Обними меня!

Несмотря на то, что Хогвартс, как древний оплот, прямо не коснулись ни магическая, ни маггловская войны, внешний мир давил на вековые стены. Дети боялись получать почту, потому что периодически то за одним столом, то за другим раздавались всхлипы и рыдания: у кого-то был разрушен дом, у кого-то погибли близкие, друзья, родные. В течение 1940-1941 годов пятеро наших учеников остались полными сиротами и ещё десять потеряли одного из родителей. Магглорожденные и маггловоспитанные пострадали от авианалётов. А чистокровные, вроде Голдстейнов, Скамандеров, Лестрейнджей – стали жертвами отрядов Грин-де-Вальда. Помню как это случилось впервые: открытое Антонином Долоховым письмо самоуничтожилось сразу после прочтения, а сам подросток вскочил и выбежал из зала. За столом Слизерина поднялся тихий, словно ночной прибой, ропот. Слагхорн переглянулся с Диппетом, и когда директор кивнул ему, быстро ушёл через дверь для преподавателей. А я поймал флешбэк: шестой курс, почта, чей-то плач и гнетущая атмосфера скорбной тишины. И взгляды: испуганные, разозлённые, тревожные, сочувствующие, удовлетворённые. Скрещивались они тогда на мне – Избранном, и мне хотелось провалиться сквозь каменные плиты пола куда угодно, хоть в подземелье к Снейпу. Древние, неужели и в этом времени будет подобный кошмар? Я так надеялся, что укрывшись за стенами школы, смогу избежать давящего, уничтожающего чувства беспомощности и невозможности отменить бессмысленные смерти. Нет, сейчас никто от меня ничего не ждал, но за две свои жизни я так и не понял, зачем одни люди уничтожают других. Это какой-то ген? Или программа? Может, проклятие? Что заставляет человека выпить с утра кофе, сесть в самолёт и спокойно, словно это работа вроде чистки дымохода, скидывать бомбы на жилые кварталы? Я знаю, в немецких газетах писали, что бомбят исключительно военные объекты, пропаганда всегда призвана оправдывать свои действия, обосновывая собственным гражданам бесчеловечность и цинизм войны. Но лётчик, сидящий в кабине машины, ведь прекрасно понимает, что делает... С завтрака я вышел крайне подавленный. И как мне вести сегодня урок? Детям нельзя показывать ни своей растерянности, ни других негативных эмоций. Им и так страшно. Чтобы переключиться, я решил подготовиться к теоретической части занятия. Книга "Особенности зачарования метлы" поможет детям понять, как именно работает магия в артефакте, которому они доверяют свою безопасность. Понимание – ключ к отсутствию страха. В дверь постучали, и я удивился, ведь в такое время ко мне никто не заходил: у коллег и студентов как раз уроки, а персонал если и заглядывал, то после ужина, предварительно сговорившись о визите. Эта деликатность, напоминающая средневековый менуэт, крайне импонировала мне. Я открыл и увидел взъерошенного Тома. И испугался. Чтобы мой воспитанник пропустил урок?! Да быть такого не может! Реддл молча прижался ко мне и очень крепко обнял. Я не стал ничего спрашивать, просто утащил его к креслу и, усадив себе на колени, обхватил руками крепко-крепко. Видимо, такого контакта Тому показалось мало и он залез под огромный старый растянутый свитер, чего не делал со своих пяти лет, и тихо дышал мне в шею. – Что случилось, Томми? – осторожно спросил я, когда тело в моих руках чуть расслабилось. – Расскажи мне. – У Тони Долохова убили отца, – глухо пробормотал Том. – А мать... Её пытали Круциатусами так, что она сошла с ума. – О, Древние... – Хорошо, что ты со мной. Я бы сам сошёл с ума, зная, как ты беззащитен перед чужой злой волей. – Я совершенно никому не интересен в этом плане. Глупая попытка успокоить. Но я просто не знал, что сказать. – Это неправда! Хватит обесценивать себя! Все давно знают, что ты как минимум очень талантлив в полётах. И хорош в дуэлях. А Тёмный Лорд любит неординарных людей и собирает их, как коллекционер! К тому же ты бы обязательно попёрся в приют, желая спасти сироток! Не ври мне и себе! Том завозился под тесным свитером. – Тихо, тихо, успокойся. Я рядом, мне ничто не угрожает. Мы в безопасности. – Пообещай, что не будешь ходить в Лондон никуда дальше нашего дома! – Обещаю! Обещать было легко. Приют уже вывезен в Солтберри. Том обмяк, уложил мне голову на грудь, ухом к сердцу. – Ты не врёшь. Твой ритм не частит. – Том... – Ты не понимаешь, что значишь для меня. Ты – основа мира! Я, как раз, отлично понимал, что пропади я, и Реддл может стать ещё хуже той версии, что преследовала меня в прошлой жизни. Да и бездумный риск больше не казался оправданным. Сейчас я самый осторожный человек в мире, как канатоходец, несущий на голове стакан с водой. Меру своей ответственности перед Томом, перед будущим его и Британии, я осознавал до отвращения чётко. – Ты отпросился или мне стоит побеспокоиться об этом? Написать профессору Слагхорну записку? – Профессор, узнав о произошедшем с Долоховым, отменил сдвоенный урок у нас и Слизерина. Сказал, чтобы мы потратили это время на то, чтобы написать родным и утешить товарища. Я тоже свой урок отменил, проведя весь день с Томом.

***

Несмотря на печальные события, жизнь в замке шла своим чередом. Я успешно практиковал баланс перед началом занятия, и девочка, что так боялась высоты, смогла преодолеть свой страх. Девочку звали Ирма Пинс. Я помнил её строгой дамой бальзаковского возраста, похожей в гневе на голодного стервятника. Сейчас это была темноволосая тоненькая девчушка, улыбающаяся мне счастливо от того, что у неё впервые вышло взлететь на метле на высоту моего роста. Никаких злобных птиц, исключительно один счастливый ребёнок. Жизнь даже в самые тёмные времена – это не только страх, горе и уныние. Есть в ней и радость, и любовь, и надежда. Если мы умеем заглядывать в своё сердце.

***

В квиддичный полуфинал выбились Слизерин и Гриффиндор. Слизерин выиграл у Хаффлпаффа с большим отрывом, что было вполне закономерно: игроки в доме барсуков откровенно слабые. Гриффиндор вытащила Августа Розье, поймав снитч перед носом у ловца Райвенкло. Шансы на итоговую победу больше были у Слизерина, так как они были хорошо сыгранной командой, а львята держались на одной Августе. Тем более, что игрокам предстоит ещё освоить новые мётлы, и если змейкам помогу я, то львятам придётся привыкать к артефактам самостоятельно. Спасибо, Дамблдор оставил попытки воззвать к моей совести, хоть был очевидно раздосадован проигрышем. Берри к разгромному проигрышу своего факультета отнёсся индифферентно. Декана Хаффлпаффа больше интересовал успех постановки, которую он планировал презентовать на Рождественском пиру.

***

Вечеринка у Слагхорна по поводу победы вновь собрала в его покоях большое количество учеников, преподавателей и гостей со стороны. Парни с моего негласного разрешения оккупировали чашу с пуншем, хоть в команде по квиддичу были и те, кому нет шестнадцати. Но кто мешает старшему товарищу захватить сокурснику лишний бокал напитка? Тем более алкоголь для пунша использовали слабый и качественный. Я попросил лишь обойтись без "добавок" вроде огневиски или веселящих зелий, что были популярны в этот период времени. В моём прошлом-будущем знать никто не знал ни о Хихикательном порошке, ни о Пьянящем бальзаме, ни о пластинчатых грибах, настой из которых вызывал яркие галлюцинации. Или это я был такой наивный? Гораций рассказал мне, что близнецы Прюэтты подлили настой Ромену Абботу и тот боялся выйти из подземелий Хаффлпаффа, потому что ему казалось, что лестницу, ведущую к Большому залу, охраняет дракон. Тот самый, которого не рекомендовано будить. Учитывая, что Ромен – хаффлпаффец, к тому же, задействован в рождественской постановке профессора Берри, а братья Прюэтт – гриффиндорцы, доставшие своими шутками даже полтергейста Пивза, между деканами обоих факультетов случился конфликт. Я его свидетелем не был, поэтому с изумлением слушал, как у безобидного Берри и сдержанного Дамблдора чуть не дошло до драки. – Наш Альбус всегда был таким... хм... пристрастным. Слишком уж потакает он своим львятам. И я его понимаю, сам своим змейкам благоволю. Но у всего есть рамки! Ладно навозные бомбы или неприличное слово на щите сэра Персиваля, но воздействие на психику ребёнка! Это недопустимо! Я считаю, что Прюэттов стоило бы исключить, чтобы остальным неповадно было! А им всего лишь назначили отработку. – В отношении несоответствия наказания преступлению я с вами совершенно согласен. Но вот насчёт того, что чуть не дошло до драки между профессорами... Инициатором разбирательств ведь был Герберт, – осторожно заметил я. И исключительно справедливости ради. Если ещё и взрослые начнут махать палочками, то мы просто скатимся в локальную войну внутри школы. Довольно и конфликта между Диппетом и Кэттлберном. – Герберт – натура творческая, эмоциональная. А Альбус всегда держит себя в руках. Ему ничего не стоило решить конфликт конфиденциально. Уверен, Дамблдор специально довёл герболога. Я даже несколько обескуражен. Нет, Альбус умный человек и хитрый, но не тот, чтобы осознанно нарываться... Это совершенно на него не похоже. – Может, декан Гриффиндора просто устал? Он ведь тоже человек. – Может, и устал. Он последнее время довольно раздражительный. Вы вот не были на дуэли Филиуса и Альбуса, а зря! На дуэли я действительно не был, предпочтя провести это время с Томом. – Дамблдор проиграл исключительно оттого, что был не в духе! – сверкнул глазами Гораций. – Отчего же? – Кто знает... Он, кажется, ждал кого-то, так как до последнего тянул, поглядывая на дверь. Наверное, Галатею. Только аврор в состоянии оценить все нюансы боя. К тому же, Вилкост так занятно эмоционирует. Обожаю её эти "посох тебе в зад" или "драные трусы Мерлина", – захихикал Гораций и отпил пунша. На щеках профессора горели яркие пятна, глаза масляно поблёскивали, он был в своей стихии. – Ох, Гарри, я всё забываю спросить, как ваш разговор с Милошом Борнэ? Не то, чтобы я стремился потерять такого потрясающего тренера для команды, но о будущем тоже стоит задуматься. В школе шансов для карьерного роста в вашем случае нет совершенно. Я непонимающе захлопал глазами. – Квиддичный агент, был на вечернике, когда мои мальчики выиграли кубок в прошлом сезоне. В памяти всплыл бегающий взгляд, натянутая улыбка, вторжение в личное пространство. Тот мерзкий тип с липкими руками... Я передёрнул плечами в отвращающем жесте. Я бы, не желая расстраивать Слагхорна, отделался вежливыми словами, но один вопрос не давал мне забыть про этого недостойного человека. – Гораций, он знал, сколько мне лет? – Нет, мы это не обсуждали, – непонимающе нахмурился Слагхорн. Покрутил пустой бокал в руке и отставил его на столик. – Дело в том, что он меня откровенно домогался. И, скорее всего, потому что принял за недавнего выпускника. За того, кто не сможет или не найдёт в себе решимости дать отпор взрослому человеку. – О, Мерлин! – Слагхорн мгновенно протрезвел и посерьёзнел. Румянец сошёл с его щёк, делая декана Слизерина неестественно бледным. – Я прошу прощения! Ноги его больше здесь не будет! Какой скандал... А я ведь так расхваливал вас ему, так старался, чтобы он заинтересовался. Старый я дурак! Профессор прижал руки ко лбу, пальцы слегка подрагивали. Я поймал проходящего мимо Рональда Гойла. – Мистер Гойл, принесите нам, пожалуйста, ещё пунша. Гойл даже не возмутился, что его используют вместо официанта, доставив заказанное с рекордной скоростью. Это мне нравилось в слизеринцах: умение быстро оценить ситуацию и выдать сообразную реакцию на неё, даже если это претит устоям и субординации. Воткнув потрясённому Горацию в руку полный бокал, я похлопал его по плечу. – Не стоит так переживать, вы ведь руководствовались благими намерениями. Тем более я взрослый человек, а не неопытный подросток. И сказал я это не в упрёк вам, а для предупреждения. Этот человек не стоит вашего доверия и расположения. – Спасибо, Гарри. Ваше великодушие снимает камень с моей души. Но, каков подлец, этот Милош! Ничего! Я знаю, кому написать, чтобы этому господину неповадно было тянуть свои руки к подросткам! Я усмехнулся в бокал. Только идиоты считали Горация Слагхорна сладкоголосым вежливым простачком. О, нет! Не просто так он стал деканом самого сложного факультета, поддерживая там порядок твёрдой рукой. И то, что профессор зельеварения неизменно вежлив, уступчив в мелочах и крайне терпим к чужим слабостям, не делает его самого слабым человеком. В гневе я его ни разу не видел, даже когда в прошлой жизни пытался добыть для Дамблдора истинное воспоминание о Томе Реддле и крестражах. Но, уверен, прилипчивому мистеру Борнэ не поздоровится, когда на него обрушится вся лавина недовольства Слагхорна. И вершить месть он будет чужими руками бывших учеников. Ведь кто-то присылает ему засахаренные ананасы, а кто-то в качестве жеста расположения может сломать нужному человеку руку в тёмной подворотне. И эту услугу Гораций примет не менее благосклонно, чем любимое лакомство. – О чём ты говорил с профессором Слагхорном так долго и эмоционально? – выпытывал Том, когда я провожал его до башни Райвенкло – вечеринка закончилась позже отбоя. – О прилипчивом агенте. – Ты не стал скрывать, что тот вёл себя недопустимо? – Не стал. – И как отреагировал профессор? – Крайне негативно. И обещал, что данный господин больше не будет принят в кругу порядочных людей. Том удовлетворённо кивнул и сжал мою руку, за которую держался. – Я не ошибся в профессоре Слагхорне! Я был согласен с воспитанником. Гораций неоднозначный персонаж, но мне он импонировал. Такому декану я бы доверил своего ребёнка.

***

Я валялся на постели и пытался понять, понравилось мне делать минет или нет. Челюсть устала, текущие слюни смущали, от слишком глубокого проникновения случились позывы к тошноте, да и вкус спермы оказался так себе: горько, пряно, склизко. Хорошо, что Дилан, придерживая меня рукой за нижнюю челюсть, руководил процессом. К концу я даже отключился, слепо следуя за голосом. Но при этом я сам возбудился, и стоило Дилану пару раз провести по моему члену рукой, кончил. – И как? – спросил он, когда мы раскинулись на широкой гостиничной постели. – Странно. Но не неприятно. Я очень плох? – Не считая момента, когда ты зацепил меня зубами, всё было хорошо. Главное – тренироваться, – засмеялся Браун. Я толкнул его в плечо. Съехавшая по груди цепочка звякнула. Дилан повернул голову, всмотрелся и нахмурился: – Чьё колечко? Похоже на родовое, только камень странный. Не драгоценный. Такое бывает в очень старых родах. Я, почему то, считал тебя магглорожденным. Ты ведь не помолвлен? Хм... Разве дав обещание другому или другой, будешь ложиться в чужую постель? Не думал, что настолько очевидные вещи требуют уточнения. – Нет, я не помолвлен. А кольцо – родовой перстень моего воспитанника. Он – Мракс. Собственно, камень я прятал только от ценителей, вроде Дамблдора или Дожа. Да и забыл, честно говоря, про то, что он висит на моей шее. Иначе переложил бы в карман, скрывая от чужих глаз. Как и порт-ключ. Картуш казался мне не менее волшебным. – О, я думал это слухи... – я повернул голову к Дилану, вопросительно глядя на него. И он уточнил, слегка смутившись: – Род считали угасшим. – Нет, не слухи. Более того, Том даже не единственный представитель этой фамилии. Есть ещё его дед и дядя, но они... асоциальные. – Понятно... А как ты вообще решился взять на воспитание ребёнка в таком возрасте. Кстати, тебе сколько лет? – Тридцать два. Дилан поднялся, опираясь на локоть, и заглянул мне в лицо. – Я думал, ты недавний выпускник Хогвартса! Лет двадцати, не больше! – Я... я не знаю, почему не старею. – Значит, на то воля Магии. Давай ещё разок, а?

***

– Профессор Реддл! Я остановился и закрутил головой. В этом заброшенном коридоре было сумрачно. Я решил проверить статую одногорбой ведьмы, из которой вёл ход к "Сладкому королевству". Зачем? А чёрт его знает. Просто на всякий случай. Ведь сейчас не было другого хода в Хогсмид, вроде того, что в моё время вёл от Дракучей ивы в Воющую хижину. Иву ещё не посадили, и заброшенный дом на окраине Хогсмида пока не приобрёл дурную репутацию. Из пустого класса выглядывала косматая голова. – Рубеус? Что-то случилось? – Профессор, я знаю, что вы любите животных. Иначе бы не принесли в школу обычного кота, каким в прошлом был ваш Мистер Лапка. Маги не любят обычных котов. Они же непослушные. Хм. Я и не знал. Что обычных котов не любят. И что для любви послушание – важный критерий. Магглы в этом отличаются в лучшую сторону. Британцы любят своих котов именно за независимый характер. – Ты опять подобрал кого-то, кому требуется помощь? Хагрид кивнул и поманил меня за собой. Я, ступая в неизвестность, молил Древних, чтобы очередное спасённое существо не было ХХХХХ класса. В классе на чём-то вроде подстилки из мха лежала змея. Небольшая, слава Древним, около двух футов длиной, судя по рисунку шкуры – гадюка обыкновенная. Ума не приложу, где он нашёл её зимой! – Что с ней? – Змейка легла в анабиоз на зиму, выбрав для этого денник для жеребят кентавров. Жеребята баловались и случайно потревожили её гнездо в старой соломе. На неё наступили, разбудив, и она попыталась укусить жеребёнка. Потоптав рептилию, кентавры выбросили её за пределы своего поселения, посчитав мёртвой. А я нашёл и не смог бросить вот так, еле живую. – Увы, лечить змей я не умею. Но могу взять для неё зелий у мистера Ланцетти. Ты для этого меня позвал? Хагрид закивал. – Рубеус, мог бы ты принести воды? – схитрил я. На создание воды Агаументи не требуется много силы и умений. Когда мальчик убежал, громко топая, я приблизился к змее и спросил: – Что у тебя болит? Рептилия дрогнула всем телом, попыталась свернуться в клубок, но ей не удалось и она зашипела. Просто зашипела, как шипел бы я, ошпарившись. – Я могу помочь, – настаивал я. – Просто скажи, что повреждено. – Мне сломали рёбра... – прошелестела змея. – Я достану лекарство. Оно отвратительное на вкус. Позволь мальчику влить его в тебя и станет легче. Укусишь – я узнаю и добью. Ты услышала? – Да. Хагрид прибежал, неся в ладонях просачивающуюся лужицу. Поднёс к самой голове змеи, и та попила. Рубеус очень добрый человек, но волшебник... Впрочем, иногда магам как раз не хватает волшебства их сердец, которые не берут в расчёт: сострадания, эмпатии, желания помочь и любви. Тут мальчик одарён сверх меры. Надеюсь, и в этом варианте развития реальности он останется при школе лесником. Запретный Лес для него – дом с самого рождения, и не будет у него стража лучше. Стража в обе стороны. Или для обеих сторон, тут уж как смотреть. А насчёт акромантула... Я не могу предотвратить этот момент, так как не знаю подробностей, но могу его возглавить. – У змеи сломаны рёбра, постарайся не перемещать её пока. Я принесу тебе Костерост. И прикажи своему книззлу поймать пару мышей, ей не повредит еда. – Спасибо, профессор! – Рубеус, я помогу сейчас и постараюсь помочь впредь. Но за это попрошу тебя сообщать мне обо всех своих найденных питомцах. Договорились? Мальчик кивнул, глядя на меня исподлобья. Ему, как и мне, приходилось прикладывать усилия, чтобы верить людям. Через две недели Хагрид с гордостью сообщил, что змея оправилась и теперь живёт в хижине его отца. Не знаю, как они решили вопрос с зимним анабиозом, меня больше волновало, что двухфутовая дикая змея покинула стены замка. Умудрившись не нарушить договор и не покусать Рубеуса. Да и сам Рубеус сдержал данное мне слово.

***

Рождественская постановка Герберта Берри доводила нашего профессора до исступления. За неделю до Рождественского пира, после которого ученики уезжают на каникулы, Герберт, всклокоченный и в криво застёгнутой мантии, сидел за завтраком и шептал про себя текст сценария. – ... и не тебе, старик, решать мою судьбу! – удар кулаком по столу заставил всех оторваться от кружек и тарелок. – Это решительно невозможно! – возмутилась Галатея. – Джакомо, у тебя закончился Умиротворяющий бальзам? – Но, мистер Берри не просил меня... – смущённо пробормотал Ланцетти. – "Но мистер Берри не просил меня", – прошепелявила Вилкост, прожигая глазами нашего колдомедика. – Спохватитесь только тогда, когда он ночью в сценическом костюме шарахнет вас посохом по голове? А где профилактика?! Если я голая начну собирать ромашки в Запретном лесу среди сугробов, уж будьте добры, проявите милосердие и заавадьте меня! – Галатея! – весомо и властно прервал спор Диппет. – Прошу вас, сдержите ваш юмор и темперамент, мы не в учительской. – Пф! – А вас, Джакомо, попрошу выписать мистеру Берри курс Умиротворяющего бальзама. Старосты жаловались мне, что он забыл прийти на вчерашний урок. – Но как... – Я приведу к вам профессора сразу после завтрака в Больничное крыло.

***

Несмотря на все нюансы и сложности, постановка вышла потрясающей. Я ни разу не был в театре, только видел по телевизору спектакли и мне не очень понравилось, но то, что творилось сейчас на подиуме, освобождённом временно от преподавательского стола и ставшего импровизированной сценой, вызывало неподдельный восторг! Микос Диггори в роли Артура Пендрагона, Ромен Аббот в роли Мерлина, другие ученики в роли второстепенных героев словно проживали написанную трагедию. Наш профессор маггловедения – Саманта Филч – в роли феи Морганы поразила меня в самое сердце. Я искренне погрузился в жизненные перипетии главного героя, открывая для себя старую, затёртую, словно заезженная пластинка, легенду, с другой стороны. Прав был тот, кто сказал, что историю пишут победители. Стоящий рядом со мной Берри взмахивал рукой, шептал реплики героев и всхлипывал в особенно напряжённых моментах. Кажется, ему стоит всерьёз посвятить себя театральному искусству. Гербологов много, а талантливых режиссёров – единицы. Актёры, костюмы, спецэффекты, в создании которых принимали участие Флитвик и Дамблдор, были продуманы, прочувствованы и воплощены одним человеком. Когда постановка закончилась, зал рукоплескал, счастливый Герберт кланялся в разные стороны и утирал слёзы счастья. – Думаю, ему место не в школе, – шепнул мне Дилан на ухо, и я повёл плечом, отстраняясь от слишком близкого контакта. – Я тоже так думаю. Но он должен прийти к этому сам. – Жаль, что на праздники мы не увидимся... – У Тома день рождения 31. Да и Рождество мы традиционно встречаем вместе. – Ты не сказал ему? Мне показалось, что между вами довольно доверительные отношения. – Он не поймёт. "Да и ты не поймёшь", – подумал я, скосив глаза на Дилана. – Ты из-за него скрываешь нашу связь? – В том числе. – Понятно. Если передумаешь, пришли свою смешную сову. Я вырвусь к тебе в любой момент. – Я не передумаю. – Бука! Сказано было как бы в шутку, но мне было не смешно. Мне это не нравилось. Секс – не повод для отношений. А Браун, кажется, постепенно забыл о нашей договорённости.

***

Бомбёжки прекратились, защитный купол выдержал, наш квартал устоял. Поэтому Рождество мы встретили уже в Тёмном проулке. Том пожелал на праздники посетить рождественскую ярмарку, украсить дом к Рождеству, и чтобы всё время каникул я посвятил только ему. К тому же пора купить новую обувь и заказать новую зимнюю мантию. Из предыдущей Реддл кардинально вырос. Дорри, засланный мной на несколько дней раньше, выгнал из дома застоявшийся нежилой дух, и мы с Томом, придя камином, с порога ощутили запах свежего хлеба и печёных яблок. На ярмарке я купил ёлку и курицу, у Фортескью – кулёк разнообразных конфет. Дорри приготовил птицу по рецепту тёти Петунии, замариновав куски в соусе из абрикосового варенья, репчатого лука и соевого соуса, а после зажарив на гриле. Мы украсили дом, растопили жарко очаг, и я даже сварил глинтвейн из разбавленного вином вишнёвого сока. Ночь Рождества мы встретили у камина, в пижамах, распевая рождественские гимны, наслаждаясь курицей и печёным картофелем и играя в маггловские карты на мелкие монетки и конфеты. Когда объевшийся шоколада Том уснул прямо на диване, я осторожно левитировал его в постель, а сам ушёл в спальню внизу и полночи проворочался на непривычном месте.

***

Утром Том разбудил меня грандиозным скандалом, и мы страшно поссорились. Аргументы про то, что он вырос, уже достаточно взрослый и ему необходимо личное пространство, Реддл категорически отвергал. И когда у меня закончились приличные доводы, я выпалил: – У тебя уже эрекция по утрам, Том, мы не можем спать в одной постели! Думаете, Том смутился? Ни на миг! – И что? Она тебя смущает?! – вскинул он бровь. – Да! – Так помоги мне! – В смысле? – опешил я. – В смысле, подрочи или посмотри, как я это делаю! Что такого? У нас многие парни уже встречаются и дрочат друг другу в душе! – Но я твой опекун! И мне тридцать, а тебе четырнадцать! – И что с того? Я же сам этого хочу! И потом, ты выглядишь как мой ровесник! – Том, но я не твой ровесник, как бы я ни выглядел! Я... же вырастил тебя. Я, считай, твой отец! – Я видел своего отца! Ты – не мой отец. Ты просто мой, ясно! И ты обещал никогда меня не оставлять! – Я и не оставляю тебя! Но сексуализировать наши отношения неправильно! – Почему? Я тебя люблю, я тебя хочу, ты для меня самый близкий человек! Единственный близкий! – Да как ты не понимаешь, ты для меня ребёнок. Мой воспитанник! – Я больше и тяжелее тебя. И сильнее. Какой я ребёнок?! Твои аргументы глупы! И я не понимаю, почему ты отказываешь мне в любви! Ты сказал, что любишь меня! Получается, ты мне врал! – прокричал Том так, что у меня зазвенело в ушах. Он выглядел... разбитым. Бледным, но с горящими пятнами на лице, со сжатыми кулаками и текущими слезами, которые даже не замечал. Я, прижимая одеяло к груди, смотрел на него в ужасе. И Том, осознав мою реакцию, всхлипнул и выбежал из спальни. Я, путаясь в одеяле и падая, рванул за ним. – Том! Реддл обернулся, скривился и вдруг исчез с громким хлопком. Я испугался до трясущихся рук, так как не знал, где его искать. Некоторое время я беспорядочно аппарировал во все знакомые места: развалины приюта Вула, рыбацкая деревня Солтберри, Хогвартс, Фортескью, платформа 9 3/4... На платформе, последнем месте, что я предполагал, я сполз по заледенелой стене вниз, прямо в сугроб, и завыл. Было страшно. Вдруг я вспомнил поляну в лесу, куда однажды Том перенёс нас. Аппарировав туда из последних сил, я увидел сгорбленного Тома в пятне протаявшего снега. От облегчения, что я всё-таки его нашёл, у меня подкосились ноги и я осел в снег. Том был в одной пижаме и босиком, но, слава Мерлину, у него хватило инстинктивного поведения обезопасить себя. Пошатываясь, я встал и, войдя в пятно, сел рядом, без сил приваливаясь к напряжённому Тому. Он плакал. – Томми... – позвал я. – Не пропадай, пожалуйста, я очень испугался. – Зачем ты искал меня? Я же тебе не нужен. – Нужен. Ты единственный близкий мне человек. Но мы не можем... заниматься сексом. Ты ещё слишком мал. – Так дело в возрасте, да? – вскинул он голову и остро посмотрел на меня. Я ощущал его взгляд всей правой стороной, но повернуться и посмотреть в глаза так и не смог. Не хватило духу. Я глядел на сиреневый от сумерек снег, на подступающие тени короткого зимнего вечера, на чёрные стволы деревьев. И пытался подобрать слова. – В возрасте, в том, что я твой опекун. Тебе слишком мало лет, чтобы отличить истинную привязанность от сексуального напряжения, вызванного гормональной бурей. Я стал сексуальным объектом для тебя, потому что ближе всех. Том фыркнул зло, саркастично. – А ты не предполагаешь, что я просто тебя люблю? И именно поэтому хочу. – Я тоже люблю тебя, но это другая любовь! – в отчаянии проговорил я. – Если ты ещё раз скажешь мне, что ты мне отец, а я тебе сын, я больше не буду с тобой разговаривать! Никогда! Слышишь?! – тон его взвился к последней фразе, отражаясь эхом. "Слышишь?!" "Слышишь?" "Слышишь..." Ещё как слышу. И сказанное меня пугает. Я же ничего не делал, чтобы Том... О, Древние! Что мне делать? – Слышу. Не кричи, пожалуйста. Том, я не знаю, как тебя убедить, что твоё желание возможно, но нереализуемо. Мы не можем быть вместе в этом плане! Я твой опекун! – Хорошо, – вдруг сдался Том. Я резко повернулся к нему и сощурился, глядя на его чёткий профиль. Реддл не глядел на меня, поджал полные губы и сосредоточенно что-то обдумывал. Я немного опешил от смены курса. Хорошо? Том так быстро сдался? Или что-то задумал? Я робко погладил его по плечу, заглянул в лицо, но Реддл смотрел словно мимо меня. Я снял наспех накинутую мантию и набросил на него. – Пошли домой, Томми? – робко спросил я. – Пошли. Я поднял воспитанника, словно послушную куклу, осторожно обнял и аппарировал.