Искупление

      — Не всё крутится вокруг тебя, Питер.       Эти слова, как заноза, впились в сознание Руманчека. Они звучали в голове снова и снова, намертво застряв в ней. Роман соврал, Питер был в этом уверен. Эта грубость — не более чем попытка оттолкнуть его, оградить от чего-то, что Роман не хотел или не мог объяснить. Но, несмотря на понимание, Питер чувствовал себя уязвлённым. Даже после всего, что между ними произошло, Роман продолжал выпускать колючки. Это злило Питера. Что ещё он мог сделать? Как ещё доказать Роману, что тот может ему доверять?       Всего пятнадцать минут назад они были вместе. Им было хорошо, и всё казалось таким простым. Но потом Роман бросил эту чëртову фразу, словно нож в сердце, и скрылся в ванной. Питер не стал ждать. Он оделся и ушёл к себе, оставив за спиной дверь, которая захлопнулась с тихим, но болезненным щелчком.       Теперь он сидел у себя в комнате, пытаясь понять, что пошло не так. Может, он слишком давил? Или, наоборот, недостаточно? Питер сжал кулаки, чувствуя, как гнев и обида смешиваются в одно тяжёлое, невыносимое чувство. Он хотел быть ближе, но Роман, казалось, делал всё, чтобы оттолкнуть его.       Он долго не мог уснуть, ворочаясь в кровати. Надежда, что дверь спальни откроется, и Роман придёт всё исправить, таяла с каждой минутой.       Питер закрыл глаза, пытаясь заглушить навязчивые мысли, но они возвращались с удвоенной силой. Каждое слово Романа, каждый его взгляд, каждое движение — всё это прокручивалось в голове, как будто Питер искал в них скрытый смысл, который мог бы всё объяснить. Но смысла не было. Только пустота, которая разъедала изнутри.       На фоне этих ощущений, он и не понял, как туман снова окутал всё вокруг, густой и тяжёлый, словно пепел после пожара. Видения вернулись: дома с темными окнами, ворон, чёрный, как ночь, и седая женщина, чей силуэт мерцал в дымке, будто призрак из забытого кошмара.       Питер попытался шагнуть вперёд, но земля под ногами дрожала, словно живая, готовая в любой момент разверзнуться и поглотить его. Туман сгустился до предела, превратившись в плотную пелену, сквозь которую едва проступал женский силуэт. Он был смутно знаком, но от этого не становился менее пугающим. Питер сделал ещё одну попытку приблизиться, ноги увязли в чём-то вязком, липком, будто сама земля пыталась удержать его, не дать добраться до истины. Силуэт притягивал, как магнит, заставляя сердце биться с бешеной скоростью. Дыхание стало рваным, горло сжалось от невидимой руки. И вдруг, словно по чьей-то злой воле, силуэт начал приближаться. Питер узнал её. Старую цыганку, ту самую, что когда-то гадала ему и Роману. Её лицо, изборождённое морщинами, казалось, хранило все тайны мира, а глаза — один светлый, другой тёмный — смотрели на него с немым укором. Она молчала, но её взгляд был красноречивее любых слов. Питер не понимал, чего она хочет, пока её рука не поднялась к груди, дрожащая и костлявая, словно пытаясь ухватиться за что-то невидимое.       — Амулет, — прошептал он, и в тот же миг сон разорвался, как паутина, оставив после себя лишь холод и чувство, что что-то важное ускользнуло, потерялось в этом тумане.       Руманчек резко сел на кровати, сердце всё ещё колотилось, словно пытаясь вырваться из груди. Комната была погружена в полумрак, лишь слабый свет восходящего солнца пробивался сквозь шторы, отбрасывая на стены причудливые тени. Он провёл рукой по лицу, пытаясь стряхнуть остатки сна, но образ цыганки, её пронзительный взгляд, не отпускали.       Он встал с кровати и подошёл к комоду, где в самом верхнем ящике в груде неаккуратно сложенных вещей, лежал тот самый амулет, что он украл. Казалось, это было годы и годы назад. Когда он взял амулет в руки, камень оказался неестественно тёплым. Выгравированная на нём руна — самая обычная руна защиты от сглаза. Неужели цыганка не могла сделать ещё с десяток таких же?       Почему-то он был уверен, что это не было сном и уж тем более не было воспоминанием. Видение, предвидение или быть может проклятье, которое наслала старуха, чтобы вернуть свою вещь. Питер сжал амулет в ладони, пытаясь вспомнить детали. Но образы оказались будто размыты. Ничего не было ему знакомо. Ни один из символов, ни одно из мест не отзывалось в его памяти, даже если когда-то они и были там.       Он стоял, глядя на амулет, и чувствовал, как нарастает внутри тревога. Что если это не просто камень? Что если это ключ к чему-то большему? Или, может ловушка? Питер понимал, что должен найти цыганку. Но где? И как? Амулет в его руке продолжал излучать тепло, словно напоминая, что времени на раздумья оставалось всё меньше.       Негромкий стук в дверь отрезвил, вырвав из тревожных мыслей. Питер машинально открыл дверь и замер, увидев на пороге Линду.       — Я надеялась, что ты уже не спишь, — произнесла она вместо приветствия. Её глаза блестели с непривычной для раннего утра энергией. — Мы можем поговорить?       — Конечно, — немного растерянно произнёс Питер, пропуская её внутрь.       Линда вошла с уверенностью, которая контрастировала с его ещё полусонным состоянием. Её шаги были твёрдыми, решительными, пока она не остановилась посреди комнаты. Женщина обернулась, чтобы что-то сказать, но вдруг её губы, едва раскрывшиеся, сжались в тонкую линию. Взгляд упал на Питера, точнее, на его обнажённый торс, и задержался там на мгновение дольше, чем следовало бы.       Бегло осмотрев себя, Питер понял, что вызвало странную реакцию. С левой стороны в районе его нижних ребер, прямо рядом с вытатуированной буквой «Г», алел свежий засос. Лицо Питера моментально обдало жаром. Он не помнил, в какой момент Роман оставил на нём свою метку, как и не знал была ли она одна. Руки потянулись за лежащей на спинке кресла футболкой. Поспешно натягивая её на себя, парень мечтал провалиться сквозь землю. Напряженная тишина в комнате гудела словно рой пчёл.       — Могла ли я предположить, что из всех вариантов ты выберешь худший? — холодно произнесла Линда, тяжело опускаясь на кровать. В её голосе звучал укор, но в нём слышалась и усталость, будто она уже давно обо всё догадывалась.       — Я не собираюсь это обсуждать, — отрезал Питер, подавляя неловкость.       — Не знала, что тебя привлекают парни.       — Я тоже, — тихо ответил он, садясь рядом.— Но это снова не то, о чём стоит сейчас говорить.       — Я никогда не вмешивалась, Питер, но…       — Пожалуйста, хватит! — Резче чем следовало бросил парень. — Я знаю, что ты о нём думаешь. Ты ясно дала всем это понять, но…— он замолчал, сжав кулаки. — Это моя жизнь. И я не обязан объяснять тебе каждый свой шаг.       Линда вздохнула. Её взгляд смягчился, но в нём всё ещё читалось беспокойство. Она хотела сказать что-то ещё, но, увидев, как Питер отворачивается, сдержалась. Комната снова погрузилась в тяжёлое молчание, прерываемое лишь тиканьем часов на тумбочке. Питер чувствовал, как неловкость сменяется раздражением, а затем — усталостью. Он не хотел ссориться, но и оправдываться тоже не собирался.       — Ты хотела о чем-то поговорить, — наконец напомнил он, стараясь вернуть разговор в более спокойное русло.       — Да, но не уверена, как ты это воспримешь теперь, — ответила Линда, её голос звучал осторожно, будто она боялась снова его задеть.       Питер внутренне напрягся.       — Думаю, мы слишком загостились в этом доме и нам пора его покинуть, — вкрадчиво произнесла женщина, подбирая каждое слово. — Тетя Армелла и её семья ждёт нас в Крайове.       — Я их даже не знаю, — растерянно произнёс Питер, понятия не имея как реагировать на весть об отъезде.       — Ты их просто не помнишь, как и всё остальное, но память обязательно вернётся, — мягко сказала она, положив ладонь на его щёку, тем самым заставляя посмотреть на неё. — Они наша семья, Питер. Та маленькая часть, что ещё от неё осталась. Там нам будет лучше.       Её слова прозвучали как обещание, но Питер почувствовал, как в его груди что-то неприятно сжалось.      Он не мог прямо сейчас дать своего согласия или ответить категоричным отказом. Слишком много нерешённых вопросов висело над ним.       — Я не стану давить на тебя, ты же знаешь, — голос Линды по-прежнему звучал мягко, но в нём чувствовалась лёгкая тревога. — Ты мой сын, и я всегда приму твою сторону. Но подумай об этом, хорошо?       Ему ничего не оставалось как утвердительно кивнуть.       Мысль об отъезде не беспокоила его так сильно, как наверное должна была. Видимо свободолюбивое цыганское сердце жаждало приключений. Но мысли о Романе держали крепко.       Питер ожидал встретить его за завтраком, но Мишель сказала, что он уехал. Это не слишком удивило — Роман не первый раз сбегал, когда удавалось увидеть брешь в его защите. И всё же, Питеру не хватало его присутствия. Ему нужно было с кем-то поделиться своими видениями, своей непонятной тревогой.

***

      Роман замер посреди гостиной, едва услышав имя Дестини. Меньше минуты назад он вернулся домой и, переступив порог, случайно подслушал разговор Руманчеков. Они сидели за кухонным столом, увлечённые беседой, и не подозревали, что он уже здесь.       — …У неё, единственной из всех нас, был дар ясновидения. Дестини была сильной ведьмой. Но даже она не знала, почему ты видишь будущее во снах, — раздался голос Линды.       — И не было никаких предположений? — с надеждой в голосе спросил Питер.       — Если только ты не должен был родиться девочкой, — усмехнулась Линда. — Дар ясновидения передаётся по женской линии.       — Ну, спасибо, — с легким сарказмом ответил Питер, в его словах чувствовалось разочарование.       — В любом случае, ты никогда не упоминал о видениях наяву. Это всегда было во сне, а это не то, чем обладала Дестини, — добавила Линда, её голос звучал задумчиво.       Роман старался не выдать своего присутствия. Его сердце билось так громко, что казалось, будто его услышат даже на улице. Страх, что Линда рассказывает сыну о причине смерти Дестини Руманчек, улёгся, но он всё ещё не мог пошевелиться. Всё, что оставалось, — вслушиваться в разговор, ловя каждое слово, как будто от этого зависела его жизнь.       — Я не знаю…это не было похоже на какое-то предупреждение о будущем, — снова донёсся голос Питера. — Скорее походило на зов… Как думаешь, можно ли найти эту женщину в интернете или в какой-то базе данных?       — Если только в полицейских, если она когда-то к ним попадала. Но у многих ромалов даже документов нет — это как искать чёрную кошку в тёмной комнате.       — Значит, и пытаться не стоит?       — Я могу расспросить парочку местных знает ли кто её или кого-то похожего, но сомневаюсь, что это что-то даст.       — Всё равно спасибо.       На лестнице второго этажа послышались шаги, и Роман был вынужден вернутся к входной двери, и сделать вид что только-только зашёл в дом. Мишель и Надя спустились в гостиную. Девочка всё ещё сладко зевала, когда Роман поднял её на руки, чтобы поздороваться.       — Ты колючий, — пожаловалась она, забавно сморщив носик.       — Да, стоило бы побриться, — рассмеялся Роман, слегка щекоча её.       Как только он опустил Надю на пол, та сразу же обернулась в сторону кухни, где в проходе стоял Питер.       — Ты обещал поиграть со мной в прятки! — напомнила она, подбегая к нему и хватая за руку.       — Ну раз обещал… — улыбнулся Питер, закрывая глаза ладонью. — Раз… два…       Надя, заливаясь смехом, заметалась по гостиной, пытаясь найти укромное место. Наконец, она решила спрятаться за шторой, но её розовые носочки торчали из-под неё, выдавая укрытие.       Роман, наблюдая за этой сценой, улыбнулся и, поймав взгляд Мишель, направился в свою спальню.       — Надеюсь, она не слишком его утомит, — усмехнулась няня.       Всё то время, что Роман поднимался по лестницы, а потом шёл к комнате, из гостиной доносились наигранно разочарованные возгласы Питера, который «искал» Надю, делая вид, что не замечает её.

***

      Питер несколько раз подносил руку к двери кабинета, собираясь постучать, но каждый раз останавливался. Волнение, которое то накрывало его, то отступало в течение всего дня, сейчас будто сконцентрировалось, набрало мощь, заставляя внутренности сжиматься. Ну что он в самом деле? Ему всего лишь нужно поговорить. Им даже не нужно обсуждать то, что было ночью, Питер просто хотел рассказать о возможном отъезде, сне и просто ещё раз увидеть Романа и удостовериться, что у них всё в порядке. Но почему тогда он как школьник топтался на пороге, пытаясь набраться смелости постучать в чертову дверь?       Он глубоко вдохнул, на секунду закрыл глаза и всё же сделал это. В ответ ничего не последовало. Тогда Питер нажал на ручку и толкнул дверь. Роман сидел в кресле за столом. В первую секунду казалось, что он спит: расслабленная поза, закрытые глаза. Но потом Питер заметил в ушах парня наушники и то, что пальцы его правой руки еле уловимо подрагивают в такт только Роману слышимой музыки.       Теперь Руманчек гадал, как привлечь внимание, но этого не потребовалось — Роман сам открыл глаза, и посмотрел на него. Похоже, Годфри не был удивлён его визиту. Несколько долгих секунд они просто молча смотрели друг на друга, пока Роман не снял наушники и не поднялся с кресла.       — Виски? — предложил он, направившись к мини-бару.       — Нет, спасибо, — отозвался Питер, провожая долговязую фигуру взглядом. Даже он слышал, как неуверенность прокралась в его голос.        Решив что глупо стоять посреди комнаты, Питер опустился на диван неподалёку от двери. Подушки мягко прогнулись под его весом, но это не принесло облегчения. Волнение, хоть и поутихло, всё ещё клубилось где-то внутри.       — Линда хочет, чтобы мы уехали, — вырвалось у Питера. Он не планировал начинать с этого, но слова сами сорвались с языка.       Рука Романа держащая бутылку с алкоголем над стаканом слегка дрогнула. Капля янтарной жидкости пролилась на столешницу, оставив крошечное пятно.       — А ты? — посмотрел он на Питера, выпрямившись. Его взгляд был тяжёлым, словно он взвешивал каждое слово, прежде чем произнести.       — А я не знаю… — признался Питер, опустив глаза. Он крутил кольцо на пальце, пытаясь найти в этом хоть какую-то опору. — В Румынии, вроде бы, неплохо, — добавил он, стараясь говорить как можно безразличнее. — Ну, судя по тому, что Линда рассказывала.       Роман молча налил виски, поднёс стакан к губам и сделал медленный глоток. Его лицо стало задумчивым, почти отстранённым, будто он искал в алкоголе ответы на вопросы, которые даже не решался озвучить. Питер знал это выражение — оно всегда появлялось, когда Роман был на грани принятия важного решения.       Тишина в комнате стала почти осязаемой. Она давила на Питера, заставляя его чувствовать себя ещё более неуверенно. Почему он черт возьми молчит?!       — Есть ещё кое-что… — продолжил Руманчек, прерывая тягостную паузу. — У меня были видения. Не знаю рассказывал ли я тебе о них раньше?       — Рассказывал, — ответил Роман, и в его голосе появился едва уловимый интерес. Он вернулся к столу и снова опустился в кресло, словно готовясь к чему-то важному.       — Я видел цыганку с ярмарки уже два раза. Она хочет вернуть свой амулет. Кажется, ей грозит какая-то опасность. — продолжил Питер, стараясь уловить реакцию собеседника.       Но Роман опять ничего не сказал, лишь сделал очередной глоток из стакана.       — … Понятия не имею где её искать, — признался Питер, чувствуя, как растерянность начинает брать верх.       — Флаг на одном из домов, — вдруг произнёс Роман, словно это было очевидно.       — Что? — не понял Питер.       Роман посмотрел на него прямым проницательным взглядом и повторил:       — На одном из домов, что были в видении был флаг. Три вертикальные полосы: синяя, желтая, красная.       Роман взял в руку свой телефон и спустя пару манипуляций с дисплеем показал его Питеру. Под изображением описываемого флага была надпись «Румыния».       — Похоже, сама судьба тебя туда ведёт, — бросил саркастично Роман.       На доли секунды Питер замер, глядя на экран.       — Постой, как ты узнал про флаг? Я ведь… — он резко поднял глаза на Романа, и вдруг его осенило. — Ты тоже их видишь?! Видения? Почему ты мне ничего не говорил?       — Говорил, раньше, — спокойно ответил Роман, не отводя взгляда.       — Но не сейчас! — воскликнул Питер, вскакивая с места. Его голос дрогнул от нахлынувших эмоций.       — Что бы это нам дало? — Роман лишь пожал плечами, его невозмутимость разозлила Питера ещё больше.       — Это дало бы мне хоть что-то! — почти крикнул он, сжимая кулаки.       — Что например? — усмехнулся Годфри, намеренно держа дистанцию.       — Не будь таким козлом! — бросил ему Питер подходя к столу, который отделял их друг от друга. — Ты даже не представляешь какого это — не помнить свою жизнь. Не помнить свою мать, друга, да даже себя. Ты не знаешь, как это — смотреть на людей и понимать, что они знают о тебе больше, чем ты сам. Что ты вынужден сомневаться в каждом слове, в каждом шаге.       Роман смотрел на него, и в его взгляде, наконец, появилось что-то, похожее на понимание. Но он не спешил отвечать.       — Я думал, ты справляешься, — сказал он через мгновение с прежним холодом в голосе. — Думал, что ты не особо хочешь вникать в это.       — Я не знаю, что я хочу! — воскликнул Питер, его голос дрожал от отчаяния. — Я не знаю, кто я! Может, эти видения — единственная нить, которая поможет мне понять, что было «до». Как я могу просто игнорировать это?       Пауза повисла в воздухе. Роман уставился в стену, и лица его не было видно.       — Порой мне хочется поменяться с тобой местами, — признался он тихо, почти шëпотом.       — Это несправедливо, — сказал Питер, его голос стал мягче, но в нём всё ещё звучала горечь. — Ты не понимаешь, что значит быть в неведении.       — Думаешь, я не знаю, что такое чувствовать себя потерянным? — Роман резко обернулся, его глаза горели. — Просто у каждого из нас своя боль, Питер. Жить с призраками прошлого — не то же самое, что не знать кто ты, но не менее тяжело.       Питер сглотнул. Он прекрасно видел, что с Романом что-то не так. Видел с самого начала. Демоны пожирали его изнутри, но Питер не мог ничем ему помочь. Пока не мог.       — Именно поэтому мне нужно во всём разобраться, — тихо сказал Питер, всматриваясь в Романа. — Я должен знать правду, даже если она будет болезненной.       — А что потом? — спросил Роман, его голос стал напряжённым, почти резким. — Возможно, то, что ты найдёшь, изменит тебя навсегда.       Питер вновь взглянул в его глаза. В них были тени страха и отчаяния, словно Роман уже знал, что его ждёт.       — Что ты пытаешься мне сказать? — едва слышно спросил Руманчек, чувствуя, как медленно эмоции Годфри перетекают в него.       — Лишь то, что мы закончили.       Питер понял, что он не имел в виду конец разговора. Роман говорил об отношениях, точнее о том, чем их искры желания так и не стали. Он выглядел таким уверенным и неожиданно безразличным, в то время как в груди Питера что-то нещадно щемило. Но всё, что оставалось, — это смиренно кивнуть.

***

      Роману хотелось кричать. Кричать так громко, чтобы голос разорвал тишину, вдруг оглушившую его. Он мечтал сесть в машину, вдавить педаль газа до упора и уехать оставляя позади эту тоску и безысходность, которые, как черная дыра, затягивали его всё глубже.       Питер уезжал. Оставлял его снова. Он знал, что так будет с первого дня, но даже в самых мрачных своих мыслях не мог представить, что прощаться окажется так мучительно. Каждый шаг Питера к двери отзывался в нём ударом молота, разбивающим что-то хрупкое. Должно быть крупицы наивной надежды и осколки давно разбитого сердца.       Стоило двери кабинета закрыться, как Роман громко вдохнул, пытаясь подавить рвущиеся наружу эмоции. Всё вокруг стремительно теряло краски, мир сузился до этих четырёх стен, до этой проклятой комнаты. Но даже здесь, в замкнутом пространстве, нельзя было скрыться от реальности. Роман должен был отпустить. Отпустить, потому что иного пути не существовало.