Борьба за власть: Борьба за жизнь!

«Сила материнской любви способна сжечь все преграды, даже если в сердце горит ад!» S.F.A.

***

– Мехмед... Ему срочно нужна наша помощь! Эти слова Нур произнесла с трепетом, когда сообщила Мустафе о бедственном положении брата. Сердце Мустафы рвалось на части, когда он улучил момент, чтобы вскочить на свою лошадь. Всё, что имело значение сейчас — это отнестись с максимальной предосторожностью и спешно мчаться в Манису, быстрее, чем кто-либо мог бы добраться туда, включая посланца Хатидже султан. Нур хоть и знала о Мехмеде лишь из рассказов Джихангира, понимала, что для Мустафы этот брат значил всё. Она чувствовала его беспокойство, и этот безжалостный мчание казалось ей бравадой духа, к которому она не могла не восхищаться. Однако в её душе тоже было место для страха — что если они опоздают? Тем временем, Михримах, оставив дворец, погружалась в свои мысли о том, как обида на отца ещё глубже врезается в её сердце. Любовь, о которой столько лет складывались легенды, казалась искажённой, ушедшей в забвение. На её плечах лежала тяжесть невысказанных слов и слёз — но сейчас все её мысли были о новорождённой дочери, радости и светлом будущем, которое она мечтала ей подарить. Вот они уже прибыли в Манису. Мустафа, с некоторым облегчением, подал Нур руку, его сердце колотилось от волнения. – Здесь так красиво. Пролепетала девушка, и её улыбка разогнала тучи накануне грозы. Однако, когда они вошли во дворец, встреча с Михримах стала как гром среди ясного неба. Она, словно яркое пламя, расправила плечи и бросилась к брату, наполняя воздух теплом объятий. Но в её глазах блеск злости, направленный на Нур, зажёгся, как молния. — А эта! Что она здесь делает?! Выпалила Михримах, её голос дрожал от недовольства и ревности. Мустафа, почувствовав нарастающее напряжение, не позволил ей вырваться из рамок амбиции. Он стоял между ними, словно щит, и его сердце металось в поисках мудрости, как не допустить схватки между двумя сильными женщинами ради его любви и долга. – Успокойся. Мы пришли сюда не ссориться, а навестить брата. Как он? Мягко спросила Мустафа, его голос звучал как ласковый шёпот, словно стремился облегчить напряжение в воздухе. Она отвела взгляд, и её глаза встретились с проницательными глазами Мустафы. В них светилась тревога, смешанная с надеждой. — Он в порядке. Ответила Михримах, стараясь излучать уверенность. — Вчера он чувствовал себя неважно, правда, но уже лучше. Он сейчас в своих покоях, рядом с наложницей. Добавил он, извиняясь за необходимость упоминания этого. Михримах вздохнула, в её взоре сквозила глубокая забота. — Я так испугалась за Мехмеда, когда... Её голос задрожал, и по щеке скатилась слеза, сверкающая в полумраке. — Когда он потерял сознание на моих глазах... — Но слава Аллаху... Слава Аллаху, мы успели! Произнёс Мустафа, с молитвой на устах. Он закрыл глаза, словно пытаясь защитить их от ужаса, который снова накатывался на память. — Успели? Что-то должно было случиться? Михримах вопросительно подняла бровь, её сердце забилось быстрее от нарастающего беспокойства. — Пойдём, мы расскажем Мехмеду. Тётя совсем с ума сошла. Сказал Мустафа, делая шаг вперёд. Двигаясь к покоям Мехмеда, Нур заметила взгляд Атмаджи. Он был полон боли и нежности, устремлённый на Михримах. Это был не просто взгляд сопереживания, а настоящий свет любовной тоски, навеянный его чувствами. — Сообщите Шехзаде Мехмеду о нашем приходе! Распорядился Мустафа, его голос эхом разносился по коридору, оставляя за собой лёгкую волну ожидания и тревоги. Стража низко склонила голову, и дверь распахнулась. Мустафа, переступив порог, замер на месте. Его глаза расширились от удивления и ужаса, когда он увидел Мехмеда, безжизненно лежащего на кровати, а рядом с ним — нежно прижата к нему девушка, которую он обнимал. Светлые простыни закрывали их тела, создавая непроницаемую преграду между жизнью и смертью. Рядом с кроватью стоял лекарь в белом одеянии, словно Ангел, пытающийся скрыть невыносимую истину. В покои ворвалась Михримах, её лицо изменилось до неузнаваемости — страх и горе переплетались в её глазах. Её сердце сжалось от адской боли, когда она увидела брата. В сердце её словно вставили нож, и она, упав на колени, с мучительным криком произнесла: — Братик! Мехмед! Брат! Слёзы хлынули из её глаз, а тело тряслось от неудержимого горя. Мустафа, не в силах сдержать собственные эмоции, крепче обнял сестру, пытаясь разделить с ней это невыносимое бремя утраты. Нур потрясённая увиденным, подошла ближе к кровати. Она отодвинула край простыни, и её невесомое тело рухнуло на пол, навзрыд рыдая. Она пыталась подавить звук, закрывая рот руками, но слёзы были слишком сильными, чтобы сдержаться. Глубокая печаль охватывала её. — Мадлен! Как же я могла не знать, что Мадлен, моя сестра, стала наложницей Шехзаде Мехмеда... Слова её звучали как предательство, изрыгаемое между всхлипами. Внутри Михримах затихли все чувства, когда отгороженные от мира силы покинули её тело. Она потеряла сознание, пытаясь вырваться из рук Мустафы, словно у неё отняли самое дорогое. — Атмаджа... Произнёс Мустафа дрожащим голосом, будто каждое слово давалось ему ценой жизни. — Унеси Михримах от сюда. Атмаджа, как отважный рыцарь, взял девушку на руки и вынес её из покоев, оставив позади страшную сцену. Пока Мустафа, пытаясь справиться с потоком эмоций, подошёл к Нур и обнял её крепко. Оба плакали, их слёзы смешивались, как дождь, уносящий горечь утрат. — Мы не смогли… Тихо сказала Нур, ударяя в грудь Мустафу, как будто пыталась вырвать из себя печать их провала. — Мы не смогли их спасти! Мы не справились! И этот крик сердца раздавался в стенах покоев, наполняя их невыносимым чувством вины и безысходности, что они не смогли защитить тех, кто был им так дорог.

***

Во дворце царила тишина, нарушаемая лишь звуками шагов Султана Сулеймана, который, услышав о бегстве Мустафы и Нур, погрузился в бездну ярости. Его гнев, как буря, вырывался наружу, когда он с яростью разметал предметы в своих покоях, не отмечая ни времени, ни места. Внезапно послышался стук в дверь, и он, ослеплённый злостью, закричал, велев войти. — Отец. Прозвучал голос сына. Сулейман резко повернулся, его глаза сверкали от гнева. Он подошёл так близко, что Мустафа почувствовал тепло его тела и холод его души. — Как ты посмел?! Изверглось из уст Сулеймана, когда его рука, как жестокий ветер, обрушилась на щёку Мустафы. Эта пощёчина была не просто физической болью, это был удар в сердце, глубоко раненное предательством. — Как ты посмел предать меня, Мустафа! — Что? Мустафа, прикусив губу, ощущал, как горькие слёзы подступают к глазам. — Я не предавал вас, отец! — Ты дважды. Дважды в моё отсутствие покидал этот дворец! Разве я не доверил тебе защищать свой трон?! С ненавистью произнёс Сулейман, его голос, словно остриё меча, пронзил душу Мустафы. Он опустил голову, словно осуждённый на бесконечные муки. — Да, я покидал дворец, но... Не предавал вас! Его голос дрожал, как будто сам воздух был свинцовым. — Я знаю, что ты был во Франции, и что ездил в Манису! Выплюнул Сулейман, и каждое слово резало, как нож. Мустафа чувствовал, как его сердце сжимается, желание объясниться, но он был связан безмолвием, не желая подставлять Нур. — Я хотел спасти своего брата. Вырвалось у него, как крик отчаяния. — Спасти брата?! От кого?! Моему Мехмеду ничто не угрожало! Ты хотел подстроить ловушку своему собственному брату?! Сулейман с ненавистью глядел на сына, и в этот миг Мустафа почувствовал, как каждое слово отца превращается в снаряд, поражающий его душу. — Что вы... Такое... Говорите... Прошептал он, сжав зубы от ярости и истерики. — Мехмед — мой брат... Моя душа... В этот момент в покои вошла Михримах. Она была бледна, её глаза были полны слёз и ужаса. — Отец. С трепетом произнесла она, прижимаясь к его груди. Но Сулейман, увидев её страдания, сам погрузился в бездну страха и тревоги. — Что случилось, доченька? Тебя кто-то обидел? Спросил он, его голос, хотя и строгий, звучал с ноткой трепета. Она покачала головой, её слова, как давящая ноша, вырывались с трудом: — Мехмед. Мехмеда больше нет. Его забрали у нас. Он ушёл следом за мамой... Сулейман схватился за сердце, как если бы оно предало его. — Отец! Крикнул Мустафа, его голос переполнен болью, но Сулейман, вырвав руку сына от себя, отвернулся, его глаза горели от ненависти и страха. — Убирайся! Я отправлю тебя в ссылку! Что с тобой сделать, я решу позже! Проговорил он с жестокостью, похожей на злобную тень. Мустафа, осознав, что между ними теперь только бездна, понял, что их связь на всегда утрачена, и в сердце его засел страх — не за будущее, а за то, что такое пугающее одиночество может приучить его к ненависти.

***

Нур, тяжело вздыхая, вошла в свои покои, где царила неизъяснимая тишина. Её сердце сжалось, когда она увидела Рамиру, которая лежала на холодном полу, полу, будто отгороженном от жизни и света. Кровь, медленно поступавшая из её уст, ярко контрастировала с бледностью её лица, и Нур почувствовала, как время остановилось. Сердце Нур разрывалось на части, как будто сам воздух вокруг неё сгущался от горечи и безысходности. Она бросилась к Рамире, её мир за мгновение раскололся, как стекло под тяжёлым ударом. Падение на колени перед той кто её вырастила обернулось немым криком души, истерика накрыла её волной невидимой боли. Слёзы бежали ручьями, смешиваясь с отчаянием, которое охватило её сердце. Нур не могла поверить, что она теряет ту, с кем прошла через огонь и воду. Рамира, с еле слышным шёпотом, произнесла слова, которые обожгли Нур, как кипяток. – Ты была мне дороже всего на свете. Прости что не смогла защитить то что стало дороже тебе, Явуза... Прощение, которое Рамира просила, звучало как сон — сон, в котором Нур хотела бы проснуться, но не могла. В её глазах плескались слёзы, а внутри всё горело горечью утраты. Безвестная судьба забрала её мачеху, и Нур, ощущая свою беспомощность, была лишь немой свидетельницей этой ужасной драмы. Время продолжало идти, а она осталась одной с сеющими разруху воспоминаниями о дружбе, любви и потерях. Она встала, ощущая безмолвную тишину вокруг, и вдруг вспомнила о своих детях. Сердце замерло, и, преодолевая панический страх, она бросилась в другую комнату. Войдя в детскую, она вгляделась в кроватки, и, увидев своего сына, Явуза, успокоилась, но лишь на мгновение. — Явуз! Мой драгоценный сынок! Воскликнула она с дрожью в голосе. Малыш лежал неподвижно, его тело было холодным, как лёд, а кожа приобрела мрачный синий оттенок. Каждый её вздох становился всё тяжелее, каждый момент тянулся, как вечность. — Проснись, сыночек... Мама пришла... Сынок! Её слова тонут в тишине, но ответа не было. Чувство безысходности накатывало, как ледяная волна, к горлу подступал приступ тошноты. Боль сжала её внутри, создавая капкан страха и отчаяния. Как будто весь мир внезапно погрузился в мрак. Слёзы хлынули из её глаз, и, не в силах удержать себя, она вышла из детской, падая на пол, как обессиленная кукла. Её крик, полный боли, беспомощности и горя, напоминал волны, разбивающиеся о скалы, и, казалось, его слышал весь дворец. На крики поспешила Михримах султан, её появление лишь добавило хаоса в этот ад, в котором сейчас находилась потерянная мать. Едва ли смогли оторвать Явуза от её рук; она с отчаянием боролась, словно теряла своё единственное спасение. Каждый вздох давался с трудом, случайный взгляд на сына вызывал новое состояние ужаса. Силы покидали её, и, теряя равновесие, мир закружился, как будто ей вселили страх невозвратимости. С острым ударом её голова коснулась холодной стены, а затем она рухнула на пол, и в этот миг всё будто застыло. Закрыв глаза, она слилась с потоками своей крови, погружаясь в темноту, где время потеряло смысл. Ей казалось, что вместе с сыном, вместе с Рамирой, в последний путь уходит и её душа.

***

На залитом тусклым светом помещении, Мустафа крепко обнял Нур, его руки словно обнимали её наваждение, приносящую надежду в моменты отчаяния. Он не просто держал её — он был её опорой, её тихой пристанью в бурном море переживаний. Слёзы, горячие и обжигающие, скатывались по лицу Нур, словно дождь, оставляющий следы на земле, они обжигали её душу, полную боли и тоски. Она смотрела в глаза Мустафы, искреннего и понимающего, и с каждым вдохом уходила в воспоминания о Рамире — женщине, которая стала её матерью. Её голос дрожал, когда она начала рассказывать: – Рамира… Она не просто любила меня, она была готова пойти на всё ради меня. Нур говорила о том, как Рамира, противостоя своему мужу, отстаивала её право на жизнь, как звезда, восходящая над горизонтом, не смотря на тьму. Она стояла между ней и миром, полным ненависти и предательства. – Ей пришлось пройти через муки ада. Продолжала Нур, её глаза наполнялись светом вспомнивших ран. – Она жестоко страдала, но ни разу не отступила. Рамира боролась, как воин, с каждым ударом судьбы, задыхаясь от боли, но оставаясь нерушимой. Мустафа, слушая её, нежно провёл рукой по её спине, словно желая унять бурю в её душе. Он знал, что это не просто слова, это была история о любви и жертве, о том, как одна женщина смогла стать светом в тьме для другой. Обняв Нур ещё крепче, он чувствовал, как её страдание проникает к нему, но в этой тишине вдруг возникла надежда — надежда на то, что любовь всегда найдёт путь, что даже в самых трудных испытаниях есть место для света.

***

Сулейман, подобно древнему дубу, изгибающемуся под грузом утрат, погрузился в бездну печали после гибели своих двух сыновей. Один из них, ещё младенец, с нежной улыбкой, только что познавший мир; другой — любимый чадо, плод глубокого и искреннего чувства к женщине, что всегда была рядом. Нур испытывающая невыносимую боль, лежала в своей комнате, словно запертой в клетке из страха и горечи. Её тело держали на ногах лишь воспоминания о Мустафе, который также страдал, борясь с внутренними демонами боли, одновременно терзая свои руки до крови. Баязид, стоял рядом, растревоженный и плачащий вместе с ним, пытаясь остановить своего брата. Прошли похороны двух шехзаде, и под вечер к могилам с приспущенными флагами принесены цветы. Явуза погребли рядом с Мехмедом, на месте, где теперь возвышался трон — символ величия и власти, но в то же время олицетворяющий печаль и потерю. Хатидже, зная о непростительных грехах, подставила свою сестру, Шах султан, что привело к её изгнанию в удалённые провинции, где её титулы султанши и все достояние развеялись как утренний туман. Сулейман, погружаясь в терзания, временно отправил Мустафу в Дидимотику, словно поставив его на пограничье между надеждой и отчаянием, где его судьба зависела от тяжести сердца отца. Не оставшись в стороне, Баязид получил назначение регента престола, как светлый луч среди неясности и смятения. В это время Селим, не осознавая всей глубины трагедии, отправился в поход вместе с отцом, словно пытаясь смыть с плеч кровавый след боли, нарушивший их жизнь. Нур потерянная и разорванная на части, вместе с детьми временно уехала в Манису, где, возможно, нашла небольшой покой от жестокой реальности, унося с собой Джихангира, чья невинность теперь была ключом к её выживанию и надежде. Этот разрыв в их жизни стал лишь началом новой главы, где каждое решение будет обременено тяжестью утрат и любовью, способной исцелять.

***

Сулейман великий правитель Османской империи, не мог долго оставаться на поле боя, и вскоре он вернулся домой. В тысяча пятьсот сорок третьем году в его жизни произошла радостная, но при этом печальная весть: на свет появилась его дочь Разие Султан. Малышка родилась от Назенин-хатун, но, к сожалению, судьба уже таила в себе горечь — её мать ушла из жизни при загадочных обстоятельствах. Теперь, на руках у отца, который даже не желает взять её на руки, девочка была обречена расти без материнской любви и тепла. Сулейман, погружённый в свои дела и заботы, позволил своему младшему сыну Баязиду выбрать имя для сестры и вскоре отправил её в Манису, где о Разие заботился Джихангир. Вдали от родного дома и отца, девочка росла под чутким взглядом своего опекуна, который старался сделать её жизнь хоть немного светлее. Тем временем, Баязид, находясь под защитой величественного дворца Топкапы, вдруг осознал всю силу своей любви к Хуриджихан султан. Их нежные взгляды переплетались, и чувства обострялись, но они были обречены на не счастье. Хатидже султан, полная ревности и заботы о своём семействе, противилась любым попыткам Хуриджихан приблизиться к детям Хюррем султан, считая, что это лишь навредит их судьбам. Так переплетались судьбы замка и сердца, но каждый из них крепко держал свою любовь, надеясь на день, когда они смогут быть вместе, свободные от оков предрассудков и семейных уз.

***

Пять лет спустя. Сулейман, наконец, нашёл немного покоя и распорядился, чтобы Нур пришла во дворец. Её дети, Метин и Михришах, уже подросли. Метин был неотразимой копией Мустафы в детстве, а Михришах — точным отражением Луизы. Джихангир также вырос и стал привлекательным юношей, ему уже семнадцать лет. Он бережно нёс на руках златоволосую девочку, обнимающую его за шею — это была Разие. Она знала, что не лишена любви; все, кто был рядом с ней, заботились о ней. Нур стала для неё настоящей матерью, и девочка любила её так же сильно, как и Джихангира. Нур выкладывала свои вещи по полкам, когда к ней зашла Хуриджихан. Улыбнувшись, она спросила: — Как вам в Манисе? Понравилось? — Ну, как сказать... Там было как-то поспокойнее. Ответила Нур, вздохнув. — Наверное, вы думали о Шехзаде Мустафе... Нур отвела взгляд в сторону, ведь это было горькой правдой. Ни одного дня она не могла мыслить ни о чём другом, просыпаясь с надеждой, что Шехзаде жив и всё у него в порядке. — Что ты такое говоришь? Удивилась Нур, осведомлённо улыбнувшись. — Ты можешь не скрывать, я всё знаю. Я видела вас тогда... не сколько лет назад, когда вы обнимались и целовались. Но я никому не сказала и, конечно, не скажу. Нур хотела ответить, но её перебила Хатидже султан: — Что ты здесь делаешь, Хуриджихан?! Девушка вскочила с дивана и испуганно посмотрела на свою мать. — Выйди немедленно от сюда! Приказала Хатидже. Хуриджихан быстро покинула покои. — Скоро мой брат вновь уйдёт в поход. Сказала женщина, глядя вдаль. — И тогда он примет решение о казни своего сына! Нур чуть не подавилась от шока. — Какого сына? — Мустафы. Произнесла Хатидже. — Вот будет ему сюрприз, когда он узнает, что Мустафа убил своих братьев и теперь идёт сюда, чтобы уничтожить его! Тогда... моя месть наконец завершится! Хатидже медленно направилась к двери, затем остановилась и развернулась. — Ты тоже держись, не зря ты привезла свою дочь в это мерзкое место... В этот ад... Здесь несчастны не только Шехзаде, но и их дочери... Им приходится жить, словно птицам в клетке, а затем отправляться к своим мужьям, которых выберет повелитель! Она будет существовать с нелюбимым человеком, с пожилым мужчиной, а твой сын может одеться в саван, следуя за своими братьями! Или, возможно, между сыном и матерью встанет власть, и руки твоего сына будут пропитаны твоей кровью! В ответ Нур резко хлопнула Хатидже по лицу, но на лице той не дрогнула ни одна мышца. – Замолчи! Замолчи, прошу тебя! Я... Она указала на себя и что-то подобное промолвила. — Не позволю, чтобы моя дочь столкнулась с той судьбой, что пережила я! Чтобы мой сын стал таким же жестоким! — Но... когда это всё наконец закончится... Продолжила Хатидже султан. — Тебе не позволят уйти в мир иной. Ты будешь каждый день проводить в аду, в старом дворце, задыхаясь и тоня в собственных слезах... Тебя не спасёт любовь Мустафы... Она улыбнулась с мрачным предвкушением... — Потому что отец убьёт сына! — Никто не вынесет того, что ты сейчас говоришь, сумасшедшая! А если меня действительно сошлют в старый дворец, я ни за что не оставлю своих детей — никто не может разлучить мать с её детьми! Я сожгу себя и своих детей, а этот дворец превращу в пепел! В сердце мрак, в душе — смятение, Султанша жжёт слова, как огонь. Никто не стерпит её мучений, Не станет слёз её чутьем. Клятвы материнской нет преграды, Никто не разлучит с детской мечтой. Старый дворец — лишь зловещий град, Но её любовь — как свет яркий, мечтой. Слезы горькие, как роса на земле, Прошлое стонет, как ветер в ночи. Но в её сердце пылает мечта, Что несмотря на боль, она будет вечно с детьми. Сохранять надежду — её веление, Сожжёт она всё — лишь бы быть с ними, Перед лицом судьбы, в её поражении, Мать не отступит — в любви только силы! Автор я сама.