Обними меня!

Трансфигурировав пижамные штаны в некое подобие рабочего комбинезона, я порадовался, что не аппарировал на побережье обнажённым. Камни плохо поддаются трансфигурации в одежду, а привычного топляка здесь ‒ на берегу бурного моря ‒ не было, прибой перемалывал дерево в труху. Я дождался ответного Патронуса от Тома, его дракон был более привычной формы и напоминал мне незабвенную Хвосторогу, и пошёл к миссис Фишман, моля про себя Древних, чтобы у неё были комнаты для нас. Между Италией и Британией Солтберри был лучшей промежуточной станцией. Италия оказалась настолько поразительной, что нам явно требовался отпуск от отпуска. Я поднимался по каменистой тропке вверх, к плато, и глубоко вдыхал острый запах моря: водорослей, йода и соли. Даже море здесь пахло по-другому, чем южное. Новые способности моего обновлённого тела позволяли мне видеть всё чётче, ярче, и запахи казались лучше различимыми. Сейчас я понимаю, как Том мог, понюхав суп, понять, что он недосолен. Нам повезло ‒ приют только-только вернулся в Лондон ‒ мне совершенно не хотелось столкнуться с миссис Коул и преподавателями. Приют хоть и подарил нам с Томом... приют, но запомнился крайне непростым этапом жизни. Я не готов был видеть глаза детей, в которых теплилась неугасимая надежда, что именно вот этот взрослый выберет именно его... Миссис Фишман постарела, но была ещё очень бодра. Она так мне обрадовалась, что мне стало даже неловко. В высоком, привлекательном тонкокостном парне я с трудом узнал бывшего воспитанника ‒ Илайю. Он застенчиво улыбался мне, и я с радостью отмечал, что парень ухожен и любим. Всё же я не ошибся в миссис Фишман ‒ взрослых всегда видно по их детям. ‒ А вы совсем не изменились, Гарри! ‒ прижав руки к пухлой груди, миссис Фишман смотрела на меня так, как когда-то смотрела Молли Уизли, тепло и сердечно. ‒ Я так рада вас видеть! Ведь это именно вы подарили мне моего любимого мальчика! Взгляд сияющих глаз переместился на неловко топчущегося рядом Илайю, и он зарделся. Очень важно, когда тебя любят! Я всегда мечтал об этом в своей прошлой жизни, но получил в полной мере в этой. С первого вдоха Тома я оказался любим неистовой, яркой, острой любовью. Это обязывало, но помогало двигаться вперёд. На миг в комнате, освещаемой только светом из открытой двери, стало темно, а после низкий бархатистый голос вежливо произнёс: ‒ Миссис Фишман, моё почтение! Я покрылся мурашками от звука этого голоса и от силы магии, что мгновенно окутала меня. Даже дыхание на миг задержал перед тем, как обернуться. Том, с саквояжем в одной руке и клеткой с котом в другой, доброжелательно улыбался. ‒ Том?! Господи, как ты вырос! ‒ всплеснула руками миссис Фишман.

***

Дикая природа севера Британии ярко контрастировала с солнечной Италией, и я вдруг понял, что первое нравится мне больше. Северное море было как Том: беспощадное, прекрасное, равнодушное и щедрое одновременно. Мы проводили почти всё время вдвоём. И нет, мы не занимались сексом. То ли Том понял причину моего бегства и сделал выводы, то ли форма моего Патронуса утолила его страх того, что я его оставлю. Ведь эта магия — суть самые сокровенные порывы наших душ. Показательнее слов и дел. И парные Патронусы свидетельствуют о глубоком искреннем чувстве. Впрочем, и без постельной эквилибристики нам было чем заняться. Ловля рыбы, тренировки в беспалочковой магии, прогулки по пустошам, сбор трав, полёты на метле. Мистер Лапка охотился, переловив у миссис Фишман всех мышей в кладовой. Сычик часто сопровождал нас на прогулках. И я чувствовал себя очень счастливым. Отойдя подальше от деревни, мы с Томом вызвали наших Патронусов и сравнили драконов. Мой оказался Китайским Огненным Шаром, а Тома — действительно пресловутая Хвосторога. Также Том потребовал от меня полнейшего отчёта о самоощущении после ритуала. Я в красках описал свои обострившиеся обоняние и зрение, даже про регенерацию упомянул вскользь. Почему ритуал не убрал шрам на ладони, я не понимал. Мне подумалось, что это привет от Древних. Не зря ведь шрам рассекал линию судьбы надвое, символизируя двойственность моего существования. Том тоже не нашёл для случившегося причины, кроме одной — моё горячее желание иметь именно этот шрам. Солтберри осел в сердце солью, спокойствием и невероятной близостью. Кажется, именно тут мы с Томом окончательно слились, сравнялись. Наша магия, наши тела, наши судьбы стали единым целым. Мракс даже к повзрослевшему Илайе меня не ревновал, как когда-то. Да и заглядывался паренёк не на меня, а на моего красавчика-мужа, что тот предпочитал не замечать. А я посмеивался про себя. Покидая Солтберри, мы пообещали миссис Фишман, что обязательно сюда вернёмся. И не соврали ни в едином слове.

***

Том после интенсивного отдыха ещё немного подрос, окончательно становясь решительно выше и крупнее меня. Сейчас он был даже выше своего отца, которого я довольно подробно рассмотрел в нашу единственную нелепую встречу. Старший Том Реддл был смазливым аристократиком, мой же Том был совершенством: мощный, хищный, физически развитый, магически одарённый, умный, красивый. Меропа отдала своему сыну всю нерастраченную любовь и толику своей магической привлекательности, делающей из симпатичного Реддла идеального Мракса. Какой же идиот его отец, отказавшийся от своего впечатляющего сына! Даже полубезумный Марволо понял, кто перед ним. А этот глупый, самовлюблённый, чванливый маггл так и не осознал. Впрочем, пусть его. Иногда люди настолько бездушны, что потеряв самое главное в жизни, даже этого не осознают. Глядя на мужа в белой рубашке с закатанными рукавами, золотистого от расцеловавшего его солнца, белозубого, с вечным непослушным локоном, выпадающим из причёски и щекочущим высокий лоб, я таял от совершенства черт и скрытой силы, которую чуял, как лань чует взгляд выслеживающего её хищника. ‒ Ты смотришь на меня как на новую метлу. Перестань! А то у меня приключится казус, ‒ буркнул Том и повернулся к саквояжу, аккуратно укладывая в него стопку выглаженных Дорри вещей. Я хмыкнул и отвёл глаза. Этот "казус" с Томом приключался всё время. Такое впечатление, что стояло у него всегда. На пляже в Италии из-за этого я испытал немало смущающих моментов. А ещё я наконец-то начал меняться. Словно моё соединение с Томом запустило мои личные часы, остановившиеся в момент прихода в эту реальность.

***

Встреча с Малфоями и Уизли на вокзале подтвердила моё самоощущение. ‒ Гарри, вы изменились, ‒ с удивлением заметила Аврора Уизли, вглядываясь в меня. ‒ Стали словно немного старше. Ваш юный, не меняющийся вид немного пугал меня, знаете ли. ‒ Это загар проявляет морщины, ‒ заметила леди Малфой. ‒ Хотя вы всё равно выглядите смущающе молодо. Не на шестнадцать, как раньше. ‒ Вы мне раньше говорили, леди, что я выгляжу на двадцать! ‒ возмутился я. ‒ Мы тебе льстили, ‒ ответили дамы хором, переглянулись и захихикали. Я почувствовал себя обманутым. ‒ Артур! ‒ Аурэус! Мальчишки, которые тихонько тянули в разные стороны одну игрушку, одновременно выпустили её из рук, упали и расплакались. Их отцы одинаково закатили глаза. А братья кинулись разнимать младших. Том, пользуясь общей суматохой, привлёк меня к себе и поцеловал в губы, коротко, но глубоко. До Рождества всё между нами теперь только за закрытыми дверьми наших покоев. ‒ Я ревную! ‒ шепнул он мне. ‒ Томми, это всего лишь светский разговор, способствующий налаживанию связей. ‒ Я ревную к тому, что ты вновь будешь принадлежать не только мне! ‒ Древние, остановите этого Отелло! Том хмыкнул, схватил меня рукой за челюсть, ловя мой взгляд. И произнёс особым голосом, низким, бархатистым, заставляющим мои ноги подгибаться, а член ‒ вставать. ‒ До встречи, мистер Мракс! ‒ До встречи! ‒ выдохнул я растерянно. Том ушёл, лукаво улыбаясь, а я глупо смотрел ему вслед, совершенно не слыша щебета миссис Малфой и миссис Уизли. Ну каков манипулятор!

***

Шестой курс начался с неожиданности. Из-за недавних военных действий взрослые ученики, поступающие после предварительного собеседования в Министерстве в Хогвартс, не были чем-то из ряда вон выходящим. Поэтому нередко среди малышей в зал заходили юноши или девушки, поступающие на последние курсы. Так вышло, что Верус Хагрид, встречающий традиционно новичков на вокзале, накануне попал в капкан, выставленный браконьерами, и лежал в Больничном крыле на растяжке со сложным переломом. Конечность оказалась настолько повреждена, что пришлось удалить часть костей голени правой ноги и отращивать их с нуля. И сегодня детей встречал я. Собирая испуганных детей у Хогвартс-экспресса, я чувствовал себя странно. Словно надел обувь не по размеру и теперь шлёпаю неуверенно в огромных туфлях, путаясь в ногах. Испуганные малыши жались ко мне на платформе, и мне казалось, что я должен быть среди них, а не возвышаться над ними с фонарём и не ловить чужие взгляды. ‒ Ты, что ли, в замок ведёшь? ‒ раздалось сзади развязное. Обернувшись, я увидел нахального парня, что окинул меня оценивающим взглядом с ног до головы и смачно сплюнул. Высокий, долговязый, со смуглым худощавым лицом. Мятая мантия сидела на нём криво и была явно с чужого плеча. Понятно. Ребёнок войны. Странно только, что обнаружили в нём магию так поздно. ‒ Я. Следуйте за мной, мистер...? ‒ Пф! Мистер, скажешь тоже, ‒ он вновь сплюнул. ‒ Я Тодд! Я пожал протянутую мне мозолистую руку. Рабочая косточка, сразу видно. ‒ Профессор Мракс, ‒ представился я. Парень вновь окинул меня взглядом с ног до головы и рассмеялся. Мне некогда было переубеждать наглеца, поэтому я подбросил вверх горсть Люмосов, что зависли над детьми светящимся облаком, и скомандовал: ‒ За мной! На спуске к озеру я, первым ступив на каменистую тропу, мгновенно поскользнулся и был пойман за локоть крепкой рукой. ‒ Осторожнее, профессор, ‒ хмыкнул Тодд, саркастично выделяя слово "профессор" и прижимая меня к себе довольно бесцеремонно. Мне это не понравилось, и я попытался освободиться, но вновь поскользнулся. Чёртова глина! Оттолкнув Тодда, я рявкнул: ‒ Стоять! Все дети замерли в нерешительности. Они не понимали, почему двое старших то хватаются друг за друга, то толкаются. Сосредоточившись и представив себе маршрут следования, я применил заклинание от скользкости, бухнув в него прилично силы, отчего весь путь словно присыпало песком или мелким гравием. ‒ Теперь можно идти. Мальчики, помогайте девочкам, хоть и не скользко, но под ногами встречаются камни! Подняв фонарь повыше, являя собой подвижный маяк и задавая направление, я бросил предупреждающий взгляд на Тодда и повёл детей к пристани Чёрного Озера. Рассадив всех по лодкам, я велел не крутиться, вспоминая Невилла, в 1991 упавшего в воду, сам забрался в посудину, в которой сидел Хагрид, и с неудовольствием покосился на топчущегося на причале Тодда. Его пришлось усадить рядом, так как хлипкие лодчонки не были рассчитаны на взрослого человека. Я понимал, что они защищены магией, но мне совесть не позволила подсаживать к испуганным детям долговязого парня. Стоило нам выплыть из-за поворота, как открылся неизменно впечатляющий вид на замок, сверкающий в темноте как качественно огранённый бриллиант. Тодд схватил меня на колено и заматерился. Я скинул его руку и решил, что если он ещё раз меня коснётся, то купание в холодной воде Чёрного озера ему не повредит. Слишком он порывистый, пусть охолонет. Слава Древним, этот плод подворотен и магии больше меня не трогал, и мы успешно причалили к мосткам. Тодд выскочил первым, протягивая мне руку, которую я проигнорировал, и услышал фырк: "Профессор!". Ладно, через час будет распределение, и этот недоросль поймёт, как был неправ. Интересно, а мне нужно будет учить его полётам? По возрасту не положено, но по правилам каждый ученик должен освоить метлу. В таких мыслях, мы вдвоём быстро перекидали детишек из лодок на высокий причал, и я, пересчитав всех, выстроил их колонной по двое и велел следовать за мной. Тодд волочился рядом, рассматривая замок, чуть приоткрыв рот и ругаясь как портовый грузчик. У дверей Большого зала я притормозил и, убедившись, что все в ожидании смотрят на меня, произнёс: ‒ Когда двери Большого зала откроются, вы последуете за мной так же попарно и остановитесь перед помостом преподавателей. Я буду вызывать вас по фамилии в алфавитном порядке, и вам необходимо будет выйти, сесть на табурет и примерить специальный артефакт ‒ распределяющую шляпу. Ничего не бойтесь, от вас ничего не требуется, кроме одного ‒ будьте честны сами с собой и следуйте за рекомендациями артефакта. Шляпа зрит в самую суть. Кто-то шумно выдохнул, кто-то воскликнул: "Я же говорил, а ты не верил!", кто-то хихикнул. ‒ Ты откуда знаешь? ‒ спросил Тодд. Дети смотрели на нас блестящими глазами. Я помнил, какую чушь болтали в толпе, когда сам тут маялся в ожидании. Что надо сразиться с троллем, пройти экзамен или же доказать, что ты волшебник целой комиссии. ‒ Я когда-то тоже имел честь примерить этот предмет и был настолько глуп, что спорил. ‒ И что? ‒ Шляпа оказалась мудрее и учла мои пожелания. ‒ Ты остался доволен выбором? ‒ улыбнулся впервые Тодд. Один зуб у него был сколот. Надо будет обратить на это внимание Ланцетти. Зубы колдомедик лечил отменно. ‒ Нет, ‒ признался я и себе, и ему. ‒ Ясно... ‒ Дети, в замке живут привидения и полтергейст. Привидения безобидны и, в большинстве своём, доброжелательны. Вам не стоит их бояться. Более того, у каждого факультета есть свой призрак. У Гриффиндора это сэр Николас, его ещё называют Почти Безголовый Ник, у Хаффлпафф это Толстый Монах, у Райвенкло ‒ Елена Райвенкло по прозвищу Серая Дама, у Слизерина ‒ Кровавый Барон. Если вы потеряетесь в замке, вы можете обратиться к любому из призраков за помощью. ‒ Слышь, профессор, а почему старина Ник ‒ почти безголовый? ‒ Он с удовольствием расскажет это сам, ‒ усмехнулся я, не желая портить привидению редкое развлечение. ‒ А вот полтергейста следует опасаться. Дух вредный, злобный и деятельный. ‒ Сам ты вредный! ‒ раздалось надо мной, и я, подняв голову, увидел ухмыляющегося Пивза. Тот показал мне длинный красный язык и метнул что-то. Хорошо, что я активно практиковал во время каникул беспалочковую магию ‒ достать свой артефакт я не успевал. Только махнуть рукой, накрывая всю нашу группу щитом от физических воздействий. Неаппетитная жижа, под визг детей, вязко и влажно ляпнулась на купол щита и медленно потекла по стенкам. Резкий запах нечистот подсказал мне, что полтергейст похозяйничал в теплицах Берри. Убрав грязь Эванеско, я раздул ноздри. Пивз, на мой взгляд, категорически отвратительное существо. ‒ Что, потный Поттер, выкрутился?! Ничего, я тебе отомщу. Старая фамилия разозлила меня ещё больше. Этот дух не понимает, с кем связался. Припомнив рассказ Тома о природе полтергейста, я хмыкнул. ‒ Ты магический паразит, сволочь! ‒ И что?! ‒ А то, что я знаю, как купировать тебя в кокон, где магии не будет. Долго ты там просуществуешь. Сморщенное некрасивое довольное личико полтергейста словно поплыло, вытягиваясь. ‒ Ты не посмеешь! Я реликвия Хогвартса! ‒ Ты кусок говорящего дерьма, вот ты кто! А ещё трус! Только страх перед перерождением может заставить душу влачить подобное существование! Что ты натворил при жизни, мразь, что так боишься посмертия?! Лицо полтергейста исказилось, он всхлипнул и улетел, рыдая. ‒ Жёстко ты его, профессор, ‒ голос Тодда привёл меня в чувство. Я осмотрелся. Дети смотрели на меня с восхищением и ужасом одновременно. Кажется, я слишком увлёкся. Настолько, что даже сказал слово "дерьмо". Чёрт! ‒ Пивз боится Кровавого Барона. Если он злобствует, вызывайте его. ‒ Или тебя, Поттер, ‒ хохотнул Тодд. ‒ Я не Поттер, ‒ дёрнул я плечом. Я действительно больше не ассоциировал себя с мальчиком-который-не-выжил. ‒ Я Гарольд Мракс. ‒ Ох ты ж, ёбен-бобен! Аристократ поди? Я вдруг почувствовал себя профессором Северусом Снейпом, доведённым хамством ученика до ручки. ‒ Силенцио! Тодд смешно выпучил глаза. Возможно, я был неправ. Но этот грёбаный школьник меня достал. ‒ Помолчи. Воздух чище будет. Использовать нецензурную лексику перед профессорами и младшекурсниками запрещено! Да, я был неправ, так как сам недавно крайне эмоционально оторвался на Пивза. Но в том, что ты преподаватель, есть свои преференции. В этот момент двери зала дрогнули, открываясь. ‒ Встаньте в алфавитном порядке, так будет проще, ‒ скомандовал я, и дети, как на плацу, мгновенно перестроились. Посмотрев на жестикулирующего Тодда, я снял с него заклятие, погрозил кулаком и скомандовал: ‒ За мной! Распределение прошло штатно. Тодд Вайт оказался на Гриффиндоре. Что я, собственно, и предполагал. Я изрядно повеселился, когда, закончив процесс распределения, уселся за стол преподавателей рядом с Вилкост. У Тодда вытянулось лицо, и смешно округлились глаза. ‒ Новый поклонник, Мракс? Ты уже и среди детишек промышляешь? ‒ толкнула меня в бок Галатея. ‒ Крайне неосмотрительно. Твой муж сейчас одним взглядом проделает в парне не предусмотренное природой отверстие . Я повернул голову в сторону стола Райвенкло и увидел, как Том прожигает таращащегося на меня гриффиндорца взглядом. Блядь... Слава Древним, в этот момент из-за стола встал Диппет и торжественно представил нового преподавателя арифмантики, в которого мой муж впился взглядом с таким подозрением, что я не мог остановить смех и всё время давился вином, что наливали нам в бокалы в честь праздничного приветственного ужина. Преподавателем арифмантики оказался пожилой плотный волшебник, который, познакомившись с нами, первым делом начал рассказывать о своей семье, оказавшейся очень многочисленной. Том и его ревность ‒ это что-то запредельное. Ревновать к профессору Дернби мог только мой муж. Впрочем, этот человек так успешно отвлёк внимание Тома от Тодда, что я выдохнул спокойно. После ужина Том ожидал меня в коридоре, ведущем ко входу в Большой Зал для преподавателей. Увидев Мракса, подпирающего стенку, Галатея фыркнула и сделала большие глаза, без слов напоминая мне, что мой муж тиран, сатрап и собственник. ‒ Добрый вечер, профессор Вилкост, ‒ вежливо поклонился Том. ‒ Добрый вечер, мистер Мракс. Я бы посоветовала вам ошейник с магическим поводком. Радиус действия до пятидесяти метров. ‒ Прошу прощения? ‒ Так ваш муж гарантированно будет под вашим неусыпным присмотром. ‒ Эй! ‒ возмутился я. Глаза Тома сверкнули красным сполохом, и он непроизвольно облизнулся. ‒ Зачем вы это ему говорите, Галатея?! ‒ О, я тоже была молода. И мне казалось, что контроль может удержать рядом со мной любимого человека. В итоге мы расстались. Минайя посчитала необходимым взять паузу. Я буквально её задушила. Том резко побледнел. ‒ Хорошего вечера, мальчики. Надеюсь, сегодня вы таки прикончите кровать. И ушла. Я смотрел вслед Вилкост и размышлял, насколько удивительная она женщина. ‒ Гарри, я тебя душу? ‒ спросил Том негромко. ‒ Нет. Но твоя ревность оскорбительна. Я никогда не давал тебе повода. ‒ Твоё "нет" буквально гимн лояльности. Я сам знаю, что... меня слишком много. Но не могу иначе. Как вода, занимаю собой всё предоставленное пространство. ‒ Ты не... ‒ Я "да". Самое смешное, что я на собственном опыте знаю, каково это, когда ты являешься объектом пристального внимания. Сверстники за мной бегают, Гарри. Домогаются, соблазняют, флиртуют, обольщают. И не потому, что я великолепен, вернее, не только потому. Люди ‒ слабы. И тянутся к силе. Я ‒ сила. А ты ‒ моя слабость. Поэтому за тобой волокусь уже я. ‒ Ты кое-что путаешь, Томми. ‒ Что же? ‒ Игры и любовь. Твои поклонники привлечены тем, кто ты есть сейчас. И завоевать тебя ‒ очень увлекательная игра. А наши чувства не спонтанны и не мимолётны, а выращены с нуля. Ты знал меня ничтожным, а я тебя ‒ слабым. ‒ А я и не пытаюсь сравнивать наши отношения со всякими там... Дамблдорами. Лишь объясняю, что на своей шкуре испытал упомянутую Вилкост "душность". ‒ Профессор Вилкост, ‒ поправил я и закашлялся, осознав, насколько сейчас напоминаю Гермиону. ‒ Пф! Не могу в частной беседе ту, что напоила тебя виски до состояния нестояния, называть "профессором". Давай отложим субординацию. Так вот, возвращаясь к изначальной теме: я сомневаюсь не в тебе, а в себе. ‒ Твои сны? ‒ вздохнул я. ‒ Мои сны, ‒ кивнул Мракс, выглядя буквально растоптанным. Лжец, фигляр, позёр. ‒ И болезненное собственничество, ‒ не дал послабления я. ‒ Не без этого, ‒ улыбнулся Том обезоруживающе, мгновенно скидывая маску скорби. Если бы я был юным незрелым подростком, я бы сейчас вляпался в Тома Мракса по самую маковку. Я же просто шагнул к своему великовозрастному мальчику, мнящему себя властелином мира, и обнял. Любовь ‒ парадоксальное чувство. И очень опасное. Оно позволяет или же понукает ‒ как посмотреть ‒ нас полюбить даже чудовище.

***

А следующий день стал для меня шоком.