Обними меня!

С каникул мы вернулись умиротворёнными и неприлично счастливыми. Столкновение с действительностью оказалось жёстким и отрезвляющим. Лондон поразил меня контрастом, к которому я оказался не готов: смог, сырость, серость. Итальянские каникулы ‒ солнечные, яркие ‒ отзывались сладостью на кончике языка. Ванильной, тающей от тепла тела и шелковисто-сливочной, как джелато... Столица Британии была пресной и унылой. Как овсянка. Том, судя по реакции, испытывал схожие чувства. Он, стоя посреди магазина, оглянулся, вздохнул, опустил саквояж и выдал: ‒ Неудивительно, что дементоры прижились только на Туманном Альбионе и за полярным кругом. В Италии их бы просто не заметили, пригубив лишнюю рюмку граппы. Ведь: se ti manca la felicità, cercala nel fondo del bicchiere. О, да! Итальянцы имели вкус к жизни и предпочитали тратить её на приятные вещи. Казалось, даже время в Италии течёт иначе. Куда спешить, когда вечер так хорош, море так ласково, а вино так великолепно?! Остро захотелось послать всё к чертям, распродаться в ноль и переехать в небольшую деревеньку где-то на побережье Сицилии, где можно всю жизнь выращивать помидоры и базилик, провожая каждый сладко-ленный день бокалом домашнего вина. Я почесал за ухом обнимающего меня лапами за шею Мистера Лапку и вздохнул. Том с неудовольствием зыркнул на кота, и тот, развернувшись, шипливо плюнул на Мракса, как делал это, если к нему приближалась собака или недружелюбно настроенный соплеменник. Я закрыл оскаленную морду книззла рукой. ‒ Том! ‒ с укоризной сказал я. ‒ Мистер Лапка соскучился! ‒ Это невзаимно! И потом, выходит, ты осуждаешь меня, хоть я ничего и не делал, а не кота, который шипит и плюётся. ‒ Ты смотрел провокационно! Том поднял выразительно одну бровь. ‒ Вот она, несправедливость! Почему любят таких вот ершистых, облезлых котов... Мистер Лапка замотал хвостом и напрягся в моих руках, и я спустил его на пол. ‒ А не идеального тебя?! ‒ Ну да! ‒ Не гневи Древних! Я никогда не отказывал тебе ни в любви, ни в ласке. И не ты один недоволен, что каникулы закончились. Мне тоже нужно время на адаптацию. Том фыркнул и закатил глаза. Мол, не стоит списывать праведный гнев на раздражение. И тут же подтвердил мои мысли: ‒ Не стоит путать ревнивого книззла со мной ‒ это прямо-таки оскорбительное сравнение. Кстати, и туризм с эмиграцией - тоже не стоит. Через пару месяцев мы бы взвыли, ‒ я очень сомневался. ‒ Еда надоест, неспешность покажется вязкой и унылой, солнце изнуряющим, а люди ‒ навязчивыми. И знаешь что? ‒ Что? ‒ увлекательно было наблюдать за мужем. Он всегда мыслил нестандартно. ‒ Я хочу гигантский ростбиф с печёным картофелем, красной фасолью и жареными грибами в виде гарнира! Я сглотнул, понимая, что тоже соскучился по простой и привычной пище. Правда, в моём топе стоял пудинг с почками, а на десерт ‒ пирог с патокой. Может, Томми и прав насчёт перенасыщенности экзотикой... ‒ Дорри! Счастливый эльф плюхнулся на пол, вытирая руки в муке о фартук. ‒ Дорри уже был в мясной лавке, хозяин! Дорри всё сделает! ‒ эльф угодливо поклонился Тому. ‒ И пирог с патокой! ‒ заявил этот наглец. Ещё недавно он сам неловкими пальчиками учился стирать носки и трусы, пытаясь помочь мне в приюте. А тут вдруг оказался лорд и рабо... эльфовладелец! ‒ Уже в духовке! ‒ счастливо улыбнулся эльф. Мерлин, храни духов домашнего очага, принявших вид домовиков! Чарами мы делали уборку, я и руками не гнушался, но постоянно поддерживаемые эльфом чистоту и уют трудно переоценить. Когда Дорри исчез, Том сказал: ‒ Не жаль магии на эльфов. Пусть они и паразиты, но насколько полезные! ‒ Прости?! Паразиты?! Мне ведь не послышалось... ‒ Зачем такому всесильному существу, как домовой эльф, прислуживать волшебникам? ‒ чуть склонив голову, уточнил Том. Я приоткрыл рот. А действительно, зачем? Меня ещё при знакомстве с Добби поразило то, как он одним щелчком расправился с лордом Малфоем, сильным магом, между прочим. И Беллатрис ввалил неслабо, жаль, что не убил безумную тварь. Том улыбнулся, видя моё замешательство. О, этот самодовольный вид! ‒ Всё просто: эльфы не имеют своей магии, она заёмная! Они черпают её в породившем их роде или в приютившем их волшебнике. Чем сильнее род, тем больше эльфов. Только древние рода могут позволить себе иметь их целый штат. Или же такое сооружение, как Хогвартс, где магия буквально плещется, играет, питая не только артефакт, которым является древнее строение, но и магических существ вроде эльфов. ‒ О, Мерлин. Погоди, не только эльфы... заимствуют энергию для себя? ‒ "Заимствуют"... ‒ протянул Том. ‒ Нет, конечно! Привидения, полтергейст, боггарты, красные фонарники и прочие порождения Запретного леса. Не путай их с магическими существами вроде гоблинов, кентавров или русалок. ‒ Чем они отличаются? ‒ Чем человек отличается от крысы? ‒ усмехнулся Том. ‒ Интеллектом? ‒ В том числе. И если совсем уж быть точным, то не интеллектом ‒ крысы очень умны, ‒ а уровнем осознанности. Осознание своего "я", к которому прилагаются совесть, вина, надежда, вера и самоотдача. И, естественно, философское дерьмо вроде поиска смысла жизни. Кот не беспокоится о будущем, воробей живёт одним днём, а собаке наплевать, уродлива она или красива. ‒ Посмотрите на птиц небесных… ‒ пробормотал я. ‒ Что? ‒ сбился с темы Том. ‒ Евангелие от Матфея 6:26: "посмотри на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают хранилища, однако отец ваш небесный питает их". ‒ Их питает инстинкт, выработанный веками эволюции, позволивший виду выжить. Кстати, думаю, именно из-за кажущейся человеку беспечности существования наши питомцы получают от нас безусловную любовь, а думающему существу приходится постараться, ‒ фыркнул Том. Посмотрел на меня внимательно. ‒ Не ожидал от тебя цитирования писания. Мы были не религиозны, так как согласно христианскому вероучению являлись колдунами, суть ‒ созданиями презренными и подлежащими уничтожению. ‒ Просто к слову пришлось, метафора в своём роде, ‒ улыбнулся я. ‒ Я уловил суть твоего сравнения. Но не мог не предать остракизму принципы вероучения. Религия ‒ опиум народа. ‒ Людям надо во что-то верить... ‒ В таком случае не забывай уточнить, что есть значительная разница между верой и религией. Как между Создателем и тем, кто навязывает ненужные посреднические коммерческие услуги. О нет, к теологическим диспутам я сейчас не готов. К тому же полностью был солидарен с Мраксом. ‒ Я же не спорю, Томми. Давай вернёмся к теме паразитов. Выходит, маги и магические существа отличаются от порождений магии тем, что первые продуцируют магию, а вторые ‒ потребляют? ‒ Верно! ‒ А они, ‒ я намеренно избегал слова "паразит", мне оно было неприятно, ‒ могут где угодно завестись? ‒ Много ты видел лукотрусов вне зон поселения волшебников? Мы с Роном и Гермионой во время скитаний много где побывали в Британии, аппарируя совершенно бессистемно. И нам действительно не встречались волшебные существа вне волшебного мира. Я помотал головой. ‒ Маг, как огромный генератор, собирает разлитую в пространстве энергию и фокусирует её в... Да во что угодно. В заклинания, чары, руны. Но и расплёскивает мимо немало. Что позволяет формировать вокруг целую магическую среду из симбионтов вроде фамильяров, домовиков и прочих безопасных существ. Но и опасных питаем мы сами. Тех же стражей Азкабана ‒ дементоров. Я вдруг вспомнил, что Волдеморт умел управлять этими тварями. И поинтересовался осторожно: ‒ Ты их изучал? ‒ зная жадность Тома в поглощении знаний, он и в этой жизни может ими заинтересоваться. ‒ Вскользь. Стало интересно, каким образом они поглощают души. ‒ И каким? ‒ Они их не поглощают, но высасывают. Дементор ‒ это агрессивный паразит, пусть и с довольно экзотическим принципом потребления магии, питающийся чувствами и воспоминаниями. А лишённый чувств и воспоминаний индивидуум перестаёт быть личностью и просто умирает ментально. Из-за чего душе не за что зацепиться, и она покидает тело. Мы ведь без души, по сути, биомеханические роботы. Мясо, кости, нервные клетки. ‒ О, Мерлин... ‒ поражённо пробормотал я. ‒ Мерзкие существа, их стоит запретить везде, где есть маги. Кстати, как ты отнесёшься к тому, что я нанесу тебе руны на слизистую, как и себе? Все сроки, когда может проявиться вторичная негативная реакция, прошли. И теперь это будет для тебя безопасно. Я сморгнул. Разговор резко свернул не туда. ‒ Н... не знаю... Я как-то про это не думал. ‒ Подумай, ‒ кивнул Том, решительно шагнул ко мне и, приподняв, легко забросил на плечо и потащил в спальню. ‒ Томми! ‒ воскликнул я ему в спину, пытаясь ухватиться и перестать свисать головой вниз. ‒ Томми, у нас же обед, уборка, и вообще! ‒ Нам надо освежить магию в доме, тут затхло! Секс сделает это лучше всего!

***

‒ А что требуется для того, чтобы сделать себя самого живым артефактом? ‒ я валялся поперёк кровати и обрисовывал кубики на животе Тома. Он был ещё влажным от слизанной мной собственной же спермы. Поза наездника стала моей любимой после того, как я перестал стесняться и отпустил себя. ‒ Зелья, руны и ритуал, ‒ меланхолично ответил он. Ритуалы в моей голове тесно были связаны с наличием алтаря. ‒ Нам придётся арендовать алтарь у гоблинов? И где ты в Хогвартсе нашёл алтарь? ‒ Пф! В Хогвартсе можно найти всё! Но, нет, алтарь не требуется, ‒ мотнул головой Том. ‒ Хотя... Ты навёл меня на мысль попросить поддержки у рода. Пока зелье и руны вступали в коммуникацию внутри меня, пуская корни в магическое ядро и ткани, реакция моего тела была крайне... болезненной. Род облегчит трансформацию. Я поджал губы. Как можно было, находясь рядом в школе, прохлопать эксперименты Тома над самим собой?! Впрочем, я ведь не наседка и всегда предоставлял Тому свободу, не требуя отчётов и послушания. Да и с проблемами он обычно спешил ко мне сам. Чёртов Браун! Если бы этот ревнивый козёл не попытался мне навредить, то и паранойя у Тома относительно бессмертия не развилась бы! В прошлой жизни это сделал Дамблдор, в этой я, как мог, ограждал Мракса от страха смерти, и в итоге его пробудил мой бывший любовник! Иногда мне казалось, что некоторые вещи полностью отменить невозможно. Хотя я тоже хорош. Доверился первому встречному... Хотя, кто бы мог подумать, что такой милый на первый взгляд молодой человек принесёт нам столько проблем? А потом вспомнил, что в моей предыдущей жизни уже были прецеденты: ненавидимые мной Снейп и Малфой и обожаемый Дамблдор. Первый берёг меня, второй спас, а третий отправил на заклание. И вдруг до меня дошло, что Дамблдор ‒ типичный представитель Тёмной Триады Психологии ‒ макиавеллист. Человек, порабощённый идеей настолько, что ради неё готов пожертвовать всем. Буквально. Близкими, родными, собой. Всё ради общего блага.

***

Всё же Том гений! Он создал алтарь из Воскрешающего камня! Как оказалось, Дары Смерти имеют широкое прикладное значение. Старшая палочка ‒ оружие. В прямом смысле ‒ любое. Если владеет ей сильный маг, то она, подвластная его силе, может принимать любую удобную для него форму: посоха, меча, секиры, булавы, катаны, мизерикодии. Мантия может спрятать даже от самой Смерти. А значит, может лечить. Я вдруг вспомнил, какое облегчение я испытывал, когда на плечи ложилась тонкая текучая ткань артефакта. И заживало на мне всё всегда как на собаке. А Воскрешающий камень ‒ это некромантический алтарь. Он не только годится для работы с нежитью, но и может использоваться носителем крови Певереллов в качестве переносного алтаря. А мы оба потомки этого рода. Когда Том уложил родовое кольцо в середину нарисованного пеплом из крематория трикселиона, камень в перстне вспыхнул и увеличился в размерах достаточно для того, чтобы на него можно было положить дары или подношения. Как муж раздобыл этот пепел, я предпочёл не уточнять. В Лютном за деньги можно было и не такое купить. Отмахнувшись от сторонних мыслей, я с изумлением рассматривал алтарь. Том подошёл сзади и шепнул мне на ухо: ‒ Он может стать ещё больше. Настолько, что на него можно уложить тело. У меня от этого горячего шёпота всё встало дыбом. Буквально. ‒ Тело? ‒ прошептал я. ‒ Тело. Твоё тело на нём будет смотреться великолепно. ‒ А для чего туда класть... тело? ‒ Чтобы подлечить родовой магией, спасти от проклятия, если таковое будет использовано против тебя или меня, чтобы зачать дитя магией. И просто интересно попробовать взять тебя на родовом алтаре... Я резко толкнул Тома локтем, и он, закашлявшись, засмеялся. ‒ Прости. Не могу не представлять тебя обнажённым на этой чёрной поверхности. И кстати! Энгоргио Максима! Камень взрывообразно увеличился до размеров кровати. ‒ Том! ‒ Мне так удобнее будет наносить тебе руны. Полежишь, пока я буду работать, подпитаешься. ‒ Я и так до сих пор боюсь творить что-то большее, чем Люмос и Агуаменти, так много во мне твоей силы! ‒ Можем возобновить тренировки, всё равно этот сезон в магазине нами провален. Закроем его раньше, переместимся в Солтберри, снимем у миссис Фишман комнату на ферме и потренируемся в той бухте, где мы ловили рыбу. У тебя ведь ещё сохранилась та безнадзорная палочка? ‒ Я и без палочки теперь могу, ‒ буркнул я. ‒ Кстати! Беспалочковое волшебство ‒ самый оптимальный вид тренировки для этого. ‒ А то я не знаю, я сам тебя обучал именно ему для лучшего контроля силы, ‒ всё ещё для видимости сопротивлялся я. Томми ценил то, что ему досталось с трудом, значительно больше. ‒ Посмотришь на своих воспитанников, что ещё не выпущены, ‒ продолжал соблазнять меня Том. С козырей зашёл! ‒ Тем более что тебе хорошо бы несколько дней просто отдохнуть после ритуала. А полетать можно под чарами. ‒ Уговорил! ‒ выдохнул я и коснулся поверхности камня. Она оказалась сухой и чуть тёплой. Решившись, я взял кубок с зельем...

***

Процедура оказалась неприятной, хоть Том и доработал ритуал и зелье. Мне потребовалось выпить первое зелье, лечь на алтарь, и пока Том читал надо мной катрены на латыни и рисовал на моей коже собственной кровью руны, я вслушивался в магию воскрешающего камня. Она была тёмной, душной, пахла змеями, тленом и силой. Я слышал фоновое шипение Парселтанга и ощущал себя так, словно лежу на огромной туше змеи. А ещё был метафорический холод породившей артефакт магии ‒ безразличный, колкий, как дыхание открытого космоса. ‒ Открой рот, мне надо нанести руны на слизистую. Прости, будет больно. Я покорно открыл рот, заметив, как в руке Тома блеснула сталью игла. Если вам удаляли зуб хирургически, вы поймёте, что я ощущал. Как Том справился с этим? Он не любил боль и плохо переносил её! ‒ Всё! Отпей резюмирующее ритуал зелье и удержи его некоторое время во рту. Я подержал зеленоватое, пахнущее ментолом зелье во рту, пока он не занемел. ‒ Сработало? ‒ я кивнул. ‒ Можешь сглотнуть и после расслабься. Мы почти закончили. Ментоловый комок прокатился ледяной медузой по пищеводу, вызывая странные ощущения в желудке. Голос Тома то нарастал, то делался слабее, а на финальном аккорде меня выгнуло дугой от поразившей всё тело боли. Словно по венам заструилась не кровь, а лава. Я закричал, а рухнувший на колени у алтаря Том схватил меня за скрюченную руку и запричитал: ‒ Прости, прости! Это сейчас пройдёт. Должно быть не так болезненно, как было у меня. Лава вдруг резко потухла, и я со стоном обмяк, ощущая, что всё тело немеет. Кажется, это вступила в действие та "медуза", что я проглотил.

***

Я с изумлением рассматривал себя в зеркале. Исправившееся после потери крестража зрение стало просто орлиным! Я видел каждую пору на своём лице, каждый недобритый волосок! Пропали все шрамы, что я успел получить с момента лечения у Ланцетти, кроме того, что рассекал линию Судьбы на ладони. Выпал зуб, что иногда ныл. На его месте лез новый. Я ощущал себя удивительно. Бывают такие моменты после болезни, когда ты с радостью вдруг осознаёшь, что ничего не болит. Кажется, предложение полетать на метле без ограничений в Солтберри как нельзя вовремя. Я чувствовал себя юным, гибким и полным сил. И я не ошибся. Ночью Том показал мне все возможности моего обновлённого тела. Кажется, я понимаю, откуда у Мракса такие впечатляющие стати: его тело благодаря эксперименту просто реализовало максимум, вложенный природой. Опытным путём я выяснил, что у меня настолько повысилась регенерация, что теперь я не испытывал никаких неудобств после секса, каким бы спонтанным и бурным он ни был. Тому я про это говорить не буду, иначе рискую слезать с его члена только ради того, чтобы посетить уборную. ‒ Гарри! ‒ постучался Том в дверь ванной, и я дрогнул. К новому постельному марафону я был совершенно не готов! ‒ Да, Томми, ‒ проблеял я, затаившись за дверью. ‒ Ты в порядке? ‒ Да. ‒ Выходи! ‒ Нет! ‒ Гарри?! В панике я заметался по помещению, а потом меня накрыло так, что я спонтанно аппарировал, как в детстве . Мерлин, куда меня занесло?! Оглядевшись, я обессиленно сел на влажный от солёных брызг валун. Солтберри... Вздохнув, я обдумал случившееся и хмыкнул. Всё же Том знает меня лучше, чем я сам. Магия переместила меня туда, куда подсознательно стремилось моё сердце. Наверное, холодное родное море Британии было тем, что окончательно заземлит нас после сладко-обманчивой дымки Италии... Взмахнув рукой, я вызвал Патронуса и замер, приоткрыв рот. Огромный рогатый дракон извивал кольца длинного чешуйчатого тела надо мной. Даже так... С другой стороны, чему я удивляюсь? Мы с Томом не просто так разделили Судьбу, Магию и Вечность... Глядя в глаза магии своей души, я произнёс: ‒ Томми, я в Солтберри. Пошёл арендовать комнату у миссис Фишман. Жду тебя с вещами. И прости, что сбежал. Мне надо было побыть одному. Я люблю тебя. Последнее можно было не уточнять. Форма моего Патронуса была красноречивее слов.