Порочный круг

Эбигейл шла, кажется, вечность. Каждый шаг отзывался тупой болью в измождённом теле, но она не позволяла себе остановиться. Чужая кровь, высохшая коркой на её ладонях, казалась горячей. Она ощущала её, как печать, как клеймо. Эта кровь была повсюду — на руках, на одежде, кажется, даже в воздухе вокруг неё. Лес окружал её со всех сторон, тёмный, сырой, равнодушный. Узкие полосы света пробивались сквозь сплетения ветвей, но не приносили ни утешения, ни тепла. Лицо Эбигейл горело, пульсировало огнём, но рука, от которой уже давно не поступало сигналов боли, теперь казалась чужой. Она даже не пыталась взглянуть на неё — страх был сильнее любопытства. Что там? Лучше не знать. Лучше просто идти. Ветки под её ногами разламывались с сухим хрустом. Этот звук был громким, болезненно ясным в тишине. Но она не прислушивалась. Скрыться? Спрятаться? Уже не имело значения. Усталость выжгла всё, оставив лишь автоматическое движение вперёд. Казалось, что стоит ей остановиться, как осознание случившегося захлестнёт её с головой, утопит в безжалостных волнах. Приятное тепло рукоятки ножа… звук рвущейся плоти. Она зажмурилась на миг, пытаясь прогнать образы. Не думать. Просто идти. Вычеркнуть из памяти те минуты, которые изменили всё. То, как тепло чужого тела испарялось под её руками, как сопротивление сменялось тишиной. Эти воспоминания были слишком живыми, слишком острыми. Каждая деталь, каждый миг возвращался с болезненной точностью. Она уговаривала себя: просто двигайся. Забудь. Пожалуйста. Взгляд на мгновение отвлёкся, скользнул в сторону, будто не принадлежа ей. Что-то мелькнуло — нечто чуждое, инородное. Прямоугольное? Блестящее? Это не было частью этого проклятого места. Эбигейл замерла, дыша часто, почти панически. Что это? Знак спасения или новый кошмар? Обернулась, судорожно глотнув воздух, будто могла избавиться от этого, от паники, которая поднималась в ней, как волна во время шторма. Ещё одной схватки она не выдержит. Сердце стучало громко, неумолимо, раздаваясь эхом в её ушах. Веки тяжело опустились, и она заставила себя моргнуть несколько раз, пытаясь разогнать мутную пелену перед глазами. Но зрение упорно отказывалось подчиняться, а тело, измождённое, израненное, уже не слушалось. Она облизала пересохшие губы, невольно поёжилась от ледяного ветра, который проскальзывал между деревьев, цепляясь за её измученную кожу. И вдруг в голове мелькнула мысль — тихая, обескураживающая, почти утешительная. Если сейчас кто-то выйдет из этой чащи и закончит всё... Её пальцы машинально сжались, будто хватались за воздух. ...Она не будет против. Сколько времени прошло? Час? День? Вечность? Она уже не могла различить. Этих деревьев с их узловатыми стволами и тянущимися к небу когтями ветвей было бесконечно много, и все они сливались в один сплошной образ, как кошмарный сон. Сколько раз она спотыкалась, сколько раз падала? Неважно. Теперь всё это не имело значения. Она сломлена. Его стараниями. Хоббс нашарила рукой ближайшее дерево и прислонилась к его шершавой, мокрой коре. Холод древесины вонзился в её спину, но это хотя бы позволило ненадолго притупить боль, которая охватывала каждую клеточку тела. Осторожно, с трудом, она опустилась вниз, чувствуя, как ослабевшие ноги предательски дрожат. Её трясло мелкой дрожью, похожей на конвульсии. На миг показалось, что её вот-вот вывернет, но она лишь глубоко задышала, закрыв глаза. Не думать. Просто не думать. Нужно забыть. Вычеркнуть. Эти слова звучали, как мантра, как последнее спасение. Но даже в них уже не было той силы. Её взгляд случайно зацепился за что-то на уровне земли — тонкую полоску света или, может быть, металлический отблеск. Да что же это? Сколько времени она смотрела в ту сторону, прежде чем решилась пошевелиться, она не знала. В уцелевшей руке раздалось хрустящее напряжение, когда она, сгибая пальцы, потянулась к предмету, едва заметному между корнями дерева и густым кустарником. Металлическая коробка. Небольшая, чуть потёртая, она лежала, будто специально оставленная для неё. Как она вообще могла заметить её? Пальцы обхватили холодный металл, и Эбигейл медленно повернула коробку, рассматривая её со всех сторон. На обратной стороне, почти незаметный в тусклом свете, приклеился маленький клочок бумаги. Сузила глаза, стараясь сосредоточиться. Строчки, неровные, будто написанные дрожащей рукой, постепенно становились различимыми. Чернила расплывались, то ли от сырости, то ли от её мутного взгляда. С трудом, но все же прочла послание: «Я проиграл спор, но в должниках сидеть не люблю. — Б. К.» На мгновение её сознание застыло, будто слова на клочке бумаги были каким-то кодом, требующим расшифровки. Через несколько секунд осознание накрыло её с головой, и в груди поднялась странная, жгучая волна. Она почувствовала, как уголки губ дернулись вверх. Смех. Он был где-то на грани. Резкий, беззвучный, как всхлип. Потом громче. Ей захотелось рассмеяться так, чтобы хрип рвался из горла, чтобы болью скручивало живот. Смех, в котором было всё: истощение, горечь, ненависть. Издевательство. Только так она могла описать это. Эти слова на бумажке, этот подарок, эта проклятая игра, которой, кажется, не будет конца. Снова чувствовала на себе холодные, всевидящие взгляды тех, кто сейчас был по ту сторону, наблюдая за её муками. Как же она ненавидела их всех. Всех этих равнодушных зрителей. Как глупо, она ведь сама была на их месте. И сейчас тоже не отказалась бы поменяться с ними местами. Пальцы непроизвольно сжались, сдавливая металлическую коробку так, что краем она впилась в ладонь. Нервно вздохнув, Эби разжала руку и медленно подняла крышку. Внутри была какая-то субстанция, густая и тёмная, с лёгким металлическим блеском, как ртуть. Она нахмурилась, глядя на неё, и в этот момент лоб пронзила острая боль. Что это? Хоббс скривилась, издав короткое шипение, и обессилено откинула голову назад. Закрыла глаза, приподнимая голову вверх. Где-то там, за тяжёлыми, низкими тучами, должно было быть небо. Свободное, бескрайнее. Капли дождя упали ей на лицо — прохладные, острые. Сначала одна, потом другая. Она выдохнула, пытаясь подавить ещё одну вспышку смеха. Или слёз? Уже не было разницы. Яд. Конечно, он отправил ей яд. Сжалился. Захотел дать ей лёгкий выход. Как благородно. Только он опоздал. Если бы она хотела умереть, у неё и свой яд был. Спасибо «заботливому» отцу, который всегда так вдохновляюще поддерживал её в жизни, что сделал смерть самым доступным решением. Она тихо пробормотала что-то сквозь зубы. Слова были грязными, резкими, адресованными всем этим лицам, что сейчас наблюдали. Однако её взгляд снова упал на субстанцию внутри коробки. Она осторожно опустила в неё пальцы. Жидкость оказалась прохладной, почти ледяной, и это было странно приятно. Холод быстро начал растекаться по её телу, снимая напряжение, будто вымывая из мышц накопившуюся за долгие часы ходьбы боль. На правой руке, усыпанные мелкими царапинами, кожа начала заживать прямо на глазах. Эбигейл замерла, не отводя взгляда. Восстанавливающая мазь. Осознание вспыхнуло в голове внезапно, словно вспышка молнии. Это был не яд. Это было спасение. Оно не излечит её полностью, но адскую боль приступит. Не думая больше ни секунды, она зачерпнула побольше мази пальцами, чувствуя, как холодок обволакивает её руку. Зажмурившись, сжав зубы, она медленно прижала мазь к своей пробитой ладони. Боль. Резкая, обжигающая, будто кто-то нажал раскалённым железом прямо на рану. Кожа вспыхнула, словно горящий уголь, затягиваясь с невероятной скоростью. Эбигейл выругалась, а потом закричала — звук, полный ужаса и облегчения, прорезал тишину леса. Теперь точно найдут. Пришлось израсходовать всю мазь, оставшуюся в банке, но сейчас она хотя бы могла сделать глубокий вдох, не ощущая, как каждое движение отдаётся адской болью во всем теле. Тёплая, обжигающая волна облегчения медленно разливалась по её измученным мышцам, будто даря ложную надежду на спасение. На ладони остался широкий уродливый рубец, едва прикрытый засохшей кровью. Кожа вокруг опухла и саднила, но это была лишь малая часть повреждений. Страшно было даже представить, как выглядит сейчас лицо. Дрожащими пальцами она провела линию по подбородку, где тянулся ещё один шрам — свежий, неровный, неминуемо превращающийся в новую метку её прошлого. На миг она застыла, словно боялась, что прикосновение подтвердит её худшие опасения. Теперь она стала уродливой не только внутри, но и снаружи. Мысли, которых она пыталась избежать, словно волна, прорвались сквозь хрупкую плотину её разума. Они снова вернулись к той убитой маггле. Перед глазами всплывали обрывки: её глаза — широко раскрытые, полные ужаса, её голос — шепот, переходящий в крик, её последние хрипы. Это было похоже на нескончаемую симфонию ужаса, звучащую всё громче с каждым новым воспоминанием. Она могла почти физически ощутить дрожь убитой, её судорожные вдохи и хриплые мольбы, когда нож вновь и вновь пронзал плоть. Руки начали трястись сильнее. Каждая деталь той сцены, каждый звук, каждое движение возвращались, как боль, как расплата. Казалось, что кровь убитой всё ещё липла к пальцам, и никакая мазь или вода не могли её смыть. Ничего не могло. Она убила её. Нет, даже хуже — она разорвала её на части, превратив в нечто бесформенное и чудовищное, кусок мяса, пропитанный кровью и страхом. Её лицо, искажённое ужасом и болью, будто выгравировалось на внутренней стороне век. Стоило только прикрыть глаза — и вот оно вновь, смотрит прямо на неё, осуждающее, молчаливое, но оттого ещё более невыносимое. Удар. Ещё один. Ещё. Звук ножа, врезающегося в плоть, сливался с биением её сердца, громким и глухим. Каждый раз это ощущение — скольжение металла, горячая волна крови — должно было стереть хоть каплю её собственной боли. Но почему всё стало только хуже? Почему? Почему это ощущается так? Она видела смерть. Чёрт возьми, Эбигейл видела её множество раз. Наблюдала, как люди стонут, кричат, ломаются, глядя в глаза собственному концу. Были сцены и хуже: изуродованные тела, безумие, страдания, из которых смерть выглядела избавлением. Она знала, что такое боль, и знала, что такое причинять её. Так почему эта маггла, обыкновенная, ничем не примечательная, никак не могла оставить её даже после смерти? Её пальцы невольно сжались в кулак, ногти вонзились в ладони, но той боли она не чувствовала. Все чувства — и её, и чужие — будто смешались в одну вязкую, тягучую массу. Лёгкая рябь на поверхности, но внутри лишь бесконечная, давящая глубина. Резкий звук прорезал тишину. Металлическая коробка с грохотом ударилась о камень, отскочила и упала в траву. Эбигейл даже не заметила, как схватила её и швырнула с такой силой, что от удара у неё на мгновение заболело плечо. Она тяжело, прерывисто выдохнула и опустилась обратно вниз, прислонившись спиной к дереву. Грубая кора впивалась в затылок, но ей было всё равно. Грудь тяжело вздымалась, воздух не утешал, только сушил горло. Она стиснула зубы, пытаясь подавить внезапный поток эмоций. Дыхание сбивалось, а перед глазами всё ещё мелькали сцены: кровь на её руках, дрожащие губы магглы, умоляющий взгляд... Все ведь было так? Эбигейл сжала голову руками, наклонившись вперёд. — Хватит, ну пожалуйста… — прошептала она хрипло, не зная, кому именно адресованы эти слова. Будь они все прокляты. Каждый из них. Пусть их сожжёт та самая тьма, которой они так поклоняются, пусть она пожрёт их души и оставит от них лишь пепел и пустоту. Она выдохнула эти мысли, едва сдерживая рвущуюся наружу ярость, которая с каждым ударом её сердца становилась всё более осязаемой. Её губы дрожали, но не от страха — от ярости, почти невыносимой, обжигающей. Что сейчас чувствует он? Наслаждается? Ликует? Каково это — наблюдать за своим творением, смотреть, как девчонка, которую он сам выбрал, разваливается на части? Эби могла поклясться, что сейчас, где бы он ни находился, Тёмный Лорд смотрит на неё. Но хуже всего был Нотт. Она могла почти увидеть его лицо — тонкие губы, кривящийся в презрительной усмешке рот, и этот взгляд, наполненный мерзкой смесью злорадства и ненависти. Конечно, он был счастлив. Конечно, он торжествовал. Хоббс могла представить, как его мысли ползут, как змеи, питаясь её страхами, её болью. Может быть, он мечтал увидеть её сломленной, рассыпающейся в прах прямо перед ним? О, он бы наверняка многое отдал за а то, чтобы лично присутствовать на её пытках. Грудь девушки тяжело вздымалась. Она почти чувствовала это чужое презрение, как будто оно физически давило на её плечи. Но было ли это только презрение? Она стиснула зубы, представляя, как могла бы разорвать его ненавистный образ. Если Тёмный Лорд наблюдает за этим, если он видит её сейчас, о чем он думает? Её мысли скользнули дальше. Ему не нужна была слабость. Ему не нужна была слабая. Она знала это слишком хорошо. Пусть он ликует сейчас. Пусть ликует Нотт. Пусть все они утопают в своей самоуверенности, но она будет бороться и дальше. Даже если сил больше не осталось. *** Ненавистные мысли вновь и вновь всплывали в сознании, словно тени прошлого, которые никак не удавалось стереть. Они пронзали разум, навязчиво возвращая Эбигейл к проклятой маггле, к её измождённому лицу. Стоило ей закрыть глаза, чтобы найти короткую передышку, это лицо снова вставало перед ней, напоминая о содеянном. Но разве у неё был выбор? Нет смысла винить себя. Сожаления — пустая трата времени, ненужный груз, который только замедляет. Если бы она проявила слабость и пощадила ту девчонку, всё закончилось бы куда хуже. Маггла убила бы её, и убила бы без единого колебания, без доли сомнения. Эбигейл знала это наверняка. Такова природа мира, в котором она оказалась. Здесь выживание диктовало свои жестокие правила, оставляя за бортом жалость и сомнения. Никаких сожалений. В голове звучал голос, холодный и отстранённый, будто бы это не она сама, а кто-то чужой говорил за неё: Выбора не было. Эти слова, как заклинание, утешали её, хотя и с трудом. Выдохнула и поднялась на ноги, тело ещё чувствовало усталость, но останавливаться нельзя. Она осмотрелась по сторонам, пытаясь собрать в голове смутные образы пути, который привёл её сюда. Лес вокруг казался одинаковым: высокие, словно молчаливые стражи, деревья окружали её плотным кольцом. Не было ни единой подсказки, куда двигаться дальше. Еда. Пресная вода. Оружие, — мысленно отметила она. Это стало её мантрой.. Её выживание зависело от этих трёх вещей. Каждый шаг приближал её к цели, к дому, который остался так далеко, что уже начал казаться призрачным. Но ведь он был реальным, правда? Был… Она сжала кулаки, прогоняя сомнения. Осталось совсем немного. Совсем чуть-чуть, и она вернётся домой. Главное — не наткнуться ни на кого. Мысль эта билась в голове Эбигейл настойчиво, как бабочка о стекло, не давая покоя. Сил на ещё одно сражение у неё попросту не осталось. Каждая мышца тела ныла от усталости, каждое движение давалось с трудом. Она прекрасно понимала: второй раз судьба может не улыбнуться. Первая победа была почти невозможным чудом — подарком, за который уже отдано больше, чем следовало. Повторения ждать не стоило. Эйфория от зелья медленно спадала, возвращаю тупую боль в усталом теле. Хоббс шла, стараясь не смотреть на тёмные тени, притаившиеся за деревьями, и не прислушиваться к каждому шороху, что пробирался сквозь густую листву. Лес словно сговорился против неё, окружая пугающей тишиной, в которой любой звук казался зловещим. Чтобы не поддаваться страху, Эби заставляла себя отвлечься. Она пыталась думать о Дэниэле. Его образ был её спасением и её проклятием одновременно. Быть может, он уже давно погиб, как и многие другие. Возможно... Нет. Эбигейл резко встряхнула головой, отгоняя предательские мысли. Он не мог умереть. Он просто не мог бросить её, оставить одну в этом аду. Он обещал. Она цеплялась за эти слова, как за спасительный якорь, как за крошечный огонёк надежды в кромешной тьме. Обещал быть рядом. Обещал, что он найдет ее. И пусть разум шептал, что мир полон обманов и что обещания часто рушатся, словно карточные домики, сердце отказывалось верить в это. Дэниэл жив. Просто должен быть жив. Она не могла позволить себе думать иначе. Эбигейл даже не знала, куда направляется. Ноги сами выбирали дорогу, передвигая её вперёд сквозь хаос, тьму и усталость, которую она уже давно перестала чувствовать. Кажется, у неё больше не было контроля над собой. Шаг за шагом, словно под гипнозом, она шла, пока разум плыл где-то далеко, запутавшись в клубке безумных мыслей. Идея просто спрятаться, переждать всё это, пока бойня не закончится, казалась почти сладкой. Такое искушение, что на миг она даже позволила себе представить это: укромное место, где можно обессиленно упасть, закрыть глаза и дать времени сделать свою работу. Пусть победители и побеждённые разберутся сами. Но тут же эта мысль показалась ей наивной. Она знала, что не сможет позволить себе такого роскоши. Она понятия не имела, сколько людей ещё осталось в живых. Может, около десяти. А может, она уже последняя. Но ясно одно: силы бороться против них у неё больше нет. Ни сил, ни желания. Всё, чего она хотела, — это закончить. Закончить всё разом. Но даже здесь у неё был свой странный, жестокий план. Набираться сил. Убить ещё одного. Одного, самого последнего. Эбигейл медленно кивнула своим мыслям, словно подтверждая самой себе, что сможет это сделать. Да… точно сможет. Последнего. Она заставит себя подняться ради этой последней схватки, ради того, чтобы поставить точку. Казалось, в этих словах была хоть какая-то ясность, словно крошечный островок смысла в бурном море хаоса. Но тут пришла другая мысль. Та, что всегда приходила и от которой она пыталась убежать. Она была тёмной, как омут, и вязкой, как смола. А если этим последним окажется Дэниэл? Голова пошла кругом, а сердце, и без того ослабевшее, будто бы сжалось в маленький кулак. Эта мысль, как ржавый кинжал, вонзилась ей в грудь. Что тогда? Что она сделает? Как она сможет убить его? Он был её якорем, её последним светом в этом аду, её причиной не сдаваться. А что, если его уже нет? Мысли сжимали её, как тяжёлые цепи, не оставляя места для дыхания. Это было невыносимо. Груз вопросов и боли давил на плечи, а ноги всё продолжали идти. Рука дрожала, поднимаясь выше, нащупывая медальон, скрытый под слоями ткани и магии. Холодный металл будто жил своей жизнью, обжигая кожу, но не сильнее, чем мысли, что гнездились в её сознании. Эбигейл задумалась, застыв на месте. У неё ведь не было другого выхода. Ей всё равно гореть. Где-то там, в преисподней, среди пепла и воплей. Разве это хуже того, что ждёт её здесь? Медальон был ответом, но и его нельзя было назвать спасением. Скорее, приговором, который она не могла принять до конца. Она не хотела умирать. Нет, страх смерти цеплялся за неё, обвивая своими холодными пальцами, но… зверем становиться тоже не было сил. Она не выдержит ещё одного всплеска. Ещё одного приступа. Ужас поднимался по позвоночнику, когда она вспоминала то, что сделала с магглой. То, что сотворила, когда потеряла себя. Одно дело — убить. Просто, тихо, без боли. Быстро и чисто, как требовалось. Как от неё ждали. Без лишних эмоций. Но тогда? Что с ней было? Какой демон вырвался наружу? Почему это стало не просто убийством, а каким-то отвратительным, звериным шоу? Она ненавидела ту свою часть, которая наслаждалась. Медальон пульсировал под её пальцами, словно напоминая о себе. Его выбор был сделан. Осталось только сделать свой Всего одна царапина. Один едва ощутимый укол тонкой иглы, пропитанной смертельным ядом, — и всё закончится. Ни бойни, ни безумных игр, ни Пожирателей, ни Тёмного Лорда. Только тишина. Конец. Эта мысль, как спасительная песня сирен, крутилась в её голове, но каждая попытка сделать шаг ближе к решению оборачивалась ледяным страхом. Она закрыла глаза, пытаясь выбросить из памяти обжигающий взгляд кроваво-красных глаз и мертвенно-бледное лицо. Его лицо. Идиотка. Она могла бы всё это предотвратить. Ещё тогда, на самом первом этапе. Если бы только держала себя в руках. Сейчас бы сидела где-нибудь дома, вдали от этого кошмара, глядя на происходящее издалека. Со стороны, где безопасно. Но теперь она была внутри. В этом омуте. Без выхода. Хоббс никогда не понимала, почему другие так рвутся участвовать в "Селекции". Сколько раз она задавала себе этот вопрос, наблюдая за горящими глазами Пожирателей смерти, за их готовностью шагать по трупам ради этого фарса. Ради чего? Несколько ничтожных привилегий? Быстро забывающаяся похвала Лорда? Или, быть может, ради защиты на следующую игру, которая для них же становится настоящей пыткой? Она видела, как эти безумцы возвращались с новыми шрамами — не только на телах, но и в глазах. Видела, как страх и отчаяние заменяют гордость, как в них раз за разом ломается что-то важное. И всё равно они возвращались. Они рвались в бой, они улыбались Тёмному Лорду, как собаки, что надеются заслужить внимание хозяина. Теперь она знала, почему они возвращаются. Они боялись. Боялись его больше, чем боли. Больше, чем смерти. Они ведь не настолько безумны, чтобы чувствовать что-то другое после.. чего-то подобного. Все бы изменилось, если бы игры выиграл кто-то другой. Не Пожиратель смерти. Чтобы он сделал? Точно вмешался бы. Без сомнений. Итог? Новый бунт. Очередной кровавый всплеск, который приведет к ужесточению этой проклятой "Селекции". А после этого ещё один бунт. Все бессмысленно. Она не хотела быть бессмысленной жертвой. Эбигейл уже и не помнила, когда спокойно жила. Это будто.. всегда было в ее жизни? Не в таком количестве, но было. Хоббс до сих пор вспоминала тот день с ясностью. Второй год "Селекции". Возраст участников снизили с семнадцати до четырнадцати. Четырнадцать. Дети. Это было объявлено утром, а к вечеру казалось, что весь мир погрузился в хаос. Мерлин… Тот день. Картины всплывали в её памяти, обжигая разум. Почти каждый сектор полыхал в огне. Дома обрушивались под тяжестью заклинаний, улицы утопали в дыму и криках, повсюду творилась разруха. Сопротивление началось почти мгновенно — отчаянное, хаотичное, обречённое. Люди не могли смириться с мыслью, что их дети станут частью этой кровавой игры. Хоббс до сих пор слышала в ушах крики — не заклинания, не угрозы, а именно вопли родителей, которые пытались защитить своих. Это длилось недолго. Лорд умел действовать быстро и эффективно. Несколько показательных смертей. Несколько. Но это слово не подходило. Тел было слишком много. Очень много. Лорд не оставлял шансов на иллюзии: сопротивление бесполезно. Все бесполезно. Им позволено сдаться и получить наказание. Никакого сопротивления. Однако даже в таком страхе и хаосе находились те, кто осмеливался идти против него. Среди Пожирателей смерти. Хоббс знала, что это правда, хотя никто никогда не произносил имён предателей вслух. Имен вообще будто бы не существовало. Всё уладили тихо, словно ничего не произошло. Но каким-то чудом слух всё-таки просочился. Свои же — те, кто остался верен, — перешёптывались в темноте. Говорили, что двое. Только двое. И именно они передавали информацию в первый и второй секторы. Они предупреждали о планах Лорда, помогали с провизией, как могли. Это казалось безумием. Хоббс пыталась отмахнуться, не верить. Но Дэниэл, её единственный источник хоть какой-то правды в этом кошмаре, настаивал. Он узнал всё от старшего брата, а тот, похоже, был в курсе слишком многого. Даже представить страшно, что именно с ними сделали. Каждая мысль о том, что могла бы произойти с теми, кто оказался в лапах Тёмного Лорда, заставляла её сердце сжиматься от ужаса. Она была уверена, что это было сделано... искусно. Нет, это не были случайные пытки, она уверена, это был тщательно продуманный, хладнокровный и безжалостный план. В каждом движении, в каждом жесте чувствовалась его рука — та, что неумолимо ломает, уничтожает, не оставляя ничего, кроме боли. У нее не было сомнений. Но одна мысль не покидала её, и она боялась признаться в этом даже самой себе: может, предателей больше, чем они думают? Ведь слишком сложно провернуть такое вдвоём, почти невозможно. Как они вообще смогли провести бунтовщиков в их сектор? Как им удалось так тщательно скрывать свои следы, передавать провизию, а затем исчезать без следа? И как они, без страха и помех, перемещались через сектора, словно не существовало никаких барьеров? Нет, тут что-то не сходится. Мог быть предателем кто-то из верхушки? Возможно, кто-то из тех, кто на первый взгляд выглядит безупречно, но скрывает свои тёмные намерения? Его приближённый, тот, кто на виду и вызывает доверие, но на самом деле играет свою игру? С каждым днём эта мысль становилась всё тревожнее, она не могла больше игнорировать её. Глупо думать об этом сейчас, но отмахнуться от мыслей она не могла. Это даже забавно. Мерлин, если это Крауч, или Керроу… а если Розье? О, она бы хотела увидеть лицо Лорда, если бы предателем был кто-то из них. А если это Нотт, то она сама бы сдала его. На его казнь она бы даже взглянула. Мерлин, возможно она хотела бы взглянуть на это. Внезапно позади зашуршали ветки. Звук был тихим, но этого хватило, чтобы все внутри нее сжалось, будто кто-то внезапно схватил сердце ледяными пальцами. Она замерла, не рискуя пошевелиться, и прижалась спиной к ближайшему дереву. Мнимая храбрость вмиг испарилась. Шершавая кора впилась в кожу через ткань, почти до боли, но это ощущение помогало удержаться на грани — не закричать, не сорваться в бегство. Хоббс медленно подняла руку и накрыла губы ладонью, стараясь даже не дышать. Воздух будто стал гуще, словно любое движение или звук могли взорвать его… выдать ее. Где-то впереди раздались шаги. Мужской голос прорезал тишину. — Ты точно уверен? Сердце в груди забилось так быстро, что казалось, его биение отдавалось эхом в лесу. Эби старалась заставить себя думать, но мысли путались. Бежать? Сидеть тихо? Каждый вариант казался ловушкой. Сжаться, слиться с деревом, исчезнуть — или броситься прочь, сломя голову? Нет, она знала, что бежать сейчас — безумие. Они наверняка вооружены. Конечно, у них есть оружие. У нее же… у нее только один нож, нелепо маленький на фоне их вероятного арсенала. И всё же, ведь убила этим ножечком... Не думать. Забыть. — В отличие от тебя я не отвлекался,  — ответил второй голос, низкий, взвешивающий каждое слово. — Я считал. Двое. Она слушала, затаив дыхание, пытаясь разобрать каждую интонацию, каждую паузу. Она не справится. Это не те, кого можно застать врасплох. — Осталась девчонка из третьего, мальчишка из четвертого и два Пожирателя из второго. — Последнее слово он произнес с каким-то странным оттенком в голосе. Конечно все они мечтали добраться именно до них.  — Сукины дети… — буркнул первый голос. Резкий, словно шершавый камень, его тон был полон пренебрежения. Раздался влажный звук — он сплюнул. Эбигейл невольно передернулась, пытаясь отгородиться от этой грубой, угрожающей реальности. Голос казался знакомым, смутно, неприятно знакомым, но откуда? Она судорожно рылась в воспоминаниях, как в ящике, наполненном острыми осколками. И вдруг поняла. Это он. Ее дыхание стало поверхностным, а сердце, казалось, застучало где-то в горле. Это был тот самый мужчина. Тот, кто мучил Роуз. Его голос тогда звучал так же — низкий, спокойный, почти ленивый, но каждая интонация, каждое слово были как удар по нервам. И этот нелюдь дожил почти что до финала. Карма, похоже, в пределах этого аморального места не действует. Здесь свои законы и правила. Она стиснула зубы, чувствуя, как все тело сковывает холодный ужас. Почему именно они? Почему сейчас? В этом лесу, в этой адской игре, каждый ненавидел Пожирателей — это было почти правилом. Но он… он ненавидел их иначе. Глубже. Сильнее. Судя по тому, что он сделал с Эйвери, его ненависть была извращенной, кровавой. Возможно, он даже был знаком с той девчонкой, напавшей на Хоббс - уж больно схожи их интересы. Параллельно своим глупым рассуждениям, которые являлись попыткой отвлечься, Эбигейл молила всех богов : любая смерть, но только не так… Она зажмурилась, как будто это могло помочь стереть картины, которые начали рисоваться в голове. Роуз. Ее руки. Ее крики. Ее глаза, полные ужаса. Влажные звуки, хрипы и мольба. Если бы она могла, то выскребла бы эти воспоминания из собственной головы. Эби почувствовала тошноту. Она не хотела быть следующей. Не могла. Мерлин… он срежет ей метку. Он превратит это в спектакль. Показательную расправу. И все увидят то, что он сделает с ее телом. Интересно, Лорда хоть сколько-нибудь волнуют судьбы его приспешников? Хоббс зажала рот обеими руками, сдерживая судорожный выдох. Паника захлестывала ее, пыталась сломить остатки здравого смысла. Нет. Нет. Закусила щеку так, что едва не почувствовала вкус крови. Это не должно случиться. Она не будет его жертвой. Эбигейл сжала нож так крепко, что побелели костяшки, а лезвие больно впилось в ладонь. Она не отпускала его, как будто это было единственное, что связывало её с реальностью, единственное, что могло удержать панику на расстоянии. Каждая мысль, каждое движение были нацелены на одно: ждать. Ждать и не дергаться. Если он подойдёт достаточно близко, если судьба подарит ей хотя бы секунду, она сделает это. Резко, точно. Лезвие найдёт его артерию, и это будет конец. Для него и, возможно, для неё тоже. Эби прекрасно понимала, что её шансы на выживание в таком сценарии равны нулю. Второй тут же придёт в себя, его удар будет последним, что она почувствует. Но это будет её удар. Её выбор. Она не позволит ему тронуть её. Не так. Она лучше сама направит нож на себя, чем даст этому монстру возможность прикоснуться к её телу. Мысль о том, что он сможет осквернить её, растянуть эту мерзкую игру на часы была хуже смерти. Голоса снова прорезали тишину, и Эби напряглась, прислушиваясь. — Нам нужно выжидать у озера, — сказал первый голос. Он звучал нетерпеливо, словно раздражённо. — Они наверняка захотят утолить жажду. Это и станет их ошибкой. Озеро. Она с трудом сдержалась, чтобы не вздрогнуть от смеси паники и едва заметной, нелепой надежды. Озеро. Если Крауч говорил правду… Если там действительно что-то есть, настолько опасное… Может быть у неё есть шанс. Но второй голос нарушил её мысли, звуча рассудительно, будто взвешивая варианты: — Было бы неплохо разделиться. Кому-то из нас нужно отправиться к складу и отрезать их доступ к оружию. Эби почувствовала, как сердце едва не вырвалось из груди. Склад. Они собираются пойти к складу? — Но если они тоже поделились на команды, — продолжил голос, его интонация теперь была более сосредоточенной, — рисковать нельзя. Один из них замер возле её дерева, шаги стихли. Эби затаила дыхание, прислушиваясь. Тяжёлый, раздраженный выдох раздался с другой стороны ствола, совсем близко. Он стоял так близко, что ей казалось, она слышит, как трещит под сапогами сухая кора. Он заметил её? Всё внутри сжалось. Вот он — конец. Её конец. Она представила, как кинжал в его руке находит её, как тепло покидает тело. Страшно. Но не так, как раньше. Страх уже не парализовал. Это было что-то другое — холодное, почти осознанное ожидание. Она начала считать про себя. Один. Два. Три. Сколько ещё? Пять? Десять? Сколько нужно, чтобы всё закончилось? Она готовилась, собирала остатки решимости для последнего рывка. Пять секунд, которые изменят всё. Или не изменят ничего. Это так странно… понимать, что вот они, последние мгновения. Последние вдохи. Сухость в горле, слабое дрожание пальцев. Даже сердцебиение стало замедляться, будто тело само готовилось к неизбежному. — Там что-то мелькнуло? — раздался голос. Грубый, насмешливый. — Или это от голода у меня уже галлюцинации? Эби замерла, её рука непроизвольно сжалась в кулак. Дыхание перехватило, казалось, даже лес вокруг застыл, слушая. — Вот опять! — продолжил второй голос, ближе. — Там, за деревьями. Я тебе говорю, там что-то есть. Она стиснула зубы и зажмурилась. Не открывай глаза. Не дыши. Не думай. Рука дрогнула и поднялась чуть выше. Она готовилась к удару. Если кто-то сунет нос за ствол… Но звук шагов изменился. Он вдруг начал удаляться. Первый отступил, что-то буркнув себе под нос, а напарник двинулся следом. Она услышала, как они пробираются через заросли, ломая ветки и переговариваясь. Их голоса стали тише, смешиваясь с шелестом листьев. Эби уже было хотела выдохнула от облегчения, но страх не отпускал. Она не пошевелилась. Желание выглянуть, убедиться, что они ушли, стало почти невыносимым, но оно тут же столкнулось с паникой. А вдруг это ловушка? Вдруг они ждут, чтобы поймать её врасплох? Нет, она не могла рискнуть. Тело будто вросло в землю, каждая мышца сковалась. Она ждала в напряжении, пока минуты не начали растягиваться в вечность. Где-то вдали треснула ветка, потом другая. Лёгкий ветер колыхнул листья, и только тогда она позволила себе вдохнуть. Но даже сейчас страх не отпускал. Она знала, что любой звук мог снова вернуть их назад. Что-то заставило её обернутся, когда она услышала крики и звуки борьбы. Ей бы броситься подальше, а она как последняя дура просто смотрела. Всё происходило так медленно… Словно время растянулось в тугую, вязкую массу, а она сама оказалась где-то на границе реальности, смотря на всё со стороны. Как будто это была не её жизнь. Не её кошмар. Мир вокруг словно размывался: звуки теряли остроту, краски угасали, оставляя только серость и густую, удушающую тишину. Только одно оставалось неизменным — чёрный силуэт, едва различимый, и лицо, на которое она не могла перестать смотреть. — Дэниэл… — едва слышно выдохнула она. Это был он. Конечно, это был он. Даже сейчас, когда кровь покрывала его лицо, стекая по подбородку, даже когда глаза его казались потухшими и чужими, она узнавала друга. Человека, который всегда был рядом, чьё присутствие когда-то было её якорем в этом безумном мире. Но теперь он был едва ли жив. — Дэниэл… — повторила она, но голос стал чуть громче, напряжённее, надломленнее. Он не шевелился. Она видела, как его тело наклонено под странным углом, как капли крови с его руки падают на землю с глухим, ритмичным звуком. Словно часы, отсчитывающие мгновения. Её разум протестовал, пытался сказать, что это невозможно, что это не может быть правдой. Что он сильный, что он всегда находил способ выжить. Но сердце — оно знало. — Смотри на меня, — прошептала девушка чуть громче, шагнув вперёд, хотя каждый её шаг казался предательством. Она не чувствовала ни боли в ногах, ни страха перед тем, что может найти рядом с ним. Только пустота. Только отчаяние. Силуэт остался неподвижным. Его лицо казалось отстранённым, почти окаменевшим, как будто он не замечал её. Или не мог. Она остановилась, дыхание сорвалось на хрип. Её пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони так сильно, что ей показалось, что она порежет кожу. Всё, чтобы почувствовать хоть что-то. Хоть малейший признак того, что это не сон, не видение. Но боль не помогла. Она продолжала смотреть, словно ничего другого в мире не существовало. Только он. Только этот образ — её лучший друг, неподвижный, сломленный. И она. Но что-то здесь было не так. Что-то слишком неправильное, чуждое. Эбигейл перевела взгляд на тела, лежащие в нескольких шагах от неё. Ещё мгновение назад эти люди — или звери, как она предпочитала их называть — могли легко убить её. И, скорее всего, сделали бы это с жестокой, пугающей лёгкостью. Но теперь они были мертвы. Мертвы. Неужели он смог? В одиночку? Мысль промелькнула в её сознании, но не успела закрепиться. Она даже моргнуть не успела, как что-то массивное и тяжёлое врезалось в неё, сбивая с ног. Удар о землю выбил воздух из лёгких, а резкая боль пронзила плечо. Она охнула, едва осознавая, что происходит. Кто-то навалился на неё сверху. Сила удара оглушила её, мир вокруг поплыл. Взгляд метался из стороны в сторону, выхватывая размытые силуэты деревьев, шевеление теней, отблеск чего-то металлического. Она зажмурилась, пытаясь сфокусироваться, но ничего не выходило. Чужие руки стиснули её горло. Пальцы впились в шею, лишая её последнего шанса вдохнуть. Боль пронзала каждую клетку, давление становилось невыносимым. Воздух вырывался из её глотки хриплым, рваным звуком, но его становилось всё меньше. Эбигейл отчаянно пыталась дотянуться до лица нападавшего, ослабить хватку, сделать хоть что-то. Её пальцы метались, царапая воздух, срываясь на ткань или холодную кожу, но ничего не выходило. Он был сильнее. Намного сильнее. Сквозь шум в голове и затухающие удары сердца она вдруг почувствовала резкий, жгучий укол боли. Её предплечье вспыхнуло, словно обожжённое раскалённым железом. Лезвие. Узкое, острое, оно разрезало плоть, оставляя за собой кровавую полосу. Она заорала. Это был крик ужаса и боли, вырвавшийся из неё, несмотря на разорванное дыхание и ужас в душе. Нападавший не дрогнул. Она ощутила, как холодное лезвие скользнуло по коже, сосредотачиваясь на одной точке. Метка. Он срезал её метку. Эби поняла это раньше, чем успела осознать, что это значит. Пальцы нападавшего скользнули по коже, сдирая её, разрывая её сущность. Метка, которую она носила, которую прятала и ненавидела, была теперь его целью. Слёзы застилали глаза, кровь стекала по руке, смешиваясь с грязью на земле. Она билась, рвалась, но напрасно. Тяжесть на её теле не ослабевала, его хватка оставалась стальной, и всё, что ей оставалось, — это смотреть в пустоту и кричать. — Дэниэл! — Из последних сил выдавила из себя девушка, вкладываю туда мольбу. — Пожалуйста. Но он не мог. Наверняка не мог помочь ей, ведь сам был на грани.