Fleur-de-Lys

Часто некоторые вещи, происходящие под носом, не сразу бросаются в глаза. В красноречивой тишине, казавшейся сейчас громче любых слов, двое братьев молча смотрели друг на друга. Элайджа задумчиво вздохнул, отводя глаза куда-то в пустоту и закрывая за собой дверь. Неторопливо пройдя в комнату, он снова перевел взгляд на Клауса. — Кажется, я начал понимать истинную суть твоих сомнительных планов, которые зрели у тебя в голове последние месяцы, — выдохнул он, усаживаясь в кресло. Клаус устало прикрыл глаза, рассеяно проводя рукой по своим волосам, и обернулся к брату. — Суть своих планов я вроде озвучил тебе предельно ясно еще при первом нашем разговоре на эту тему, — он присел напротив, и Элайджа мог четко считать его напряжение, будто он приготовился защищаться и отбиваться от любых догадок, которые бы его не устроили. — Говорил ты вполне убедительно, и я уж было пришел сообщить тебе о своем решении поддержать твои планы, — старший брат прищурился, внимательно изучая его реакцию. — По крайней мере, я собирался поддержать, пока не увидел то, что здесь происходило несколько минут назад. — Здесь происходило только мое недовольство тем, что Кэролайн ворвалась во время моего… ужина, — Клаус невозмутимо вскинул брови, сложив ладони у лица и очаровательно улыбнувшись. — Конечно, — улыбнулся в ответ Элайджа, чувствуя как Клаус пытается выкрутиться, несмотря на внешнее спокойствие, — что же еще это могло быть… На какое-то время снова повисла тишина. Причем повисла как топор в воздухе, учитывая их обмен тяжелыми взглядами. Клаус знал, что брат все понял. Элайджа тоже знал, что он знает. — У вас тут какая-то очень скучная игра в гляделки? — саркастичный голос младшего брата, любопытно просунувшего голову в приоткрывшуюся дверь, одновременно вывел обоих из тишины. Кол прошел между ними к столу, где стоял графин с бурбоном, поставил три стакана и разлил. — Серьезно, что происходит? — Да так, пытаюсь выяснить у Никлауса правдивость своих догадок касательно одного важного вопроса, — ответил Элайджа, принимая из рук младшего брата стакан. — Ты о том, что Ник запал на Кэрри? — задорно предположил Кол, буквально расплываясь в хитрой улыбке и отпивая большой глоток, когда на него удивленно уставились две пары глаз. — О, да ладно! Ты это только сейчас заметил, Элайджа? Да ты слепой. Они играют в холодную войну уже несколько месяцев, при этом поедая друг друга недвусмысленными взглядами. Клаус резко подлетел к Колу, почти врезаясь в него. — Еще одно слово и я вырву тебе печень, — процедил он сквозь зубы. — Ты понятия не имеешь о чем говоришь. — Агрессивное отрицание — что и требовалось доказать, — заключил Кол, даже не дернувшись ни на шаг от брата и глядя ему прямо в глаза. — Расслабься, Ник. Лично я буду только рад, если ты, конечно, не загубишь это в зародыше, как все хорошее, что с тобой случалось. Лицо Клауса исказила гневная гримаса, он угрожающе схватил брата за грудки. — Никлаус! — прервал их наконец Элайджа. — Хватит. По этому вопросу уже всем все ясно. И, исходя из этого, я должен вернуться к первому. Клаус ослабил хватку и отошел от брата, который в недоумении пытался понять, о чем теперь идет речь. — К какому первому? О чем ты, Элайджа? — Ты ему скажешь или это сделать мне? — поинтересовался старший брат у виновника этой неразберихи. Клаус предупредительно посмотрел на него, явно не желая делиться секретами, за которыми непременно последовали бы разборки, ведь Кол никогда не отличался сдержанностью. — Ник? — Кол вопросительно смотрел на брата, явно теряя терпение. Элайджа глубоко вздохнул, игнорируя угрожающий вид Клауса. — Никлаус решил, что Кэролайн пора жить своей жизнью и намерен выдать ее замуж.

***

Кэролайн снова не спалось. В последнее время это превратилось в традицию. Было уже невыносимо находиться в перманентном напряжении. Она пыталась переварить то, что произошло между ней и Клаусом до прихода Элайджи. Эта провокация, которой Клаус пытался ее напугать, его переменчивое поведение. Периодически перед глазами всплывала эта неприятная картина с полуголой девицей, которую Первородный прижимал к себе. Истинный контекст этого действия с его стороны был другим, более мрачным, но Кэролайн не могла избавиться от грызущего чувства внутри. Она уже не могла игнорировать то, что ее больше волновало какое-то неуместное чувство собственничества. Прожив в этой семье больше половины своей жизни, она совершенно точно могла сказать, что испытывала к каждому из них родственные чувства. Кроме Клауса — то, что она испытывала к нему на самом деле, преследовало ее долгое время и сегодня вырвалось из подсознания без возможности дальше это отрицать. Теперь в ее голове паразитировал вопрос: что бы произошло, если бы Элайджа их не прервал? Поглощенная раздумьями, Кэролайн не сразу заметила, что дошла уже до дальнего крыла дома, где особо никто не бывал. Она развернулась, чтобы пойти обратно, но вдруг увидела, что дверь в старую библиотеку приоткрыта, хотя ею не пользовались с тех пор, как большинство книг перенесли в кабинет в основном крыле дома. Кэролайн подошла к двери, чтобы прикрыть ее, как вдруг ей показалось, что там кто-то есть. Неуверенно толкнув дверь, она бесшумно вплыла в библиотеку и через три стеллажа увидела крайне однозначную картину: Марсель прижимал Ребекку к стене, задрав ее платье и оголив ногу, в которую он несдержанно впился пальцами. Они так увлеченно целовались, что заметили Кэролайн только тогда, когда она шумно выдохнула и быстро отвернулась от них в попытке поскорее уйти. — Куда-то спешишь, милая? — Ребекка буквально выросла перед носом испуганной девушки, преграждая ей дорогу. Кэролайн подняла на нее все еще ошарашенный взгляд, задержавшись на некоторое время, затем перевела его на своего друга, который стоял в стороне, тяжело дыша и растерянно наблюдая за ними. — Ты хоть понимаешь, что вы делаете? — вкрадчиво спросила она, совсем не ожидая ответа от Первородной. — Черт с ним, с этим дурачком. У него кровь от мозга отлила совсем. Но ты… Как ты можешь быть настолько беспечной, прекрасно зная, к чему это может привести, — она не могла поверить, что ей приходится объяснять Ребекке такие очевидные вещи. Не могла поверить, что та не усвоила бесконечно повторяющийся жизненный урок за столько столетий. — Ты вздумала учить меня жизни, Кэрри? — Первородная приблизилась к ней, почти не оставляя между ними расстояния, и не нужно было быть гением, чтобы понять, как сильно ей не понравилось это замечание. — И в мыслях не было, — тихо, без тени враждебности ответила Кэролайн, но затем выпрямилась и твердо добавила: — Только вот рисковать жизнью Марселя, пока ты прощупываешь границы терпения своего брата, я не позволю. Ребекка поджала губы, явно не оценив воинственный настрой собеседницы. На ее лице мельком проскочила улыбка, прежде чем она резко впечатала девушку в стену, держа свои пальцы на ее шее. — Ребекка! — Марсель сорвался с места, пытаясь как-то вмешаться в эту выходящую из под контроля беседу, но отшатнулся, поймав на себе предупредительный взгляд возлюбленной, глаза которой потемнели, принимая истинное обличье. — Кэролайн, ты член семьи, я тебя люблю и все такое, — начала Первородная, не выпуская девушку из стальных тисков, — но если еще хоть раз ты позволишь себе ставить мне условия, я тебе отвечу и, уж поверь, тебе это не понравится. — Ты соображаешь, что, если даже я на вас наткнулась, а вы были настолько увлечены, что не услышали мое присутствие — присутствие обычного человека, — уточнила Кэролайн, как будто объясняла что-то ребенку, а не древнему вампиру, — то что будет, если в следующий раз не я вас застану? Как бы ты ни разозлила Клауса, вы в конечном счете все уладите между собой, а вот этот, — она посмотрела на Марселя, — станет очередной разменной монетой в вашем бесконечном дурацком споре о том, что тебя никто не достоин. Ребекка опустила глаза, словно соглашаясь с ней, затем выпустила из своей хватки. Она ничего не ответила, лишь сложила руки на груди, слегка высокомерно задрав нос. Потому что, даже понимая, что Кэролайн права, она бы ни за что не подала виду, что так считает. — И я не ставлю тебе условия. Я просто защищаю своего друга. Кэролайн и Ребекка обменялись взглядами, будто бы безмолвно заключили договор, что поняли друг друга. — Позволишь нам поговорить наедине, — обратилась девушка к Первородной, и та, понимающе кивнув, покинула библиотеку, оставляя возлюбленного на растерзание его подруге. Кэролайн недолго продолжала смотреть вслед Ребекке, пока не повернулась к Марселю, испепеляя его взглядом. — Не начинай снова, ладно? — взмолился парень. — Я все услышал и все уяснил. — Да неужели? В двадцать пятый раз ты, наконец, все услышал и уяснил. Меня распирает от гордости! — вспыхнула Кэролайн и, скривившись, бросила в него его же рубаху. — Ой, да прикройся ты уже! — Кэролайн… — Не хочу ничего слышать! Мне надоело разъяснять вам обоим как малым детям. Если эта тема еще раз всплывет, я умываю руки. — Слишком много осуждений и предостережений от той, что влюблена в Клауса, — набрасывая рубаху, пробурчал под нос Марсель и тут же осекся. Он с опаской поднял глаза на окаменевшую подругу. Она его прекрасно слышала. — Что ты сейчас сказал? — дрожащим полушепотом переспросила Кэролайн. И вопрос просто повис в воздухе. Больше они друг другу в этот вечер ничего не сказали. Марсель не хотел в таком контексте вываливать на нее то, что прозвучало как обвинение. Хоть и давно заметил происходящее с подругой, он не собирался ее осуждать, просто защищался. А Кэролайн больше всего желала его уберечь от разрушительных последствий его любви, хоть в глубине души отлично понимала, почему он не может держаться подальше от Ребекки, одержимость которой напрочь затуманила весь его инстинкт самосохранения. Именно сейчас она понимала его как никогда прежде. Сейчас, когда ее «диагноз» был озвучен вслух.

***

В это же время в комнате, где трое мужчин обсуждали главный заговор последних месяцев, напряжение достигло высшей точки. — Ты выжил из своего чертового ума, Ник? С чего вообще в твоем воспаленном мозгу родилась идея избавиться от Кэрри, да еще и таким способом? — Кол действительно был в недоумении и ярости и никак не мог прочесть схему логики в действиях брата. — Если ты прекратишь вопить, возможно, он сможет вставить хотя бы слово, — вмешался Элайджа, пытаясь хоть немного привести младшего брата в чувство. Клаус некоторое время продолжал молчать, стойко выдерживая разгневанный взгляд Кола. Он понимал, что какие бы веские доводы он ни привел в пользу своего решения, брату этого будет недостаточно. И в глубине души он не мог его в этом винить. Однако объясняться рано или поздно все равно бы пришлось. — Кол, — начал Клаус спокойно, насколько это сейчас было в его силах, — за последние месяцы было немало предупреждений о том, что Майкл снова напал на наш след. Девка нашего братца предостерегла нас своими предчувствиями. — Селест, Никлаус, — поправил его Элайджа. — Прояви уважение, раз уж она оказала нам неоценимую помощь, несмотря на твое поведение. Клаус закатил глаза и продолжил: — В любом случае, неизвестно, сколько времени пройдет, прежде чем нам снова придется пуститься в бега. Это может случиться буквально в любой момент, и мы должны быть готовы. У нас не должно быть никаких сдерживающих факторов, которые могут нас ослабить. Если первую часть объяснительной речи брата Кол слушал спокойно и в какой-то момент даже с пониманием, то ближе к концу он снова начал заводиться. Он оттолкнулся от стола, максимально близко поравнявшись с Клаусом. — Это ты сейчас Кэрри назвал сдерживающим фактором, — спокойно уточнил он, хотя брат уловил колкие нотки в его тоне, — или, наконец, признал свою слабость? — Кол пододвинулся еще ближе, почти впритык, заглядывая ему прямо в душу. — Ты можешь использовать какую угодно причину для объяснения своих мотивов, но все в этой комнате, включая тебя, понимают, почему ты на самом деле это делаешь. Клаус стиснул зубы, не отрывая взгляд от брата. Кол понимал, что ходит по острию, но в силу своей импульсивной прямолинейности просто не мог остановиться. — Если Майкл действительно объявится, она первая попадет под удар, особенно если нас не будет рядом. — Она не попадет под удар, если будет так далеко от нас, насколько это возможно. Она выйдет замуж за обеспеченного человека, уедет как можно дальше, — Клаус пропустил вдох и чуть тише добавил, — и забудет о нас. Взгляд Кола наполнился злостью, когда до него дошла суть сказанного братом. — Ты собрался внушением забрать последние десять лет ее жизни?? — захлебнулся он в возмущениях. Оба стояли лбом ко лбу, и если Кол выплескивал свой гнев в словах, то Клаус едва сдерживал внутри себя ярость, растущую с момента начала этого разговора. Элайджа сидел в кресле, продолжая наблюдать со стороны и с каждой минутой понимал, что согласен с обоими позициями. Поэтому не вмешивался. — Это не обсуждается, — Клаус резко осадил брата. — Я проявил доверие, рассказав тебе, поскольку знаю, что она тебе дорога. Но пусть мое доверие не вводит тебя в заблуждение, что ты можешь как-то повлиять на ситуацию. Все, что ты можешь — это найти способ смириться с ней. Клаус требовательно посмотрел на брата, ожидая повиновения. Но вместо этого Кол ухмыльнулся, глядя на него с вызовом. — Я не раз видел, как ты избавлялся от всего, что тебе надоело или как-то усложняло твое существование. Но Кэрри — часть семьи, а не собачонка на передержке. Можешь сколько угодно прикрываться грандиозным планом по ее безопасности, но ты знаешь настоящую причину, — Кол выдержал паузу, наслаждаясь реакцией Клауса, и похлопал его по плечу. — А если не выбросишь эти глупости по поводу ее замужества из своей головы, я стану твоей проблемой. Терпение Клауса лопнуло как мыльный пузырь. Схватив брата, он швырнул его в противоположную стену и подлетел к нему через доли секунды, нависнув над ним с кинжалом. — Довольно! — Элайджа поспел в последний момент, выбив из рук Клауса кинжал с пеплом белого дуба. — Убери от меня свои руки! — Кол рывком поднялся, стряхнув с себя брата. — Я тебя предупреждаю… — Клаус угрожающе приблизился к нему. — Это Я тебя предупреждаю, — перебил его Кол. — Если сам не изменишь свое решение, я сделаю все, чтобы вынудить тебя. Кол поправил свою одежду и направился к выходу, бросив напоследок такой взгляд, по которому старшие братья без сомнений могли определить, что обещание свое он сдержит.