Борьба за власть: Борьба за жизнь!

«Истинная сила проявляется не в жестокости и праве, а в умении защитить то, что дорого, даже ценой войны.» S.F.A.

***

Нур с нежностью качая две колыбели, в которых мирно сопели её трёхмесячные Шехзаде, улыбалась им, словно светлый лучик солнца, озаряющий утренний рассвет. На её руках, словно маленькая звезда, покоилась дочка — её маленький лучик счастья. Но в роскошных покоях, уставленных шёлками и драгоценными цацками, она была не одна. С ней находился Шехзаде Джихангир, весь с переполненными заботами глазками, и Рамира, чьё имя ей было как родное. — Мама. Произнёс Джихангир, его голосок, полный озабоченности, проскользнул в покоях, как ветерок. — Михришах со всем не хочет спать. Уж сколько ночей подряд она не спит! И ты тоже не можешь спокойно закрыть глазки... Женщина, словно добрая фея, улыбнулась и погладила сына по мягким волосам. Его заботы были ей понятны, словно её собственные. — Не волнуйся, сыночек. Тихо произнесла она. – Для того я и мама, чтобы всегда быть рядом с нашим сокровищем. Пока они так маленькие, им нужна наша помощь. Они плачут не от скуки, ведь пока не могут сказать нам о своих желаниях, будут добиваться своего только криком. Слова её напоминали о бездонной любви, которая переполняла её сердце. В глазах Джихангира блеснула слеза – не от горести, а от понимания, что мама всегда рядом, готова помочь. — Ясно. Тихо ответил он, словно обретая утешение в её словах. — Иди, мой дорогой. Сказала она. – Делай пока уроки. Я буду ждать твоего возвращения и потом проверю всё. Рамира вздохнула, полная желания принять на руки маленькую девочку, но Нур, с лёгкой нежностью отказала, обняв свою дочку покрепче. В её глазах заиграли слёзы - от любви, радости и восхищения, осознавая, как важно быть рядом со своими детьми, созидая вокруг них атмосферу тепла и уюта. — Спасибо, но не переживай, я справлюсь. Тихо произнесла Нур, хотя на самом деле ей было трудно. Она находилась в полубессознательном состоянии, уже третий день, как не знала покоя и сна. Каждый миг, даже когда рядом был Джихангир, вызывал в ней особую усталость. Хотя он не был её сыном, её сердце разрывалось от сострадания, когда он просил Рамиру проводить его к учителям и ждать, пока уроки не закончатся. — Ты беспокоишься о том дне? Спросила Рамира, всматриваясь в лицо Нур. Тот день оставил глубокий шрам в её душе, и она знала, что не сможет его забыть. — Мы должны сказать повелителю. Почему молчим? Сколько ещё мы будем терпеть такое? Ожидание — это самый жестокий враг. Не сегодня, так завтра случится что-то ужасное. В одиночку мы не справимся. Нур вздохнула, и по её щеке скатилась слеза. Это была слеза не только боли, но и безысходности, которая с каждым мгновением накрывала её всё больше. — Да... Легко сказать. Произнесла она, глядя в глаза Рамире. — Кому поверит повелитель — мне или своей сестре, которая вплетена во всякие интриги? В этот момент Джихангир, почувствовав печаль в комнате, подошёл к ним. Его наивный детский взгляд искал ответ, он не понимал всей глубины их страданий. — Мама? Произнёс он с тревогой, заметив, что у Нур на щеках блестят слёзы. Она поспешила вытереть их и попыталась улыбнуться, хотя сердце её сжималось от боли. — Ты плакала, я видел. Сказал он, и в его голосе звучала искренность и забота, которой так не хватало взрослым. Его слова стали нежным напоминанием о том, что даже в самые тёмные времена, надежда всё ещё может быть рядом, в облике любящих детей. — Это не те слёзы, о которых тебе следует переживать. Произнесла принцесса, её нежный взгляд словно напоминал утренние лучи солнца, освещающие тёмное сердце Шехзаде. — Джихангир… Тихо проговорила Рамира, словно невольно зовя его из глубины его молчания, но Нур, чувствуя, что этот разговор может оказаться болезненным, взглянула на женщину с тревогой. Её глаза говорили: «Не стоит», однако Рами, игнорировала молчаливый призыв. — Я знаю, как тяжело тебе вспоминать те ужасные дни, полные страха и боли… Но помни, когда тебя забрали из комнаты? Это была одна из девушек, имя её ускользнуло из моей памяти. Но в тот момент ты всё ещё был в сознании, хоть и погружённый в пучину мук. Ты должен вспомнить хоть что-то из той мрачной картины. Ради Луизы… С надеждой произнесла она, словно искала свет в бездне его страдений. — Рамира, не нужно… Прервала её Нур, сверкая глазами от беспокойства, она боялась, что Джихангир не выдержит этой не простой ноши. Лишь Аллах знает, что действительно произошло в тот злополучный день и что уготовано для его души. — Я расскажу. Тихо вымолвил Шехзаде, его голос звучал как погасшая звезда, опуская голову в горьком размышлении. Взгляд его был полон боли, и каждая клетка его существа казалась будто бы колебалась в ритме страха и утраты. — Расскажи то, что делился с нами ранее. Напомнила Рамира, её голос был полон нежности и поддержки, словно тёплое одеяло во время холодной ночи. Тишина окутала пространство, и в ней зарождались затянувшиеся воспоминания, готовые снова обуздать его ум. Шехзаде чувствовал, как груз на плечах становится всё тяжелее, но внутри него росла решимость говорить, делиться своей истиной, пусть даже через слёзы и боль. — Я... Был охвачен страхом, когда ты покинула меня. В попытках избежать реальности, я притворился, что сплю. Той девушкой, признаюсь, я совершенно не запомнил черт её лица. Она стала вдруг трогать меня, словно искала заблудившуюся душу, а потом, без предупреждения, дала мне какое-то лекарство. В ту же секунду туман окутал сознание, и меня унесло в объятия сна, от которых я не мог избавиться. Нур и Рамира обменялись многозначительными взглядами. — Когда я вновь открыл глаза, то оказался в тёмной комнате, где всё вокруг расплывалось, как в бредовом сне. В ушах звучали неясные голоса, и я слышал, как та девушка, охваченная отчаянием, плакала. Она шептала: «Прости, прости» — повторяя эти слова с такой мукой, что каждое из них отзывалось в моём сердце. Она говорила, что не может этого сделать, но должна ради своей дочери, и этот зов звенел в моей душе, как грозовая туча. Рамира полная нежности, осторожно посадила его на колени и с трепетом спросила: — А потом что? Пожалуйста, это очень важно. — Затем вошла тётя Хатидже, словно тень, окутанная загадками. Я вдруг почувствовал, что её приход несёт не только холод, но и не понятное предчувствие беды. Она пришла не от того, что соскучилась, но, возможно, чтобы исполнить планы, пропитанные мрачными намерениями. Рамира закрыла уши Шехзаде, внутренне дрожа от боли и гнева. — Как можно лишить жизни это невинного ребёнка?! Воскликнула она, и её слёзы, как сверкающие росинки, начали скатываться по лицу. — Я так привязалась к этому Ангелу, что даже не могу представить, как мы жили до его появления. Как можно угрожать смерти ребёнка? Я не смогу просто сидеть и наблюдать! Я пойду и расскажу повелителю всё, что знаю! Рамира открыла уши Шехзаде и тепло обняла его. – Ну что ты мой милый, тётя Хатидже очень сильно любит тебя, она никогда ни за что не навредит тебе. Пару днями ранее... Нур полная внутренней злобной ярости, пересекла порог покоев Хатидже, где та в спокойствии наслаждалась ужином с сестрой и своими детьми. В лёгком сиянии свечей, отражаясь в глазах, заполнивших зал, Нур почувствовала, как каждый шаг приближает её к неприятной правде. Прихрамывая, она поклонилась, но в этот момент в сердце её бушевали шторма. — Добро пожаловать. С улыбкой произнесла Хатидже, но слова её звучали как насмешка, отзываясь в душе Нур, как колокольный звон, предвещающий беду. — Я не с добром пришла! Вырвалось у неё, и злобный взгляд Шах султан лишь добавил масляных капель на огонь её гнева. — Что ты такое несёшь?! Как смеешь так с нами разговаривать! Яростно воскликнула Шах-и-Хубан, мгновенно поднявшись с места, словно тёмная облачность, готовая обрушиться в ненастье. Она подошла ближе, её слова сжимали грудь Нур, как змея, обвивающаяся вокруг жертвы. — Ты, кажется, со всем забываешься, с кем ты говоришь, и где ты находишься. Ты не у себя, не во Франции! Здесь, в этом великолепии, ты лишь рабыня, ничто иное, как дешёвый товар, проданный собственным отцом! Слёзы боли с трудом сдерживались внутри Нур. Каждое её слово, словно остриё ножа, вскрывали рану, которая не заживала; обида расползалась по телу, как ядовитый газ, убивая внутренний растущий свет. Но в этот миг гнев начал брать вверх. — Стой, Шах! Прервала её Хатидже, с сарказмом в голосе. — Раз она пришла, пусть говорит нам, что хочет. Ты не даёшь этой девушке и слова сказать — посмотри, как она трясётся перед тобой. Нур подняла взор, как будто в нём зажглась искра надежды, пробуждая смятение в душе. Её голос звучал, как уверенный удар молота по наковальне. — Мне плевать на то, что вы говорите! Ничто не сможет меня сломать после того, что сделал мой отец! Я не рабыня! Я мать Шехзаде! На этих словах Шах-и-Хубан рассмеялась, но её смех был мерзким и ядовитым, как раскалённые угли, на которых она готовила свои слова. — Ты вошла сюда благодаря нам! Если бы не мы, лишь Аллах знает, где бы ты сейчас была и кому бы ещё тебя продал твой безчестный отец! Он выкинул тебя, как мусор, даже не сопротивляясь. Но, как говорится, ты лишь его позор. Ты легла в постель к султану, не заключив никях, ты опорочила его имя. Опозорила! Эти слова, как тёмные облака, накрыли Нур, и в её сердце вновь возгорелась буря — это была не только борьба за собственную честь, но и за будущее, за семью и за то, кто она есть на самом деле. В этот момент она поняла: настоящие испытания только начинаются. Нур, не в силах сдержать нарастающие эмоции, сглотнула слюну, которая, словно тяжёлый камень, подступила к её горлу. Внутри неё всё кипело, и было невыносимо слышать эту правду. Она воскликнула, подавляя дрожь в голосе: — Я пришла не для того, чтобы говорить о моём отце! Злость искрилась в её глазах, а губы скорчились от отвращения к лицам собеседников. Боль, которую они причинили, развивалась в её сердце, как тёмное облако, затмевающее всё светлое. — Ваш поступок был подлым, не взирая на то, что чуть ли не растоптали маленькое беззащитное дитя, которое и так потеряло мать! Хатидже, словно гром среди ясного неба, резко встала, посмотрев на удивлённых Османа и Хуриджихан. В их глазах читалось недоумение и страх. Нур посмотрела на этих детей и, полная сожаления, опустила голову. На её щеке блеснула слеза, словно пролитая капля на холодном стекле. — Хуриджихан, Осман, немедленно идите в свои комнаты! Голос Хатидже прозвучал как сердитый гром, и, испугавшись, дети ушли, не смея ослушаться свою мать. Нур чувствовала, как внутри неё закипает гнев. Шах, наклонившись к Нур, как змея, готовая к нападению, произнесла всерьёз: — Ты за это ответишь! Нур встретила её взгляд. — Нет, госпожа, это вы ответите! Произнесла она, как будто каждая буква горела на её языке. — Вы оставили пятерых детей без материнской любви, вы чуть не отняли сына у его отца! Каждое её слово весело рвалось из души, обнажая раны, которые никто не видел. — Это должно прекратиться! Дворец не обретёт покоя, пока в нём живёт змея, которая затаила ненависть! Я открою ваш грех нашему повелителю! Всё, что было скрыто, вырвется наружу! Казалось, сама атмосфера вокруг них потемнела от накала страстей, и пространство заполнилось чувством, которое больше всего напоминало предвестие бури. Нур, с тревогой в сердце, поспешила покинуть покои, и в груди её словно сжалось что-то тяжёлое. Каждый шаг к детям приносил новые волны горя; слёзы, как нескончаемый поток, катились по её щекам. Хатидже, после жестоких слов, звучащих в её голове, едва удерживалась на ногах, её мир казался рушащимся. — Стой! Сестрёнка, успокойся! Попытки Шах утешить Хатидже звучали как шёпот в буре. Но та, охваченная паническими мыслями, совершенно не желала слушать. — Мы пропали! Пропали на всегда! — Ничего мы не потеряли, успокойся! Пыталась убедить её Шах, но горечь и отчаяние проступали в её голосе. — Мы пригрели на себе ещё одну змею! Рвала воздух Хатидже, её слова острее любого ножа. — Пригласить её сюда было большой ошибкой! Теперь нам нужно избавиться от неё, пока мы не взрастили в ней ещё одну Хюррем, которая разрушит всё, что нам дорого! — Так, избавляться никто ни от кого не будет. Пока что. Есть другой вариант. Произнесла Шах, её голос дрожал, отражая собственные страхи. Она искала в себе силы, не смотря на охватившую её неуверенность. В тишине, которая наступила после её слов, можно было услышать, как бьётся сердце каждой из них, полное боли и страха за будущее. Каждая из женщин понимала, что сейчас их судьбы переплетены, и радикальные решения угрожали привести к ещё большему крушению их жизней. — Но как же они отреагировали потом? Нур прищурилась, уставившись на дочь, спокойно спящую у неё на руках, а затем перевела взгляд на Метина. — Они подлинные чудовища! Пару днями ранее... Ночью, когда мир окутан тишиной, Нур проснулась от нежного, но печального плача своей младшей дочери. С замиранием сердца она подошла к колыбели, её сущность переполнялось материнской любовью и заботой. — Моя сладкая доченька. Шептала она, наклоняясь над колыбелькой. — Моё солнце, моя радость... С мягкой улыбкой она приложила малышку к своей груди, ощущая, как её теплота и нежность успокаивают кроху. Когда малышка, наконец, уснула, Нур аккуратно положила её обратно в колыбель, наполняясь счастьем от того, что её дитя поправилось. — Как же я счастлива, что ты у меня есть. Произнесла она тихо, глядя на свою девочку. — Вы и есть всё, что мне нужно в этой жизни. Затем она снова подошла к колыбели одного из сыновей, где спал Явуз, её маленький львёночек. Нур поправила одеяльце, поглаживая его головку с лаской, а затем тихо направилась к другой колыбели, стоящей у кровати Джихангира. Мальчик мирно спал, уютно свернувшись в своём одеяле. Но вдруг её сердце сжалось — третья колыбель, где лежал её любимый Метин, была пуста. — Метин! Где ты, мой мальчик? В ужасе пронзила её голос. Паника охватило её. Сердце колотилось, словно дикий зверь, и по щекам потекли слёзы. Она в ужасе закричала: — Метин! Сынок! Где ты! Её крик разбудил остальных детей, чьи голоса слились в хоровое плач, и Джихангир, ещё сонный, вскочил. — Что случилось? Встревоженно спросил он, глядя на испуганное лицо матери. — Метин пропал! Моего голубоглазого сына ни где нет! — Он у тёти. Произнёс Джихангир. — Она сказала, что ты позволила ей забрать его. Она просто хотела помочь. Ты очень устала. Нур словно ударенная молнией, упала на колени. Боль и страх охватили её сердце, и слёзы катились по лицу. — Какая тётя? Куда она унесла его? Джихангир, немного растерянный, ответил: — Не знаю. Не раздумывая, Нур вскочила на ноги и, переполненная тревогой, выбежала на балкон. Как только она оказалась там, её сердце замерло. Шах султан стояла, близко к перилам, держа младенца на руках. В её глазах сверкали тревога и неопределённость. Одно неверное движение — и её драгоценный Метин мог бы упасть. — Прошу, не забирай его у меня! Не причиняй вреда моему сыну. Верни его мне, пожалуйста! Её голос звучал дрожащими нотами, словно рвущаяся струна. Горячие слёзы, как дождевые капли, катились по её лицу, оставляя за собой следы горечи и страдания. Метин, измученный плачем, казался ещё более хрупким на фоне темноты, окружавшей их. Шах-и-Хубан, облачённая в строгие одежды, повернулась к убивающейся от горя матери, а её сын, трясущийся от страха, смотрел на неё, не в силах понять происходящее. — У тебя уже есть сын. Улыбка женщины скрывала холод. — И у тебя есть даже дочь! — Нет! Он тоже мой сын! Мой ребёнок! Часть моего сердца, моя душа! Я не смогу отказаться ни от одного из них. Всхлипывала Нур, её голос издавал мучительный звук, словно печальная песня. — Я бы не советовала тебе слишком привязываться к сыновьям! Её глаза блестели, как брызги холодной воды. — Ведь дорога к трону предназначена лишь для одного! Твои малыши слишком малы, наш повелитель, мой брат, он не вечен! Время летит незаметно, как коварный вор. И ты знаешь, сколько претендентов спят и мечтают о престоле? Это ещё забавляют страсти на троне, а самые старшие — сын Махидевран Мустафа, за ним следуют Мехмед, Селим, Баязид — они все жаждут оказаться на этом золотом троне, а это значит, что шансы твоих сыновей танцуют на грани опасности! Это может привести к гибели! Ты желаешь такой страшной судьбы для этих незащищённых детей? Словно в преддверии бурланд, Нур покачала головой, слёзы ещё сильнее разрывали её грудь. — Пожалуйста, отдай его мне! Он же может замерзнуть! Мой сыночек не выдержит холода. Её голос утонул в глухом отчаянии. — Знай, это было всего лишь предупреждение. Тихо прошептала Шах, передавая ребёнка Нур, которая, прижав его к себе, начала целовать его замёрзший лоб, чувствуя, как его маленькое тело дрожит от холода. — Но в следующий раз я не пожалею никого: ни тебя, ни твоих детей! Отошедшая, женщина скрылась в темноте, оставив за собой след тревоги. — Метин, мой родной! Мой Метин. Шептала Нур, прижимая к себе малыша с такой силой, что казалось, будто хочет слиться с ним в одно целое. — Больше никто не сможет подойти к вам и причинить боль, подавив все тени вокруг. За вашей спиной всегда будет опора: я всегда буду с вами, поддерживать, любить и оберегать, как светлая звезда, что освещает путь в самые тёмные мгновения жизни. — Не плач. Мягко произнёс Джихангир, бережно вытирая слёзы с её лица. — Скоро приедет мой брат Мустафа, он разберётся во всём и накажет того, кто огорчил тебя! Нур с Рамирой обменялись взглядами и рассыпались в смехе, чувства света и надежды наполнили их сердца. — Я ни на мгновение не сомневаюсь, что твой брат защитит нас. С улыбкой произнесла Нур, вспомнив о его прекрасных глазах и могучих руках, которые когда-то крепко обняли её. И вдруг, словно гром среди ясного неба, в комнату ворвался разъярённый султан Сулейман. Девушки содрогнулись от страха, вместе с ними дрожал и Джихангир, его лицо отразило ужас. Малыши, тоже встревоженные, начали просыпаться. Рамира от волнения поклонилась, и в шоковом состоянии последовала её примеру Нур, которая, обнимая свою плачущую дочь, тоже склоняла голову. — Папа! Испуганно закричал Джихангир, его голос дрожал, словно он чувствовал надвигающуюся бурю. В след за султаном вошли ещё не сколько девушек. — Заберите моих Шехзаде! Прорычал Сулейман, его тон был полон гнева. Девушки, не медля, подошли к люлькам и начали забирать малышей. — Что происходит? С тревогой спросила Нур, её голос дрожал от страха. — Почему уносят моих Шехзаде? В зале царила мрачная атмосфера, когда повелитель, напряжённый и сердитый, скомандовал: — Забери сестру! Мальчик быстро подошёл к Нур и с нежностью поднял малышку на руки. Комната, полная ярких красок ковров и золотых украшений, казалась теперь угрюмой. Рамира и Шехзаде, держа малышку, поспешно вышли, оставив за собой лишь шёпот и дрожащие тени. Остались только Нур и повелитель, и в воздухе повисло перегибающееся напряжение. Нур ощутила, как холодный пот скатился по её спине — страх охватил её, как тёмные тени в ночь. — Я не понимаю... Но... Я очень боюсь! Произнесла она, её голос дрожал от нахлынувших эмоций. Султан, признав свои чувства, разъярился ещё сильнее. В гневе он перевернул стол, и с его поверхности с глухим звуком упали все предметы, раздаваясь гремящими всплесками. Нур вздрогнула, закрыв уши, её сердце билось о стенки грудной клетки, как птица, запертая в клетке. — Твой отец! Прогремел он, его слова звучали как гром среди ясного неба. — Он хотел, чтобы мы заключили никьях! Словно тяжёлый кирпич свалился ей на плечи. Нур смотря в его яростные глаза, покачивалась от отчаяния: — Я не знала об этом... Вернее, знала, но я не хотела этого... Султан шагнул ближе, и его мощная фигура произвела внушительное впечатление. Нур оказалась прижата к стене, её слёзы катились по щекам, словно дождь, проливающийся на незаслуженно потерянные мечты. — Он называет меня бесчестным человеком, опорочающим твоё и его имя! Крикнул повелитель, и в его голосе звучала горечь. — Знаешь что потребовал твой отец? – Что? – Он требует мою дочь, чтоб женить на своём сыне! Каждое его слово поражало её, как молния. – Михришах ещё очень маленькая, но если придётся, то мы вынуждены будем отдать дочь.. Потому что Михримах, я никому не отдам! С гневом проговорил он, а Нур почувствовала, как мир рушится у неё под ногами. — Либо ты будешь вынуждена вернуться на родину и стать женой другого мужчины! Произнёс он, и эти слова стали последним ударом, от которого Нур чуть не упала в оморок. Снова слёзы прорвались из её глаз, как бурный поток, несущий с собой страх и безысходность. На фоне величественного дворца, где золото и червление рукоплескали лучам заката, Нур стояла, словно застывшая в камне, погружённая в бездну отчаяния. Её голос дрожал, полон глубокой боли, когда она восклицала: — О, повелитель, прошу вас, не отдавайте меня обратно. Не разлучайте меня с детьми! Я умоляю вас… Султан, величественный и строгий, долго задерживался в размышлениях. Его пристальный взгляд исследовал облик Нур, её осунутое лицо и блестящие от страха глаза, которые словно излучали свет надежды. Он понимал, что за этой невольной просьбой скрывается не только страсть, но и материнская любовь, способная бросить вызов целым армиям. — Значит, быть войне. Произнёс он, как будто поражённый молнией. Его голос звучал глухо, переполненный тяжестью принятого решения. Он на мгновение закрыл глаза, задержав дыхание, чтобы собраться с мыслями. В его сердце боролись эмоции — возможно, для него это было не просто сражение за территорию, но и за то, что он любил. — Но я приму окончательное решение… когда во дворец прибудут мои дети! Добавил он, и в его словах звучала нотка твёрдости, которая оставила Нур в ожидании, полюбившейся и настороженной одновременно, словно сама судьба свела их под одним небом. В бездне чувств, где горечь слёз, Борются сердца, как в вихре гроз. О, ветер страсти, не унеси, Мечты потёртые, как звезды в темноте. Сквозь стены боли, надежды стон, Сливаются души, как свет и тень в одном. Любовь, что сильней любых преград, Сжигает сердца, ведёт к новым радостям. Ты, с судьбой роковой на пороге, Дети твои — надежда в долине тревоги. Мир за окном, словно пыльный шторм, Но в сердце — вера, что вновь станет норм. Султан, в решении своём так велик, Сражение за счастье — как светлый миг. Нур, в ожидании с надеждой вперёд, Словно весенний цветок, в тишине растёт. О, пусть не разлучит судьба вас двоих, Сила любви — океан без границ. В этом бою, под небом угрюмым, Вы вместе, навеки — пусть будет так, умно. Автор я сама.