная, почти животная жажда выжить. Она так цеплялась за жизнь, так упрямо боролась за каждый вздох. Умереть? Здесь? В этой кровавой арене, под равнодушным взглядом ненасытных наблюдателей, которые жаждали её боли, её крика, её последнего вздоха? Нет. Нет! Она не могла, не хотела дарить им это удовлетворение. Но её тело уже не слушалось. С каждой секундой холод становился сильнее, а взгляд затуманивался. Хоббс поняла, что теряет сознание, но её сердце продолжало бороться, продолжало кричать. Она не заслужила такой смерти. — Эби, — от голоса Дэниэла её воротило. Так сильно, что жгучее чувство поднималось где-то в горле. — Посмотри на меня. Да, она совершала плохие поступки. Эбигейл никогда не была святой, и она знала это. В её жизни были ошибки, глупые решения, моменты слабости, за которые она иногда корила себя до бессонницы. Но ведь все ошибаются, верно? Все совершают неправильные шаги, делают что-то, о чём потом жалеют. Она была не лучше, но и не хуже остальных. Она была такой же, как все. Человеком. Тогда почему? Почему именно она должна была проходить через всё это? Мысли её были как рваная лента, скомканные и обрывочные. Её сознание возвращалось к тем вещам, которые она сделала — к тому, кого она обманула, кому солгала, от кого отвернулась, на чьи муки безразлично смотрела. Эти воспоминания, словно тени, преследовали её, шептали из прошлого. …Заслужила, — злорадно процедил голос где-то в глубине и она прикрыла глаза. Это несправедливо. Её поступки, какими бы они ни были, не могли заслуживать такого финала. Она видела, как другие вокруг неё совершали куда худшие вещи. Они рушили судьбы — и всё равно находили способ идти дальше. Почему тогда она оказалась здесь, на грани, в этом беспощадном месте, где ничего, кроме боли и крови, не существовало? …Но ты ничем не лучше. Слёзы вновь подступили к её глазам, горячие, обжигающие, такие же, как и мысли, что пронизывали её разум. Она стиснула зубы, пытаясь найти ответ в этой бесконечной круговерти боли и обид. Но ответов не было. Лишь чувство, будто кто-то вырвал из неё всё тепло, всю надежду, оставив только ледяную пустоту. Она не была монстром. Она была человеком. Измученным, но всё равно человеком. Почему же её так жестоко лишали права жить? Почему этим человеком должен быть он? Умереть от руки лучшего друга — чертовски больно. Эбигейл надеялась, что в этот самый момент ее семья не смотрела. Пусть не видят того, что последует дальше. — Мы столько лет бок о бок, Эби, неужели ты думаешь, что мне сейчас легко? — Его голос дрогнул, как сломанная струна, наполненный болью, которую он, казалось, больше не мог скрывать. — Да это невыносимо! Селекция свела его с ума, не оставалось никаких сомнений. Слова, которые он повторял из раза в раз, смутный взгляд, дрожь в руках... Мерлин, через что же он тут прошёл. Это не Дэниэл. Не её Дэниэл. Лорд забрал и его. Её рука метнулась к шее, отчаянно пытаясь удержать последние крупицы ускользающей силы. Пальцы скользнули по коже, не находя опоры, а дыхание вырывалось рваными, хриплыми вздохами. Еще немного. Нужно просто продержаться и сделать этот последний, самый сложный рывок. — И... мне... жаль... — голос сорвался, превратившись в слабый шёпот, растворившийся в давящей тишине. Слёзы стекали по её лицу, оставляя солёные дорожки на побледневших щеках. Она пыталась сопротивляться, но силы ускользали, оставляя за собой лишь боль и беспомощность. Игла вошла в его артерию с пугающей точностью. Он замер, как будто не понимая, что произошло, и медленно опустил взгляд, пытаясь рассмотреть царапину, из которой выступила крошечная капля крови. Его рука судорожно отбросила её пальцы, но растерянность уже застыла в глазах. Оружие из его рук выпало и, не думая, она схватила его. Эбигейл осела на холодный пол. Её руки дрожали, с трудом удерживая нож. Рукоять казалась тяжёлой, как будто впитала всю её боль и страх. Она подняла оружие, но не могла сделать следующий шаг, застыв в мучительном колебании. Сначала ничего не происходило. Он стоял, как застывшая статуя, не веря в случившееся. Но затем его лицо резко побледнело, будто вся кровь покинула тело в один миг. Жилы под кожей начали проступать, тёмные и извивающиеся, словно живые. Они расползались по его шее, по щекам, превращая черты в зловещую, искажённую маску. Его глаза расширились, наполненные страхом, который он не успел осознать. Хоббс смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Внутри неё разрасталась пустота, холодная и неумолимая. Это был конец, медленный и мучительный, как сама тьма, в которую они оба начали погружаться. Она сделала это. — Что ты сделала? Что ты… — он почти выкрикнул, но голос сломался, захлебнувшись в собственной ярости и страхе. В его глазах метались эмоции, одна хуже другой. Паника. Непонимание. Боль. Сердце болезненно сжалось от этой картины. Эбигейл не шевелилась, словно выжидала, но внутри всё клокотало. Его трясло всё сильнее. С каждым мигом она видела, как страх и отчаяние поглощают его, ломают. Её сердце пропустило удар. И тут, на миг, она пожалела о том, что сделала. Только на миг. — Эби, исправь это! — его голос прорезал воздух. Он сорвался на крик, пронзительный и полный ужаса. — Исправь! — Он шагнул к ней, его движения были судорожными, словно его тело уже не слушалось. — Эби! Ты погубишь нас обоих, слышишь? Без меня тебе здесь не выжить, нет. Ты, чёрт тебя подери, слышишь меня!? — голос, несмотря на угасающие силы, сорвался на истеричный крик. Её взгляд скользнул вниз. Даже если бы она захотела помочь, она бы не смогла. Не сейчас. Не здесь. Всё зашло слишком далеко, и дороги назад больше не существовало. Она не пыталась ему отвечать — слова не имели смысла, они не могли изменить того, что она сделала. Эбигейл только заставила себя поднять голову. Туман перед глазами затягивался всё плотнее, как мрак перед грозой, но она пересилила слабость и заглянула ему в лицо. Его глаза. Эти глаза… Она помнила, как они смотрели на неё, как будто она была для него всем. А сейчас в них было что-то другое. Чужое. Тёмное. Жуткое. Это не Дэниэл. В их глубине клубилось нечто необъяснимое, будто сама тьма пробуждалась внутри него. Ей казалось, что это уже не он, не человек, которого она знала. Она смотрела на что-то иное. На что-то страшное. Это был его настоящий облик. Или, может, это она разбудила в нём эту сущность. Она не знала. Но в этот момент, глядя в эти глаза, в которых уже не осталось ничего человеческого, она поняла, что пути назад больше нет. Мир вокруг словно исчез. Всё, что осталось, — это страх и её собственная вина, холодная и всепоглощающая. Неужели это всё? Она выиграла? Эбигейл станет победителем третьей ежегодной Селекции? Она сделала это? Но почему это не чувствовалось как победа? Почему вместо облегчения в душе была только пустота, тяжёлая, давящая, поглощающая всё остальное? Она была жива. Пока ещё. Но надолго ли? Её взгляд упал на левый бок. Кровь продолжала сочиться из раны, стекая тёплыми алыми струйками, которые пачкали её одежду, смешиваясь с грязью на земле. Эбигейл медленно легла на землю. Холодная, сырая почва приняла её, как старый друг, обнимая её слабое тело. Она попыталась приподнять голову, но сил хватило только на то, чтобы взглянуть вверх. Небо было серым и безликим, будто само отвернулось от неё. Как и все… Сердце разрывалось в груди. Не от боли, не от усталости, а от того, что она сделала. Это был груз, который ей предстояло нести, если выкарабкается. Эби закрыла глаза, но это не помогло — образы всё равно всплывали в её сознании, как призраки. Лица, голоса, шёпот, крики. Они наполняли её разум, вытесняя тишину, которую она так отчаянно искала. Она попыталась не думать. Отогнать мысли, запретить себе вспоминать. Потому что воспоминания жгли сильнее, чем кровь, текущая из её тела. Это не имело значения. Ничего больше не имело значения. Когда она уйдёт, если это случится, она хотела забрать с собой только хорошее. Улыбки. Свет. Тёплый летний ветер и запах свежей травы. Звёзды на ночном небе и смех, который она когда-то слышала. Но всё это казалось таким далёким, будто не с ней, будто это было в другой жизни, у другого человека. А сейчас… Сейчас было только это. Рана в боку, земля под спиной и небо над головой. Пустота, которая не отпускала её, и холод, который постепенно заполнял её тело. Её плечи содрогались от беззвучных рыданий, а пальцы слабо цеплялись за землю, словно это могло удержать её здесь, в этом мире, ещё на миг. Тело постепенно немело, становясь чужим, ватным. Боль, которая ещё недавно выжигала её изнутри, начала угасать, уступая место пугающей, почти холодной пустоте. Эбигейл приоткрыла глаза. Мир вокруг плыл, распадаясь на куски, словно её сознание больше не могло держать его целым. Рядом, в жуткой неподвижности, лежал Дэниэл. Его глаза, налитые кровью, смотрели прямо на неё — пустые, страшные, осуждающие. Она зажмурилась, тряхнула головой, но, открыв глаза, снова увидела его. Лицо, изуродованное вздувшимися жилками, казалось каким-то нечеловеческим. Яд, что она пустила в его тело, превратил его в монстра. Или это она монстр? Её мысли метались, как загнанное животное, не находя выхода. Её рука дёрнулась, сама по себе, потянулась к его ладони, но она замерла. Холод. Такой ледяной, что её пальцы невольно дрогнули. Но она не отдёрнула руку, а коснулась его кожи, словно хотела убедиться, что это реально. Она почувствовала его мёртвую неподвижность, и это окончательно сломало её. Она закрыла лицо руками, пытаясь заслониться от того, что видела, но его образ уже въелся в её сознание. Он был повсюду. В воздухе. В её голове. Каждый раз, как она моргала, перед глазами вспыхивал этот взгляд — пустой, страшный. Ты всё испортила, — шептал голос где-то внутри неё. Она пыталась не слушать, пыталась заставить молчать, но этот шёпот был громче её мыслей. Он был прав. Она всё испортила. Это её вина. Дыхание стало рваным, почти судорожным. Она вдруг почувствовала, что задыхается, что этот взгляд тянет её вниз, как будто даже в смерти он не может отпустить её. Её голова метнулась в сторону, в отчаянной попытке не смотреть, но везде, куда бы она ни повернулась, его мёртвое лицо, искажённое агонией, продолжало быть с ней. Смех вдруг вырвался из её горла — рваный, хриплый, будто ей не хватало воздуха. Это был не смех радости, а звук, полный ужаса и отчаяния. Она обхватила голову руками, крепко сжала виски, но это не помогало. Его образ был в ней, навсегда. Она чувствовала, как холод его мёртвого тела проникает в её кости, как этот взгляд прожигает её изнутри. Девушка сжалась на земле, едва дыша, но ничего не менялось. Дэниэл был здесь. Всегда будет здесь. Его смерть впиталась в её кровь, в её разум, как яд, который теперь убивал её медленно, раз за разом заставляя переживать этот момент. Первый раз в истории Селекции победитель не покинет арену живым. Какой абсурд. Могут ли её вообще назвать победителем? Разве это похоже на победу? Грязная, истекающая кровью, с глазами, полными слёз, она лежала на осквернённой земле. Но, наверное, это и правильно. Пусть ничто больше не связывает её с этим местом, с его звериными законами. Пусть забудут. Мысли текли медленно, как вязкая смола. Обрывками она вспоминала лица. Те, кто начинал вместе с ней. Те, чью жизнь она забрала своими руками. Её победа была построена на их телах, их кровью написаны её шаги к финалу. Какой ценой? Стоила ли она этого? Эбигейл вспомнила первое утро Селекции. Как солнце встало над ареной, слишком яркое и холодное, как её собственный страх. Каждый день убивал в ней что-то важное, и теперь, в эту последнюю секунду, она чувствовала, что от неё осталась только оболочка. Участников Селекции не хоронят. Их тела исчезают, словно их никогда и не было. Она знала, что и с ней будет так же. Ни крестов, ни могил, ни даже шепота, который напоминал бы о ней. Её имя, как и имена остальных, сотрётся из памяти, утонет в забытьи. Но, может, в этом был какой-то извращённый смысл. Не помнить, не вспоминать. Вычеркнуть. Потому что дальше будут новые жертвы. Последняя слеза дрогнула на её щеке и скатилась вниз, оставляя мокрую дорожку на грязной коже. Она закрыла глаза, чувствуя, как сознание проваливается в тягучую, тёплую тьму. Не было страха. Лишь чувство покоя. Она больше ничего не должна, никому. Всё осталось позади. А впереди — только темнота, глубокая, бесконечная. Возможно, это и была её настоящая победа. Освобождение.