fury

Чимин слушает, как падающие с черного неба капли разбиваются об землю. Он стоит под козырьком, облокатившись локтями на перила лестницы возле запасного выхода из подпольного клуба, называемый в узких кругах попросту: «Яма», который стал ему вторым домом. Осталось только первый найти. Время быстротечно двигается, годы идут, а он до сих пор не понимает, куда катится его жизнь.       «Прямиком в ад», — заключает он, постукивая указательным пальцем по тонкой сигарете и затягивается, выпуская облако сизого дыма. Он следит, как выпущенный его пухлыми губами дым расползается в стороны и не замечает, стоя спиной к двери, как та открывается. Лицо приятно обдает холодным воздухом с новым потоком ветра, остужая розовые и горячие щеки. Дорожки слез уже подсохли, глаза немного покраснели, но выглядит он по-прежнему прекрасно. Он это знает, всегда знал, что красив. Однажды это сыграло с ним злую шутку. Чимин немного встряхивает головой, чтобы прогнать из головы мрачные мысли и выпрямляется, бросив окурок вниз. Красный уголек моментально тухнет, когда падает на мокрую землю. Он вглядывается в пустынный пейзаж перед собой, стараясь заметить вдалеке непонятно что и, решив, что пора зайти внутрь, разворачивается. Омега слегка отшатывается, когда видит мужчину, расслабленно стоящего уперевшись плечом в стену и кладет руку на свою грудь, медленно выдыхая. По скуриной до середины сигарете в его руке, Чимин понимает, что он стоит здесь уже несколько минут точно. Интересно, что он здесь делает? Он зритель? Почему не в зале, бой ведь вот-вот начнется? Может, он кто-то из новеньких в команде?       — Невежливо подкрадываться, — уточняет для чего-то омега, складывая на груди руки. — Мог бы хоть прокашляться, чтобы я знал, что за спиной кто-то есть.       — Не хотел вырывать из раздумий, — с хрипотцой в спокойном голосе отвечает мужчина, по-прежнему стоя неподвижно в темном углу. Чимин с трудом разглядывает безэмоциональное лицо, когда тот начинает прикуривать вторую, и подмечает, что прежде никогда не видел этого человека, но его силуэт почему-то показался смутно знакомым. Неожиданно включается уличный фонарь, висевший под крышей здания и Чимину удается оценить внешний вид мужчины. По строгому, наверняка дорогому костюму и недешевым кожаным туфлям, он догадывается, что перед ним может быть кто-то с кем лучше не ссориться. Настроения на конфликты в любом случае нет. Настроения в принципе нет, поэтому не станет говорить ему, что гостям нельзя находиться в этой части ямы.       — Я понял, — сообщает Чимин, проведя рукой по волосам. — Хорошего вечера, — омега слегка улыбается, проходя мимо и на секунды замирает с протянутой к дверной ручке рукой, когда отчетливо слышит в спину: «Береги себя.» Он входит внутрь и слушает, пока идет по коридору в зал, как та со скрипом закрывается за ним и хмурит брови, чувствуя непонятную тревогу, ведь мужчина, который составил ему компанию, когда он даже не подозревал, открыл дверь максимально бесшумно. По пути он заходит в уборную, чтобы поправить свой внешний вид и на всякий случай проверить керамбит, спрятанный в его высоком сапоге, прежде чем занять свое место подле Хосока в зале, откуда доносится громкий шум сотен голосов. Зрители уже во всю друт свои глотки, приветствуя вышедшего на ринг «Хищника», остервенело выкрикивая слова поддержки. Но не все здесь рады ему, у Чонгука есть как поклонники, так и враги, поэтому по периметру клетки стоят наемники, готовые защищать ценой собственной жизни. Чонгук слишком щедро оплачивает их работу, опасноть постоянно витает в воздухе, а он и его люди далеко не бессмертны. В здешних реалях сложно завести себе добрых друзей, которые не выпустят в тебя обойму, как только повернешься спиной. Или в упор, это не важно. Чонгук избирателен по отношению к людям, придирчив, и ему не составит труда закопать любого, кто посмеет ставить палки в колеса или как-то мешать деятельности. Доступ на частную территорию закрыт, кому попало не попасть сюда и при въезде проводится строгий обыск на наличие холодного и огнестрельного оружия, поэтому все чувствуют себя довольно расслабленно. Впрочем, даже это иногда не мешает недоброжелателям навести беспорядки. «Яма» периодически переезжает с места на место, находит себе укромный уголок, спрятанный от глаз фараонов, облавы редко, но случаются и тогда приходится совсем не сладко. Чимин открывает дверь в зал и специфический запах ударяет по привыкшему к этому носу. Он исследует толпу глазами, замечая, что публика уже отлично разогрета предыдущими бойцами и лучезарно улыбается, когда знакомые лица замечают его и приветствуют. Он буквально украшает собой это место, как белоснежный цветок, растущий в грязи. Пожав несколько рук и ответив подмигиванием на чей-то свист, он подходит к клетке, встречаясь глазами с Хосоком. Альфа широко улыбается смотря на него и подзывает к себе, помахав рукой.       — Где ты был? — громко спрашивает Хосок у подошедшего омеги, стараясь перекричать вой толпы. — Он спрашивал, где ты, — кивком указывает на Чонгука, стоящего в клетке к ним спиной. Чимин поднимает взгляд на спину альфы. Черные узоры на его спине танцуют от обычных движений, он не работает на публику, тем самым возбуждая толпу сильнее перед началом боя, пока его противник идет к клетке под музыкальное сопровождение. Несчитанное количество глаз следит за хищником, вальяжно разминающимся перед началом боя. Чонгук не смотрит на окружающую толпу, похуизм в самом начале представления — его визитная карточка. Те, кто приходят не в первый раз уже понимают, что раз хищник спокоен, то жертве конец.       — У тебя все в порядке? — с неподдельной заботой спрашивает альфа на ухо.       — Да, милый, — врет Чимин и чмокает в щеку, вызвав у Хосока улыбку. — В полном. Прости, что нагрубил тебе.       — Все хорошо, — уложив руку на чужие плечи, альфа невольно вдыхает запах его волос, пока целует в макушку. — Не думай об этом. Я же знаю, что ты не специально. Наверняка Чонгук снова сказал тебе что-то мерзкое. Не обращай внимания на него и не позволяй ему вытирать об тебя ноги. Если что, сразу говори, я промою ему мозги.       — Спасибо за поддержку. Ты всегда находишь для меня нужные слова, — искренне благодарит омега, сжав чужую руку, лежащую на плече и слегка похлопывает по ней. Чимин резко зажимает уши, слушая сквозь прижатые ладони, как яростно гудит толпа, когда клетку закрывают. Массивные стальные прутья, расположенные в полуметре друг от друга сверкают от направленных на клетку софитов и раздается громкий гудок, оповещающий о начале боя. Представление начинается. Чонгук наклоняет голову вправо и влево, прохрустывая шею и дернув плечами вверх и вниз, наступает на противника, идущего на него в ответ и сразу же наносит первый удар, попав по скуле. Боец слегка отшатывается, но быстро реагирует и с горем пополам уклоняется от второго удара, отпрыгнув от пронесшейся перед лицом сжатой в кулак руки. Он готовится сделать ответный удар, целясь в корпус, но не успевает срегировать, когда Чонгук бьет с ноги. Противник стонет, на холсте лица яркими красками пишется картина боли, он складывается пополам, уперев руку в левый бок на который пришелся удар и стоит в таком положении, пока со рта стекает вязкая слюна.       — Оп, сразу минус селезенка, — задорно говорит Хосок и кричит Чонгуку: «Не так быстро, мужик! Ты же только начал!» Альфа поворачивается в сторону Хосока, улыбается и показывает тому средний палец, но стоит взгляду зацепиться за светловолосое пятнышко рядом, столбенеет. Посмотрев на Чимина, он опускает руки. Омега растерянно смотрит в ответ, потому что прежде Чонгук не смотрел так, с ним явно что-то не так. В его взгляде полно непонятной нежности; его брови заломились, губы искривились, словно он не верит тому, что видит за стальными прутьями в каких-то нескольких метрах от себя. Чонгук не слышит зал, только громкий стук своего сердца в ушах ускоренный. Хосок метает взгляд от Чонгука к Чимину, не понимая, что с ними происходит и его глаза расширяются, когда он замечает бегущего к альфе противника. Решив напасть со спины, тот разбегается и, собрав свои силы, бьет по затылку. Чонгук теряется и падает, упав лицом в пол. Толпа воет и бушует от такого поворота событий, а Чимин вскрикивает, зажимая рот руками, когда альфу пинают с ноги.       «Вставай! Вставай, Чонгук!» — слышится будто из-под воды знакомый голос друга. Если боец упал в клетке, то может больше не встать никогда. Хосок и Чимин знают, как никто, что выход из клетки для одного из них должен быть вперед ногами в мешке для трупов. Либо так, либо никак. Они сами установили эти правила, нельзя нарушать то, что придумано тобой же, иначе можно напороться на влияние со стороны, спасая жизнь тому, кто добровольно вошел в стальной капкан. Хосок не сможет помочь, не смотря на желание, а Чимин и подавно. Законы их джунглей слишком суровы. Альфа лежит лицом в пол, раскинув ноги и руки в стороны. Его тело пронизывает звенящая боль, исходящая от затылка и прокатывается по всему телу колким импульсом, кажется, что под кожу одномоментно впиваются миллионы острых швейных игл и достают концами до самых костей. Противник переворачивает его на спину и сосредоточенно атакует, нанося удар за ударом по лицу; он чувствует боль в боку и не может бить сильнее, но старается приложить достаточно усилий, чтобы хищник больше не встал. Порваная селезенка дает о себе знать и ему приходится остановить лавину ударов, рвотный позыв подкатывает выше и его рвет рядом с лежащим альфой. Чонгук неподвижен. Он будто где-то в другом месте находится, вышел в астрал, оставив тело лежать среди блевотины и крови, своей и чужой. Чимин спешно обходит клетку и подтянувшись, впивается пальцами в стальные прутья, чувствуя фантомную боль от ударов, которые снова получает его альфа. Напоследок, довольный собой боец пинает Чонгука ногой, отходя в сторону и подначивает толпу громким победным криком. От силы удара, альфа тихо стонет, повернувшись на бок.       — Чонгук! — кричит омега не жалея голосовые связки. — Посмотри на меня! Вставай сейчас же! Вставай! Вставай! Ты должен встать! Сквозь звон в ушах и среди сотен чужих голосов, Чонгук разбирает единственный, самый искренний. Альфа жмурится и разлепляет глаза, стараясь поймать фокус. Он приподнимает голову вверх и смотрит на что-то кричащего ему Тэхена. Посмотреть на него еще раз — это сейчас жизненно необходимо. Картинка перед глазами перестает качаться и на месте, где стоял Тэхен, появляется Чимин. Омегу трясет, он впивается в прутья сильнее и дергает их, стараясь сломать, будто это возможно. В глазах полно колючего страха, но когда Чонгук облокачивается на руку, поднимаясь, у омеги падает с плеч многотонный груз. Он отпускает потеплевшие прутья и кладет ладонь на лоб, облизнув пересохшие губы и сделав шаг от клетки назад.       — Все-все, — Хосок спешит предотвратить истерику омеги. — Он поднялся, значит, все нормально. Тише, Чимин, — прижимая к груди.       — Господи, какой пиздец, — куда-то в ключицу мямлит, выбираясь из объятий. Чонгук стоит на месте, сверля взглядом пол под ногами. Яркий свет освещает его блестящее от пота и крови тело, он глубоко дышит, подняв взгляд на соперника и срывается с места прямиком к нему. Вид надвигающейся угрозы в лице хищника сбивает спесь с раньше времени отмечающего победу мужчины. Зрители восторженно воют, когда Чонгук бьет ему в челюсть и, схватив за волосы, опускает лицом на свое колено. Совокупность неясных звуков, сливающихся в единое целое не отвлекает его. Он больше не слышит никого, кроме внутреннего голоса, который рычит, скрепя зубами: «Убей.» Черная пелена застелила глаза, Чонгук надрывно орет, выбивая из тела под собой сдавленные хрипы и не останавливается даже когда противник перестает двигаться. Этого слишком мало.       — Сука, — рычит Чонгук в кровавую жижу вместо лица. — Ты отвлек меня и он пропал! Слышишь?! Пропал, блять! Сдохни! Хосок не ужасается тому, что происходит. Он снимает с ремня рацию и просит подать сигнал, когда становится ясно, кого вынесут сегодня. Незамедлительно прозвучал гудок, оповещающий о конце боя и толпа взорвалась громогласными авациями, чевствуя чемпиона «Ямы». Кумпур, намотанный на его кисти впитал в себя достаточно крови, чтобы с него начало капать, когда он встал над телом, рассматривая проделанную работу. Он не страшился взглянуть в то, что осталось от лица оппонента, в котором, будто как в зеркале, отражалась его собственная душа. Только вместо крови, там горячие смолы. Чимин отвернулся от ринга, прикрыв глаза и раскрыв их, отрешенно начал рассматривать лица перед ним, пока толпа рассасывалась к выходам. Все они казались безумно довольными исходом поединка, хищник смог удивить их, пропустив удар в затылок, но тем не менее одержал победу, выбив дух из противника за двадцать четыре секунды — кто-то засекал время, восторженно сообщая другим результат. Сегодня он еще сильнее подогрел к себе интерес. Клетку открыли. Хосок поспешил к Чонгуку, который покачиваясь спустился к нему, развязывая бинты на руках по очереди и кидал под ноги, отшвыривая грязные тряпки ногами. По нему было заметно, что он недоволен собой. Исход очевидный, но исполнение подкачало. Слишком быстро. Хосоку кажется, что в этом все дело, хотя зрители остались вполне себе впечатлены, судя по лицам. Что-то все же настораживает его, Чонгук вел себя не как обычно. Он будто растерян, напряжен и чертовски зол сразу.       — Ты напугал нас, негодник, — хрипло заговаривает Хосок, обернувшись, потому что был уверен, что Чимин идет за ним. Он протягивает тому бутылку воды и убирает подмышку, когда альфа игнорирует.       — Надо, чтобы Хан осмотрел тебя, — с прищуром рассматривая под сгустками крови рассечение на брови.       — Все нормально, — бросает он. — Я соберусь и поедем. Уладь, — кивая в сторону клетки, намекая на очередной труп.       — Само-собой, — кивнул Хосок, наблюдая за уходящим Чонгуком. — Всех в мешок, — тихо говорит, — а этому хоть бы что. Завидная живучесть. Чонгук заходит в раздевалку и закрыв дверь, снимает с себя вещи, сразу же следуя туда, где сможет остыть и привести мысли впорядок. По небольшой душевой разносится глухой, периодичный стук, когда альфа бьет голой рукой об стену, стоя под холодной проточной водой. Вода мгновенно смывает кровь с разбитых костяшек, лица, унося ее в слив маленьким водоворотом. По носу скатывается ручеек, когда Чонгук перестает бить стену и понуро опускает голову к ногам и руки вдоль туловища. Внутри горит несдержанный пожар. Тоска не покидает все это время, уже зашло все настолько далеко, что Тэхен ему видится. Ему до кома в горле хочется снова увидеть его, сознание показывает то, чего он желает больше всего, медленно сводит с ума. И он готов сорваться с катушек, если будет видеть его из-за этого чаще. Каждый день он видит его там, где его нет, находит отголоски в обычных вещах, но не может остановить. Тэхен всегда испаряется. Чонгук делает воду чуть холоднее и прикрывает глаза, омывая поджарое тело. Он подставляет лицо потоку воды и стоит так какое-то время. Все его мысли заполнены невозможным. Смыв с себя пот, кровь свою и чужую, альфа выключает воду и, обмотав бедра махровым полотенцем, выходит из душевой, встречаясь утомленным взглядом с голубыми глазами. Взмокшие ресницы Чимина слегка дрожат. На бледном лице виднеется нескрываемымое переживание, выдает его с потрохами.       — Лучше уйди, — предостерегает Чонгук, чувствуя, что все еще не в себе.       — Нет, — тихо произносит Чимин, сжав кулаки. — Не гони меня. Я нужен тебе, — с притворной уверенностью договорил Чимин, сделав к нему шаг. Альфа звонко рассмеялся, бегающим взглядом рассматривая растерянного его смехом омегу, застывшего посреди раздевалки с видом, будто это его окатили ледяной водой.       — Нужен, говоришь? — оскалившись, сделав шаг навстречу. — Откуда тебе известно, что мне нужно? Ты умеешь читать мои мысли? Чонгук начал наступать на него, словно дикий и голодный зверь, не способный сдерживать голод. Да и не за чем, Чимину не привыкать, попадать к нему в зубы и быть растерзанным клыками. Эта добыча слишком вкусна, чтобы делиться, поэтому он не позволяет уйти, но и держать — не держит. Омега устал от его вечных игр.       — Не умею, — мотает голой Чимин, машинально инстинктивно шагая назад от опасности и врезается спиной в стену, сквозь которую хочется пройти. — Но знаю, что тебя съедает, — заявляет уверенно, заглянув в скрытые мраком глаза. Чонгук встает перед ним и подпирает к стене, уперевшись ладонью возле его головы. Чимин смотрит в глаза, где нет ни проблеска света, погружается в эту бездну, горящую на дне адским пламенем. Языки его огня облизывают мягкую кожу, заставляют томиться, словно в духовке. В тонкой блузке становится жарко и кислород внутри капкана практически сгорает, остается возможность делать только короткие вдохи через приоткрытые губы. Чонгук изучающе смотрит, ползая змеей по лицу, испытывает нервы на прочность, притаившись, заставляет его сомневаться в правильности озвученных слов и дает себе время, чтобы нажать на тормоз, который отсутствует, когда наполняет свои легкие его природным запахом с горькими нотами страха. Чимин не двигается, прижавшись затылком к стене, чувствует, будто сделает одно движение и будет тут же пойман в когтистые лапы.       — И что же меня съедает? — альфа немного склоняет голову, капли воды капают с волос на плечо, скатываясь по телу вниз и впитываются в полотенце. Готовый ответить омега открывает рот, но не успевает сказать. — Может быть, стыд? — уточняет Чонгук, перебивая и скалится перед добивным. — Ведь я трахаю бывшую шлюху и мне должно быть стыдно. Или бывших не бывает? А, Чимин? Даешь себя еще кому-то, кроме меня? Вспышка. Чонгук не ожидает пощечины. Чимин приложил прилично, что не соответствует его милому внешнему виду. Ноздри омеги раздуваются от глубоких вздохов, он готов сейчас сам от него кусок оторвать покрупнее, вырвать поганый язык. Самые больные слова, попадающие мелкой солью в незажившие раны. Чонгук знает, что сказать, чтобы сделать больно. Специально выводит его на эмоции и наслаждается результатом. Коснувшись загоревшейся розовым щеки, Чонгук улыбается.       — Да что, блять, с тобой не так?! — надрывно кричит Чимин, толкая его подальше от себя в мокрую грудь. — Почему ты ведешь себя так мразотно по отношению ко мне?! Ты думаешь, я не знаю, кто я? Думаешь, мне не противно?! Я тоже хочу сбежать от прошлого, но не получается! Мне не избавиться от этого клейма и не тебе, — подойдя и тыкая указательным пальцем ему в грудь, — судить меня! Ты не имеешь и малейшего представления, что я пережил, чтобы вернуться к тебе! Так что, пошел ты! Пошел ты, гребаный Чон Чонгук! Чонгук подходит обратно, ему ни горячо ни холодно от этих слез, скатывающихся по гладким щекам. Чимин сглатывает комок в горле, прежде чем альфа хватает его за щеки и брезгливо смотрит на него из-под густых ресниц.       — Почему я веду себя так? — переспрашивает он, сдавив щеки больнее. — Потому что ты позволяешь. И им ты позволял делать с тобой то, что вздумается. Толкнув его в стену, Чонгук развернулся к нему спиной и на ходу снял с себя полотенце, бросив рядом с сумкой на скамейку, где лежат его вещи. Надев на себя боксеры и потянувшись за джинсами альфа услышал топот за спиной и, резко развернувшись, уперся от толчка подколенными ямками в скамейку, сев на нее. Он сухо хмыкнул, когда почувствовал острие керамбита на шее.       — Ну, давай, режь, — слышит его шепот Чимин, крепче сжимая рукоять и следя за движениями губ. Чонгук берет его за запястье и надавливает на свою же шею до появление капель рубиновой крови. Тонкая струйка скользит от пореза, скатываясь к ключице. Чонгук надавливает еще, следя за непроницаемой миной на лице Чимина. Он хорошо держит себя в руках, но его решимость прикончить его трещит по швам, когда альфа разводит ноги шире и подтягивает его за бедра ближе к себе, сдавив их до скрипа, зазвучавшего от кожаных брюк омеги. Нож он по-прежнему держит, неподвижно стоя над ним и чувствуя жар от горячих ладоней, поднимающихся от бедер к талии. Злость берет. Но не на Чонгука, а на себя. Потому что перерезать гортань и препятствовать его действиям нет ни сил ни желания. Он хочет подчиняться ему, растворяться в нем.       — Ты слабый, Чимин, — шепчет Чонгук приглушенно. — Но такой храбрый. Сегодня я горжусь тобой, как никогда. Ты прав, малыш, — с прищуром и нотками неподдельного восхищения произносит он, — ты нужен мне, — задрав разбитый подбородок вверх.       «Ведь ты так напоминаешь мне его.» Чонгук захлопнул капкан, поймав в него обратно аппетитного зайца.       — Ненавижу тебя, — выдыхает омега, убирая нож от горла. — Так сильно… — Чимин жмурится, принимая поражение.       — Я знаю, — отвечает Чонгук, вставая и притягивая к себе. — Все знаю, Чимин. На этих словах Чимин впивается лицом ему в грудь, обхватив его торс своими ладошками. Омега погорячился, он понимает, что не смог бы сделать то, что скомандовала сделать злость. И Чонгук, снова у него поменялось настроение. Это постоянно вводит в замешательство. С ним всегда так: никогда не знаешь, когда ударит, а когда обнимет. Но как показывают прожитые вместе годы, ждать стоит чего угодно. Чимин не поднимал на него глаза, чтобы не показать ими, что для него значат его крепкие объятия, чтобы не потянуться к губам, которых до зуда на всем теле хочется коснуться. Какое-то время они стояли неподвижно, слушая дыхание друг друга, согревая.       — Мы уже обсуждали, но как ты смог сбежать? — задав интересующий вопрос, он тихонько начал покачиваться, убаюкивая Чимина, положив голову на пшеничную макушку. — Мы сбились с ног, пока искали тебя, подумали, что ты либо мертв, либо тебя продали.       — Я же говорил, мне помогли, — бормочет он, щекоча грудь альфы своими губами. — Сам не понимаю, кому это понадобилось, но все сложилось слишком удачно для меня.       — Слишком удачно для тебя, — повторяет Чонгук тихо. — Как интересно получилось, — задумчиво договоривает альфа, крепче сжав хрупкое тело.       — Чонгук? — Чимин поднимает на него взгляд, чувствует, что что-то не так. Чонгук расслабляет объятия, выпуская из них омегу и тот боязливо, но нехотя, убирает руки с его талии.       — Все хорошо, — слышится неискренность. Чонгук протягивает к нему руки и, аккуратно зажав между ладонями его голову, произносит, смотря в океан голубых глаз: «Если ты когда-нибудь предашь меня, я собственными руками выпотрошу твою славную тушку и скормлю собакам.» Оставив на лбу поцелуй горячими губами, он разворачивается и продолжает одеваться. Чимин смотрит ему в спину, затаив дыхание и не знает, как реагировать. Он его подозревает в чем-то? Стоит ли начать убеждать, что он никогда так не поступит? В раздевалку врывается Хосок, держа в руках пачку скрученных и закрепленных резинкой купюр и подкидывает их вверх, ловко поймав.       — В копилочку, — весело сообщает он, смотря на их лица поочередно и замечая, что атмосфера здесь вообще неуютная. — Хуль вы кислые такие? А ну, натянули улыбки на свои мордашки и вперед. Сегодня празднуем за счет Чонгука.       — Что празднуем-то? — вздохнув, спрашивает Чонгук, завязывая шнурки на берцах.       — Ты издеваешься что ли? — брови Хосока взлетают. — Крошка, ну ты посмотри на него, — обращаясь к Чимину. — Он снова смерти задницу показал и спрашивает, какой сегодня праздник. Обалдел? Хосок, подойдя к нему, в шутку замахивается и бьет в плечо, вызывая у Чонгука улыбку.       — Это действительно стоит отметить, — одобрительно качает головой Чонгук, взяв свою сумку в руку. — Поехали домой. Яма почти опустела. Машины одна за одной выруливают из ворот, ограждающих территорию и уезжают в разные стороны. Они выходят через запасной выход и к удивлению Хосока, Чимин подходит к его машине, проигноривав вопросительный взгляд Чонгука и открытую для него дверь на переднее сидение; хмыкнув, альфа хлопает дверью и, обойдя машину, сразу садится в свою вылизанную супру и уезжает первым, оглушающе выкрутив громкость на всю в колонках. Хосок волнуется за них, оба для него родные и их отношения пагубно влияют на каждого. Он видит отношение Чонгука к Чимину и, положив руку на сердце, хочет хорошенько въебать ему иной раз, чтобы думал головой нормально. Омега же пиздец привязан к нему и готов на все ради этого кретина. Да и он сам хорош, когда Чимина не было рядом с ним, он вообще себя не контролировал. Это были месяцы личного ада для Хосока, потому что приходилось круглыми сутками присматривать, как бы чего не натворил и не залез в большие проблемы. Будто их у него мало. Заведя мотор болотного цвета джипа, Хосок пристегнулся и потянулся к ремню со стороны омеги, но тот вдруг дернулся, как от прокаженного, самостоятельно взявшись за ремень.       — Я сам, — тихо сказал он, пристегиваясь. — Спасибо. Альфа понимающе кивнул и сел ровно, плавно надавив на газ. Чимин выглядел взволнованным и грустным, поэтому он решил его не трогать. Может, в дороге он немного оттает и сам расскажет, что его беспокоит? Между ними никогда не возникало недопониманий. Хосоку можно довериться и он это знает. Выехав на нормальную дорогу, им открылся вид на подсвеченный фарами машины зеленый лес, мелькающий с обеих сторон от дороги. Часть пути Чимин смотрел в боковое окно, кусая внутреннюю сторону щеки, на Хосока смотреть не хотел, ежился и вел себя, как колючка, когда альфа аккуратно начинал расспрашивать. Большое альфачье сердце не выдерживало подавленного вида омеги и он вспомнил, что всегда поднимает ему настроение.       — Открой бардачок, — просит Хосок как-то загадочно и улыбается внимательно смотря на дорогу.       — Зачем это? — наконец-то повернувшись к нему и посмотрев с прищуром, спрашивает Чимин, расслабив находящиеся в тонусе плечи.       — Ну, открой и узнаешь, — взглянув на омегу и подмигинув, он отвернулся обратно к дороге. Чимин раскрывает бардачок и видит упаковку его любимых конфет, лежащих среди мини арсенала альфы и вытаскивает ее, улыбаясь.       — Осторожно, — произносит Хосок с напускной опасностью в голосе. — В твоих руках боевое оружие.       — Это же просто леденцы, Хосок, — наполняя салон мелодичным смехом, Чимин открывает шуршащую упаковку, взявшись за края.       — Нет, — серьезно отрицает альфа, нахмурив брови. — Это оружие против грусти. Дай мне тоже штучку, — просит он, открыв рот и, получая желаемое с милых пальчиков Чимина, языком заправляет леденец за щеку. — Мне не по себе, когда ты такой. Хочешь поговорить? — повернув к нему голову, спрашивает альфа. Чимин на секунду задумывается, раскусывая леденец и смакуя приятную кислинку, мотает головой. О чем ему сказать? Что приставил нож к шее Чонгука, выйдя из себя? Или о том, как его до сих пор уничтожает прошлое? Лучше промолчать и не доставлять еще больше волнений единственному человеку, которому на него не все равно. Он ведь тоже живой. Чимин чувствует необъяснимую вину перед ним, ведь не может ответить на его плохо скрываемую симпатию, как бы не хотелось — плюс одна причина для переживаний. Он прикрывает глаза, откидывая голову на сидение и прислушивается к звукам сопровождающего их домой гневного ливня. Неожиданно за деревьями, скрывающими нужный им поворот, появляется красно-желтое зарево, которое мгновенно замечает Хосок, сосредоточенно ведя машину пока еще по ровной дороге. За грудью появляется скребущее предчувствие, но он не желает поддаваться ему и, сжав руль крепче, давит педаль в пол. Чимин, резко вжавшись в сидение раскрывает глаза, удивленно посмотрев на серьезное лицо альфы. Такая скорость не похожа на его обычную манеру езды, тем более при такой погоде. Если он решил его взбодрить таким способом, то эта идея более чем сомнительная.       — Зачем так гнать? — удивляется Чимин. — Это опасно. Сбавь хотя бы немного.       — Чимин, — неестественным голосом заговаривает Хосок. — Звони Хану, срочно. Чимин хмурится, чувствуя неладное, но лишних вопросов не задает. Хосок не станет просить просто так. Он тянется к приборной панели, чтобы взять телефон альфы и качается в сторону, когда он резко выворачивает руль и заходит в поворот. Невольно поднимая глаза на дорогу, чтобы убедиться, что они все еще на ней, он взглядом упирается в перевернутую, горящую машину, очень похожую на машину Чонгука.