fury

Освещение работает с перебоями, штукатурка откалывается от потолка пылью осыпаясь на головы бегущих в сторону выхода людей. По стенам паутиной расходятся трещины рисуя собой линии безлистных ветвей на каменном холсте. Уверенные шаги в сторону парковки, где ожидает неприметная иномарка ускоряются, потому что звук пожарной сигнализации и рев полицейский сирен начинает оглушать. Но они должны успеть. Им нужно скорее на выход.       — Пожалуйста, быстрее, — запыхавшись, просит парень в испачканном кровью белом халате и, снимая его, кидает в сторону на ходу, резко беря и покрепче сжимая маленькую руку протяную ему.       — Не могу быстрее, — хнычет мальчик, запинаясь о свои же ноги.       — Давай на руки, — парень, останавливаясь на секунду, тянет мальчика за подмышки и резким движением поднимает, крепче прижимая к своей груди, незамедлительно накрыв ладонью затылок ребенка.       — Не смотри вокруг, закрой глаза. Слушай внимательно только мой голос.       — А ты слушай мой… Огромное здание вот-вот развалится, первый взрыв уже прогремел. Он заложил взрывчатку на каждом подземном уровне, поставив таймер на каждые пять с половиной минут. Этого должно хватить, чтобы успеть сбежать, пока охрана в спешке будет эвакуировать оставшихся работников лабаратории и этих блядских господ. Если от них что-то осталось. Не даром первый взрыв был именно на верхнем этаже в главном зале для совещаний. Нажимать кнопку детонатора было приятно и абсолютно не жаль. Гнев застилал карие глаза, смотрящие в черные бусины на детском лице. Не простит. Никогда не простит. Эти демоны должны гореть, если не в огне преисподней, то в огне ненависти. Здесь и сейчас, он избавил мир от них.

***

      — Запомни, милый, теперь тебя зовут Чонгук. Чон Чонгук. Повтори-ка, — просит улыбнувшись и протирает скомканой салфеткой кетчуп с подбородка заинтересованного новым именем мальчика.       — Чон Чонгук, — повторяет малыш, весело рассмеявшись. Кажется, ему понравилось новое имя, судя по улыбке озарившей его милое личико.       — Вот, какой ты умница, — трепет по угольной макушке. — Давай доедай. Омега молча отклоняется от стола и кладет ногу на ногу, положив на колено руку, в которой пальцами перетирает все ту же салфетку — привычка вертеть что-то в руках, чтобы успокоиться. Взгляд ползет от салфетки на стол, где стоит чашка с кофе. Терпкий напиток разбавленный молоком не согревает. Его трясет от нервов, но он пытается держать себя в руках и ежится, стараясь выгнать из мыслей увиденное, осмыслить сделанное. Все стоящие перед глазами картинки мешали ему думать логично и сейчас не время давать волю эмоциям, но крики о помощи пластинкой пацарапаной проносятся в голове снова и снова. Злость, она берет верх, он делает вдох и медленно выдыхает, стиснув зубы. Они хотели взрастить ярость, хотели надрессировать, чтобы маленький щенок слушался хозяина, беспрекословно подчинялся и подчинял. Так не должно быть. Мальчик перед ним кажется обычным ребенком, любящим смотреть мультики и проказничать, но документы говорят обратное. Он успел ознакомиться с необходимыми бумажками, прежде чем действовать. Некоторые строчки в них и прогнозы исследователей пугали, ведь этот ребенок — будущая машина для убийств, безжалостная и агрессивная. По всем увиденным документам, данный образец единственный в своем роде, остальные не дожили и до трех лет. Парень двигает лежащую сбоку спортивную сумку чуть ближе к себе и расстегнув ту, ныряет внутрь рукой, проверяя наличку подготовленную накануне, незаметно осматриваясь по сторонам. Нащупав пальцами нужное, сомнения внутри него немного стихают. Этого вполне может хватить на небольшой домик где-нибудь подальше от города и пару лет безбедной жизни. Потом все же придется думать, как им выживать, но это решится позже. Закрыв молнию сумки, омега как ни в чем не бывало, натягивает самую дружелюбную улыбку и смотрит на мальчика, встречаясь с ним глазами. Ребенок щурится, издав смешок, смотря в ответ с какой-то искренностью присущей лишь детям и неожиданно начинает громко хихикать, сгибая пополам чайную ложку, которая привлекла его внимание своим мерцанием от световых зайчиков лампы, висевшей над их столиком. Оставившая свои лучшие годы в этом месте официантка ласково улыбается завидев светлую детскую улыбку, когда подходит к их столику и ставит перед ним вторую порцию рассыпанного по тарелке картофеля-фри, но ее лицо вмиг меняется, когда она замечает в маленьких руках согнутый металл. Омега, завидев ее шок переводит внимание на себя и благодарит, попутно делая комплимент о насыщенном цвете ее волос и переводит тему на пасмурную погоду за окном. Сейчас нужно стараться привлекать к себе как можно меньше внимания, впрочем, вряд ли про мальчишку вообще всплывет информация, да и его самого искать уже некому, но лучше не рисковать и побыстрее уйти.       — А ты? — любопытствует мальчик, когда встревоженная официантка уходит. — Тебя теперь как зовут?       — Ну, а я, Чон Тэхен? — немного задумавшись отвечает и выжидательно смотрит на ребенка, который даже жевать свою картошку перестал, пока ему не ответили. — Как тебе? Мальчик, проглотив едва ли пережеванный картофель одобрительно помотал головой.       — Ну чего ты, жевать не умеешь? — улыбается, подав ребенку банку колы, когда тот подавился. — Запивай давай аккуратнее. Чонгук делает несколько глотков, пролив немного из банки на кофту.       — Как маленькая хрюшка прям облился, — беззлобно улыбается Тэхен.       — Значит, мы с тобой братья? — восторженно и слегка поморщившись от пузырьков газа. Парень кивает, нащупав в кармане флэш-карту — доказательство грехов в маленькой коробочке.       — Братья, — наклонившись вперед и протянув руку, легонько хлопает по сопливому носу пальцем, широко улыбнувшись, когда слышит звонкий смех. Дети всегда заставляли его чувствовать себя лучше. Смотря на них, в груди мгновенно теплело. Ему хотелось завести собственного ребенка. Вполне понятная мечта. Это самый глупый и храбрый поступок за всю его жизнь, подорвать целое здание и выкрасть ребенка. Но ведь во благо мальчишки. И во благо других, если этот экземпляр останется в лаборатории, хорошего ждать не придется. Счет пойдет на какие то жалкие годы, прежде чем он станет истинным солдатом Геенны, подчиняясь тем, кто запустит им механизм разрушения.       — Сколько тебе лет? — парень склоняет голову, рассматривая детское личико и кладет предплечья на стол перед собой. Конечно, он знает сколько, но необходимо расположить его к себе и подружиться, а непринужденные разговоры подходят для этого лучше всего. Мальчишка показывает шесть испачканных кетчупом пальцев.       — А тебе? — интересуется ребенок, перестав жевать.       — А мне восемнадцать, — омега поправляет челку, которая упала на лоб.       — Это десять плюс восемь? — уточняет мальчишка, внимательно осматривая все свои десять пальцев.       — Соображаешь, — парень отпивает остывающий кофе. — Кушай. Пока мальчик с удовольствием уплетал свою теплую картошку, Тэхена привлек занятный репортаж на экране с помехами работающего телевизора, который висел над барной стойкой в забегаловке, где им приходилось ждать. Сейчас все новости буквально кричат о подрыве одного из нескольких зданий, принадлежавших одному владельцу, который по предварительным данным находился в здании на момент взрыва.       «Туда тебе и дорога, ублюдок» — думает омега, подперев подбородок тыльной стороной бледной ладони.       — Двинься, — командует бесшумно подошедший мужчина в кожаной куртке и усаживается на место, едва успевшего подвинуться в сторону Тэхена.       — Чего так долго? — недовольсвует омега.       — Блять, ты серьезно спрашиваешь? Ты новости видел вообще? Твои проделки по всем каналам, вся Геенна на ушах стоит. Я пришел, как смог, — мужчина, скептично посмотрев, забирает кружку кофе из рук, делая шумный глоток под возмущенный вздох.       — Не ори так. Напомню, что не без твоей помощи.       — Это он? — мужчина, проигнорировав, кивает на засмотревшегося в окно ребенка. Тэхен кивает.       — Эй, малец, — тянет руку. — Меня Акира зовут, а тебя? Мальчик не смотрит на протянутую для приветствия ладонь, он вопросительно смотрит на Тэхена, который одобрительно медленно прикрывает веки, опустив подбородок.       — Чон Чонгук, — без запинки. Акира поворачивает голову и лукавым взглядом пронизывает Тэхена.       — Быстро ты его обработал. Твоя омежья сущность и на маленьких альф работает?       — Ничего мне про это не говори, давай по делу, — недовольно. — Сделай нам документы, я заплачу. Тэхен открывает сумку, дав возможность заглянуть внутрь. Акира присвистывает, он ведь любит шелест купюр. Если бы не его страсть к банкнотам, план Тэхена было бы сложно осуществить.       — Постараюсь. Но ты же понимаешь, что если кто-то остался в живых и если тебя поймают, с живого шкуру снимут? Так зачем тебе это все? Тэхен не торопится отвечать. Его поступок можно охарактеризовать одним словом: ненависть. Но и жалость, тоже имеет место быть. К этим людям, которые вокруг него спокойно набивают свои животы канцерогенами даже не зная, что они стали бы рабами. Зависимыми, обреченными. Он не может допустить подобного. Тэхен мог бы жить, будто в раю, всего лишь играя роль декоративной вещицы. Место подле было застелено шелковой простынью, но он предпочел иную жизнь.       — Затем, что мир не должен принадлежать никому, люди должны принадлежать только себе.       — Скажешь тоже, — хмыкает Акира. Ему не верится даже в половину того, что рассказал ему омега, когда просил помощи в освобождении этого ребенка.       — А малец? Что с ним делать будешь? Уставшие темно-карие глаза устремляются с виду на обычного мальчишку, который наелся и клюет носом в свою тарелку. Тэхен отвечает не задумываясь: «Увезу, спрячу. Буду воспитывать, как обычного.» Тэхену за себя больше не страшно. Человеку, у которого нет ни родных, ни близких — терять нечего. Нечем напугать, шантажировать или запугивать. У него уже ничего нет, что он боялся бы потерять. Страх за собственную жизнь? Тоже нет. Он научился не бояться.       — Тебе стоит быть на чеку, — слышится будто из-под воды и Тэхен выныривает из собственных мыслей.       — Когда будут готовы документы? Нам нужно уехать подальше отсюда. Тэхену не нужна показная посторонняя забота, они встретились только потому что ему это надо и, когда он получит документы на руки, они никогда больше не увидятся. Каждый получит то, что хочет и пойдет своей дорогой.       — Позвони мне завтра, после полудня, я скажу место, где забрать. Мои ребята сделают все в лучшем виде. Придумал имена? — немного помедлив. Тэхен протягивает бумажку, где написано два имени в руку мужчине. Акира бегло читает и прячет записку в куртку, молча попивая чужой кофе и смотря на мальчика. На этом их сотрудничество почти окончено, осталось выполнить вторую половину сделки и можно забыть про это.       — Иди уже, хватит отсвечивать, — Тэхен забирает кружку из рук и цокает, увидев, что кофе почти кончился. Акира кладет руку на бедро омеги, сжимая крупной ладонью чуть выше колена.       — Поцелуешь на прощание? Улыбнувшись, Тэхен приближается к его лицу и вымученно на выдохе шепчет: «Иди к черту».       — Попробовать стоило, — мужчина пожимает плечами и встает с места, как вдруг его внимание привлекает непонятное рычание. Чонгук смотрит на него застеленными чернотой глазами, заставляющими взрослого мужчину сглотнуть, как только от внешних уголков расползаются черные паутины и доползают до висков. Маленькие клыки выглядывают из-под верхней губы, оскал выглядит вовсе не детским, он внушает страх, пробирает до костей.       — Береги себя, — выдавливает побледневший Акира вздрагивающим голосом. — Не подпускай его к обществу. А лучше — убей. Если все, что ты сказал мне — правда. Тэхен кладет ладонь на свою грудь, чувствуя, как сердце бешено стучится там, за ребрами. Он знал на что идет с самого начала, пути назад уже нет и он знал, что будет непросто. Маленькая хрюшка вовсе не хрюшка. Чонгук — волчонок, который вырастет в огромного и злого волка, несущего смерть и разрушения, если останется в Геенне. Тэхен проводил мужчину взглядом, пока он не исчез за дверью закусочной и посмотрел на растекшегося подбородком по столу ребенка. Видимо, он не умеет контролировать себя и эта мощь забирает слишком много сил у шестилетки.       — Эй, Чонгук, — нежным голосом. — Пойдем, ты уже спишь в тарелке. Мальчишка протер глаза кулачками и зевнул, смотря на него.       — Ты убийца? — непринужденно и как-то слишком буднично спрашивает полусонный малыш.       — Что? — Тэхен едва не подавился остатками кофе, малец начал смотреть на него в упор слишком серьезным взглядом.       — Ну, мы бежали, потом прятались, потом снова бежали, — рассуждает мальчик. — А потом ты хладнокровно подорвал здание с кучей людей внутри и без зазрения совести сидишь тут и пьешь кофе. Тэхен просыпается в холодном поту, сжимает футболку у груди и глубоко дышит. Лежащий на диване Чонгук спит лицом в подушку на животе, подтянув колено вверх. Снова этот сон. Столько лет прошло, а эти воспоминания никак не могут оставить в покое. Это наказание, мертвые души показывают ему свою смерть. Тэхен осматривает гостиную, которую освещает лишь свет от сменяющихся картинок на экране телевизора, и останавливает взгляд на украшенной татуировками спине. Чонгук вырос слишком быстро, прошло всего тринадцать лет, а когда-то маленький мальчик уже такой взрослый. Тэхен спускает ноги с кресла и зачесывает волосы, пальцами убирая их за ухо. Время изменило их обоих. Чувствуется прохлада из-за открытого окна, сквозняк едва качает невесомые шторы и листья комнатных цветов, которые Чонгук сажал еще маленьким. Поразительно, как они еще не сдохли? Тэхен поправляет задравшуюся на животе домашнюю футболку и массирует шею, тихо поднимаясь с кресла. Взяв пульт от плазмы, он делает тише звук и кладет его на подлокотник дивана, смотря на Чонгука; его голова повернута в сторону к изголовью, кончики волос достают до шеи, укладываясь аккуратными волнами на исписаную чернилами кожу. Тэхену нравятся его тату, хоть и не рад, что он портит свое тело. Омега не заметил, как присел перед диваном, рассматривая узоры поближе. Рука неосознанно потянулась вперед, захотелось коснуться, огладить узоры, но он вовремя останавил себя и, одергивая руку, поднялся, словно ошпарился. Стоя над ним, Тэхен бегал глазами, осознавая, что потерял контроль и, развернувшись, пошел в сторону ванны. Он останавился в проходе и сжал кулаки, чувствуя внутри себя что-то неправильное, чего чувствовать не должен. Расжав ладони, Тэхен горько вздохнул и вышел из гостиной не замечая на себе чужой взгляд агатово-черных глаз.

***

      — Утро доброе, Тэ, — почесывая поджарый живот и зевая, Чонгук обходит сидящего за столом спиной к нему Тэхена, забирая из рук намазанный джемом тост.       — Эй, — восклицает старший. — Самостоятельно себе завтрак сделать, не? — повернувшись к нему лицом, глаза Тэхена расширяются. — Ради всего святого, не ходи по дому в одних спортивках.       — А чего такого? — облизнув испачканную джемом губу, вскидывает руки альфа. — Что из этого, — Чонгук проводит рукой невидимый круг вокруг своей груди и живота, — ты не видел?       — Дело не в том, чего я не видел, а, — делая снова эту ошибку, поднимая на него глаза, Тэхен прокашливается и, отвернувшись, делает большой глоток черного чая без сахара, чтобы протолкнуть вставший в глотке ком.       — А? — вопросительно изогнув бровь и дав понять, что ждет прямого ответа. Чонгук давно все понял, но забавно наблюдать за стараниями старшего. Пусть скрывает от него сколько хочет, это в любом случае не поможет ему справиться с тем, что он чувствует. Это сильнее его, Чонгук это знает, потому что чувствует то же. Когда ему было пятнадцать и эти ощущения, возникающие рядом с Тэхеном, начинали сильно давить изнутри, ему казалось это неправильным, странным. С возрастом давление переместилось на другой важный орган и это сбивало с толку, заставляло чувствовать себя грязным. Чонгук хотел его. Когда от Тэхена пахло другим, его воротило, хотелось загрызть ублюдка, посмевшего тронуть чужое. Да, им уже давно все решено. Тэхен — его и только его. Осталось только признаться, забрать себе и заработать достаточное количество денег, чтобы они могли ни о чем не беспокоится и спокойно жить, уехав далеко отсюда и начав новую жизнь. Он сможет сделать так, чтобы Тэхен ни в чем не нуждался.       — Неважно. Идешь на учебу сегодня? Понедельник, — Тэхен бросает взгляд на настенные часы, — двенадцать дня, а ты все еще дома. Доиграешься и тебя отчислят. Чонгук достает из кармана серых спортивок связку ключей, стащенных пятиминутами ранее из пальто Тэхена и, надев кольцо брелока на указательный палец, начинает шумно крутить на нем ключи от машины.        — Еду, — хитро улыбаясь.       — Положи туда, где взял, — тоном не терпящим возражений.       — А ты попробуй отобрать, — дожевывая чужой тост, Чонгук скалится и наспех пихает ключи обратно в карман, резко уносясь прочь из кухни, когда Тэхен подскакивает и хватает полотенце, чтобы огреть им засранца, убегающего босиком в гостиную. Тэхен ругается, а Чонгуку весело. Ему нравится, что он вызывает у него различные эмоции своими выходками, он почти кормится этим. Видеть улыбку на его лице, слышать смех — это так радует, он готов что угодно отдать за эту улыбку, которую Тэхен сейчас так настойчиво скрывает за сердитой маской. Младший юрко огибает кресло и бежит дальше, сбивая по пути горшок с выращенным им зеленым цветком, пока Тэхен несется сзади, осыпая его за это ругательствами. Забежав в свою комнату, Чонгук прячется за дверь, ожидая, когда старший забежит внутрь. Так он и делает. Тэхен залетает в комнату, мгновенно ужасаясь беспорядку, который выводит его из себя еще сильнее. Пользуясь моментом, Чонгук выходит из-за двери и тихо подкравшись, щипает его за руку, пока Тэхен разглядывает хаос устроенный младшим. Взвизгнув, Тэхен разворачивается, сводя брови к переносице, его взгляд становится совсем недобрым, от того и более забавным.       «Чон Чонгук! Иди-ка сюда!» — прилетает в спину, пока он бежит по узкому коридору обратно. Забежав в гостиную, Чонгук останавливается и запрокидывает голову назад, громко смеясь на весь дом, пока в его грудь не прилетает смятое в комок полотенце.       — Ну держись, — взъерошенный Тэхен проходит вслед за ним и укоризненно рассматривает счастливое лицо. — Весело тебе, смотрю?       — Очень, — хватаясь за живот и стирая невидимые слезы с уголков глаз. Это была последняя капля. Тэхен, закипая, дергается в его сторону, но Чонгук вовремя уворачивается и ловко перепрыгивает диван, не оставив ему даже маленького шанса дотянуться. Тэхен встает на диван ногами и, повиснув животом на изголовье, тянется к нему рукой, чтобы ударить, но не может достать, а тот и доволен собой, стоя за шторой, даже с места не двигается и корчит рожицы, прямо как в детстве.       — Черт с тобой, — бросает Тэхен, поднимаясь. — Я еще доберусь до тебя. Тэхен теряет равновесие, начиная падать спиной на стеклянный стол, стоящий напротив дивана. Доли секунды проходят, прежде чем Чонгук реагирует, перемещаясь с места настолько быстро, что не удается даже заметить, не то что разглядеть его движения. Тэхен делает испуганный вдох и жмурится, падая назад себя. Он раскрывает глаза не чувствуя боли, только жар от ладони между лопаток ощущается и обжигает кожу. Он поднимает глаза на лицо Чонгука и взгляд каменеет. Все тело альфы горит от повышенной температуры, но он не чувствует ничего, кроме волнения.       — Я испугался за тебя, Тэ, — тихо произнес, ставя Тэхена обратно на диван и, обхватив крупными руками талию, спускает ногами на пол. Чонгук посмотрел на него заломив брови.       — Ты в порядке?       — Как ты? Так быстро? Тэхен садится на диван, стараясь сдерживать себя. Столько лет затишься и спокойная, обыденная жизнь, рушится в этот самый момент, гремя осколками. Чонгук стоит не двигаясь, а что ему ответить? Он ведь давно уже понял, что является не просто человеком. И по лицу Тэхена хорошо видно, что он тоже в курсе. Но почему ни разу не попытался заговорить об этом? Это вводило его в замешательство.       — Я стоял рядом.       — Нет, — Тэхен крутит головой из стороны в сторону. — Не стоял. Ты был за диваном, я же видел.       — Ты просто испугался и в голове все перемешалось.       — Чонгук, — громко. — Объясни.       — Тэхен, — бросая угрожающий взгляд в его сторону. — Зачем объяснять тебе то, что ты знаешь наверняка даже лучше меня? Успокойся. Ненадолго воцарилось давящие на них молчание. По спине Тэхена побежала не первая волна холода.       — Кто-то еще знает? — сглотнув, спрашивает Тэхен, не поднимая взгляд с пушистого ковра.       — Нет, — незамедлительно в ответ.       — Хорошо, — так тихо-тихо, — очень хорошо.       — Поговорим об этом? — Чонгук подходит и нависает над ним, хищно разглядывая. — Расскажешь наконец, кто я? Или продолжишь умалчивать? И делать вид для всех вокруг, что мы обычная семья, братья, — на распев, — и отрицать тот факт, что нас тянет друг к другу? Я чувствую подвох, вижу, что тебе есть, что сказать.       — Меня не…       — Да брось, — хмыкнув и сделав шаг к нему. Тэхен вжимается спиной в диван, смотря на него оленьими глазами и чувствуя непонятную угрозу вперемешку с жаром. Чонгук никогда не вел себя так, не смотрел так. От его взгляда хочется расплавиться сейчас, растечься по обивке лужицей. Слишком сильное влияние.       — Ты периодически не можешь контролировать свои феромоны рядом со мной. Только не делай вид, что это не так. Признайся хотя бы себе наконец, что я нравлюсь тебе, как мужчина. Нам двоим сразу станет намного легче. Чонгук протягивает руку, погладив пальцем румянец на щеке старшего.       — Ты мой брат, — промямлил Тэхен, отвернув голову. — Это неправильно.       — Ну да, а то я забыл, — язвительно. Чонгук убирает руки в карманы штанов.       — Тот самый глупенький младший, вечно заставляющий тебя смеяться, — Чонгук сжимает губы в тонкую линию и, облизнув нижнюю, толкает язык за щеку. — Пусть будет так, сделаем вид, что этого разговора не было. Давай о другом? Чонгук, подтянув спортивки повыше на бедро, присаживается перед ним и кладет локти на колени, сцепив пальцы рук. Он изучающе смотрит на Тэхена, который неподвижно сидит перед ним, осознавая, что деваться некуда. Чонгук не уйдет без ответов на свои вопросы. Как ни крути, этот день должен был настать.       — Как давно ты осознал, что намного сильнее обычных людей? — неуверенным голосом. Тэхен старался приучить его не сгибать ложки у всех на виду, не разбивать игрушки и не ломать вещи, бережно относится ко всему, что попадает к нему в руки. После того, как Чонгук случайно сломал ему лучевую кость, когда ему было семь лет, вся его сила исчезла. Тэхену казалось именно так. Он аккуратно задавал наводящие вопросы почти каждый день, пока не удостоверился, что Чонгук ничего не помнит о том, откуда он; в его памяти были пробелы, которые Тэхен заполнил фальшивыми воспоминаниями и фотографиями с тоннами фотошопа, где сияли лица незнакомых людей, названными им как «родители».       — Я намного честнее тебя и отвечу прямо: давно. Настолько давно, что ты ужаснешься, если узнаешь, насколько. Сначала, я не понимал, что это и как работает, но немного тренировок и самоконтроля решили этот вопрос. Мне не хотелось пугать тебя, поэтому не говорил и не спрашивал. Но мне нужно знать, потому что иногда мне кажется, что я не справлюсь в какой-то момент, потому что это слишком сложно. А ты? Давно знаешь?       — Я не уверен, что ты готов узнать все. И не уверен, что готов рассказать тебе всю правду, но должен. Тэхен поднимается с дивана и, стоя от него сбоку, кладет руку на плечо.       — Поговорим вечером, когда вернешься. Тэхен слегка сжимает пальцами кожу на его плече и уходит в свою комнату, оставляя Чонгука наедине со своими мыслями. Через пятнадцать минут слышится хлопок входной двери, оповещающий о том, что младший ушел. У Тэхена остается время, чтобы подумать с чего начать предстоящий разговор. Как сказать о том, что Чонгук — удачный селекционный эксперимент собственного садиста-отца, которого омега подорвал тринадцать лет назад и выкрал из лаборатории, обещав подарить ребенку хорошую, а главное — мирную, жизнь? Как сказать, что увез его подальше от тех, кто мог завербовать его для безумных целей?