Портрет немертвого

Я хотел приблизиться к тебе. Когда-то она вселяла в него ужас… как же давно это было. 1603 год, Чахтицкий замок Королевство Венгрия «Черный бей» граф Надашди отбил Вишеград, после передышки направился на Престольный белый. Османо-венгерская война шла яростной и кровавой, мужчины уходили защищать дома и встречали смерть. Он сражался в первых рядах всю кампанию, пока не попал пешим под налет сипахов. Выжил, почти втоптанный боевым конем в мерзлую землю, но вестником конца стала разбитая копытом рука. Раны осмотрела сама пани Эржебет. Как «кровавая графиня» она прославилась куда позже, замковые же знали ее как честную лютеранку, увлеченную науками. Особенно врачеванием. Но даже она не смогла сотворить чудо — таким пальцам не удержать сабли. И его оставили зимовать в родном Чахтицком замке. В хозяйстве и калека сгодится.  На душе черно, да и времена темные и холодные. Замковые пристройки надели белые шапки, а тропки к дровнице и колодцу то и дело заметает. Приходится сапогами толкать свежий снег.  Кухня встретила запахами стряпни и жаром печей. Темное вечернее небо уже накрыло двор, но внутри бурлит дневная жизнь.  — Виташ, нанеси воды!  Он сбросил вязанку дров с плеча. Второе болезненно дернуло, хотя почти привык его не использовать.  — На баню? — обернулся на оклик кухарки.  — Не, на стряпню, — отмахнулась она.  Взгляд зацепился за торопливые движения полных рук. Пряности из-под пальцев полетели на три котла сразу, из маленького горшочка она вытащила добрую жменю соли.  — В ночь едут родичи пани, надо бы приветить. Ума не приложу, чего не дала указа. А Элишка твоя не передала ничего? Забыла? Виташ мотнул головой. Что ночью, что днем — что ему светские визиты графини, не его ума дело. Жена, старшая служанка при пани Эржебет, и сама не болтлива.  Он подцепил на коромысло пару пустых ведер, но у порога остановил слабый голос:  — Не забывала я.  — Элишка! Железные обручи ведер лязгнули о камень. Он оказался рядом, чтобы подхватить ее. Испугался, что в платье совсем не осталось тела. Такая легкая.  Вернувшись с войны, заметил, что она осунулась. Когда-то яркие губы, похожие на лепестки пиона, поблекли и потрескались, пухлые щеки впали. И по ночам часто вскрикивает и мечется.  Но такой страх он увидел в ее глазах впервые.  Она вскинула ладонь, прося то ли не беспокоиться, то ли не смотреть. Оттолкнувшись от его плеча, выпрямилась, но цепляться не перестала. — Это те, что были зиму тому, — прошептала, глядя строго на кухарку. — Их ты не укормишь, Ивона…  — Матерь божья, что им опять припекло! — Ивона выронила половник, дрожащие пальцы вцепились в грудь. — Эта тварь…  — Да какая еще тварь? — нахмурился Виташ. Он не понял, что им может угрожать в стенах замка, но чтобы заколоть кого-то хватит и одной руки.  — Темновельможная пани Валерия, — Элишка отвела взгляд. — Не нужно так о ней говорить. Не… Не бойся, милый. Глубоко вдохнув, она снова собралась с духом. Сжала что-то в кулачке, из которого тянется серебристая цепочка. Как будто от крестика, но они ведь таких не носят. Это католикам только бы заработать на безделушках.  — Виташ, Ивона, передайте по замку меньше шастать, и особенно ночью. Никому без вызова к паньству не подниматься. Держите при себе кресты, а над кроватями цветы чеснока. Прошу… Молитесь. Она утерла со лба испарину, а Виташ зацепился взглядом за два старых прокола на тонком запястье. Она говорила, это булавкой. Переживала, когда он уехал с Черным беем отвоевывать Вац. Она говорила, левая грудь тоже булавкой. В тот год они отбили Вишеград. 

***

Виктор усмехнулся, мыслями вернувшись в склеп. Пальто легко соскользнуло с плеч и рухнуло на небольшой ветхий столик. С древесины вспорхнула пыль, труп закашлялся и захрипел.   — Страху ты наделала тогда, а… — Виктор обернулся, поправляя перчатки. —  Темновельможная пани. Затянутые в черную кожу пальцы скользнули с ее макушки вниз. Наклонив голову набок, Виктор со смешанными чувствами заглянул в пустые глазницы. Вытекший гной присох к скулам, делая лицо неузнаваемым.  Остался разве что горбатый римский нос. Белые же щеки когда-то были гладкими, как у куклы, а глаза — круглыми и блестящими, с грустно опущенными уголками. Их взгляд умел вселить дрожь и подчинить.  Поэтому он их выколол.  — Еще помнишь, как я нашел тебя?..

***

Раздав наказ носить кресты и чеснок, Элишка выдала больше, чем хотела. Ей пришлось рассказать обо всем, что происходило в замке за годы без него. И с этим нельзя было смириться. Виташ убивал проклятых османов, чтобы защитить семью и дом. Он не знал, что здесь поселилось зло страшнее сипахов и янычар.  Поэтому, отвернувшись от замершего взгляда жены, он первым же вызвался прислуживать гостье.  Одного плеча хватило, чтобы в несколько заходов наполнить деревянную лохань. Виташ не удивился, когда бледный человек из свиты темновельможной наполнил первые два ведра алым. И не скривился, когда провоняла вся гостевая спальня, даже тяжелые винные портьеры. Война отбила нюх на кровь и разложение.  — Ты, раб. Подойди, — голос Валерии блеклый, бесцветный. Словно из него вымыло интонации.  Виташ только и ждал приказа. Низко склонив голову, подошел к лохани. Взгляд скользнул мимо, но картина сжала сердце ледяной хваткой.  Худосочное, белое тело укутано в алый, небольшие груди украшены влажными дорожками, как тонкими гранатовыми бусами. Вьющиеся локоны закреплены на голове в нарочитом беспорядке. Из-за их пышности кажется, что тонкая шея вот-вот согнется от тяжести.  Томящаяся скукой богиня с пустым, сдирающим кожу взглядом грустных глаз.  — Я же просила Эржебет, чтобы мне прислуживали девицы… Покажись.  Он поднял лицо, чтобы ржавые волосы перестали давать на него тень.  — Все в шрамах, — бросила. — Мерзость какая… Крепко стиснув зубы, он сунул руку за пояс, ладонь сжала теплую древесину. Богиня же безразлично отвернулась, погружаясь в алое по подбородок.  — Что ж, зато ты явно не из брезгливых. Налей теплой.  И тонкая кисть метнулась к нему, преподнося пустой бокал. Тонкая кисть, за которую легко дернуть.  Каким же смертным дураком он был, когда полагал, что упыри мрут не хуже османов. И тем еще сказочником, раз понадеялся, что удар колом в сердце остановит жизнь хрупкой женщины в лохани.  Бокал разбился об пол рядом с осиновой деревяшкой, ни то ни другое не удостоилось крови. Зато она щедро хлынула на лицо богини, и та беззвучно засмеялась, держа в пальцах только что выдранные кишки.  Длинный коготь подцепил подбородок ловко, будто вязальщица — нить на крючок.   — О, ты не только не брезгливый… Еще и умеешь сыпать проклятиями, будучи уже мертвецом.  Удивительно, как она прочла в клекоте крови в горле его проклятья.   — Мм… Вспоминаю. Примечала тебя во дворе, — наклонила голову на бок. — Элишка твоя мягкая и вкусная, хотя и не девица уже. Щенят ваших видела. Как ни прячь, ведь в сердце все хранится. Хм…  Угасающее сознание уловило нотки интереса в бесцветном тоне.  «Ты решишь, что я даровала тебе помилование. Но скоро поймешь, что это проклятие» Она дернула на себя его кишки, с последней вспышкой боли все закончилось. Больше не было ни дня жизни, только ночи.  Позже он узнал, что мог не подняться со следующей луной. Праведники следуют в рай, грешники — в ад. Но Валерия была убеждена, что он не сможет пройти чистилище и не обернуться.

***

 — Моя темнейшая мать… Помнишь, как ты рассказывала о нас? О том, как подобные нам выходят под лунный свет? Виктор улыбнулся, подушечки пальцев скользнули по высохшей плоти ее плеча, касаясь проглядывающей местами кости. Зацепив пальцами длинные темные локоны — потянул, вдыхая затхлый запах. «Как же они были красивы…»  — Ты меня вообще слышишь? Он с силой дернул прядь и Валерия болезненно вытянулась вверх. Виктора пронзил беззвучный крик, словно стая летучих мышей насквозь пролетела и склеп, и тело.  — Вижу, слышишь, — он слабо улыбнулся. — У меня ведь для тебя тоже не помилование, но… подарок. Сбросив дрожь, он медленно зашел за спинку каменного трона. Ладони ласково накрыли плечи, сбивая пыль с ветхого платья некогда благородного винного оттенка. Ее любимого.  Пальцы в перчатках проломили плоть, и новый хрип разнесся по всему подвалу, заставив задрожать и забегать тени в углах.  — Proxime, как ты говорила, смерть должна нести боль.  Склонившись, Виктор скользнул ладонью к груди Валерии, затем дернул на себя ее подбородок. Ноздри жадно втянули сладкий запах разложения у щеки.   — Secundo, — выдохнул, сдувая пыль с лица. — Праведники не наследуют проклятье.  Еще раз обойдя каменный трон, надкусил собственное запястье. Почти не скривился.   — In tertia… Нужно жаждать жизни. Ты ведь не намерена упокаиваться, да, любовь моя?  Бурая кровь стекла на губы Валерии и все ее тело задрожало от голодного рыка. Виктор придержал себя за локоть, наблюдая как упырица кромсает предплечье двойными рядами острых зубов. Кровь несдержанно брызнула на ее подбородок и заляпала ему брюки.   — От голода ты подрастеряла былое изящество… — натужно посмеялся Виктор. — Хватит! Стой, блядь.  Колено врезалось в грудную клетку. Фигура осела, сгорбленная. Валерия заплевалась кусками его рубашки, завязшими в зубах. Пустые глазницы наконец нашли его, следуя за запахом крови.   — Спасибо за внимание, — холодно бросил Виктор, придерживая погрызенную руку.  Хрипло выдохнув, запрокинул голову. Боль из режущей стала пульсирующей, но плоть восстановить так быстро невозможно даже для него. Только клыки голодно вытянулись из десен. Одна рука повисла плетью, другой пошарил в карманах пальто, раскинувшегося на столике. Под желтым светом сверкнул темным боком небольшой пузырек.  Птичьи косточки завязок ударились друг о друга с гулким стуком, когда он вытащил пробку. Вонючая жижа, которую Барахсана назвала кровью демона, стоила ему десятка живых. Десятым был Анай. «В каких снах она находит таких вонючих тварей?» Но все, что Виктору на самом деле интересно — эта вещь может продлить агонию обреченной на гибель.  Жестко ухватив Валерию за подбородок, влил в окровавленную пасть всю порцию.  — Давай же, ты должна продержаться еще немного.  Злоба на лице Валерии стала бешеной, тело затрясло лихорадкой, даже заскрипели старые оковы. Виктор безучастно проследил за ними, чтобы убедиться, что не сорвутся. Иначе он станет первой жертвой.  Из глазниц потек свежий, вонючий гной. Память о глазах, которые он выколол своими руками. Но на самом деле… «Мне ведь не было тогда страшно в них смотреть. И я не испытываю перед тобой никакой вины». Он засмотрелся на агонию ее тела.  «Мне было… жаль».  Они не должны были терять той надменности, что роднила ее с богинями.   — Прости, что не даю тебе упокоиться.  «Прости, темнейшая».  — Виктор... Виктор?.. Ты?  Прорезавшийся в ней голос неудобно кольнул под ребрами.   — Вижу, эта дрянь на тебя действует, — через гримасу боли на лицо Виктора скользнула улыбка. — Да, верно… Это я.  — Ты… Ты! — она зашипела, гремя старыми костями, будто готова лишиться конечностей, но выломать тело из оков. — Виктор!.. Неблагодарный щенок… Тварь… Уничтожу… Вытащив из пальто пробирку, Виктор опустился перед ней на колено. Кожа перчаток скользнула по запястью вверх.   — Да… — выдохнул. — Да.   — Убей их! Всех… Всех предателей…  Пробирку наполнила густая, бурая кровь. Забилась о стенки штормом, будто ей передалось безумие хозяйки.  — Да, Валерия, ради этого я и пришел. Ты получишь свою месть.

***

 — Ясной ночи, родные. Ясной, Феликс Георгиевич. Глафира Петровна, вы все также свежи будто лунная ночь в марте…  Гости наполнили зал, как черные муравьи покрытый глазурью пряничный домик. Яркий свет и белые стены, золото, высокие потолки — Виктор быстро устал от шума и кричащей роскоши. Слишком пахнет Российской Империей, местом, куда им пришлось бежать от демонов прошлого. Даже эта званая ночь — неуклюжий коллаж. Он сбежал к камину, прихватив бокал со свежей кровью. Погрызенная рука требует чьей-то жизни, чтобы восстановиться. Виктор же просто хочет унять ноющую боль. Взгляд скользнул по макушкам и зацепился за черные с серебром клобуки темной епархии. Раздают сдержанные кивки и помалкивают, делая вид, что не сильно довольны присутствием на упырином балу. Такова их повинность. Недалеко рассеяны ярко пахнущие парфюмом немолодые мужчины, тоже из живых. Почти каждый в сопровождении хрупкой свежей девицы. Расточают заискивающие, чинушие улыбки. Улыбки ничего не стоят, но за каждой деньги и кровь. Для них вечеринка — отличный шанс заручиться дальнейшей поддержкой. «Мягкий, но тотальный контроль — стал твоей лучшей идеей для нового дома и новых времен, темнейшая». В России Валерия решила не повторять былых ошибок. Она не обратила в упыря ни одного из уродов Корвинов, и заранее выстроила взаимовыгодные отношения с властью и церковью. Виктор задумчиво повертел в пальцах бокал. Тяжелая кровь поплясала по прозрачным стенкам, оставляя розоватый след. Рядом ненавязчиво возник представитель Корвин-Литвицких.  — Что думаешь делать в статусе князя?  Вырядился в кремовый костюм с игривой атласной бабочкой. Осветленные волосы зализаны назад на манер голливудской звезды. Симпатичный родственничек.   — Лекс, ну надо же, — вяло улыбнулся Виктор. — Не ожидал, что ты покинешь гнездышко в Альпах ради такой не грандиозной вечеринки.  Алексей Корвин-Литвицкий, в последнее время предпочитающий свое французское прозвище, проследил, как Виктор жадно глотает кровь. И сам невольно дернул кадыком.  — Вижу, дела с тобой рано обсуждать, — хмыкнул. — Ладно, позже. Ты только посмотри, «не грандиозная вечеринка» в твою честь собрала рекордное количество Корвинов за целое столетие!   — Как для безродной псины я польщен...  Неловкий смех почти согнул Алексея пополам, сверкнули вытянутые клыки.   — Не стыдно быть такого мнения о себе? Мы ведь думали, без Валерии наступит анархия и борьба за Нове-Корвин, но ты справился куда лучше, чем ожидалось.  Виктор криво улыбнулся.   — Все с вашей помощью, все с вашей помощью, родные…   — Прости, милый, долго ждал? Еле выловила официанта! Такой бред, что его самого не выпить… Из пестрой толпы к ним вынырнула юная леди. Коктейльное платье в тон костюму Корвин-Литвицкого — жемчужное. Кисти, скрытые кружевными митенками, удерживают два бокала с кровью.  — Виктор, знакомься, это Клоди, — Алексей с улыбкой принял свой. — Прошу, не будь с ней строгим. Я лично поднял ее и привел в семью меньше полувека назад… Взгляд Виктора потерялся в зале. Он убедился, что тени на местах — едва заметно дрожат за арками. Будет неуместно, если кто-то из Корвинов выпьет официанта или гостя. После похожего происшествия сильно прихватило сердце у одного генсека. Обошлось, но суета во власти утомляет. «Ха? Пришел-таки…» На губы скользнула уже куда более игривая улыбка, адресованная мрачной фигуре. Художник даже приоделся в серый костюм-тройку, который ему передали через Больдо. Черный шелк рубашки оттеняет белизну кожи и играет на рельефе рук,  жилет подчеркивает талию. Но обидно, что проигнорировал пиджак. Тесен в плечах?.. Виктор думал, раз ему великовато, Рагману будет в самый раз.  — Мне стоит подойти? — пробормотал под нос. — Едва ли он сам с кем-то заговорит…   — О дьявол, наш темнейший князь? — Клоди быстро поправила черное каре и приобняла Алексея за локоть. — Какая честь с вами познакомиться!   — Да-да, — улыбнулся ее спутник. — Будущий темнейший князь. И по совместительству наш скучный хозяин вечеринки. Кстати, Виктор, о ком ты говорил? Кого-то хочешь позвать?   — Не берите в голову. Клоди, безмерно тронут.  Но Алексей как назло проследил за взглядом.  — А, вот ты о ком. Твой? Не совсем в твоем вкусе, но хорош. Почему же не познакомишь?  Виктор раздраженно тцыкнул, видя как он жестом подзывает художника. И отвернулся, опустошая бокал до дна. «Да не старайтесь, теперь он совсем свалит отсюда…»  — Ясной ночи, я Арон Рагман, портретист.  Виктор обернулся на спокойный, но мягкий тон. Арон стоит в их компании, почти на полголовы выше каждого, и вежливо улыбается. Без тени презрения, которым в первый день одарил его самого. С очаровательной ямочкой.  — Кажешься мне смутно знакомым, Арон… — Алексей подмигнул. — А может, у тебя талант производить такое впечатление? Я, к слову, местная седьмая вода на киселе. Алексей Корвин-Литвицкий, Лекс. А это моя девушка Клоди, познакомьтесь.   — Ваши глаза глубоки как безлунные ночи, — Арон склонился над ее кистью в намеке на поцелуй. — Не в обиду вашему кавалеру, предпочел бы быть смутно знакомым вам.  Виктор напрягся, пытаясь уложить в голове внутреннее противоречие от этой картины и манеры речи Арона. Как будто общаться с вельможными кровососами для него в порядке вещей.   — Если позволите, нам с драгоценным художником нужно кое о чем переговорить…  Виктор хотел ухватить его за локоть и утащить из толпы, но ощутил на своем плече осторожные пальцы Алексея.   — Виктор, ну не забирай у нас свою прелесть! Давайте еще хотя бы немного побеседуем, прежде чем разойдемся раскланиваться перед остальной родней. Виктор скривился на голодный взгляд Клоди, скользящий по крепким плечам Рагмана.   — Все в порядке, Виктор. Когда у меня еще будет шанс познакомиться с вашими друзьями, — небрежно уронил Арон, и улыбнулся девице. — А вы похоже довольно юны, вероятно меньше полувека. Угадал?  Она покраснела, и неловкой девчонкой подтащила повыше бретельку платья.   — О, юна, — согласился Алексей вместо нее. — Я как раз рассказывал про Клоди Виктору. Юна, но не стоит из-за этого переживать.   — Хотите сказать, леди не напугать местными обычаями?  Он кивнул на бокал в ее пальцах. В ответ Клоди звонко засмеялась, прикрывая митенкой несдержанный оскал.  — Какими из? Умываться в кровавых ваннах? Греть ступни во вспоротых животах? Я и будучи смертной творила и более занятные вещи, вы еще скромные.   — Клоди — редкая жемчужина, — заметил Алексей. — Слышали дело о массовой резне в Бельфоре в 83-ем? Так вот…  «Его должно было уже тошнить от этого разговора, но почему-то отвращение испытываю я один…» — осознал Виктор.   — …из убийц и маньяков получаются лучшие немертвые. Разве не отсюда выражение «скука смертная»? — Алексей лукаво приподнял бокал. — Потому что скука — для смертных!  — Все еще не понимаю, почему вы не используете слово «вампиры»? — встряла Клоди. — У него ведь есть определенный шик… Ее спутник чуть сморщил нос, покручивая хрустальную ножку.  — Разве это не мещанское словечко? Венгерское, кажется. Что там еще в ходу? Стрыги, вурдалаки?.. Упыри?  — Да нет же, оно довольно популярное. Вы не читали Стокера? Байрона?  — Душка, сейчас читают уже других авторов… Или смотрят сериалы. Хочешь, как-нибудь попробуем?  — Я покину вас ненадолго… — бросил Виктор. — Попрошу наполнить бокалы.  Он стремительно двинулся прочь, крепко сжав в пальцах ножку из хрусталя. Коридор приглушил какофонию из смешков, звона бокалов и стука каблуков. Полумрак накинул на плечи приятную тень.   — Зачем пошел за мной? — Виктор остановился, уловив за спиной чеканные шаги.  Теперь он понимает, почему они именно такие. Как убийца Рагман должен уметь быть бесшумнее тени. А значит, он так нарочно предупреждает о себе.  — Тебе ведь понравились мои «друзья».  — Но они же ваши друзья, а не мои, — заметил Арон.  — Вот как…  Виктор обернулся, они почти столкнулись. Раньше ему нравилось играть на нервах, оказываясь позади художника, но теперь самого будто застали врасплох. Неприятное ощущение.  Взгляд Арона внимательно изучил его лицо. Будто выясняя, какой подтон подобрать на холст в этом освещении.   — Если они вам так не нравятся, почему общаетесь?   — А ты не слишком много вопросов задаешь? — тцыкнул Виктор.   — Использую любые способы узнать вас.  Виктор не заметил, как успел раздраженно вцепиться в рубашку у горла Арона. Они оказались в тени, двусмысленно жмущимися к стене.   — Для этого недостаточно меня самого? Так близко, что Виктор невольно вдохнул аромат волос.  «С ума сойти, он ради меня их воском уложил?»  Виктор широко открыл рот, как будто захотел вобрать в него ухо или хотя бы царапнуть клыками. То, как Арон дрогнул, ощутив дыхание, вызвало легкую улыбку.  Ладонь забралась за жилет, в ловушку между указательным и средним пальцами попал напрягшийся под тонкой рубашкой сосок. Чуть сжав, Виктор ощутил тяжелый выдох уже у своего затылка.  Краем глаза оценил, как Арон напряженно упер в стену предплечье. — У тебя чувствительные соски. Мне это нравится…  Нагладив бугорок большим пальцем, надавил кончиками на крепкую грудь. Взгляд стрельнул поверх плеча Рагмана в коридор. Если они пропадут на полчасика, никто ведь не пойдет искать?.. Но он не ожидал, что в этот момент окажется вжатым лопатками в стену, а поясницу накроет горячая ладонь. То, как Арон аккуратно и уверенно двинулся к заднице, молнией прошило позвоночник. «Вот же дьявол… Он меня соблазняет сейчас?!»  Едва мысль догнала рассудок, Виктор отпихнул его от себя. Рассеянно сглотнув, шагнул в сторону искрящейся светом арки в бальный зал.   —  Раз ты так хочешь… — на пороге остановился, прислушиваясь, как Арон восстанавливает дыхание, да и восстановил свое. — Идем. Познакомлю тебя со своим ублюдским бомондом.