fury

Чонгук застегивает бомбер и, сунув руки в карманы, какое-то время стоит под навесом у их маленького дома. Его тело сковано, ноги будто не хотят слушаться и делать шаги в сторону припаркованной машины. Но он все же спускается по ступеням лестницы вниз, наплевав на тянущее предчувствие, и, медленно повернувшись, замечает курящего у окна Тэхена. Омега больше не выглядит испуганным, скорее, очень грустным. От того и закурил, наверное.        «Обещал же не курить больше,» — думает Чонгук. Тэхен замечает его. После долгой затяжки, он отрывает фильтр от губ и, несводя взгляд, чуть выше приподнимает сигарету, качнув ею в воздухе.       «Это — последняя,» — мгновенно читает по губам брата младший. Они всегда понимали друг друга, это какая-то особенная связь между ними. Тэхен хороший брат, Чонгук это знает и никогда не усомнится, ведь он всегда был рядом. Только Тэхен и был. Чонгук сразу почувствовал, что что-то в состоянии Тэхена изменилось. Эта тревога, витающая в воздухе моментально забралась под ногти и заскреблась, отдавая импульсы куда-то за грудь. Именно по этой причине он не стал настаивать на разговоре «здесь и сейчас». Тэхену сложно рассказать то, что он скрывает, Чонгук это видел, и дать ему немного времени, чтобы подумать не такая уж плохая идея. Сейчас или вечером, какая разница? Это очень по-человечески, входить в положение другого, тем более близкого. Но готов ли он вообще услышать? Наверное, ему тоже надо немного времени, чтобы настроиться. Чонгук понимал, что сказанные Тэхеном слова могут поделить его жизнь на «до» и «после». Он не в сказке, чтобы думать, что просто упал в детстве в чан с ведьминским зельем, нормальные люди не умеют то, что умеет он. Почему его тело такое? Этот секрет, так или иначе, должен быть услышан им, потому что касается его напрямую. Хотя жил же как-то до сегодняшнего дня и ничего страшного не случилось. Может, к черту это все? Младший в последний раз бросает взгляд в сторону окна и привычно машет рукой, разворачиваясь. Дойдя до старенького японца, он разблокировал двери и сел за руль, повернув ключ зажигания. Рычание мотора рассыпает мурашки по коже. Единственное, что он любит больше Тэхена — это его тачка, которую он обязан забрать себе, когда получит права. Мысли заполняют собой всю черепную коробку, в салоне становится нечем дышать. Осознание бьет по голове двухтонным грузом. Любит. Тэхена. А как любит? Ответ прозрачнее холодной воды родниковой. Как бы ему хотелось, чтобы Тэхен был ему чужим, тогда было бы все иначе. Несбыточные желания атакуют каждый пучок нервов, бесят сознание. Он психует и сосредоточенно бьет несколько раз по рулю, но этого мало, чтобы выпустить пар и машину жалко. Нужно что-то другое. Что-то податливое, что поможет ему сбросить напряжение. Чонгук облизывает губы и тянется за телефоном в карман джинсов. Не проходит десяти секунд, как он уже слушает ласково-мурчащий тембр Хесона, который не скрывает радости в голосе, он действительно рад его слышать. А еще, ему очень нравится, как Чонгук трахает, а Чонгуку нравится, что Хесон всегда для него свободен, к его приходу уже отлично растянут и не задает глупых вопросов. Этот омега очень послушный, всегда готовый облизывать его с ног до головы, но не готовый вступать в отношения. Безусловно, их обоих это устраивает. Все обсудилось еще в первый раз, на вечеринке общих друзей. В тот вечер Тэхен был слишком занят, а Чонгук слишком пьян и зол на него, как результат: долгий трах и сломанная кровать, но зато какие эмоции. Кому нужны эти чувства? Сегодня Чонгук расслабится и вернется домой с пустой головой.

***

Медицинский центр в котором он находится большой, но здесь всегда тихо. Комфорт, чистота и нет присловутых больничных запахов, не видно пациентов, но он уверен, что они здесь точно есть, потому что иногда слышит крики, которые зачастую быстро стихают. А может, ему просто кажется? Чего только не причудится на последних сроках, гормоны постоянно шутят свои не смешные шутки. Мягкие руки оглаживают круглый живот. Он чувствует шевеление под своими ладонями и улыбается, поправив больничный халат. Под сердцем он носит ребенка, разве может быть что-то прекраснее? Все его мысли заполнены мечтами о светлом будущем его неродившегося ребенка, которому они еще не успели выбрать имя, но омега уверен, что выберут самое красивое и оно будет обозначать что-то особенное. Веет запахом мужа, омега чувствует его, ему не нужно видеть, чтобы понять, что Минсо уже совсем где-то рядом. Он приподнимается с кровати и смотрит, как открывается дверь в палату.       — Привет, малыш. Аккуратно закрыв дверь, альфа подходит ближе и садится рядом, наклоняясь и оставляя на лбу нежный поцелуй.       — Где ты был, Минсо? Я заждался уже и очень, — легонько тыкнув пальцем в грудь, — очень соскучился. Привез, оставил меня в одиночестве, — недовольно тараторя.       — Здесь даже поговорить нескем, все сотрудники молчаливые, только анализы постоянно сдавать заставляют. Даже телефон нельзя иметь, потому что, — делает пальцами кавычки и пародирует мужа, — в мире много нехороших новостей и они плохо повлияют на мой эмоциональный фон.       — Меня не было всего пару дней. Я работал.       — Знаю, — почти пропел, чмокнув в щеку и привычно ярко улыбнувшись. Его настроение меняется по щелчку пальцев, потому что скучал. Он с любовью смотрит на мужа, который будто что-то скрывает от него, не смотря в глаза. Это настораживает. Он изучает резко изменившееся лицо супруга и вопросительно вскидывает бровь, ожидая услышать очередную историю с летальным исходом. Минсо странный человек, заботится о том, чтобы он нормально питался и не пользовался мобильным, но не упускает возможности рассказать о чьей-то смерти.

«Пойми, малыш, у судьбы на всех свои планы».

      — Мне нужно поговорить с тобой. Только обещай не нервничать.       — По поводу? Пришли анализы? Я уже довольно давно нахожусь здесь под наблюдением, все должно быть в порядке, — он озадаченно посмотрел на Минсо, который нервно поглаживал пальцами его бедро.       — Знай самое главное: у нас еще есть время, чтобы помочь ребенку. Омега убирает от себя руки и, перекатившись на другую сторону кровати, начинает медленно вставать, залезая в больничные тапки.       — Ну знаешь ли, такими словами не успокаивают, — положив ладонь на холодный лоб, он начал суетливо расхаживать по палате вперед-назад. — Это серьезно? Что с ним?       — Сядь, пожалуйста, ты побледнел. Свалишься еще от нервов. Ничего, чего нельзя исправить. От этих слов стало не по себе. Он заметил, как муж едва сдержал себя, чтобы не улыбнуться. Только такая, даже сдержанная улыбка будто не предвещала ничего хорошего. Почему-то внутренний голос потребовал незамедлительно покинуть это место, сбежать из палаты, найти свою одежду и хотя бы на воздух выйти. А лучше всего, вернуться обратно, где омеге нравилось намного больше.       — Не пойми неправильно, но может быть я поеду обратно в тот перенатальный центр? — с надеждой во взгляде и волнением в голосе, он подошел к кровати и сел на нее спиной к Минсо, положив теплые ладони на живот.       — Я не сомневаюсь, что твой врач — хороший врач, просто чувствую себя более чем отлично и мне кажется, что с ним, — легонько похлопав по животу, — тоже все в полном порядке. Минсо ничего не ответил и это молчание угнетало. Он встал и медленно подошел к нему, нависнув скалой сверху и подтянув пальцами за подбородок, проговорил стальным голосом: «Никуда ты не поедешь. Он вылечит моего ребенка, сделает его лучше. Твое тело не сможет сделать то, что сможет он.» Взгляд Минсо сменился на безумный. Омегу затрясло от ощущения опасности в ту же секунду, но он стойко отгонял от себя это дурное предчувствие и уткнулся темечком в живот мужа, закрыв глаза. Спорить с ним всегда было бесполезным занятием. Да и омега бойким нравом не вышел, всегда слушался и был благодарным, хорошо знал и осознавал свое место. Надо довериться, он же хочет только лучшего дня них. Вдруг, эта патология не так ужасна? Или у ребенка не патология вовсе? А что тогда? Почему он говорит как-то странно? Какой-то необычный набор слов подобрал: «сделает лучше», что это значит вообще? Все эти вопросы казались абсолютно нормальными в данной ситуации и хотелось спросить, но Минсо начал медленно ворошить пальцами копну его светлых волос, успокаивая. Он всегда так делал, когда омега нервничал или был расстроен. И это всегда работало, но не сегодня. Их отношения начались совершенно случайно и, наверное, никто из них не думал, что все зайдет настолько далеко. Бедный, молодой и красивый омега, согласившийся на суррогатную беременность, и взрослый, безобразно богатый Чхве Минсо — директор и владелец этого самого центра, куда привез омегу под наблюдение. План мальчишки был прост: забеременеть, родить и умчаться в закат с приличной суммой в кармане, начав новую жизнь, избавившись от долгов родителей и ненасытных кредиторов, но вмешались чувства. Четко смотревшие в самое сердце глаза Минсо покорили. Это было чем-то поистине восхитительным и чудесным. Он никогда не чувствовал себя лучше, чем под широким крылом этого мужчины. Минсо окутывал его заботой, залюбливал и ухаживал, поэтому суррогатство не пригодилось. Омега забеременел так, как велено природой. Оно и понятно, они были без ума друг от друга. А все странности альфы списывались на его большой кошелек, ведь у богатых свои причуды. Да и какая разница? Каждый ненормален по-своему. Чхве погасил все долги, оформил брак без торжества и перевез к себе. Незамедлительно вывел в свет, где омега блестал на различных благотворительных вечерах в компании лиц, которые мальчишка не старался запомнить. Не было смысла, они так часто менялись. Он очаровывал собой, нельзя было поспорить, что этот мальчик — неограненный алмаз, который ярче засияет в умелых руках. Минсо завидовали, потому что он стал обладателем настолько талантливой вещицы, которую не стыдно было показать другим и похвастаться. Омега не знал, в какие руки попал, опьяненный придуманными грезами о прекрасном принце. Но в Геенне не живут принцы, там живут только демоны. Жаль, он не осознал этого раньше, сосредоточившись на погоне за счастьем.       — У меня для тебя кое-что есть, — шепчет альфа, слегка потрепав волосы. Он раскрывает глаза, когда чувствует, что Минсо вытаскивает что-то из внутреннего кармана пиджака и, поднимая на него глаза, вздрагивает, дергаясь в сторону, но не успевает даже вскрикнуть. Тонкая игла протыкает шею и его руки почти моментально становятся тяжелыми, тело начинает обмякать и падать вперед, но Минсо его ловит, укладывая обратно в кровать на спину. Из-под мягкого матраса с обоих краев он вытаскивает спрятанные фиксаторы для рук и ног, и крепко фиксирует конечности напуганного омеги. Минсо кому-то звонит и через несколько минут в палату входят люди в белом. Потолок кружится слишком сильно, омега не понимает, что с ним происходит, но осознает, что его куда-то везут. Он слышит свой голос, слышит, как произносит: «Что происходит? Что ты вколол мне? Кто эти люди? Куда меня везут? Мне очень страшно, помоги мне.» Но это лишь в его голове, он не произносит ни слова. Просто не может. Теперь он всего лишь наблюдатель, сохранивший всю чувствительность тела. В помещении, куда его привезли слишком ярко. Фиксаторы расцепляют и омегу, как безвольную куклу, перекладывают на операционный стол. Сил сопротивляться чему-либо нет. Тело чувствует то жар, то холод и странное покалывание в кончиках пальцев. Он хотел кричать. Очень громко, но мог только шевелить сухими губами, не издавая ни звука. Голосовые связки отказываются работать. Сердце колотится от выброса в кровь адреналина, зрачки расширены максимально, не видно истинного цвета глаз, которые Минсо называл самыми красивыми в мире. Блядская ложь.       — Через минуту мы введем препарат, все готовы? Люди в белых халат и масках окружают со всех сторон. Его больничную рубашку разрезают ножницами, скидывая ошметки ткани под ноги. Руки в перчатках неприятно касаются тела, он начинает задыхаться от смеси резких запахов антисептических средств. Дыхание становится слишком поверхностным, заметив это, ему ставят назальные канюли и присоединяют кислород, чтобы тело насыщалось должным образом.       — Дыши глубже, малыш. Ты же не хочешь навредить нашему ребенку? — голос Минсо звучал со всех сторон одновременно, омега растерянно бегал глазами по скрытым масками лицам, чтобы понять, кто из них это сказал. Лоб блестит от липкого пота, все внутри трепещет и он старется сделать хотя бы неуклюжую попытку встать, но ему не дают и снова фиксируют. Омега не в силах что либо сказать и сделать. Страх оседает на глотке, но от него не избавиться. Отсюда не сбежать, выхода нет. С трудом повернув голову в бок, он замечает незнакомого омегу, который находится в том же положении, что и он сам. Они одними глазами кричат другу другу, что им страшно, что хотели бы как-то помочь, но не могут сделать абсолютно ничего. Бессилие. Медработник встает перед ним и закрывает обзор. Он видит, как к его телу присоединяют датчики, чтобы отслеживать давление и пульс, смотрит, как в локтевую вену ставят катетер и подключают капельницу, но не может противостоять. Когда в живот втыкают длинную иглу и начинают медленно давить на поршень шприца, вводя непонятный препарат, его давление подскакивает до безумных цифр. Страх за собственную жизнь давит на органы, страх за своего ребенка умножается, когда он подкоркой чувствует, что с ним что-то не так. Омега находит силы на единственный, самый отчаянный крик и запрокинув голову, ерзает затылком по столу, когда лезвие скальпеля четким движением делает поперечный разрез на нижней складке живота.       — Обезболь его, ты в своем уме?! — слышится крик Минсо.       — Спокойно, Чхве. В этом и смысл. Он должен чувствовать боль, чтобы гормоны вступили в реакцию с препаратом, иначе не получится. Либо ты сейчас закрываешь свою пасть и молча наблюдаешь, либо катись нахер отсюда. Мне не нужны твои сопли.       — Да он же умрет от болевого шока! Ты слепой?!       — Раз тебе дорога его жизнь, зачем согласился на повторный эксперимент? Ты сам сказал, что в случае летального исхода эту шлюху тоже не будут искать. Какие тогда проблемы? Он недостаточно напуган. Посмотри на него, Минсо, ему же почти не больно. Давай отрежем ему что-нибудь? Чего тебе не жалко? Надо, чтобы он все почувствовал.       — Ты ненормальный… — Минсо снял маску и наконец показался, подошел к своему омеге, безжалостно отданного в чужие руки.       — Я скромный исследователь тел, дорогой друг. Как ты думаешь у меня получилось создать моего сына? — смешок.       — Мой миленький муж лишился всех конечностей и даже языка, но какого человека он подарил этому ничтожному миру? Если посмотреть его ДНК, Бог мой, там такой свирепый набор. Единственная разница между нашими омегами — я пичкал Тиеля каждый день, увеличивая дозировку каждые две недели, пока не дошел до максимальной дозы, а ты своего нет. Ты боялся, а я был уверен, что препарат будет положительно влиять на плод и не ошибься. Это гениальная мутация. Я показывал тебе таланты моего ребенка, разве ты не был впечатлен? Это только начало. Если ты закроешь сейчас свой рот и дашь мне работать, то все получится. Наверное. Я уже не уверен, но попробовать стоит. Он теряет сознание, пока ты даешь заднюю. Было больно и грязно, страшно и обидно. Омега терпел, стараясь сохранять сознание и последнее, что он помнит, прежде чем провалиться в небытие — небольшой инкубатор для недоношенных детей, куда уложили синее тельце, вынутое минутой ранее из его живота. Он не смог разглядеть лица. Может, оно и к лучшему. Беспомощный, голый и напуганный до смерти — таким Тэхен себя ощущает снова вспоминая тот день. Он помнит каждую деталь, цвет каждых смотрящих на него глаз, которые он хотел бы выколоть и не пожалел бы на это сил и времени, но сделал выбор в сторону другого, не менее интересного способа расплаты за свою боль. Он хотел, чтобы никто и никогда не подвергался подобным опытам. Кто знает, сколько жизней он спас тем подрывом? Десятки? Сотни? Остается гадать. А сколько спасти не удалось? Вспомнив об этом, его начинает тошнить. От этих голосов, которые долгое время не покидали его, снова их слышит. И ненавидит, ненавидит, ненавидит. Они следовали по пятам, мешая жить и воспитывать Чонгука, но Тэхен смог справиться с этим. Запретил себе вспоминать, запретил думать. Гадать, выжил ли кто-то из приближенных к Минсо и жив ли он сам, хотя по расчетам Тэхена — не должен. Он надеется, что ублюдок мучился и его смерть не была быстрой, надеется, что психопат и садист-врач тоже испытал на себе весь спектр его мести и был поджарен словно свинья на вертеле. Тэхен никогда не был жестоким, его таким сделали. Минсо, после того, как он пришел в себя в той же палате, сделал вид, что все его воспоминания — ложь. Объяснил, что начались преждевременные роды, потребовался наркоз и кесарево, и все, что он слышал — бред от стресса. Поначалу, омега сопротивлялся, доказывая снова и снова, проговаривая каждое услышанное там слово, как мантру. Не хотел молчать и не молчал. Инстинкт самосохранения испарился. Он кричал на него, требовал увидеть ребенка, но узнав, что младенец не выжил, проклял весь мир. Расплата за мечты? Этого было слишком много для него одного. Слишком тяжелый груз положили на худенькую светлую душу. Он не понимал, по каким правилам надо играть в эти игры с Минсо, пока не придумал свою собственную игру: согласился со всем, что муж говорил и с тем, что доказывал. Пол года игры в «дурака», показная слепая вера в лучшее будущее, где у них появятся дети, которых они вместе проводят в такую же лучшую жизнь. Он обманывал его, обманываясь. Делал вид, играя в любовь как прежде, будто между ними ничего не поменялось и все абсолютно нормально, вынашивал план мести. Они просто родители, которые потеряли первенца — такими их все видели. Единственная роль, в которой омега был искреннен — роль скорбящего. Удар, полученный в самое сердце не убил его, но сделал сильнее, чем раньше, умнее. Он просчитывал каждый свой шаг наперед. Следил за центром, уходил надолго из дома ссылаясь на депрессию и скупал барахло в бутиках, которое даже не носил. Посещал с ним вечеринки, принимая грязные сочувствия богатых господ, подававшиеся ему на блюдечке. Делал для вида то же, что и раньше, при этом координально поменяв приоритеты. Он запоминал лица, искал те самые глаза, которые безразлично смотрели на него, пока он страдал, и улыбался, надевая маску миролюбия. Чхве пополнял его карту, не зная, что инвестирует в свою же смерть, и удивлялся выросшим аппетитам омеги. Он просил много денег, ведь теперь был уверен, что нет ничего, чего нельзя купить. И был прав. Самым важным стало узнать как можно больше о делах Чхве и том безумце, который сделал с ним это. На одном из вечеров ему удалось увидеть его снова и брезгливо пожать ладонь, сдержав рвотный позыв после. Мерзость. Минсо был уверен в своей безопасности, спокойно проживая свою убогую жизнь убийцы и подонка, его руки в крови не по локоть. Наверняка, у него даже мысль не закралась, что его омега все помнит. Не допускал такую возможность, считая, что малыш сломан. Отчасти, да, это было именно так. Он сломал его, они сломали. Вывернули наизнанку и расставили внутри все в неправильном порядке. Блеск в его глаза погас, но родился огонь. Минсо был слишком уверен в себе и в том, что его задница прикрыта со всех сторон. Конечно, это было не так. У него было много врагов, но самый главный засыпал с ним в одной кровати, желая на ночь добрых снов, завуалированное — «сдохни». Он был готов нанести удар на поражение, четко зная все входы и выходы, уровни и пароли в здании. Наверное, он знал даже больше, чем сам Минсо и омега не удивился бы, будь это правдой. Слишком наивен был тот, кто решил, что с чужими жизнями можно играть и распоряжаться ими, как вздумается. Минсо спонсировал эксперименты, участвовал зрителем в различных опытах и исследованиях безумного врача. Найденные в домашнем сейфе документы были неплохими доказательствами и он забрал их с собой. Там много имен и почти рядом с каждым: носитель не выжил. Он даже свое имя увидел, но предпочел забыть, уже готов был выбрать новое. Там же лежали результаты исследований на нескольких детей, где в графе рядом с фото стоял порядковый номер, он хорошо запомнил каждый. У них все-таки получилось осуществить план по созданию оружия массового поражения. Их цель была именно такой: вывести особо опасный вид, который подчинялся бы им напрямую, а кто слушается лучше, чем ребенок, которому можно вложить в голову то, что требуется? Минсо не утруждал себя скрытностью в переговорах, а Тэхен отрастил себе большие уши. Атаку на центр пришлось сдвинуть, когда его привезли на плановую консультацию. Тогда он узнал, что собрание верхушки перенесли на следующий день из-за каких-то проблем, не было смысла действовать. Нужных людей в центре не было. Омега непринужденно ждал, когда его пригласят к врачу и увидел ребенка, который решил спрятаться за ним и подбежал, хохоча, будто рад его видеть. За ним со всех углов слетелись люди в экипировках с надетыми поверх халатами и увели его прочь, как только обнаружили свою цель. Наверняка это то, что он не должен был видеть. Проворный малыш вырвался от них, помахал на прощание и мило улыбнулся, убегая по длинному коридору. Тэхен не был напуган, не был даже удивлен. Что-то треснуло внутри омеги в тот день. И вот этот ребенок считается особо опасным? Мир сошел с ума и то ли новый шрам на сердце появился, то ли душа на осколки разлетелась. Они встретились гораздо раньше, чем через несколько дней. Ему помогал Акира — дядя Минсо, который вел все свои дела тихо и не светился, а еще очень хотел получить причитающееся ему наследство, которое идиот-брат оставил ублюдку-сыну, оставив его практически без денег. У него был на все свой собственный взгляд и переубедить его в чем-либо было довольно сложно, если вообще реально. Он еще в день знакомства сказал омеге, что любая связь с Чхве выйдет ему боком. У Акиры было что-то типа дара предвидиния, видел людей насквозь и предугадывал их поступки намного за «до». Акира догадывался, что Минсо ведет грязные дела, но накопать на него что-либо не получалось. Когда он узнал, какие испытания пришлось пережить мальчишке, то согласился помогать. Даже для него это было слишком жестоко и ненормально. В день, когда они виделись последний раз, Тэхен был не очень-то вежлив, но оно и понятно. Каждый мускул на лице альфы дрожал тогда. Весь его вид излучал: «Я же говорил, что ты хлебнешь говна. Ну что, вкусно тебе?» Если бы омега прислушался, ничего бы этого не было. Не было бы боли, бегства в никуда с чужим ребенком на руках и тринадцати лет страха, кошмарных снов. Желание мести не изъело бы его изнутри, заставляя делать чудовищные вещи, но они сами во всем виноваты, они заслужили. Тэхен тушит сигарету, смотря как Чонгук уезжает на его машине и провожая его тяжелым вздохом. Он пообещал, что именно эта — последняя, обещал не курить. Наконец-то он уехал и можно дать волю слезам. Тэхен снова почувствовал себя ничтожно, будто он крохотный котенок, пойманный и лежащий в слюнявой пасти собственных воспоминаний и чувств; они вгрызаются в него, рвут тело, смакуя. Это не должно быть сильнее его, но дать себе возможность выплакаться просто необходимо. Эти слезы беззвучны, он не кричит и не всхлипывает. Это двухчасовая слабость, попытка разрушить себя и собрать заново. Два часа эти слезы скапливались на подбородке и капали на ворот футболки. Два часа он курил, будто в прихожей висит запасной комплект легких. Два часа он раздумывал, как объяснить все Чонгуку. Чонгук… Даже его имя навевает легкую улыбку на закусанные в кровь губы. Его Чонгук. Такой добрый, чуткий и заботливый. В него вложены все лучшие качества, какие Тэхен заново взращивал в самом себе. Этого же должно быть достаточно? Тэхен надевает чужую толстовку на несколько размеров больше и прячет под капюшоном непослушные локоны, чтобы чувствовать себя в безопасности. Это такой психологический прием, который ему помогает и не важно, сколько ему лет. Когда голова чем-то покрыта, сразу же легче становится. Слушает любимый запах Чонгука, вдыхая как можно глубже. Ему нравится. И Чонгук ему тоже, даже больше чем просто нравится, но он будет отрицать, потому что такие отношения запретны и будут непоняты другими. Никто не должен знать и Чонгук не должен, ему всего девятнадцать, совсем еще мальчишка, хоть таковым и не кажется, он должен полюбить и разделить свою жизнь с другим человеком. Надо просто перетерпеть. Когда-нибудь он уйдет из их дома в свой собственный. Это не нормально. Не нормально хотеть, вечно думать о нем. Даже сейчас, вспоминая старые и не самые приятные дни, его мозг каким-то образом переключился. Его образ в голове, будто Чонгук прямо перед ним стоит и улыбается, показав свои зубы. Черные волосы, черные глаза, светлая кожа. Чонгук — это семьдесят пять килограммов харизмы замешаной на мышцах и остром уме. Он обязательно будет счастлив. Тэхен вытягивает затекшие ноги, сидя облокотившись спиной к кровати и сжимает полупустую пачку сигарет, бросая ее на другую сторону комнаты. Медленно поднимаясь, сразу падает в кровать и удобно устроившись комочком, обкладывает себя подушками со всех сторон. Глаза устали от слез и шрам на животе разнылся. Он засыпал с мыслями, что вечер будет тяжелым, но пока у него есть время, будет просто спать и набираться таких нужных сил до прихода Чонгука. Все это как-то решится. Кто знает, что их ждет впереди? Одно Тэхен усвоил железно: у судьбы на всех свои планы.