Борьба за власть: Борьба за жизнь!

«Иногда сердце сжимается от страха, как цветок, под тяжестью мрачных слов, и только любовь может спасти от темноты.» S.F.A.

***

В эти тяжёлые времена, когда султан Сулейман отправился во Францию, оставив старшего сына в роли регента, а Мехмеда назначив санджак-беем в Манису, в сердце дворца витала тревожная атмосфера. Селим и Баязид унеслись в поход, а юный Джихангир остался в безопасности, рядом со своим старшим братом. Вечер опускался как мягкий плед, когда Нур, томимая бессонницей, решила прогуляться по саду с дочкой на руках. Луна, как преданная подруга, светила ей в лицо, но в душе росло нечто смутное и тревожное, предчувствие, словно тень, следовавшая за ней. — Не спится? Раздался низкий голос, неожиданно разбив тишину. Нур вздрогнула от неожиданности, но затем, натянув тёплую улыбку, обернулась к Мустафе. — Извини, не хотел напугать тебя... Прошептал он, процарапав своим голосом мрак, окутывающий её сердце. Её вздох был тяжёлым, как груз, который она носила в своей душе. Глаза наполнились слезами, словно тихие ручейки, готовые разлиться через край. — Мустафа... Мне так страшно... Шептала она, оглядываясь вокруг, будто иные глаза могли читать её мучения. С облегчением прижалась к его груди, на мгновение зарывшись в его тепло. — Так больно дышать... Её слова звучали как тихие вздохи ветра между деревьями. Мустафа обнял её крепче, закрыв глаза, вдыхая сладкий и нежный запах, исходящий от неё. Это был их аромат любви, о котором он мечтал в минуты разлуки. Она подняла взгляд, полный надежды и страха. — Османы убьют моего брата? Моего Карла? Невозможность дать утешение самой Нур мучила его. Словно лезвие, он ощущал, как каждое слово может разорвать её уже израненное сердце. — Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы твой брат жил. Мы должны добраться раньше Повелителя... Мустафа произнёс эти слова с такой решимостью, что даже звёзды, кажется, замерли, слушая его клятву. Он медленно наклонился к ней и, поцеловав её губы, почувствовал, как их души соединились в этот волнующий момент. Это был не просто поцелуй; он был полон страсти и тихой надежды, которую они искали друг в друге, словно два потерянных крыла, нашедшие себя наконец. Только они не заметили, как тень наблюдала за ними, прячась за деревом, запечатлевая в своих глазах эту трогательную сцену, полную нежности и тревоги, словно зная, что впереди их ждут испытания, которые изменят всё. – Я так скучал по тебе... Моя любимая, скучал больше, чем за всю свою жизнь, мечтая о том моменте, когда снова увижу тебя. Вот он, этот миг, свершившийся вопреки всем ожиданиям. Он улыбнулся сквозь слёзы и осторожно вытер их с её лица. — Но эти слёзы, они ранят мою душу и убивают моё сердце… — Я… Она сдерживала слёзы, не в силах сдержать боль. — Без тебя жизнь здесь невыносима, дыхание даётся с трудом, любя тебя одного… Но считать себя наложницей другого — это… словно познать саму смерть! Девушка опустила голову, её взор упал на спящую дочку, мирно лежащую рядом. — Наши дети… Сжала она зубы, и в голосе её звучала нестерпимая боль. — Они нуждались в тебе, Мустафа! Они так нуждаются в твоей любви! По щеке Мустафы скатилась слеза, он стремительно вытер её, а затем, с нежностью и осторожностью, прижал дочурку к себе. – Я отец Явуза, Метина и Михришах... Я так боялся за тебя, боялся что о нашей ночи кто нибудь узнает, боялся что отец за это предательство лишит тебя жизни... Нур лишь кивнула, и в этот момент на лице Мустафы появилась еле заметная улыбка, как первый луч света после долгой ночи. — Я отец... Отец! Радостно воскликнул он, и его голос стал полон непередаваемого счастья. Он шагнул ближе, обняв Нур, словно стараясь защитить её от всего мира. — Но мы совершили такую большую ошибку... Тихо продолжал он, его сердце сжималось от бремени. — Как бы за эту ошибку не расплатились наши дети... Я противостоял своему отцу, и если он об этом узнает... Сердце Мустафы сжалось от страха. – Он не даст нам жизни! — Тогда надо ждать того дня! Произнесла Нур, на её лице вновь заиграла улыбка, хотя из уголков её глаз катились слёзы, смешиваясь с надеждой. — Если Мустафа не будет жить, то и Луиза умрёт! В эти мгновения она ощутила, как крепкая рука Мустафы ещё сильнее прижала её к себе, словно защищая от всего, что могло причинить боль. Вокруг них вновь воцарилась тишина, и только сердца стучали в унисон, создавая мелодию любви. — Пошли во дворец. Тихо произнесла она, глядя в глаза Мустафе. — А то Джихангир может проснуться и, не увидев меня, испугаться. — Мой братик. С нежной улыбкой ответил Мустафа, его голос был полон теплоты. — Он так сильно полюбил тебя... Словно не Хюррем, а ты его родила… Нур засмеялась, в её глазах сверкали искорки. — Так и есть. Мать — это не та, кто родила, а та, кто вырастила. И я ни за что не позволю, чтобы Джихангира забрали у меня. Он так умён... Так чувствителен... Ранимый и светлый человечек. Я ещё не встречала ни одного человека, который был бы прекраснее его, кроме тебя, конечно. С этими словами она крепче обняла Джихангира, нежно прижимая его к себе. В её объятиях он выглядел, как Ангел, мирно спящий в свете луны, которая пробивалась сквозь окна, освещая их комнату мягким золотистым светом. Нур добравшись до покоев, тихонько улеглась рядом с Джихангиром, чувствуя его детское дыхание и спокойствие, словно сама вселенная замерла на мгновение, чтобы сохранить этот момент. Мустафа же, покинув их покои, направился в свои, но тишина ночи не давала ему покоя. Он долго не мог сомкнуть глаз, думая о детях и о Луизе — о той женщине, которую полюбил за всё время, проведённое в великолепии Топкапы. Образы её смеха и взглядов мелькали в его памяти, создавая светлые и тёплые воспоминания, которые не оставляли его в покое. Ночь ползла медленно, а его мысли, как тени, плясали вокруг, не давая ему уснуть, пока светлые утренние лучи ещё не пробились сквозь окно.

***

Нур проснулась ранним утром, когда первые лучи солнца пробились сквозь занавески, освещая её лицо. Внутри неё билось сердце, неровно стуча, как будто предвещая бурю. Лёгкая боль отразилась в её груди, но она не придавала этому значения, ведь впереди ждало что-то важное. — Выпей кофе. Тихо произнесла Рамира, подавая ей чашу, наполненную ароматным напитком. Нур улыбнулась и, не раздумывая, сделала не сколько быстрых глотков, ощущая, как тепло распространяется по её телу. — Спасибо, родня... Произнесла она, её глаза вдруг увлажнились, и она почувствовала, как сердце наполнилось нежной тоской. Рамира обняла её, желая подарить немного утешения в этот тревожный час. В этот миг в покои вошёл Мустафа, его лицо было сосредоточенным. — Нам пора. Произнёс он шёпотом, словно боясь нарушить хрупкую тишину. — С нами пойдёт ещё несколько солдат, а Мехмед прислал подкрепление. Времени нет. Мы должны спешить. Нур с трудом оторвалась от объятий Рамиры. Подойдя к Джихангиру, она нежно поцеловала его, чувствуя, как её душа наполняется любовью и беспокойством. — Вверяю тебя Всевышнему, мой дорогой... Прошептала она, стараясь запечатлеть этот момент в памяти. Слёзы подступили к глазам, когда она подошла к люлькам, где спали её малыши. С нежностью поцеловав каждого из них, она держала их маленькие ручки, как будто не могла отпустить это мгновение, полное любви и заботы. Она знала, что должно произойти нечто важное, и её сердце сжималось от тоски. — Береги их. Обратилась она к Рамире, её голос теребил от волнения. — Не отходи ни на шаг от моих детей. Рамира сжала губы, решимость светилась в её глазах. — Я ценой своей собственной жизни защищу их. Произнесла она, и эти слова наполнили Нур уверенность. Нур кивнула, а затем повернулась к Мустафе с выражением глубокой надежды. — Шехзаде Мустафа, пообещайте, что вы защитите мою дочь. Произнесла она с предельной серьезностью. — Доверяю её вам... А вас Аллаху! Он улыбнулся, и эта улыбка, полная мужества и решимости, вселяла в Нур веру в то, что они смогут преодолеть все невзгоды. Нур и Шехзаде покинули покои, и в воздухе неожиданно повисло гнетущее молчание. Чувство тревоги заполнило просторные комнаты. Словно почувствовав, что мама ушла, маленькая Михришах заплакала. Рамира, налитые слезами глаза которой отражали горечь, подошла к колыбели. Охватив малютку в объятиях, она начала качать её, словно пытаясь убаюкать не только её, но и свои собственные страхи. В этот момент проснулся Джихангир. Гладя ладонями мягкую подушку, он пробуждался от беспокойного сна. В его глазах заблестели слёзы, когда он спросил: — А где… Луи? — Не волнуйся, дорогой... Она скоро вернётся... Вернётся... Тихо, словно пытаясь успокоить не только мальчика, но и саму себя, произнесла Рамира, усаживаясь рядом с ним. Но Джихангир, глядя на дверь с испуганным выражением, тяжело вздохнул. Вопросы терзали его ум, и его голос стал дрожащим от тревоги: — Она ушла... Она может не вернуться? Женщина крепко прижала его к себе, понимая, что сейчас ему больше всего нужна защита. — Прошу, скажи мне правду... С чувством безысходности Рамира объяснила: – Она уехала на родину к своему отцу, чтобы защитить своего брата... Но она вернётся, ради тебя и своих детей... Она сильная, она справится... Джихангир всматривается в её глаза, и в них он видел неподдельную заботу, но тревога не покидала его: — Если с ней что-то случится... — Не случится, львёнок... Уверенно ответила Рамира, но в её голосе тоже звучала тень беспокойства. — Я знаю, что ты никому не скажешь. Она поехала не одна, с ней Шехзаде Мустафа! Слёзы снова наполнили глаза Джихангира, и в его сердце зародилась паника. — Я никому не скажу, но... Если их пропажу обнаружат... Если они не успеют вернуться во время, если отец узнает… Страх охватывал его, как холодные пальцы. — Отец... Отец их убьёт! Он убьёт Луизу и Мустафу! В эти мгновения, когда тишина становилась гулкой, чувства вырывались наружу, заставляя сердце сжиматься от страха и нежелания принять ужасную реальность.

***

Дорога утомила как Шехзаде Мустафу, так и Нур, и, наконец, она покинула карету, направляясь к своему дворцу. Взгляд её упал на сад, где когда-то цвели прекрасные цветы, а теперь они все иссохли и завяли. Сильное беспокойство охватило её сердце, когда она обратила пристальный взор на Мустафу. Его присутствие вызывало в ней бурю эмоций, и в воздухе раздавались только пронзительные звуки схватки мечей. Она вдруг повернула голову и вздрогнула, когда увидела, как стража её отца медленно упала на сухую землю. Мустафа, прижимая к себе Нур, глубоко вздохнул. — Ты боишься? Ты вся дрожишь... Её глаза встретились с его. — Ты рядом, и мне ничего не страшно... Они вошли во дворец, но даже внутри царила неимоверная жуть — бойня, свирепствующая на каждом шагу. Внезапно Мустафа вскрикнул: — Осторожно, ребёнок! Он быстро схватил маленького мальчика, который ещё не успел испугаться, но с грустным и удивлённым взглядом наблюдал за тем, что происходит вокруг. Рычание мужчин напоминало шум стада львов, и это создавало атмосферу ужаса. Мальчик коснулся его волос, и взгляд его упал на пол, где, задыхаясь в луже крови, лежала его мать. Он замер, не в силах произнести ни слова. — Мамочка... Мустафа осторожно закрыл глаза ребёнку, стараясь уберечь его от ужасной реальности. Нур прижалась к холодной стене, её сердце сжалось от боли, и во рту появился горький привкус страха. Они уже почти достигли покоев её отца. Но и здесь, у дверей, стража лежала мёртво, оставляя за собой лишь тишину и горькое чувство утраты. — Я зайду. Сказал Мустафа, его голос звучал решительно, но его сердце колебалось от волнения. Девушка лишь покачала головой. — Я хочу сама поговорить с отцом. Произнесла она, и в её глазах зажёгся огонь отваги. — Ладно. Согласился он, хотя и внутренне беспокоился. — Но одну я тебя всё равно не отпущу. С тобой пойдут три янычара. — Хорошо. Тихо ответила она, подходя ближе к Мустафе. Она притянула его к себе, их губы встретились в нежном поцелуе. — Я очень люблю тебя... — И я тебя. Ответил он, нежно глядя в её глаза. — Береги себя... Мустафа протянул ей свой меч, символ силы и защиты, но она, не удержав его, уронила на пол, и звук раздался тяжёлым звоночком в тишине. Мустафа улыбнулся, усмехнувшись в уголках губ, и протянул ей кинжал. — Так будет лучше... На всякий случай... В его глазах светилась беспокойная забота, а в её — мужество и готовность сразиться с любой опасностью.

***

В полутёмном покое, где трепетали тени, появилась она — девушка с тёмными волосами, не слишком высокой, но с такой яркой, притягательной красотой, что даже мерцание свечей на стенах казалось тусклым по сравнению с её карими глазами, полными отчаяния. Её длинные ресницы дрогнули, когда она шагнула в пространство, полное напряжения. На столе, заваленном вышитыми узорами и пыльными свитками, сидел отец с мечом в руках. Он поднялся, когда увидел дочку, и в его глазах отразилась смесь злости. Рядом с ним находилась другая девушка — её выражение лица было испуганным, а на руках она держала малышку, мирно спящую на её груди. — Ну, здравствуй, папочка! Раздался в комнате её резкий, но полон боли голос Нур. Каждое слово было как удар, и тишина, окутывающая их, стала густой, как молоко. Отец её усмехнулся, но смех был горьким, таким далеким от радости. — Вижу, ты всё ещё жива... Произнёс он с тяжёлым вздохом, словно слова давили на его грудь, как непосильный груз. — Я буду жить, буду назло тебе! Воскликнула она, горечь и ненависть искрились в её голосе. — А вот ты... Твоя смерть будет от моей руки! Если ты не скажешь мне, где Маргарита? Где Карл? Её голос поднялся до крика, а в глазах заиграли слёзы, которые она пыталась остановить, вытирая их быстро, как будто стыдилась своей слабости. — Ты не пошёл в поход, ты как трус, спрятался в этих стенах. Её слова были как леденящий ветер. — Ты отправил вместо себя Генриха, не так ли?! Отправил его на верную смерть! Как так можешь?! Ты же отец! Разве у тебя не болит душа? Разве она не разрывается, когда одному из твоих детей больно?!!! Он лишь покачал головой, и в этот момент в его взгляде проскользнула тень — тень утраченного счастья, тень, что отравляла каждый миг его жизни. – Хватит мне говорить о моём отцовстве! Закричал он, яростно топнув ногой. — Твоя мать сама в этом виновата! Она мечтала о сыне, а я забрал тебя, чтобы защитить от её непоправимого вреда! Он с силой ткнул себя в грудь. — Так что не стоит мне упрекать в отцовских чувствах! — Ты врёшь... Скажи, что это ложь... Её глаза наполнились горькими слезами. — Прошу тебя, отец... Пусть хотя бы это будет неправдой... Скажи, что мать умерла не из-за меня... Мне так говорили, и ты заставил меня поверить, что она покинула этот мир из-за меня. Нур, полная отчаяния, положила руку на сердце. — Я убил её! Громко произнёс он, сжимаемыми кулаками. — Я задушил её, когда она пыталась накрыть тебя подушкой! Я схватил её за горло, и она задохнулась от моих рук! — Да, ты лишил меня своей любви... Но... Ты же так любил Маргариту, свою младшую дочь… — Любил. Произнёс он с лёгкой улыбкой. — Она любила тебя, а ты и сестру погубила. Она предала меня, и потом сама выбрала этот путь. — Что? Нур разрыдалась. — Моя Сестричка... Моя маленькая... Я не успела... Не успела... И её сердце разрывалось от боли, в то время как Франциск лишь торжествовал её страданиями. Он наслаждался её падением. — Карл. Прорыдала она, поднимая полные страданий глаза. — Он жив? Он лишь покачал головой. — Не знаю. Луиза смутно осознавала, как мир вокруг неё расплывается, словно краски на полотне, испорченном дождём. Оставляя за собой страх и неразбериху, она стремительно подбежала к своему отцу. В её руке сверкал кинжал, будто затмевшееся звёздное небо, но один лишь момент - и её порыв был остановлен. Отец, отразив угрозу, с силой швырнул её на холодный пол. Лицо Луизы столкнулось с углом стола, и в воздухе раздался резкий звук - она разбила губу. Рядом с ней, подданный Мустафы, железными руками схватил Франциска, заставив его повергаться в бездну страха. Франциск, кажется, даже не мог найти слов для шутки - только страх сковывал его Робкие попытки вырваться. Луиза, с трудом собравшись, поднялась с пола, как феникс, восстающий из пепла, и подошла к девушке, из чьих рук она вырвала ребёнка, который начал громко плакать, как если бы его сердце было разбито. Глаза девушки затуманились слезами, и в то время как Франциск пытался вырваться из крепких рук воина, вот теперь уже смеяться ему не хотелось. Заметив Луизу, он произнёс с трудом: — Луиза... Оставь ребёнка! Скажи, чего ты хочешь; я сделаю всё ради тебя! Её улыбка вспыхнула, но это была улыбка безумной мечты, обретённой на краю бездны: — Ты можешь вернуть мне моё детство, угнанное тобой! Мою семью! Ты способен вернуть их мне?! Говори! Франциск, подавленный весом её слов, лишь покачал головой, не находя сил оправдаться: — Но я могу вернуть тебе... Карла! Всё ещё есть время! Луиза обернулась к малышке, которую держала в своих руках, и та, покраснев от слёз, стала почти невидимой на фоне её отчаяния. Луиза молчала, словно в её душе уже развивалась тихая буря. — Уже слишком поздно! Прошептала она, закрывая глаза, а вокруг слышались лишь крики Франциска, наполняя атмосферу горькими нотами. Постепенно она разжимала пальцы, ощущая, как её душа готова перевернуться, как бы её собственная сущность была заключена в этом жесте. — Ты забрал у меня всё. С холодом произнесла она. — И теперь я заберу у тебя то, что дорого тебе. — Нееет! Вскрикнул он, но время, казалось, было безжалостным, и его слова растворялись в пустоте. В этот момент в покои ворвался Мустафа, его глаза искрились от шока, когда он увидел картину, развернувшуюся перед ним. Луиза, испуганная и беззащитная, была прижата к его груди, а в её руках находился ребёнок — невинное создание, ставшее заложником этой ужасной ситуации. — Я ... Собственными ... Руками ... Заберу ... У тебя ... Жизнь! Зашипел Мустафа, его голос был полон ярости и ненависти, устремлённой на мужчину, сидевшего в дальнем углу комнаты. Франциск, казалось, наслаждался этим моментом, его губы растянулись в ухмылке. Луиза, подавленная горем и страхом, зарыдала, положив голову на грудь Мустафы, как будто искала в его объятиях защиту от надвигающихся бед. — Я не смогла. Я не справилась. Произнесла она, её голос дрожал от слёз, и сердце Мустафы сжалось от боли за неё. Комната наполнилась напряжением, когда ещё десяток воинов вломились внутрь, но эти не были сторонниками Мустафы; они смотрели на него с недоверием. Мустафа, инстинктивно защитив Луизу, встал перед ней, как стена, готовая отразить любую угрозу. Но вскоре неожиданно ворвались его собственные воины, в тёмных одеждах, просто застыв на месте, словно статуи, не смотря на всю напряжённость момента. Франциск, окружённый этой неразберихой, с ухмылкой похлопал в ладоши, его белоснежные зубы сверкают в свете. — Я ни когда не проигрываю! Произнёс он грубо, его голос звучал как удар грома в тишине. Он направился к Луизе, его намерения были более чем очевидны. — Бросить их в темницу, а потом сжечь! Произнёс он с беззаветной жестокостью. Каждый его шаг приближался к тому, чтобы украсть всё, что у неё осталось: надежду, свободу, жизнь. Он замахнулся, готовясь нанести ей пощёчину, но в этот миг его рука была резко перехвачена Мустафой. Между ними пропала дистанция, и воздух между ними стал острейшим лезвием. Но на этом не завершилась драма, когда в комнату вошёл ещё один человек в чёрных одеждах — его присутствие добавило загадочности ситуации. Франциск снова улыбнулся, и в этой ухмылке сквозила уверенность, которая предвещала новые несчастья. Время словно остановилось, и беда, затаившаяся где-то с краю, ждала своего часа. Лунный свет пробивался сквозь облака, обрисовывая силуэты деревьев, как будто ночь сама дышала. Тишина разрывалась, когда в тени появился загадочный силуэт. Он снял капюшон, и его лицо обрамили блики света. Франциск, увидев этот образ, выпучил глаза от удивления. — Ты что здесь делаешь?! Разве ты не должен быть в походе? Его голос дрожал от смешанных чувств. Луиза, стоящая рядом, сдерживала слёзы, но на её лице играла улыбка — нежная и горькая одновременно. — Карл. Братик. Произнесла она, шагнув на встречу. Он бросился к ней, объятия были полны теплоты и страха. Но, обняв сестру, его взгляд невольно упал на их отца, и напряжение в воздухе стало ощутимым. — Генрих... Он мёртв... Произнёс Карл, его голос был полон ярости и боли. — Ещё одного твоего ребёнка убили из-за тебя! Но тебе абсолютно всё равно! Я отступил... Я... Не пролил невинную кровь! Османы не нападали на нас, это мы кинули им вызов! Ни за что! В этот момент ненависть заполнила глаза Франциска, он с гневом схватил Карла за пуговицу одежды. Каждый из них чувствовал, как между ними растёт пропасть, наполненная враждой, словно они были заклятыми врагами. — Ты не мой сын! Зарычал он, его голос был полон отчаяния и горечи. Карл усмехнулся, но в этой улыбке не было радости, лишь горечь. — Лучше бы никогда им и не был! С досадой произнёс он. Франциск нахмурился, пристально глядя в глаза сына. — Но ты очень похож на меня... Слова отца заставили Карла передёрнуться, как будто их обвивал холодный ветер. — Нет. Мы совершенно разные. Ты отказался от своих детей, когда я... каждый день жил в аду, переживая, когда смогу спасти свою сестру! Его голос стал горячим от накала эмоций. Взгляды их встретились — наполненные неприязнью и болью, но также и неким непонятным единством, которое связывало их, несмотря на все разногласия. — Карл... Ты же знаешь, что теперь ты не выйдешь отсюда живым. Вы все не выйдете. Произнёс Франциск. Карл с ненавистью смотрел в глаза своего отца. В них отражались жестокость, бесчестность и наглость, будто сама тьма наглухо заперлась в этих глубинах. На лице отца играла хмурая улыбка — он смеялся в лицо своему собственному сыну, с каждым смехом подчеркивая своё превосходство. По щеке Карла скатилась слеза, но он быстро вытер её, не желая показывать слабость. — Смотри внимательно, запоминай все эти лица, на которые ты сейчас смотришь, потому что это лица, ты видишь в последний раз! С яростью вырвалось у него, и в тот же миг он вонзил кинжал в сердце отца. Алая кровь, как струи яркой краски, брызнула на лицо Франциска, омывая его в ужасе. Наложница отца закричала, разрывая гнетущую тишину, пока Мустафа стремительно закрыл лицо Луизе, как будто тем самым мог уберечь её от невидимого ужаса. — Что. Ты. Наделал. Его слова, растерянные и полные боли, срывались с губ, и затем он рухнул на холодный пол, задыхаясь в собственной крови. Крики и паника окутали комнату, но никто уже не мог ему помочь. Карл, всё ещё дрожащий от ярости и страха, подошёл к сестричке и крепко обнял её, словно пытаясь защитить от этого кошмара. Его голос стал мягче, чуть успокаивающим: — Я в порядке... В порядке, сестрёнка... Теперь никто и никому не причинит вреда... Взгляд Карла вновь скользнул на маленькую, испуганную Луизу, и он тихо спросил: — А ты что сделала? Словно в попытке уловить её тихие чувства, он поднял её на руки, обнимая, как палочка, держащая нежный цветок в бурю. В этот момент они были единственными, кто продолжал верить в мир, даже когда вокруг царила тьма. — Я бы не сделала этого. Тихо произнесла она, устремив взгляд на тёмные глаза отца, в которых читалась не только боль, но и насмешка. — Мне было интересно наблюдать за его муками. Я уверена, что держала всё правильно, и невинному младенцу я бы не причинила вреда. Пауза затянулась, пока она с нежностью взглянула на девочку, трепетно спавшую в руках её брата. Она аккуратно взяла малышку и прижала к себе, как будто пытаясь защитить её от всего мира. — Ты со всем не того человека поддерживаешь. Тихо произнесла она, обращаясь к девушке, с которой раньше разговорилась. — Этот мужчина лишь использует твою молодость, как играющую куклу, а когда ему это надоест, он просто выбросит тебя на обочину жизни. И вместе с тобой он оставит и вашу дочь... Словно тень, её голос стал тяжёлым и тихим, обрисовывая в сознании картины безразличия и утраты. — Эта любовь к детям является для Франциска лишь временным увлечением. Для него ребёнок — это предмет, вещь, которая требует ухода только до тех пор, пока не надоест. Как только покупаешь что-то новое, охватывает эйфория, живое восхищение... Но со временем это ощущение проходит, и вот уже находитесь вы с устаревшей вещицей, которая только лишь занимает место. Так же и он. Погрузившись в воспоминания, она вздохнула. — Так и он относился к своим детям. Словно в тумане, её глаза наполнились печалью, отражая чувства, которые не могли заглушить даже обрывки радости от материнства.

***

Мустафа и Нур провели ещё один чудесный день во Франции, окруженные атмосферой романтики и истории. Улицы, усыпанные опавшими листьями, казались живописными под тёплым светом осеннего солнца, а в воздухе витали сладковатые ароматы выпечки и свежезаваренного кофе. Они наслаждались каждым мгновением, погружаясь в культуру страны, где каждое здание и каждая улочка шептали свои легенды. Тем временем на королевском троне произошли важные события. Карл взошёл на престол, и с его приходом в королевство воцарилось новое спокойствие. Он начал торжественное перемирие с Султаном Сулейманом, знаменуя эру мира и сотрудничества между могущественными державами — Францией и Турцией. На фоне исторического контекста их отношения стали символом надежды на лучшее будущее, обещая процветание обеим нациям. Однако, как это часто бывает в жизни, хорошему свойству предначертано заканчиваться, и этот день не стал исключением. Мустафа и Нур осознали, что пришло время возвращаться в Стамбул раньше, чем это сделает их Повелитель. Пусть их сердца были полны грусти, что нужно покинуть эту удивительную страну, им пришлось экономить время, выбирая кратчайший путь обратно, полного воспоминаний о красивых мгновениях, которые они провели вместе. Скорость их пути не убавила волнения, и вскоре они достигли берегов Стамбула, где яркие воспоминания о Франции слились в единое целое с настоящим. Время, проведённое вдали от дома, обогатило их души, и они были готовы встретиться с новыми вызовами, обретя силы и вдохновение в каждом моменте их совместного путешествия.

***

Нур вошла в свои покои, её лицо светилось от счастья и радости, словно солнечные лучи освещали каждую деталь вокруг. Она наконец встретилась со своими детьми, и в её сердце разливалась безмерная благодарность. Джихангир был вне себя от счастья, что они вернулись живыми и здоровыми, и его глаза искрились от восторга. — Пока вас не было, Хатидже султан заходила. Грустно произнёс Джихангир, и его голос наполнился печалью. Нур обернулась к Мустафе, и в её глазах проскользнула тень тревоги. — А если она всё поняла? Если расскажет повелителю... Тихо спросила она, осознавая возможные риски. — Мы сказали, что ты заболела. Уверенно ответил Джихангир, его голос звучал как крепкий щит защиты. — И о том, что у Мустафы был жар... Предположительно, оспа, поэтому никого нельзя было пускать в его покои! Нур почувствовала, как волнение охватывает её сердце. Её сын продолжал: — Но сейчас Хатидже султан собирается докладывать, что это обычная простуда... Поэтому тебе, брат, нужно как можно быстрее вернуться в свои покои и лечь в постель. Мустафа, с нежной улыбкой на губах, поцеловал Джихангира в щёку. — Мой умный братик. Произнёс он с гордостью, его голос был наполнен теплотою. — Он сыграл правильно. Неожиданно улыбнулась Рамира, её слова искренне восхваляли мальчика. — Он молодец... Даже я поверила в его слёзы. Мустафа, наделенный уверением, удалился в свои покои, а Луиза нежно легла на свою кровать, прижавшись к мягким подушкам. Через не сколько минут в её покои вошёл молодой парень, лет четырнадцати, его шаги были осторожными, будто он боялся разбудить сон. Луиза приподняла голову с подушки и сделала вид, что чувствует себя неважно, скрывая свои чувства от окружающего мира. Вокруг царила атмосфера ожидания, словно каждый в этом дворце ждал, когда тишина нарушится, и в сердцах снова воцарится счастье. — Да, Осман. Расскажи, что произошло. С беспокойством произнесла Луиза. Парень опустил взгляд, словно под тяжестью своих слов. — Вы же знаете, что моя мама сейчас в плохом состоянии... Его голос дрожал от эмоций. — Но то, что я собираюсь сказать, прошу вас, никому не рассказывайте, особенно повелителю... Она встала с постели и осторожно подошла к Осману, чувствуя, как сердце сжимается от страха. — Пожалуйста, поторопитесь, пока не стало слишком поздно... Спасите моего двоюродного брата! — Что случилось, Осман? Не удержалась от новых вопросов она. — Мехмед... Слеза скатилась по его щеке, оставляя за собой след горечи. — Я случайно подслушал, как мама приказала заразить Мехмеда какой-то смертельной болезнью, чтобы причинить боль повелителю! Луиза затаила дыхание, её грудь сжалась от внезапной тревоги, словно что-то хрупкое готово было разбиться. — Не бойся, я спасу Мехмеда! В мраке ночи шепчет сердце, Слёзы стынут, как шарик льда, Ведь в тревоге мрак жестоких бед, Зовёт к спасенью тёплая звезда. Луиза, словно птица в клетке, Чувства прятала, но настал час, Когда душа, полная неотложного звать, Слуга любви, где нежность — всегда у нас. Османа слезы, как дождь весенний, Словно светильник в темном коридоре, Он бьется в мысли, как пламя в пламени, Спасите Мехмеда от этого горя! Сказки о счастье в сердцах рождались, Но тени лукавых — словно хмурый час, Пусть будут мечты о мире и ласке, Луиза знает, как загасить этот страх. Она, как мать, обнимет, не вслушаясь, Словно свет в рассвете — сияет наружу, Пусть в сердце любовь, не поддаваясь, Сделает все, чтобы вмятин не было в душе. Так пусть же сбудется мечта светлая, И боль разльется, как дождь в полях, Ведь любовь, что сердцем пропета, Смело противостоит всем и всем страхам. Автор я сама.