Портрет немертвого

Мне стоило предать тебя. Суд свернул совсем не туда.  Виктор рухнул на колени, взгляд врезался в ставший унизительно близким паркет. С четырех сторон навалилась тьма.  «Значит, здесь все и закончится?» Тьма соткана из черных одежд Корвинов и мрачной обстановки зала, слабо освещенного канделябрами. Она шепчет алыми устами на белых масках — замерших в веках лицах родни. Не его родни, конечно. Массивный судейский стол, перед которым заставили склониться, больше похож на алтарь. По резным стенкам черного дерева стекают пахучие струйки старой крови. Бегут по ступенькам и тянутся к обагренным рукам Виктора. За столом Милена Батори перекатывает два немертвых сердца, не нарочно выжимая из них сок. Алый шелк ее перчаток стал бурым из-за влаги, даже темнее строгого платья под горло. Голова склонена чуть на бок, как у задумавшейся куклы. Взгляда не угадать за повязкой из красного кружева. Правосудие Корвинов слепо ко всему, кроме крови.  — Мне жаль, что приходится это говорить, — издевательски шепнул из-за спины Алексей Корвин-Литвицкий.  Ладонь в вызывающе белой перчатке гулко похлопала по плечу Виктора.   — Но, как твой близкий друг, я искренне сожалею, что ты опустился до такого. Да нет... Мы все сожалеем. Большой палец нащупал ключицу и чуть надавил. После пробы на прочность, Лекс легким движением смахнул с шелковой рубашки несуществующие соринки.  Виктор стерпел, взглядом исподлобья выжигая на личике Милены вопрос. Но ее как ленивую кошку приворожили сердца на столе.  — Значит, ты сделала ставку на него, — хмыкнул под нос. — Не очень… сестрински.  — Замечу, что и ты нам не в полной мере «брат», — Лекс сипло вдохнул за самым ухом. — Видимо, это все же вопрос крови. Было неправильным ожидать благородства от твоей.   — Было неправильным на тебя его тратить… — не сдержал оскала Виктор, отклоняясь от липкого дыхания. — «Близкий друг», но не «брат». Прикосновение пальцев к плечу обернулось вспарывающими плоть когтями. Виктор зажмурился, сдерживая хриплый стон, а через секунду выпрямил спину.   — Ладно, довольно красноречия, — Лекс оценил стойкость неприязненной улыбкой и повысил тон, чтобы услышали в самых темных углах зала. — Видимо, ради безопасности и славы будущего темнейшего князя тебя придется упокоить.  Виктор рассеянно поискал по головам зевак на балконе кудрявую макушку. Эти рост, стать, тяжелый взгляд он не мог пропустить, даже если бы хотел. Но сотканная из упырей тьма осталась безликой. «А может, пусть все наконец закончится». Суд начался по его сценарию.  Для действа подготовили небольшой зал с высокими потолками. Из-за них он кажется узким и высоким, как внутри готического собора. Мрачную обстановку создает сочетание отделки из черного дерева и красных драпировок с серебряными деталями. Для Валерии красный — цвет суда, потому что ее кровь превыше всего. Серебро — символ строгости и аскетичности в противовес будничному золоту.  Валерия изобрела традиции, Милена безупречно их воспроизвела. Даже ее небрежность. Официально допущены только судья и присяжные — все до единого связаны родством с Валерией. Неофициально зеваками в черном забит весь балкон. Виктора до времени оставили в полутемной арке позади судейского стола. На запястьях традиционные, но бесполезные кандалы, за плечами две тени из личной охраны Батори. Его тени, конечно, гостят в подвалах.  Взгляд скучающе пробежался по «родственничкам». Они заранее заняли стулья, отведенные по крови и влиянию.  Самый заметный в первом ряду — Феликс Корвин-Круковский. Сидит ровно, установив между колен трость с серебряным набалдашником. Черный мундир с серыми деталями сделал его похожим на серую ворону.  Рядом нарочито небрежно закинул ногу на ногу Лекс. Все негласно нарядились в траур, но он рискнул выделиться. Расстегнутый пиджак подчеркивает жилет цвета шампанского, пальцы обернуты в театрально белые перчатки.  Силадьи Бела в самом углу. Его облачение мало чем отличается от обыденного, стекая черным халатом на стул. Лицо бледное и неподвижное, будто слеплено из подтаявшего снега.   — Прекрасно, все в сборе, — заметил Виктор.  Как по щелчку кукловода из узкой двери вышла Милена Батори, от овала лица и до носочков сапожек в кровавом красном, и заняла место по центру судейского стола. Кончики пальцев в шелковых перчатках небрежно скользнули по лакированной столешнице.  — Добро пожаловать на темный суд, дамы и господа, родные и близкие, — она лишила голос привычного интонирования. Шорохи ожидания сникли.   — Я созвала суд по праву старшинства, — продолжила в звенящей тишине. — Я знаю, раньше только темнейшая княгиня Валерия могла это сделать. Увы, она уже несколько десятилетий не с нами. И мы скорбим.  Виктор тихо хмыкнул, отворачиваясь. Не мог не вспомнить суд, на котором Валерия скучающе подняла кулак с отведенным пальцем. Милена же была лишь одной подсудимой из сотни. Тогда, еще в Венгрии.     — Надо же, какой головокружительный карьерный рост, — заметил под нос. Милена посмотрела идеально строгим, ничего не выражающим взглядом.   — Однако, я беру на себя роль судьи, и я беспристрастна. Этой ночью не думайте обо мне как о Милене Батори, вашей сестре. Я — воля крови Валерии.  С этими словами она вытянула из клатча маску без прорезей для глаз. Алое кружево скрыло прикрытые веки с пушистыми ресницами, на затылке появился крохотный бант.  Так начался первый акт.  Виктор выслушал монотонно предъявленные обвинения. Подождал, пока шепотки ужаса пронесутся от первых рядов в самые дальние уголки и поднимутся на балкон. Ни защитников, ни обвинителей — суд упырей далек от таких понятий. Важны только вес и количество благородной крови, которую он сможет переманить на свою сторону.   — Много шума из ничего, — бросил, не сдерживая клыкастого зевка. Комментарий перехватил внимание первых рядов, на белом лице Белы задрожали щеки. Под хмурыми взглядами Виктор встал перед судейским столом, безразлично показывая Милене спину.  Сначала нужно вернуть им страх.   — Вы обвиняете меня в том, что я оторвал ему голову? — хмыкнул, а в такт сломались наручники и загремели к носкам ботинок. — Очевидно, что именно это я и сделал.  Волна шепотков подхватил его слова, а Милена чуть наклонила вперед голову, сжав алые губы в тонкую рану.  Закончив внимательно оглядывать зал, Виктор не обошел и балкон. Черное. Безликое и черное. Оскал сменился кислой улыбкой.  «Я с ним весь блядский день в одном гробу пролежал, а он даже на мой суд не явился. Разве это честно?»  — Иными словами, ты признаешь вину? — понизив тон, уточнила Милена.   — Ха? — Виктор небрежно обернулся, потирая покрасневшие после кандалов запястья. — В чем? Я понимаю, вам хочется выставить меня кровожадным упырем, но, смею заметить, я оторвал ему голову. И только. Толпа зашумела с новой силой, напомнив неспокойный прибой. И только первый ряд остался неподвижной береговой линией — Бела выдохнул, а Лекс задумчиво провел костяшкой пальца по нижней губе.  Нетерпение выдало Феликса, узловатые пальцы вцепились в набалдашник трости до легкого скрипа о паркет.  — Неблагодарный пес. Он — кровь темнейшей, как ты вообще посмел...  — Он напал на меня, — мрачно перебил Виктор, повышая голос. — И все это видели. Феликс хмыкнул, отводя взгляд. Краем глаза он явно считывал настроение рядов за собой, и продолжил для них:  — Вздор! Он от одного твоего вида дрожал, так как бы он…   — Мне какое дело? Виктор подошел вплотную к Корвин-Круковскому, перехыватывая внимание. Феликсу пришлось выпрямить спину еще сильнее, чтобы не дать смотреть на себя слишком свысока.   — Я не идиот, — отрезал Виктор. — И не убивал бы его на ночи в свою честь, еще и собственными руками. Моя догадка — кто-то вынудил его напасть… Или что-то. Одно другому, впрочем, не противоречит.  — Если главы фамилий хотят, мы остановим это рассуждение, — безразлично заметила Милена.  Лекс тихо хмыкнул, складывая руки на груди. Феликс громко стиснул зубы, явно не давая вырваться клыкам гнева. Выцедил:  — Не вижу причины его даже начинать…  — Что? — мрачно прошептал Силадьи Бела. Губы тяжело шевельнулись, будто он говорит через ком в горле. — Что могло заставить его пойти на это, Виктор?  Виктор деланно выдохнул, загребая ото лба алые пряди.  — Что?.. Если бы я знал, дорогой дядюшка, — пожал плечом. — Быть может, какая-нибудь дрянь. Чей-то злой умысел. Не выгода же, очевидно.  Бела мелко задрожал, на сгорбленные плечи посыпался ропот партера.  — Кстати, вы же не думали, что я из прихоти оторвал голову, а не проткнул сердце? — продолжил Виктор. — Я планировал обсудить с ним эту ситуацию.  Так они перешли ко второму акту. Андраша ввезла тень Батори. По Корвинам пробежались шепотки, и даже Виктор невольно дернул край верхней губы. Не думал, что кровь Валерии настолько сильно воздействует на слабого разумом древнейшего. Горбатая поза стала еще кривее, медицинские ремни не то что сдерживают Андраша — они не дают его конечностям рассыпаться случайным набором. Вонь крови быстро перебила запах традиционных восковых свечей. Она проступает пятнами на дорогом сукне и сочится из-под когтей, которыми Андраш конвульсивно раздирает собственную кожу.  Словно он целиком — зудящая рана.  При приближении к Виктору коляску заколотило сильнее. Из приоткрытых губ полились розовые слюни, застучали градом на лакированный паркет. Голову Андраш присоединил неудачно, слишком близко к плечу. Кожа шеи порвалась в месте, где из-за грудины торчит позвоночник.   — В-вик-тор-р...  Виктор скользнул по упырю взглядом с долей сочувствия.   — О чем я и говорил, — негромко заметил. — Он долго не протянет. Но не потому что я оторвал ему голову, любой из нас легко воссоздал бы новую. Я бы сделал предположение, что… он чем-то отравлен.   — Ерунда, — стиснув зубы, процедил Феликс. — Он древнейшая кровь. Никто бы не посмел…  — Много кто бы посмел, дорогой Феликс, — перебил Виктор, радушно скалясь. — Любой, по сути, кто хочет очистить путь к трону и от меня, и от древнейшей крови.  Еще раз окинув взглядом задние ряды, как будто что-то выискивал среди самой дальней, слабокровой родни, он уставился на Феликса в упор. Второй ряд тут же отшатнулся, как будто близость поставит их под подозрение.  Трость громыхнула под стул. Феликс вскочил, брызжа слюной Виктору на подбородок.   — Клевета! Это ты! Ты давно хочешь убрать меня! Ты хочешь уничтожить всех кровных родственников Валерии, потому что ты же ее упокоил!  От страсти у него даже укладка растрепалась, тонкими белыми паутинками падая на лицо.   — Используешь старую сказку, мальчик, — Виктор сложил руки на груди с усталой улыбкой. — В годы пропажи Валерии ты еще цеплялся за портки своего темного папашки, которому горло перегрыз ради мелкого титула. И никто тебя даже не выпорол. Крючковатые пальцы Феликса вцепились в рубашку, но не согнали с Виктора самоуверенного оскала.  — Оставьте прошлое, — голос Милены разнесся гулким ударом судейского молотка.  Виктор с долей сожаления сбил хватку запястьем. С балкона донесся шум, через поручень перегнулась Глафира Петровна. Ее черный веер гулко стукнул по опорному столбу.  — Судья, это ведь пустые домыслы! — выдала, пугливо поглядывая на Феликса. — Все знают, что слабые на разум упыри легко сходят с ума. Разве ситуация Андраша не роковая случайность?  Милена смолчала, но по неподвижности ее позы можно прочесть — мнение балкона никого здесь не волнует.  Но Силадьи Бела уже поднялся, крепко сжимая кулаки. Слова вылетели из него тяжелые и глухие, оседая к ногам из-под склоненной головы.   — Не может. Я знаю его приступы. Дайте мне… проверить. Под внимательным взглядом зрителей и тихими сглатываниями он подошел к Андрашу. Прошептав ему что-то едва слышное и горько ласковое, поцеловал в рваную рану на сочленении тела и головы.  Выждав несколько тяжелых секунд с зажмуренными веками, он выпрямился. Батистовый платок снял с сухих губ остатки бурого.  — Его кровь изменилась… Он отравлен. Балкон взорвался шумом и вскриками, а партер наоборот — погрузился в мертвенную тишину. Ее тонко вскрыл голос Виктора:   — В таком случае, нужно всего лишь узнать, кто его отравил? — он вскинул брови. — А может, сам Андраш знает… В театральной паузе Виктор присел на корточки перед старейшим из Корвинов, игнорируя летящие на одежду брызги слюны и крови.   — Старший брат… Я не верю, что ты хотел напасть на меня. Кто сказал тебе?  — Вик-к-тор-ра… — захныкал Андраш, понижая голос с визгливого до шепота. — Уб-бить…   — Бред! Фарс! Судья, останови это! — Феликс рванул к судейскому столу. — Он же слабоумный, как ему верить! Никто в тихих рядах Корвинов не поддержал, только вскрикнула с балкона Глафира Петровна, зажимая себе рот ладонями. Взгляд Милены, который Корвин-Круковский лихорадочно искал, остался невидящим.   — Феликс, я напоминаю, — обрушился ее надменный тон. — В суде крови нет защитников и обвинителей, потому что каждый волен отвечать за себя сам. Пока большинство присяжных согласны, мы продолжаем.  Феликс Корвин-Круковский обернулся на толпу, черными перчатками цепляясь за стол. Молчание Корвинов и редкие шепотки говорят об одном — тосковать никто не будет, а многим он успел и насолить.   — Не называй слабоумной старшую кровь, — мягко заметил Виктор. — Это грубо по отношению к памяти темнейшей княгини.  — Ф-феликс… — захныкал Андраш, когда Виктор играючи развернул коляску так, чтобы глаза зацепились за Корвин-Круковского. — Я… Не… Смог… Прос-стит-те…  Балкон снова зашумел, как шумят опадая осенние листья. Партер вынес безмолвный приговор.  Так начался третий акт.  «Надменная сука! Батори, ты обещала мне этот трон!» — последнее, что выкрикнул Феликс. Виктор замер с его сердцем в руке. Резко пахнущая упыриная кровь залила рубашку до локтя, сердце медленно сокращается в пальцах. Феликс даже не успел защититься. Он никогда и не был умелым в боях, полагаясь на статусность и верных теней.  Только ни одной тени, кроме подчиненных Батори, в зал суда не допустили.   — Вот, драгоценная судья, — безмятежно произнес Виктор. — Я принес вам сердце виновного и этим очистил свое имя.  Под благосклонный кивок Милены сердце заняло место на судейском столе. Рухнувшее тело Феликса, до последнего цеплявшегося за резное дерево, вынесли двое теней. Бела подскочил к Андрашу, перехватывая у тени ручки инвалидной коляски, и этим привлек тяжелый взгляд Виктора.   — Хотя Андраш — тоже жертва… — протянул он, понижая тон. — Может ли он избежать наказания?     — Он все-равно не жилец, Виктор, — прошипел Бела. — Оставь его мне. «О, мне лучше всех известно, что кровь Валерии добьет его в считанные ночи, — подумал Виктор. — Но лучше никому этого не видеть».  — Он был в сговоре с Феликсом Корвин-Круковским и покушался на меня, — надавил, говоря громко, чтобы зал подхватил эхом. — И, в отличие от меня, он целился сразу в сердце. Толпа сохранила гробовое молчание, и Виктор, поощренный стадным страхом, улыбнулся. Снисходительно посмотрел на трясущегося у коляски Белу.   — Хватит с него страданий, Бела. Твое упрямство не дает ему обрести покой.  Выдержав тяжелую паузу, Бела все же отступил к остальным.  Прежде чем вырвать сердце Андраша, Виктор едва слышно шепнул: «Прости, старший брат». Легкий поцелуй коснулся белой щеки. Так закончился третий акт.  Но когда Виктор уже погрузился в мрачные мысли, оставив на столе сердце соучастника покушения, Милена неожиданно достала из ящичка стола стопку файлов. Виктор непонимающе вздернул брови, но кружевная маска судьи скрыла взгляд, а на белом лице и мышцы не дрогнуло.   — Переходим ко второму вопросу, — прежде, чем Виктор открыл рот, она дополнила: — Истребление крови Валерии среди живых и новообращенных.  Виктор резко вздернул подбородок на балкон. Юхио, чьи пальцы спокойно покоятся на поручне, покачал головой.  Неужели патрон явится этой ночью? Никакого второго вопроса Виктор не планировал, а значит, Милена в сговоре. Иначе предупредила бы заранее. Но, даже так, обвинение оказалось предсказуемым и скучным. Люди Юхио были на местах пропажи Корвинов, на их работах, в домах и больницах. А Юхио работает на Виктора. Это обвинение можно было бы смахнуть как пыль с гроба, но толпу Корвинов оно ожидаемо привело в ужас. Виктор безопасен для дальней крови, пока не…   — Виктор, вы обвиняетесь в начале геноцида.  …Не касается их лично. Голос Милены заставил кровь Валерии в телах упырей дрожать от страха.   — О… Очень интересно, кто подбросил такой редкий бред, — криво улыбнулся Виктор. — К тому же, кого так волнует… геноцид среди живых?   — Нам стоило подождать, пока ты в полной мере примешься за немертвых? — неожиданно флер скуки слетел с Алексея Корвин-Литвицкого.  Он поднялся со стула, и яркая жилетка цвета шампань выгодно выделила его в полумраке. Здесь Виктор все понял.  «Так это твой сценический костюм, надо же… Вот кто все это время был патроном».  В продолжение представления он врезал Виктору под дых, после чего резко поставил на колени перед столом судьи. Грохот зал встретил гробовой тишиной.  — Пусть каждый в этом зале ознакомится с документами! — рявкнул Лекс, оглядывая диким взглядом присяжных.  Тени зашелестели, раздавая по рядам копии. Виктор легко догадался, что там. Неожиданные исчезновения и смерти, живых и юных упырей, с медицинскими картами и тестами ДНК. Скорее всего, картинка даже более полная, чем у Юхио. Раз Лекс и есть ее автор.   — Думаете, мне это выгодно? — хмыкнул Виктор, послушно стоя на коленях. — Никто из этих детей мне не угроза.   — Уверен? — Корвин-Литвицкий небрежно загреб назад осветленные волосы. — А как насчет… прямого наследника Валерии?  Так они и подошли к финалу, который Виктор не планировал.  «Ради безопасности и славы будущего темнейшего князя тебя придется упокоить» — с нарочитой печалью уронил Лекс.  Виктор обвел взглядом зал и мысленно вздохнул.  «Пусть все наконец закончится» — это верная мысль. Но становиться третьим сердцем на столе судьи он, конечно, не намерен. Просто хотелось разыграть свою партию немного изящнее. Немного в духе Валерии.  Взгляд стрельнул в Юхио на балконе, тот поджал губы и едва заметно кивнул. Значит, их ждет кровавая баня.  Внимание партера приковано к массивной двери в ожидании явления того самого «принца крови». Даже сердца перестали биться. Виктор же оценил снизу вверх позу Лекса. Тот опрометчиво ослабил хватку на плече, но даже если бы держал крепко — Виктор готов оставить в капкане руку, но вырваться. Когти выдались вперед, готовые в одно молниеносное движение перерезать Лексу сухожилия на щиколотках. Когда рухнет — пронзить сердце. Корвин-Литвицкий будет упокоен раньше, чем его «принц крови» зайдет в дверь. Взгляд стрельнул за плечо — следующей нужно разобраться с «сестрицей». Она скомандует теням атаковать, но если сделать все быстро, можно выдрать ее глотку раньше. А дальше…   «Будет некрасиво». Сколько бы ни продумывал способы разобраться с тенями Батори и ближним кругом Корвинов, очевидно, он не выберется. Он может только захватить с собой как можно больше упырей. То же ждет и Юхио. Взгляд рассеянно зацепился за балкон. Виктор дернулся, будто в грудь швырнули камень. «Так он все-таки здесь?!» Возвышается над толпой почти на голову, с расслабленно засунутыми в карманы брюк руками. Он точно скрывался, иначе Виктор просто не мог бы пропустить раньше… Ни рост, ни размах плеч, ни глубокий и темный взгляд, утягивающий на дно аравийского моря.  Но как будто что-то в нем так.  «Это разве не та рубашка, которую я подарил?» Арон вырядился в черное из комплекта на званую ночь, очень мило. Почти слился с толпой, вот только она смотрит на дверь, а он против течения — на Виктора.  «Блядь, — Виктор стиснул зубы, сдерживая клыки. — Беги отсюда. Беги как можно дальше». Пауза даже слишком затянулась, и Виктор ощутил как растут в нем когти Лекса, обхватывая ключицу как ручку кожаного портфеля.  Наконец, в звонкой тишине скрипнула одна из створ массивной двери. Но вместо наследника в ней показалась одна из теней Батори. Плечи сутулые, на лице, вместо приличествующей торжественности, растерянность.  — Уважаемый суд… Мы нашли Егора Корвина.  Она распахнула и вторую створу, открывая за ней силуэт напарницы. В ее руках на серебряном блюде замерла сухая до серого оттенка кожи голова. В завязанных на затылке кудрях запутались снежинки. Лекс неожиданно втянул когти, и Виктор пошатнулся, упирая ладонь в паркет. Взгляд вонзился в голову упокоенного упыря.   — Хах? — не сдержал громкого смешка. — И вы сейчас скажете, что и это я сделал? Судья, тебе как никому известно, что на время разбирательства все мои люди парализованы! Тобой же! Милена промолчала, лицо осталось кукольно мертвым.  Виктор поднялся, зажимая кровоточащую рану.  «Я должен использовать этот шанс!» — забилось в голове.   — Принесите, — выдал повелительным тоном.  Никто не возразил и не ослушался. Пока Виктор разминал травмированное Лексом плечо, морщась от быстрого заживления, тени поднесли голову.  Щелкнув пальцами для проверки работоспособности, Виктор перевернул к себе лицо упокоенного. Кожа не только посинела. Она присохла к черепу, как будто разом потеряла всю жидкость. Но даже так Виктор узнал эти внешние опущенные уголки глаз — точно Корвин.  — Да, внешне он немного похож на темнейшую. Но, заметьте…  Виктор сжал волосы на затылке головы и поднял выше, давая блеклому свету обхватить ее черты.   — Почему в нем не оставили ни частички крови?  Зал зашелестел, и Виктор удовлетворенно прошелся взглядом по головам.   — Потому что у него была истинная кровь… — процедил из-за спины Лекс.  — Потому что она была не истинная, — громко хмыкнул Виктор. — Повторюсь, я был под следствием. Хотели выставить меня убийцей придуманного наследника Валерии? Да вы бредите. В шепотках партера Виктор услышал, как осыпается к ножкам стульев обвинение.  — Хотели притащить жертву геноцида, а притащили… Стойте, он мне кажется знакомым… Егор, да?.. Дьявол вас раздери, зачем вы упокоили моего саба?!  Милене пришлось скомкать вопрос, а Лексу — отступить. Жаль, его не получилось обвинить в покушении и выдрать сердце. Сошлись на том, что произошла досадная ошибка.  Как удачно кто-то лишил Корвин-Литвицкого его джокера. И не просто «лишил». Кто-то действовал независимо и профессионально. Уничтожил тело, обескровил голову, расположил в месте, где ее вовремя нашли. Виктор снова нашел взглядом Арона. Тот все это время оставался неподвижным и расслабленным, следя с балкона сверху вниз. Бездонно темные радужки, сливающиеся со зрачками, удивительно сочетаются с обсидиановой рубашкой. Тело обдало жаром, будто впервые за столетия Виктор попался в капкан солнца.  «А… Я понял. Профессионально. Без моего приказа».  — Сукин сын… — он прикусил губу в волнении. — Тебе пугающе идет черный.