Портрет немертвого

Оказалось, ты совсем не такой… Она влетела в окно черной птицей и обернулась волком. Из ее пасти разило полынью, и полынью была отравлена кровь. Упырица положила жизнь, чтобы узнать:  «Гр-р-ре тем-р-р-нейш-шая?!» Она явилась в ту же ночь, что и Арон Рагман.   — Ха… — Виктор напряженно потер виски, тьма за зажмуренными веками стала плотнее. Он уже тогда понял, что это тень Милены. Сестрица догадалась, что он не упокоил Валерию, и хочет ее достать. Еле сдержался, чтобы не дать ей понять это прошлой ночью.   Нужно быть осторожным. Миттельшпиль — на доске еще слишком много фигур. Открыв глаза, нашел себя в просторном зале. Из мебели здесь только кресло, обращенное спинкой к узким окнам. На лице лежит приятная тень, лунный же свет бережно касается бессчетных картин с выставки Оманского залива.  Полотна достались ему за небольшие для мира искусства деньги. И вместе с тем — бесконечно дорого. Именно они сделали Виктора одержимым идеей позвать в Нове-Корвин художника.  Посмотреть в глаза тому, кто написал их. Ботиночки Юхио окликнули многозвучным стуком. Пустота каждому шороху придает эхо. Кожа кресла срезонировала от стен, когда Виктор закинул ногу на ногу.   — Андраша удалось оживить, но долго он не протянет, — Юхио с порога перешел к делам. — Хорошо, что ты не вырвал сердце. С тех пор как Нове-Корвин наводнили гости, Юхио стал одеваться в официальном стиле. Но даже в своем старом свитере он выглядел взрослее, чем в этих пиджачках и штанишках, открывающих носки.   — Я не настолько импульсивный, — хмыкнул Виктор, осматривая втянутые когти. — Хотя желание было, признаюсь.  Юхио отвернулся к одной из картин. Пустой взгляд круглых глаз скользнул по беспокойным и острым как лезвия тысячи клинков волнам.   — Ты уверен, что Милена вложит ему нужные слова? Виктор поморщился, будто снова ощутил на языке привкус полынной крови.   — Да. Сейчас — да. При любом раскладе ей нужно убрать Круковского, он многим перекрывает дорогу к трону.  Андраш и без того был слаб умом, а теперь совсем безумен. Милене придется постараться сделать его признания убедительными.  «Если мои выводы о ее целях вообще верны».  — Что ты еще выяснил?   — Я проверил кабинет. Бумаги в беспорядке, на этом все, — отчитался Юхио. — А… Украла статуэтку с гранатами.  Статуэтку ворона с глазами-гранатами Валерии подарили в Венгрии в качестве символа ее темнейшего рода. С тех пор она пылилась в кабинете, разве что Больдо протирал иногда.  — Ха, похоже на нее, — на лицо Виктора вернулась кривая улыбка. — Толку от статуэтки, это же не магический артефакт. Подчиняйся упыри статуэткам да кольцам, и мне было бы куда проще.  — Она хочет реальной власти, — уронил Юхио.  Гул ботиночек сопроводил движение от картины к картине.   — Не поверишь, но я заметил, — Виктор хмуро проследил за перемещением. — Пешка решила стать королевой. Конечно, я учел и такой вариант. Перед одной из картин Юхио застыл. На ней буря еще только подступает к побережью. Гладкая чернота едва вздыблена у кромки, но мутный рассвет не сулит ничего хорошего.  Взгляды уцепились за картины по сторонам, и Оманский залив окружил их. Его буря бьется в полотна, как в окна. Тянется черными волнами через рамы, чтобы затопить зал, а вместе с ним — весь Нове-Корвин.   — Что по… — привлек внимание Виктор. Юхио склонил голову, лицо ушло в тень.  —  Время вышло. Я не смог найти всех отпрысков Валерии, которые подходят по крови, чтобы наследовать ей. Кто-то хорошо прячет следы.  Виктор помолчал, взглядом снова коснулся резких волн. В этой тьме не догадаешься, что они могут скрывать.   — Ты прав, время вышло, — отозвался. — Отпрыск уже в замке... Рано или поздно он себя явит.  Он прикрыл глаза, представляя, что тьма под веками — это вырвавшиеся из рам волны, топящие Нове-Корвин. — Либо явит себя патрон. Топящие с головой и его самого.

***

Зайдя, Арон и взглядом его не удостоил. А ведь Виктор самостоятельно приладил саблю и разложил складки жупана как на портрете.   — Ясной ночи, Виктор. Синий зал стал тихим с приезда художника, с некоторых пор Виктор даже перестал звать живых. Если использовать их по назначению, можно испортить позу или запачкать костюм, а посадить рядом… Кто знает, не потянутся ли они снова к Арону в нездоровом любопытстве. Под внимательным взглядом тот зашумел красками и этюдником. Зачем-то подвинул его в сторону. На фарфорово белом лице снова ни одной лишней эмоции. Пустая оболочка.   — Знаешь, твои картины куда красноречивее тебя, — хмыкнул Виктор, подпирая костяшками подбородок. — Ты столько раз рисовал бурю…   — Не шевелитесь.  Виктор раздраженно взъерошил волосы, ладонь вернулась на рукоять сабли.   — Ты столько раз рисовал бурю, что мне казалось, мы в чем-то похожи. Взгляд Арона стал строгим. Беспорядочные алые пряди вспыхнули бы от стыда, узнай, что снова неправильно легли. Кисть нырнула в стакан с водой, пальцы надавили на тряпку, вцепившуюся в остатки карминовой краски на ней.  — Мы не похожи, — заметил Арон. — У каждого своя буря.   — Я сказал «в чем-то», — в голос Виктора невольно скользнул яд. — Конечно, мы совсем разные. Очевидно, с набегающими волнами для тебя связано что-то другое.  «Представлял ли ты, как задыхаешься под ними?» Арон невозмутимо продолжил возиться с красками, стуча и перекладывая, подбирая палитру. Затем снова стало тихо, только легкие мазки царапают тонкую ткань молчания.  — Я так понял… — негромко начал Арон. — Вы не хотите говорить со мной о суде? Он заметно напрягся в ожидании ответа. Тело окаменело от держащей кисть руки и до длинных ног.   — Все так, мой драгоценный, — Виктор безразлично взмахнул рукой, будто отогнал мошку. — Нет смысла забивать этим твою красивую голову, она лучше справляется с другими вещами. Например, с моим…  — Посмотрите на меня.  Он неохотно подчинился, и взгляды встретились. Внимательные, бездонные зрачки Арона показались тлеющими углями, и захотелось отвернуться. Но Виктор выдержал.   — Так отлично, — бросил Арон. И легко прервал контакт, чтобы вернуться к холсту.  Но мазки показались тяжелыми, кисточка будто вот-вот треснет в пальцах. Арон быстрыми движениями вытер ее и подобрал другой тон. С позиции Виктора — такой же желтоватый белый. Потом еще раз. Стук принадлежностей стал нарастать негромким барабанным боем.   — Пожалуйста, Виктор, — Арон с тяжелым выдохом закрыл глаза. — Вернитесь на место.  Но Виктор не намеревался. Остановившись за плечом Арона, он с любопытством осмотрел недоделанную работу.   — Не получается? На холсте отлично запечатлен мрачный свет, сочетающий холодный тон от луны и теплый — от желтого светильника. Синяя обстановка создает приятно четкие контрасты.  Виктор засмотрелся на старомодную одежду винного цвета. Оказалось, она неплохо подчеркивает фигуру. Сабля и бокал цепляют легким блеском, а черный мех на доломане пушистый и четкий, так что хочется запустить в него пальцы и ощутить электрическое покалывание.  Единственное, чего Виктор не увидел, — своего лица. Вместо него бледный лик призрака, не имеющего толком ни глаз, ни носа. От слоя влажной краски на полотне тянет льняным маслом.  — Я не люблю, когда смотрят незаконченную работу, — мрачно уронил Арон.  — Ха?  Виктор и не подумал смутиться. Вместо этого положил руку ему на плечо и склонился, нарочито приглядываясь. Может, это художественный прием такой?  — Занятно, ты вроде опытный портретист, но лица рисуешь хуже пятилетки. От своей породистой внешности я ожидал большего, знаешь ли.   — Виктор.  Арон наконец обернулся, на бледном лице от напряжения заиграли желваки.  «Ха! Вот и еще одна твоя слабость. Запомню ее», — усмехнулся Виктор.  И бросил:  — Ты и правда влюбился в меня, что ли?  С минуту Арон хранил молчание, а затем резко отвернулся. Кисти и тюбики, палетка, тряпка — в открытом этюднике начал восстанавливаться порядок. Как будто он собрался в лучшем виде его продать.   — Я просто слышал…  Виктор чуть отстранился, чтобы не мешать, пальцы Арона зависли над краем деревянной крышки.  — …что в твоих портретах запечатлены по десять пороков. Но ты не можешь изобразить мои. Не думаю, что я такой душка, что ты попросту их не нашел…  — Виктор.  Негромкий, спокойный тон заставил умолкнуть. Когти вцепились в белую рубашку.  — Я не думаю, что такие как мы способны любить, — закончил Арон. Этюдник с мягким стуком закрылся.  Виктор подавил нервную улыбку. Невольно отвернулся, будто обжегшись о четкий профиль. Арон продолжил смотреть в сторону.  — Такие как... Точно, упыри.  Убрав руку с его плеча, Виктор с сожалением посмотрел на проделанные в ткани дырки.   — Да, — отозвался неожиданно спокойно. — В этом я с тобой согласен. Дыхание вернулось к ровному ритму, взгляд рассеянно осмотрел синий зал. А может, живые были бы к месту.   — На сегодня все? — неопределенно взмахнув рукой, Виктор направился к своему креслу. — Тогда, думаю, я потрачу остаток ночи на другие занятия. Кто знает, сколько мне осталось развлекаться. Установив сапог на невысокое перило, взялся стаскивать с себя парадное обмундирование.  — Подождите.   — Да? — обернулся Виктор.  Над коленом завис в руке тяжелый пояс с саблей.  — Я…  Снова этот его вид. Плотно сомкнутые губы и тени от желваков на белых щеках. Вздутые на руках мышцы и сжатые кулаки. Как будто все аравийское море бушует у него внутри, не находя выхода, только вздымает грудь под белой рубашкой.  «Не могу понять, что именно его теперь так взволновало…» Он снова будто напуган, но не может отступить.   — Можешь, Арон… — пробормотал Виктор под нос. «Я сказал, что после Званой ночи пути назад не будет, но ты ведь можешь сбежать. Не поверю, что опытная тень при желании не сумеет скрыться... А я бы не высылал погони».  — В чем-то вы правы. Виктор выжидающе приподнял брови и между делом спустил с себя тесный жупан. Винная ткань чуть шурша легла поверх доломана на спинке резного кресла.   — Мне трудно уловить ваши… десять пороков.  Он поднял лицо, явив решительный блеск в глазах.   — Покажите мне их.  Виктор одернул рукава рубашки, которую до этого хотел стянуть. Оскал тут же вернулся на лицо.   — Ты уверен? — хмыкнул холодно. — Уже должен был понять, о чем просишь. Арон смолчал, и взгляд остался прямым.   — Как скажешь, — отрезал Виктор. — Идем в твои покои.  «Ты и правда влюбился в меня, что ли?» И зачем он это спросил? Виктор успел несколько раз пожалеть, следуя в отведенные Арону покои. Слушая уверенный, спокойный стук шагов за спиной. «Какой ответ бы меня устроил?» Оглушительно скрипнула дверь. Гостевая комната Арона немногим отличается от подобных в старом крыле. Такие же пропахшие пылью тканевые обои и тяжелые занавески. Массивная деревянная мебель, вывезенная из Венгрии.  Лунный свет из бойницы перерезал путь к самому темному углу — в нем установлен старый гроб. Виктор легко перешагнул световую полосу.  — Ха?  Кончики пальцев проскользили по крышке, собирая слой пыли. Она приоткрыта, но явно больше не двигалась. Как будто специально зияет пустотой внутри.  — Ты им вообще не пользуешься? Неудобный? Почему сразу не сказал, можем поменять. Услышав шорох позади себя, он тут же обернулся. Арон тактично замер на расстоянии шага.  — Не сдерживайте себя. Я должен почувствовать это. Лицо открытое, белое — точно девственный снег. В бездонных глазах свернулась черная пустота. Раньше она отталкивала. Раньше она казалась жуткой.  Виктор поднял руку в странном желании погрузить туда палец. Узнать, насколько она на самом деле глубокая.  — Ты…  Дыхание сбилось. Большой палец прошелся над зрачком, ладонь накрыла гладкую щеку. В лице Арона не мелькнуло ни тени страха или сомнения.  Тогда он медленно сжал волосы на затылке. Арон поморщился от боли, и уголок губ на лице Виктора синхронно дернулся вверх.  — Уверен… — напряженно выдохнул. — Что хочешь именно этого?  «На какой ответ я имею право?..»  Стоило надавить, и он рухнул на колени. Взгляд снизу вверх побудил толпу мурашек пробежать от кончиков пальцев и до корней волос.  Ладонь скользнула по шее вниз. Теперь Виктор нажал на кадык, заглушая звук и принуждая болезненно сглотнуть.  — Потому что я… хочу сжимать твою шею, — обхватив ее, кончиками пальцев прижал артерии, замедляя ток крови. — Не бойся, от этого ты не упокоишься. Я не позволю. Взгляд Арона начал рассеиваться, дыхание участилось.   — Хочу увидеть, как искажается твое лицо от усилий заплакать.  Виктор чуть выпустил когти. Бурая кровь двумя тонкими ручейками потянулась по шее вниз, собираясь в ямке между ключиц. Хлопковая ткань рубашки оказалась замарана.   — Ты вообще умел плакать, Арон? Жадный взгляд проследил, как он начинает морщиться. Конвульсивно горбится, будто в попытке избежать хватки.  Ему не нравится, понял Виктор. Он не похож на нижних, которых он выбирает. Подчиняется из собственного неясного, бесящего упрямства. Настолько тупое любопытство? Потребность написать его дурацкое лицо?   — Ах… На самом деле не хочешь, — оскалился Виктор. — Ты смотришь не как нижний. Если честно, в тебе ничего от толкового нижнего.  На шее Арона дернулся кадык. Тяжело дыша, он плотнее сомкнул губы, черные брови чуть изломились ближе к переносице.   — Я видел это с самого начала. Ты легко подчиняешься приказам и соблюдаешь вежливую дистанцию. Но не чувствуешь себя подчиненным. Нет.  — Виктор, я…  — Молчи! — он резко закрыл ему рот, нажимая на щеки до легкого хруста. Пачкая лицо Арона в его же крови. — Прямо сейчас тебе лучше слушаться, потому что…  Виктор столкнулся с остро блестящими черными зрачками и хрипло выдохнул.  «Потому что когда ты доказываешь свою непокорность, я еще больше хочу тебя сломать».  — Дьявол.  «Может, я бы выдавил твои глаза. А потом напоил кровью, чтобы вернуть их. Смотрел бы ты также дерзко после этого?»  — Ты не знаешь, насколько далеко я хочу с тобой зайти. «Ночь к ночи на твоем теле появлялись бы увечья и ты не успевал их свести. Я упивался бы тем, как бессилие превращает тебя в мою игрушку. Бессмертного раба, у которого встает от одной лишь пощечины хозяина». От этой мысли он перестал дышать. «Тогда я успокоюсь, верно? Моя одержимость достигнет цели». Хватка разжалась, когда Арон уже скорчился у голенищ сапог, но так и не издал сладкого стона боли. Оттопыренные на бедрах Виктора штаны говорят сами за себя, на губах появилась неловкая улыбка.  «Да, вот какой ответ бы меня устроил, Арон. Но не смей давать мне его».  Не несмертие сделало его таким, даже не руководство Валерии или управление фамилиями. Когда он был мальчишкой, способным только быстро размахивать палкой, попал в плен к османам. Из плена он выбрался, но с тех пор не был годен ни к чему, кроме убийств и жестокости.  Элишка была вспышкой иной жизни, которой он не знал. И даже тогда не смог приспособиться. Каждый раз игнорировал ее слезы и вызывался добровольцем в войско Ференца. А когда уже не мог из-за увечья, сорвался, едва найдя себе врага.  Но злость делает только хуже, да? Он осторожно приподнял подбородок Арона и оценил уже немного осмысленный взгляд.   — Нет, Арон. Лучше ты…  Виктор согнулся, колени гулко рухнули в доски пола. Лоб ткнулся в крепкое, чуть дрожащее от пережитой боли плечо. Запах старой крови от рубашки пощекотал ноздри, но Виктор только сцепил зубы, не смея ее даже вдыхать. «К дьяволу мои десять пороков!»  — Покажи мне… что-нибудь другое, — прошептал. — Пожалуйста.