Портрет немертвого

Не в самом деле. Она ждала.  Покинув зал, Виктор устало сжал виски и потряс головой, как будто сбросил с себя неестественный зеленый свет.  На запястье покалывает след от пальцев. Он жал на синяки все время, пока взбирался в одну из самых высоких и мрачных башен. Приятно окутали темнота и холод — привычный склеп, вырытый в облака. Здесь располагается его спальня.  Вернее, спальня Валерии.  «Надо будет объясниться перед гостями… Точно не этой ночью. Передать через Больдо?» От рук тянет кровью, она забилась под ногти, — снова забыл о перчатках. Похоже, его херувим из недавно обращенных. Кровь яркая и пахнет чуть приторно, напоминая человеческую. Еще не накопила горечи веков.  Он неправильно поступил, оставив его. После сессии нужно окружать заботой, тем более когда речь о новообращенном. Иначе жестокость взрастит в нем ответную жестокость. Правда, еще век назад никого это не заботило. Вернее, Виктора не заботило. Но благодаря Мстиславе они переняли у людей часть рациональных правил для игр. «Да, Слава… Она позаботится», — вспомнилось, что домина привела херувима в чувство перед тем, как помочь всем покинуть зал. Упавший в свои мысли, Виктор не сразу распознал движение за углом. Дернулся, намереваясь уклониться от атаки, но тут же выдохнул.   — Ха, это ты… Привет.  Мстислава изящно отделилась от тьмы. Черное платье в пол обтягивает фигуру как кожа тело змеи, спящих змей напоминают и черные локоны до поясницы.  — Прости, — тцыкнул Виктор. — Хотел напомнить нам былые времена, но немного сорвался.   — Немного? — она с прохладным любопытством сложила руки на груди. Мстислава не только организовывает им тематические вечеринки. Когда-то они провели вместе не худшую пару десятилетий. Она не ревновала и не лезла в его семейные дела.  — Ладно, я поговорю с ребятами, — щелкнула пальцами. — Настроение изначально было не то. Все понимают, что ты сейчас под судом. Виктор криво улыбнулся.  — Спасибо. — Но, Виктор, — она сделала шаг к нему. — Ты не в себе.  Взгляд будто аккуратным ножиком срезал с него рубашку и поддел кожу. Виктор передернул плечами. Вот же… Вот и причина, по которой они расстались. Она не лезет в его отношения с семьей, зато без задней мысли забирается в душу.  — Я могу помочь? — уточнила. — Не с обвинением, конечно. С твоим состоянием… Я знаю, что нужно, когда ты такой. И это не нижний. Забирается и делает выводы:  — Не злись. Знаешь ведь, что делаешь себе только хуже. И до отвратительного редко ошибается. Он скользнул взглядом по тонким, умелым рукам. Зацепился за иссиня-черные, тяжело вьющиеся пряди волос. У Арона могли быть похожие, наверное, если бы отрастил… «Не отталкивайте меня», — он сказал это, потому что хочет закончить портрет? Или почему? — Нет, к черту. То есть… — Виктор раздраженно потер переносицу и закусил без того истерзанную губу. — Прости, я не в настроении. В этом ты права. Я попрошу Больдо помочь тебе организовать другие закрытые вечеринки. Раз уж все впервые в этом тысячелетии собрались в Нове-Корвин.  — Я так понимаю, ты больше не придешь. — Да. Объясни, пожалуйста, и это тоже.  Он двинулся в сторону спальни. Два тяжелых шага гулко отбились по коридору, когда в спину ударил вопрос:  — Значит, это правда?  Виктор сдержанно втянул в легкие воздух.   — Что именно? — обернулся.  — Твои слова про «женушку», — она повела плечом, сбрасывая длинную прядь.  Тон спокойно-любопытный. Любую прихоть можно взвесить, любой поступок — разложить потрохами на столе гадателя.  — Из того, что я успела увидеть, у тебя новый партнер. Похоже, он не разделяет твои пристрастия, либо ты не успел ими поделиться. Поэтому не пригласил?  — Ха… — из груди вырвался напряженный смешок. — Бред. Он всего лишь художник, зачем бы мне его приглашать? Вообще, забудь о нем. Лучше займись херувимом, ему сейчас должно быть неважно. Комфорт по твоей части.  — Твоего «херувима» зовут Егор. Когда ты уже начнешь запоминать имена?  — Когда в них будет для меня прок, — оскалился Виктор. — Твое же я не забываю, Слава. Темного утра тебе.  Дверь в спальню с грохотом захлопнулась, став в разговоре жирной точкой. Мстислава никогда не давала ему оценки, но от этого только тошно. Как будто увидел себя в зеркале. После узкого коридора спальня напомнила очередной праздничный зал. Множество вычурных светильников, подражающих желтизне свечей. И одна узкая бойница, чтобы понимать, какое время суток снаружи. По центру кровать с приглашающе раскрытыми балдахинами. Она легко вместила бы четверых, одинокая женская фигурка выглядит как забытая на краю игрушка. Ее он почувствовал еще у двери. Легкий пудровый запах.  — Я смотрю, ты уже вовсю обжилась.  Милена Батори трепетно провела ладонью по винному покрывалу, собирая между костяшек складки.   — Ах, я не то чтобы старалась… Это место будто создано под меня.  Хрупкое тело подчеркивает шелковый халат, ступни невинно-босые. Как будто это в ходе вещей — перехватить контроль над замком и явиться в постель к его узнику.  — А не наоборот?  Виктор бросил на нее напряженный взгляд и сразу отвернулся. Он ждал, что она даст ему знак или весточку, но встречаться лично?  — Безумие. Ты не должна была сюда приходить.  Милена фыркнула, а в ответ на гневный взгляд кокетливо прикусила нижнюю губу.   — Но я соскучилась, братец… Мы так давно не виделись. Она покрасила волосы на тон темнее. Если Лекс осветляется, как нарочно разбавляя семейное сходство, Милена наоборот. Идеально четкая голливудская волна и каштановая краска превратили ее в оммаж на Валерию.  «Дьявол, больше всего я сейчас хочу остаться один…» Оказывается, он все это время не переставал потирать запястье. Синяк, оставленный Ароном, болезненно ноет и покалывает от такого усердия.  — Да блядь.   — О, мой любимый братец не в настроении? — Милена понизила тон. — Неужели ты думаешь, что я настолько дурочка и не нашла способа проникнуть тайно?  Прикрыв глаза, Виктор окунулся в мысли, которые сейчас действительно должны заботить. Любимая сестрица, да? За десятилетия, что они не виделись, она окончательно закрепилась среди чистокровных Корвинов. Даже Бела и Феликс признали ее верховенство в критической ситуации. Лекс, очевидно, тоже.  Быть может, ее влияние даже слишком выросло. Но он ведь сам хотел сделать ее фигурой, внешне независимой от него. С самого начала смысл существования Милены Батори только в этом. Он нашел ее в Венгрии.  1635 год, Замок Корвинов Трансильвания Валерию утомили разборки с инквизицией и она готовилась к спешному переезду в Сибирь. Но брать с собой намеревалась далеко не всех. Решила подчистить хвосты и избавить себя от досадных прилипал.  — Пани! Хозяйка! Темновельможная мать! Пощадите…  Голос срывался от отчаяния, упырица металась зверем, дергая скованные запястья. Лохматые космы собрали с пола всю грязь, от тела все еще пахло могильной землей.  Виташ замер позади, придерживая саблю наготове. Он проткнет ее сердце, как многие сердца до нее. Безразлично и легко, как заколол бы свинью.  Чтобы упокоить упыря годится и осина, и сталь. Но лучше затем выдрать орган из грудной клетки. У старых упырей такой прокол заживает легче, чем комариный укус.  В этом и была его роковая ошибка с Валерией.  Ошибка привела в каменные объятия подвала, уже привычно к ее каблуку. Тени на стенах плясали под дрожащим светом лучин, только лицо темновельможной светится холодной белизной, как заглянувшая в ночи луна. Она устроилась в высоком резном кресле. Тело скрыто тяжелым халатом из захваченных у османов, волосы небрежно распущены. Кровь у босых ступней — как пролитый за завтраком чай.  — Почему бы мне тебя пощадить? — бесцветно спросила, даже не глядя на узницу.  — Во мне ваша кровь. Ваша!.. Я умерла ради вас! Я обратилась… думая о вас. Только вы, темновельможная… Валерия бросила короткий взгляд на Виташа.   — Наивное дитя. Разве же я просила об этом?.. Виктор. Не услышал. Устало смотрел на тряпку в углу, уже бурую от частого протирания сабли.   — Виктор, теперь это твое имя. Будь любезен, отзывайся на него.   — Простите, темновельможная.  Да, точно. Он больше не Виташ. Следуя своей странной логике, она сочла это имя плебейским. Но ему как будто все равно. «Виташ — от vita, что значит жизнь. Но ты отдал мне свою жизнь. Теперь будешь звать себя Victor — победитель». Но что он, дьявол ее раздери, победил?  — Виктор, ты убрал уже немало отбросов с моих глаз. Что думаешь на ее счет?   — Вам решать, темновельможная, — он безучастно пожал плечами. — В ней есть ваша кровь, но внебрачная. Она убила себя, чтобы стать упырицей. Думаю, умалишенная. Валерия кивнула с едва заметной полуулыбкой.  — Занятно. Чтобы впечатлить тебя умом, ей перед смертью стоило попробовать меня упокоить.  Милена захныкала, размазывая по щекам грязь. Сабле передалась дрожь Виктора — жажда убийства. Он не столько обезумел от потребности в человеческой крови, сколько от чистой ярости.  Виктор стал чудовищем, которых презирал. «Станет ли мне легче, если сердце еще одного упыря…» Взгляд упал на узницу и порезался о блестящие белки глаз. Осознание заставило пальцы на рукояти ослабнуть.  «Она вовсе не дурочка. Она хорошо понимает, что делает». Милена размазывала грязь по лицу, чтобы скрыть настоящее выражение. Она убила себя ради Валерии, руководствуясь жестокой решимостью.  — Я согласна с твоим суждением, Виктор, — продолжила темновельможная пани. — Безумие может представлять опасность. Запомни, такие подчиненные как обоюдоострый клинок, велик риск порезаться. В таком случае… Она протянула руку с оттопыренным в сторону большим пальцем. Он начал медленный поворот вниз, и в ту же секунду Виктора обожгла шальная мысль.  Эта девчонка — возможность.  «Обоюдоострый клинок». Почему он должен заживо гнить, когда те, кто лишили его жизни и желания жить — процветают? Он должен забрать их всех. Он заберет их всех с собой.  Для этого ему нужны руки.  — Темновельможная пани, подождите.  Валерия в удивлении приподняла бровь. Виктор ощутил, как его колено ухватили тонкие когти, в сапог потекла грязь.  — Можете… — Виктор сглотнул, внимательно следя за реакцией темновельможной пани. — Отдать ее мне?   — Что? — та придирчиво осмотрела погребальную одежду Милены, разорванную на груди. — Она напомнила тебе жену, Виктор?  Он нервно отвел взгляд. Валерия умела задеть. Невзначай загоняла иглы под ногти, выжидая, когда он потеряет чувствительность.  — Мою смертную жену выпили… — начал, снова закипая от гнева, но вовремя осадил себя.  Валерия любила забавное. Поэтому под ропот титулованной родни приблизила к себе безродного солдата. Валерия любила красивое. Поэтому заставила свести с лица шрамы войны. Он бы не выжил, окажись за ними уродом. Валерия любила утонченное. Поэтому грубые чувства нужно было спрятать под светскую маску.  Он должен был научиться играть по ее правилам. — Госпожа, я давно хотел пожаловаться… — Виктор насилу изобразил кривую улыбку. — Ваши кровные сестрицы смотрят на меня свысока. Это неприятно. Вы ведь не откажете мне в подруге?  Валерия смерила его строгим взглядом и вдруг запрокинула голову. Ее тихий смех напоминал эхо. Бесплотное и бесстрастное.   — Неужели ты научился толике манер и даже жаждешь плотских утех? Ты меня радуешь, дорогой! Быть может, однажды из тебя и выйдет аристократ. Она прикрыла ладонью лоб и устало махнула рукой.   — Ладно, забирай. Раз мой мальчик решил, что дорос до серьезных игрушек. Но пусть не думает о том, чтобы стать частью семьи. Ненавижу выскочек из семени Батора, меня интересовала только Эржебет… Жаль, что у девочки принципы. Милену бросили в его комнату — каморку со старым гробом. Большего он поначалу и не хотел. Не приказывай Валерия иного, жил бы на кладбище, как настоящий приколич, и пугал селян. Задирал бы коней и собак, чтобы прокормиться.  Они с Миленой оказались одни, и она тут же набросилась с поцелуями — такими же холодными и грязными, как ее притворное отчаяние у ног Валерии. Не сдержав отвращения, Виктор отшвырнул ее к стене.  — Я… — она тут же одумалась, вернув плаксивое лицо. — Вы мой спаситель! Я буду навек вашей рабыней…   — Не нужно, — бросил Виктор, сабля загремела ножнами о дно гроба. — Твоей целью ведь была Валерия?  Милена испуганно вжалась в угол.   — Да! То есть нет-нет… Я… Хотела бы стать частью темнейшей семьи, но вы ведь куда лучше и сильнее, мой господин… Вы мужчина…  — Брешешь, —  Виктор обрубил плаксивый поток. Она угодливо потянулась к его штанам, но он резко сжал подбородок и дернул на себя.   — Я спас тебя не для утех. Я помогу тебе сблизиться с Валерией и изменить ее мнение. Испуг в ее глазах сменился жадностью. Куда более честное чувство для упырицы.  — Но почему… — она судорожно выдохнула. — Вы помогаете мне?   — Я не помогаю тебе. Ты должна будешь помнить, кто тебя спас. И кому ты на самом деле служишь.  — Хорошо… Хорошо, как скажете, темнейший хозяин.  Стоило выпустить лицо, как она рухнула на пол и напряженно вгрызлась в грязный ноготь.   — Дьявол, да какой я тебе хозяин. Тебя не поднимут выше сапог, если будешь так ко мне обращаться.  Он умолк, с усилием нажимая на свои виски в поисках выхода. Упырица жадно ждала.   — Валерия ведь выпила твоего брата? Представь, что у тебя появился новый. Я буду твоим братом, но перед другими упырями веди себя отчужденно. Ты должна будешь войти в их круг. Будешь докладывать мне все.  — Я… Я поняла, старший брат. Любимый братец. Я могу так к вам обращаться? Я сделаю все, чтобы справиться с этой ролью. Глядя на грязную каморку не лучше могилы, он думал о том, что должен добиться покоев приличнее.  Он выжил в османском плену и победил под Вишеградом. Изувеченная рука поставила крест на мечте выслужиться до полководца. И пусть он умер… Он больше не намерен проигрывать.  Месть. Вот в чем будет смысл «победы». 

***

Отбросив воспоминания, Виктор подошел к кровати. Жесткая хватка пальцев вынудила Милену смотреть вверх. Маленькое напоминание. Но в этом холодном лице давно нет и тени той пугливой дурнушки, едва выбравшейся из могилы в разодранном платье. И все же страх сбил ее дыхание.   — Зачем ты рылась в моем кабинете?   — Что? — задрожав, она нервно отвела взгляд. — Ах… Мне ведь нужно сделать вид, что я занимаюсь «расследованием». Ищу «улики».  — Врешь. Думаешь, я тебя не знаю?  Она зло прикусила губу и вырвалась. Запахнув халат покрепче, отошла к журнальному столику. Уродливые тени на ее лице разгладись, являя выверенную маску легкой вины.   — Но я честна. Андраш не должен был на тебя нападать. Он должен был быть рядом с Лексом. Та дрянь, что ты передал, ударила ему в голову в непредсказуемый момент! Виктор еще раз внимательно рассмотрел ее. Сбивается, нарочито сдавленно дышит, даже бисеринки пота от волнения проступили. В роли она входит действительно потрясающе. Благодаря ей он вовремя узнал о плане Феликса Корвин-Круковского. Тот решил, что убрав Виктора и Андраша, останется самым уважаемым из потомков Валерии. Самым близким к титулу князя. Виктор втайне стал тем, кто предоставил руки и средство… Для попытки своего упокоения.   — Вот, держи, — Милена швырнула пустую пробирку. — То, что ты мне дал. Забрала у Феликса, якобы чтобы уничтожить улики. Виктор задумчиво покрутил пробирку в пальцах и улыбнулся. Стекло чуть слышно треснуло.  «Но могу ли я ей все еще доверять?»  — Любимая сестрица… — Виктор тяжело выдохнул. — Ты знаешь, что здесь было? Под его взглядом Милена чуть замялась, подергивая шелковый пояс на халате. Покачала головой.   — Нет, братец. Ты сказал только, что это сильное средство, которое сводит немертвых с ума. Мне показалось, там какие-то травы. «Ложь!»  Самое сильное средство, способное свести их с ума — кровь уже безумного и мертвого упыря. Она это знает.  — Ты не доверяешь мне, братец?  Вкрадчивый голос зашелестел уже у его ключиц. Тонкие пальцы пробежали вверх по груди, будто перебирают невидимые за тканью рубашки шрамы.   — Ты стал таким скользким, — горячо шепнула. — Как же мало осталось от того простодушного вояки. Я немного скучаю. Я сильно скучаю. Он с полуулыбкой перехватил ее запястье и чуть сжал. Испуг в ее глазах сменился пеленой удовольствия, когда он приник губами к коже и чуть прикусил. Ноздри защекотали пудровые духи.  — Я стал скользким, но и ты похорошела, дорогая сестрица. Мне хочется верить тебе… ведь ты не дашь меня упокоить по итогам суда, верно?  — Что ты… — она многообещающе улыбнулась, и с плеча скользнул тонкий шелк халата. — Для меня нет никого важнее и ближе брата. Она хорошо играет свои роли. Но и он стал неплохим актером. Прежде чем коснуться ее обнаженного тела и повалить на кровать, он усилием воли свел с запястья саднящий браслет из синяков.