Благословлены неверными решениями

      Кровь. Повсюду кровь, крики; его хватают за руки — тянут в разные стороны и хотят разорвать. У них нет лиц, лишь бесформенные, чёрные тени, которые окутывали словно туман. Слышен сумасшедший смех Беллатрисы. И в этом хаосе окружённый бесформенными тенями он видит её. Скорченную. На полу. И она так истошно кричит, что ему хочется вырвать себе глаза и проколоть перепонки, лишь бы не видеть и не слышать этого.       А затем наступает кромешная тьма.       Опять этот кошмар.       Он ощущал, как волосы прилипали ко лбу. Холод, который пробирал всё больше, успокаивал. Драко становилось спокойнее от осознания того, что он мог чувствовать, а значит жив. Хотя то, что происходило с ним, тяжело назвать жизнью.       «Оставаться в этом доме было ошибкой, даже, блять, в этой стране жить — ошибка. Всё было ошибкой», — подумал Драко.       Он ударил кулаком по матрасу и запустил руки в волосы, с силой оттянув их.       Боль отлично бодрила по утрам. Переведя взгляд на часы, он осознал, что спал всего лишь жалких два часа, хотя то, что он называл сном, другим покажется смехотворным. Напиться до беспамятства и отключиться на кровати от трёх бутылок огневиски — так себе сон. Сейчас это лучшее, на что он мог рассчитывать. В его комнате всегда было холодно, а шторы задернуты. Единственное, что помогало не слететь с катушек, так это часы. Сейчас они показывали начало пятого утра.       При попытке подняться он каждый раз терпел поражение. Комната моментально начинала вращаться, а глазам, пытающимся привыкнуть к темноте, с каждым разом требовалось больше времени.       Опуская ноги на холодный паркет, ему становилось лучше, но ненадолго. Сразу же возникало ощущение, словно в комнате разожгли Адское пламя, что стремительно съедало весь кислород — при этом его начинало трясти. В такие моменты ему хотелось оглушить себя, чтобы ничего не чувствовать. В момент всё проходило так же быстро, как и начиналось. Как только переставало трясти — накатывала тошнота. К его счастью, он не ел последние три дня. Только пил. Отключался. И снова пил.       Мать пыталась вразумить его, к нему приходило много колдомедиков из Мунго. Нарцисса была уверена, что кто-то должен помочь. Но успехов не было.       Один раз он настолько сильно напился, что забрался на крышу поместья с бутылкой в руке и криками о том, что если еще раз увидит кого-то в белой мантии, то немедленно сбросится. И его тело будут отскребать с гравийной дорожки.       Это подействовало.       Нарцисса оставила любые попытки достучаться до сына. Позволила ему губить себя.       Самобичевание — это не единственный способ причинения боли. Её фотография, точнее жалкая вырезка из газеты, которую он сохранил. Каждый раз, когда ему становилось особенно плохо, и волна накрывала с головой — Драко возвращался к её фотографии. Возвращался в тот день, когда её пытали в мэноре. Это наказание, которое он избрал для себя.       Крик сразу всплывал в сознании. Такой отчаянный, полный боли, мольбы. Когда Гермиона наконец-то отключалась, он был благодарен, ведь так она могла хоть ненадолго прекратить страдания. А он, наконец, вздохнуть.       После таких моментов он долго не мог прийти в себя. Ощущал пустоту, полное отсутствие эмоций. Словно из него вырывали душу, а потом снова бросали в реальность. Так продолжалось изо дня в день, пока мать не принесла письмо.       «Мистер Малфой,       Министерство приняло решение не отменять ваш условный срок, однако вместо пребывания в Малфой Мэноре вы будете перенаправлены в Хогвартс. Там вы будете находиться под пристальным наблюдением вместе с другими условно осуждёнными. Раз в неделю вам необходимо являться в Министерство для проверки волшебной палочки и просмотра воспоминаний. Также обращаю внимание, что в случае отказа от условий, предложенных Министерством, условный срок будет изменен на пожизненное заключение в Азкабане. Ответ нужно дать согласно форме № 3 в приложении к данному письму.       P. S. Ответ нужно дать в течение двух дней. Я пришлю аврора для перемещения в школу в назначенное время.       С уважением, министр магии Ш. Кингсли».       Тот день он помнил смутно, обрывками. Его крик, который, возможно, перепугал мать до смерти, разнесённая комната и темнота. Либо он отключился, либо его оглушили — ни один из вариантов ему не нравился. Он стал испытывать отвращение к прикосновениям, и сама мысль том, что кто-то мог прикасаться к нему без сознания, вызвала приступ тошноты. Драко очнулся на следующий день в гостевой комнате, а вокруг него было выведено огромное количество диагностических заклинаний, и рядом мать, стоящая лицом к окну.       — Не двигайся, Драко.       Её очертания сквозь пелену сознания трудно было рассмотреть, но он и так знал их наизусть. Мама — единственный человек, к которой не было ненависти, несмотря ни на что. Он попытался пошевелить рукой, но безуспешно.       — Как будто бы я мог, — прохрипел Драко.       — Я прочитала письмо и отправила ответ за тебя, — развернувшись к нему лицом, проговорила мама сквозь зубы, — я не позволю, чтобы тебя отправили вслед за Люциусом.       Несмотря на всё, что произошло, и на все события, которые происходят в их жизни, она оставалась грациозной. Аристократические черты никуда не делись, но её взгляд изменился: вместо мягкого — безжизненный.       Он попытался возразить, но Нарцисса подняла руку, и Драко замолчал.       — Не хочу ничего слышать, ты вернешься в школу и сделаешь всё, что было написано в письме, — её голос надломился, и он услышал лёгкую хрипотцу. — Я не позволю загубить жизнь сына. Не позволю тебе попасть в Азкабан. Разговор окончен.       И её силуэт скрылся за дверью.       Он пролежал в кровати два дня. Никто не приходил, чтобы проверить его, никто не спрашивал, как его дела, или о его самочувствии. Драко был благодарен за это. Полная изоляция с ясным сознанием была похожа на сущий ад, и он опять чувствовал отвращение к своей жизни.       Спустя время Нарцисса сняла заклинания, которые мешали двигаться, и Драко, не говоря ни слова, вышел вслед за ней.

***

      2 сентября 1999 года.       «Грёбаные идиоты. Покажите мне этого человека, который, блять, принял это решение. Я бы с удовольствием запустил в него Аваду», — первая мысль, которая посетила его при взгляде на Большой зал.       Он не стал спускаться в подземелья.       Не смог поехать на Хогвартс-экспрессе, слишком много всего, что он не мог сделать. Он собрал свои вещи, — большую часть чемодана заполнили бутылки, — дождался аврора, чтобы его переместили в Хогвартс.       И вот он снова стоял здесь.       Единственное, что изменилось, — так это отсутствие трупов, умирающих и криков. То, что последнее ему запомнилось перед тем, как они сбежали с семьёй с поля боя.       Ему ещё казалось, что он все ещё видел пятна крови и чувствовал отвратительный металлический запах, — сразу захотелось на воздух. Люди вокруг, завидев Малфоя, начинали тыкать пальцами и шептаться.       «Пошли нахер, я тоже не хочу видеть ваши блядские рожи».       И вот он заметил знакомую копну волос. Естественно, она вернулась — героиня войны, золотая девочка. Знаменитая подруга Гарри Поттера.       Взгляд невольно начал блуждать по ней. Он бесчисленное количество раз воспроизводил в памяти встречу с Грейнджер. Воображая, как он сможет вернуться назад к беззаботным дням. Ссоры, гневные взгляды — все это помогало ему чувствовать себя в этом мире более… Живым?       Однако подсознание сказало ему лишь одно:       «Выглядит вроде нормально. Живая».       Тут его взгляд упал на руки, которые она так старательно прятала в мантии. Он заметил, как они тряслись. Дальше глаза просканировали остальных.       «Никто даже не обратил внимание».       Но Драко заметил.       «Хватит пялиться, Малфой, тебе наплевать на неё, жива — хорошо. Остальное не твоя забота», — шептало подсознание.       Он прошёл, задев её плечом. Где-то глубоко внутри появилось чувство, что ему снова одиннадцать лет. И вот он слышит её голос и ощущает руку на плече, оборачивается, мгновение — его щека горит.       Грейнджер. Стоит и пялится на него во все глаза.       «Стоп».       «Её глаза, что, блять, с ними не так?»       Вопрос почти слетел с его губ, но вместо этого он выдавил только:       — Блять, Грейнджер, надеюсь, на этом всё?       Отвернувшись от нее, он заметил Паркинсон, которая сравнялась с ним. Цветочный аромат её духов врезался в нос.       — Гребаная Грейнджер, какого хера она вернулась? Неужели не изучила всю программу ещё на шестом курсе? Бесит.       Он замолчал, всё еще прокручивая в голове последние тридцать секунд его жизни. Тяжёлая рука опустилась на его плечо, и он вздрогнул. Опять прикосновение, Мерлин.       — Прости, чувак, не знал, что ты такой нежный.       Забини. Конечно, его тембр он узнает из тысячи.       — Убери руку, Блейз, пока она ещё цела.       — Воу, что я слышу?! Наш мальчик потерял терпение к прикосновениям?       Теодор Нотт. Еще один человек, встреча с которым могла обернуться чем угодно. Они не виделись давно, и только одному Салазару известно, что с ним стало после всего пережитого дерьма.       Сделать вид, что ничего не произошло, — истинная суть Нотта.       Количество младшекурсников под ногами напоминало муравьёв, что так и хотелось раздавить. Не прошло и пары часов, а раздражение начало понемногу облизывать каждый нерв в теле Драко.       Дойдя до стола, он остановился и придирчиво начал рассматривать каждый сантиметр в надежде не увидеть там капли крови или даже малейший намёк.       «Конечно, он не изменился. Вряд ли Макгонагалл смогла бы выбить из Министерства хоть кнат на новую мебель. Возможно, на этом столе кто-то умер или истекал кровью. Пиздец. Вы не заставите меня есть за этим столом. Никогда».       Из водоворота мыслей его вырвал голос Блейза.       — Мы все в жопе, дамы и господа. Судя по тому, что в этом месте нас всех собрали.       — И видя безмерное счастье на ваших лицах… — начал Нотт.       — Точно. Вы все получили письмо.       — Вы издеваетесь? — подала голос Паркинсон, усевшись на скамейку. — Я не просто получила письмо, я получила охренительную возможность умереть здесь. Либо меня сожгут на костре, обвинив во всех грехах,в частности смерти тех, кого я даже не знаю. Либо посадят в Азкабан. Пожизненно.       Все перевели взгляд на неё.       — Погоди, — Нотт подался вперед. — То есть тебе тоже пригрозили пожизненным заключением? Но за что? Ты же вообще не участвовала в битве.       — Пф, — фыркнул Драко, — Нотт, какое им дело, участвовала или нет, помогла или убила? Мы все, — он обвел всех пальцем, — дети Пожирателей смерти. Им насрать на нас, пока мы выполняем их условия. Но как только кто-то облажается, всё рухнет, как домино. Нас посадят, а потом во время очередного бунта нас убьют. Они только и ждут, когда все, что от нас останется, это сноска на последней странице Пророка.       — Брехня, — подал голос Блейз. — Они только пугают этой херней. Зачем им дети Пожирателей, когда в Азкабане сидят их родители?       Драко хотел возразить, но тут послышался торжественный гимн, и на трибуне показалась Макгонагалл. Пришлось прикусить язык, чтобы не сболтнуть лишнего. Когда директриса заговорила, слова Блейза запустили водоворот мыслей в голове Драко.       «Блейз в каком-то смысле прав. Нахрена Министерству дети Пожирателей, если большая часть самых активных либо сидит, либо мертва. Они уже получили всю нужную им информацию. Воландеморт мёртв, крестражи уничтожены. Герои объявлены. Всё, занавес».       «Хотя подозрительно, что Грейнджер здесь одна. Где же её дружки? Неужели решили не возвращаться и бросили её здесь одну».       Он бросил взгляд за стол Гриффиндора. Вот сидит Уизли, Долгопупс и ещё пара придурков, имена которых он вообще не хотел запоминать. А где же Грейнджер?       Его взгляд двигался в противоположную от Уизли сторону. И когда он решил, что, возможно, её здесь нет, взгляд наткнулся на её копну.       «Вот она».       «Сидит одна, в самом конце стола, и совершенно не смотрит в сторону директора. На неё не похоже. Вообще не похоже».       «Значит, мне не показалось? С ее глазами что-то было не так».       «Она должна сидеть в обнимку с Уизли и восторженными глазами смотреть на старуху. Без устали трепаться о том, как она хочет изменить чертов мир и укатить в счастливое будущее с Уизли».       «Но нет, Грейнджер сидит одна в конце стола и блуждает взглядом по залу. Интересно, о чем она думает?» — проносились мысли в голове.       «Да какая к черту разница, отвернись от неё. Забудь. Её здесь вообще нет. Все. Точка», — завопило подсознание.       Его взгляд вернулся к старухе.       «Опять чушь про добро, мир и бла-бла-бла».       И тут он слышит:       — И несмотря на все обстоятельства, я хотела бы попросить подняться на трибуну человека, который каждый раз оправдывал мои ожидания. Никогда не отказывал ближнему в помощи и боролся со всеми обстоятельствами ради лучшего мира. Без лишних предисловий, друзья. Мисс Гермиона Грейнджер, не могли бы вы сказать пару слов?       «Ахереть. Да постелите ей ещё ковровую дорожку и дайте медаль», — хотело вырваться у него изо рта, но Паркинсон его опередила:       — Блять. Я что, должна буду слушать такие речи целый год? Она раздражает, давайте, слушайте, вникайте в наставления героини войны. Чья жизнь, видимо, стала только лучше. Всё видят её — восхищаются, почитают. Моргана, почему здесь не наливают, я смогу вынести её, только будучи вусмерть пьяной.       Тео прыснул в кулак от смеха, а Блейз только улыбнулся. Драко так и остался под гипнозом своих мыслей.       Его внимание привлекло красное пятно на столе. Выглядело затертым, будто его пытались оттереть долго и не один раз. И до него дошло. Кровь. Опять.       Собственная кровь отлила от его лица, все звуки сразу пропали.       И только писк в ушах.              Его затошнило.       «Черт, надо убираться как можно скорее. Не хватало ещё наблевать на стол при всех».       Видимо, судьба сегодня была на его стороне. После слов Грейнджер, которые благополучно прошли мимо, Макгонагалл разрешила приступить к приветственному ужину. И, к его счастью, это означало, что можно свалить.