Пылающие Тернии

«Осмысленные действия упорядочивают мысли».

Комиссар Растус Ил

      Страх возникает из неизвестности. Беспочвенный или обоснованный – неважно, поскольку его природа открывается лишь тогда, когда является смерть, разорвав до того скрывавшую её пелену неведения.       Аргиос в ангаре Нормандии. Здесь десантный челнок, забравший их с поверхности планеты, арсенал, полнящийся оружием, и двое людей, занятых своей работой. Пилот Кортез и лейтенант Вега.       В них, как и во всём корабле, присутствуют понятные и знакомые черты, отсылающие к миру недавнего прошлого. Диалект низкого готика, на котором эти двое разговаривают, или разделение корабля на отсеки с помощью переборок, что используется и на Имперском Флоте.       Но стоит вглядеться в детали, как вместо отдалённого сходства проявляется совершенная чуждость. Мир, отражённый в колдовском зеркале, явил кошмары ксенофилии и ереси и грохот опустошительной войны, отзвуки которого слышны здесь каждому живому существу.       – Отставить бездействие, Морр, – приказывает старший аколит Делия Камрин.       Она стоит рядом с Аргиосом, смотря на него пристальным взглядом впалых глаз. В полутьме ангаре ещё более тёмных и отливающих пламенем, чем обычно.       Она протягивает ему меч. Его меч.       – Твой ближний, – Делия указывает на Вегу, склонившегося над ящиками, – я займусь вторым.       Страх неизвестности порождает ненависть. Ненависть разжигает пламя. Человечество одиноко среди звёзд, ибо чуждый разум, априори, – враг Империума. Убей до того, как убьют тебя!       Приятная тяжесть силового меча в руке добавляет весомости мыслям. Аргиос подходит к лейтенанту со спины и атакует молча, без предупреждения, быстрым косым ударом сверху.       Вега в последний момент замечает размытое сияние силового поля. Он пытает увернуться, уйти из-под атаки, но не успевает. Меч разрубает незащищённое бронёй тело, прорезая путь через кожу, кости и сплетения сосудов. И когда лейтенант Альянса падает на металлическую палубу, заливая её пульсирующим потоком крови, Аргиос слышит гудение пламени и тонущий в нём крик пилота челнока.       Следом приходит и запах палёной плоти.       – Зачисти рассадник ереси, – приказывает Делия.       – Есть зачистить, – произносит Аргиос.       Он входит в лифт и направляет его на жилую палубу. Сверху доносятся выстрелы, вынуждающие отступить к стене у дверей. Хотя бы какое-то подобие укрытия и преимущество над теми, кто решит зайти внутрь, не осмотревшись.       Двери лифта открываются, и в него входит, почти вваливается, женщина в залитой кровью броне. Аргиос узнает её – лейтенант Уильямс. Она выглядит почти мёртвой, но почти – недостаточно.       Силовое поле вновь сверкает в воздухе, но лейтенант отшатывается, выставив как щит штурмовую винтовку. Меч разрубает корпус и ствол под ним, превращая оружие в два бесполезных оплавленных остова.       Лейтенант выхватывает пистолет, но Аргиос обратным взмахом меча отрубает ей кисти рук прежде, чем она успевает выстрелить, и голову – прежде, чем она успевает что-то понять.       Нет иного решения под взором Его для погрязших в ксенофилии!       Аргиос поднимает с пола пистолет и выходит наружу.       За дверями лифта стены и пол жилой палубы покрыты яркими всполохами крови, стекающей вниз или расползающейся в стороны под искорёженными телами. Телами людей и ксеносов.       Аргиос видит ксеноса с синей кожей, лежащего у стены с раздробленной и вскрытой грудной клеткой. Птицеподобного ксеноса-капитана, стоящего на коленях у стола, залитого кровью. Голова ксеноса превращена в месиво мозга и костей, а рядом с ним – люди, разорванные и застывшие в неестественных позах. И ещё один ксенос чуть поодаль. Около следов выстрела, похожих на попадание из дробовика. На лице ксеноса разбитая маска утратившего герметичность костюма.       Уничтожение ксенофилов и ксеносов в той же мере вопрос Кредо, что и вопрос выживания. Даже не вопрос, а необходимость. Такая же незыблемая, как понимание, что из сражения здесь победителем вышел только один – капеллан Адептус Астартес.       Аргиос вдруг отчётливо осознает, что последние выстрелы он слышал ещё в лифте, а также от него ускользает какая-то делать. Кого-то или чего-то не хватает, но в то же время что-то является лишним.       Ощущения, как при возвращении на планету, где отсутствовал несколько лет, а за время этого отсутствия планета изменилась. Изменилась ускользающе – где-то на границе памяти и восприятия.       Аргиос смотрит на меч, по-прежнему сияющий в приглушённом освещении корабля.       Вдруг по палубе проносятся тени, мерцает свет, а за стеклом медотсека, там, где мгновение назад никого не было, Аргиос видит капеллана и аэльдари. Они сражаются, если это вообще можно назвать сражением.       Аэльдари быстрее человека, но капеллан не уступает ей в скорости, и она безоружна, в отличие от астартес. Ксенос отступает всё дальше в медотсек, уворачиваясь от ударов, но уже скоро отступать ей станет больше некуда.       Аргиос открывает дверь медотсека и видит, как капеллан загоняет аэльдари в угол. Она упирается в стену, намеревается уйти в сторону, но пропускает смертоносный удар, и её голова взрывается кровавым фонтаном.       Красным фонтаном. В отличие от цвета крови остальных ксеносов на корабле, кровь аэльдари похожа на человеческую.       Какой-то части Аргиоса кажется, что аэльдари была полезна, однако истина твёрже и острее вулканического стекла и потому режет крамольные мысли, словно хирургеон – гнойные нарывы.       Нет места ксеносам среди звёзд, а договорённости с ними подписываются ложью!       Аргиос замечает тело доктора Чаквас в окровавленном медицинском халате. Видит, как капеллан отходит от мёртвой аэльдари, поворачиваясь в его сторону.       За спиной астартес загораются свечи, пустые глазницы маски-черепа окрашиваются в цвет свернувшейся крови, а и без того тусклый свет потолочных ламп начинает гаснуть.       Аргиос остаётся один на один с капелланом, который медленно и в полном молчании идёт в его сторону, не убирая оружия из рук.       Нет иного решения под взором Его для погрязших в ксенофилии, как нет для них и степеней вины!       Сбежав из города ксеносов вместе с аэльдари, Аргиос подписал себе приговор, вне зависимости от чистоты своих намерений.       – Ты признаёшь убогость души твоей, Аргиос Морр? – раздаётся за спиной вкрадчивый и пугающий шёпот. – Сознайся добровольно в грехах своих, пока не стало уже слишком поздно.       Аргиос дёргается в попытке развернуться, но не может, словно скованный невидимыми цепями. Ему остаётся только неотрывно следить за капелланом, надвигающимся с угрожающим металлическим лязгом. И когда астартес проходит мимо висящего на стене зеркала, то он в нём не отражается.       – Вставай! – приказывает капеллан.       Грань между жизнью и смертью размывается в пустом и безмолвном зеркале под пугающий шёпот за спиной, скорбящий о грехопадении человечества. – Да проснись ты уже, – произносит капеллан изменившимся голосом.       Медотсек рассыпается, превращаясь в ангар, залитый приглушённым, но вовсе не таким пугающим освещением.       Капеллан исчезает, а вкрадчивый шёпот затихает удаляющимся вздохом, в котором явно слышится разочарование.       Смерть снова прошла рядом.       Аргиос проснулся в ангаре Нормандии, разбуженный лейтенантом Вегой.       – Сейчас завтрак по корабельному времени, – сказал Джеймс. – Разбудил прямо к еде, как ты вчера и просил.       Аргиос кивнул и сел на сдвинутых ящиках, служивших ему кроватью. Впервые за целую неделю, проведённую на этом корабле, он проснулся не в медотсеке.       – Какой-то ты потерянный, – заметил Вега. – Кошмары?       – Да, – ответил Аргиос, тщательно подбирая слова. Ложь должна была звучать максимально правдоподобно. – Приснилось, как я умираю на арене.       – Да пошли всё это нахер, – Вега махнул рукой. – Ты жив, и ты здесь. И будешь жить, если уж Чаквас перевела тебя из реанимации сюда, в нормальную палату, – на словах о палате лейтенант усмехнулся. – И будь уверен, Щербатый и Джокер довезут нас до Земли.       Вега, простой и открытый, напоминал сослуживцев из гвардии. Разве что более живой, в отличие от солдат Пепла Атара, погибших при демоническом вторжении на мире Эпраксис. Аргиос оказался единственным выжившим. И то лишь благодаря аколитам инквизитора Ордо Маллеус Валенциуса Хайма. Но, возможно, открытость Веги была лишь маской, чтобы втереться в доверие и разговорить Аргиоса. Маской, которую он надел по приказу, либо по собственной инициативе.       В любом случае, не стоит говорить людям, что ты убил их в собственном сне. Поэтому приходится лгать, причём лгать максимально правдоподобно.       «Ебанный кошмар», подумал Аргиос, смотря как Вега и Кортез что-то обсуждают у арсенала.       Слова долетали до него, но он их не разбирал, поскольку даже не пытался слушать. Реалистичный кошмар создал новые вопросы, как будто старых уже не хватало.       Почему из троих погибших аколитов в кошмаре присутствовала именно Делия? Да и действительно ли их погибло трое?       Ответов у Аргиоса не было, но и не в этих вопросах скрывалась главная проблема.       Аргиос находился на корабле ксенофилов, которым командовал ксенос. Да и сам он уже одной ногой в ереси ксенофилии, поскольку помог аэльдари выжить, а потом поверил ей, что она не собирается его убить. Ещё и приплёл Его имя к оправданию собственной неспособности положить конец существованию ксеноса.       Весь тот ворох мыслей и чувств, обрушившихся на Аргиоса в городе ксеносов и на Мендуаре, сделал его непозволительно мягким, а лихорадка только усугубила это. Поначалу он даже не понял, что выжил, как и не понял, с кем он оказался в неизвестном месте. Да и само место тоже стало понятным далеко не сразу.       Аэльдари и капеллан Адептус Астартес, игнорирующий ересь ксенофилии. А ведь он так и не назвал свой орден.       Аргиос оборвал свои мысли. Иногда нужно уметь остановиться, чтобы не открыть в себе ещё большие глубины ереси. Если астартес игнорирует ксенофилию жителей этого мира, то у него есть для этого весомые причины. И одна из причин Аргиосу известна.       Если целиком зачистить Нормандию, как произошло в кошмаре, то она больше никуда не полетит. А если оставить в живых какое-то количество людей для управления кораблем и даже каким-то образом под угрозами и пытками заставить их продолжить полёт, то они станут саботировать каждый приказ. Да и какое количество оставить в живых? И самое главное, как? Опыт подсказывал Аргиосу, что эти люди будут сражаться до последнего и живыми не сдадутся.       Поэтому приходится мириться с тем, что в этом мире сотрудничество с ксеносами является нормой. Поскольку иной возможности не сдохнуть на неизвестной планете посреди неизвестного космоса и достичь Святой Терры, кроме нахождения на борту Нормандии, попросту не существует.       А ещё человечество в союзе с ксеносами выиграло войну с разумными машинами, которая развернулась по всей галактике, а ведущую роль в ней сыграл именно этот фрегат Альянса.              Поначалу, услышав об объединении всех рас против общего противника, Аргиос подумал, что это лишь мера, направленная на выживание, но потом он узнал, что и до войны расы заключали политические, торговые и иные союзы, пусть и в меньшей мере. Этот мир оказался ещё более чуждым.       А с другой стороны от союза всех рас лежал союз Аргиоса, также созданный ради выживания. И как бы не выглядела правда, она не становилась менее реальной от своей неправильности. Аэльдари была полезна. Без неё он бы не выбрался из города ксеносов. А в доме на Мендуаре, где он пытался сохранить рассудок от осознания происходящего, ксенос оказалась самым понятным разумным существом на всей планете. Именно она, а не капеллан, поскольку благословенные астартес недоступны для понимания смертных.       Впрочем, не исключено, что разум Аргиоса просто спасла лихорадка. Как корабельный врач Нормандии доктор Чаквас спасла его от развивающегося сепсиса.       Аргиос провёл шесть дней в медотсеке. Первые три он пролежал на кушетке, периодически меняя её на операционный стол, когда доктор проводила над его ногой серию восстановительных операций. Деталей части из них Аргиос даже не понял. Подготовка гвардейского полевого медика была на гораздо более низком уровне. А в оставшиеся дни он выполнял комплекс восстановительных упражнений под строгим руководством Чаквас. Аргиос как-то сказал, что он мог бы справится самостоятельно, но доктор ответила, что её пациенты – это её ответственность, а своё мнение они могут оставить при себе.       Когда уже на шестой день Аргиос смог ходить, пусть и с помощью костылей, полученных от Чаквас, он вспомнил гвардейцев и аколитов с похожими ранениями. Восстановление занимало несколько месяцев, поэтому зачастую им либо устанавливали аугментические конечности, либо просто списывали их, как отработанный ресурс. А тут всего лишь шесть дней и сохранённая нога. Аргиос не смог сдержаться, чтобы не похвалить навыки доктора, и попросил зеркало, чтобы лучше рассмотреть заднюю поверхность бедра и обработанную рану на ней. Чаквас дала ему небольшое карманное зеркало.       «Медотсек. Зеркало», резкое осознание кошмара пришло к Аргиосу.       Капеллан не отражался в зеркале. В крупном зеркале на стене, которого в медотсеке нет. За шесть проведённых там дней Аргиос достаточно изучил помещение, чтобы заметить настенное зеркало, если бы оно там находилось.       Деталь, выбивавшаяся из облика иных отсеков Нормандии, явившихся во сне полностью реальными. Причём лишь те отсеки, которые Аргиос уже успел увидеть за семь дней, проведённых на корабле. Деталь важная, но не единственная.       Ведь были и вкрадчивый шепот из-за спины, говорящий о грехе.       И мёртвая Делия, принёсшая меч, который капеллан забрал ещё в подвале дома.       И рваная структура сна, с возникающими из мерцающего света и проносящимися тенями астартес и аэльдари.       «Это ведь не могло быть проявлением Его воли?», спросил себя Аргиос.       И тут же отмёл эту мысль, ибо Повелитель Человечества не подкрадывается со спины с вкрадчивым шёпотом посреди ночного кошмара.       Ответ, пугающе близко граничащий с богохульстом.       Аргиос словно прошёл по острой грани, а следом ощутил неприятный зуд в мыслях, как было каждый раз, когда дело могло касаться вмешательства извне. И ведь Варп в этом мире определённо есть, иначе подвал на Мендуаре попросту не смог бы исчезнуть.       Может, кошмар наслала на него аэльдари? Однако она бы не смогла снять пси-блокиратор самостоятельно, поскольку он защищён кодовым замком и заминирован на случай повторного ввода неверной комбинации. Еще на Мендуаре Аргиос узнал в пси-блокираторе на аэльдари пси-блокиратор Делии. Видимо, друкхари нашли его среди останков.       Да, Аргиос узнал блокиратор, как знал и правильную комбинацию для его снятия, но он ничего никому не сказал, даже в лихорадочном состоянии поняв, что эти сведения лучше оставить при себе.       Поэтому если аэльдари каким-то образом сняла ошейник, либо смогла противостоять его влиянию, то это сулит крупные проблемы. Аргиос не знал ничего о пси-способностях Эльдар. Как противостоять неизвестности?       «Но есть ещё более худший вариант», понял аколит.       Демон. Та сущность, вкрадчиво и пугающе шепчущая из-за спины и парализовавшая волю стальными цепями. Демон мелкий, раз имеет силу только во сне, но непредсказуемый и опасный, как любое создание из-за грани.       Аргиос внимательно осмотрел ангар, а в особенности место рядом со своей кроватью из ящиков. Он искал любые, малейшие проявления Имматериума, будь то пылинки, летящие по неправильным траекториям, невозможно ложащиеся тени или капельки жидкости, скопившиеся там, где их не должно быть. Но он ничего не обнаружил. Внешних, материальных следов вмешательства в реальность найти не удалось, однако отсутствие доказательств не есть доказательство отсутствия.       Ситуация требовала более детального исследования, вот только как? Аргиос не обладает психическим чутьём, единственный псайкер здесь – ксенос в пси-блокираторе, а местные ничего не знают о Варпе. Придётся действовать в одиночку и максимально тихо. Если Аргиос ошибается в демонической природе кошмара, то сообщения о ней лишь создадут проблемы. Если не ошибается, то проблемы уже есть.       Для начала нужно выяснить, не снятся ли кошмары остальным на корабле.       – Рискуешь без завтрака остаться, – крикнул Вега от стойки с оружием.       – Аргиос, это он тебе, если что, – произнёс Кортез.       – Да я понял, – ответил Аргиос, опираясь на костыли, чтобы встать с ящиков. – Нужно было в себя прийти, и поразмыслить: как добираться до сортира.       – Медленно и вдоль переборок, – заметил Вега. – Можешь, конечно, попросить кого-нибудь помочь.       Аргиос отмахнулся от этой идеи. Меньше всего ему сейчас хотелось выдумывать фразы для общения с местными. Да и заново учиться ходить ему было удобнее самостоятельно.       Аккуратными шагами, стараясь не нагружать больную ногу, он направился в туалет, который флотские обычно называют гальюном. В этом мире тоже.       Шесть дней, проведённых в медотсеке, были самым странным временем за последние месяцы. Во-первых, Аргиос наконец-то выспался. Он проснулся после наркоза на операционном столе, кажется, нёс какой-то несвязный бред о временах своего обучения на медика, а ещё был очень вежливым и послушным. С помощью Чаквас он без вопросов и возражений перебрался с операционного стола на кушетку и уснул там под капельницей до следующего дня.       Проснулся Аргиос самостоятельно и без какой-либо цели. Впервые за долгие годы, проведённые в подчинении приказам. Он обнаружил, что на нём больше нет ошейника, как нет и брони. Чаквас сказала, что ошейник она срезала ещё во время операции, а броню уже продезинфицировали и отнесли в ангар. В ней всё равно нет необходимости, пока он в медотсеке.       С одной стороны, Чаквас права, но с другой – Аргиосу крайне некомфортно находиться на корабле без брони и оружия. Он кинул быстрый взгляд на части доспеха, лежащие у импровизированной кровати из ящиков, а затем двери лифта закрылись, чтобы открыться вновь уже на жилой палубе.       Местным стрелковым оружием, принцип работы которого был связан с так называемым «нулевым элементом», Аргиоса обещали научить пользоваться, когда он сможет твёрдо стоят на ногах. А свою броню он мог бы надеть уже сейчас, вот только зачем? Она бы усложнила его и без того трудное перемещение по кораблю, да и в целом сковала бы в движениях. Инстинкту солдата, ощущающего себя голым без брони, Аргиос приказал заткнуться.       Кстати об одежде. На второй день Чаквас принесла ему форму матроса Альянса и помогла переодеться, чтобы избавиться от грязного подбронника. Подбронник тоже отправился на дезинфекцию, хотя Аргиос полагал, что после клетки друкхари и ножниц Чаквас, которой нужно было добраться до раны, его место в костре или в войде. Форма Альянса же оказалась на удивление удобной и соответствующей температурному режиму на корабле.       А вот недоеденный батончик пришлось выкинуть. После нахождения под грязным подбронником он окончательно прекратил выглядеть как что-то съедобное.       В середине второго дня в медотсеке Аргиос понял, что отсутствие цели, с которым он проснулся, всего лишь иллюзия, созданная перенесённым стрессом. Даже если поступление приказов от Инквизиции невозможно, то цели у него есть. Понять, где он. Понять, что здесь происходит. И понять, что делать дальше. А также понять, кто он на этом корабле.       С последним было проще всего. После непродолжительного размышления Аргиос пришёл к тому, что он здесь в роли наёмника, поскольку не является ни пленником, ни простым пассажиром, ни матросом. Они, капеллан, Аргиос и аэльдари, по сути, нанялись на Нормандию на Мендуаре. Их обязанности – участие в высадках, их оплата – путь до Терры. Отсюда и ответ на вопрос, что делать дальше.       Святая Терра.       В прошлом мире Аргиос даже не мечтал её увидеть. Делия, конечно, рассказывала о великолепии Колыбели Человечества, но рассказы редко находятся на одном уровне с собственными ощущениями. Теперь же, как понял Аргиос из разговоров с Чаквас, Терра – или Земля, как здесь её называют, – представляет собой разрушенный вторжением Жнецов мир. Причём мир, не самый населённый до войны и не имеющий каких-то выраженных особенностей, согласно имперской классификации. Терра этой реальности не была индустриальным, аграрным или райским миром. Терра была просто Террой – разорённой войной родной планетой человечества, – а в полёте к ней виделась основная цель, о которой ещё на Мендуаре сказал капеллан. Возможно, они не первые, кто оказался в этой реальности, покинув собственную. Правительство Альянса могло об этом что-то знать.       Время в медотсеке текло неспешно, словно способствуя излечению ран. Чаквас приносила Аргиосу еду из столовой в пластиковых контейнерах. пока он ещё не мог ходить сам. Еда была на удивление вкусной, а аколит, вспоминая о своей пагубной разговорчивости под лихорадкой, старался больше спрашивать, чем рассказывать что-то самостоятельно. Доктор Чаквас, судя по всему, поговорить была не против.       Из разговоров Аргиос узнал, например, что в этом мире существует материал, называемый нулевым элементом и способный менять массу предметов при подаче на него электричества. И это, по сути, единственное его свойство, но настолько важное, что нулевой элемент стал использоваться повсеместно после его обнаружения на Марсе около сорока лет назад. Начиная от медицины и заканчивая космическими кораблями, летающими на сверхсветовых скоростях. Именно с помощью него местное оружие разгоняет миниатюрные пули до таких высоких скоростей, что они пробивают прочный металл. И следы выстрелов именно из такого оружия Аргиос и аэльдари видели на Мендуаре.       Также в это мире существовал панацелин. Медицинское средство, обладающее обезболивающим и кровоостанавливающим действием. Его можно было как наносить на раны, так и делать инъекции. В том числе автоматически с помощью брони. Аргиос отметил, что наличие такого средства у Империума сильно бы облегчило жизнь его солдатам. А кому-то не только облегчило бы, но и сохранило.       В какой-то момент Чаквас выдала Аргиосу омнитул и показала, как пользоваться его базовыми функциями. Устройство совмещало в себе когитатор для доступа в локальную инфосеть корабля, часы, календарь, инфопланшет для заметок, пикт-рекордер, и самое главное – автоматический переводчик. Теперь Аргиос мог понимать ксеносов без чьей-либо помощи.       А ещё в это мире не было Адептус Механикус, и всей техникой управляли обычные люди. Поэтому вопрос Аргиос о том, какие литании нужно читать машинному духу омнитула, привёл Чаквас в ступор. Впрочем, ему следовало догадаться о совершенно ином отношении к технике в этом мире ещё при первом контакте на Мендуаре. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что некоторое сходство всё же было. Всю технику можно было условно разделить на простую и сложную. И если с первой – например, с омнитулом, – мог управиться почти кто-то угодно, то для второй – например, для двигателя корабля, – требовались люди, прошедшие специальное обучение. Одного из таких людей Аргиос даже встретил в столовой, когда уже смог выходить туда самостоятельно. Инженер Адамс ничем не напоминал техножреца, но знал о техническом устройстве корабля явно больше, чем простой матрос. В итоге Аргиос пришёл к мнению, что в этом мире люди, умеющие обращаться со сложной техникой, не являются кем-то особенным, как жрецы Механикус.       На второй день, когда мозг Аргиоса уже был готов взорваться от обилия новой информации, в медотсек пришёл капитан Вакариан, принеся с собой стопку инфопланшетов.       Ксенос поинтересовался состоянием Аргиоса, сообщил, что полёт к Земле проходит штатно, и отдал инфопланшеты со словами, что на них информация о всех известных расах этой реальности.       – Данные из локальной базы Альянса. Информация по-армейски сжатая, но какая есть, – сказал ксенос. – Экстранет мы в ближайшее время не восстановим.       – Экстранет – это какая-то планетарная инфосеть? – спросил Аргиос. – Мы же вроде сейчас в открытом войде.       Поначалу ксенос смотрел непонимающе, а потом скрестил руки на груди в неправдоподобно человеческом жесте.       – Точно, – начал он, – в вашем мире же нет ретрансляторов. В общем, экстранет был общегалактической сетью связи. Ну, пока не накрылся вместе с ними. А в вашем мире как происходит обмен информацией между звёздными системами?       Как бы Аргиос не старался сохранить знания об Империуме при себе, в ответах на подобные прямые вопросы было лучше не лгать. Ведь единственный, кто пострадает от его лжи, – он сам, когда ксенос узнает ответ от капеллана или аэльдари. На Мендуаре они не обговаривали, как именно им следует скрывать информацию о своей реальности от местных обитателей. Придумать правдоподобную ложь об устройстве целого мира за дни – задача невыполнимая. Остаётся лишь раскрывать минимально необходимую информацию.       – С помощью Варпа, – ответил Аргиос. – Доктора Чаквас сообщила мне, что аэльдари рассказала о нем. Некоторые псайкеры могут передавать через Варп мысленные образы. Так и осуществляется связь.       – Но это же ненадежно, – удивился ксенос. – Мысленные образы можно трактовать по-разному.       – Пользуемся тем, что есть, – ответил Аргиос, пожав плечами.       Он забрал у ксеноса инфопланшеты и погрузился в новую бездну знаний, для которой характеристика «локальная база данных» подходила очень условно.       Турианцы. Раса высших хищников своей родной планеты. Декстроаминокислотны, обладают естественной костной бронёй и органами чувств более острыми, чем человеческие, ввиду хищного происхождения. Высоко ценят дисциплину, коллективную ответственность и считаются лучшими воинами галактики. В две тысячи сто пятьдесят седьмом году между Турианской Иерархией и Альянсом Систем произошёл военный конфликт, позже названный Войной Первого Контакта.       Азари. Раса однополых существ, наиболее похожих на людей, чем остальные. Долгоживущи, поголовно обладают биотическими способностями, которые являются манипуляциями с массой материальных объектов с помощью нулевого элемента внутри тел азари. Считаются отличными дипломатами. Могут иметь потомство с представителем любой расы и пола. Механизм размножения заключается в объединении нервных систем.       Саларианцы. Раса разумных теплокровных амфибий. Короткоживущи по меркам остальных рас. Обладают наиболее продвинутыми технологиями в галактике. Слабы физически, но компенсируют это стрелковым оружием и разведывательно-деверсионными подразделениями. Считаются превосходными учёными ввиду короткой жизни и постоянного стремления к новым знаниями.       Кроганы. Раса разумных рептилий. Уничтожили собственную цивилизацию в ядерной войне, превратившись в разрозненные кланы. Долгоживущи, обладают дублированными органами и невероятно плодовиты. Крайне воинственны. После серии войн с вышеупомянутыми расами к ним было применено биологическое оружие под названием «генофаг», контролирующее их рождаемость.       Кварианцы. Раса, живущая на кораблях так называемого «Мигрирующего флота». Декстроаминокислотны, лишились собственной планеты из-за созданного ими искусственного интеллекта около трёхсот лет назад. В связи с жизнью в стерильной обстановке кораблей окончательно утратили и без того слабый иммунитет. Находятся в упадке.       Аргиос отложил инфопланшеты и сделал глубокий вдох. Там оставались непрочитанные расы: волусы, ханары, элкоры, кто-то ещё, но с него на сегодня хватит.       «Господь-Император, почему я вижу сходства там, где их быть не должно», подумал Аргиос.       Восстание гетов против их создателей кварианцев походит на войну человечества с Железными Людьми в Тёмную Эру Технологий. Сам факт обитания кварианцев на Мигрирующем флоте пусть отдалённо, но походит на миры-корабли Эльдар. А кроганы пусть тоже отдалённо, но напоминают орков. Своей живучестью и крайней воинственностью. Ситуация с поголовными биотическими способностями азари лишь по форме, а не содержанию, но похожа на поголовные психические способности Эльдар.       Почему две абсолютно разные реальности сходятся в некоторых деталях? Причём сходятся в извращённом, перемешанном виде. Может и Жнецы – это местные тираниды, сменившие плоть на металл? И почему в обеих реальностях есть человечество? С родной планетой, имеющей одинаковое название, пусть и на разных языках.       В этом нужно искать какой-то смысл? В колдовском зеркале, исказившим привычным мир до внешней неузнаваемости, но оставившем в его деталях знакомые черты.       Аргиосу срочно требовалось пройтись, чтобы успокоить мысли из-за обилия новой, противоречивой и давящей информации. Но, во-первых, как? А во-вторых, куда? Это был лишь третий день нахождения в медотсеке, когда Аргиос ещё не встал с кушетки.       А потом доктор Чаквас сделала ещё хуже, когда рассказала, что во время войны со Жнецами кварианцы и геты заключили мир. Саларианский учёный пожертвовал собой, чтобы излечить кроганов от генофага, которые в свою очередь помогли турианцам в войне. А сами турианцы были первой расой, которая согласилась помочь человечеству в сражении за Терру. И это после Войны Первого Контакта, которая прошла всего двадцать девять лет назад.       Получается, Жнецы были настолько сильным внешним врагом, что все расы забыли о своих старых конфликтах. Но ведь и изначально их войны не имели постоянного характера, который должен быть единственно верным просто из самых базовых принципов. Ксеносы лживы. Их жизнь ничего не стоит. Они суть угроза, требующая устранения. И так для любой расы, потому что все остальные для неё такие же ксеносы, как и она для них.       Аргиос поднял с небольшого столика рядом с кушеткой стакан воды и залпом выпил его. Новая пришедшая в голову мысль понравилась ему не больше предыдущих.       Нормандия – человеческий корабль. Его предыдущий капитан была человеком. Почему после отступления с Терры, где осталась коммандер Шепард, новым капитаном стал ксенос? Насколько Аргиос смог разобраться в воинской иерархии Альянса, турианец вообще никак в неё не вписывался. Как и остальные ксеносы на корабле. Среди людей не было никого, кто должен был стать новым капитаном согласно уставу, раз эту должность занял ксенос, даже не принадлежащий Альянсу? Или же все настолько ему доверяли? Или же ему доверяла лично Шепард, а никто просто не осмелился оспорить её приказ даже в её отсутствие?       Возможно так, возможно иначе, но внешние признаки таковы, что экипаж – человеческий экипаж – признаёт ксеноса своим лидером, а фигура коммандер Шепард на борту – персонификация победы над превосходящим врагом. Но чутьё аколита подсказывает Аргиосу, что пласт информации, касающийся взаимоотношений коммандера и ксеносов, скрывают от него.       Они знакомы уже три года, вместе сражались со Жнецами ещё до начала полномасштабной войны. На собственном опыте Аргиос знал, что за такой срок совместной работы, да ещё и связанной с риском смерти, почти невозможно сохранить исключительно деловые отношения. Люди отклоняются от подчёркнутой нейтральности либо в положительную, либо в отрицательную сторону взаимоотношений. Люди. А ксеносы?       Аргиос видел пример того, что для конкретных ксеносов на конкретном корабле это работает, как минимум, схоже. Коммандер, определённо, доверяла турианцу, как доверял ему весь экипаж, прошедший с ним войну.       Ересь ксенофилии пустила корни в этом мире поразительно глубоко. Аргиос хотел бы испытать гнев, потому что это было бы правильно и понятно, он ощущал лишь усталость от ещё одного искажённого отражения привычного мира.       Аргиос вышел из гальюна и направился в столовую. Там, по его предположению, ещё должна была остаться с завтрака какая-то еда.       Определённо, погружение в мысли о предыдущих днях в медотсеке получилось у него слишком ярким, но размышления о новой реальности искали выход, запертые внутри его разума.       А ведь ещё были инфопланшеты с информацией о вооружении рас этого мира. Например, из них Аргиос узнал, что ни у одной расы не было пороховой артиллерии: ни ствольной, ни реактивной. Все полагались на нулевой элемент, создавая почти всё оружие на его основе. Гранатомёты, крылатые ракеты, корабельные орудия. Да и находились все расы примерно на одном уровне технологического развития. Поначалу это показалось Аргиосу странным, но Вега вчера прояснил ситуацию, сказав, что это из-за Жнецов, которые сделали развитие рас галактики цикличным, основанным на расах предыдущего цикла. А ещё он сказал, что азари Лиара Т’Сони, как археолог, сможет рассказать об этом больше.       Общаться с ксено-археологом пока что в планы Аргиоса не входило.       В столовой – или же в кают-компании по флотской терминологии – народу оказалась больше, чем Аргиосу хотелось бы, но меньше, чем требовалось.       Он предпочёл бы поесть в одиночку без лишнего шума в виде чьих-то разговоров, но ему также требовалось работать. Вне зависимости от собственных желаний. После кошмара, предположительно вызванного демонической сущностью, было необходимо собрать информацию о любых проявлениях варпа на корабле. В этом Аргиосу помогла бы наполненная людьми столовая, с перетекающими по ней слухами и сплетнями. Как зачастую бывает там, где собирается достаточное количество людей. Нужно лишь не привлекать внимания и слушать.       Не привлечь внимания Аргиосу не удалось. Единственные находящиеся в столовой люди – двое смутно знакомых Аргиосу матросов, поскольку он их уже видел, когда ранее приходил в столовую, – синхронно обернулись, услышав стук костылей. Обернулись и замерли в нерешительности, видимо, не очень понимая, как им обращаться к аколиту.       Аргиос просто поднял руку и представился, решив использовать универсальный, насколько это возможно, знак приветствия.       Матросы отреагировали ожидаемо симметрично и представились. Мужчину звали Джейми Коупланд, женщину – Сара Кэмпбелл. Аргиос набрал себе еду в поднос и сел за стол.       – Как проходит полёт к Земле? – спросил он у матросов, всё ещё молчащих и смотревших на него со смесью понимания и недоверия.       Что ж, за последнее Аргиос никак не мог их винить, но вопросы требовалось подбирать максимально общие и нейтральные, если он хочет узнать хотя бы что-то. Понимание же было, по-видимому, вызвано тем, что он единственный человек среди троих пришельцев на их корабле.       – Нормально, – ответил мужчина. – Лететь разве что долго.       – А Нормандия выдержит такой длительный полёт? – поинтересовался Аргиос.       В мире недавнего прошлого три месяца – обыденный срок для варп-перехода, но в этом мире не существовало ни варп-переходов, ни необходимости в таких долгих перелётах. До недавнего времени, когда так называемый «Горн» сделал неактивной сеть ретрасляторов.       – Выдержит, – женщина утвердительно кивнула. – Она и не такое выдерживала, как и её экипаж.       – Придётся, конечно, раздобыть где-то ещё ресурсов, – произнёс мужчина. – Еда, вода, возможно, топливо, но я уверен, что капитан Вакариан и остальные справятся с этим. Мы долетим до Земли.       – А что вообще может ожидать нас при полёте на Землю? – поинтересовался Аргиос. – Нормандии ведь предстоит полёт через неисследованный космос, как я понял.       А ведь всего около недели назад, в ином мире, во тьме галактики таились кошмары, среди которых известные ксенорасы были только их видимой частью.       – Да много чего, – задумчиво ответил мужчина. – Новые планеты. Новые инопланетяне, возможно, даже вышедшие в космос, но ещё не освоившие межзвёздные перелёты.       – Это вряд ли, – сказала женщина. – Жнецы бы уничтожили настолько развитую расу. Так что мы максимум встретим примитивных дикарей.       Аргиос напомнил себе имена и фамилии матросов. Джейми Коупланд и Сара Кэмпбелл. Обстоятельства требовали знаний. Аргиос даже подумал: а не начать ли ему вести заметки в омнитуле, где он будет записывать имена матросов, результаты разговоров с ними и прочие детали, которые могут помочь ему в поисках следов демонической сущности. Но Аргиос отмёл эту идею. Он знает об омнитуле лишь то, что ему сказали, а детали работы устройства ему недоступны. Возможно ли, что его заметки случайно или намеренно кто-то увидит? Это создаст ненужные проблемы.       Поэтому Аргиосу оставалось полагаться только на собственную память. Впрочем, не в первый раз.       – Ну, дикари вряд ли смогут навредить космическому кораблю на орбите, – заключил Аргиос.       – Логично, – произнёс Коупланд. – А вот мы сможем выменять у них еду за какие-нибудь безделушки с корабля. Если общий язык найдём.       – Если мы сможем есть их еду, – заметила Кэмпбелл. – Да и ни ты, ни я этим заниматься не будем. Участие в высадках – не наша задача. Мы всю войну отсиживались за бронированной обшивкой корабля, пока на планетах лилась кровь. Не то чтобы я жалуюсь.       – Да обшивка тоже не гарантирует безопасность, – произнёс Коупланд. – Точное попадание масс-излучателя Жнеца не оставило бы Нормандии и шанса. Хорошо, что такого попадания не было.       – Это да, – сказала женщина, – Ладно, пойду к напарнице, а то она уже, наверное, заждалась. Вахта сама себя нести не будет.       И она ушла, а следом засобирался уже Коупладн. Аргиос понял, что и ему больше незачем оставаться на жилой палубе. Закончив с завтраком, он направился к лифту.       Разговор получился странный. С одной стороны, следов демонической сущности обнаружить не удалось, но с другой, какую-то информацию Аргиос всё-таки получил. Например, что матрос Сара Кэмпбелл провела всю войну на борту Нормандии и теперь винит себя за это. В иной ситуации Аргиосу не было бы до этого никакого дела, но не сейчас. Разум, в котором обосновалось чувство вины, ослаблен перед вторжением извне. И ведь если копнуть глубже – вряд ли матрос Кэмпбелл – единственный человек на корабле, кто по каким-либо причинам не может договориться сам с собой. А чтобы увидеть самого ближайшего из них, Аргиосу достаточно посмотреть в зеркало. Желательно в такое, в котором он будет отражаться.       В памяти аколита непроизвольно всплыли слова из далёкого прошлого. Слова полкового комиссара Растуса Ила: «Сомнения и вопросы неприемлемы для гвардейца. Командование исполняет волю Его, и командование знает, как до́лжно быть. Гвардеец исполняет приказы без колебаний. Если обнаружите в себе хотя бы каплю сомнений, то вы уже приближаетесь к пропасти. Если сомнения занимают большую часть мыслей – вы уже на краю. Если в вас нет ничего, кроме сомнений, то вы летите вниз. Предателем в Его глазах. И тогда я приду за вами. Но вы сами в состоянии помочь себе. Почувствовав сомнение, вспомните: осмысленные действия упорядочивают мысли. Займитесь тем, что необходимо и правильно, не оставив и места для крамольных вопросов».       Аргиос усмехнулся ироничности ситуации. Чтобы не сойти с ума в чуждом мире, он занялся привычным делом – поиском демонического влияния на реальность – ещё до того, как вспомнил наставление комиссара.       За годы службы в Инквизиции сбор и анализ информации стали для Аргиоса привычной рутиной, как за годы в гвардии ею стало оказание помощи раненым посреди боя. И за те же годы Аргиос понял: нельзя оспаривать приказы командования, но только в том случае, когда командование верно Ему.       Ересь может произрасти в каждом, но хуже многих – те лицемерные твари, что прикрываются Его именем для достижения личных, зачастую гнусных, целей. И ведь даже не все из них являются откровенными еретиками с искажёнными Варпом телом и разумом. Продажные чиновники, развращённые представители имперской элиты, да и просто разные ублюдки.       Но такова реальность, какой бы неприемлемой она не выглядела. Империум страдает не только от внешнего врага, но и от внутреннего. И врага этого невозможно уничтожить, потому что он коварен, изворотлив и скрывается за человеческими лицами.       Но в одном комиссар оказался безусловно прав. Осмысленные действия упорядочивают мысли.       Аргиос зашёл в лифт и направил его в ангар.       А ведь только первые три дня в медотсеке прошли в изучении инфопланшетов, что сопровождалось осознанием искажённости мира и балансировало между непониманием, поиском сходств и отрешённостью. На четвёртый день случился Эль-Аламейн.       Аргиос наблюдал за развитием событий из медотсека, слушая переговоры доктора Чаквас и капитана. Вначале капитан сообщил о вышедшем на связь крейсере Альянса, которому требуется медицинская помощь, и доктор начала готовиться к приёму раненых. Потом капитан сообщил, что крейсер просит о том, чтобы Чаквас поднялась к ним на борт, а затем началось сражение. Как узнал Аргиос после, это было не сражение, а резня. Он присутствовал в столовой, когда очевидцы событий рассказывали собравшимся о том, что произошло в стыковочном шлюзе, а после на палубах крейсера.       Когда пилот Нормандии Джокер понял, что на людях с крейсера стёрты знаки различия Альянса, это явилось сигналом к началу боя. Из шлюза на палубу Нормандии прилетела граната, протеанин Явик отбросил её обратно с помощью биотических способностей, а затем в шлюз ворвался капеллан, который вроде как уже должен был уйти с палубы.       Вега был достаточно красноречив в описаниях того, как астартес проложил кровавую просеку вглубь крейсера за какие-то секунды, чтобы те члены экипажа Нормандии, которые не участвовали в высадке на Эль-Аламейн, восхитились и ужаснулись одновременно. Никто не осудил действия капеллана в открытую, поскольку, как было выяснено в дальнейшем, экипаж крейсера погрузился в безумие и предал Альянс, но Аргиос заметил в глазах людей и ксеносов тень страха, что капеллан может увидеть и в них своих врагов. Аргиос и сам не хотел бы стать таковым.       Естественно, на собрании в столовой капеллан не присутствовал. Как и аэльдари. Ксеноса за все шесть дней Аргиос видел лишь пару раз в столовой, а астартес – вообще ни разу.       Вега закончил свою часть рассказа, и его продолжила Уильямс, потому что именно она и капитан Вакариан следовали за капелланом, когда он прорывался через крейсер к каюте капитана. К каюте самопровозглашённого капитана, поскольку настоящий капитан погиб еще при сражении со Жнецами в Солнечной системе. Человеком, занявшем место капитана, оказался старший помощник.       – Разве это нарушение устава, если погибшего капитана заменяет старпом? – поинтересовался Аргиос.       – Не нарушение, – ответила Уильямс. – И не было нарушением. Поначалу. Мы нашли документы. Бортовой журнал и дневник старпома. Сначала старпом упоминается в журнале как новый капитан под своим именем, а в какой-то момент – под именем погибшего капитана. А уж его личные записи…       Уильямс ненадолго прервалась, чтобы выпить воды. Аргиос уже примерно понял, к чему она ведёт. Дневник старпома оказался либо рассадником ереси, либо безумия, либо всего вместе.       – В общем, – начала Уильямс, – в своём дневнике он обсирал Альянс и говорил о том, какой предыдущий капитан был отличный мужик. Погибший за то, чтобы какие-то твари смогли выжить.       – Слово «субординация» данный примитив предпочитал не замечать, – отозвался протеанин, до того молча стоявший у стены.       – Да, – произнесла Уильямс. – Хотя у него была причина для ненависти, причём для глубоко личной. В последней своей записи перед попыткой штурма Нормандии он обвиняет Шепард в смерти его жены три года назад.       – Я читал те отчёты о временах первой Нормандии, что мне предоставили. Там не было ничего об убийстве жены старпома. Только если… – протеанин прервался, оскалив зубы c острыми клыками. – Слово «субординация» не было ему знакомо ещё тогда.       Аргиос вопросительно посмотрел на Уильямс.       – Во время сражения с Властелином за Цитадель Шепард пожертвовала частью Пятого Флота, чтобы спасти Совет, – ответила Уильямс на немой вопрос. – Его жена служила на одном из погибших кораблей.       – Его жена выполняла приказ, – произнёс Аргиос.       Двери лифта открылись, выпуская аколита в ангар.       В столовой он согласился с ксеносом, обвиняющим старпома в отсутствии субординации. Казалось, ситуация была однозначной, но следом Аргиосу открылись детали, которые словно выбили воздух из лёгких. Он узнал, что именно за Совет спасла Шепард.       Межрасовое правительство.       Коммандер пожертвовала людьми, чтобы спасти ксеносов.       В мыслях Аргиоса одновременно возникло такое количество слов, что он едва смог подавить вспышку гнева, смешанного с полным непониманием.       Жизнь людей в обмен на жизнь ксеносов?       Ненависть старпома, о которой говорила Уильямс, показалась в тот момент единственной логичной реакцией на действия коммандер Шепард.       Но ненависть не оправдывала произошедшее на Эль-Аламейне.       Аргиосу потребовалось какое-то время, чтобы успокоить грозившийся развернуться клубок мыслей. Ему был невыгоден конфликт с экипажем Нормандии, как не было у него и необходимости осуждать мертвецов. Количество разных ересей уже и так перевалило за второй десяток, хотя в сути своей это была по-прежнему многоликая ересь ксенофилии.       Но всё же Аргиос не смог сдержаться, чтобы не спросить о Совете позже, уже в медотсеке.       – Эшли вообще не стоило это говорить, да? – вздохнула доктор Чаквас.       – Она уже сказала, – произнёс Аргиос.       – Я знаю, что в вашем мире плохие взаимоотношения с инопланетянами, – Чаквас приподняла руки в примирительном жесте, – но поймите, у нас тут свои правила. Расы, в первую очередь, полагаются на дипломатию. Это выгодно всем сторонам. Да, бывают проблемы, но результат на лицо – ни одна раса бы в одиночку не справилась со Жнецами. Эшли служит Альянсу, как и все остальные люди на корабле, она предана ему, но в одиночку мы бы Землю не отбили.       Возразить тому, что Альянс вряд ли бы справился без помощи ксеносов, было почти невозможно, и Аргиос промолчал. Не в последнюю очередь из-за того, что сам не выжил бы без помощи аэльдари.       Но всё это лишь очередной вопрос ксенофилии. На собрании в столовой Эшли Уильямс продолжила свой рассказ.       – Главный пиздец начался тогда, когда старпом начал писать в своём дневнике, что старый капитан по-прежнему остаётся с судном, – произнесла Уильямс. – По его словам, он чувствовал это. Невидимое присутствие капитана. В каюте, на мостике, в столовой. Сначала – просто присутствие, а потом начал слышать его голос.       – Похоже на галлюцинации, вызванные стрессом, – сказала доктор Чаквас.       – Да, доктор, скорее всего так и было, – Уильямс выпила ещё воды. – Но галлюцинировал уже весь корабль. И деградировал. Во время вторжения Жнецов командующий Первым Флотом Альянса принял решение использовать часть кораблей в качестве прикрытия, чтобы остальные могли уйти. Эль-Аламейн был как раз кораблём прикрытия. Они дали Жнецам бой, потом сами начали отступать и повреждённые прошли через ретранслятор. Их выкинуло хер пойми где. ССД не работает, другие системы также требуют ремонта, а еда заканчивается. Около тридцати человек вместе с капитаном – треть команды – погибли ещё на Земле, а оставшиеся начали скатываться в первобытный хаос, грызясь за каждый сухой паёк. Старпом пытался поддерживать какое-то подобие порядка, но получалось у него так себе.       – Люди уже были не просто готовы убивать за еду, они убивали, – заметил капитан Вакариан. – И тогда на Эль-Аламейн очень удачно наткнулся потрёпанный корабль батарианских пиратов. И старпом, судя по его записям, понял, что это – путь к спасению. А следующая его запись о том, что он не просто слышит голос погибшего капитана, он и есть погибший капитан. Воплощение его духа. Он объявляет об этом всему экипажу, а люди уже настолько обезумели и хотят жить, что верят ему. Но несмотря на безумие, они всё ещё солдаты Альянса на боевом корабле. Они берут штурмом корабль пиратов, но его сверхсветовой двигатель также неисправен. То ли так уже было, то ли они повредили его при штурме. Не узнать, поскольку записи становятся всё хуже, да и неважно. Важно то, что корабль батарианцев летел с Эллизиума, на который они совершили набег под прикрытием войны со Жнецами.       – Батарианцы везли с Эллизиума пленных людей и зачем-то статую Шепард, – произнесла Уильямс. – Возможно, хотели после продать. В любом случае, безумный экипаж крейсера взял корабль штурмом. Часть батарианцев они убили, часть взяли в плен и забрали к себе на корабль, как забрали туда и пленников, и статую Шепард. Она им тоже зачем-то понадобилась.       – А дальше случилось то, что мы уже видели, – сказал капитан Вакариан. – Убийства, изнасилования, каннибализм, дерьмо по стенам. Каждый на Эль-Аламейне хотел жить, но кто-то ещё и трахаться. Хотя некоторые предпочли застрелиться, чтобы не быть сожранными. А единственный адекватный человек, которого мы обнаружили, – корабельный врач – был убит своими же. Авторитет старпома и вера в него постепенно сходили на нет, и лишь когда мы появились в той системе, через которую дрейфовал Эль-Аламейн, старпом смог сплотить безумные остатки экипажа, чтобы попытаться взять Нормандию штурмом.       Взять Нормандию штурмом не вышло. В том числе потому, что никто не ожидал увидеть капеллана. Как отметил турианец, его тактике ближнего боя экипаж крейсера просто не смог ничего противопоставить. Развитые расы этого мира в принципе давно отказались от ближнего боя как от основного средства ведения войн, сосредоточившись на стрелковом оружии, биотике и технических умениях. Ближний бой остался лишь вспомогательным средством в виде ударов прикладом или в виде специальной модификации омнитула.       Аргиоса это удивляло. Даже кроганы, судя по собранной информации, предпочитали всё-таки стрелять и лишь иногда бросались на врагов в рукопашную.       Ещё одно чуждое проявление искажённого мира.       Хождение на костылях выматывало. Хотя физической усталости было далеко до усталости умственной от постоянного притока новой информации. Аргиос хотел бы отдохнуть, но дневная часть корабельного цикла только начиналась, а значит ему предстояло ещё много работы.       Как говорится, долг не оканчивается со смертью. К сожалению аколита, перенос в другой мир ни одно идеализированное высказывание не регламентировало.       Аргиос задумался, а что вообще у него осталось? Броня. Меч, который всё ещё находился у капеллана. Имя и воспоминания. И Его воля, открывшая путь через Имматериум в иную реальность.       Достаточно, чтобы сохранить рассудок и остаться агентом Инквизиции, пусть даже и без подтверждения полномочий. Инсигния осталась в проклятом городе проклятых ксеносов.       К Нормандии или лично к Аргиосу, возможно, проявил интерес демон. Часть инфопланшетов об этом мире ещё оставалась неизученной, а в мыслях наконец-то сформировались вопросы о штурме крейсера Альянса, да и о самом Эль-Аламейне.       Спустя целых три дня, однако в условиях информационной перегрузки иногда единственные мысли, которые удаётся сформулировать, – вопросы к основе мироздания, не содержащие никакой конкретики. И не предполагающие конкретных ответов.       Аргиос поковылял в сторону капитана Вакариана, Веги и Кортеза, собравшихся в дальнем углу ангара около одного из десантных шаттлов. Кажется, ксенос совмещал свой ежедневный обход экипажа с осмотром трансорбитального судна.       Неподалёку от них у стены стояла статуя коммандер Шепард, принесённая сюда с борта крейсера. Ну как, крейсера. Из того, что уже удалось узнать, корабль был меньше крейсеров Империума раз в восемь, если не в десять. Да и Нормандия была слишком маленьком кораблем по меркам Имперских фрегатов.       Аргиос вырос на космической станции в семье флотских офицеров связи. Он видел корабли настолько близко, насколько позволяли орбитальные доки, и кое-что понимал в их названиях. Корабли Имперского флота именовались в честь знаменательных событий, героев прошлого или качеств, которыми они обладали или должны были обладать. Как, например, «Могущественный» или «Праведный гнев».       Но детали прошлого искажались, переносясь в чуждый мир. Отсюда и первый вопрос. А что такое «Нормандия» и «Эль-Аламейн»?