Портрет немертвого

…кем хочешь казаться. «Покажи мне… что-нибудь другое». Арон задержал неровное дыхание. Рыжая макушка Виктора на плече показалась такой легкой, что стоит шевельнуться — сорвется перышком, рухнет в пыль.  Надлом в его фигуре до жуткого знакомый, как и легкая дрожь. Тяжело веками никому не доверять, но и довериться трудно, особенно другому немертвому. Всегда будешь ждать предательства.  Всегда нужно ждать предательства. 

***

1736 год, Яффа Османская империя Арон долго стоял на скалистом обрыве. В него билось, бушуя, средиземное море. Безмолвный шторм захлестнул узкий деревянный ящик и погрузил в пучину. Но морское божество не успокоилось. Будто ему передался ужас, что ждет немертвого с пробуждением. Запертый в непроглядную тьму, он больше не увидит, как солнце последними розовыми лучами прощается с выжженной землей.  Не увидит Яффу, обитель и наставника. Как и братьев по вере и ремеслу.  — Старший, ты поступил справедливо…  Немертвый брат хотел положить руку на плечо Арона, но испугался взгляда — с каждым десятком лет он будто накапливает тьму. Пальцы дрогнули, едва задев льняную ткань хламиды, рука безвольно опустилась.  — По крайней мере, ты не заставляешь это делать малышей, — глухо дополнил. «Малышами» они называли живых мальчиков, которых приводили в обитель. Забирали с улиц сирот или покупали лишние рты у бедняков. Мальчики брали на себя роль жертв и работников, а самые смышленые проходили инициацию и становились немертвыми братьями.  Раньше именно малыши, едва забрезжит рассвет, тащили табут с окоченевшим отступником из обители и выбрасывали в море. Ни одному немертвому не хочется застать пугающую розовую кромку над черной водой. Арон, став старшим, изменил это правило. Теперь он лично выбирал кого-нибудь из братьев и они вдвоем уносили табут.  Первый теплый луч коснулся горизонта, и ощущение помощника за плечом испарилось. Арон смотрел в море до рези в глазах. Когда начало казаться, что они вот-вот закипят, отвернулся. В пальцах смялась тонкая бумага с печатью.  Равви ждал на пороге обители, в спасительной тени. За всю жизнь и нежизнь, Арон не видел, чтобы тот ступил хоть на камень дальше. Как будто песчаные развалины берегут его как от солнечного света, так и от лунного.   И хотя многие из сильных фигур эпохи искали Хирама — ни один его не видел. Только ученики и жертвы.   — Ты был прав, мой мальчик?  Бородка клинышком дернулась, и равви перестал быть пугающе похожим на часть разваленной стены. Чуть сдвинулись тени стекающих с лысины на лицо морщин, а губы сложились в одобрительную полуулыбку.  Арон раскрыл ладонь со смятым пергаментом — весточкой. Он получил ее от равви Хирама прошлой ночью. Его темные глаза гневно сверкали в полумраке, а голос был небрежным.  «Варуха. Сделай выводы сам» — приказал.  Ученикам не дозволялось вести личную переписку. Обитель должна была оставаться тайной, и все письма строго секретно отправлял равви Фаддей, затем старший Исайя, и, наконец, после того как и табут Исайи погрузился в воду, старший Аарон.  Но наказание не всегда было строгим, это зависело от содержания. Например, за любовь на стороне можно было получить пачку розг, но это еще терпимо. Развернув найденное у Варуха письмо, Арон застыл. Переписка на кириллице. В разгар русско-турецкой войны за выход к Черному морю, когда равви Хирам работал на Великого визиря.  Равви не нужно было приказывать, когда все понятно без слов. С тех пор, как Арон перестал задавать наивные вопросы о вере, он стал буквально правой рукой Хирама. Не только сбрасывал в воду табуты отступников, но сам же и выносил приговоры.  Варух был совсем молодым обращенным, иначе не оступился бы так глупо. Не связался бы с русскими и не хранил бы доказательство связи. Но уже без разницы, ведь он лег на дно залива.   — Ему приготовили место при Габсбургах, и переправа на… — Арон осекся. В последнее время он разбирал новости из Священной Римской империи, поскольку они выступили на стороне русских. В голове накрепко застряли Габсбурги. Вовремя вспомнил, что письмо на кириллице, а Варуха хотел перехватить русский полковник. Глупая оговорка, лишь бы равви не рассердился.  — Равви, простите, я допустил…  Только он захотел исправиться, бумагу выхватили цепкие пальцы. Взгляд быстро забегал по строчкам.   — Омерзительно! Предать нашу веру ради католиков! Черным по белому приглашение. Ты правильно сделал, что утопил змею. Это отрава обители, порочный путь золота и гнилой славы.  Арон непонимающе коснулся кончика письма. Тело прошила давно забытая дрожь паники.   — Что? — равви недобро свел брови.  «Перейдете переправу, вас будет ждать гонец, сообщите, что вы по поручению полковника Жевахова, если не поверит — предъявите сие письмо с печатью…»   — Тут… — пальцы задрожали, Арон поспешил убрать их от бумаги и отвернулся. — Говорят перейти переправу и присоединиться к полку Кобенцли. Равви еще раз внимательно перечитал письмо и кивнул.   — Кобенцли… Хитрый австрийский лис. Так я и думал, что он прознает про нас.  Сухая ладонь скользнула по каменному от напряжения плечу, ласково ободряя. Сглотнув, Арон ткнул в первую попавшуюся строчку.   — Здесь… Можно сделать выводы о их расположении. Стоит предупредить?..   Равви тепло улыбнулся и умело «прочел» целый абзац.   — Да, напиши письмо и отправь Великому визирю. Он будет рад вестям о проделках Габсбургов. И не забудь отчитаться о последних казнях. Аарон, мальчик мой… Я рад, что ты со мной.  Он ушел, стуча сабо, вниз по ступеням. Оказавшись на последней, вдруг замер. Вместе с ним замерло дыхание Арона, прикованного взглядом к орлиному профилю.  — Да, Аарон… Если будет что-то слышно о русских, сразу беги ко мне. Не нравится мне эта тишина. С последним шагом равви Хирама поглотил мрак. Арон обернулся на рассветное пожарище над полуостровом. В пальцах хрустко смялась бумага — а вместе с ней мысли — в тугой уродливый комок.  Сфиротам Арона учил равви Фаддей. Читать и писать учил равви Фаддей, а трем важным для ведения переписки языкам научил старший Исайя… Благодаря им, теперь покоящимся на дне моря, Арон и стал новым любимым учеником равви Хирама.  Их «наставника». Который все это время был неграмотным. 

*** 

Уголок губы едва заметно дрогнул. Глупо вспоминать о равви, которого сам же предал. Одни воспоминания с веками рассыпаются в песок, другие — становятся тяжелее камня и оседают внутри. С такими не сдвинешься навстречу и к самой теплой душе.  Виктор выдохом нарушил молчание. Все еще болезненно хрипя, Арон проследил, как он поднимается с колен. Одно резкое движение, и через голову слетает шелковая рубаха. За ней под кровать загремели высокие сапоги.  Арон встал напротив, и костяшки пальцев Виктора дрогнули, замерев над завязками штанов. Лунный свет из узкого окна перечеркнул лицо, обрисовал тенями острый нос и подбородок с маленькой ямочкой. А взгляд забрал во мрак.  «В конечном итоге либо вы меня предадите, либо я вас» — это очевидно. Арон сказал бы так и про людей. Просто люди умирают раньше своих иллюзий, а в несмертии нет ничего вечного.  Почему тогда Виктор сейчас так покорен?  Подняв руку, Арон осторожно коснулся кончиками пальцев щеки, большим едва ощутимо закрыл уголок губы. Опущен, без обычной кривой полуулыбки.  Взгляд приковали белые полосы шрамов, исчертившие торс. Резкие и широкие от сабли — на груди. Длинные и тонкие, как от прута, — на спине.  — Я тебе не картина, — тцыкнул Виктор. — Долго смотреть будешь? Пальцы осторожно обхватили узкое запястье, Арон приподнял правую руку под холодный лунный свет. Руку, судя по следам, не раз перехватывавшую плеть.  «Не всегда был аристократом».  Нахмурился, увидев ближе к локтю широкий шрам, расползающийся выпуклой кляксой.  Виктор задумчиво размял пальцы, как будто делает это впервые спустя сотни лет.  — Она была сломана, — пояснил. — То есть… Совсем. «И не всегда победителем». Имеет ли это значение для портрета? Арон зашел со спины. Чуть наклонился, и губы припали к длинному порезу, растянувшемуся от поясницы и до затылка.  Виктор издал напряженный выдох, пальцы сжались в кулаки. Правый Арон осторожно накрыл, сдерживая его дрожь. Сделал шаг чуть ближе, вжимаясь бедрами.   — Ха… — Виктор запрокинул голову на его плечо.  Поцелуи продолжили искать увечья, как будто Арон может собрать их все, изучить, понять.   — Отвратительно, — сипло шепнул Виктор. — Похоже, ты будешь самым мерзким любовником из всех, что у меня были.  Арон стрельнул взглядом в его профиль и увидел плотно сомкнутые веки и нервную улыбку.  «Ему страшно».  — Вы бывали снизу? — решил уточнить.   — Да… При жизни. Но был слишком мал, чтобы распробовать. «Значит, нужно быть осторожным» — Арон отстранился. Перед ним замер напряженный, бессчетное количество раз раненый мужчина. Он как будто впервые не понимает, что должен делать. Так выглядит неручной зверь, путающий занесенную для удара или ласки ладонь. Одно неверное движение, и укусит.  — Спасибо, что сказали, — выдохнул Арон.  Виктор часто выдает факты о себе с дерзкой небрежностью, но именно этот, в этой ситуации, прозвучал слишком лично. Арон захотел убрать алую прядку от его брови.  — Блядь, ты себе что, брачную ночь вообразил?! — Виктор кистью отбил руку. Он растрепал шевелюру, как будто сбросил призрак прикосновения. Под его весом тихо скрипнула кровать и смялось плотное покрывало. Арон проследил, как демонстративно раздвигаются колени в старомодных портках.   — Ну, приступай.   — Вы хотели чего-то другого.   — Так приступай к чему-то другому! Арон засмотрелся на беззащитно босые стопы и изящную кисть, которую Виктор небрежно свесил с колена. Как ему удается в любой ситуации выглядеть настолько властно? Но шаг вплотную вынудил Виктора выпрямиться и вздернуть подбородок.  Наклонив голову, Арон задел взглядом пятна на белом хлопке своей рубашки. Зрачки расширились — как он мог раньше не заметить?  — Простите.  Замявшись, расстегнул ее и стянул с плеч. Под недовольный хмык стер с шеи и груди собственную подсохшую кровь, и только после этого вернулся к Виктору. Уперев колено между разведенных бедер, вынудил опуститься на локти. Длинный шрам, идущий по животу к груди, искривился в неровном выдохе. Пройдясь по нему, Арон забрал в рот ополовиненный сосок.  Виктор хрипло рассмеялся. — Увы, мои соски вообще не чувствительные. В отличие от твоих.  Стрельнув хмурым взглядом, Арон спустился чуть ниже и нежно прикусил кожу на груди. Сорванный стон и дрожь под руками вызывали мрачное удовлетворение.   — Кожа вокруг тоже?  — Сука…  Продолжая целовать, Арон стащил с него штаны. Обратил внимание, как часто вздымается от тяжелого дыхания упругий живот, а вот член лишь немного налился кровью.   — А ты… — вдруг начал Виктор. — Бывал снизу?   — Да, — отозвался Арон, отстраняясь. Пока ощущение тела Виктора не захлестнуло с головой, отвернулся к шкафу. Скрипнула дверца, внутри нашелся дорожный рюкзак. Оценив гостеприимство Нове-Корвин, он даже не подумал выложить поближе лубрикант.   — Уже немертвым и по своей воле, — дополнил, возвращаясь к кровати. — Ничего особенного. Но и особенно страшного.  — Ах, — в голос Виктора скользнуло недовольство. — И тут ты меня обошел.  Арон вздернул брови:  «Для него даже секс повод для соревнования?» Он навис над Виктором, намереваясь выдавить гель на ладонь, но руку тут же перехватили жесткие пальцы. Только вложив силу, Арон не дал выбить тюбик из руки.   — Ты думаешь, я настолько слабый, что не в состоянии буду вылечить собственную задницу?!  Арон чуть не задохнулся от боли и внезапной отповеди. Сдержанно выдохнув, посмотрел в глаза Виктора. Чуть не искрятся гневом.   — Конечно, вылечите, — терпеливо заметил. — Но с непривычки может быть больно.   — Всего лишь? Не равняй меня по своим нежным пассиям.   — Виктор, или вы соглашаетесь, или мы на этом и закончим.  Напряженные дыхания столкнулись, Арон пропустил предательский удар страха под дых. Вздумал угрожать Корвину? А если он и правда сейчас встанет и уйдет? С его упрямой гордостью…  — Ха… — глухо отозвался Виктор. — Не ожидал, что ты осмелеешь настолько.  Хватка ослабла достаточно, чтобы Арон смог освободиться. Он наклонился над Виктором, и тот зажмурился, когда холодные влажные пальцы скользнули между ягодиц. Вошли туго, как и ожидал. Виктор чуть ли не зашипел, выгибаясь к изголовью кровати, как будто сможет избежать вторжения. На очередном движении влажно хлюпнуло и он наконец выдохнул.  И тут же его острые когти вцепились в плечи Арона. Мощным движением Виктор дернул его в бок.  Арон оказался завален на лопатки с выбитым из легких дыханием. Нагие бедра оседлали напряженную плоть, их отделяет только ткань его штанов.  — Не могу отделаться от мысли… — выпрямившись, Виктор загреб со лба волосы. — Эта мерзкая жидкость нужна, чтобы трахать живых, разве нет? «Неужели он настолько себя не ценит, что готов быть порванным? — раздраженно выдохнул Арон. — Это не логично». Взгляд сверху вниз оценил его стояк, который Виктор ловко выудил из намокшей от смазки ткани. Пальцы пробующе скользнули вверх и вниз, добиваясь нетерпеливого подрагивания.  — Или ты боишься, что слишком большой? Если честно, ничего особенного. Не сильно больше моего, может, немного толще… Виктор приподнялся, и Арон резко сжал его талию.  — Так вам будет сложнее, — нахмурился.  — Блядь… Еще один… Виктор приставил член между влажных бедер.  — Такой комментарий…  Плечи болезненно согнулись вперед, крепко сцепленные зубы обнажились в оскале.  — …И я выгрызу тебе кадык. Он начал садиться, погружая в себя ствол, а дойдя до конца — хрипло выдохнул, вскидывая подбородок. Покои огласил ломкий стон, не похожий на обычный низкий голос Виктора. Арон сжал зубы от узости, сдавившей плоть. Удивленный взгляд уперся в налитый кровью, жесткий как сабля член Виктора.   — Виктор… — непонимающе выдохнул. — Вы… Но тот не отозвался. Приподнявшись, начал насаживаться снова. Напряглись все его тугие мышцы, натягивая полоски шрамов как сеть из пут. «Его заводят не ласки». Сжав до побеления бедро, чтобы пригвоздить к своим, Арон начал с силой надрачивать ему член. Лицо Виктора исказилось, он согнулся в болезненном хрипе. Тогда окончательно стало ясно. Это ведь Арон никогда не любил боль.  А Виктор сохранил на себе все бесчисленные шрамы. Виктор отказывался даже от смазки. Арон не раз наблюдал садистское наслаждение на его лице, но не подумал, что он и сам… «Виктор любит боль». И прямо сейчас пользуется Ароном, чтобы получить ее. — Ха-ха… — Арон неожиданно для себя засмеялся, закрывая ладонью глаза. — Виктор, вы… невероятный. Вот в каком «другом» он так нуждался. Рукой Арон продолжил до боли сжимать член Виктора и вскоре тот конвульсивно согнулся. Липкий лоб уперся в плечо, передавая тяжелое дыхание.   — Так быстро? — не удержался Арон. Порывисто перевернул на спину, врезав головой в подушку. Неверяще заглянул в мутные, нечитаемые в полумраке глаза. Скулы Виктора едва заметно покрыл румянец. Кто еще видел такое его лицо? Если не любовники, то другие садисты?.. Какая-нибудь домина, например?  Имеет ли он право использовать это для портрета?  Беззащитный, не настоящий порок.   — Вам нравится? — выдохнул Арон, с долей раскаяния ища взгляд среди разметавшихся влажных прядей. Сейчас они пугающе похожи на засохшие потеки крови на белой коже. Виктор отвернулся, сцепив зубы:  — Нихуя.  Арон толкнулся в него, наблюдая, как срывается дыхание, а пальцы выламываются из крепко сжатых подушки и покрывала. Резцы с силой вцепились в плечо Виктора, оставляя следы. В ответ плоть в пальцах Арона снова воспряла, а ухо заложило от стона.   — Я… — он хрипло выдохнул, замирая в этих ощущениях. — Ведь могу продолжить?  От плеча его оторвала железная хватка на затылке, а в глаза стрельнул острый взгляд.   — Но не вздумай перегнуть палку.  Арон только улыбнулся уголками губ и послушно кивнул.   — Понял.  С новым резким толчком Виктор выгнулся, теперь держась за его шею, как за мачту в шторм. Склоняясь в жадном укусе к ключицам, Арон с хриплым стоном втянул клыки.

***

Виктор замер перед крышкой гроба, не стесняясь наготы. Арон не смог оторвать взгляда от шрамов на стройном теле, где-то очертивших, где-то перечеркнувших тугие мышцы. Поверх пестрят следы резцов, засосы и синяки.  Как если бы рисовал на грязном холсте. Оставлял на его шрамах свои метки — будто цветы красного гибискуса расцвели на голых ветвях.  Чтобы эти мелочи сошли, немертвому хватит дня покоя...  «Но может ли он продержать их хотя бы немного дольше?» — мелькнула странная мысль.  — Ты не ответил. Почему не спишь в нем? — вдруг спросил Виктор. Арон отвел взгляд, будто обжегся. Пришлось уставиться на собственные обнаженные ноги. Покрывалом они так и не воспользовались. — Я не сплю в гробах.  Виктор обернулся, вскидывая брови. Снова холодный, властный и… далекий. Он знает, что за день кожа очистится. И снова ни одно розовое пятнышко не будет напоминать о стертой черте.   — Вот как?.. Это какая-то новая грань снобизма? — голос стал ниже. — Избегаешь напоминаний о смерти? Он подкрался по кровати грациозным хищником — девственно нагим, с перекатывающимися мышцами спины. Цветы засосов и цепочки укусов ожили на ней, гипнотизируя.   — Нет, — отозвался Арон. Ладонь замерла у щеки Виктора, внутри болезненно защемило. Он сжал пальцы, так и не коснувшись, но запястье тут же оказалось перехвачено. Дыхание Виктора обожгло беззащитные вены. Арон решился продолжить:  — Я боюсь гробов.  На этих словах Виктор замер. Выпустил опрометчиво протянутую руку из своей, взгляд соскользнул с вен на лицо.   — Ха? — нахмурился. — Почему?  — В обители, где я жил, был метод наказания отступников, — выдохнул Арон. — Мы запирали их в собственных табутах, сматывали тяжелой цепью и выбрасывали в море.  Помолчав, Виктор уселся на постели рядом.   — Интересный способ. Довольно жестокий.  — Да… — заметил Арон, улавливая, как помрачнело лицо Виктора. — Немертвый, обреченный на такое существование, неизбежно сойдет с ума.   — Что ж, думаю, что мне…  Арон вдруг испугался мысли, что Виктор уйдет. Не заметил, как вцепился в его локоть, не дав встать с постели. Удивление во взгляде Корвина сменилось насмешкой.  — Что? Предлагаешь мне с тобой в гробу полежать?  Прозвучало как пощечина, Арон отвернулся, к скулам прилила кровь. Пальцы он тут же разжал, но впервые понял, что ему нечего сказать. Второй пощечиной стал тяжелый выдох Виктора.   — Дьявол…  Он всмотрелся в Арона долгим взглядом, после которого неловко отвернулся.   — Ха! Прости, — голос едва неуловимо сел. — Я ведь и правда не подумал, что такой старый упырь может бояться гробов. Что же теперь делать, я был так невнимателен…  Арон задержал дыхание.   — Да, прости… — повторил Виктор. — Это не очень-то и забавно… Идем, светает. Да мы хотя бы влезем? Гроб вместил бы крупного мужчину в лучших одеждах прошлых веков, но им двоим пришлось тесно прижаться голыми телами. Плечи и лопатки больно впились в древесину, смяв обивку.  Арон глубоко вдохнул запах волос Виктора, отдаленно напоминающий корицу. Виктор умело надвинул ладонью крышку, погружая их в объятья тьмы.   — Если страшно, слушай, как бьется мое сердце. Я постараюсь продержаться, чтобы остыть не сразу.  Низкий голос разошелся по телу мягкой дрожью. Арон промычал стон и спрятал лицо в его плече, крепко прижимая к себе за талию. Конечности начали коченеть, а разум блекнуть. Арон едва разобрал, но уже не смог осмыслить тихий шепот над ухом:  — А как думаешь, если бы нас вдвоем, вот так, выкинули в море… Было бы неплохо?