Обними меня!

Когда я вернулся в свои покои, то первым делом принял душ. То, что я вымылся в номере паба, казалось недостаточным. А после завис у зеркала, рассматривая себя придирчиво и как бы со стороны. Вид тот же: юный и придурковатый, ничего не изменилось. Был бы девушкой, наверное, радовался своей устойчивой молодости, но меня она пугала. Если через пару лет я не изменюсь, то мы с Томом будем выглядеть как ровесники. Какой я тогда ему опекун? Древние, в чём задумка моей вечной молодости? Ощущение, что мир несётся вперёд, а ты стоишь на месте, накрыло с головой. Вцепившись руками в край раковины, я глубоко вдохнул носом, а после медленно выдохнул воздух через сложенные трубочкой губы. Подышав так, я понял, что это нехитрое действие возымело эффект: успокоило и заземлило. Методы дыхания, или пранаямы, я вычитал в бесценной книге профессора астрономии, и они работали. Открыв глаза, я вновь воззрился на себя. Буйные волосы, смугловатая кожа, чуть округлившееся лицо – в Хогвартсе хорошо кормили, – всё это делало меня ещё более юным. На шее пятнышко засоса. Чёрт! Не хватало, чтобы Том его увидел. Он вечно дышит мне в шею, если я его обнимаю. Я пялился на себя уже битых полчаса, пытаясь понять, отразились ли мои внутренние метаморфозы на внешности. И, кроме компрометирующего синяка, изменений не выявил. Как был дураком, так и остался. Интересно, а что чувствуют девушки, впервые пустившие в себя другого человека? Это ведь акт высшего доверия. Когда ты входишь в чужое тело или когда пускаешь – совершенно разные ощущения. Я понял это, когда Дилан делал мне минет. В личной аптечке у меня был бальзам от синяков, выданный в начале года мистером Ланцетти. На тренировках всякое случалось. Я призвал его Акцио и густо смазал последствия чужой неосторожной страсти. Дилан вряд ли оставил засос специально, зная, что я не желаю открывать нашу связь. Покрутившись и стараясь заглянуть себе за спину, я ещё смазал плечо, где нашёлся след зубов от укуса. Зато задница, как ни странно, не болела. Наверное, я создан, чтобы отдавать, а не брать. Бросив на себя последний взгляд, я пошёл одеваться. Через час на чай обязательно заглянет Том, и я перед его приходом решил перестраховаться. И не зря, судя по найденным на моём теле следам "преступления". Томми ничего не заподозрил, и мы провели тихий вечер с чаепитием, книгами и обсуждением прочитанного. Реддл попытался остаться на ночь, но я мягко пресёк эту попытку, сославшись на то, что буду готовиться к первой в этом учебном году тренировке Слизерина. В это воскресенье второкурсники будут претендовать на место ловца для первого и второго состава команды.

***

Я, пропустивший начало распределения, столкнулся на уроке с Миртл Уоррен, что шокировало меня. Её... живой вид вызвал у меня диссонанс, настолько я привык к призраку, бывшему неотъемлемой частью моего прошлого. Девочка поступила на Райвенкло. Невысокая, с двумя хвостиками и в массивных очках с толстыми линзами. Увы, дети жестоки, и не прощают сверстникам любое несовершенство или отличие. Миртл сторонились, поддразнивали, особенно старалась Оливия Хорнби Я пресёк любые разговоры, занимая детей разминкой, инструктажем и практикой. А после урока попросил Оливию задержаться. С Миртл я поговорю позже, если моя попытка достучаться до Хорнби не даст результата. Оливия совершенно не понимала, с какой целью я лишил её обеда, и смотрела на меня честными голубыми глазами в опушке светлых ресниц. Как объяснить счастливому и любимому ребёнку, что чувствуют дети, которых подвергают буллингу? Применив излюбленный мной приём личностного переноса, который отлично работал с Томом. Призвав мётлы Акцио и левитируя их к сараю скопом, я увлёк девочку за собой. Неожиданный вопрос застал её врасплох. – Скажите, мисс Хорнби, как вы сделали, чтобы ваши глаза стали голубыми? Оливия остановилась и захлопала на меня глазами, ставшими предметом обсуждения, с недоумением. Я послал мётлы уродливой стайкой в сарай взмахом палочки и повернулся к озадаченной девочке. – Никак. Я с такими родилась! – О. То есть вы признаёте существование вещей, которые человек не может регулировать? Например, ваш пол, наличие магического ядра или цвет радужки? – Д..да. – А если бы у вас от рождения было плохое зрение, что бы сделали ваши родители? – Повели бы меня на обследование в Мунго и выписали зелье. Или очки. – Вот как... И как бы вы реагировали на то, что вас унижают за то, что вы не выбирали? Девочка повесила голову, поняв, к чему я веду. – Ответьте, мисс. – Мне было бы обидно. – Почему? – Потому что это несправедливо... Что ж, с этим ребёнком ещё не всё потеряно. – Я прошу вас об одном, мисс. Желая сказать человеку гадость, попробуйте встать на его место. Возможно, вы остановитесь. И мир станет чуточку добрее. – Простите, профессор! Я больше не буду, – вскинула на меня заплаканное личико Оливия. – Меня вы ничем не оскорбили. И у меня просить прощения не за что, – мягко сказал я. – Но Миртл, она такая вредная! Она высмеет меня! – Боюсь, её к такому поведению подтолкнули. Собственным примером. Ведь это не мисс Уоррен смеялась над чужой особенностью. Оливия шмыгнула носом. Я положил руку на поникшее плечо и чуть сжал. – Мисс Хорнби, люди очень легко творят зло, но вот добро им даётся с огромным усилием. Поэтому ваше смущение и неловкость я понимаю. Только вам решать, как вы поступите в данной ситуации. – Я... Я извинюсь перед Уоррен, – вскинула голову девочка и выпятила подбородок. – Это делает вам честь.

***

Юный Наследник Поттер великолепно летал. Видимо, у нас это действительно в крови. Я глядел, как ловко он сидит на метле, рисуясь перед Юфимией Блэк, и представлял, что мой отец так же выделывался перед Лили Эванс. Кажется, Поттеры однолюбы, только я, как всегда, выбился из общего ряда: о Джинни я не вспоминал несколько лет, да и девственности лишился с мужчиной, а не с женщиной. Может, так и лучше. Отец, если это не временная петля, а новая реальность, родит другого наследника, более удачного, нежели я. Наблюдать за детьми, которые являлись моими дедушкой и бабушкой, было очень странно. Я ведь не застал их живыми в своём прошлом. А тут уникальная возможность узнать их хоть чуть-чуть, вскользь касаясь такого понятия, как семья. Это Малфою и Уизли повезло стать частью клана, в котором принято знать предков до седьмого колена. А я – словно оторванный от дерева листок, гонимый ветром, – мог лишь догадываться по скупым оброненным фразам, какими были мои родные. Я знал, что похож на отца, но глаза мамины. Знал, что папа не только герой, но и жестокий, разбалованный наследник. Но что-то большее, вроде того, что мама любила пудинг или папа умел утешить, когда плохо, то, что делало моих родителей живыми людьми – было для меня терра инкогнита. Вокруг меня в прошлом оказалось немало людей, знающих моих родителей близко, но никто не дал себе труда рассказать мне о них. Ни сестра матери, ни близкий друг отца, ни крёстный. Это было... странно. Теперь я это понимаю. Даже я смог поведать Тому больше о его родных, не будучи с ними лично знаком. Не удивлюсь, если Дамблдор – распоряжающийся моей жизнью собственнически и безапелляционно – посчитал, что такая информация расхолодит меня, сделает менее отчаянным и деструктивным. Менее героическим. Флимонт воскликнул победно, вырывая меня из воспоминаний, и я оторвался от земли, страхуя разошедшегося мальчишку. Он даже не заметил моего манёвра, глазея на Юфимию, что крайне демонстративно не смотрела на него. Кажется, мои дедушка и бабушка и правда любили друг друга. Что нашла во Флимонте юная Блэк – сложно сказать – на первый взгляд он самый обычный парень. Но вот деда я понимал – Юфимия привлекала внимание: смеющиеся синие глаза, чёрные вьющиеся волосы, белая кожа и неуловимая грация, которая обозначится чуть позже, годам к шестнадцати. И хоть я не выделял родственника из первокурсников, Том, кажется, заметил мой интерес. – Скажи, а Поттеры не могут быть твоими родственниками? – спросил он меня в воскресенье, которое мы традиционно проводили вместе. – Возможно, – не стал врать я. – Они богатый и влиятельный род. Почему бы тебе не пройти проверку крови, определяя принадлежность к роду? – Зачем, Томми? Мы больше не нуждаемся, а мне в моей "карьере", – слово "карьера" я саркастически выделил, – статус крови совершенно не важен. Это тебе, как будущему министру, не помешает в анамнезе чистая древняя кровь. И тебе проверку пройти необходимо. – Я же вижу фамильные черты! – Том встал с кресла и навис надо мной, вглядываясь в лицо так, словно впервые меня узрел. – Ты не пошёл к родным из-за меня? Я тебя отягощаю? Со мной тебя не примут? – Хватит винить себя в том, как сложилась моя жизнь! Ты не обуза и никогда ей не был! – раздражённо сказал я, желая отстраниться. – Все свои решения я принимал сам, без давления, и только мне позволено о них сожалеть. Но я не сожалею! Я не знал, как объяснить Тому, что по большому счёту я никому не доверял. Особенно родне. Те, кто должен был меня защищать, нападали сами. Его близкие по крови тоже плохо приняли, но он от них не зависел ни морально, ни финансово, ни физически, а значит, они не смогли причинить ему боль. Ведь по-настоящему глубоко обидеть могут только близкие люди. – Хорошо, – отступил Том. Отступить - отступил, но, наверняка, галочку себе в памяти поставил. Вопросы про родство с Поттерами, я уверен, ещё будут подняты.

***

На следующий день я нашёл у себя на столе цветы в глиняном горшке. И хмыкнул. Поттер – распространённая английская фамилия, произошедшая от слова "гончар". Том редко шутил, хотя тонко чувствовал юмор, как любой человек с высоким интеллектом. А вот ирония в его исполнении была обычно на высоте. Но какой же вредный мальчишка! И упёртый! В горшке бодро качали пушистыми головками маргаритки. На языке цветов они означали: "Я никому не скажу". Паразит!

***

Я читал в учительской книгу по йоге, которую мне дала Савьяти Шах. Профессор астрономии видела разминочный комплекс, который я давал перед полётами. И сказала, что идеально ввести в программу такое упражнение как баланс, так как он дисциплинирует ум и должен помогать справляться детям со страхом высоты. У меня среди учеников действительно оказалась девочка, которую буквально парализовало, стоило метле оторваться от земли. Даже когда я летал с ней, как делал это в прошлом году с Хагридом, не помогало. Она была ужасно напряжена и, цепляясь за древко, буквально коченела. По книге выходило, что баланс – своего рода медитация для тела, способная унять мысленный вихрь. То есть в данном случае мы не мозгом влияем на тело, а наоборот, через тело управляем менталом. Я даже попрактиковался сам. Для баланса достаточно было выбрать ровное место, сделать шаг на опорную ногу, поджать вторую и некоторое время стоять недвижимо, "зацепившись" взглядом за любой объект. Чем ниже опущен взгляд, тем лучше выходит баланс. Самое сложное – стоять с закрытыми глазами и сцепленными руками. Первое время меня ужасно штормило. Я качался, как пьяный, падал, шатался. Но постепенно научившись держать баланс, действительно поймал себя на том, что в эти моменты ни о чём не думаю, кроме одного – удержания равновесия. А выйдя из баланса чувствовал себя умиротворённый и спокойным. Увы, книгу мне можно было читать только в учительской, так как Шах очень ей дорожила и не желала отдавать в чужие руки. Я прекрасно понимал Савьяти – издание было даже не книгой, а трактатом, написанным на папирусе и намотанным на деревянную втулку, что вставлялась в тубус, – так что был очень осторожен и просиживал теперь в учительской не менее двух часов в день. В один из таких моментов ко мне подошёл Дамблдор. – Гарри, окажете мне честь? Я с изумлением воззрился на профессора. Дамблдор усмехнулся. – Дружеская дуэль всего лишь. Теперь я смутился. Я, грешным делом, подумал, что Альбус вознамерился пригласить меня на очередную странную беседу. И замялся, не зная, как ему отказать. Сражаться с бывшим наставником, пусть даже понарошку, я категорически не желал. Это... слишком! Заметив мои колебания, Дамблдор посерьёзнел. – Я вижу, что вы придумываете предлог к отказу. Могу узнать, почему? – Вы размажете меня по стенке первым же заклинанием, – иногда, чтобы ложь выглядела достоверно, в неё стоит добавить немного правды. – О... Не думал, что выгляжу так угрожающе, я всего лишь профессор трансфигурации, – улыбнулся Дамблдор. Он издевается или прибедняется? – И самый сильный маг столетия. – Боюсь, уже не самый, – склонил голову Дамблдор и сунул руки в карманы модных бежевых брюк. Он намекал на Тома. – Я ведь тоже учу вашего воспитанника и вижу его потенциал. – Том подросток! – Именно! Через десять лет ему не будет равных! Диалог явно свернул не туда, и принимаемый оборот мне не понравился. – Альбус, к чему весь этот разговор? – не выдержал я. – Ох, простите, я увлёкся, – профессор поднял вверх раскрытые ладони в жесте ненападения. – Что может вас склонить к положительному ответу? Чёрт, чего он прицепился?! В этот момент в беседу вклинился подошедший к нам Дилан: – Альбус, вы тоже решили включиться в игру "Соблазни Гарри"? Дамблдор поморщился и бросил на Брауна неприязненный взгляд. – Я не считаю подобные игры достойным времяпровождением. Моей целью был дружеский поединок. – Но ведь Гарри отказал вам, – заметил Дилан, проигнорировав явную неприязнь со стороны обычно нейтрального коллеги. – И я его понимаю. Соперника для дуэли стоит выбирать по плечу. – Именно поэтому... – начал Дамблдор, но его перебили. – Господа, я услышал слово "дуэль"?! – вмешался в наш разговор Флитвик. – Да, Филиус. Альбус пытался заарканить для этого действа нашего Гарри. Но мне кажется, что это будет откровенным избиением младенца. Я испытывал неловкость, что меня защищают. Словно я дама в беде. И медлил я не потому, что не мог противостоять Дамблдору, а потому, что боялся слишком грубо его отвадить. Конфликты на рабочем месте были мне ни к чему. – Я бы не назвал Гарри младенцем, – улыбнулся Флитвик. Кажется, маленький профессор подошёл не просто так. – Но, право слово, Альбус, я возмущён, что не получил подобного рода приглашение от вас! Я давно хотел скрестить с вами палочки! Дамблдор улыбнулся, но я видел, что улыбка наигранная, и он расстроен тем, что я отказал, а двое наших коллег загнали его в угол. – Что ж, Филиус, вы правы, прошу оказать мне честь! Декан Райвенкло поклонился. – Это для меня честь, Альбус. Когда? – Пятница, после ужина? – Отлично! Когда Альбус и Филиус отошли, обсуждая детали, Дилан подмигнул мне. И чуть склонившись, спросил негромко: – В субботу всё в силе? Я кивнул вместо ответа. Горячие взгляды Брауна меня смущали и будоражили одновременно. Улыбнувшись, Дилан ушёл, а я уткнулся в трактат, пряча за чёлкой горящее лицо. Нет, я не был влюблён, даже увлечён не был. Просто Дилан словно разбудил моё тело. Я теперь каждое утро сталкивался с нормальной для половозрелого мужчины эрекцией, стравливая напряжение в душе. И вечером меня посещали фантазии, требующие взять всё в свои руки. – Что, Реддл, чувствуешь себя принцессой на турнире? – хлопнула меня по плечу Вилкост, и я подпрыгнул от неожиданности. – Простите? – проблеял я, застигнутый врасплох. – Только не говори мне, что не понял, как за твоё пламенное сердце и крепкую задницу побились два рыцаря? Как в дамском романе, право слово! Я глупо сморгнул. Галатея закатила глаза. А после выдала: – То, что вы с Диланом меряетесь "волшебными палочками", я давно поняла. Но то, что Дамблдор хотел бы пристроить свой член в тепло, не менее очевидно. Смотри, его мохнатый шмель в твой хмель с удовольствием сунет хоботок, за уши не оттянешь. У меня отвисла челюсть. – Ох, разные сиськи Морганы, ты выглядишь как хаффлпаффка-девственница! Вы что с Диланом по субботам пасьянсы раскладываете вместо того, чтобы сладко трахаться? – Галатея! – воскликнул я, скандализованный грязными разговорами, и закрутил головой, переживая, что нас услышат. – Я уже сто лет Галатея! И не бзди, Реддл, я поставила Заглушающее. Никто не узнает ваш с Диланом грязный секретик. И не догадается. Только я несу печать интеллекта и склонность к анализу на своих хрупких плечах. – Дамблдор не может... – Конечно, может, мальчик. Ещё как может. Поверь мне, одно зелёное поле он точно опылил. И заметил он твоё грехопадение именно из-за того, что ты являешься объектом его пристального внимания. Впрочем, не отрицаю того, что ему интересно было бы поскакать с тобой не только в постели, но и по подиуму. – П..почему? – Ты слабый маг, но сильный соперник. Умный и опытный. Какого чёрта ты так хорош в бою в свои тридцать при том, что от слова "член" краснеешь как девка, я не знаю. Да и не моё это дело. Но дуэлировать с тобой – одно удовольствие. Я бы повторила. А Альбус очень сложный боец, не только сильный, но и хитрый, как сто книззлов. Как он умудрился поступить на Гриффиндор – ума не приложу, Слизерин по нему плачет. Может, Древние хранят этот мир в равновесии... Так вот, наш светленький декан давно не терпел поражения. А отсутствие проигрышей – это тоже проигрыш. Ничто так не портит бойца, как дефицит неудач. Комплекс бога и избранности мутит ум. И Альбус, как умный человек, это прекрасно осознаёт. – Я согласен. – Ясен цапень, ты со мной согласен! – Я про реванш. Я бы с удовольствием сразился с вами ещё раз. Галатея светло улыбнулась, мгновенно становясь моложе. – Приходи в мой кабинет в любой день после ужина. Хочу погонять тебя без всей этой мишуры, вроде вздохов и ахов коллег! Один на один! – Приду! Благодарю! Вилкост хлопнула меня по плечу ещё раз и ушла, оставив в глубоких раздумьях.

***

В конце сентября третий курс впервые мог выйти в Хогсмид. Я ждал просьбы Тома о разрешении и в пятницу накануне её получил: – Выпиши мне разрешение на посещение деревни, Гарри. – Хорошо. Куда собираешься пойти? Мой вопрос не был праздным. Мы с Диланом теперь регулярно встречались по субботам. Официально, для Тома, я занимался магазином и иногда я действительно перемещался общественным камином "Трёх мётел" домой, чтобы обновить чары и убрать пыль. На это мне требовалось около часа, так что я приходил за полтора часа до назначенной встречи и спокойно решал все свои дела, чтобы оставшееся время уделить Дилану. – Мне нужна зельеварческая лавка. Абраксас и Септимус тянут меня в паб. "Три метлы", кажется. Но я не уверен, что хочу тратить время на дегустацию сомнительного напитка. – Думаю, тебе лучше посетить "Сладкое королевство". Там большой выбор шоколада. – А ты? – Что я? – Пойдёшь опять в Тёмный проулок? Может, лучше прогуляешься со мной по Хогсмиду? Я нахмурился. Врать не хотелось. Да и желание Тома гулять по деревеньке со мной, а не с друзьями, вызывало у меня диссонанс. – Мне кажется, тебе будет интереснее с друзьями. – Тебе кажется! – буркнул Том. Я не понимал, почему он обиделся, но в такие моменты лучше всего было не выпытывать, что произошло, а дать "перебродить". Том после или рассказывал мне, что его не устраивает, или, переварив информацию, соглашался с ней негласно. В тот вечер Том так и не высказал мне претензий.

***

Первый отборочный матч чуть не был сорван, так как мётел хватало только на первый состав команд. А второй уже оставался без артефактов. Это не критично, второй состав редко вступал в игру, но у меня просто сдали нервы, и я, напросившись на аудиенцию к Диппету, несдержанно высказал всё, что думаю по этому поводу. Я был так возмущён, что не сразу заметил в кабинете директора Сильвануса Кэттлберна, развалившегося в кресле. – Видишь, Армандо, всё в твоей школе идёт через фестралий зад. Добавь к претензиям мистера Реддла ещё и мою жалобу на недостаток рукавиц для работы с огнекрабами. Директор Диппет крайне редко проявлял негативные эмоции. Не считая моментов, когда коммуницировал с профессором УЗМС. То ли сказалось то, что я распекал его при Сильванусе, то ли перед моим появлением у этих господ был неприятный разговор, но Армандо грохнул по столу кулаком и закричал: – Вон! Меня как ветром сдуло. Скача вниз по спиральной лестнице, я слышал крики директора и смех Кэттлберна. Надеюсь, они не подерутся. За ужином Диппет извинился передо мной, сказав, что его эмоциональный посыл касался не меня, а Сильвануса. И что он попробует достучаться до совета Попечителей. Я был рад, так как, грешным делом, подумал, что мне грозит увольнение. Разгадав мой облегчённый выдох, Армандо похлопал меня по плечу и сказал: – Гарри, вам не стоит опасаться. Во-первых, ваши требования совершенно обоснованы. Во-вторых, вы лучший мой подчинённый за те триста лет, что я являюсь директором школы.

***

Дилан продолжал демонстративно флиртовать со мной в учительской и за обеденным столом, поддерживая иллюзию затянувшейся шутки. Коллеги привычно смеялись и комментировали этот односторонний флирт. Ставки уже не делали, видимо, надоело. Только вот Дамблдор странно поглядывал то на меня, то на Брауна во время перепалок. Кажется, Галатея была права и Альбус догадывался, что отношения между мной и Диланом вышли на новый уровень. Но так как профессор мной в сплетнях замечен не был, я понадеялся, что свои догадки он оставит при себе. В том, что Вилкост не будет трепать языком, я был уверен – не тот у дамы характер – всё что она считает нужным, она выскажет в лицо.

***

В одну из пятниц я воспользовался предложением Галатеи и постучался в кабинет ЗОТИ. Она встретила меня в домашнем халате и с пучком волос на голове, в который была воткнута палочка. Напомнив своим видом Луну Лавгуд. – Гарри? – Вы не против подуэлировать или мне лучше заглянуть в другой день? – О! Моргана не такая уж шлюха, раз ответила на мои молитвы! Заходи! И готовь свою задницу. Сейчас я пойму, что же в ней такого, что за ней, как кобели, волочатся наши лучшие профессора. Древние, когда Галатее выдавали язык, произошла ошибка и она получила помело! Что ж, мне действительно врезали. Вилкост желала реванша и, очевидно, проанализировав предыдущий бой, учла все нюансы. Я тоже совсем уж идиотом не был, так что удачно избежал трюка с Силенцио, выкрикивая заклинания так, словно от вложенных в них децибел зависела их мощность. Валяясь на полу кабинета, мы оба тяжело дышали. Я оказался поражён Ступефаем, а Вилкост вновь потеряла свою палочку. – Знаешь, Реддл, я впервые жалею, что предпочитаю женщин в постели. А то... – А то что? – А то я бы плюнула на свой возраст и трахнула бы тебя прямо тут, на полу. В крови бурлил адреналин и я, забыв про субординацию и гендер, выдал: – Ой, все вы только трепать языком горазды. И выходит как в рассказе: "дождь шёл всю ночь, как говорят мужчины, или пять минут, как говорят женщины". Галатея засмеялась, Ступефай слетел окончательно, и я присоединился к её смеху. В теле разливалось довольствие и томность. В мыслях царил штиль. Нет! Всё же секс переоценён. Честный бой удовлетворяет лучше!

***

Мистер Лапка и Ласкунчик подрались в подземельях Слизерина не на жизнь, а на смерть. На стороне агрессора стоял опыт, на стороне моего кота оказались молодость и наличие всех конечностей. И эльф. Правда, Дорри, в итоге пришлось не Мистера Лапку спасать, а Ласкунчика, которого мой кот прижал к земле в жёсткой хватке за загривок, окончательно утверждаясь в роли победителя. Проигравший книззл к списку увечий добавил рваное ухо, прокушенную холку и потоптанное эго, Мистер Лапка отделался царапинами. Эскалация конфликта оказалась чем-то вроде вскрытого абсцесса. Книззлы, выяснив у кого крепче зубы и острее когти, поделили территорию и больше не дрались. Мистеру Лапке достались башни Райвенкло и Гриффиндора. А Ласкунчик предпочитал подземелья Хаффлпаффа и Слизерина. Холл и Большой зал считались нейтральной территорией, столкнувшись на которой, животные предпочитали друг друга не замечать.

***

Неожиданно совет попечителей удовлетворил мою просьбу, и школе к марту 1941 года обещали передать аж двадцать современных мётел! То есть итоговые игры будут проведены уже на новых мётлах. Я даже не поверил своему счастью, когда неприметная сова уронила передо мной конверт, подписанный бисерным почерком. Вскинув взгляд, я поймал взгляд Тома. Его тоже заинтересовало послание из внешнего мира – писать мне оттуда было некому. Я кивнул на Абраксаса, сидящего за соседним столом, и улыбнулся. Реддл понял меня, так как после завтрака он подошёл к другу и долго тряс ему руку. Когда мальчишек обступила команда Слизерина, я улыбнулся – сегодня на тренировке будет немало восторгов. Вечером довольный Том сказал мне, что это всё волшебная сила любви. И не понял, почему я вдруг побледнел так резко.