Пылающие Тернии

«Мы – порождения принятых нами решений,

поэтому я должен заглянуть себе в лицо без страха и жалости,

чтобы пройти стоящее передо мной испытание.

Ничто не имеет значения, кроме истины».

Бъярго Ратана – капеллан-бичеватель Кающихся Ангелов,

магистр Тернового Венца

      И наконец я смотрю.       Я смотрю в зеркало и вижу там тебя, зеркальный брат.       Я вижу там себя.       В твоих, в моих чертах нет следов разложения, как у трижды проклятого Веланда, но нет и чистоты праведного Лорана.       Я вижу изящные черты лица, светлые, почти золотые волосы Ангела Сангвиния и глаза цвета весеннего неба над Канволисом. И свечение жизненной силы, ещё более яркое, чем у коленопреклоненного мертвеца Ансельма. Я вижу и ужасаюсь глубине своего падения и неотвратимой истинности своей недавней догадки.       Скверна проникла даже в ряды Тернового Венца. В моей душе извиваются корни грешного прошлого Ордена.       – Ты не прекращал сиять, лже-Кающийся, – шепчет ведьма.       И ты начинаешь говорить.       – Чтобы быть творцом-просветительным, необязательно иметь резец и камень, – печально улыбаешься ты, зеркальный брат. – Крозиус стал твоим резцом, слова – твоим главным оружием, и с помощью них ты вырезал истовость в своей душе и в душах твоих братьев.       Ты раскрываешь два пылающих крыла, и шёпот ведьмы превращается в инфернальный крик боли.       И твой облик меняется. Чёрно-серый доспех становится ослепительно голубым с примесью золота, рассыпается в прах ряса из пеньковой ткани, а нимб из ржавой колючей проволоки туже стягивается на голове, впиваясь в кожу.       Ты становишься Ангелом Сияющим.       Тёмное и осквернённое подземелье за твоей спиной превращается в запылённое хранилище с деревянными стеллажами.       – Жизненная сила, которую ты видишь во мне, – результат твоих решений, – говоришь ты. – И истовости твоих стремлений.       Я оборачиваюсь, чтобы убедиться в реальности своего подземелья.       Оно реально настолько, насколько это можно ощущать.       Я поворачиваюсь обратно к тебе.       Подземелье исчезло, зеркало исчезло и вместе с ним исчез ты, Сияющий брат, а меня окружают деревянные стеллажи.       Но я не стал Ангелом Сияющим.       Я ударяю туда, где мгновение назад было зеркало, но крозиус рассекает воздух.       Я стреляю, но болт разрывается, разнося в щепки пыльные стеллажи.       Но больше я не могу называть себя Ангелом Кающимся.       Сейчас я понимаю тебя, Ансельм Джордано. Прощай, старый друг.       За моей спиной раздаётся гудение пламени и звон разбитых зеркал.       Духи машин моего священного доспеха действуют быстрее, чем я формирую к ним мысленный запрос о сканировании помещения.       Я в подвале небольшого здания, и я не один.       Я разворачиваюсь раньше, чем вспыхивает силовое поле крозиуса, и совершаю рывок вперёд.       Передо мной враг. Ксеносы – двое и человек. Человек пытается встать с пола, истекая кровью. Рядом с ним эльдар в плаще сжимает силовой меч в защитной стойке. Человеческий меч. Напротив них, спиной ко мне, второй эльдар, наводит осколочную пушку на цели перед ним. Он намерен стрелять.       Я не даю ему этого сделать. Ксенос быстр, но успевает повернуться ко мне менее чем на четверть оборота, когда крозиус сносит ему голову, разбрызгивая кровь и осколки костей.       Я собираюсь выстрелить из болт-пистолета во второго ксеноса, но что-то останавливает меня. Две, казалось бы, незначительные детали, выделяющиеся на человеке и ксеносе. Два ошейника, опоясывающие их шеи. Шипастый металл на человеке и гладкий, чёрный варп-блокиратор на ксеносе.       Человек смотрит на меня со смесью восхищения и страха, а ксенос осторожно отодвигается назад, не сводя с меня взгляд и не убирая оружия.       Тело убитого мной ксеноса охватывает пламя, гудение которого раздавалось у меня за спиной мгновения назад. Я отмечаю покрытую шипами броню, одного вида которой мне достаточно для понимания, такого же чистого, как пожирающее ксеноса пламя. Друкхари. А второй ксенос – аэльдари.       Шипы на ошейнике человека, кровь на лице аэльдари. Отсутствие у них оружия, кроме одного меча. Их биологические сигнатуры, говорящие о нестабильных жизненных показателях из-за сильного истощения. И тот факт, что они сейчас находятся рядом, но видят во мне большую угрозу, чем друг в друге. Всё складывается в мозаичное панно быстрее, чем я опускаю оружие. Они сбежали от друкхари.       – Имя, звание и должность, – громко произношу я, хотя мой голос и не усилен маской-черепом. В моих словах – сдерживаемый гнев, и любого неверного движения достаточно, чтобы крозиус вновь стал инструментом моей воли, более искренним, чем резец по камню.       – Аргиос Морр, аколит Ордо Маллеус, сэр, – говорит человек, сопротивляясь страху.       – Теперь ты, аэльдари, – я смотрю на ксеноса, и что-то в моём взгляде заставляет его опустить меч.       – Элаис, странник мира-корабля Алаиток, – говорит ксенос на хорошем готике, и я понимаю, что это скорее она, чем он.       Мне предстоит узнать больше об этом месте, поэтому человек и аэльдари расскажут мне всё, что им известно. Иногда ценность информации важнее ликвидации угрозы, хотя мне и неприятно это признавать. А дальше – я стану судьёй и палачом.       – Как здесь оказались? – спрашиваю я, подходя почти вплотную к аколиту и опуская на него свой взгляд. Он инстинктивно хочет отодвинуться, но повреждённая нога мешает ему.       – Мы сражались на арене в городе ксеносов, – отвечает он, не замечая, что истекает кровью. – Я разбил зеркальный нож о другие зеркала, вспыхнуло пламя. Она толкнула меня в него, и вот мы здесь.       – В Коммораге?       Аколит не узнает название города в Паутине, но ксенос кивает.       – Останови кровь, иначе скоро умрёшь, – говорю я аколиту и протягиваю руку к аэльдари. – Отдай меч. Медленно. Эфесом вперед.       Она изучающее смотрит на меня, но подчиняется спустя долгое мгновение, в течение которого мне достаточно любого неправильного движения для атаки. Эльдар в варп-блокираторе всё ещё эльдар, пусть и менее опасный.       Я закрепляю меч на поясе с помощью магнитного захвата и отхожу. Допрос продолжится после того, как человек остановит кровь.       Я надеваю на себя маску-череп, не забывая следить за ксеносом. Она осматривает стеллажи, периодически поглядывая в мою сторону. Аколит снимает с себя поножи и накладывает бинты, которые достаёт из подсумков на броне. Он не видит угрозы в ксеносе. Видимо, он уже смирился со смертью после Комморага. Моему Ордену известно о городе Тёмных Эльдар и о природе этих ксеносов. У него сильная воля, раз он ещё не утратил рассудок.       Меня тревожит пламя. Пылающие крылья за спиной зеркального брата. Пламя, которое перенесло аколита с ксеносом из Коморрага и гудение которого я слышал здесь. Пламя, которое поглотило тело друкхари. И зеркальный нож, о котором сказал аколит.       Что ты сделал, Афанасий? Спрашиваю я верховного библиария Ангелов Сияющих. Могущественный чернокнижник молчит – он давно мёртв, ведь мы сами покарали его за ересь, восстав в тот день из могилы Ангелов Сияющих и став Ангелами Кающимися.       Было ещё одно зеркало Афанасия, из осколка которого аколит сделал нож? И разбил его, что открыло варп-портал сюда? Или не варп, потому что я не ощущаю влияния Моря Душ. Как не ощущаю больше вкрадчивого и развращающего присутствия ведьмы. Несмотря на гротескную сюрреалистичность происходящего, сенсоры доспеха сообщают мне о реальности того, что я вижу.       Мы в подвале пустого здания, здесь полумрак, поскольку сверху, из окна над лестницей, проникает тусклый свет. На стеллажах лежат металлические банки, похожие на консервные, явно сломанная техника неизвестного мне паттерна, одежда и другие незначительные предметы. Само здание неизвестной конструкции, но в материалах присутствует сталь, пластик и дерево.       Хронограф выдаёт ту же дату, что и в резиденции ведьмы. На мне то же снаряжение, что было там. Не изменился и цвет моего доспеха. Я хочу понять, но не могу. Зеркало Афанасия перенесло меня сюда, но сделало это настолько искусно, что мне непонятна сама суть процесса. Это не обычное колдовство и не варп-переход. Переход через Паутину? Видимо, зеркало обладало большим количеством свойств, чем мы предполагали, а Афанасий был поистине умелым творцом и опаснейшим еретиком.       Я поднимаюсь по лестнице, ведущей из подвала. Она скрипит, но выдерживает мой вес. Наверху чёрными пятнами щерятся следы пожара, а оставшаяся часть здания проигрывает сражение с местной флорой. Здесь оглушительно пусто – нет излишества вещей, которым обычно полнятся человеческие жилища. Здесь вообще ничего нет, а судя по следам пыли – ещё и десятилетия никого не было. С металлическим скрипом я открываю дверь, ведущую на улицу.       Меня встречает рассвет над полем неизвестных растений. Чужое солнце выходит из-за далёких скал на горизонте, левее них виднеется группа высоких зданий, похожих на небольшой город, а сверху на меня смотрит огромный газовый гигант, притягивающий взгляд как центральный объект скульптурной композиции. Это не Облазти, не ледяной мир куполов и океанов, на который я высаживался со своими братьями. Там попросту не может быть такой цветущей природы.       Что-то незримо изменяется. Мир словно замирает, а потом я вижу огромное красное полотно, занимающее всё небо. Менее чем за удар сердца оно достигает меня, ударяя, словно боевой молот, и наполняя разъёмы силовой брони на теле раздирающей болью.       Перед моим взором плещутся немыслимые оттенки красного, по доспеху перескакивают багровые молнии, а духи машин сообщают о множественных ошибках в работе систем.       Я делаю несколько сдавленных входов. Я не понимаю. Запрос к духам машины о природе произошедшего явления не даёт результатов. В их памяти нет ничего подходящего. Показатели радиации, температуры, давления и скорости воздуха не изменяются, выводя нормальные данные для этого места. Сообщения о сбоях в работе доспеха прекращаются. Кроваво-красная рапсодия затихает.       Всё закончилось так же стремительно, как и началось. Мир вновь оживает. В траве шумят насекомые, а с орбиты падает космический корабль неизвестной мне конструкции, исчезая за горизонтом. Я возвращаюсь в подвал.       Если это результат твоих деяний, зеркальный брат, то что ты показал мне, а что ещё хочешь мне показать?       Или я настолько одурманен ведьмой, что даже не осознаю этого?       Или же что-то гораздо более древнее, тлетворное и могущественное, чем смертная еретичка, обратило на меня внимание из Моря Душ? Что-то, никогда не бывшее живым, но и не являющееся мертвым. Обратило внимание, оскалило сочащуюся скверной пасть и явило мне ложь под маской неизвестного мира?       Насколько же глубоко моё падение в бездну греха, что я даже не замечаю неправильности той реальности, что вижу? Ни в показании сканеров, ни в незначительных деталях, заметных только внимательному взгляду. Но существует способ проявить извращённую суть Архиврага, сорвав с него благочестивую маску. Мне остаётся верить, что Император не отвернулся от меня.       Я возжигают курильницы на доспехе и начинаю нараспев произносить слова священных литаний. Благородное звучание высокого готика отражается от стен, заполняя подвал, и в нём – прежняя чистота и рвение из тех, что были мне доступны. Я прошу Императора явить мне истину и указать врагов, чтобы я мог направить на них свой гнев. Его гнев.       Аколит благоговейно замирает, складывая руки на груди аквилой. Отрывается от изучения стеллажей ксенос, поворачиваясь в мою сторону и присаживаясь на ящик в углу подвала. Но больше ничего не происходит. С человека и ксеноса не сходит кожа, они не обрастают извивающимися щупальцами или длинными костями. Стены не распахивают сотни глаз и не скалятся зловонными пастями. Мир остаётся прежним: пыльный подвал заброшенного здания с захламленными стеллажами. Я замолкаю.       – Я даже не надеялся услышать молитву Ангела Его, – говорит аколит, и в его искренности я не слышу лжи.       Император редко обращается к своим слугам напрямую, но не только в открытых словах – Его воля и мудрость. Нужно лишь суметь распознать тонкие знаки. И в аквиле аколита Ордо Маллеус, который оказался вместе со мной в этом непонятном месте, я вижу один из таких знаков.       Я ощущаю, что смерть этого человека от моей руки не входит в планы Императора. Да, он, кажется, заключил подобие союза с ксеносом против общего врага. В исключительных случаях такое допускается. Хотя это и противно моей сути, но я не могу противится Его воле.       – Я Бъярго Ратана, капеллан одного из дочерних орденов Ангела Сангвиния, – название моего Ордена остаётся несказанным, поскольку слова застревают в мыслях. Кто я? Кающийся? Сияющий? Мне придётся разобраться со своим прошлым и настоящим после. Изучить полноту моего греха, осудить и вынести приговор. Но сейчас мне надлежит понять.       – Вы знаете, почему вы здесь оказались? – спрашиваю я.       – Нет, господин капеллан, – честно отвечает аколит. – Я знаю как, но не знаю почему.       – А механизм перехода в этот мир?       – Я не псайкер, но это не варп-переход в том виде, в котором я его знаю.       – И не переход через Паутину, – произносит ксенос из угла.       – Откуда у тебя зеркальный нож, о котором ты говорил, – я подхожу к аколиту ближе.       – Он не мой, – аколит указывает на ксеноса. – Она кинула его мне, а потом сказала разбить.       Я перевожу взгляд на ксеноса. В пустых глазницах моей маски-черепа достаточно красноречия для вопроса.       – Я нашла разбитое зеркало в своих странствиях. Поняла, что разрушенный артефакт, точнее портал, но куда? И принцип работы ускользал от меня. Однако часть силы зеркала сохранилась в осколках, а само оно было сработана столь умело, что, несмотря на человеческое происхождения, я взяла один осколок себе. Обработала как клинок, приделала рукоять и носила в потайном кармане в доспехе.       – И друкхари не нашли его, когда забрали твою броню? – спрашивает аколит.       – Как видишь, – отвечает ксенос. – Я хорошо его замаскировала, либо тот, кому поручили обыскать мою броню, был достаточным идиотом. Если вообще был.       – И как ты догадалась разбить его? – интересуюсь я.       – В плену у друкхари цепляешься за любую возможность. – переливчатый голос ксеноса становится отстранённым. – Я импровизировала и плохо представляла, что именно должно произойти, но в случае неудачи у меня был меч.       – Я тоже оказался здесь с помощью зеркала, – говорю я.       Надеюсь, в моих словах понятный намёк, а у ксеноса есть разум, чтобы его осознать. В настоящий момент – она не мой главный враг.       С помощью аколита и ксеноса мне нужно разобраться в том, где я оказался. Поэтому в первую очередь говорить предстоит им, а я же не собираюсь выдавать им свои знания сверх необходимого минимума.       Но пока что ясно одно – это место не в Море Душ или в Паутине. Оно в реальности. И оно одновременно живо и мертво, поскольку системы связи доспеха не фиксируют ни одного сигнала – ни дальней, ни ближней связи – хотя я видел город на горизонте.       – Когда я вышел на улицу, то я увидел там, – я пытаюсь подобрать слова для описания красного полотна размером с небо, – приближающуюся красную волну, занимающую всё видимое пространство. Она прошла через меня, через это здание и исчезла так же быстро, как и появилась. Пыталась навредить духам машины доспеха, но не смогла. Вы видели её здесь? Красную вспышку, молнии?       – Нет, – произносит аколит и замолкает. Он не сомневается в моих словах, поскольку мало кто из смертных знает о том, что Адептус Астартес не безгрешны. Но он очень сильно озадачен. – Здесь не было вспышки или молний, а ничего электрического при мне нет. И мне неизвестно явление, которое вы описали. Если это результат действия какого-то оружия, то мне оно не знакомо.       – Мне тоже, – сообщает ксенос.       Красная волна прошлась по всей планете, но не затронула подвал? Интересно. Это не могло быть колдовство ксеноса, поскольку она в блокираторе, и я бы ощутил психическое влияние на свой разум. Это действительно похоже на природное явление или на действие неизвестного оружия, цель которого – вывести из строя технические системы, питаемые электричеством. В случае силового доспеха не получилось. Однако сейчас я не наблюдаю последствий, поэтому этот вопрос придётся отложить.       Кроме одной – упавшего космического корабля. Экипаж корабля мог выжить, если он там вообще был ввиду неизвестного паттерна судна. В галактике множество опасностей, и космические корабли без экипажа или новые ксенорасы – одни из них. А ещё на горизонте был город – мне стоит отправиться туда, чтобы больше узнать об этом мире. Вот только что я там встречу? Людей, ксеносов, заброшенное поселение? И последний вариант наиболее вероятен. Это здание давно заброшено, вокс-частоты молчат, в городе я не заметил никакого движения, а в воздухе не было ничего, кроме падающего корабля. Но что мне делать с аколитом и ксеносом: взять с собой или оставить здесь? У них нет оружия – значит, они будут обременять меня в городе, если мы встретим сопротивление. Но вариант – оставить здесь человека наедине с ксеносом – выглядит ещё хуже.       Для начала нужно поискать ответы здесь.       Я подхожу к стеллажам, и моё внимание вновь привлекает металлическая банка консервов. На ней буквами готического алфавита написано неизвестное мне слово – скорее всего, название законсервированного сырья – и нанесены цифры. Похоже на дату, но в отличном от имперского формате написания. Третий месяц две тысячи сто семьдесят четвёртого года, если я правильно распознаю обозначения. Моя интуиция подсказывает мне, что я не ошибся в чтении года, но от этого не становится проще. Я сверяюсь с хронографом доспеха – девятьсот пятьдесят второй год сорок первого тысячелетия. Бездна прошлого, ещё более глубокая, чем грехи моего Ордена. Я отдаю банку аколиту.       – Здесь название законсервированных продуктов, рекомендации по употреблению, мир-производитель и дата, – говорит он, осматривая. – Странный формат, и где тысячелетие?       – В конце написан год вместе с тысячелетием, – замечает ксенос. Её разум достаточно острый, чтобы быть полезным сейчас, но опасным в перспективе.       – Тогда получается, – аколит замирает. – Мы в третьем тысячелетии? Бог-Император.       – Это не однозначно, – замечаю я. Ко мне приходит спасительная мысль. – Мы могли оказаться на мире, который населён людьми, но был потерян во время Эры Раздора и так и не стал частью Империума, поэтому развивался независимо. Как следствие, здесь собственная система летоисчисления.       – Но почему язык не изменился, если мир развивался в изоляции? – аколит задаёт логичный вопрос. – Здесь написан состав, разве что не все ингредиенты мне известны, срок годности и условия хранения. Это низкий готик, один из диалектов, но я понимаю его.       – Ты задаёшь правильные вопросы, Аргиос Морр, – отвечаю я и иду к лестнице. – А теперь выйди со мной наружу и позволь мне задать вопрос тебе.       Я схожу с крыльца здания и оказываюсь по пояс в растениях. Ветер гуляет над полем, волнами вздымая верхушки трав. Треплет листья кустарников и ветви редких деревьев. Мне незнакомо ни одно из этих растений в частности, но в общем – прослеживаются схожие черты известных видов.       Аколит стоит на крыльце за моей спиной, осматривая неизвестную планету непривыкшими к яркому свету глазами.       – За теми скалами, – я указываю на невысокий горный хребет на горизонте, – этим утром упал космический корабль неизвестного вида и класса.       – Вон тот город, – я показываю на скопление невысоких строений в нескольких километрах отсюда, где так же, как и утром, не заметно никакого движения, – молчит на всех вокс-частотах, и до него час пути моим шагом по этой траве. Я собираюсь отправиться туда для осмотра, но потом вернусь.       – Мой вопрос, – продолжаю я, – мне взять тебя с собой или оставить здесь с ксеносом, Аргиос Морр.       Я даю ему возможность выбрать самостоятельно, потому что умереть на неизвестном мире можно в любой момент и по множеству разных причин. Возможно, некоторые растения смертельно ядовиты. Возможно, в городе, в архитектуре которого я не вижу знакомых стандартов, обитают враждебные ксеносы. Возможно, я не пройду и шага по этому полю по неведомой мне сейчас причине. Я вижу в аколите верного слугу Трона, который пережил пытки друкхари, и я не его господин. Я даю ему возможность выбрать самостоятельно, ведь все мы – порождения принятых нами решений.       Аколит смотрит на горизонт, облокачиваясь на дверь, а затем переводит взгляд на свою ногу.       – С одной стороны, мне повезло, что не задета артерия, но с другой – задето сухожилие, и я с трудом поднялся по лестнице, – говорит он. – Я бы хотел пойти, но буду для вас помехой, господин-капеллан. Я останусь здесь и попробую поискать ещё какую-то информацию об этой планете.       – Ты сам сделал выбор, – я соглашаюсь с его решением. – Но ты ведь остаёшься один на один с ксеносом.       Аэльдари стоит в глубине здания, в нескольких метрах за спиной аколита. Она тоже поднялась из подвала, и она не может нас не слышать.       – Ты не убила меня на арене, хотя могла, – аколит оборачивается к ксеносу. – Убьёшь сейчас?       – Нет, – отвечает аэльдари.       Ксеносы лживы в своей сути, но я не знаю и малой доли того, что произошло в Коммораге, однако если аколит верит ксеносу, я не стану его разубеждать. Его жизнь и его смерть в его собственных руках. И в руках Императора. Я ухожу в город.       Здесь когда-то была дорога. Я не вижу её – она заросла, – но ощущаю, поскольку на ней керамитовые подошвы проваливаются меньше, чем в мягкую землю немного в стороне. Мне приходится продираться сквозь густые заросли травы и кустарника, я жду внезапного нападения с любой из возможных сторон, но напряжённую тишину в моих мыслях заполняет звучание взлетающих насекомых и чужеродное пение птиц.       Я жду атаки, но ничего не происходит, и только ветер гоняет волны травы вокруг. Жёлтое солнце заливает мир ярким светом, исполинский газовый гигант дирижирует симфонией облаков, проплывающих перед ним, и с запозданием до меня доходит – эта планета находится на его орбите.       Мне непривычно. После долгих лет крестового похода в поисках памятников былого тщеславия, после тёмных кают ударного крейсера, после ледяной и жёстокой реальности на Облазти. После всего этого я – посреди огромного зелёного поля, но неизвестно – где и когда.       Ты спрашиваешь, почему я вообще оставил аколита и ксеноса в живых, мой невидимый Сияющий брат? Я уже отвечал на этот вопрос: с помощью них у меня больше шансов понять. Ты задаёшься вопросом, почему я не отдал аколиту меч? Ищи ответы в своём предыдущем вопросе.       Не отвлекай меня, лучше поразмысли о других зданиях, которые мы видели, когда уходили в город. Они мельче и обступают здание с подвалом, словно внимающие ученики мудрого учителя. Они также несут следы борьбы со временем на своих стенах, а ещё следы пожара и выстрелов из неизвестного оружия – следы насилия. Насилия, но не полноценного сражения. Это следы нападения и разграбления – ксеносов, пиратов, оступников? Здесь жили люди, но их убили или увели в рабство, а если нет, то почему не вернулись, не отстроили своё жилище? Ответ этого мира – молчание, и, приближаясь к городу, я слышу его ещё отчётливее.       Город мёртв, но иначе, чем покинутое здание, в подвале которого я оказался. Здание заброшено уже давно, а вот город опустел совсем недавно, поскольку растения ещё не вторглись на его территорию, но взяли в осаду и медленно ползут вперёд.       Умереть городу помогли. Я вижу множественные следы сражения. Искорёженный и брошенный транспорт с непривычными очертаниями. Наспех созданные баррикады на улицах, обвалившиеся стены зданий и пустые разбитые окна. Здесь прошла война, пусть небольшая, но ожесточённая и краткосрочная, но я нигде не вижу тел. Победившие забрали проигравших?       Я осматриваю город около семи часов. Захожу в здания, хрустя осколками стёкол под ногами, осматриваю брошенный транспорт. Архитектура этого места не соответствует имперским паттернам, но она понятна мне, как и само строение города. Он не выглядит чужеродным, как поселение неизвестной ксенорасы, но не стоит спешить в выводах.       Я ищу прямые подтверждения того, что здесь жили люди, но нахожу только косвенные. Я ищу тела, но нахожу надписи на низком готике, брошенные явно в спешке вещи и разлагающуюся пищу. Часть здешних обитателей могла выжить, если была эвакуирована.       А ещё нахожу пикт-снимки. Поначалу я вижу на них людей. Разного цвета кожи и фенотипа, но всё же людей, насколько мне позволяет рассмотреть качество изображений. Потом я вижу ксеносов. Неизвестных ксеносов. Одни похожи на людей, но имеют яркую кожу фиолетовых, зелёных и синих цветов – без волос и с наростами в виде щупалец на затылке. Другие ксеносы похожи на гуманоидных хищных птиц с хитиновыми на вид пластинами, жвалами, как у насекомых, и острыми отростками на голове. И ксеносы на этих пикт-снимках – не враги, а люди – не их рабы. Я не вижу фундаментальных отличий в архитектуре зданий, где находятся снимки людей и ксеносов, но вижу снимки людей вместе с ксеносами. Некоторые из них держатся за руки и улыбаются.       Ересь ксенофилии прочно пустила корни в этом месте. На этой планете, звёздной системе или секторе? Где я? Во мне нарастает гнев, но какая-то моя часть понимает, что этим людям никогда не было известно Имперское Кредо. И их цивилизация формировалась в других условиях. Если это, конечно, цивилизация людей, а не существование в подчинении ксеносам. Где границы моей ереси, раз я у меня рождаются такие мысли? Они могли бы возникнуть в порочном разуме Ангела Сияющего, но никак не в истовости Ангела Кающегося.       Но почему тогда Он отвечает моим молитвам?       Я нахожу документы. Информация содержится на инфопланшетах – других, но понятных в сути работы. Однако, большинство из них неактивны, и мне удаётся найти только один едва работающий инфопланшет. На его тусклый экран выводится повторяющееся сообщение: «Внимание! Флот Жнецов перешёл через ретранслятор. Всем жителям Мендуара приготовиться к экстренной эвакуации». На экране отображается дата, но мне удаётся различить только год из-за плохого изображения – две тысячи сто восемьдесят шестой. Я пытаюсь провзаимодействовать с интерфейсом планшета, но его дух машины делает последний вздох и умирает.       Жнецы. Неожиданно подходящее название для того, кто опустошил этот город, а возможно и всю планету. Сбор всех тел – жатва. Враждебная к местным ксеносам и людям ксенораса? Люди, не согласные с сосуществованием с ксеносами. Я отметаю мысли об Империуме, поскольку не вижу здесь следов его действия – Империум не стал бы забирать тела врагов. И ретранслятор? Название варп-перехода, либо что-то иное. А Мендуар – название всей планеты, либо только этого города.       Лик этого места открывается мне, словно статуя под движениями резца, но многое ещё остаётся под камнем.       Я уже собираюсь покинуть город, когда нахожу тело крупного ксеноса в броне, придавленное небольшим трансорбитальным космическим кораблем. Насколько я могу судить о его классе. Сервоприподы доспеха напрягаются на пределе возможностей, но я приподнимаю и сдвигаю космическое судно, чтобы лучше осмотреть ксеноса. В разные стороны разлетается рой жужжащих насекомых.       Ксенос высокий, с широкой головой и прочным панцирем на ней, а на его спине крупным горб, подчёркиваемый формой брони. За время, что он пролежал здесь, его шкура и плоть превратились в гниющее месиво под палящим солнцем и нагретым им воздухом.       Я вижу кое-что ещё рядом с ксеносом, что привлекает моё внимание. Три мёртвых тела, почти полностью съеденные червями. Почти, потому что остальная их часть состоит из металлических имплантов и гибких трубок, выходящих из груди и головы. Это сервиторы, но неизвестной мне технологии. Строение их скелета соответствует человеческому.       Пора подводить итоги, мой Сияющий брат.       Может, стоит признать, что всё вокруг – наркотические галлюцинации ведьмы, а я не покидал её поместья. Однако системы доспеха, отслеживающие моё физиологическое состояние, говорят, что это ложь.       Может, я вижу перед собой искуснейшие уловки Архиврага, но сам Император говорит, что это ложь.       Так я никуда не продвинусь в поисках истины, и поэтому остаётся только один вариант, уже звучавший ранее.       Я в неисследованном участке космоса. Здесь обитают неизвестные расы и люди, никогда не принадлежащие Империуму. По их летоисчислению сейчас третье тысячелетие, они в союзе с ксеносами и в состоянии войны со Жнецами. Эти люди долгое время развивались обособленно от остального Человечества, но по неясной причине они говорят на диалекте готика, распространённого в Сегментуме Солар.       Хотел бы устранить эту алогичную деталь, сказав, что я нахожусь на Древней Терре, но это тоже было бы ложью. На Древней Терре не было ксенорас, а человечество в третьем тысячелетии ещё не вышло в космос.       Я забираю одного сервитора для дальнейшего изучения и покидаю город, возвращаясь в заброшенное здание в поле.       Солнце уже клонится к закату, наполняя мир изгибами длинных теней. Я вспоминаю, как утром за скалы упал космический корабль.       Я чувствую, что каскад откровений об этом месте ещё далеко не окончен.