Клетка

— Жел…Жил… Жаваю. То есть живаю, — Шляпа щурился, пытаясь разобрать содержимое открытки, лежащей на подоконнике. Пару месяцев назад он изъявил желание научиться читать «глупые человечьи каракули», и уже достиг кое-каких успехов. — Желаю, — весело сказала Сара, выхватив открытку из-под его носа. Раскрыв ее, она рухнула на кровать, дважды подпрыгнув на матрасе, и закинула ногу на ногу. — «Дорогая племяшка, желаю тебе богатства, как у Ротшильдов, армии поклонников, как у Софи Лорен и океана терпения, чтобы жить под одной крышей с упертым бараном, который уже сорок три года нагло притворяется человеком и моим братом. Душу тебя в объятиях. С любовью, Маргарет», — Сара отбросила открытку в сторону. — Это от папиной сестры. — И зачем она все это написала? — проворчал Шляпа. Сара вскочила на ноги так быстро, что перед глазами вспыхнули звездочки. В теле бурлила энергия, не позволявшая долго сидеть на месте. Широко улыбаясь, Сара дошла до книжных полок и взяла оттуда шикарное иллюстрированное издание «Призрака Оперы», полученное от папы утром. — Потому что, когда у человека день рождения, ему принято желать что-то хорошее, — Сара с упоением перелистывала страницы. Книга была превосходной. И почему она раньше не говорила папе о желаемых подарках прямо? В разгадывании намеков он был полным аутсайдером. — А мне тоже надо что-то пожелать? — спросил Шляпа. — Как хочешь, — Сара с довольным видом разглядывала Кристину Даэ на сцене Гранд Оперы. Чудесные иллюстрации!  Шляпа прокашлялся. — Дорогая человечья девица Сара, с которой я живу уже несколько сезонов, хотя мне говорили, что страдания будут недолгими... Сара прыснула. — Желаю, чтобы ты перестала бормотать во сне всякую чушь, а еще всхлипывать и хрипеть так, как будто тебя кто-то пытается убить. Ты мешаешь мне спать. — Чего?! — И еще желаю, чтобы твои дурацкие мази начали наконец-то действовать, и ты перестала ныть, что у тебя вылезают прыщи. Меня это раздражает. — Ну спасибо, Бибер. Вообще-то пожелания должны быть приятными. — А что, избавиться от прыщей не приятно? — Сара! — позвала Ирен. — Тебя к телефону! — Иду! В тот день Сара ответила не менее чем на дюжину звонков от родственников, большую часть которых она никогда в жизни не видела. Правда, почти все они скорее хотели поговорить с папой и удивлялись, когда слышали, что тот не ушел с работы пораньше, чтобы провести время с именинницей. Саре даже в голову не приходило, что папа может прийти раньше, но после разговоров с родней в ее сердце закралась легкая обида. А ведь он, и правда, мог сделать исключение и потратить один вечер на нее, а не на работу. Сара пыталась не думать об этом, чтобы не портить себе настроение, ведь сегодняшний день вышел прекрасным. С утра ее поздравили Ирен с папой и даже Тоби пролепетал что-то умилительное (и почти неразборчивое), отчего Ирен едва не расплакалась. К обеду Сара пошла с друзьями в парк аттракционов, а потом они объелись пиццы и мороженого в их любимом кафе. Анжела предлагала сходить в кино, но Сара отказалась, сославшись на праздничный семейный ужин, хотя дело было совсем не в нем. Она ждала звонка. Самого важного из всех, на которые ей нужно было ответить. Вечером у мамы должна была быть премьера — ставили «Дракулу» в новом прочтении, и Линда исполняла роль Мины. Спектакль совпал с Сариным днем рождения, и она была уверена, что мама пригласит ее. Конечно, Линда не говорила о приглашении прямо, но это было в ее стиле. Если бы Сару попросили назвать самого непредсказуемого человека в Штатах, она бы с уверенностью отдала это звание маме, а пока… пока Сара ждала звонка, хотя и не была уверена, что он будет. Мама вполне могла без предупреждения прислать водителя, мистера Джонса, и тогда Саре пришлось бы собираться впопыхах. Но она все продумала. Красное платье с пышными рукавами аккуратно висело в шкафу — идеально чистое и выглаженное. Сара решила, что оно отлично подойдет, учитывая произведение, взятое за основу спектакля. На новый наряд Сара потратила все свои сбережения, но оно того стоило. Спектакль обещал быть грандиозным, судя по заметкам в журналах, которые она скупала ради посвященного театру разворота. Музыка, декорации и, конечно же, главная актриса — все было на высоте, и Сара собиралась соответствовать. Ожидание было томительным. Заламывая пальцы, Сара мерила шагами комнату, пытаясь унять сердцебиение с помощью дыхательной гимнастики, о которой она имела весьма поверхностное представление. Голова наливалась тяжестью — так случалось, когда Сара нервничала. Ну уж нет. Ей срочно надо было избавиться от этого — вечер должен был пройти идеально. И-де-аль-но! — У меня от тебя голова кружится, — сказал Шляпа, с хмурым видом наблюдая за ней. — Что? — рассеянно отозвалась Сара. — Ты можешь стоять на месте? — Нет! Подлетев к шкафу, Сара достала оттуда платье. Может, надеть его сразу? Да, лучше сразу, а то потом не будет времени. И еще ей нужно было накраситься. Как-нибудь… готически. Или это уже перебор? — Ты куда-то идешь? — М-угу. — Куда? — Неважно. Лучше сначала накраситься, чтобы не помять платье? Или сначала надеть платье, чтобы случайно не задеть макияж? И что делать с прической? О, черт, она была совершенно не готова! Схватив со стола стакан, Сара отпила из него, смачивая пересохшее горло. — Загадочные секреты, значит, — протянул Шляпа ехидным тоном. — А я знаю, в чем дело: у тебя появился ухажер! Сара поперхнулась. — Пф-ф. Нет. Я иду в театр. — С ухажером? — Да нет же! У мамы премьера, и я… я иду туда. Кажется… — Кажется? — Шляпа прищурился, с подозрением глядя на нее. — Что значит «кажется»? Ты или идешь, или не идешь. — Иду, — твердо сказала Сара, отвернувшись от него. Пожалуй, стоит все-таки начать с платья. — А во сколько спектакль? — В восемь. — Уже почти семь. — Я в курсе. — Не боишься опоздать? — Здесь недалеко. И, скорее всего, за мной приедет машина. — Да? — подпрыгнув пару раз, Шляпа развернулся к окну, — Что-то ее не видно. — Слушай, Бибер, — Сара уперла руки в бока и нахмурилась, — чего ты от меня хочешь? — Хочу, чтоб ты перестала носиться взад-вперед, как ужаленный пониже спины барабок! — Понятия не имею, кто это, — Сара закатила глаза. — Если тебе что-то не нравится, смотри в окно. — Там не на что смотреть. Воробьи куда-то делись. — Видимо, они узнали, что ты желаешь им смерти. — Смерти? Я?! Если только сытного обеда местным котам, но это ведь доброе пожелание, правда? Сара его уже не слушала. Выскочив из комнаты, она в два шага добралась до лестницы. — Ирен, никто не звонил? — крикнула Сара, перегнувшись через перила. — Нет, дорогая! Так. Ладно. Значит есть время на сборы. Пытаясь дышать размеренно, Сара вернулась в спальню. — Машины все еще нет, — тут же выпалил Шляпа. — Бибер, отстань от меня! *** Платье сидело идеально. По-другому и быть не могло — Сара потратила несколько часов, перемерив ассортимент семи магазинов, прежде чем нашла «то самое». Винно-красная ткань мягко облегала фигуру до талии и свободно спускалась вниз, доходя до колен, а пышные рукава добавляли образу загадочности. Сара убрала волосы назад, рассматривая себя в зеркале. Красная помада делала ее старше. Весь наряд в целом делал ее старше. Саре нечасто доводилось надевать вечерние платья, на самом деле, она могла по пальцам пересчитать эти случаи. Но в этом она казалась такой… хорошенькой? Взрослой? Привлекательной? Мотнув головой, Сара отвернулась от зеркала. — Осталось пол часа, — протянул Шляпа, глядя на нее с прищуром. Сара знала. Тревога уже грызла ее изнутри, как прожорливый червяк — яблоко. Сара пыталась успокоить себя, отвлекаясь то на недостаточно ровную стрелку, то на неряшливый локон, но это мало помогало. — Кажется, про тебя забыли, — задумчиво сказал Шляпа. — Замолчи! — Сара-а, — услышала она голос Ирен, — тебе снова звонят! Быстрый стук каблуков пронесся по дому. Сара совсем не элегантно перепрыгнула последнюю ступеньку и замерла перед удивленной мачехой. — Ого, — Ирен оглядела ее с ног до головы, — Откуда у тебя это… — Давай-давай, — Сара забрала у нее трубку. — Да? — Сара, детка! —послышался дребезжащий голос, — Узнаешь бабулю Дорис? Саре показалось, что у нее вырвали сердце и вставили вместо него кусок льда. По телу прокатилась волна мурашек. Папина тетя. То была всего лишь папина тетя. Стрелка часов неумолимо ползла к 19:40. —Д-да, — Сара прокашлялась. — Да, конечно. Здравствуйте. — Ох, сколько мы с тобой не виделись. Ты уж, наверное, совсем большая, да? Да что я говорю «наверное», конечно, большая, уже шестнадцать лет, ой-ёй-ёй-ёй! Она завела разговор о прошлом. О папе. О его братьях и сестре. О том, какими подвижными детьми они были, и о том, как тяжело ей было за ними гоняться, когда сестра просила ее присмотреть за своими отпрысками. Сама же она семьей так и не обзавелась. Сара слушала тетушку отстраненно, почти не разбирая слов, и, кусая ярко накрашенные губы, смотрела на часы. 19:45 19:48 19:51 Время было безжалостно. Сара почти не моргала, следя за секундной стрелкой, равнодушно описывавшей круги по циферблату. «Думаю, про тебя забыли». У нее начали дрожать руки. 19:55 Смотреть на дверь и ждать чуда — это было глупо. Но Сара все равно смотрела и ждала. Может… может, мистер Джонс застрял в пробке. Опоздать немного — нестрашно. 19:58 Сейчас он войдет. Сейчас. Сейчас-сейчас-сейчас-сейчас… 20:00 — А ты знаешь, что однажды твой папа залез на дерево, на самый верх. Вот какой черт его дернул туда забраться? Как же его оттуда доставали — сам-то слезать он боялся! 20:05 Не может быть… Кажется… кажется, про нее и правда забыли… — Тетя Дорис, — сказала Сара дрогнувшим голосом, — мне уже нужно идти. — А? — Мне нужно идти! — Ой, да-да-да, конечно. Я-то тут одна, мне поговорить не с кем, заняться нечем, так что так я долго могу болтать. Ну пока, золотко. Будь здоровой, ведь здоровье — это главное. Только, став старухой, начинаешь по-настоящему это понимать. Береги себя смолоду, лапушка моя! — Спасибо, — выдохнула Сара. — До свидания. Повесив трубку, она взглянула на часы. 20:06 В зале театра было темно и тихо. Тяжелые бархатные кулисы разъехались, и зрители, затаив дыхание, смотрели начало спектакля. Без нее. Сердце странно трепыхнулось, и Сара приложила руку к груди. Глаза защипали от подступающих слез, и она быстро заморгала, пытаясь не расплакаться. — Милая, что это за платье? — Ирен выскочила из кухни так быстро, словно все это время пряталась за углом в ожидании Сариного позора. Саре вдруг показалось, что мачеха знала о том, что она собралась на спектакль, на который ее не пригласили. Показалось, что об этом знали все и все ждали ее унижения. Конечно, мысль была абсурдной, но она не могла от нее избавиться. — Я купила его к… — Сара запнулась и отвела взгляд, — к своему дню рождения. — Очень красивое. Тебе так идет! Знаешь, а я поняла, кого ты мне напоминаешь. Черные, как смоль, волосы, белая кожа, алые губы и это платье… Вылитая Белоснежка из твоих книжек. — До того, как мачеха ее отравила или после? — мрачно спросила Сара. Если Ирен и заметила колкость, то вида не подала. — Насколько я помню, она была красавицей на всех этапах истории, — сказала она с мягкой улыбкой. Фальшивой и выученной, естественно. — Хм-м, Сара… — в ее голосе появились виноватые нотки, — я звонила Роберту, он говорил про какую-то… — она махнула рукой, — вдруг появившуюся важную сделку. Нужно срочно сделать отчеты, что-то подписать, и… — И он не придет на ужин, — закончила за нее Сара. — Он опоздает, — поправила Ирен мягко. — Думаю, мы можем начать без него, но, я надеюсь, он успеет хотя бы к торту. — Не будем же мы есть ребрышки два часа, — улыбка получилась вялой. — Все нормально. — Мне жаль, что так вышло. — Ничего. К торту папа не успел. Блюда, приготовленные Ирен, были превосходными, но Сара ела без энтузиазма. Семейный праздничный ужин был скучным мероприятием, которого она хотела избежать, надеясь провести этот вечер с мамой. Она представляла, как со смущенным и немного виноватым видом извинится перед папой с Ирен, сославшись на «непредвиденные обстоятельства», о которых любил говорить Роберт. Как пройдет с отрепетированной грациозностью мимо них, оставив после себя пряный аромат духов, подаренных мамой на Рождество. В этот момент она будет очень на нее похожа. Представляла, как сядет в машину и унесется навстречу прекрасному вечеру, куда более интересному, чем семейные посиделки за скучными разговорами. Сара думала, что в свой день рождения она будет нарасхват, и ей придется выбирать, с кем из родителей провести время. Но к тому, что оба ее родителя решат ее проигнорировать, Сара готова не была. Ей даже в голову не приходило, что она будет сидеть за столом с одной лишь только мачехой — последним человеком на земле, с которым она бы хотела отметить свой праздник. ***** Сара сидела на диване и перечитывала «Грозовой перевал», когда Роберт Уильямс вошел в гостиную. Часы недавно пробили десять в исключительно издевательской манере, как ей показалось. Даже не взглянув на отца, Сара продолжила чтение, хотя буквы отказались складываться в слова, еще когда она только взяла в руки книгу. Роберт прокашлялся. — Привет, милая… Сара промолчала. — Как прошел день? Он это серьезно? Просто смешно. Сара демонстративно перевернула страницу, так и не дочитав предыдущую. — Извини, что не успел к ужину, но я заглажу вину: в выходные мы все вместе идем в ресторан. — Я уже наелась покупной еды с друзьями, — сказала Сара холодно. — К счастью, все они пришли вовремя. — Сара… — И у Ирен вышли великолепные ребрышки, которые никакой ресторан не переплюнет. Жаль, что ты опоздал: разогретые они уже не такие вкусные. — Значит, тебе досталось все самое лучшее. Сара фыркнула. — А после ресторана я соглашусь на добровольную пытку и пойду с вами по магазинам. Купите, что хотите. — Мне не нужны тряпки. — Тогда пойдем в книжный. Он тебя точно порадует. Сара посмотрела на него с холодной яростью. Это был один из тех отрепетированных взглядов, которыми она пользовалась с тех пор, как поняла, что Ирен из их дома никуда не денется. — Хочешь откупиться от меня? — Откупиться и загладить вину — разные вещи. — А по-моему — одно и то же. — Хватит, Сара. — В году триста шестьдесят пять дней и только один — мой день рождения. Неужели нельзя было хотя бы сегодня прийти с работы вовремя? Я ведь даже не просила тебя прийти раньше. Всего лишь вовремя. Ради меня! — Я хотел, но ты ведь знаешь, что от меня это не зависит. Если бы я ушел, были бы проблемы. — О, а теперь проблем нет. Просто блеск! Роберт тяжело вздохнул. Сара ненавидела, когда он так делал. Он словно вдыхал обычный воздух, а выдыхал что-то чугунно-тяжелое, наваливающееся на нее комьями клейкой земли и отчего-то заставлявшее чувствовать себя виноватой.  — Мне жаль, Сара, — он подошел к ней и наклонился, намереваясь поцеловать в макушку, но Сара с возмущенным видом уклонилась. Губы Роберта сжались в тонкую линию. — Если бы я уходил, когда мне вздумается, у тебя не было бы ни ресторанов, ни подарков, — сказал он с плохо сдерживаемым раздражением. — А, может, мне все это и не нужно! — Да что ты? Ты и представить себе не можешь, как живется тем, кто стеснен в средствах. — Ну-у-у, — протянула Сара, сжигая Роберта взглядом, — возможно, они видят отцов чаще, чем раз в месяц. Роберт сжал челюсти, и Сара подумала, что он разразится гневной тирадой, но папа лишь закрыл глаза и глубоко вздохнул. А затем, не сказав больше ни слова, развернулся и пошел к лестнице. Сара смотрела ему в спину, закипая от злости. Он ушел. Вот так просто. Она поднялась на колени, опершись ладонями о спинку дивана. И никакую вину он не испытывал. Он совершенно ничего не понимал! Совершенно! — Ты все испортил! — крикнула Сара отцу вслед. Роберт замер на мгновение, а затем как ни в чем ни бывало пошел дальше. Сару затрясло. Ей страшно захотелось высказать ему все, взвалить на него ответственность и за дурацкий ужин, и за театр, хотя к последнему он, конечно, не имел никакого отношения. — Ты испортил мне весь день! — закричала Сара со слезами в голосе. — Мой день! Резко развернувшись, она рухнула на диван и обняла колени. Взгляд зацепился за «Грозовой перевал», свалившийся на пол еще черт знает когда. Плевать. Ее щеки горели. Сара посмотрела на прикрепленный к стене телефон, и в ее спину иголками вонзились мурашки. Спектакль закончился. Мама должна была хотя бы поздравить ее по телефону… Объяснить, почему забыла о ней. Может быть, что-то случилось. Она ведь намекала Саре…  Как же так? Она ведь намекала, что пригласит… Сара шмыгнула носом, а затем сжала челюсти до боли в зубах. Конечно, мама скажет, что Сара неправильно все поняла. Как всегда. Видимо, с ее мозгами было что-то не так, раз она каждый раз неправильно ее понимала. Каждый раз совершенно безосновательно решала, что заслуживает ее внимания. По щеке покатилась слеза. На стене размеренно тикали часы — едкое напоминание о том, что оба родителя в день рождения дочери предпочли ей дела поважнее. Сара закрыла глаза, представив, как завтрашним утром по пути в школу ее сбивает машина. Такие фантазии были частыми гостями в ее голове. В них родные оплакивали Сару, жалея о несправедливом отношении к ней, а она с мстительным удовлетворением наблюдала за всем со стороны. Послышался стук каблуков. — Сара, не пора спать? Иногда она изо всех сил желала, чтобы Ирен исчезла, но все тщетно. Надо было отправить к гоблинам ее, а не Тоби. — Я хочу почитать перед сном, — сказала Сара напряженно и, вспомнив про лежащий на полу «Грозовой перевал», наклонилась за книгой. Вряд ли это придало ее словам убедительности, но Саре было все равно. — Кхм… милая, мне кажется, сегодня она уже не позвонит. Сара подскочила, словно Ирен огрела ее раскаленной кочергой. «Грозовой перевал» вновь полетел на пол. — У Линды был какой-то спектакль, думаю, она сейчас слишком занята. Ложись спать. Уверена, она позвонит утром. — Я просто читаю! — взвизгнула Сара, — Я не жду звонка! Как бы усердно она ни принижала умственные способности мачехи, складывать два и два та умела. Особенно в моменты, когда Саре совершенно этого не хотелось. К ее облегчению, Ирен не стала спорить. Пожелав Саре доброй ночи, мачеха поднялась на второй этаж. Сара идти к себе боялась. Там был Шляпа, готовый обрушить на ее голову лавину насмешек и колкостей. Обычно он не ставил целью обидеть Сару, а просто говорил первое, что приходило на ум, не заботясь о том, как это прозвучит. Но понимание этого факта не облегчало ее возвращения в спальню, так что Сара осталась в гостиной. В груди словно появился шар, который рос, рос и рос, причиняя боль. Голова гудела от злых мыслей, черных и тягучих, как деготь. Невысказанных. Замурованных внутри нее, никому не интересных и никем не услышанных. Чем дольше Сара сидела, обняв руками колени и глядя в пустоту перед собой, тем больше их становилось, и ей казалось, что скоро они похоронят ее под своей тяжестью. Сара мотнула головой, словно пытаясь вытрясти оттуда злость и обиду. Ей нужно было прекратить это. Ни папа, ни мама не страдали сейчас из-за ее испорченного дня рождения, так почему же она должна думать о них? Они этого не заслуживали. Эта мысль оказалась неожиданно приятной. Они этого не заслуживали — отлично подмечено. Мама с папой не были образцовыми родителями, сегодня они совершили ошибку, и это было неоспоримо. Теперь они не смогут сказать, что Сара сама виновата или что она неправильно все поняла. Не прийти на празднование дня рождения дочери и забыть о нем — этому не было оправданий. Она ожидала чего-то подобного от папы. Работа всегда была его второй женой, и Сара удивлялась, как только Ирен не ревновала. Но мама… Ее кумир, ее идеал, ослепительная красавица, глядящая с обложек журналов и театральных афиш… Сара не думала, что она поступит с ней так. Мама была выше этого, она была лучше папы, лучше Ирен, лучше их всех! Но, видимо, сегодня храму Линды Уильямс было суждено пошатнуться. Сара нечасто критиковала мать, если подумать, она вообще этого не делала, но теперь Сара была зла. «Ты неправильно все поняла» в этот раз не сработает. Мама знала, как Сара любила ее спектакли. Она знала, как дочь хотела попасть на «Дракулу». Линда сама сказала ей, когда они обсуждали постановку, что премьеры — это нечто особенное, и ей хотелось бы, чтобы в этот момент на нее смотрели по-настоящему особенные люди. Тогда она подмигнула ей и загадочно улыбнулась, и Сара подумала, что билет — дело решенное.  Даже если мама откажется от своих слов, Сара ей этого не простит. О каких «особенных» людях она говорила? Получается, дочь в их число не входила? Раздался звонок. Кровь отхлынула от Сариного лица, а в горле мгновенно пересохло. Это мама. Сара сползла с дивана и на негнущихся ногах подошла к телефону. Облизав сухие губы, она положила ладонь на трубку, но снимать не стала. Закрыв глаза, Сара несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Голос должен был быть холодным, равнодушным. Ее оскорбили, и ей нужно было показать это. А что, если мама обидится? Что если Сара была к ней слишком строга или даже несправедлива? Вдруг Линда хотела пригласить дочь, но не смогла из-за «непредвиденных обстоятельств»? За две секунды в голове девушки родилось с десяток сценариев: от невовремя сломавшейся машины мистера Джонса до президента, которому срочно потребовалось посетить «Дракулу» и сесть непременно на место Сары. Шумно выдохнув, она взяла трубку. — Да? — Барбара, душенька, ну как все прошло? — пробасил ей в ухо незнакомый голос. Саре показалось, что ее сердце остановилось. — Вы ошиблись номером, — сказала она еле слышно и, помедлив секунду, положила трубку. Телефон зазвонил снова. — Барб, что ты сказала? — Вы. Ошиблись. Номером! — процедила Сара и с размаху впечатала телефон в подставку. Горячие слезы брызнули у нее из глаз, и в этот момент шар в груди лопнул. Спина Сары сгорбилась. Все еще не отпустив телефон, она уткнулась лбом в стену рядом с ним, вздрогнув от контраста температур. Рыдания бурлили в ее горле, то и дело вырываясь наружу сиплыми всхлипами, но Сара не позволяла себе расплакаться по-настоящему. В последние пять лет она часто плакала, но никогда — так, чтобы ее услышали. Ни папа, ни, тем более, Ирен, не должны были видеть ее страданий. Дыхание стало слишком частым, а всхлипы — громким, и Сара решила уйти в спальню, пока ее не заметили. Оттолкнувшись от стены, она подошла к дивану и, подобрав с пола «Грозовой перевал», бросила его на подушки. Сара уже шла к лестнице, как вдруг зацепилась взглядом за отражение в зеркале. От красавицы, собиравшейся в театр пару часов назад, не осталось и следа. Ее волосы растрепались, платье помялось, а тушь превратилась в расплывшиеся под глазами кляксы. Она выглядела… жалкой. Жалкой, никому не нужной разодетой и раскрашенной куклой, почему-то решившей, что она что-то из себя представляет. Сара быстро отвернулась, не желая смотреть на все это. Ей хотелось в душ. Хотелось смыть с себя облезшую краску, сорвать дорогущие тряпки, которые никто так и не оценил по достоинству. Подумать только, она потратила на это все свои деньги! Боже, какая же она дура. Наивная, мечтательная дура!  С трудом переставляя ноги, Сара уже взобралась на последнюю ступеньку лестницы, когда из-за угла появилась Ирен в голубом халате и пушистых тапочках. — Нам звони… — начала она, но, увидев падчерицу, осеклась. — Бог мой, Сара! Что случилось? Кинув на мачеху затравленный взгляд, Сара низко опустила голову и попыталась прорваться мимо нее, но Ирен широко развела руки, не давая ей пройти. Сара шагнула в сторону, мачеха — тоже. Сара нагнулась, надеясь проскочить у нее под рукой, но Ирен взяла ее за предплечья, разворачивая к себе. — Что с тобой? Тебе плохо? Одна часть Сары приказывала: «Оттолкнуть!», «Убежать!», «Накричать!». А другая чувствовала себя такой несчастной, такой одинокой и нуждающейся в понимании. Вдруг Сара, сама того не ожидая, сделала то, от чего в любой другой день ее волосы встали бы дыбом. То, чего она не делала за все четыре года их знакомства — она обняла Ирен. По правде сказать, это не было обычными объятиями — Сара вцепилась в мачеху, словно та была последним живым человеком на земле, и уткнулась лицом в плюшевый халат, заливая его слезами. Ирен впала в ступор. Первые секунды она просто стояла, позволяя Саре висеть на себе, и, казалось, понятия не имела, что делать. Затем неуверенно обняла падчерицу, успокаивающе поглаживая ее по спине. — Она мне не позвонила, — всхлипывала Сара, — она мне даже не позвонила! — Наверное, она была очень занята… — Нет. Она обещала… Намекала… Я думала, она подарит билет на свой спектакль, но она… Мы видимся два раза в год, почему она не захотела встретиться сегодня? Она даже не вспомнила про меня! Сара приказывала себе замолчать. Она бы и хотела замолчать, но слова цеплялись друг за друга, как звенья цепи, приковывая ее к одному из самых ненавистных людей в ее жизни и заставляя говорить дальше. — Почему она никогда не зовет меня к себе? Я даже в гостях у нее не была. Я не знаю, где живет моя собственная мать! — У Линды плотный график, она много гастролирует… — Когда она пригласила меня на шопинг… там были ее подруги, и она все время болтала с ними, а я... Я никого из них не знала… и чувствовала себя так глупо… Ходила за ними молча, как прицеп. Я совсем не так все это представляла, я думала, мы с ней будет вдвоем, думала, мы сможем нормально пообщаться. А в том году она обещала, что заберет меня на лето к себе, а потом сказала, что не это имела в виду. Что я не так все поняла. И еще так удивилась и… рассмеялась, как будто я сказала, что-то глупое. А как мне ее понимать тогда? Мне, что, нужно брать с нее письменные обязательства? Заверять их у юристов? Почему она всегда отказывается от меня? Почему я не нужна ей? Она же моя… она же мама! — Сара, что ты говоришь? Конечно, ты ей нужна! — Нет, — Сара замотала головой, — Нет, н-не нужна! Она бы не бросила нас, если бы я была нужна! — Сара, — Ирен немного отстранила девушку от себя, глядя ей в глаза. — Твоя мама любит тебя, просто не умеет это показывать. Не всем людям это дано, это их слабость, недостаток. Они сами из-за него страдают. — Ничего она не страдает! — Может быть. Но она будет жалеть обо всем потом. — Потом будет поздно, — прошептала Сара. — Да, к сожалению, так и получается. Но это жизнь. Отшатнувшись от Ирен, Сара закрыла лицо руками и вытерла глаза, размазав слезы по щекам. На пальцах остались черные следы от теней и туши. Наверное, она сейчас выглядела, как настоящее чудовище. Людо на ее фоне смотрелся бы принцессой. — Тебе пора отдохнуть, — сказала Ирен мягко, — Ложись спать. — М-угу. Сара подняла на нее взгляд. Она не знала, то ли слезы были всему виной, то ли еще что-то, но она будто увидела мачеху по-другому. Перед ней стояла не ведьма, варящая по ночам приворотное зелье для папы, не злая королева, желающая вырезать сердце падчерицы, а простая женщина. Со своими достоинствами и недостатками, мечтами, планами, страхами и слабостями. Ни плохая, ни хорошая. Обычная. Такая точка зрения была для Сары в новинку. Она привыкла видеть в мачехе исключительно врага и монстра. Все еще продолжая всхлипывать, Сара прошла мимо Ирен, и в этот раз та не стала мешать. Дойдя до своей спальни, Сара обернулась. — Спасибо, — сказала она отрывисто и поморщилась, словно проглотила горькую таблетку. Сара сама не знала, за что именно благодарит мачеху: за то, что та оказалась единственным человеком, отпраздновавшем с ней ее день рождения, за вкусный ужин или за умение выслушать. Поспешно отвернувшись, Сара быстро зашла в комнату и плотно закрыла дверь, пока Ирен не успела ничего ответить. *** Мама позвонила на следующей день, когда Сара вернулась из школы. Извинившись за запоздавшее поздравление, она принялась в красках описывать вчерашний спектакль, ставший настоящим фурором, по всей видимости, даже не подозревая о том, что дочь надеялась увидеть его вживую. Сара отвечала сухо, но Линда, казалось, ничего не заметила или сделала вид, что не заметила. А вечером приехал курьер и привез набор бессовестно дорогой косметики и открытку «От любящей мамочки». Не став читать содержимое, Сара кинула поздравление в ящик, набитый постерами с Линдой Уильямс, фотокарточками и десятком открыток, как две капли воды похожих друг на друга. Что до косметики, так и не удостоившись чести быть распакованной, она отправилась на верхнюю полку шкафа, отведенную под всякий хлам. Через пару минут на нее опустилась коробка с небрежно сложенным красным платьем.