Искупление

      «Замок Годфри» — так называли в городе давно заброшенный сталелитейный завод. Питер видел в этом горькую насмешку. Серое невзрачное строение, испустившее дух десятилетия назад на берегу реки, не имело ничего общего с замком. Мрачное место с заколоченными ставнями на окнах, с рядами труб, тянувшимися к небу от мартеновских печей, и с ржавеющими бессемеровскими конвертерами внутри казалось олицетворением забытого времени. Угрюмые стены хранили эхо убывающего трудового ритма, а холодный ветер бродил между руинами. Здесь не ощущалось величия — лишь упадок и крах.       Питер испытал странное чувство, стоило им с Романом оказаться за сетчатым забором, который опоясывал территорию завода. Прислушавшись к себе, парень так и не понял что это: дежавю или мрачное предчувствие неприятностей. Молча шагавший рядом Роман казался уверенным и непоколебимым. Приходило ли в его голову, что назначенная встреча может оказаться западнёй? Хуже всего то, что Питер не знал чего ожидать и как действовать, в одном был уверен наверняка — хорошо, что не отпустил Романа одного.       Старые металлические двери пронзительно заскрипели за их спинами, когда парни переступили порог главного цеха. Этот неприятный звук в миг разнёсся по пустынным помещениям, отражаясь от голых стен, и лишь усилил чувство тревоги. Темнота, как плотная паутина, неприятно облепила их, но почти сразу её пронзил луч от припасенного Романом фонарика.       — Идём, — скомандовал он, освещая дорогу.       Коридоры и залы казались бесконечными, эхо от шагов разносилось по всему пространству. И когда Питер хотел было высказать мысль, что они здесь одни, вдалеке замаячил свет.       В дальнем конце огромного зала у одной из колон стояла железная бочка, принесённая сюда то ли ищущими ночлег бездомными, то ли беспечными подростками, которых неминуемо привлекало пустующее здание. В бочке ярким пламенем горел огонь, и в свете его всполохах без труда можно было разглядеть два силуэта — мужчины и женщины. Наверняка, услышав приближение парней, они замерли в ожидании; в их фигурах ощущалось напряжение, словно сам воздух вокруг стал густым. То же самое испытывал и Питер, шагая рядом с Романом к этим двоим.       — Роман? — позвала женщина.       — Да, это я.       — Кто с тобой?       — Друг.       До Шарлин и её спутника оставалось менее тридцати футов, когда из-за соседних колон вышли ещё несколько мужчин и одна женщина. Внутренности Питера сжались. В полумраке плохо было видно их лица, но вот то, что эти люди вооружены, не заметил бы только слепой. В Питера и Романа не целились, но вежливая формальность ясно дала понять — лучше бы парням не дёргаться.       — Что происходит? — голос Романа не дрогнул, но Питер видел, как сжались в кулак его пальцы.       — Просто меры предосторожности, — сообщила женщина, подходя ближе. Её глаза мерцнули, что моментально выдало в ней упыря, но Питер и без того знал кто она.       Шарлин одарила его внимательным взглядом, и хоть это не было явным, Питер заметил сначала удивление, а затем и брезгливость. Очередная ромофобка. Он ещё не встречал их после обращения, но где-то на задворках сознания или быть может в его ДНК остался неприятный отпечаток чужих предрассудков.       Стоило ей вернуть внимание к Роману, как тени неприязни на её бледном лице развеялись.       — Не думала, что мы снова увидимся, — обратилась она к Годфри.       — Надеялись, что шериф прикончит его? — с явным раздражением произнёс Питер, не стремясь скрыть своего недовольства: ни непривлекательная ситуация, ни эта дама не внушали ему симпатии.       — О чём это ты? — нахмурилась женщина, с высока глядя на Питера.       — Шериф Лос-Корнуэлла интересовался куда ты подевалась, — пояснил Роман. — Он был очень настойчив и знал кое-какие подробности нашей с тобой сделки.       — Мне жаль, — удивление на лице Шарлин похоже было искренним. — Я и не думала, что Дэвид доберётся до тебя.       Она бросила короткий взгляд на мужчину, что изначально был рядом с ней. И Питер понял, кто главный во всей этой компании. Он был крепким, хоть и не слишком высоким, короткая темная щетина густо усеяла его подбородок и щёки. Только сейчас Питер заметил на лбу мужчины две светлых борозды, и что из-под ежика темных волос виднелись ещё несколько таких же. Было похоже как-будто голова незнакомца побывала в чей-то пасти. И Руманчек легко предположил, что здесь замешан оборотень.       — Откуда он узнал обо мне, о нас? — тем временем спросил Шарлин Роман. И хоть он был слегка раздражен, всё же недостаточно для того, кто едва не погиб из-за её непонятных махинаций.       — Он коп, — развела женщина руками. — И та ещё пронырливая продажная крыса. Но то, что он допрашивал тебя… Мы с Маркусом явно его недооценили.       — Он продержал меня в подвале четыре чертовых дня, — с напором произнёс Годфри. — И это, мягко говоря, не очень-то напоминало обычный допрос.       — Мне очень жаль, Роман, — коснулась женщина его предплечья. — Если бы мы только знали. Я рада, что ты в порядке. И спасибо, что после всего, ты здесь. Мне всё же нужна твоя помощь.       — Поэтому вы вооружились до зубов? — вновь не смог смолчать Питер, впрочем на этот раз Шарлин не обратила на его выпад никакого внимания.       — Что тебе нужно? — мягкий заискивающий тон женщины не усыпил бдительность Романа, он дернул рукой, освобождаясь от её прикосновения.       Шарлин медлила, она вновь обернулась к своим друзьям, которые всё ещё были настороже. По видимому тот самый Маркус ободряюще ей кивнул, и она продолжила:       — Ты знаешь что-нибудь о препарате под названием «Сипара»?       — Впервые слышу, — нахмурился Роман.       — Странно, произведён он в стенах твоих лабораторий, — скепсис в голосе Маркуса за спиной Шарлин был очевиден.       — И что это такое? — спросил Годфри, обращаясь к женщине.       — Антикоагулянт, который отделяет и расщепляет клетки упыризма, — огорошила та. — Нас хотят «вылечить», Роман. Принудительно. Так случилось, что у нас оказался первый образец «Сипары», экспериментальный. И судя по прилагающимся документам, его уже успешно опробовали.       — Значит вот, что вы украли из фургона? Лекарство? — озвучил Роман догадки Питера.       — У шерифа длинный язык, — хмыкнул Маркус, скрещивая руки на широкой груди.       — Лекарство? — на лице женщины возникло странное выражение, болезненное, как будто Роман залепил ей пощечину. Шарлин подошла к нему почти вплотную, и Питер весь подобрался, готовясь в случае опасности, напасть на неё. — Только они называют это лекарством! Ты же понимаешь, чем «Сипара» грозит всем нам? Ты хочешь быть жалким человеком? Хочешь быть смертным?       — С чего вы вообще взяли, что препарат создан в Институте? — спросил Питер в попытке оттянуть её внимание на себя.       — Это было написано в документации и на фургоне, — снова заговорил Маркус. — Похоже они так упивались успехом, что даже не думали, что кто-то может им помешать.       — Мы знаем, что ты в этом не замешан, — сообщила Шарлин Роману, отстранившись. Кажется, она больше не злилась, но и былого спокойствия и уверенности в ней уже не было. — ЛОД действовали за твоей спиной.       — ЛОД? Ты сказала ЛОД? — удивился Роман. Питер ощутил, как невидимые шестерёнки закрутились в его голове, сам же Руманчек не понимал о ком или о чём шла речь.       — Кто они? — обратился он к Роману.       — Организация, которая пытается контролировать таких как мы, — сообщил Годфри, всё ещё что-то обдумывая.       — Религиозная организация, что немало важно, — встрял в разговор Маркус и слегка приблизился. — Ты что о них не слышал? Откуда ты, парень?       — А ещё они владеют пакетом акций Института, — выдал Роман, переведя наконец взгляд на Питера. Он словно пытался донести до него всю патовость ситуации.       — Поверь, мы уже давно за ними следим, — продолжила Шарлин. — У нас есть свои люди в Институте. ЛОД думают, что всё контролируют, думают, что держат нас на мушке, но дело в том, что они сами под колпаком.       — Мне не нравится, что слишком много происходит того, о чём я не знаю, — произнёс Роман раздраженно. — «Ваши люди»?       — Это необходимость, — заверила Шарлин. — Они никогда не станут вставлять тебе палки в колёса.       — Пока я не делаю то, что вы не одобрите, — резонно заметил Роман. — Так ты знала изначально кто я?!       — Нет, — покачала Шарлин головой. — Нет, не знала. Если бы знала, то сразу бы тебе рассказала. Может быть тогда нам бы даже не понадобилось нападать на фургон. Я узнала, что ты тот самый Роман Годфри только три дня назад. У судьбы дерьмовое чувство юмора.       — И что вы от меня хотите? — посмотрел Роман на главного упыря поверх головы Шарлин. — Чтобы я помог закрыть этот проект?       — Да, закрыть. Уничтожить, — произнёс мужчина. — «Сипара» не должна существовать. Это и в твоих интересах тоже.       — Что если это не так? — выдал неожиданно для всех присутствующих Роман. — Что если я не держусь за упыризм так же сильно как вы?       В зале поднялся гвалт возмущенных голосов. Взгляд Питера взволновано пробежался по присутствующим. Роман играл с огнём.       Шарлин, словно воспользовавшись моментом, дотянулась до уха Романа и произнесла едва слышно:       — Думаешь, «Сипара» избавит тебя от жажды? Нет, глупый, тебя она скорее убьет, или превратит в кого-то похуже того, кто ты есть сейчас.       Питер не понимал, почему это было произнесено словно какой-то секрет между ними двумя. Он видел, как Годфри изменился в лице, стоило Шарлин отпрянуть.       — Лучше бы тебе быть на нашей стороне, — добавила она, и её тон был полон предупреждения.

***

      Сев в машину Роман первым делом закурил. Питер молча опустился на сидение рядом. Годфри почти физически ощутил, как тот хочет задать ему кучу вопросов, но Роман не был уверен, что сможет ответить даже на часть из них. Поэтому молчание Питера было для него своего рода удачей.       Всё это время Роман наивно полагал, что ЛОД не несёт для него угрозы. Несмотря на то, что часть рода Годфри состояла из упырей, ЛОД никогда не предпринимали попыток обрушить на них свой карающий клинок. Годфри были слишком влиятельными и полезными для науки и города, а значит и полезными для ЛОД. Появления нескольких «охотников на нечисть» в совете директоров Института не вызвало ни у кого одобрения, разве что Прайс видел в них перспективу новых финансовых поступлений для своих исследований. Именно Йохан уговорил дядю Романа продать ЛОД все свои акции. Но Прайс не был глуп; он внимательно следил за акционерами, охраняя свои проекты от ненужного внимания. Но что это получается? Йохан налажал?       — Эй? — окликнул Питер. Его крепкая ладонь слегка сжала колено Романа. — Ты в порядке?       Годфри кивнул, несколько секунд смотря на руку парня.       — На сколько большие у нас проблемы? — поинтересовался Руманчек, всё ещё касаясь его.       Небрежное «у нас» отозвалось в Романе противоречивыми эмоциями. Он не хотел вмешивать Питера во что бы то ни было, но то, что тот явно обозначил желание быть причастным, и готов на любую помощь, говорило Роману о многом. Растекающееся по его нутру тепло было новым, совсем незнакомым ощущением. Годфри догадывался, что оно означает и решил игнорировать, не позволяя себе раствориться в этом. Ничего не изменилось. Между ним и Питером. Подумаешь пара поцелуев, и явная симпатия Питера к нему. Роман не может себя и его обманывать — у них ничего не выйдет.       Годфри выкинул окурок и завёл мотор.       — Так и что ты намерен делать? — Не переставал допытываться Питер.       — Натравлю на ЛОД Прайса.       — Что это, черт возьми, значит?       — Я думаю, они украли его разработки, — пояснил Роман, направляя «Мазерати» в противоположную от дома сторону.       — «Сипару» создал Прайс? — недоумевал Питер.       — Нет, но, похоже, сам того не зная поспособствовал. Много лет назад он пытался вылечить меня, пытался сделать меня человеком. Тогда это было терапией из нескольких сеансов, но мы не довели её до конца.       — Зачем ты пошёл на это? — кажется Руманчек был потрясён.       — Я никогда не хотел быть упырём, — ненадолго отвёл взгляд от дороги Роман и взглянул на собеседника. — Мне не нравилось пить кровь и причинять кому-то боль. Больше того, это делало меня похожим на мою мать, и это я ненавижу больше всего.       — Но ты — не она, — сказал Питер. — Всё, что я о ней слышал…ты — не она.       — Ты не знаешь меня, — заявил Роман, отчаянно помотав головой.       — Останови машину.       — Что? — бросил на него короткий взгляд Роман       — Останови блядскую тачку!       Выражение лица Питера заставило ударить по тормозам.       — Меня до смерти достало твоё самоуничижение! — рассерженно произнёс Руманчек, почти полностью повернувшись к Роману. — Ты вечно прячешься в самый темный угол пещеры, будто какой-нибудь монстр, который опасен для людей! Но правда в том, что я не знаю ни одного человека, кто бы делал всё то, что делаешь ты. Думаешь, я не знаю, что ты оплатил операцию матери Мишель? Не знаю, что в прошлом году отправил Говарда с его женой в отпуск, чтобы они могли отпраздновать годовщину свадьбы? Я всё это знаю! Ты даже не сорвался на Шарлин, которая тебя подставила, а ведь чуть не умер из-за неë! Я вижу какой ты. Вижу как относишься к Наде. Ты хороший отец. Ты куда лучше Оливии.       — Да, отцом она была ещё более никудышным, чем матерью, — усмехнулся Роман, пораженный и смущенный услышанной тирадой.       — Придурок, — фыркнул Питер и рассмеялся. А затем притянул Романа за затылок и снова поцеловал.       Сначала поцелуй был напористым и подчиняющим, как предыдущий, но после стал нежным и ласкающим. Питер словно физически пытался убедить Романа в том, что тот действительно лучше, чем он о себе думает, лучше чем думают окружающие. И Годфри именно сейчас готов был ему поверить.       Мурчащий звук автомобильного мотора уютно перекликался с вибрацией, что исходила от тела Романа. Он коснулся ладонью щеки Питера, стремясь быть к нему ближе, стремясь впитать в себя всю его нежность. Несмотря на мягкость действий, это всё равно не было сравнимо ни с одним другим из несколько сотен поцелуев, что у Романа были. И дело не только в том, что Питер — парень, а в том, что он — особенный, такой, каким всегда был для Романа.       — Мне нужно поговорить с Йоханом, — прошептал он в губы напротив, как только наметилась пауза.       — Да, знаю, — точно также шёпотом произнёс Питер, а затем потянулся к Роману, захватил нижнюю губу, чуть пососал её. В этот момент Годфри был готов забить на всё: на Прайса, на Шарлин, на ЛОД с его «Сипарой». Весь мир мог бы подождать. Но Питер отстранился, откинулся на своё сидение и скомандовал: «едем».       Роман не смог скрыть довольной ухмылки, когда заметил, как Питер поправляет себя сквозь джинсы. Годфри насладился тем, что вызвал в нём такое же сильное желание, какое парень разжигал в нём.

***

      Дом Прайса располагался на другом конце города, в том районе, где Питер ещё не успел побывать. Это место отличалось от остального Хемлок Гроув: просторные, стильные дома, многие из которых всё ещё возводились, восседали на склоне холма. Идеально подстриженные лужайки вокруг них были зелёными даже поздней осенью, а на задних дворах виднелись бассейн и место под барбекю. Роман сказал, что элитный посёлок строится для работников Института, а Питер не смог скрыть ехидного удивления: как это Йохан и его большое эго здесь поместились.       На самом деле Питеру было не по себе. Он знал своё место в этом мире. За всю жизнь он не смог бы заработать и половину стоимости одного из домов, но проблема даже не в деньгах — местный пафос и благосостояние душили его. Другое дело дом Романа. Питер задумался, почему в коттедже он чувствовал себя комфортно. Или причина вовсе не в доме, а в людях, что в нём были?       Оставшись дожидаться Романа в машине, он скурил четверть пачки его сигарет, несколько раз пролистал радио-станции в обоих направлениях и, не найдя ничего интересного, отключил приёмник. В итоге, удобно разместившись в кресле, Питер просто прикрыл глаза, балансируя между сном и реальностью. Его мысли крутились вокруг Романа и Нади. За несколько недель они смогли стать ему семьей, не чуть не меньшей, чем Линда. Питер легко мог представить себя с ними и дальше — вот так под одной крышей. Он бы с удовольствием разделял с ними каждый день завтраки, прогулки, игры, праздники. Было так легко себе это представить. Идеальная жизнь.       Кажется, он всё-таки заснул. Внезапно плотный туман, появившийся словно из ниоткуда, окутал его, создавая атмосферу таинственности и беспокойства. Яркие, почти ослепительные видения начали вспыхивать перед глазами: ряды незнакомых домов с темными окнами, будто наблюдающими за ним; ворон, глубоко зарывающий клюв в безжизненную плоть падали; и седая женщина, лежащая в постели и невнятно бормочущая что-то в своей агонии. Эти образы заполнили его сознание, вызывая чувство неизъяснимой тревоги, как будто за туманом скрывались тайны его прошлого и предвестия будущего. В каждом мгновении вспышки воссоздавали мир, где реальность и кошмар сплетались в одно, оставляя его в состоянии глубокого смятения и неясности.       Вдруг что-то ударило в окно с его стороны. Питер вздрогнул и резко распахнул глаза. Ладонь Романа скользнула по стеклу, и до Питера донёсся его смех. Пока Годфри обходил машину и садился за руль, Питер вновь занял сидячее положение. Сердце всё ещё взволновано билось о грудную клетку, но кажется уже не от странного сна и не внезапного пробуждения, а от улыбки, что играла на лице Романа. Она впервые коснулась его глаз, и притянула внимание Питера в свете фонарей.       — Как всё прошло? — спросил он, стоило Роману захлопнуть за собой дверцу.       — Предсказуемо: Йохан зол как чёрт.       — И что вы решили?       — Он со всем разберётся.       Весь путь до дома они добирались в уютном молчании. Включенная Романом музыка растекалась по салону, пока он смотрел на ночную дорогу, а Питер смотрел на него, находя в этом успокоение.

***

      Холодная жидкость стекла по горлу, тяжело оседая в желудке. Пить сцеженную заранее кровь далеко не так приятно, как прямо из артерии. Тёплая и свежая она словно элитное вино, наполняла каждую клеточку тела Романа жизненной силой. Он ощущал вкус адреналина бурлящий в венах жертв. Каждый удар их сердца напоминал как хрупки судьбы в его руках. Разве можно сравнить переживание прямого контакта, когда жизнь течет от одного существа к другому, с безликой бездушной субстанцией в мертвом стекле? Но насколько живое кормление было притягательным, настолько и мерзким. Роман ненавидел его — касаться чужой, далеко не всегда чистой кожи, причинять явную боль, с трудом контролировать себя, чтобы не выпить больше необходимого. Слишком много минусов, поэтому каждый раз он мысленно стискивал зубы, напоминая себе, что кровь — это необходимость, а не удовольствие.       Он сделал очередной глоток из банки, что передали вместе с запиской. Именно по ней Роман понял, что послание было от Шарлин. Он до сих пор сомневался, правильно ли уничтожать «Сипару», наверняка в мире найдётся хотя бы ещë один упырь, как он, желающий распрощаться со своей особенностью. Но зная Прайса, Годфри был уверен, что тот из любви к науке, а скорее из желания разобраться в том, где ему утёрли нос, разложит лекарство на молекулы и атомы, чтобы выяснить рецептуру и принцип его действия. Йохан уж точно не упустит шанс заиметь очередной козырь в рукаве, ещë один рычаг давления на упырей и Годфри в частности.       Уже глубокой ночью, когда все в доме спали, Роман поднялся на второй этаж. Проходя мимо комнаты Питера, он невольно помедлил. Спал ли тот, или ещё нет? Несмотря на то, что Руманчек поехал на встречу и, всё, что произошло после в машине, говорило, что он не злится на Романа, но это не значит, что Питер до сих пор не расстроен из-за новостей об убийствах. Роман мог бы разделить с ним это: выслушать, поддержать, утешить. Но понятия не имел, как подступиться, как начать разговор, чтобы не сделать хуже. В конце концов, подавив удушливое чувство вины, он уверенно зашагал дальше, направляясь в свою комнату, оставляя за собой невыраженные чувства и неопределенность.

***

      Тёплый свет от лампы на прикроватном столике мягко ложился на мебель, что делало минималистичный интерьер в сдержанных темных тонах уютным. В спальне Романа на первый взгляд нет никаких личных вещей, но стоило смотреть повнимательней, чтобы заметить важные детали. Так, на краю стола у окна лежала «Одиссея» Гомера — книга в черном кожаном переплёте, на полках стеллажа в дальнем конце комнаты разместилась небольшая коллекция виниловых пластинок. Бежевый свитер, что был надет сегодня на Годфри теперь небрежно оставлен на огромной кровати. Пространство наполнял тонкий аромат дорогого мужского парфюма, в котором перекликались ноты петитгрейна, кардамона и кедра — словно апельсиновое дерево распустилось в лесу после дождя. Питер невольно прикрыл глаза и глубже втянул в себя этот запах. Запах, который теперь плотно ассоциировался у него только с одним человеком.       Руманчек стоял в центре чужой спальни в полном одиночестве, и с каждой секундой его решимость всё больше трещала по швам. Он пришëл сюда с одной единственной целью — быть с Романом, даже если тот не захочет никакой другой близости кроме поцелуев и самых невинных ласк. Всё естество Питера тянулось к нему, а неприятное предчувствие чего-то необратимо грядущего, навеянное непонятным сном, толкало вперёд. Он знал, что Роман ощущал то же самое, он видел его желание в глазах, чувствовал отзывчивость в теле, но понимал, что решающий шаг на встречу тот не сделает. Невидимые барьеры всё ещё стояли перед Романом, и он прятался за ними, как за щитом, стоило Руманчеку подойти слишком близко.       Отдавшись своим мыслям, растворившись в запахе, Питер не услышал, как смолкла вода в ванной, и как хозяин, наконец, появился в спальне. Оба парня оказались застигнуты врасплох, когда наткнулись друг на друга. Они застыли в удивлении, не отводя глаза. И всё это затянувшееся мгновение внимание Питера оказалось прикованным к груди Романа. Ещё ни разу ему не доводилось видеть того обнаженным — в одних лишь боксерах — в других обстоятельствах он бы с удовольствием оценил вид стройного подтянутого тела, но не сейчас. То, что он обнаружил, парализовало, обездвижило и вытеснило все заготовленные фразы.       Сверхъестественные раны не исчезают бесследно у таких как они. До этого момента Питер думал, что у Маркуса и Николая — его деда, чьи фото Линда показывала — самые впечатляющие метки. Но то, что сделали с Романом едва ли граничило с жизнью. Словно два огромных бордовых паука расположились на груди и шеи Годфри. Их кривые многочисленные лапы раскинулись по когда-то безупречной коже, будто стремились захватить как можно больше тела парня. Грубые шрамы и рубцы полностью зажили, но запечатанная в них боль была невообразима. «После такого не выживают» — подумал Питер, но доказательство обратного стояло прямо перед ним бледнее снега, мрачнее самой тьмы.       Роман приложил немало усилий, чтобы сохранить свой секрет и явно не ожидал, что Питер узнает об этом так быстро. Хотелось, чтобы он что-то сказал, пошутил или разозлился. Даже самое незначительное проявление эмоций могло бы разорвать эту тяжелую звенящую тишину, которая, как удав, сжималась вокруг них.       — Роман… — начал было Питер, наконец, совладав с собой.       — Что ты здесь делаешь? — перебил тот, направляясь к шкафу.       — Хотел поговорить.       Накинув на себя халат, Роман так и остался стоять к Питеру спиной. Напряжение чувствовалось в его позе и голосе. Питер терпеливо ждал, пока он завяжет пояс, но видимо не получалось или Роман специально тянул время.       Руманчек и сам не понял, как сделал шаг вперед, затем ещё один, и другой. Он подходил медленно и почти бесшумно, ведомый Свадхистаной, которая заливалась теплом и энергией в присутствии Романа. Реагировала ли она хоть раз так ярко на кого-то ещё?       — Откуда они? — тихо спросил он, не особо надеясь на ответ.       Поняв, что Питер стоит совсем рядом, прямо за его спиной, Годфри замер, опустив руки.       — Из прошлого, — ответил он также тихо.       Это не совсем то, что Питер хотел услышать.       — Разве Прайс не может что-то с этим сделать? Сделать их менее заметными?       — Я хочу чтобы они были… — признался Роман. — Были такими какие есть.       — Почему? — ладонь Питера коснулась плеча Романа, и тот наконец повернулся.       — Потому что они напоминают мне о моих ошибках.       Питер поймал его взгляд — в нём читалась смесь боли и доверия. Странная гармония, которая еле дышала под тяжестью страха. Роман тщательно скрывал свой секрет, и до сих пор, кажется, не готов был им делиться. Но Питер не собирался отступать.

***

      Роман с тревогой всматривался в лицо Питера, ища признаки отвращения. Он и раньше чувствовал себя уродом, но только внутри, а теперь был им и снаружи. Он так свыкся с этой безжалостной правдой, что странная форма удовлетворения наполняла его сердце — он принял свою тёмную судьбу. Он заслужил всё это. И, когда кто-то относился к нему с добротой, Роман искренне удивлялся — таких людей можно было сосчитать по пальцам одной руки, но каждый их жест порой заставлял его погружаться в ещё более глубокую апатию.       Сейчас Питер не испытывал отвращения, и Роман не чувствовал ни капли жалости в его взгляде. Похоже, он готов был принять Годфри таким, каков он есть, без всяких оговорок и условий. Это ничуть не притупило чувства страха и надежды, что терзали Романа всё это время. Это позволило рискнуть, взять и довериться моменту и Питеру.       С трудом завязанный узел ослаб, пояс халата распустился, и его полы, ничем не поддерживаемые, разошлись в стороны. В тот миг Роман вновь стал уязвимым, обнаженный душой. Но голубые глаза напротив смотрели с уверенной нежностью, даря утешение. Питер медленно, но настойчиво снял легкую ткань с его плеч, и халат, скользнув по коже, упал к их ногам.       Теплые пальцы прошлись по самым большим багровым линиям на груди, невольно заставляя Романа дышать глубже. Он прикрыл глаза. Питер скользил по шрамам, словно читая историю боли, запечатленую на коже. Каждое прикосновение было вопросом, на который Роман не мог ответить, но и не хотел отстраняться. Он чувствовал, как страх отступает, уступая место странному облегчению. Впервые за долгое время он не пытался спрятаться, не пытался убежать от себя.       Питер притянул его ближе, и их лбы соприкоснулись. Дыхание смешалось, став общим ритмом, который успокаивал и тревожил одновременно. Роман дрожал, но не от холода — от осознания, что Питер видит его таким и всё равно остаётся рядом.       — Всё хорошо — прошептал Руманчек, и эти слова прозвучали как обещание.       Роман не ответил, но его руки, дрожащие и неуверенные, нашли плечи Питера. Он держался за них, как за якорь, боясь, что если отпустит, то снова утонет в одиночестве. Но Питер здесь, и этого достаточно. Пусть даже на время.       Роман прижался к нему, чувствуя, как тепло Питера проникает в него, согревая изнутри. Его пальцы сжали ткань рубашки на спине парня, словно боясь, что это ощущение исчезнет, если он ослабит хватку. Но Питер не собирался уходить. Он оставался рядом.       Влажные теплые губы накрыли рот Романа. Ладони медленно заскользили по его спине, успокаивая, сглаживая дрожь, которая всё ещё пробегала по телу. Роман чувствовал, как сердце Питера бьётся в унисон с его собственным. Это был странный, почти нереальный момент — он не мог поверить, что Питер способен быть так близко, так искренне.       По прежнему не открывая глаза, Роман позволил себе раствориться в ощущениях. Его дыхание стало глубже, спокойнее, будто Питер забрал всю его тревогу и оставил только тепло. Губы Руманчека двигались медленно, почти ласково, но в каждом прикосновении чувствовалась сила, уверенность, которую Роман так отчаянно искал. Он не знал, как долго это продлится, но сейчас это не имело значения.       Питер отстранился на мгновение, чтобы посмотреть на него. Его глаза, обычно такие глубокие и дерзкие, сейчас были полны нежности. Роман хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Вместо этого он прижался лбом к плечу Питера, чувствуя, как тот обнимает его крепче, будто пытаясь защитить от всего мира.       — Дай мне позаботиться о тебе, — услышал Роман, и кивнул, не в силах возразить.       Его тело, ещё недавно скованное тревогой, теперь полностью подчинялось Питеру, словно тот знал каждый его изгиб, каждую слабость.       Губы Питера снова нашли его, но на этот раз их движение было более настойчивым, требовательным. Роман ответил с той же страстью. Всё вокруг перестало существовать — только их дыхание, смешивающееся в одном ритме, только тепло, которое они делили друг с другом.       Прикосновение прохладных простыней стало неожиданностью. Роман терял счет времени и связь с реальностью. Тяжесть Питера, что с комфортом расположился сверху, была чем-то невообразимым. Роман еще никогда не чувствовал себя настолько хорошо. Руки Руманчека заскользили по его торсу и бедрам, обжигая каждым прикосновением. Роман притянул Питера ближе, почти вжал в себя, будто хотел в нем раствориться. Твердый член скользнул по его собственному, и искры едва не посыпались из глаз от короткой вспышки удовольствия, что пронеслась по всему телу. Питер прикусил его нижнюю губу, и Роман, не сдержавшись, простонал. Он почувствовал чужую улыбку на своих губах, одновременно с тем, как рука проникла под резинку его боксеров.       Крепкие мозолистые пальцы уверенно обхватили его плоть. Стоило больших усилий не выгнуться дугой на собственной кровати. Каждый каскад движений Питера вызывал в нем шквал эмоций, захлестывающих, как волны океана. Роман чувствовал, как искры желания разлетались по его коже, вызывая резкие и сладкие ощущения.       Питер наращивал темп, уверенные и выверенные фрикции снова вырывали Романа из реальности, опустошая голову, заставляя тонуть в собственном удовольствии. Тяжесть их дыхания смешивалась, жаркие поцелуи Питера, перемежались с легкими укусами, и касались то губ Романа, то шеи, то груди. Щетина приятно царапала кожу, создавая невообразимый контраст ощущений.       Внутри Романа разгоралось пламя, которое становилось всё ярче, поджигая все уголки его сознания. Он прижимал Питера к себе с силой, словно боялся, что в любой момент этот магический мир может исчезнуть. В каждом вздохе, в каждом взгляде было обещание чего-то большего, чего-то, что соединяло их не только физически, но и духовно.       Оргазм накрыл, словно мощная волна, унося его в бездонную пропасть наслаждения. Роман закрыл глаза, позволяя себе потеряться в этой бесконечной гармонии.       Питер замедлил движения руки, придавая каждой доле чувствительности свою значимость. Очень скоро его обе ладони нежно скользили по телу Романа. Он наклонился ближе — Годфри ощутил его дыхание на своем лице — их губы встретились в горячем во всех смыслах поцелуе.       Тишина после шторма была почти оглушающей. Роман открыл глаза и встретился взглядом с Питером, на мгновение ему показалось, что он ощутил их невидимую магическую связь. На короткий момент она как-будто стала осязаемой. Почувствовал ли это Питер? Питер! Роман внезапно осознал, что всё это время не сделал ничего, чтобы Руманчек пережил всю ту гамму ощущений и эмоций, что пережил он сам.       Поменяться местами с парнем не составило большого труда. Одним ловким движением, он перевернул Питера, нависнув над ним. В глазах Руманчека застыло удивление, и Роман не смог не усмехнуться. Он с маниакальной целеустремлённостью расстегнул все пуговицы на рубашке парня, обнажая покрытую редкой темной порослью грудь. Затем принялся за штаны. Роман взялся осыпать шею и грудь Питера поцелуями, медленными и чувственными. Радость наполнила его, когда головы коснулась рука Питера: пальцы ласково перебирали волосы на затылке, поглаживали, поощряли. Только когда Роман спустился до паха, где словно награда его ждал истекающий смазкой член, Питер вдруг напрягся.       — Ты не обязан, — произёс он хриплым голосом.       Но его глаза сказали Роману обратное — Питер жаждал этого, жаждал его прикосновений в единственном своем уязвимом месте.       И Роман сделал это. Слизал языком предэякулят, щедро размазанный по бордовой головке. Шипящие звуки, что издал Питер и то, как сжались его пальцы в волосах, заставили член Романа снова воспрять духом. Годфри никогда не ублажал парней, даже гейского порно не смотрел, но его партнерши ни раз ему отсасывали, и он точно знал, что может понравится, а от чего стоит воздержаться. Ощущение шелковистой кожи под губами, солоновато-мускусный вкус во рту было новым, но безумно возбуждающим и сексуальным. Он вобрал член в рот так глубоко, на сколько смог, ладонью обхватил у основания. Язык заскользил по твердой плоти, по мере движения вверх, затем вниз, заставляя Питера подмахивать бедрами.       Слабая попытка Руманчека предупредить о надвигающейся кульминации, была Романом проигнорирована. Он продолжал доводить парня до точки невозврата, получая удовольствие не только от процесса, но и от звуков, что тот издавал. Роман и подумать не мог, что Питер может быть таким шумным в сексе. Запоздало пришла мысль, что их может кто-то услышать, но память услужливо подкинула факт того, что стены в спальне Романа со звукоизоляцией, что лишь подстегнуло попробовать довести Питера до ещё более жарких стенаний. Но всё закончилось быстрее, чем Роман мог что-то предпринять. Густая теплая жидкость несколько раз выстрелила в его горло и растеклась по рту. Тело Питера содрогалось от коротких конвульсий, а грудь тяжело вздымалась и опускалась. Отстранившись, Роман подобрал языком каплю спермы, что затекла в уголок его рта, стараясь запомнить этот вкус. На лбу Питера блестел пот, волнистые волосы разметались по подушке темными прядями. На первый взгляд его глаза были закрыты, но Роман заметил, как Питер наблюдает за ним.       Из-за сладкой неловкости, охватившей его, Роман сдержал улыбку. В воздухе витал запах секса, пота и их самих. Всё это удерживало в памяти случившееся, создавало сопротивление сознанию, которое неминуемо стремилось вынырнуть на поверхность, в реальность.       — Ты в порядке? — тихо спросил Роман, проводя пальцами по гладкой коже на бедре Питера.       — Да… — ответил он тихо, открыв глаза. — А ты?       — Более чем.       С этими словами Роман лег на кровать на небольшом расстоянии от парня, не желая навязывать физический контакт, если тот этого больше не хочет. Внезапно повисшая тишина медленно становилась давящей. Магия момента всё же исчезла вместе с сексуальным напряжением. И на этом всё? Они утолили своё любопытство по отношению друг к другу и теперь будут вести себя как ни в чем не бывало? К несчастью, Роман нашёл это идеальным вариантом для них обоих. Лично для него притворяться, что ничего не было уже не в новинку. Он не представлял, как с этим справится Питер, но кто знает, что творилось в голове у цыгана. Романа вдруг затопила горечь. Он не хотел, чтобы Питер притворялся, только не с ним! Но вынужден был признать — это неизбежно. С каждой секундой напряжение нарастало, и Роман чувствовал, что Питер вот-вот что-то сделает или скажет. Что-то, что пробьет ещё одну зияющую дыру в его сердце.       — Эти шрамы, они ведь как-то связаны со мной?