Борьба за власть: Борьба за жизнь!

«Мы не можем выбирать между добром и злом, когда наши сердца переполнены ненавистью, но даже в самых темных временах всегда найдется свет надежды, который ведет нас вперед.» S.F.A.

***

Мустафа и Баязид с трудом заливают покои водой, но, не смотря на их старания, ужас усиливается. В тусклом свете льющейся воды Нур сидит неподвижно, её взгляд застывает в одной точке, а сильные объятия крепко сжимают детей, словно пытаясь защитить их от нарастающего ужаса. Метин, слабо кашляя, наблюдает, как огонь неумолимо пожирает шторы, охватывая их языками пламени, которые пляшут в такт разрушению. Дверь, не когда скромная преграда, теперь превращается в горящий обелиск, свидетельствующий о драмах, происходящих внутри этой комнаты. Разие и Михришах, испуганные и со слезами на глазах, прижимаются к своей маме, и в этот момент она ощущает, как сгущается тьма вокруг них. Силы оставляют её, душа наполняется безысходностью. Она задыхается под тяжестью этой жизни, и мысль о том, что её дети могут страдать так же, как и она, становится невыносимой. Она чувствует, что потеряла шанс на борьбу, её сердце сжимается от боли. Её сын, Шехзаде, и дочь, госпожа, олицетворяют её надежды и мечты, но сейчас все силы противостоят ей. Никто не проявит интереса к её словам, когда дело касается её детей. Внутренний крик растёт: она хочет защищать их, но её голос гаснет в хаосе вокруг. И вдруг, словно разрывая тишину, откуда-то с глубины страдания доносится пронзительный крик: – Луиза! Этот звук проникает в её уши, заставляя сердце биться быстрее. Она ощущает горячую ладонь на своих щеках, и в этот миг появляется новая надежда, которая словно свет в тёмном туннеле, приглашая к действию, к спасению. – Мустафа... Её шёпот резонировал в тишине, тяжесть слов накрывала их, словно густой туман. Взгляд её был полон печали, и дышать стало труднее. – Мой Мустафа... По его щекам катились горькие слёзы, оставляя за собой влажные дорожки, отражая ту бездонную пропасть страха и любви, что они пережили вместе. Баязид, понимая, что время не ждёт, осторожно выводил детей из покоев, стараясь защитить их от страшной правды, которая витала в воздухе. — Что ты наделала? Если бы я только не успел... Если бы вы ушли из этого мира, что оставалось бы мне делать? Как бы я жил без вас? Тон его голоса срывался, напоминая о физической боли, которая не давала ему покоя. — Му... Её дыхание стало прерывистым, почти невыносимым. — Мне... Сказали, что ты... Умер... Она, словно пытаясь ощутить его присутствие, нежно провела своей рукой по его щеке, теплотой прикосновения стремясь излечить раны, которые оставила разлука. — Я успел вырваться из объятий смерти, но не потому что испытывал страх перед ней. Моё сердце трепетало от страха за вас; мысли о том, что с вами могло случиться нечто ужасное, не давали мне покоя. Я не хотел, чтобы ваша жизнь прервалась из-за чьей-то злой воли. Моим спасителем стал Баязид – именно он нашёл меня в этом смятении и поспешил предупредить о грозящей опасности. Нур, сидя рядом, тихо улыбнулась, но в её глазах читалась тревога. — Баязид знал, что ты остался жив? Он знал и не решил сказать мне? — Что ты, дорогая… Мустафа бережно вытер её слёзы, которые медленно скатывались по её щекам. — Баязид ничего не ведал, он просто предостерёг меня о надвигающейся угрозе. Как и ты, он был убеждён, что я уже предался бездне смерти. Но я не смог сделать этого, не в силах оставить вас в беде... Нур встала с места, её сердце дрогнуло от волнения. Волнение пронзило её, когда она, наклонившись к Мустафе, с облегчением произнесла: – Хатидже султан! Сердце её забилось быстрее, когда она увидела испуганный взгляд Мустафы, пронизывающий её до глубины души. – Она уже наказана! Повелитель тоже обо всём знает! Спешно добавил он, будто желая развеять тень страха. Нур сделала глубокий вдох, чувствуя, как ощущение надежды заполняет её. Она обратила взгляд на Мустафу, затем на Баязида, его уверенное присутствие придавало ей сил. – Значит, Джихангир скоро спасётся? Её голос был полон надежды. – Спасётся, родная. Произнёс Мустафа, его голос был тихим, но полным уверенности. – Осталось ещё чуть-чуть, и он будет здесь, рядом с тобой! Эти слова заполнили Нур радостью и тревогой одновременно. «Наконец-то этот ужас закончится», – думала она, мечтая о покое, который так долго избегал её. Она прикрыла глаза, чувствуя, как напряжение уходит, словно тёплые лучи солнца касаются её лица после долгой зимы. – Я очень устала, Мустафа. Выдохнула она с болью в голосе. – Всё своё детство жила в страхе и боли, не видела любви. Её голос дрожал, когда она вспоминала Рамиру, ту единственную, кто сумел подарить ей свет в океане тьмы. – Этот человек дал мне любовь, но её жестоко отняли у меня... Мустафа, не в силах вынести её страдания, крепко обнял Нур. Он прижал её к себе, стараясь защитить от всего, что приносило ей боль. Мгновение их объятия казалось безмолвной клятвой — в мире, полном страха и утрат, они всё же нашли друг в друге тепло и поддержку. – Я дал тебе эту любовь. Дети дали. Произнёс он тихо, но уверенно, словно молитву в полумраке. – Когда всё закончится, я обещаю тебе, что ни на секунду не оставлю твою руку. Слова его звучали как бальзам на её раненую душу, но сомнения терзали её сердце. – Как же ты можешь дать мне это обещание, если повелитель узнает... Её голос срывался на всхлипы, а слёзы вновь катились по её щекам, оставляя следы горечи. Он шагнул ближе, округляясь вокруг неё, и взглянул ей в глаза, полные беспокойства и преданности. – Он не узнает. Ответил он с решимостью, словно её страх был его собственным. – Мой отец никогда уже об этом не узнаёт. Он в очень тяжёлом состоянии… не в силах поднять голову... Она увидела в его глазах сильное желание защитить её, дать ей надежду даже в самые тёмные времена. Ощущение безопасности накрыло её, как тёплый плед, и она почувствовала, что их любовь – настоящее солнце в этом мрачном царстве. Нур, погруженная в воспоминания, застыла на мгновение, когда её мысли вновь обратились к последнему разговору с Хатидже. В её памяти возник образ: яркий и загадочный, с холодным, но всепроникающим взглядом, чьё безумие, словно вихрь, затягивало в свои объятия. Невольно она вспомнила о кольце, которое, казалось, в тот момент дремало в тени, ожидая своего часа... – Кольцо... Произнесла Нур, прерывая гнетущую тишину, её голос дрожал, как струна, натянутая до предела. Она взглянула на Баязида, его лицо озарилось страхом, словно он предчувствовал бурю, нависшую над ними. – Что за кольцо? Дерзко спросил он, но в его голосе уже слышалась тень напряжения. – Кольцо, в котором находился яд... Нур ответила, и её голос стал хриплым, она знала, что эта новость обрушится на них, как гром среди ясного неба. Мустафа, вздрогнув, встал с колен и, не в силах сдержать волнения, схватил Баязида за руку. – Это точно яд! Яд, которым Хатидже султан убьёт себя и детей! Гневно произнёс он, глаза его сверкали, как твёрдые металлы, отражая опасность и тревогу. В этот момент Баязид, охваченный яростью, пустился в бегство к покоям Хатидже. Он был не в силах сдержать своих эмоций, и в отчаянии ударил кулаком в стену, оставив на ней яркий след из крови. – Какой я идиот, какой я глупый, какой я безумец! Я безумец! Что я наделал! Его слова звучали как проклятие, словно он искал способ искупить свою вину, но те же слова эхом отозвались в его душе. Ошеломлённые, Мустафа и Баязид ворвались в светлые покои Хатидже. Внутри царила поразительная тишина, лишь слабое журчание воды нарушало её. Хатидже стояла спиной к ним, наклоняясь над кувшином. Мягкий свет освещал её фигуру, а голос звонил в тишине, как колыбельная, которую она когда-то пела Осману и Хуриджихан. В этот момент в её действиях не было ничего обыденного. Она добавляла яд из кольца в свежую воду, как будто в этом был скрыт какой-то таинственный ритуал. Абсолютная тишина внезапно использовала звук за спиной, когда осознание переполнило мужчин. Осман и Хуриджихан, безмятежные и неведущие, лежали на кровати, словно спящие в объятиях глубокого сна. Баязид и Мустафа, не в силах поверить своим глазам, осознали, что время уходит в бездну. Их сердца наполнились ужасом перед возможностью потери, и они поняли, что предстоящая борьба будет за жизни, за будущее, за всё, что их связывавало. Баязид, полон тоски и ярости, сдался чувству отчаяния, когда душераздирающий крик вырвался из его уст. Он так сильно сжал кувшин, что тот выскользнул из его рук и разбился на множество осколков, отразившихся в лучах тусклого света. Хатидже, с холодной усмешкой на губах, отошла на шаг, а затем с неимоверной жестокостью он столкнул её на пол. Та упала, как кукла, под ноги Мустафе, потрясенному всей произошедшей сценой. Взгляд Баязида пронизался ненавистью, ведь слова Хатидже, подобно ядовитым стрелам, попали в его сердце. – Я покончила с ними и покончу с собой... Произнесла она, её голос охватило мрачное предзнаменование. – Я не позволю своим детям погибать от ваших рук! Тишина окутала пространство, прерванная только глухим стоном Османа, из уст которого потекла кровь. Хуриджихан, полная страха и боли, начала неистово трястись, словно хрупкий лист под порывом ветра. — Скорее, лекаря! Закричал Мустафа, чувствуя, как надежда уходит прочь. – Скорее, спасите их! Баязид, охваченный отчаянием, взял Хуриджихан за руку, чувствуя, как под её нежным прикосновением уходит жизнь. В его глазах стояли слёзы, а сердце разрывалось от горя. Все вокруг плакали, обнимая друг друга, как разбитые птицы, лишённые крыла. В дверях появилась фигура лекаря, и взгляд Баязида искал в ней спасение. — Прошу, помогите им! Умолял он, его голос был полон боли и отчаяния. – Пока ты возишься здесь, твоя сестра и брат умирают... Слова Хатидже противно обернулись в его голове, вызывая в нём ярость. Не выдержав, он влепил ей пощёчину с такой силой, что воздух как будто заискрился от напряжения. — Если с ними что-то случится, ты мучительно умрёшь от моих рук! Я тебе обещаю! Распалился он, его голос достигал предела, наполненный гневом и страстью, как шторм на море, обрушивающийся на скалы. Но слова лекаря повисли в воздухе, словно зловещий туман, и время вокруг словно остановилось, замерев в этом мучительном мгновении. — Я сделал всё, что мог. Произнёс он с тяжёлым вздохом. — Этот яд, что дала эта зловещая госпожа, оказался слишком сильным. Султанзаде Осман уже отправился в мир Аллаха… Комната наполнилась глухим молчанием, а тени, будто стражи печали, начинали окутывать тело, которое вдруг начали накрывать простынёй. В этот момент Баязид, погружённый в свои мысли, уставился на Хуриджихан. Её жизнь оказалась на краю пропасти, она была словно свеча, догорающая в тьме. Тело её трясло, а лицо исказилось от муки. Баязид видел, как её белоснежная кожа начала покрываться лужами пота, как пылает племенник льва, уничтожая всё на своём пути. — Хуриджихан. Прошептал он с болью в сердце, не в силах оторвать глаз от её борьбы за жизнь. — Тебе повезло больше, чем твоему брату. Ты выпила лишь каплю этого яда, и он не смог проникнуть столь глубоко, но... Лекарь замялся, словно осознав всю глубину опасности, что всё ещё нависала над её хрупким существованием. — Но. Продолжил он с дрожью в голосе. — Угроза всё ещё велика. В любую минуту её сердце может остановиться... Каждый удар этого сердца звучал как последняя надежда, а у Баязида не было сил, чтобы сдержать слёзы. Он остался стоять, словно каменное изваяние, не понимая, как мир вокруг мог двигаться дальше, когда внутри него всё катилось в бездну. Холодный вечер окутывал дворец, погружая его в мрачные тени. Мрак подавлял, и в воздухе витал запах крови и предательства. — Ты не имеешь право жить! Прогремел голос, словно раскат грома, взрывая тишину ночи. Его глаза, излучающие ярость, сверкали, как угли в золе. — Ты просто не должна жить! Добавил он, и тень меча, медленно вынимаемого из кафтана, казалась предвестником неминуемой беды. Остриё сверкало в тусклом свете, отражая убийственную решимость. Меч, словно чёрная змея, стремительно вонзился в сердце тёти. Кровь, красная, как алые розы, медленно стекала по лезвию, оставляя за собой следы страдания. Каждый толчок был невыносимой пыткой, погружая её в бездну боли, пока её мучительный крик не разорвал воздух, заставив даже стену дворца содрогнуться от ужаса. Взгляд Хатидже встретился с его глазами. Она искала в них спасения, но находила лишь пустоту, целиком поглощённую своей ненавистью. Мустафа, обескураженный и парализованный ужасом, бросил важный взгляд на брата, однако было уже поздно — действовать он не успел. Нур, белоснежная, как лилия, с ужасом наблюдала за этой жуткой сценой. Трепет рук её сжимал сердце, и наконец, она не выдержала — спрятала лицо в груди Мустафы, его защита стала единственным утешением в этом безумии. Тихий всхлип её слёз нарушал мрак, погружая всё в ещё большую бездну серости и тоски. — Баязид. С трудом произнесла Хуриджихан, и её голос звучал как эхо последней надежды. Он, явно озабоченный, отпустил меч, который с глухим стуком упал на пол, рядом с уже безжизненным телом Хатидже. Крови было много — она растекалась, образуя красное озеро, разбившее мрак вокруг. В его сердца нарастала волна эмоций, и, подбежав к Хуриджихан, он с трепетом положил руку на её губы. Ласковое прикосновение, от которого капли слёз покатились по его щекам, отражая ненависть и жалость, овладели им. Она, видя эту сцену, потеряла сознание, и воздух наполнился стенанием одиночества и боли. Под сводами дворца, где резонировали звуки убывающих шагов, воцарилась тишина. Нур быстро подошла к Баязиду, чьи глаза светились тревогой. — Баязид, нам пора! Произнесла она, ощущая, как холодный воздух несёт с собой предчувствие беды. В этот момент Мустафа, взглянув на них с надеждой, подал голос: — Мы спасли тех, кого могли. Но теперь наша задача – спасти Михримах и Джихангира. Время играет против нас. Они выбежали из покоев Хатидже султан, cгнившие стены которых хранили мрачные тайны. Баязид, вытирая о свой кафтан кровь, оставшуюся от спасения, казался погружённым в мрачные мысли, его руки были омыты печалью. Вдруг раздался голос Нур: — Я с вами. Слова её звучали как вызов, наполняя атмосферу напряжением. Но, услышав это, Мустафа произнёс с неприкрытым недовольством: — Нет, нет, ты должна остаться с детьми. Словно отголосок гордости, Нур ответила, утвердительно и с жаром: — Я никому ничего не должна! Теперь я знаю, что мои дети в безопасности. Мои дети должны увидеть своего дядю и тётю живыми! Поэтому не командуй мной! С её решимостью даже воздух вокруг стал тяжелее от напряжения, которое нависло над ними. Мустафа, наблюдая за ней, не смог сдержать улыбки, в которой проскальзывала весомая доля уважения и восхищения. Нур не смотря на всю свою хрупкость, продолжала идти за ними, словно вела за собой свет, который мог осветить этот тёмный путь. На мрачном фоне ночи тень, Раздался голос — грозный гремень. Кровь, как розы, стыла в мгле, Взгляд утратил все свое тепло. Сердце, полное страданий, В бездне боли — все терзанья. И слёзы, словно дождь весенний, Пролились на страшные видения. Вся надежда в печали тает, Долгожданный миг предательства знаем. Сквозь тьму, где чувства ненависти, Зажглась искра любви, как вблизи. Вот, вспыхнув, как заря в душе, Звучит решимость — нельзя уже. Мы будем вместе, в дружбе сил, Чтобы свет, как меч, наш путь пронзил. Слухи смерти — свист, как ветер, Но в каждом сердце — пламенный ответ. И пусть на свете вечная тьма, Мы с любовью прорвёмся всегда. Автор я сама.