Воитель

Редкие иссохшиеся деревья встречались на его пути, как и каменные развалины. Пронзаемая кинжалами хладных ветров Вурдалачья Пустошь, была одним из самых тихих мест в Лэнге, её обитатели—лишь неупокоенные души монахов, обитающие в криптах древних монастырей. Под алеющий закат, они покидают свои обители, чтобы испить крови незадачливых путников. Вот только фигуру, неспешно бредущую в чёрном рваном плаще нельзя назвать таковой. Джон ощутил шорох на грани восприятия, осознал, что за ним наблюдают и узких окон заброшенной часовни. —Выходи.—властно сказал юноша, вложив магии в слова. Из небольшой часовни раздалась возня и шелест бумаг, и спустя мгновение на пороге появилась женская фигура в плотной монашеской рясе. Её лицо было бледно, а глаза мертвы, лишь воля заставляла её душу держаться в теле. —О, чёрный маг, куда путь держишь? —меланхолично поинтересовалась лич, заправив выбивающиеся пряди вороньего крыла под капюшон. —Тебе это знание бесполезно. — резко сказал Джон. —Как пройти через Безмолвные Топи? —Смерть благословенная...Ты даже с мёртвыми людьми не умеешь говорить, и так понятно куда ты идешь! —слишком бодро для живого трупа воскликнула она. —И куда же? —вздернул бровь Джон. —В замок кардинал Ульхарда! Хочешь превратить его в матку-свинью, а послушников в поросят и морить их голодом, чтобы они начали жрать кардинала!—торжество девушки было слышно на всю пустошь. —Боюсь, он уже мёртв, там уже другой обитатель. — не выдавая внешне изумление от всего абсурда ситуации, равнодушным тоном сказал юноша. —Сумерки близятся, если не хочешь разговаривать о житие с каждым трупом, который здесь обретается, оставайся у меня на ночлег, или ты собрался идти всю ночь? — только в этот миг поняла, что сумерки и внутренне удивилась. "Почему солнце не испепелило меня? " Закрался вопрос у лича в голове. —Ты так и не представился, чернокнижник. Я—Альма Отвергнувшая. Её имя казалось ему смутно знакомым, от него веяло мраком древни Джону уснуть так и не получилось, и он всю ночь проговорил с девушкой, что многое знала о темной магии, даже не заметив наступления утра. Дева впала в анабиоз, свойственный для личей в дневное время суток, а Джон решил продолжить путь к замку Скариса,но отойдя на метров сто от часовни до него донёсся радостный вопль. —Джон, Джон, меня не убивает солнце! —подбежала к нему Альма и обняла так, едва не выбив душу. —Я иду с тобой, пора повидать мир! Юноша не знал как реагировать на такое, поэтому решил просто дать волю событиям течь в собственном направлении. Лич, тем временем, предавалась ностальгическим воспоминаниям, каким раньше был цветущим и красивым Лэнг, расказывала предания о его белостенных градах, где правили мудрые цари и народ был счастлив. —Всё это мертво и давно осыпалось прахом, если бы цари действительно были мудры, то служители Тройки не прокляли бы Лэнг—прервал Джон словоизлияние Альмы, на что та по детски насупилась и обиженно молчала до Безмолвных Топей. Топи их встретили мёртвой тишиной, даже кроны деревьев, поражённых какой-то болезнью не шелестели на ветру, узкая заросшая желтым мхом тропа, петляя средь топей, привела их к озеру с кристально прозрачной, чистой водой. —Как бы ты не хотел пить—не пей, иначе оно поглотит тебя—с привычной для неё меланхолией произнесла Альма, первой ступив на неправильно упругую гладь. На середине озера, Джон испытал сильную жажду, казалось, он неделю без воды идёт по пустыне, умирая от обезвоживания, палящее солнце жестоко жжёт кожу, а разум требует одного. "Воды... воды"—била в разум набатом одна мысль. Бесконечная и вездесущая боль сковывала его душу и тело, но он шёл из чистого упрямства, каждый последующий шаг давался труднее и труднее, словно он оказался в Тартаре, куда его поместил неведомый демиург вместо Сизифа. "И боль твоя расплата за эту остроту, Возьми же те уроки, что боль тебе даёт! " Вспомнив наставления мастера, он пропускал боль через душу, предаваясь огню гнева. *** Безжалостное солнце Лэнга раскаляло песок пустыни у замка. У замка Владыки Инсаниса в схватке не на жизнь, а на смерть в неистовом вихре с искрами сталкивались клинки. Один в светлой робе, с бесконечным состраданием на лице, а другой моложе паладина, но его бледное лицо, в котором чувствовалась порода, искажено в маске ярости, на которой горели жёлтые глаза. Изорванный плащ был отброшен в сторону, сухой и мертвый воздух рвал гортань, и был пропущен первый терзающий удар, обжигая плоть, но Джона это уже не беспокоило, он принял этот путь, тернистую дорогу по трупам врагов, через страдания и мучения, к абсолютному могуществу. —Быть лучшим среди лучших путь не для слабаков, Тьма легче– это сказки для юных дураков, нет ничего задаром и мощь прийдет к тому, кто станет совершенством в своём пути во тьму! —с металлом в голосе отозвался на ранение Джона Инсанис. Боль превращалась в чёрную злобу, вновь возжигая в душе огонь достойный глубин, отчаянье и ненависть возгоняли тьму по сосудам. И тогда расклад сил изменился, теперь защищался не юноша, а паладин едва парировал удары и уворачивался, но воин света выдыхался, воспользовавшись этим Джон, телепортировался за спину и рассёк ему сухожилия на коленях. Паладин рухнул на колени, юноша вырвал меч из его ослабевших рук и встав за спину своему противнику, скрестил мечи у его горла, наклонив голову, ожидая ответа от безмолвной и недвижимой фигуры учителя. Тот подобно агнцу на закланье, в смиренном лике, смирился со своей участью, отринув борьбу. Глаза паладина были воплощением умиротворяющей морской глади, исполненные покоя и сострадания. —Кроткость овец никогда не будет препятствием для волчьих клыков— Инсанис кружил вокруг воина света как акула над добычей. —Иисус даровал всём возможность искупления. Даже самая тёмная душа может искупить свои грехи лишь раскаявшись, и познав смирение достигнет Трона Господнего. —с мягкой улыбкой проговорил воин. —Увы, на той стороне тебя будет ждать смех алчных богов, когда они будут жрать твою смиренную душу.—ядом в голосе Инсаниса можно было отравить целый город. —Добей! —приказал Инсанис, и Джон вогнал два клинка в мягкую плоть паладина, рванув вверх мечи, он вырвал его голову с торчащим позвонком. *** Они достигли каменистого брега озера, как иллюзия пала. Бывшее озеро полное кристально чистой воды, стало чёрной булькающей массой вокруг которой лежали выброшенные на исчерченные трещинами камни кости людей и животных. —Невозможно! Ты безумный изувер, лишённый человечности!—мёртвые глаза Альмы восхищенно вспыхнули потусторонним огнём. —Ты говоришь так, как будто ты никогда не видела иллюзии Лэнга—Джон взял в руки берцовую кость с берега, и прищурившись разглядывал её —Что это? Это Долото Воли, глупый юнец, ни один живой не переходил его! — сарказм в смеси с возмущением сочились из лича. —Иии? —вернул саркастические интонации, вздернув бровь юноша и в него чуть не попала насыщенная фиолетовая молния Альмы. —Скудоумный шельмец! Про...— крикнула она, и не успев договорить, как изломанной куклой полетела в дерево. —Прошу проследовать на дилижанс: следующая остановка–твой гнилой могильник, старая кошëлка! —сварливо прорычал Джон, и развернувшись, пошёл в направлении замка. Твердыня Скариса стояла на скале с крутыми склонами, на которых выдолблены узкие ступени, ведущие к замку. Уже поднимаясь вверх, юноша услышал приближающиеся шаги, и едва фигура успела завернуть где стоял Джон, юноша усилив своё тело магией, схватил растерявшегося аколита за голову, и несколькими сильными ударами размозжил её о камень скалы. Осмотрев тело, он с нечеловеческой силой вырвал ещё слабо бьющееся сердце, смотря в глаза, горящие огнём ненависти, и начал пожирать его. Внутри всколыхнулась тьма, становясь и сильнее и могущественнее, словно с чёрной как ночь души юноши сорвали оковы, слова постулата по наитию сорвались с обветренных губ: Покой - ложь, есть только воля, С волей обретаю я силу, Сквозь силу познаю я мощь, С мощью я побеждаю, С победой мои оковы рвутся, И тогда я познаю свободу. Ибо не мимолётный ураган эмоций даёт истинное могущество, а стальная Воля, дающая повелевать мирозданием по велению своему, Воля, которая превыше смерти, дающая силу и знания, что могут низвергнуть богов. Поднявшись на плато, где стоял замок, у Джона взвыло чувство опасности, встретив клинок второго аколита, он потянулся к его душе, чтобы выпить её, тот резко переменился в лице, теперь отражавшем не азарт сражения, а страх неминуемой смерти, ученик Скариса уже не мог сражаться, ему оставалось лишь принять удар меча в солнечное сплетение и осесть на мшистые камни скалы обагряя их кровью. Двор крепости встретил Джона тяжелым запахом крови и предсмертным ужасом тысяч людей, энергия непрекращающейся гекатомбы питала его, а также ощутил прилив мрачного торжества, вызванное предвкушением боя, не только со Скарисом, но и гниющими выродками Шаб-Ниггурат. Преодолев прихожую, освещенную зелеными колдовскими огнями и картинами неведомых миров он вошёл в тронный зал, встретивший его запахом затхлости и трупной вонью, и уходившими в тьму рядами колонн. Юноша медленно шёл, стараясь заглушить шаги магией, но колдовство замка наоборот усиливало звук шагов и отражало его эхом от колонн и стен с каменными барельефами. Создавалось ощущение, что он попался как муха в паутину, и вот-вот за ним прийдет паук. Джон думал изначально, что аколиты убили Скариса, однако мыслеформы витавшие в воздухе говорили об обратном. Юноша оказался в к том же месте, но в другое время. Зала была полна мирского люда,в предвкушении наблюдавшим за судом над окровавленной черновласой девой в тюремной рванине, в которой он узнал, к своему изумлению, Альму. Еще живая дева, с гордо поднятой головой, несмотря на крики ненависти толпы, заслушивала свой приговор. —Вниманье всем, глаголит Кардинал—глашатай зычным голосом вещал. Тем временем, на трибуну, стоящую на высоком каменном постаменте взошел мужчина средних лет облачённый в бледно-зелёный кафтан и накинутой на него чёрной ризой, на которой были вышиты югготские оккультные знаки, суть которых ускользала от Джона, притворно добрым и кротким взором обвёл толпу. —Братия и сестры, да пребудет в ваших сердцах благодатный Юггот, и сохранят вас от Йит Проклятого Стражи Мрака Юггота благословенного. Алгар Юггот Шаб-Ниггурат!—низким напевом кардинал провозгласил начало ритуала. —Вааграр Юггот Шаб-Ниггурат! —вторили ему одурманенные прихожане, рассекая нестриженным ногтем левой руки, которая никогда не моется, ибо по заветам веры югготской так завещала Шаб-Ниггурат двадцати шести трижды рождённым апостолам, правую сторону шеи. —Сегодня, братия и сестры, доблестные последователи Шаб-Ниггурат изловили нечестивую ведьму,яростно отрицающую наши заповеди, убившую шестерых клириков, которая понесёт воздаяния за грехи неверия и несмирения! Аум Юггот Шаб-Ниггурат! —переходя на крик закончил священник. Аладахи* внесли железную деву, внутри которой помимо острых кольев,которые благодаря чарам причиняют непреодолимую боль жертве, есть эзотерический механизм Йит, позволяющий ей находиться в сознании. Силой втащив туда сопротивляющуюся Альму, старший аладах оживил своим колдовством механизм скверны. Но ни через пять минут, ни через пол часа и час не донеслось ни одного крика, однако никто на это не обратил внимания. —Спустите, слуги мои, нечестивую в крипту Чёрных Стражей—отдал приказ верховный жрец, его слуги, в один момент подхватили саркофаг с девушкой и уволокли его в крипту. Никто из них потом не вернулся. —Вносите агнцев, бласловенные матери, осененные знамением Шаб-Ниггурат!—после этой ритуальной фразы, Джон по своему опыту понял, что будет происходить дальше, и нисколько не ошибался. Только поклонники Тройни, приносят в жертву детей особо изощеренными способами, устраивая потом пиршество из их останков, и помазание их кровью. Молодые матери с младенцами в руках, чьи лики тронула бледность неизвестной болезни, встали по тринадцать по обе стороны от кардинала, символизируя собой заветы югготской веры. Аладахи начертали на их лбах и грудях руны Старцев, расы которая славилась знанием науки об изменении плоти, после чего те начали преображаться, их кожа стала более рыхлой, где-то перетекая в слизь, а кости некоторые кости вырывались из под хлипкого плена плоти. Руки матерей словно подчиняясь движениям неопытного кукловода начали проталкивать себе младенцев в рот, или уже вернее сказать пасть с россыпью кривых острых зубов. Только стальная воля Джона позволяла ему осознавать каскад образов прошлого этого проклятого места в поисках Скариса, не давая ему в праведной атаковать образы давно усопших культистов. Кардинал повелел каждому существу, бывших некогда девами, возлечь и оголить лоно, чтобы вновь зачать двадцать шесть апостолов нечестивой веры, завершив сей отвратительный процесс, он начал плести в воздухе руны, вызывающие плач мироздания. —ΠΟΓΓΘΣΤ ΗΥΡΛΕΤ, ШAБ-ΝИΓΓURAT! — вылезающие из лона женщин отвратительные создания, напоминающие многоножек, но в место хитина на них были костяные наросты, человеческие конечности и детское лицо, с глазами, затянутыми белой склерой, после этих слов устремились к телу кардинала, и достигая его, врастали в него. Жрец разорвав свои одеяния, оголил беснующиеся лики под его плотью демонов, раскинув руки, перста на которых превратились в мясистые щупальца, наслаждался торжеством ликующей толпы, познавшей апогей греха плоти. —ΥΘΓΑΛ ΙΟΚΑΓΓ—и толпа превратилась в поток плоти, костей и мышц, на котором то и дело проглядывали замершие в восторженном экстазе лица, впитываясь в священнослужителя, утратившего окончательно человеческий облик. Огромная фигура с образованная из жировых складок, на которых то и дело показывались различные человеческие части тела, нижней частью напоминала червя, но хвост оканчивался грязно-желтым шипом со сколами, шесть несимметрично расположенных рук, оканчивались бритвенно острыми когтями, а зияющую пустоту на месте лица закрывало сорванное женское лицо, застывшее в ужасе. "Вот это мерзость."—подумал Джон вывалившись из воспоминания, во всё также пустой зале, однако явственно ощутив, что за ним наблюдают, он решился на хитрость. —Кто здесь? Выходи! Я тебя не боюсь! —изображая страх в голосе, и параллельно транслируя страх в мыслеформах, он добивался, что тварь покажет себя. И добился, иллюзия пустой залы пала, обнажив бесконечное пространство,подпираемое каменными колоннами, уходящими в высоко во тьму, с горами мёртвых тел в которых копошились какие-то мелкие обезьяноподобные создания, перекрикиваясь меж собою на грубом гортанном наречии. Тварь же ждала его на троне, под стать её размерам, охраняемая чёрными полипами, чье тело не имело постоянной формы. Джон знал, она ждала его. И едва тот успел сделать шаг в её направлении, полипы сорвались к нему, атакуя воздушными лезвиями. Юноша, найдя точку сосредоточения событий, быстрым взмахом клинка отразил их удар, переходя в контратаку, он создал алые разряды молнии, уничтожившие всех полипов. Чеканя шаг, он подходил всё ближе и ближе к трону кардинала, стараясь не замечать отвратительную вонь. —Проклятый... Решил меня обрадовать своим славным телом? —глумливо улыбнулась тварь, встряхнув жир своих телес.—Мои нурглики-внучки, любят гостить в чужой плоти... Тварь молниеносно атаковала серией мощных ударов на грани восприятия Джона, отбросив его в каменную колонну. Потеряв на миг сознание, юноша, воззвал к своей внутренней тьме, его ярость распалялась подобно металлу в кузнечной печи, чтобы вспыхнуть пульсаром неистового огня праведного гнева, тонко направляемого непреклонной волей хладного разума. Тьма заживляла раны и сращивала сломанные кости, укрывая вуалью, но в тоже в время готовая, подобно дикому зверю, сорваться с цепи и растерзать сознание. Оттолкнувшись от колонны, юноша, молниеносной вязью ударов клинка, раз за разом пробивая защиту его когтей, однако возлюбленное дитя Шаб-Ниггурат наносило ему всё новые и новые раны, и переводило противостояние на уровень мыслеформ, концепций и образов. Визуальные образы действительности осознаваемые Джоном и Чемпионом Шаб-Ниггурат смешались в более свирепом противостоянии. Дракон, созданный из огня, чей жар равен звёздам, нёс с собой чад удушающего дыма Тьмы, неистово сжигал и терзал щупальца гнилостных миазмов, выжигая их самосуть, однако он был пленён и потушен плетями разлагающихся лиан, которые Нургл миловал из своих Садов своему последователю. Стоя перед наступающим валом энтропии и разложения, юноша окружил себя коконом ядовитой тьмы, распространяя её на порождения скверны и выжигая её полностью. Кардинал взревев, от боли разорвал ментальную связь, не отрывая своей пустой маски от безумно улыбающегося, истекающего кровью из многочисленных ран, человека с глазами расплавленного золота, который тем временем задавался вопросом:"Зачем, я вообще живу, если живу вопреки? " *** Во время одного из своих странствий, ради выполнения поручений Инсаниса, Джон чувствовал, что умирал, упрямо шёл, теряя сознание на краткие миги, но достаточные, чтобы рассекать при падении лицо и руки при падении о обжигающе горящий солончак Лэнга, однако в следующий раз он очнулся в странном храме, где ему дали еду и крышу над головой. И мастера Неота, который учил его, не как Владыка. Учение Ба'Сэнк'Сош, которое исповедовал его мастер и другие обитатели этого храма, или Путь Человечности, отвергало негативные эмоции для сотворения магии, следуя путём медитации и самопознания, защищало людей из окрестных деревень от нападений старцев и лунных тварей. Джон под руководством Неота учился в медитациях чувствовать себя частью энергии Всесущего, однако, чем дальше он впитывал знания мастера, тем всё больше и больше усугублялся конфликт сторон. Неистовая ярость и ненависть сходилась в битве с состраданием и милосердием, самопожертвование с корыстью и алчностью, и это нашло выход в побеге. Юношу пытались остановить два ученика,его погодки, других мастеров, нанося удары чтобы лишь выбить клинок из его рук, однако они пали с отсеченными головами, стоило им оказаться на пути его меча. Он бежал со всех ног, гортань обжигал хладный воздух ночной пустыни. Но война в его душе не прекращалась с тех пор ни на миг. Тем временем Неот стоял на террасе храма смотря с жалостью на фигуру его ученика, стремительно скрывающуюся во мраке ночи за холмами. +Помни, Джон, победы не достигнет налитый злом маньяк, и осозная, где истина и ложь, тебя копьём настигнет раскаяния дрожь.+ Послал мастер ученику телепатическое сообщение, зная, что тот его услышал, но поймёт лишь много позже. По прекрасному и цветущему Ултару, немногим позднее, где люди жили в гармонии с природой и чтили мудрую богиню Ишу, подобно своим духовным наставникам–сидам,пришедших с погибшего мира, шли двое–Учитель и Ученик. Один воплощал власть, другой жаждал её, стремясь убить учителя, ибо заведено так испокон веков, вели воинство Тьмы. Неисчимые орды дементоров заставляли чахнуть прекрасные и величественные дубравы, цветы и травы,услаждавшие некогда своими чудными ароматами местных жителей,обращались в прах. Батальоны* личей, разоряли деревни и маленькие города, пожирая местных жителей, за исключением тех, кого можно использовать для пополнения рядов армии Тьмы. Первая значительная битва их встретила у Полых Холмов близ столицы Королевства Сид, града Иллиен'Акелл. Владыка Инсанис хорошо знал эти земли, ибо много странствовал по путям сидов, или как они себя называют–эльдар. Владыка чувствовал стоящее на бескрайнем поле за холмами перед стольным градом. Их страх, мольбы богам, напускная бравада, смешили его. Инсанис, дав вводные своему ученику, преодолев в вихре тьмы холм, оказался на поле, стоя в пятидесяти шагах от главы воинства Королевства Сид, принцем Аланом, в искусно сделанной эльдарскими Певцами Кости броне, восседающем на красивом белом коне, чья грива была сияла золотом солнца. —У вас две Луны и два Солнца, чтобы обдумать и исполнить мой ультиматум, ибо потом град падёт во Тьму, а обыватели обратятся в прах! —вложив в голос магию, молвил Инсанис. —Каково условие, колдун? —со скепсисом ухмыльнулся принц, снимая шлем, открывая человеческое лицо с голубыми глазами и белокурыми длинными волосами. —Убить всех эльдар!—прорычал Инсанис. Во время разговора Владыки и Аланом, Джон сидя в медитации, послал всём сидам одновременно в городе телепатическое послание. +Два дня и две ночи вам обдумать и исполнить ультиматрум. Убить всех людей в городе,и тогда наше воинство не тронет вас, и не будет препятствовать исходу из града. Иначе мы оскверним ваши святыни, а ваши трупы встанут в ряды нашего воинства.+ После столь мощного применения телепатии, у Джона из носа и глаз пошла кровь, а голова разрывалась от боли, это того стоило. Пока принц Алан высокопарно отвечал, что не предаст наставников своего народа, эльдары уже резали население человеческое население города как скот, забыв о веках жизни бок о бок с ними. —Увы, сир, вас предали. —юноша вылетел из-за холмов в дымке чистого мрака, и приземлившись по правую руку от Инсаниса усмехнулся. Воины в панике устремились к горящему городу, не слыша приказов своего военачальника, забывшем о двух магах, которые в миг оказались рядом с ним, рассекая его молниеносными ударами клинков, после направляя своё воинство через величественные врата града. Нежить и дементоры не встречали практически никакого сопротивления на улицах, убивая толпы паникующих горожан. Джон сражался уже тем временем со стражей главного храма Иши, они теснили его, словно свирепого зверя опытные охотники, но они предались гордыне, допустив смертельную для себя заминку, дав ему применить магию. Алые молнии выпущенные из рук заставили биться в конвульсиях, и они прекратились только тогда, когда юноша поглотил их души,наслаждаясь их болью, стал гораздо могущественней и получив тем самым бессмертное начало. —Госпожа Киллиэль, необходимо уходить! —уговаривала храмовая стража жрицу. —Нет! Вы малодушные чудовища, обрекли город на гибель из-за одной лишь провокации колдуна! —еë мелодичный голос был наполнен скорбью и гневом—Ише важны все, кто её чтит! Вы предали тех, кто нам доверял! Жрица вырвалась и убежала в санктус святилища, а Джон настиг стражу, давая им ложную надежду победить, взращивая их гордыню, играл на их чаяниях, допуская ошибки, заманивал их в ловушку. —Жалкий монкей? —маниакально улыбнулся юноша, озвучив их мысли в начале поединка, и смотря им в глаза погружал их разумы в бесконечный кошмар, поглощая их суть. Санктус святилища встретил его покоем и гармонией, словно и не было резни на улицах города, словно он дома? Жрица, сидящая на коленях пред статуей Иши, у которой из глаз стекали дорожки кровавых слез, встала и подошла к Джону, и смотря на него своими зелёными миндалевидными глазами, убрав белокурый локон, с красивого лика, омрачëнного печатью скорби и печали. +Убей...+ её мысленное послание было подобно шелесту весеннего леса. Джон, почувствовал, как огонь гнева в его груди погас, уступив место странным чувствам:покою и состраданию? +Убей... моё смертное воплощение, Блуждающий-Во-Тьме...+повторила с мольбой она. +Если дашь ответ на мой вопрос, Иша+ стараясь не выдать волнение в чувствах, поставил условие юноша. +Почему люди чтут Богов, которые учат благодетелям, но совершая злодеяния оправдываются их волей,и была ли твоя воля в злодеяниях твоего народа? + Спросил Джон. +Я не выбирала своих последователей, они выбрали меня, и я приняла каждого, моя воля в том, чтобы они взращивали в себе благодетели, но и есть те кто моим именем оправдывает свои грехи, избегая мук совести, что сильнее боли. + Её голос умиротворял разум юноши, что не знал в жизни ничего кроме боли и чёрной ненависти. Передавая в сознание аватара Иши образы нетронутых поступью Тьмы цветущих лесов и лугов Ультара, пронзил её сердце клинком. Тело Киллиэль распадалось в воздухе на огоньки света, взлетающих к своду святилища. Джона затрясло, он пал на колени, уронив пред собою меч, и закричал, выплескивая боль и раскаяние, уже из обычных его, янтарных глаз, сбегали по лицу дорожки слез. +Спасибо...Воин+ нечто эфемерное обняло его, вселяя в душу умиротворения и даруя покой неосознанно желаемый им. "Сражаться с безоружным–приходится платить, за каждое движенье, что нужно совершить".Вспомнились Джону слова Неота, и горько усмехнувшись подумал: " Как же ты прав,Мастер, и не представляешь насколько. " *** "Нет! Я живу не вопреки, а ради! Я живу и буду жить пока существует скверна, чтобы сражаться с ней! Я живу ради Человечества и других разумных! " Его ставшие вновь янтарными глаза преисполнились спокойствием, и не обращая внимания на боль в израненном теле, он вёл узор боя, ибо будущее открылось пред ним, к единственному шансу победить. Его живот пробивает коготь твари, утратившей человечность задолго до физического преображения, но он превозмогая нечеловеческую боль, насаживая себя всё глубже на коготь, отрубает голову демону, и падая вместе с туловищем твари на пол. Сдернув себя с когтя, сконцентрировавшись, он спустя час залечил сквозную дыру в теле, но значительная кровопотеря и общее истощение давали о себе знать, как и боль недавно зажившей раны. Встав, опираясь на колонны, волей воплотил концепцию дракона, сжигая нечестивых существ в циклопической зале, пока её своды и стены не покрылись толстым слоем копоти. Призвав ошмётки своего плаща, не пережившего встречи с полипами, он заметил на одном из клочков нечестивый глиф, смысл которого уплывал от осознания. Думая, кто мог оставить сей знак, Джон понял, что стал пешкой в Играх Тройни, ибо эманаций стагнации и энтропии не было данном знаке,у варваров Кхорна лишь один символ. Остаётся он–бич колдунов и учёных, торговцев и политиков. Демон Перемен. Догадки о нанесшем знак на его плащ складывались не в пользу Альмы,прогоняя вновь воспоминания их встречи, он был уже уверен в этом, созерцая в её глазах зловещие синие всполохи. Решив убедиться, в верности своей гипотезы, Джон, дойдя до трона, и свернув в помещение за троном с разломанной мебелью и винтовой лестницей, и уже спускаясь разглядывал держатели свечей в форме пастей горгулий, внутри которых ещё были огарки. Конец лестницы встретил его массивной железной дверью, которую давно уже никто не открывал, навалившись всем телом, юноша с трудом отворил дверь, разрезая мрак подземелий металлическим скрежетом. Передним была тёмная бездна туннеля, чьи своды и барельефы не были творениями людских зодчих. Необузданная звериная энергия, пропитывала каждый образ реальности, запечатлённый творцами чей взор простирался за горизонты человеческого понимания, шептала о деяниях, память о которых–прах, вызывающий в людях первобытный ужас. "Если тут и кто-то обитает, то Инсанису придётся явно искать нового ученика". Мрачные думы, вызывали невольно сардоническую усмешку на лице Джона, не мешая ему быть внимательным к каждой встреченной детали. Постепенно, он начинал понимать смысл барельефов и глифов погибшей цивилизации, было достаточно одной фрески, чтобы понять Земля–не колыбель человечества, их Родина умерла под гибельным светом мёртвой звезды... “Нет, это сейчас не более, чем забавный факт”—внутренне ухмыльнулся Джон. Туннель привёл его в амфитеатр где сидели неподвижно в средневековых одеждах люди, но они не были живы. Куклы, с полым нутром, с замершими восторженным блеском глаз и улыбками наблюдали за сценой, на которой стоял искомый каменный саркофаг, направившись к нему, открыв, юноша узрел лишь пустоту. Пытаясь взглянуть в минувшее, он увидел как зрители встали с каменных скамеек и, словно живые, аплодировали ему, но разорвав познание прошлого, он был окружён Ими, стоящими на расстоянии вытянутой руки, с лицами исполненными восторга. “#@&!”—именно с этой мыслью Джон телепортировался на центр амфитеатра, избегая контакта с Этим, стараясь не моргать, и применил самые могущественные чары, что знал к Зрителям, сконцентрировавшись, представив тёмную, всепожирающую пустоту, направив всю волю на коллапс пространства, он вложил всю свою силу, создав сферу, алчно поглощающую даже свет, на исходе сил в рывках телепортации достиг Долота Воли и сознание покинуло его. *** Взрыв невиданной мощи сотряс весь Лэнг до основания, а в обычном мире все газеты и телеграфы сообщали о землетрясениях по всем точкам земного шара одновременно. А тем временем, один могущественный старик мужественно боролся с проклятием скверны, чтобы дожить до того мига, когда ученик, усвоивший его наказы, превзойдя его, прервет его жизнь, избавив от многолетней мучительной борьбы с демоном внутри души своей. Годрик Гриффиндор вёл битву всю свою жизнь, его путь к могуществу–восхождение на гору трупов, высотой с Олимп, но это было лишь выражением бесконечной жажды покоя, как думал он, пока не создал школу, чтобы учить людей магии. Рутина изматывала его,он находил утешение в сражениях,и тогда Гриффиндор встретил свой идеальный меч, в одном из своих походов в французские земли, вырвав из рук мёртвого бретонского берсерка норманнский меч с рубином и строгими геометрическими линиями, подобно эллинским, но образующих образ истинной свирепости и ярости битвы. Годрик покинул пост декана, и погрузился с головой в бесконечную череду череду сражений, замечая, что меч шептал ему убить свою дружину днями и ночами, решив избавится от меча, малодушно оставив его в Распределяющей Шляпе, но демон остался с ним и уже столетия предлагает вступить в воинство Кхорна. Уже нельзя медлить–пора встретить ученика боем насмерть *** Боль и слабость приветствовали его пробуждение, а также мелкий зверёк, что прогрыз подошву сапога и алчно жевал портянку, отправился, отброшенный телекинезом, прямо в вязкую жижу Долота Воли. Решив не повторять ошибок юноша решил телепортироваться на другой конец озера, однако упал прямо в середине, едва успев отстранить лицо от жижи, вставая тут же отдирая обожженые и покрытые волдырями руки. —Вот мы и встретились, Джон. Я требу... —едва увидел Альму он атаковал её молниеносным взмахом клинка. —Ооо... —издевательски протянул демон, растворяясь в синем дыму—Я думала ты колдун, но увы..ты лишь тупой берсерк! Атакуя клинком и телекинезом, он давал твари скверны войти в канву боя, заставляя играть по его правилам, не разрушая иллюзорного образа простого воина, терпя боль от молний и жажду испить хоть каплю влаги, Джон вторгся в её разум наполняя его своей жаждой и болью, отдавая своё неистовое безумие и первобытный ужас, что дремлют в каждом человеке. —Вам никогда не победить тех, кто вас создал. —холодно ответил юноша, утапливая ногой,потерявшего разум демона из-за противоречия основополагающих концепций—Ибо человек создаёт грезы, из которых вы рождаетесь. И благодаря которым умираете. Пробив клинком голову твари он смотрел, как её труп медленно пожирает Долото Воли.