The Sixth Shadow

Сакура не хотела говорить о смерти своих родителей. Саске-кун ясно выразил свое отвращение к ней, так что он бы не захотел слушать. Какаши даже не рассматривался, потому что он игнорировал ее. А Наруто… как она могла искать у него утешения, когда так бессердечно смеялась над ним за то, что он сирота? Что именно она ему сказала? Что у Наруто нет никаких манер, потому что его родители умерли, или что-то в этом роде? Она действительно, действительно дерьмовый человек. Она не падет так низко, чтобы пойти к Наруто за утешением сейчас, точно нет. Она этого не сделает. Это будет ужасным поступком с ее стороны. Но несмотря на это… часть ее хотела, чтобы они спросили. Первые дни после смерти ее родителей были заняты разбором ее небольшого наследства и разборками со сборщиками долгов. Она видела свою команду только во время похорон третьего хокаге. Остаток недели она была так занята, отбиваясь от сборщиков долгов, что у нее едва оставалось время на скорбь. Сакура смутно осознавала, что ее родители всего несколько месяцев назад взяли кредиты на расширение бизнеса, чтобы профинансировать покупку нового магазина, который теперь лежал в руинах. У нее не осталось ничего, кроме долгов: ни родителей, ни наследства, ни даже фотографии на память о них, поскольку семья Харуно была слишком бедна, чтобы позволить себе дорогие услуги фотографа. Вскоре у нее также не осталось дома, так как все долги вынудили ее продать единственное, что у нее осталось от них. Все, что осталось у Сакуры, — это несколько безделушек, поместившихся в две картонные коробки, которые она вынесла, затем закрыла дверь в последний раз, и ее дом больше ей не принадлежал. Найти новую квартиру было нелегко, особенно учитывая, что на ее имя ничего не значилось, а деревня разрушена. Ей повезло, что она оставила две коробки у соседки, так как ей пришлось провести весь день в очереди в отдел по распределению жилья для генинов. Ей пришлось бы самой оплачивать счета за воду и электричество, но жилые комплексы генинов являлись собственностью деревни и, следовательно, бесплатны для тех, кому их посчастливилось получить. Очевидно, половина недавно осиротевших генинов тоже пытались получить жилье. Сакура видела, что некоторые из ее бывших одноклассников тоже стоят в очереди. Большинство из них были гражданскими лицами. Она никогда не испытывала такого облегчения от того, что окончила академию лучшим гражданским лицом в своем классе, поскольку лишь благодаря этому ей предоставили одну из последних свободных квартир.

***

Приготовления к похоронам родителей занимали ее до конца недели. Сакуре пришлось часами упрашивать гробовщика снизить цену за два гроба взрослого размера (тот факт, что детские были так же распространены, просто… не хватало слов). Сакура ходила во многие похоронные бюро, большинство из которых оставались ей недоступными по стоимости, пока, наконец, один из них не сдался, рассказав ей «коммерческую тайну» о том, как она могла бы технически сократить расходы на транспортировку и покупку самой древесины, если раздобудет ее для него. На самом деле было незаконно срубать дерево, которое ей не принадлежало, и мужчина, вероятно, знал это — знал, что у нее могут возникнуть неприятности из-за этого, поэтому Сакура не была уверена, было ли его предложение ей продиктовано добротой или желанием заполучить ее помощь, — но она обрадовалась этому предложению. Она осмотрела различные объекты недвижимости в Конохе, пока не нашла территорию, показавшуюся ей достаточно большой и заброшенной, а также находящуюся на окраине. Сакура не была уверена, на чьи земли она вторглась, поскольку наблюдение за главными воротами через полуразрушенный забор ничего не дало, но она находилась в таком отчаянии, что перестала беспокоиться об этом. Она помнила, как выбрала самую красивую ель, которую смогла найти в заросшем лесу на территории поместья, но ничего не помнила о процессе ее срубки, хотя это, скорее всего, заняло несколько часов. Ее голосовые связки едва функционировали к тому времени, когда она пришла в себя, у ее ног лежала упавшая ель, а на пальцах было столько рубцов, что они почти кровоточили. Человек, ответственный за резьбу по надгробиям, оказался далеко не так щедр, как гробовщик, так что Сакуре пришлось потратить последние деньги, которые у нее остались от продажи родительского дома, чтобы заплатить. В конце концов, ее родители были гражданскими лицами. Деревня покрывала расходы только на похороны шиноби, и даже тогда они обычно жадничали. Поскольку, казалось бы, у каждого человека в Конохе — включая многих гражданских — были близкие, которых нужно похоронить, цены выросли в геометрической прогрессии. Промышленные магнаты получали неплохую прибыль от вторжения. Сакуре претила мысль о том, чтобы отдать им хоть что-то из своих денег, но место последнего упокоения ее родителей было важнее. Если это означало, что ей придется остаться без воды и электричества в обозримом будущем… пусть будет так. Может, ей удастся поймать какую-нибудь дичь в заброшенных землях, откуда она взяла это дерево. Дни возвращения домой, к веселой семье и еде на столе, прошли.

***

Теперь, когда Сакура, одетая в одежду своей матери, стояла перед траурной толпой в черном, когда она смотрела, как крышка над бледными лицами ее родителей закрывалась, чтобы никогда больше не открыться, когда она боролась с желанием прыгнуть в яму вместе с гробами и снова посмотреть на них, прикоснуться к ним в последний раз — всё, что она могла сделать, это возненавидеть себя. Возненавидеть себя, обвинить себя и продолжать смотреть, как мужчины засыпают землей ее погибшую семью. Но жизнь была жестокой сукой, и она продолжала двигаться вперед. Сакуре не дали времени на скорбь. У нее не осталось денег ни на еду, ни на предметы первой необходимости, так что ей нужно было раздобыть деньги. Ей нужны были задания, ей нужна была помощь — ей нужна была седьмая команда. К счастью, они начали отправляться на миссии через неделю после похорон сандайме, и никто из ее товарищей по команде не заметил в ней ничего странного. Что ж, она не была так уж уверена, что в этом ей повезло. В целом, Сакура не хотела казаться плаксивой неряхой, поэтому изо всех сил старалась каждый день наносить макияж, приводила в порядок свою единственную оставшуюся одежду, чтобы выглядеть презентабельно, улыбалась, когда к ней обращались, чтобы никто не подумал, что она ходячий труп, и… и каким-то образом она делала всё это настолько хорошо, что никто вообще ничего не заметил. Через три недели после похорон ее родителей, через четыре после похорон Сандайме Сакура обнаружила, что часами ждет свою команду под палящим летним солнцем, прислонившись к красному мосту, который теперь вызывал у нее только мысли о крови, а не о розах. Для их сенсея вошло в привычку заставлять их ждать часами, но и Наруто, и Саске были пунктуальны, как часы Суны. В этот раз ни один из них не явился вовремя. В конце концов, она подошла к воротам, чтобы проверить, не ждут ли они ее там, но ее сокомандников там не оказалось. Один чунин заметил, что она слоняется рядом с воротами и озирается по сторонам, как идиотка, и подошел к ней, чтобы спросить, что случилось. Сакура объяснила, что она ждала свою команду. Глаза подающего документы чунина расширились. — Ой? Ты разве не слышала? — спросил он в шоке. — Слышала что? Он почесал затылок. — Я… я думаю, это засекречено, но…… твой сенсей на днях ввязался в… крупную драку. Я полагаю, он в больнице. — О, — глупо произнесла она. Очевидно, произошла какая–то стычка, в которую Сакуру не посвятили, и она оставалась единственной во всей деревне, кто не знал. Она могла сказать, что и Саске, и Наруто участвовали в этом деле. Поездка в больницу показала, что они оба были госпитализированы — не только Какаши. Сакура даже не осмелилась спросить о подробностях у Саске, поскольку того окружало облако обреченности, и Наруто тоже замкнулся на том, что произошло, бормоча, что он не должен говорить об этом. Сакура так расстроилась, что в конце концов проглотила виноград, который принесла, чтобы подбодрить его, к большому неудовольствию Наруто. Он не понимал. Сакура чуть не расплакалась, но она чувствовала себя слишком уставшей и измотанной для этого. Это были последние виноградины, которые лежали в миске на ее бывшей кухне. Она собрала всю еду из своего прошлого дома и ела ее день за днем, пока не остался только виноград. Виноград, который она принесла Наруто. Наруто показалось забавным, что она швырнула им в него. Он превратил это в игру, подбрасывая их в воздух и ловя ртом, в то время как Сакура просто сидела там, в больничном кресле рядом с его кроватью, и чувствовала себя опустошенной. Саске госпитализировали с более серьезными травмами, чем у Наруто, хотя никто не сказал ей, какими именно, и когда она наконец набралась смелости спросить его, что случилось, он только мрачно посмотрел на нее и проигнорировал. Когда она спросила прямо, что случилось с Какаши, медсестра бросила на нее непонимающий взгляд и отказалась даже назвать ей его палату. Впрочем, Сакуру это не особенно волновало. Наруто выписали почти сразу после того, как он доел ее виноград, но Саске продержали дольше, хотя с ним якобы все было в порядке. Сакура беспокоилась, что у него что-то не в порядке с головой. Она навещала его каждый день, но ее желание проводить с ним время ослабевало с каждым разом, когда он швырял ей в лицо ее доброту (и очистки от ее яблок). Затем он и Наруто попытались убить друг друга. А Сакура просто… Она просто… Ей было плевать. Она провела последний месяц, живя как оболочка самой себя, и никто этого не заметил. Так что она просто… часть ее просто хотела, чтобы это закончилось. Она хотела вернуть своих родителей. Вернуть свою прежнюю жизнь, свой дом. Она хотела, чтобы ее команда — единственные люди, которые у нее остались, — заметила, что она трещит по швам. Сакуру охватило странное, почти бодрящее оцепенение, когда она прыгнула перед Чидори Саске, перед Расенганом Наруто, и оказалась между не одной, а двумя смертельными техниками. Сакуре было плевать. Возможно, ей не было всё равно, когда она кричала на мальчиков, чтобы они остановились, потому что, конечно, ей небезразлично, что с ними случилось бы в противном случае. Однако она оставалась равнодушной к себе. Какаши предотвратил два удара прежде, чем они успели нанести вред, и часть ее, не такая уж и маленькая («Ками, что со мной не так?»), разочаровалась. Если что-то и отразилось на ее лице, никто из ее товарищей по команде этого не заметил. Саске был слишком занят сравнением урона от своей атаки с атакой Наруто, Какаши был слишком занят тем, что ругал их, а Наруто был слишком занят тем, что защищался. И Сакура, которая только начала осознавать, что она склонна к самоубийству, что она почти только что… Почти просто… Хорошо. Никому нет дела до Сакуры. Она также делала это не в первый раз. Она бросилась навстречу жестокому нападению Гаары на Саске, вооружившись только кунаем, и снова никому не пришло в голову спросить ее об этом. Часть ее ненавидела их за это. Ненавидела за то, что их это так мало заботило, что они ничего не замечали, но опять же, сказала она себе, это ее вина. Она пожинает то, что посеяла. Неудивительно, что им плевать. Она не заслуживает иного. Саске сбежал в ту же ночь. Он еще раз доказал, как мало его это заботило. Затем ушел Наруто, пообещав, по крайней мере, вернуться. Это было уже хоть что-то. Местонахождение Какаши оставалось загадкой. Сакура знала, что ей нужно найти его, ей нужно было знать, куда он делся, сможет ли он обучать ее — но кого бы она вообще могла спросить, где он был? Его? Ха. Она не знала ни одного другого ниндзя. Никого из джонинов, которых она знала в лицо, поблизости вообще не было — большинство из них, вероятно, даже не имели ни малейшего представления о том, кто она такая, даже если бы ей удалось их найти. Что ей оставалось делать? Как она должна оплачивать свои счета? Как она должна продолжать жить в том же духе? К счастью, бар через дорогу нанял ее для ночной уборки и в некоторые дни в качестве дополнительной помощницы на кухне. И её не наняли в качестве генина: платить за работу генина слишком дорого. Однако это не означало, что от Сакуры по-прежнему не ожидали, что она будет вести себя как одна из них, использовать свои навыки ниндзя и «превосходную» выносливость, чтобы убираться гораздо быстрее, чем это сделал бы любой среднестатистический гражданский, покупать гораздо больше продуктов или готовить лучше. Сакура никогда раньше не занималась подобной работой. Конечно, она помогала по дому и убирала в собственной спальне, но существовала огромная разница между этим и необходимостью научиться быстро и эффективно убирать вонючий бар или научиться готовить различные блюда так, чтобы они были вкусными, но почти без свежих ингредиентов. Несмотря на это, она все-таки научилась, и быстро. Крики бармена эффективно мотивировали ее, но больше всего ее вдохновляло осознание того, что ее средства к существованию зависят от того, насколько хорошо она работает. Если бы она была не на высоте, мужчина выгнал бы ее, и тогда домовладелец последовал бы его примеру. И так получилось, что Сакура быстро стала мастером в искусстве уборки и приготовления пищи, даже усовершенствовала свои навыки охоты и добывания пищи намного выше уровня, которым должен обладать любой генин. Эта часть не являлась строго необходимой, однако ей действительно нужно было прокормить себя, и таким образом это выходило намного дешевле. (Кроме того, бармен иногда давал Сакуре деньги, чтобы она купила продукты в супермаркете, и она вроде как решила оставить деньги себе и вместо этого купить ему все свежие версии всего, что он хотел, в супермаркете под названием лес). Только тогда мальчик, живший наверху, пронюхал о ее стратегии и попытался украсть у нее работу, рассказав все бармену за ее спиной. После чего бармен нанял мальчика за половину зарплаты, которую он платил Сакуре, уволил саму Сакуру, а затем спросил, не хочет ли она, чтобы ее снова наняли за половину того, что он платил ей до этого… что уже было сущими грошами. Сакура была вынуждена согласиться… и вот теперь она здесь. Чахла, работая в дурацком баре, запах которого преследовал ее в любое время суток и не поддавался отмыванию, и желая, чтобы ее жизнь не была таким печальным маленьким дерьмовым шоу. Поскольку ее в основном вызывали по ночам, а Сакура в последнее время почти не спала, у нее в полном распоряжении оставался целый день. По утрам, после похода в цветочный магазин, не принадлежащий Ино, и после того, как она оставляла белые ирисы на полированном дешевом граните, Сакура всегда старалась выбрать маршрут, который проходил бы мимо мемориального камня на обратном пути в квартиру. Всякий раз, проходя мимо зловещей плиты из черного камня и отполированной скорби, она шептала «сенсей» и «пожалуйста, обучите меня» в влажный воздух. В конце концов, Какаши часто посещал мемориал, правда ведь? Это была вся информация, которую она получила, расспрашивая окружающих. Никто другой не сказал ей ничего, кроме этого, кроме «секретно» или «не знаю». Мемориал был единственным местом, где она надеялась его найти. Возможно, он увидит ее — поскольку Сакура ходила туда каждый день, это имело смысл… Но вскоре стало ясно, что она выдавала желаемое за действительное. Какаши не появлялся. Несмотря на то что Сакура каждый день проходила мимо мемориала и безнадежно оглядывалась по сторонам, пытаясь заметить предательскую копну серебристых волос, он никогда не позволял ей увидеть себя, если он действительно находился там. Вначале она думала, что если только она пожелает достаточно сильно, Какаши появится и решит все ее проблемы, как непобедимый сенсей, которым он должен был быть, как человек, который повернулся лицом к своей команде на мосту и поклялся никогда их не бросать. — Те, кто нарушает правила, — подонки, но те, кто бросает своих товарищей по команде… Только Сакура не была его товарищем по команде, верно? Сделала ли она когда-нибудь что-нибудь, чтобы заслужить его уважение? Нет. Она этого не сделала. Какой бы наивной идиоткой она ни была, она не предполагала, что Какаши будет заботиться о ней только потому, что глупый клочок бумаги объявил ее его ученицей. Ей следовало знать, что Какаши, как и она, всегда смотрел только на Саске. Раньше это ее не беспокоило, потому что Саске являлся центром ее вселенной, и она была счастлива за него… но потом Саске развернулся и плюнул на ее доброту. На ее, Наруто, Какаши, и Сакуры… …Сакуре так надоело просто сидеть и принимать это — его отказ, отказ Какаши, отказ Наруто, отказ ее родителей, — даже если это была ее вина, что они ушли, все по ее вине. Она покончила с пропахшей жареным мясом квартирой, со сплетнями бывших соседей о ней, с чувством бесполезности, никчемности — никчемности! — бурлящей у нее внутри. Ей надоело ссориться со своим соседом-ублюдком Икуо из-за работы в баре на первом этаже, потому что обоим нужно было оплачивать свои счета. Ей так… надоело. После двух месяцев жалкого существования, которое лучше назвать не столько «жизнью», сколько «попытками очеловечиться», Сакура решила, что на этом все. Она уже прошла ту грань, когда ей плевать, даже если высшая власть в деревне пристрелит ее и растопчет ее метафорическую гордость, потому что она была пустым местом. В этот момент она ощутила себя совершенно оторванной от реальности. Все, что она смутно понимала, — это то, что ей нужна помощь. Помощь в виде учителя, который мог бы дать ей что-то, на чем можно сосредоточиться, над чем нужно работать, что-то, что дало бы ей почувствовать, что ее жизнь имеет смысл. Так размышляла Сакура, когда предстала перед хокаге. — Да? — безучастно спросила ее женщина. — Я могу тебе чем-нибудь помочь? Сакура глубоко вздохнула. — Пожалуйста, обучите меня, хокаге-сама.