Падшие боги

Коре казалось, что у неё галлюцинации, и первая реакция — онемение от шока. А может, она спит, и это всё какой-то жуткий кошмар? Ведь монстров не существует, а сейчас перед собой она видела именно монстра. И даже не одного, и даже не два. Вначале все остолбенели и уставились на гигантскую фигуру не менее двух метров ростом, а то и намного больше. Казалось, это был огромный мужчина, сплошь состоящий из стальных мышц. Только на голове его была очень реалистичная маска быка. И как бы не глядели на неё, казалось, что это взаправду был человек с головой быка. — Наш новый минотавр! — проворковала Гера, вскидывая к нему свою изящную руку. Остальные не сразу поняли, что произошло. Почему из зажатого, нереально огромного кулака какого-то «минотавра», больше похожую на лапищу, стекало нечто красное. Почему у его ног лежало неподвижное тело какой-то девушки, и что-то странное было с её головой, будто она окровавлена и наполовину ссечена. И первые вопли, крики, не успели слететь с губ других женщин, потому что они в ужасе вздрогнули, услышав рядом рыки и какое-то нарастающее звериное брюзжание. Из тумана парка к ним, издавая ужасающие рокочущие звуки, стремительно выбегали гигантские твари. Это были громадные звери кроваво-красного цвета размером со льва. Да, издалека могло показаться, что это были львы, но это было не так: позади вращался скорпионий хвост. А по мере приближения существ вместо их морды можно было разглядеть жуткое, практически человеческое лицо — мужское, мутировавшее, с тройным рядом зубов. «Мантикора» — первое, что всплыло в голове Коры при их виде. Жуткие создания из мифов, которые она также часто видела в компьютерных играх и на обложках старых книг. — Мантикоры, — вдруг прозвучало ответом, словно эхо её мыслей. Но это оказалась Гера, улыбающаяся до ушей кроваво-красными губами. — Мои милые мантикоры, обожающие человеческое мясо. Знаете, когда они пожирают свою жертву, они тихо и сладко поют! Сейчас убедитесь! Всё это длилось буквально секунды три-четыре, а потом осознание догнало испуганных женщин, особенно, когда одна из них закричала: «Минён мертва?!», и ответом ей послужили мгновенное рычание, а потом рык — это твари-мантикоры бросились к ним, скача по траве и окружая всех в кольцо. Дальше начался какой-то хаос, хоть всё снова происходило в течение пары секунд, но казалось, что это был вечный ужас. Сердце Коры бешено заколотились в нарастающей панике, а дыхание сбилось от страха. Времени думать, как такое может существовать, не было. Был лишь инстинкт — спасаться, понимая, что сейчас их разорвут в клочья нереальные твари. Да даже если бы это были просто львы — это было немыслимо, неправдоподобно, жутко… и обречённо. Ночной воздух окрасили громогласные крики и вопли: девушки верещали в исступлении, кинувшись в рассыпную. Только вот с перепуга было непонятно, куда бежать — впереди горящий дом, позади — начало парка с лабиринтом стен, откуда выбежали эти твари, клацая зубами, и начали окружать всех по периметру. Женщины просто побежали кто куда. Кора сама растерялась, просто схватила ослабевшую, всё ещё кашляющую маму и с трудом потащила её прочь. Она не могла бежать быстро, ведь Деметра еле волокла ноги. Рядом пронеслась одна из мантикор с острыми когтями и хвостом, покрытым ядовитыми шипами, и высоченный минотавр с огромными рогами и мускулистым телом. Тут же раздался вопль — какую-то девушку повалили на землю, а потом страшная пасть с получеловеческим лицом на теле льва опустилась на её собственное, вгрызаясь в него со всей силой. Коре подумалось, что это будет сниться ей в кошмарах всю оставшуюся жизнь — как какая-то тварь буквально заживо отрывает и сжирает кожу с лица орущей девушки, а та потом обмякает без чувств с кровавым месивом на голове. А затем раздаются тошнотворное, нереально приторное напевание: тварь, жуя свежее мясо, таки поёт, точнее резонирующий звук идёт из недр её горла, напоминая запись жуткой песни о смерти. Деметра тоже увидела всё это, и тут же завопила в нарастающем крике. — Мама, бежим, быстрее! — Кора дёрнула её, таща прочь из этого места. Ужас сковал и её, но она старалась не впадать в истерику, пыталась вначале убежать, а уж потом до конца будет осознавать всю ситуацию. Ведь происходящее было немыслимо, за гранью разумного! Казалось, все бежали не по траве в парке, а по какому-то полю боя. В голове всё смешалось — крики женщин, рыки тварей, смех больной на голову Геры. Кора ничего не понимала, стараясь лишь делать одно — бежать, чтобы спасти маму, которая издавала панические охи и скулёж, ведь не могла кричать на бегу, но готова была вот-вот упасть без чувств. Обернуться сейчас через плечо было не лучшей идеей: Кора в ужасе увидела, как гигантская мощная фигура с головой быка повалила одну девушку, и толстые ручища сомкнулись на тонкой шейке вопящей. Долго она не орала — минотавр даже не задушил её, он просто сломал ей шею одним движением. А рядом пронеслась одна мантикора, и в пасти её была зажата окровавленная рука девушки, тело которой этот монстр волок на бегу за собой. Бедняжка истошно верещала от боли, но не могла освободить предплечье и локоть из жуткой пасти. Чудище резко взметнуло голову вверх вместе со своей добычей, и девушку, как какую-то тряпку, швырнуло в воздухе. Её крики ужасающим эхом разносились по всему двору парка. Другая мантикора рядом повалила очередную беглянку, и тут же раздался хряск и хруст — человеческие кости дробились в жуткой пасти. «Господи боже!» — Кора чувствовала, как собственные ноги становятся ватными от происходящего кошмара. Но тут её сковал первобытный ужас, когда перед ними выпрыгнула такая же тварь, смотря прямо на них. И девичий взгляд нечаянно встретился со взглядом твари. В груди будто всё перевернулось от липкого страха, а затем сковало тело, когда до ушей донеслось тихое напевание, жуткий женский голос откуда-то из недр горла мантикоры. А затем монстр-лев с уродливым человеческим лицом бросился на них. Кора закричала, сама того не осознавая, но понимала, что тварь в прыжке тут же их схватит, им не убежать, не успеть уклониться. Всё, что она смогла сделать, это резко толкнуть маму на траву и закрыть её тело собой. Она ожидала мгновенной страшной боли, но её не настало. Зато над головой раздался новый звук — ужасающий рык, и огромная тень накрыла двух дрожащих женщин. Кора резко подняла голову на последующие страшные звуки и ужаснулась, увидев новое чудище. Нападавшая мантикора была повалена на траву, а огромная трёхголовая собака стояла на ней передними лапами. Да, у огромнейшего чёрного пса, с которого буквально валил призрачный голубой огонь, было три головы! Одна из них вцепилась в горло мантикоре, а вторая — ей в лицо. Третья же голова зарычала в нарастающем звуке, когда как первые две мгновенно прокусили плоть твари, убивая её в ту же секунду. Трёхголовый пёс, гораздо больше полтора метра в высоту, резко развернулся, уставившись на Кору, и она, застывшая от ужаса, увидела три морды добермана, с головы которых, как развивающиеся волосы, горело призрачное голубое пламя. Взгляд Коры внезапно приковался к ошейнику на толстой шее мифической собаки — уж сильно он был знакомым, с висящей циферкой «три». — Цербик? — совершенно бездумно выпалила Кора, безумно таращась на него ошалевшими глазами. Суровые устрашающие морды с окровавленной пастью на миг преобразились — все три головы тут же довольно гавкнули, идеально синхронно, заставив девушку вздрогнуть, а маму под ней всхлипнуть. Огромное чудовище-пёс, только что убившее другую тварь, быстро завращало обрубком хвоста, как самый довольный счастливый пёсик. Но это длилось буквально две секунды, потому что морды вновь оскалились, и собака с рёвом бросилась вперёд. Кора вскрикнула в страхе, обнимая закричавшую маму, но подобие Цербика не тронуло их, а буквально перепрыгнуло, а затем повалило на траву новую гигантскую мантикору, принимаясь рвать плоть на монстре всеми челюстями. — Давай, поднимайся! — тихо зашептала Кора Деметре, пытаясь её поднять и тащить дальше. Ноги мамы заплетались, но нельзя было не воспользоваться этим шансом, когда одна тварь вроде как помогает им. Хотя это никак не мог быть тот обычный доберман Цербик, ну никак не мог, это было немыслимо! Впрочем, минотавр как из мифов и другие монстры — разве это могло быть взаправду?.. Но отчаяние, жуть и безумие лишь усиливались — крики вокруг стояли такие, что кровь в жилах леденела. Кора старалась не смотреть на всё кровавое в траве, с горечью понимая, что не в силах сейчас помочь никому, кто стонет на земле от полученных ран. Чудовища бросились на испуганных девушек, их рёв эхом разносился по парку в густом тумане. Женщины, охваченные паникой, пытались убежать, но монстры были слишком быстрыми. Какие-то три мантикоры впереди окружили четырёх девчонок, не давая шанса на спасение, и бросились на них. Но в этот момент произошло нечто грандиозное. Вначале прозвучал громогласный раскат грома, а затем небеса будто разверзлись, озаряя всё вокруг ослепительными вспышками. Кора едва слышала, как кричала мама в её руках. Она сама была оглушена раскатами грома и молниями, которые, казалось, ударили просто рядом с ними в землю. Она вообще не понимала, что происходит. На миг ей показалось, что у неё новая галлюцинация — она увидела слетевшую с ярко освещаемого ночного неба мощную фигуру в белом хитоне, которая тут же преобразовалась, вытягиваясь и утончаясь. Вначале на четвереньки упал молодой мужчина, практически юный парень, в котором Кора в ошеломлении узнала мужа Геры — Ким Хонджуна. Но, разгибаясь, он снова видоизменился, точнее, потерпела изменения его одежда: тёмно-синий костюм стал белоснежного цвета, как и мгновенно обесцветились чёрные волосы, превращаясь практически в белые. С кармашка для платка на пиджаке искрились белым пламенем мелкие подрагивающие в неестественном замедлении молнии. Хонджун разогнулся, встал во весь рост, как белоснежный Ангел Смерти, как какое-то божество. Глаза его вспыхнули ярким светом, буквально засветились мельтешащим огнём. Он вскинул правую руку, и в ней в ту же секунду выросла молния. Да, настоящая искрящаяся молния, которой Хонджун замахнулся и швырнул её как копьём в ближайшую мантикору. Яркая вспышка ослепила глаза, уши заложило, и у Коры пронеслась мысль — лишь бы это была не контузия от громогласного раската грома. Она слабо видела, не совсем понимая, было ли это сном или явью. Но мантикора сгорела дотла, когда в неё попала молния. То же самое случилось и с другими тварями, пытавшимися согнать в кольцо четырёх девушек и разорвать их. Чудищ просто поразило швыряемыми молниями, каждый удар которых сопровождался яркой вспышкой и громоподобным грохотом, и одна за другой мантикоры падали, поражённые силой Хонджуна. Девушки в ужасе плюхнулись на траву следом, закрывая уши и головы руками. Кто-то вопил, кто-то трясся беззвучно на земле. Кора слабо расслышала, как взвизгнула Деметра, а затем схватилась сильнее за дочь нервными пальцами. Одно было ясно Коре: даже если Хонджун таки ангел или демон, он сейчас их спас! Наверное, спас… Но лицо его было перекошено от ярости и гнева, он в исступлении за три секунды расшвырял свои молнии в нескольких тварей, сжигая их напрочь, поражая этим оружием, как смертельным копьём. И на ум вдруг пришло одно сравнение, что он как… Как Зевс. Божество из древнегреческой мифологии, бог неба, грома, молний, ведающий всем миром. Главный и самый сильный из богов-олимпийцев. Его подобие, которое видели десятки девушек. Но тут, сквозь раскаты грома, послышался отчаянный злой вопль: — Остановись! Не смей! — Гера в своём кровавом платье, струящемся за ней багряными потоками-реками, кинулась к мужу с перекошенным от злости лицом. Тот тут же остановился, молния исчезла в его руке, и Хонджун сам повернулся к ней с рассвирепевшим выражением лица. А затем рявкнул с такой силой, что Гера застыла, как вкопанная: — Сама стоять! Ты! Остановись! Казалось, это был не голос, а раскат нового грома, и земля содрогнулась, как от подземного толчка. Девушки на земле истошно заскулили, трясясь от первобытного страха. — Что ты тут устроила, бешеная безумная женщина?! — Хонджун в пару шагов настиг жену, смотря на неё с нескрываемой яростью. Из его светящихся глаз буквально шли маленькие тонкие молнии. — Приношу дань богу времени! Чту традиции! — оскалилась Гера, даже не дрогнув под свирепым взглядом мужа. — Одна из них — священная охота в честь твоей павшей дочери Артемиды! Всё по правилам! — Охота на людей в новом мире?! Ты головой ёбнулась, Гера?! — взревел Хонджун, совсем не заботясь о речи. — Пожалуйста! — вдруг залепетала какая-то девушка неподалёку, пытаясь приподняться. — Помогите! — Милен! — прокряхтела другая, подползая к третьей бесчувственной девушке на траве. — Господи! Она истекает кровью! Ей нужна помощь! Позовите врача! — Что происходит?! — раздался другой окрик с другой стороны. — Полиция! Вызовите полицию!!! Кто-нибудь?! — МОЛЧАТЬ! — рявкнул Хонджун так громко, и неведомая сила тут же приложила всех девушек к земле, буквально швырнула брюхом в траву, как щенят. И тут же что-то невидимое обхватило и сжало горло у каждой: Кора машинально в панике схватилась за шею, но губы приоткрылись в беззвучном звуке — ни одного слова она не смогла произнести, просто хватая ртом воздух. Голоса не было! Ни у неё, ни у испуганной мамы рядом, ни у остальных женщин, которые сейчас в панике держались за горло, пытаясь что-то кричать, но ничего не происходило. Словно невидимая сущность лишила их голоса, как злая колдунья Урсула отобрала голос у Русалочки. А дальше всё смешалось перед глазами, и происходящее стало казаться фантастическим сном. Оставшиеся в живых пару мантикор тоже легли на пузо, отчаянно заскулив. Огромный Минотавр молча опустился на колени, а затем сложил могучую рогатую голову на вытянутые скрещённые руки, как какой-то японец в традиционном поклоне. Монстры больше не нападали на женщин, оставаясь неподвижными, ожидая в боголепном послушании новую команду. Но одновременно произошло и другое событие — яркие вспышки вспыхнули то тут, то там, и из тумана вышло ещё несколько фигур, стремительным шагом приближаясь к разгневанной супружеской паре, глядящей друг на друга, как бойцы на ринге. Кора лишь разинула беззвучно рот, в панике смотря на идущих. Первый, на ком остановились её глаза, был шагающий Сан с яростным взглядом. Его руки, сжатые в кулаки, делали впечатляющий размах вместе с ногами, а затем он дёрнул плечами, будто разминая их в воздухе, как боксёр на ринге, и в миг стал преображаться. Его белая майка расползлась по телу, словно растворилась от кислоты на коже. А вместо неё крепкую грудь и часть живота обволокли чёрные наросты, жидким металлом вращаясь по обнажённому торсу. Они мгновенно застыли, становясь подобием костяного доспеха-жилета, как какие-то рёбра в виде узоров, покрывших мужское туловище. На голых руках, точнее плечах, разрослись чёрно-красные наплечники, а спортивки сжались, становясь плотными штанами в высоких, до стройных бёдер, сапогах. Кроваво-красный лавровый венок вырос на угольно-чёрных волосах, а на лице невидимым мазком проявилась продольная красная полоса на глазах, как самый настоящий боевой раскрас. Сан сжал челюсть, и сильная линия подбородка отчётливо бросилась в глаза. Он поджал одну руку, и в ней, под подмышкой, вдруг невесть откуда появился треснувший старый шлем с красным хохолком. Следом за ним из гущи тумана появилась вторая фигура, тоже преобразившаяся в миг. Белая рубашка растворилась на Ёсане, являя взору красивый очерченный мускулами торс. Вместо латексных брюк до пола растеклась какая-то ритуальная юбка из золота — она переливалась сиянием даже в ночи, и казалось, что весит тонну, как истинное золото, но её подолы разлетались легко, являя из запаха ткани голые бёдра и аккуратные колени в таких же золотых сапогах выше голени. С правого плеча разросся ремень, обволакивая тело и превращаясь в защиту для груди лучника, тогда как колчан со стрелами вырос из-за спины. Золотистые волосы Ёсана стали ещё воздушнее, длиннее и белее, нежными кудрями украшая его красивое безэмоциональное лицо. Рядом с ним вышел Юнхо, и его забавные лосины в рыбку стали облегающими брюками из переливающейся голубо-зелёной чешуи, будто были сделаны из хвоста русалки. Голый торс обтянула изумрудно-золотистая сетка, а на груди сверкал медальон с огромным сапфиром. Тонкая диадема из золота обволокла его лоб, а в руке Юнхо вырос тонкий жезл, напоминающий трезубец. Сбоку от него шагал хмурый Минги, да, это явно был Минги. На нём было достаточно облегающее сильную высокую фигуру одеяние из светло-коричневой кожи, обнажая лишь мускулистые руки в перчатках. На груди висел длинный медальон, в колбе которого полыхал живой огонь без какого-либо фитиля. Обычная оправа исчезла с хмурого серьёзного лица кузнеца, а на лбу теперь были большие стимпанковские очки. Которые, кстати, недавно были на голове Юнхо, до этого танцующего в главном холле. Чьи они были, и кто у кого их забрал — не та мысль, которая сейчас занимала думы. Позади Минги спешной походкой шёл молодой человек в просторной и шёлковой аметистовой рубашке, не застёгнутой, а узлом завязанной ниже пупка, являя взору в прорези голую грудь и живот. Тёмно-коричневые лозы обвивали худые ноги в замшевых брюках, а лоза на голове превратилась в венок из листьев и винограда. И только когда этот человек через три секунды оказался ближе, Кора в изумлении узнала Уёна. Он точно уже был трезв, и его лицо выражало какое-то хмурое раздражение. Но тут раздался тонкий поскуливающий звук, перерастающий в лай, и трёхголовое существо-пёс бросилось в другую сторону со всей прыти. — Тихо. Будь тише, Цербер, — донёсся приглушённый вкрадчивый голос. Кора, держащаяся за осипшее горло, повернула голову, и глаза её снова выпятились от шока. Огромная собака с тремя головами поравнялась возле идущего Сонхва, вровень и такт его размеренной походке. Тот же медленно вскинул руки, прикасаясь ладонями к лицу, и сделал странный грациозный жест, словно неспеша умылся невидимой водой. Его пальцы заскользили вверх, зачёсывая мнимо-мокрые волосы назад, на которых вспыхнул призрачный голубой огонь. Но тут же он превратился в чёрное пламя, которое растянулось и клубками тьмы окутало идущего Сонхва. Миг — и по его телу разросся призрачный чёрный плащ, и глубокий капюшон практически до носа закрыл бледное лицо с потемневшими губами. Подолы расходились при ходьбе, и оттуда было видно такое же чёрное одеяние — то ли камзол, то ли ряса. Но теперь он сам стал похож на Вестника Смерти — длинного, вытянутого, какого-то готически изящного. Не хватало только огромной косы жнеца для полноты картины. «Господи, что происходит?!» — Кора отчаянно пыталась не паниковать, как-то мыслить здраво, но выходило пока плохо. На галлюцинацию это не было похоже, но происходящее точно было немыслимо. Впрочем, десятки девушек также смотрели в шоке на подошедших к Хонджуну мужчин, сжавшись в комочек. Кто-то попытался что-то сказать, но из горла лишь вышел воздух, никакого звука. — Ох, семейка в сборе! — ядовито фыркнула Гера, смиряя новоявленных мрачным взглядом. — Что ж… Хоть не пропустите всё веселье! Хонджун сделал глубокий вздох, силясь успокоиться. Кажется, это стоило ему большого труда. Большим и средним пальцем он медленно помассировал переносицу. — Помоги им там, кому надо, Ёсан, — громко сказал он, жмурясь так, словно у него болела голова. — Остальные — проверьте этих бедняжек. — Угу, — кивнул Ёсан, уже оказываясь над одной из девушек, лежавшей на траве в луже крови. Кора во все глаза смотрела, что делал этот златовласый парень в золотой юбке и колчане за спиной. Мама сжимала её объятиях всё также плотно, дорожа от страха. И тоже глядела, как Ёсан поднял руки над раненой девушкой, завращал ими, будто собирая мистическую энергию. И под его пальцами заблестели золотисто-жёлтые потоки, обволакивая рваную рану на плече и животе девушки. Её тело засветилось нежным маревом, пока молодец творил невиданную волшбу. Рядом кто-то замычал — другая девушка в панике глядела, как над ней пронеслись в воздухе лианы и лозы. Они выходили из земли и одновременно из спины Уёна, как какие-то щупальца. Он поднял вьющимися ветвями мёртвую мантикору, отбрасывая её подальше, как машину в фильме-боевике. А затем извивающиеся лозы подняли уже второе тело — бесчувственное тело девушки в джинсовом костюме. Лианы пронесли её в воздухе к Уёну — он протянул руку, прикасаясь двумя пальцами к её шее, явно чтобы прощупать пульс. — Живая, — громко сказал он. Рядом замычала ещё одна девушка, её рот беззвучно открывался, не в состоянии что-то произнести. Она поползла на четвереньках в сторону, вглубь парка. Её нервная попытка побега заставила ещё двоих заскулить и тоже попытаться убежать. — Стоять! — совсем неженственно гаркнула Гера, вскидывая руки. Что произошло дальше, никто не понял, но попытавшихся уползти девушек тут же отшвырнуло назад невидимой силой, и они отлетели на пару метров, больно шлёпнувшись об траву и тут же заскулив от боли. Какая-то девушка, с другой стороны, завыла в немом звуке при виде этой картины, в панике бросаясь наутёк, но Гера глянула и на неё злым взором, и бедняжку также швырнуло невидимой рукой обратно в круг людей. А затем призрачное голубое пламя вспыхнуло кольцом вокруг всех, как барьер, показывающее, что никуда от сюда им не деться. — Сидеть всем на месте! — снова прикрикнула Гера, и её красивое лицо исказила гримаса ярости и какого-то отвращения. — Вы! Наша добыча в охоте! — Какая, твою мать, охота?! — Хонджун снова закричал на жену, и с его глаз буквально стрельнуло мелкие молнии. — Что ты устроила, чокнутая?! Что за кровавая бойня?! Сколько уже трупов? — он развернул голову, быстро смотря через плечо. — Десять трупов, — быстро отозвался Сонхва, кутаясь в свой безразмерный чёрный плащ, лишь подбородок и часть носа торчали из-под капюшона. — Их дыхание остановилось, тени их душ скоро будут в моих чертогах. Одиннадцатая женщина будет там позже, через час. Аполлону не спасти её. — Спасибо, конечно, — Ёсан скривился, бегло глянув на него исподлобья. Он творил какую-то немыслимую волшбу над женщиной в кожаной куртке. Всё её лицо было в крови, и она сама страшно булькала — из разорванного горла что-то торчало и стрекотало. Это явно не понравилось белокурому целителю. — Я действительно вряд ли спасу её. Ещё четверо ранены, но жить будут точно. Одной, правда, нужно ампутировать руку — всё раздробленно от челюсти мантикоры, и от яда той эта культяпка загниёт. Руку никак не спасти, а если оставить, то помрёт дева. Сан? — Без вопросов, — кивнул тот ему в ответ и в два шага оказался рядом. Они вдвоём скрутили какую-то стонущую девушку на траве с кровавым обрубком вместо полноценной кисти. Придавили тело к земле, налегая коленями. Бедняжка издала пронзительный вой, но он вышел глухим гулом, ведь по какому-то щелчку магии, не иначе, никто не мог произнести ни единого слова. Кора лишь в ужасе смотрела, как в руке Сана вдруг, откуда ни возьмись, вырос длинный клинок, и его лезвие вспыхнуло огнём, раскаляя сталь. А затем оружие полетело вниз, с силой разрезая плоть. Говорить пострадавшая девушка ничего не могла, но закричала так, что в ушах у всех зазвенело. А затем паника и ужас снова накрыли остальных новой волной небывалой силы. Кора оцепенела от ужаса, всё ещё плохо осознавая ситуацию. Всё было немыслимо, это не могло быть взаправду… пожар, фантастические монстры, трупы, нечто магическое, превращающиеся мужчины… экзекуция, которой только что подверглась раненая… Рука Сана взлетела два раза, ударяя по кости, и этот звук отчётливо слышали все, как кромсали чужую плоть… видели, как извивалась бедняжка в конвульсиях от боли. Истерика захлестнула всех, и девушки снова кинулись в рассыпную, даже не обращая внимания на горящий впереди круг загадочного голубого огня. — Сгорите, дурные! — оскалился взвинченный Хонджун, так, словно на нашкодивших детей злился раздражённый отец, а затем он резко взмахнул рукой. Перед глазами вспыхнула яркая вспышка, буквально ослепляя. Кора на миг была дезориентирована, всё поплыло перед взором, она не различала, где низ, где верх, где право, где лево. А затем что-то плотно обхватило её в кольцо на туловище, придавливая руки по бокам. Через две секунды, выйдя из оцепенения, Кора увидела, что стоит по-прежнему на коленях, а буквально из земли торчат светящиеся голубым, словно энергетические верёвки-лозы, оплетая тела каждой из девушек, и не давая дёрнуться. Они все и попытались дёрнуться, удрать, но ничего не получалось — это голубая хиромантия не пускала, плотно удерживая всех в своих тисках. Рядом замычала Деметра, пытаясь подползти к дочери, но оковы не пустили. Кора удивительно синхронно замычала ей в ответ, также дёргаясь, но не смогла сдвинуться с места. Им оставалось лишь в ужасе смотреть на происходящее. Лицо Ким Хонджуна скривилось в плохо скрываемом яростном раздражении, когда он оглядел Ёсана, сейчас перевязывающего культяпку у плеча потерявшей сознание девушки. Правой руки у неё больше не было. Её, отсеченную, поднял Сан, равнодушно посмотрел, вращая как какой-то предмет-трофей, а затем отшвырнул в сторону, прямо к одной из мантикор, которые так и лежали на брюхе, а сейчас на их шеях появились светящиеся ошейники и магические цепи, торчащие из-под земли. Одна из тварей быстро схватила человеческую руку и в два присеста сожрала её, при этом тихо напевая что-то жутким голосом. Липкий озноб прошёлся по коже Коры, она почувствовала, как её всю трясёт. И тут же вздрогнула в испуге, не ожидав громкого звука. Это Хонджун, развернувшийся обратно к жене, злобно крикнул: — Может, ты объяснишь мне, Гера, какого чёрта ты тут устроила?! Почему нас вдруг созвали на террасу аж на горе, соврав всем, что это я требую срочного совета?! А оказавшись подальше от твоего пансионата, мы видим горящий дом и слышим истошные вопли! Что в итоге?! Десять трупов и пять раненых женщин?! Нам ещё следы заметать с таким количеством! Ты головой тронулась?! Что за развлечения?! — Ох, какой ты шумный, — наигранно скривилась Гера, а затем протянула приторно-сладким голоском: — Ути-пути, какие мы сейчас злые! Мои любимые метр шестьдесят сантиметров ярости! — Я сейчас метр семьдесят два… Тьфу ты, Гера! Не заговаривай мне зубы! — Хонджун нервно махнул рукой и подошёл к жене вплотную, окидывая её тяжёлым мрачным взглядом. — Объяснись, — властно, с нажимом потребовал он. Гера смерила его в ответ презрительным взглядом, нажёвывая нижнюю губу. До чего же странно они смотрелись — она была намного выше его, очень высокая статная женщина, и нос Хонджуна смотрел прямиком в ложбинку между двух грудей в глубоком декольте платья. И сейчас они оба как голодные злые волки глядели друг на друга. Гера первая отвела взгляд, презрительно фыркнула и сделала шаг вбок. — Вы уже успели почтить Уробороса на Хэллоуин? — ядовито прошипела она. — Не вижу размаха празднования! — Ему уже было принесено в жертву мной пятьдесят баранов и тысяча яиц, столь любимых им, — холодно отозвался Хонджун. — И парочка ублюдков. Жертвоприношение — один из старых обрядов, значит, всё соблюдено. — Жертвоприношение жалких вонючих животных?! — скривилась Гера. — Существу, которое сейчас является последним и единственным источником нашей силы в этом новом ужасном мире?! Ох, дорогой, в тебе не осталось ни капли былого величия и авторитета, ты стал сопливым нюней! — бросила она ему в лицо, некрасиво скалясь так, что её прелестное лицо приобрела какие-то жабьи черты. — Ещё одна попытка оскорбления, и тебе это дорого обойдётся, дорогая, — процедил сквозь зубы Хонджун, — тебя не спасёт даже то, что ты моя жена. Не забывайся в наших ролях. — Не забываться?! Это ты забылся! — вскрикнула Гера, и голос её странно надломился. Она развернулась, глядя куда-то в центр, а затем отчётливо произнесла: — Уроборос! Предстань пред нами, прими мой дар подношения! Я чту обряды, как завещали оставшиеся боги, сгоревшие в агонии, чтобы мы могли жить дальше! Казалось, ничего не изменилось, всё было так же, никаких новых звуков. Дрожащая доселе Кора инстинктивно завращала головой, ожидая, что сейчас нечто появится из глубины парка, выползет из тени древних деревьев, но никого не было… Так думала она ровно две секунды, а когда моргнула третий раз, оно просто появилось перед ними их ниоткуда. Гигантский змей Уроборос как вставленный кадр оказалась рядом, невесть откуда взявшийся. Вот так — явился взору и свернулся в многочисленные кольца. Голова на мощном теле медленно опустилась на завитки и взяла в острые зубы конец хвоста. Размеры твари внушали трепет — она был настолько огромной, что тело полностью могло заполнить бассейн. Кожа некого Уробороса переливалась тысячами оттенков зелёного и золотого, драгоценные чешуйки, казалось, были покрыты таинственным сиянием. Каждая из них имела сложную структуру, как узор, созданный природой в её самых вдохновенных мгновениях. Глаза же Змея были слепыми, их обтянула плёнка, словно катаракта поразила. И весь вид его был настолько внушительным, что парализующий страх чуть ли не заставил окаменеть окованных голубыми энергетическими цепями женщин. Несколько девушек замычали в ужасе, панически задрыгавшись, пытаясь освободиться, но ничего не вышло. Кора вздрогнула, когда вдруг рядом упало тело матери — Деметра от всего увиденного лишилась чувств, и путы дали ей упасть на землю. «Мама! Мама!» — кричала Кора внутри себя, но не вслух — не получалось, она лишь мычала, широко размыкая рот. Страх сейчас овладел всеми девушками, они скулили, вжимая голову в плечи, не зная, что делать и как не лишиться рассудка. — Это Уроборос! — пропела Гера, вскидывая к нему руку. — Возможно вы, невежды, слышали когда-то о нём, хотя должны знать этот символ, — сказано это было явно пленным девушкам. — Но, к сожалению, это не он изначально — его потомок, отголосок, часть силы, выращенный падшими богами в последнем ритуале, чтобы сохранить наши жизни. — Мы помним это, если ты забыла, — сухо прервал жену Хонджун. — Ты не ответила на вопрос, что ты творишь… — Я как раз-таки отвечаю на него, — ядовитее нотки послышались в голосе Геры, она стала вальяжно выхаживать между остальными мужчинами, а они будто особо не обращали на неё внимание. Сан и Минги глядели на неё равнодушно, скользя холодным взглядом. Юнхо чуть скривился, Ёсан был больше увлечен какой-то девой под ним, которую он латал своей волшбой. Уён специально смотрел в сторону, будто эта женщина в кровавых одеяниях была ему до жути противна. Куда глядел Сонхва со сложенными впереди руками — непонятно: капюшон закрывал его лицо, и казалось, что его скучающий взгляд был устремлён в землю. — Когда-то давно мы пали, — голос Геры звучал особенно жутко, словно звеняще в этом тумане. На неё даже не глядели — все девушки в ужасе таращились на гигантского змея, скучающе свернувшегося клубком неподалеку возле застывших мантикор. Уроборос лежал и лениво пожёвывал свой хвост. Тем временем Гера продолжала: — Стычки с богами иных народов не прошли даром. Мир чуть не пал, и нам пришлось уснуть на несколько столетий, чтобы он восстановился и выжил, пришёл в норму. Но за это мы поплатились собственной силой — мироздание постепенно высасывало из нас соки, пока мы спали, латая дыры в природе, магии, потоке жизни, которые не видит никто из простых смертных. А люди стали забывать нас. И оказалось, это их вера питала нас, как ни прискорбно. Чем сильнее они верили, тем сильнее мы были. Теперь мы для них лишь мифы, в нас не верят, и мы полностью ослабли. Какая ирония! Гера печально улыбнулась, а затем каким-то завораживающим изящным жестом поправила волосы — длинные локоны сверкающим полотном рассыпались по спине. Она всё же была очень красива, настоящая богиня. — Когда мы очнулись, — быстро продолжила она, — то поняли, что былых сил больше нет. И мы умираем. Да, мы буквально растворялись, обессиленные. Первыми исчезли слабые боги, много низших волшебных созданий, а затем настала наша очередь. Тогда отчаяния взяло вверх, но нашлись те, кто пожертвовал собой, пытаясь найти спасение. — Моя Афина… — прошептал Хонджун, и тень душевной боли скользнула на его красивом жестоком лице, на миг предав ему нечто трагичное. — Афина… твоя любимица, — раздражённо хмыкнула Гера. — А ещё была наша общая дочь Геба, ещё твоя Артемида! Горы и Эриннии, Хариты! Все они бесславно погибли, когда пошли за помощью! Даже Музы были принесены Мнемозиной в жертву, чтобы спасти тебя, дорогой, и часть Пантеона! — она бросила на мужа укоризненный взгляд, полный горечи и тоски. — Мнемозина, богиня памяти, заточила группу богов, пришедших к ней с просьбой о помощи, в волшебный сосуд, забрала у каждого их глаза и перемолола их как удобрение, а затем вскормила ими кусок последней священной земли. Туда она закопала две кости, которые хранила веками — часть своего отца Урана и часть матери Геи, чья божественная сила когда-то была невероятно велика. Из этого сотворилось яйцо, а затем вылупился потомок Уробороса. Он сожрал тела заточённых богов и произвёл великий ритуал. Так мы, пробудившиеся через много столетий в странном, ни на что не похожем мире, остались живы благодаря Великому Змею. И его существование, его жизнь — это наша жизнь. Пока он живёт, живы мы. Только мы лишились всех сил, лишь жалкие отголоски текут в нас. Мы не можем надолго покидать места вдали от нескольких священных гор, — Гера раздражённо кивнула в сторону горы в тумане, едва виднеющейся на горизонте. — Мы как жалкие маги — имеем силу, похожую на былое величие, но её не хватит, чтобы поработить мир. Теперь мы падшие боги, которые скрывают своё существование. Но… Гера обошла одну из девушек, в притворном нежном жесте пройдясь рукой по её волосам, пропуская пряди сквозь длинные пальцы. Та задрожала, вжимая голову в плечи, но ничего не сделала. Да и не смогла бы — магические путы не дали бы, а голоса у неё не было. — … но, — продолжила Гера, — Уробороса нужно кормить каждый год, чтобы он жил, соответственно, чтобы жили мы из-за него. И это происходит ровно тридцать первого октября, когда слабеет завеса между мирами, сливаются энергии, и Великий Змей готов поглотить новое, вспоминая старое. Вечный Цикл… Падшая и погибшая Мнемозина гласила, что его жизнь будет питать ритуалы-обряды, которые совершали мы ранее в Пантеоне, как великая дань нашей истории и укладу жизни. Поэтому раз в год мы совершаем некий старый ритуал, питая Уробороса. Вот, мой муженёк совершил обряд жертвоприношения, как делали некоторые боги и люди раньше. Я же… предложила Змею великую охоту, и он согласился. Это дань почившей Артемиде, чтившей закон и красоту охоты. Я заключила с Уроборосом контракт, и наши давние твари отправятся на охоту, чтобы полакомиться свежим мясом, как делали всегда. И Уроборос принял этот контракт. «Контракт» — идеальное слово в этом новом мире, чтобы описать нашу сделку. — Контракт на дев? — скривился Хонджун, только что стойко выслушавший эту тираду. — Моего великого жертвоприношения хватило бы! Арес притащил и парочку убийц, чтобы не жалко было, человечина и так была в меню Уробороса, как дань подношения! Какого чёрта ты устроила?! Как не заметить пропажу стольких обычных женщин? — Полно тебе, дорогой супруг, — холодно отозвалась Гера, лениво глянув на него из-за плеча. — Каждая из них — из разного уголка страны, и парочка из других континентов. Их всех затянуло сюда благодаря одному артефакту, они оказались через множество километров возле нашего священного места, и никто их более не найдёт. Они даже читали липовые новости про ураган в стране, верили в них и не догадывались, что это всё обманка. — Как ты стянула сюда такое количество разных женщин, заманивая в пространственный портал под видом урагана? — её муж глядел на неё с подозрением. — Свистанула мой портальный камень? Ведь к нему имел доступ только я и… — лицо Хонджуна помрачнело, стало темнее тучи. Он сморщил нос, а затем сухо и громко сказал: — Гермес, выходи, плут и обманщик. Давай, Чонхо, а то худо будет. Ведь ты нас всех увёл из пансионата под лживым предлогом. — Прости, Зевс-Джуни. Прости, начальник, не ведал, что творю, — проворковал елейный, обманчиво приторный голосок. И из-за спины Геры вдруг выскользнула ещё одна фигура, словно её принесло потоком ветра. Кора в изумлении и внезапно каком-то полном разочаровании узнала полицейского Чонхо. Только сейчас он был в белом плаще, а на его шоколадных волосах вырос золотой венок, из которого по бокам торчали белые крылышки. Такие же крылышки трепетали на щиколотке высоких коричневых сапог, облегающих крепкие сильные ноги. — Вор ты несчастный. Гнида ты подлая, — хищная, практически маньяческая улыбка растянулась на лице Хонджуна, который в упор смотрел на новоявленного Гермеса из-за спины Геры. Голос его был фальшиво спокойным, но судя по дребезжащим молниям в глазах, это была напускная безмятежность. — Когда ты уже, курва голосистая, успел с моей женой спеться за моей спиной? Не знаю, что вы задумали, но если ты сейчас не скажешь, я выпотрошу тебя самолично и дам сожрать мантикоре. А ещё лучше заставлю Минотавра отыметь тебя своими рогами по полной! — Ох, звучит даже заманчиво, мне очень нравится, — присвистнул Чонхо, с ответной лживой улыбкой глядя на него. — Ты брутален, как всегда, мой дорогой Зевс. Даже в нынешнем хлипком теле. Воздух разразился громом, сверкнули молнии. И на место, где стоял лже-полицейский, ударил электрический разряд. Кора завопила, а точнее замычала одновременно с остальными пленными девушками, оглушаемая громогласным звуком. Но когда раскрыла заслезившиеся глаза, нервно увидела вспоротую землю, будто туда упал снаряд и создал воронку. — Ах, прячешься за чужой юбкой, ну что ты! Я всего лишь хотел испепелить тебя, ничего такого, — ласково сказал Хонджун, ладонью плавно поправляя назад сбившиеся волосы. Секундная вспышка гнева сменилась обманчиво-спокойным выражением лица. В это время Гера опустила руку, на которой разросся огромный павлиний хвост, распушившись переливающейся радугой. Богиня взмахнула кистью, и хвост сложился как веер, а затем и вовсе втянулся в её кожу и исчез. А под её рукой сидел на корточках Чонхо, явно успевший едва скрыться под защитой Геры — одно его плечо и часть руки обгорели, ожог проявился мгновенно. Впрочем, его это будто не смутило, и он тут же разогнулся, вставая в полный рост. — Обидно, папенька, — насмешливо скривился он, потирая обожжённое место. — Обидно мне, сыночка, что ты с мачехой связался, — Хонджун вторил ему искусственной улыбкой. — Что она тебе уже пообещала, и что вы вообще провернули? В чём подвох? — Какая разница, что за дар я ему пообещала? — спокойно встряла Гера, пожимая плечами. — Главное, что я всегда исполняю обещания, в отличие от кое-кого другого, чьи клятвы не стоят и жалкого медяка. Хонджун едва заметно нахмурился, но пропустил мимо ушей жирный упрёк. Его глаза быстро прошлись по всем дрожащим на земле девушкам, скрюченным в кольца его силы. Лишь на секунду его взгляд задержался дольше положенного на одной из них, когда он узнал ту самую Ребекку, с которой бодро развлекался днём в подсобке. — В чём подвох? — спросил во второй раз Хонджун. — Зачем собирать здесь столько разных женщин? Зачем подговаривать на что-то одного из моих сыновей за моей спиной? Чонхо молчал, пожимая плечами и просто зыркал на Геру, взглядом показывая, мол, «спрашивай у неё». Та молчала также, лишь дико улыбалась, с какой-то хитрецой глядя на мужа. — Всё банально и хитро одновременно, — зато вдруг подал голос Уён, и все синхронно посмотрели него, встающего над одной из бесчувственных девушек. Лицо его выглядело болезненным, под уставшими глазами пролегли чёрные круги. Несмотря на это, Уён мрачно улыбнулся, а затем продолжил: — Мне стало крайне любопытно, зачем сюда стягивать столько девушек. И это явно провернул Чонхо. А ещё мои жучки нашептали, что его подговорила Гера, — он плавно крутанул кистью, поднимая руку в воздухе, и по его пальцу медленно пробежало несколько жуков. Уён нежно на них посмотрел, быстро продолжая: — Они также подслушали кое-что интересное, и сразу стало всё ясно. Я ведь сразу отметил одну характерную деталь среди всех девиц… — Они все чем-то похожи, — резко сказал рядом стоящий Юнхо в изумрудно-золотой сетке, нахмурив свои брови. — И они всем чем-то напоминают… — Бывшего Зевса, ныне Хонджуна, — согласно кивнул Уён. — Я попросил у Минги в его мастерской взять одну из его опознавательных штук, и его устройство показало божественную нить от каждой девчонки. И всё стало на свои места. Гера собрала здесь всех внебрачных дочерей Хонджуна, которых он успел тайком наделать за последние тридцать пять лет. Все эти женщины — его дети, его дочери. Сан тихо присвистнул, Ёсан молча поднял брови, смотря на раненую, над которой работал. Юнхо с трудом подавил усмешку. Что-то мрачное мелькнуло на лице неподвижного Минги, втыкающего в одну точку. Сонхва же так и стоял, как каменная статуя, сложив руки на груди. Из-под глубокого капюшона по-прежнему были видны лишь губы и подбородок, так что его реакция оставалась загадкой. Хонджун же изменился в лице, вылупил глаза и изумлённо приоткрыл рот. Он таращился на Уёна, словно осмыслял его слова. А затем беглым взглядом прошёлся по дрожащим плененным девушкам на земле, и взор его на две секунды остановился на одной из них, на Ребекке, с которой он сегодня премило провёл время. — Блять, — только и смог произнести он. — Всё, на что ты способен, дорогой? Лишь ругаться? Ох, от твоего былого величия не осталось и следа! — наигранно рассмеялась Гера в высоких нотах. Крутанулась вокруг оси, словно в танце. Её светлые глаза, в которых сейчас горел злой огонь ярости, вперлись в Уёна перед собой. — Для меня ты был самый ненавистный его выблядок! — процедила она сквозь зубы. — И даже сейчас лезешь впереди своего длинного носа! Как же я тебя ненавижу! — Ох, я заметил, дорогая мачеха, — губы Уёна растянулись в ответной фальшивой улыбке, но как-то уголками вниз. — Твоё любимое развлечение — пытаться убить невинных детей гулящего мужа. — Подождите! — нервно воскликнул Хонджун, вскидывая руку. — Так это серьёзно мои дочери?! Тогда… Тогда, Гера, какого циклопа?! Ты заключила обряд с Уроборосом на моих детей?! — тень злобы перекосила его красивое лицо. — Ты из ума выжила?! — Я?! — взвизгнула Гера, моментально оборачиваясь к нему всем корпусом. На миг она стала похожа на разъярённую гарпию. — Это я тебя должна спросить! Ты клялся! Ты клялся мне, что позабудешь былое! Мы очнулись обессиленные, и ты сказал, что будешь помогать мне сохранять обряд брака и благочестия, больше не будешь унижать меня своими изменами! Я как дура поверила в миллионный раз! Но за это время ты настругал тридцать две дочери! И это те, которых я смогла найти сама с помощью артефактов! И после этого ты думаешь, что я так просто прощу тебя?! Сучий сын, гори в вечном огне! Как и все твои незаконные выблядки! Она кинулась на Хонджуна и в миг отвесила ему две звонкие пощечины. Но его голова даже не дёрнулась ни на сантиметр. Глаза злобно горели, глядя на собственную жену, желваки на лице Хонджуна нервно дёргались, но он сохранял мнимое спокойствие. Гера занесла в третий раз руку, но этот раз ударить не смогла — Хонджун перехватил её кисть, плотно сжимая пальцами, и послышался специфичный звук, словно чужая кость затрещала. — Об этом мы поговорим потом, дорогая, — сквозь зубы процедил он. — У меня не было тогда намерений мучить тебя собой, ещё не окрепшую после многовекового сна, своей болезненной похотью. А человеческие бабёнки — всего лишь однодневное приключение, забытое на утро. Ты же — моя вечная жена, моё пристанище навсегда, твоя любовь делает меня сильным, твоя ненависть делает меня неудержимым, но мы не можем расстаться. — В этом вся трагедия! — воскликнула Гера, и глаза её увлажнились. — Мы не можем расстаться, мать твою! И ты снова и снова ранишь меня! Так сегодня твоя очередь получать по заслугам! Я заключила с Уроборосом контракт на обряд, что древние твари полакомятся невинным мясом сегодня, творя божественное жертвоприношение, и Великий Змей подтвердил моё подношение! — Ты!.. — на лицо Хонджуна отобразился целый спектр разнообразных эмоций — от бешенства и злости до лёгкой паники. — Гера! — гаркнул он, попытавшись совладать с чувствами. — Ты не можешь убить моих отпрысков, как бы ты их ненавидела! Прекрати обряд сейчас же! — Не могу, — притворным приторно-ласковым голоском проворковала она, склоняясь над мужем с безумной улыбочкой. — Ты сам знаешь, что нельзя разорвать согласованный обряд с Уроборосом! Чтобы там ни было — этот ритуал питает нас самих, точнее Уробороса, который поддерживает нашу жизнь. Нарушишь цикл — мы все превратимся в прах! Неужели из-за своего пролитого не к месту семени ты поставишь нас всех на вымирание? Мы погибнем из-за твоей гордыни и сентиментальности? Нет, мой драгоценный муж, ты не такой — ты всё же эгоист, поэтому тебе останется смотреть, как мантикоры дожирают сегодня твоих многочисленных дочерей. И это не отменить! — Гера… — простонал Хонджун, потирая лоб, как-то обречённо, но невероятно злобно. — Я не прощу тебя никогда за подобное! Какой бы тварью я не был, детей своих я не убивал. Даже сейчас, потеряв чувствительность к их опознаванию, мне было проще оставлять навсегда женщин с деньгами и малышами, уходя из их жизни, чтобы ты, мстительная мегера, ничего не натворила в ответ. Но ты и так добралась до них спустя столько лет! Кажется, я недооценил тебя — спустя много веков ты не изменяешь себе. — Как и ты, и твоя кобелиная природа! — с горечью молвила Гера, а затем жестоко усмехнулась. — Что ж… Как говорят нынче: «Месть — это блюдо, которое стоит подавать холодным». Пожалуйста, наслаждайся прекрасным преставлением. А сейчас я разорву цепи с пленниц и наших тварей. Так и быть, вначале дам твоим дочуркам пять минут форы — пусть убегают в лес. Хоть немного доброты от меня! — усмехнулась она, разворачиваясь обратно к женщинам на земле. Кора, слушая всё это, думала, что она окончательно тронулась головой. Словно это был страшный сон, и она никак не могла проснуться. Всё, что видели её глаза — было немыслимо. Но осознание слов этих людей быстро доходило до неё, и её нутро сковало ужасом. Несмотря на абсурд происходящего, Кора почему-то мгновенно приняла всё на веру. Точнее, у неё не оставалось выбора — ведь размышлять и сомневаться было промедлением. Её не смутило даже предполагаемое отцовство Хонджуна, тот факт, что этот молодой человек, едва старше неё на вид — её отец. Если это падшие божественные сущности — всё может быть… Но это сейчас абсолютно не важно. Важно то, что сказала Гера, что они здесь всё — дичь на их «святой» охоте. И эти жуткие мантикоры сейчас продолжат своё кошмарное дело — кинуться на них и разорвут всех до единой. И что сделают простые смертные, слабые девчонки против огромных зубов и клыков мутировавших «львов» со скорпионьими хвостами?! Против того огромнейшего жуткого Минотавра?! — Тогда дайте им хотя бы оружие! — нахмурился Уён. — Пусть защищаются хоть как-то! Это их право! — Что они сделают против мантикоры, простые смертные? Даже с моим мечом? — мрачно хмыкнул Сан, сложивший руки на могучей груди. — Какое оружие? У дичи есть только собственные зубы и когти. Пусть защищаются своими ломкими ногтями, — рассмеялась Гера. — Пусть удирают на своих пока целых ногах! — она зачем-то подняла руку в воздух. Очень медленно так, складывая пальцы — большой к среднему. И каким-то нутром Кора отчего-то поняла, что если она сейчас щёлкнет, то оковы спадут и всё начнется заново. И липкий холод сковал всё тело девушки. — Постой! — вдруг раздался низкий голос. Уверенный и спокойный. — Гефест?.. — Гера замерла и слегка опустила руку, развернулась, не без удивления глядя на неспешно подходящего к ней Минги. Точнее он шёл ближе к Уроборосу, и поравнялся с ней, останавливаясь в паре сантиметров. — Называй меня теперь Минги, мама. «Гефест» давно изжило себя, — безэмоциональным тоном произнёс он, каким-то апатичным взглядом смотря на женщину в кровавых одеяниях перед собой. Она была очень высока, но Минги даже выше, такой мощный и сильный, похожий на медведя, но что-то в нём было слегка несуразное. Кажется, он немного хромал. — Все эти внебрачные дети, как никак, от Хонджуна, то есть имеют часть божественной силы, — сказал он. — Жалкой и ничтожной! — хмыкнула Гера. — Это раньше они могли быть богами, полубогами. Но сейчас в нас лишь отголоски сил, и дети получаются обычными смертными! Это ничего не решает! Точнее, такая жертва лишь усилит Уробороса! — Он также чтит великие традиции основных богов Олимпа, — зачем-то ответил Минги. — Скажи, что у тебя есть какой-то план, прошу тебя, — Хонджун рядом нахмурил брови, не спуская взгляда с высокого кузнеца. — У меня был с утра разговор с бывшим Аидом, — Минги медленно посмотрел в сторону замершего в рясе-плаще Сонхва, но тот даже не шелохнулся, продолжая равнодушно стоять статуей. — Я уходил сегодня в наш священный лес, а он попросил собрать для него цветки взросшей амброзии. Вы же помните, если в день, подобный сегодня, когда завесы слабы, если полусмертному дать нашу пищу, пищу богов, нектар из амброзии, то его можно сделать бессмертным. По крайней мере, женщины-полукровки, рождённые от бога и простой смертной женщины, точно смогут сегодня принять дар амброзии и уподобиться нам. Хонджун нахмурился, не совсем понимая, а Гера скривилась, начиная снова злиться: — И что с того? Что?! Я заключила на их тела сделку! — А я предлагаю заключить ещё один обряд, — Минги смотрел на неё мрачно, словно на мошку перед собой. — Ты — великая богиня, чтящая семью, покровительница брака. Так усиль своё влияние! А новая божественная женщина станет женой каждому из нас. — Что? — в один голос произнесли и Гера, и Хонджун. Остальные мужчины не без удивления уставились на говорившего — брови Сана и Юнхо поползли вверх, а Чонхо вообще приоткрыл рот. — Мы давно одиноки, и с простой смертной не заключить союз, — продолжал Минги, не спуская глаз с явно начинающей злиться Геры. — А сегодня будет шанс получить бессмертную жену, которая укрепит потомство вымирающего Олимпа, эти жалкие остатки. Что ты, мама, ведь ты так чтишь институт брака? — он иронично усмехнулся. А затем он перевёл взгляд на Хонджуна. — Ты до сих пор Верховный бог, хоть и падший. Ты можешь приказать всем, они обязаны подчиниться, следуя правилам наших традиций. Пусть остальные семеро заберут себя семерых твоих дочерей в жёны. Захотят дать амброзию — получат вечную жену, не захотят — поиграют в брак жалкие пятьдесят лет. Но ты можешь приказать, и тем самым спасти семерых. Хоть кого-то. — Нет! — взвизгнула Гера, безумно выпятив глаза. — Они все уже отданы в мой обряд Уроборосу, вы не можете забрать жертв! — Уроборос уже получил десять жертв! — горячо возразил Минги. — Практически, по факту, обряд произведён! — Гефест, что ты делаешь?! Гефест! — Гера шагнула к нему, смотря в какой-то панике, её глаза быстро блуждали по его лицу. Но, видя, что он принципиально смотрит в другую сторону, скривилась и позвала по-другому: — Минги, ответь мне! — Наконец-то, правильное имя… мама, — он медленно развернул к ней голову, и последнее слово он произнёс выражено отдельно, с отчётливой толикой насмешки и чего-то грустного. — Вот именно, я твоя мать! — горячо воскликнула Гера. — Ты должен быть за меня, а не за Хонджуна! Он ведь даже не совсем твой отец! Я — твой единственный родитель! — Серьёзно? — на лице Минги впервые появилась улыбка. Только полная сарказма, какого-то горького и унылого. — Ты говоришь мне о любви, мама? Ты, которая сразу же сбросила меня с Олимпа после моего рождения только потому, что в отличие от прекрасной Афины отца, я вышел калекой, ребёнком с изуродованной ступнёй? Тебе хватило этого, чтобы попытаться избавиться от меня за несоответствие твоему чувству прекрасного. — Ты серьёзно будешь это вспоминать? — отмахнулась Гера, хоть и испуганно. — После этого ты заточил меня в тюрьму-ловушку через много лет! И за моё освобождение я дала тебе в жёны прелестную Афродиту, о которой мечтали десятки богов! — Как это мило, — хмыкнул Минги. — Богиня брака помогла мне, калеке, заключить брак с самой красивой девахой на деревне! Простите, на Олимпе. Ох, мама, ведь ты мне тогда здорово в уши налила воды и навешала лапши, я поверил в силу какого-то брака, что всё будет хорошо. В итоге страдал от многочисленных измен, и никто даже не дал мне его убить окончательно, хотя он сотню раз попадал в мои ловушки! — взгляд Минги с ненавистью тут же обратился к скучающему Сану, застывшему в какой-то военной позе — руки были сложены на груди, ноги широко расставлены, подбородок вздёрнут — он словно стоял и смотрел на невидимое войско перед собой. Но, увидев тут же обращённый на себя взгляд, Сан скривился: — Серьёзно?! — он закатил глаза. — Миллион лет прошло, а ты всё вспоминаешь, как я спал тайком с твоей женой? Не хватило тебе того, что ты поймал нас в ловушку сетью, приковав голых к кровати и показывая на потеху всему Олимпу? До сих пор убиваешься за ветреной жёнушкой? — Я очень верный, мой дорогой брат, — сухо сказал Минги, с отвращением глядя на него. — Я буду верно ненавидеть тебя каждое столетие до конца этого грёбаного мира. — Ох! — Сан снова закатил глаза. — У неё были связи и с Уёном, и с Чонхо, но ненавидишь до сих пор ты почему-то именно меня! — искренне возмутился он. Уён и Чонхо в это время деловито сделали вид, что трава у мысков их обуви слишком уж интересная. Впрочем, это замечание никак не повлияло на Минги. — Ты всё равно останешься моим любимым врагом, — холодно заключил он, глядя именно на Сана. — Так, прекратите! — вмешался Хонджун, и голос его, словно пропитанный магией, разошёлся какой-то волевой волной по округе. — Не время для склок! Но я согласен с тобой, Минги! Пусть каждый из вас возьмёт себе в жёны по одной из моих… дочерей, — последнее слово он произнёс, стараясь не смотреть на взбешённое лицо Геры. — Это будет считаться обрядом подношения богине брака, так ведь, дорогая? Даже падшие боги чтят традиции! — Я не собираюсь жениться! — тут же возмутился Сан, аж скривившись. — Прости, Хонджун, но таково судьба твоих доченек, увы. — Подтверждаю, — вздохнул Юнхо, — не планировал и не планирую. Хоть ты и главный, но… — Вот именно! — рявкнул Хонджун. И голос его сотряс землю. С его глаз стрельнули молнии, а затем громыхнуло с неба. Кора зажмурила глаза, смутно понимая, что рядом мычат от страха другие девушки, не в силах кричать по-настоящему. Её словно оглушили и ослепили на миг, роняя на землю чудовищной невидимой волной. Когда же она наконец-то открыла глаза и приподняла голову с земли, то увидела, что все, практически все падшие боги упали на колени лицом вниз от ударивших молний Хонджуна. Даже Гера шлепнулась на ягодицы и сейчас в холодной ярости потирала ушибленный копчик после вспышки гнева мужа. Только двое остались стоять на прямых ногах — Юнхо и Сонхва. Они лишь сгорбили плечи и склонили голову от ударившей силы, и сейчас медленно разогнулись обратно, разминая шею — послушался жуткий звук хрустящих суставов. — Вы все подчинитесь мне. Это мой приказ, моё непоколебимое СЛОВО! — взревел Хонджун, быстрым шагом ходя туда-сюда между упавших на колени мужчин, будто он разозлённый тигр в клетке. — Я всё ещё ваш верховный Лидер, и каждый из вас подчинится мне! Каждый сегодня спасет хоть несколько моих дочерей! Уроборос! — он резко развернулся, смотря на огромного змея позади всех. Величественный ящер скучающе лежал, пожёвывая свой хвост. Будто ничего такого не происходило, и он просто пасётся на лугу, как овечка, пока другие рядом выясняют отношения. Однако полуслепые глаза с едва видным узким зрачком за пеленой тут же впёрлись в подходящего молодого мужчину в белоснежном одеянии и со светлыми волосами, позади которого сверкали молнии призрачным плащом. — Великий Уроборос, потомок первого Уробороса! Хранитель нашего жизненного цикла, плоть Геи и Урана! — Хонджун остановился прямо возле него, вскидывая голову вверх, к огромной чешуйчатой голове змея. — Я предлагаю тебе новую сделку — священный союз моих детей и братьев! Брак, согласно традициям бывшего Олимпа, в дар подношения моей драгоценнейшей супруге, покровительнице домашнего очага! — улыбаясь во все зубы, Хонджун грациозно взмахнул в сторону окаменевшей от ярости Геры. — Примешь ли ты этот союз, подтвердишь ли сделку, о Великий Хранитель нашей силы? — Они предназначены тебе в жертву, о Прекрасный Уроборос! — нервно воскликнула Гера, также делая шаг вперёд. — Мы не можем так разорвать наш ритуал! — Прекрати мешать мне! — осадил её Хонджун, оскаливаясь, и его клыки на миг даже удлинились, как у хищного зверя. Но его жена будто не слушала: — Прошу тебя, о Великий Уроборос! Закончим начатое! Змеиные глаза загорелись золотым маревом, словно священный огонь вспыхнул в них. Огромнейший полоз поднял голову, но не отпустил хвост, распрямляясь на невероятно длинной шее и становясь ещё выше. Могучее тело без костей извивалось и переливалось отблесками драгоценных чешуек — тварь была поистине прекрасной и жуткой одновременно. Большинство пленных женщин задрожало и заскулило от первобытного страха, но все нервно замерли, когда воздух окрасился новым голосом. И говорил огромный змей, двигаясь на одном месте, извиваясь, словно кот, умащиваясь в свои чешуйчатые клубки, приминая тяжёлым телом траву к земле. Луна вдруг ярко осветила пространство сквозь туман, и пленницы могла видеть большую часть огромного змеиного тела, длинный переливающийся изумрудный хвост, покрытый золотыми пятнами, его яркие переливы. Чудище намотало его вокруг бесконечной шеи как шарф в несколько слоев, внезапно выпуская кончик изо рта. — Не могу разорвать час-с-сть охоты, — прошелестел отчётливо слишком странный голос. Он был и низким, и разборчивым, но не громким. Непонятно к какому полу его можно было отнести. Он был и сух, и безразличен, и вместе с тем словно имел несколько подтонов интонаций. Уроборос, не мигая огромными белесыми глазами, глядел на семейную пару перед собой. — Нравитс-с-ся твоё предложение, падший Зевс-с-с, нравитс-с-я, но я уже принял дар Геры. Однако решу ваш с-с-спор. Падшие забытые боги прис-с-соединятс-с-я к охоте. Ночью побегут за невес-с-стами. С-с-спасут от тварей, ес-с-ли с-с-могут. Не с-с-смогут, не ус-с-спеют — быть им лакомым кус-сочком с-созданиям Теней. Даже боги должны с-с-сражаться за с-свою добычу. Принимаешь ли ты ус-с-ловие игры для обряда, бывший Зевс-с-с? — Нет! Что за ересь?! — возмутился Сан. — Да, мы так не договаривались! — вторил ему Чонхо. Но они оба тут же издали глухой звук, получив разряд по спине из воздуха. — Вы. Все. Принимаете. Моё. Условие. — громко и властно произнёс Хонджун, каждое слово отдельно, и они будто стали заклинанием, пробравшим до костей. — Каждый отправится в лес на охоту за невестой, тем самым спася мою обретённую дочь. Это благо, которое вы совершите для своего верховного лидера. И это мой божественный нерушимый приказ! Глаза Уробороса вспыхнули голубым цветом, озарились яркими огнями. А затем потухли, снова становясь привычно змеиными, с белой пеленой. — Принимаю новый обряд, — прошелестел гигантский полоз. — Пус-с-сть добыча, человечес-с-ские женщины бегут первыми. Затем мантикоры и Минотавр через дес-сять минут, а затем с-с-слабые боги через пятнадцать. Проведите обряд погони — тогда закончу ночь, закрывая Завес-с-су. Ещё один год будет дарован вашей жизни, ес-сли завершите вс-с-ё к утру… — Позволь, Великий Уроборос, Хранитель нашей памяти и жизни, — вдруг к нему сделал два шага Минги, и все остальные в удивлении уставились на него. — Ты что творишь? — зашипели и Гера, и Хонджун одновременно. — Смысл сегодняшней ночи в том, что мы должны поддерживать старые традиции, — мрачно сказал Минги, становясь рядом возле матери и названного отца. — Традиции, развратившие нас. Традиции, которые стали нашим крахом. Нам бы жить как обычные люди после пробуждения, но мы всё равно во что-то играем и притворяемся вершителями судеб. Как прозаично! — Ты сейчас пытаешься оскорбить великого Хранителя и его способ поддерживать нашу жизнь? — холодная сталь прозвенела в голосе Хонджуна. — Что ты вообще задумал, щенок? Минги посмотрел на него как-то равнодушно. Это было вдвойне прозаично, если кто-то увидел бы их со стороны и не понял разговора — невысокий парнишка обзывает щенком дородного и высокого крепыша, явно ростом пошедшего в мать. — Что вы, папенька, не смею я гневить наше божество, поддерживающее нашу энергию, — сказал Минги так спокойно, что с трудом можно было уловить сарказм, сопутствующий контексту. — Поэтому я хочу, как старые боги, по-настоящему развлекаться — творить всяко странное! Вот хочу предложить тебе, Уроборос, небольшую авантюру, как в старые добрые времена! — Минги повернулся к огромному змею, устанавливая зрительный контракт. — Я оставил в лесу два артефакта, выкованных мною, созданных из омфала и зубов Кроноса. Пусть две бедняжки, которые их найдут, получат бонус, как сейчас принято говорить. Внесём разнообразие в игру, так сказать. Дадим возможность дать ответку даже божеству. — Что это за предметы? — тут же с сомнением не сдержался Чонхо. — И зачем ты это делаешь? И где ты взял омфал, он же у меня хранился! — Пусть это будет сюрпризом, что найдут девицы, — Минги пожал плечом. — Зачем делаю? Ты же также бог воровства и хитрости, тебе должно быть по нраву подобное. Я решил тебе подыграть в любимых развлечениях! — Вот же… — Чонхо скривился, но не стал продолжать фразу-оскорбление. И то, что у него явно стащили его предметы, это уже стало и так понятно. — Хорошо, с-согласен, — прошелестел над ними Уроборос. В его голосе слышалась улыбка, но у змея уж явно не было губ. — Пус-с-сть будут препятс-ствия для вас-с-с. Так интрес-снее, боги должны развлекатьс-с-я. Дам каждой деве накидку, чтобы от божес-с-ственного взора скрытьс-ся. Пятеро раненых пус-сть ос-стаютс-ся, будут обращены против воли, ес-сли выживут к утру от укус-с-са мантикоры. Ос-стальные — побегут. Ищите их, как обычные охотники. Разрешаю тем, кто хорошо с-с-спрячетс-ся от погони, ос-с-статься в живых и уйти с рас-с-светом, вкус-сив бес-спамятной травы. — Ох! — выдохнул Хонджун, не сдержав неуместно странной улыбки, какой-то облегчённой. — Спасибо, Великий Уроборос, что дашь шанс попытаться выжить всем! Гера позади него скривилась, сжимая губы в холодной ярости, но не посмела ничего сказать. Змей же кивнул головой, качнулся, растягивая новый клубок из своего тела. — Как только затрубит первый раз церемониальный рог, — сказал Уроборос, и глаза его вновь загорелись призрачным огнём, — бегут первыми пленницы. На второй звук трубящего рога — бегут тёмные твари за с-своей жертвой. На третий — с-с-спешите вы за с-с-своей невес-с-той. Кроме Зевс-с-са, он ос-стаётс-ся. Коль не пойдёт кто за девой в лес-с, пос-считаю ос-сквернением ритуала. Заключаю новую с-сделку в эту ночь Завес-сы и объявляю открытой! Пус-сть живёт с-старый Олимп! Огонь вспыхнул и погас в глазах огромной твари. Уроборос обхватил в пасть кончик своего хвоста, слегка пожёвывая его, а затем развернулся и неестественно быстро понёсся в лес, окутанный густым туманом. Первое попавшееся тоненькое молоденькое деревце треснуло под напором тяжелого тела, словно сухой стебель пшеницы. Луна неярко освещала дорогу, и змей пополз в самую чащу леса, исчезая из виду. — Прекрасный и чудный семейный вечер получился, — процедил сквозь зубы Юнхо, зло всматриваясь вслед исчезнувшему Уроборосу. — Иногда я завидую Афродите. Единственная, кто отказался от божественной участи, оставаясь простой смертной без сил после пробуждения. Счастливо поебалась пару лет без разбору, скрючилась ещё через три и превратилась в прах. Зато счастливая и довольная. И уже незамужняя. А теперь нам хрен знает что творить! — Не прибедняйся, братец, — сухо отозвался Хонджун, мрачным взглядом окидывая дрожащих пленниц. — Ты делаешь благое дело. И брак — штука непыльная. — Ох, да, я заметила, что это значит для тебя, — сквозь зубы хмыкнула Гера, улыбаясь, и это было больше похоже на дёрганный оскал. — Одно радует, из семнадцати только семь могут спастись. Остальные твои отродья пойдут на корм моим милым созданиям или будут разорваны изголодавшимся по ласкам и утехам Минотавром. И то, могут ведь и все погибнуть. Вы все слабы, сами будете ранены или не догоните. — Пленницы могут спрятаться и выжить, — холодно возразил Хонджун. — Ох, дорогой, ты же сам в это не веришь! — мелодично рассмеялась Гера. Манерничая, она была похожа на какую-то полоумную гламурную дамочку. Но эта маска быстро треснула, и она вновь вернула на лицо злое и раздражённое выражение. Её колючий взгляд впился в Минги, стоящего рядом. — Ах, чудный мой сынок! Доволен тем, что сделал? Злорадствуешь? — Что вы, милая маменька, — на её жутковатую улыбку Минги ответил спокойным тоном. — Мне приятно разнообразить сегодняшний семейный вечер, а то вы вечно считаете меня скучным! Но разве это правда? Я обо всех позаботился! В твою честь, богини домашнего очага, будет заключено столько крепких браков! Чонхо получил новое сомнительное развлечение, ведь он так любит проворачивать странные делишки. Например, собирать досье на кучу беззащитных женщин и воровать их в невиданное место. И мой драгоценный Сан получит сегодня супругу, ведь моя ему так когда-то не давала покоя. Хотел бедняжка свою! Сан, лениво смотрящий в другую сторону, со скептицизмом закатил глаза, но промолчал. — Нихрена себе тихоню бомбануло, — себе под нос пробурчал Уён, провожая взглядом отошедшего Минги. — Он, наверное, с удовольствием бы нас расстрелял как-то во время семейного обеда, если бы мы могли сдохнуть от такого. — Твоя речь всё чудней и ужаснее с каждым годом пребывания среди людей, — вздохнул рядом Ёсан. Но его взгляд медленно обратился к неподвижному Сонхва, стоящему подальше ото всех. — Но знаешь, Аида я нахожу ещё более странным. Не возмущается, подозрительно молчит, как рыба. С утра расспрашивал тебя об амброзии, потом о ней рассказал Минги, что-то ещё выпрашивал у него, а тот вот раз — и придумал такую схему. Кажется, у нас тут не один интриган, мастер над марионетками. — Угу, ему я тоже вскользь буркнул про схожесть дев между собой, и что это надо проверить, — тихо отозвался Уён. В нескольких шагах от них огрызнулись Минги и Юнхо. Последнему явно не понравилось, что из-за кузнеца он получил насмешливый приказ от братца. — Полно, хватит собачиться между собой! — рявкнул Хонджун, а затем вздохнул, устало потирая глаза. — Как же вы мне все надоели… Гера, не лезь к нему! — во второй раз гаркнул он, увидев, что его жёнушка сделала странный шаг к Уёну, которого на дух не переносила. Наверное, больше всех из его сыновей. — Прости нас, папа, что мы ссоримся в твоём присутствии, — с премилой улыбочкой ехидно сказал Уён, не сводя глаз с Геры напротив. — Моя очаровательная мачеха и я — заклятые враги! — Я никого не считаю своим врагом! — с притворным возмущением воскликнула Гера. — Не забывайте, что у хранительницы святости и нерушимости брачных союзов сердце должно быть преисполнено милосердия! И если ты, мой милый пасынок, ненавидишь меня, то у меня нет к тебе ненависти. Но я пекусь о тебе, как пастырь о заблудшей овце. И если ты не внемлешь моим словам, я сумею выполоть с поля сорную траву. — Ох, как всегда, вы прекрасны, достойнейшая из богинь! — воскликнул Уён с каким-то зловещим смехом. — Хватит! — прошипел Хонджун, и эта парочка всё же отвернулась друг от друга не без кислого выражения на лице. А в этот момент Сан, так и стоявший со скрещенными руками на полуголой груди, решил пройтись вперёд, лениво и вразвалочку. — Раз выбора у нас нет, — скривился он, покусывая внутреннюю часть щеки. — То придётся одну каждому прибрать себе? Что ж… Надо же выбрать самую симпатичную, чтобы хоть приятно было? Разберём сейчас, как нам надо? Чур, я уже выбрал, кажется. Кора, сидевшая в каком-то оцепенении на коленях, в ужасе уставилась на подходящего к ней мужчину. Сан шёл нарочито медленно, приближался к ней неспешным шагом, смотря с такой ехидной улыбочкой, что в жилах стыла кровь. Впрочем, страх, хоть и сковывал Кору, она всё же не дала ему выбраться наружу, отразиться на лице. Вместо этого она плотно сомкнула губы и с полным ненависти взглядом уставилась на подходящего к ней мужчину в наплечниках и боевым красным раскрасом на глазах. Очевидно, всё её мнение о нём прекрасно отображалось в глазах, и Сан улыбнулся, не размыкая рта. — Я надеюсь, ты не разочаруешь и не умрёшь быстро под когтями несчастной твари, — проворковал он, — я планирую поймать тебя побыстрее, недовольный пирожочек. У меня сегодня на тебя большие планы, раз мне предстоит обзавестись внезапной жёнушкой. Он протянул руку в воздухе, собираясь прикоснуться к застывшей от отвращения Коре, намериваясь взять её за подбородок. Но тут же отпрянул машинально на шаг назад, когда позади спины девушки послышался грозный рык. Она сама чуть не обомлела от страха, а потом вздрогнула, когда возле неё прошлась невероятно огромнейшая собака-чудище с тремя головами. И каждая из них скалилась и тихо рычала, глядя на Сана. С пастей медленно капала слюна. — Убери свою псину, — хмыкнул Сан, и мрачно поднял глаза. — Она не гидра, головы не отрастут, если отсеку. — Те, кто не любят животных, настоящие жестокие дикари, — рядом последовал вкрадчивый ответ с едва уловимыми нотками ехидства. — Неудивительно, что ты бывший бог войны. Призрачный холод словно сковал тело Коры, и она нервно подняла взгляд к появившейся возле неё фигуре в чёрным длинном плаще в пол. Казалось, сама смерть стоит рядом и удостаивает её своим вниманием. — Значит, тоже заявляешь права? — Сан сузил глаза, не переставая улыбаться. — Но, признаться, вкусы у тебя достойные, Сонхва. Любишь более утончённое. — Ты прав. Заявляю. Я первый обратил на неё свой взор и не собираюсь делиться, — последовал равнодушный ответ. На который Сан ехидно хмыкнул, всем своим видом показывая, что он клал болт на чужое мнение. Кора вздрогнула, когда к её лицу прикоснулась рука в чёрной кожаной перчатке. Пальцы осторожно взяли её за подбородок и приподняли голову вверх. И теперь она глядела на Сонхва перед собой, чуть склонившегося над ней, как мрачный демонический посланник. Из-под глубокого тёмного капюшона показались глаза, чернее, чем самая беспроглядная тьма. Они смотрели на неё спокойно, но в них также читалось нечто властное и жёсткое. И вся их поза — девушка на коленях перед мужчиной, держащей её лицо — была слишком какой-то вызывающей и унизительной. Кора резко дёрнула головой, силясь не заплакать от нервов. Но пальцы на подбородке резко усилили хватку, не давая дёрнуться. Усилились, и тут же ослабили нажим, вновь держа её лицо с осторожностью. — Нам стоит обсудить «Сильмариллион», — тихим размеренным голосом произнёс Сонхва, смотря на неё сверху вниз. — Я бы разобрал с тобой спорные моменты брака и любви человека Берена и эльфийки Лутиэн. За чашечкой кофе, разумеется. Тень улыбки дрогнула на его тёмно-вишнёвых губах, так выделяющихся на бледной коже. Рука в перчатке скользнула по её подбородку, оглаживая и шею, и нижнюю губу, но затем Сонхва быстро отошёл, а за ним побрёл гигантский, практически в его рост, трёхголовый пёс. Кора тяжело дышала, нервно сверля его спину. Уж никак она не предполагала, что этот человек с мнимыми аристократическими замашками будет таким же чудовищем наравне со всеми. Впрочем, всё её естество предупреждало её с перовой секунды их встречи, ощущая этот жуткий холод. «Знаешь, иногда, если кажется, то оно вовсе не кажется», — пронеслись в голове слова Уёна. Он ведь предупреждал зачем-то, открыто намекал, но она не придала значения его словам. Кто ж знал… Кора машинально посмотрела в сторону, находя взглядом Уёна. Он стоял спиной к ней, равнодушно рассматривая собственные ногти. Венок из лоз и винограда делал его образ каким-то беспечным и обманчиво неопасным. Казалось, он откровенно скучал, несмотря на усталый вид. Также само равнодушно втыкал Минги. Чонхо, Ёсан и Юнхо же флегматично прохаживались между пленницами, деловито рассматривая их лица и пугая до жути своими странными улыбочками. Кора нервно вжала плечи, вздрагивая, когда возле неё присело немаленькое тело. Сан опустился перед ней на корточки, облокачиваясь руками о колени. Своеобразная поза. Он заглянул ей в глаза, чуть склонив голову, а затем тихо произнёс: — У меня уже проснулся спортивный интерес, что ж в тебе бывший Аид нашёл? Дева как дева вроде бы, и получше видал. Но ты всё равно симпатяжка, у Хонджуна всегда хорошенькие девчонки получались. Так что не обессудь, поймаю тебя с удовольствием. Он улыбнулся шире, показывая белые зубы и проявившиеся ямочки. Кора забылась и вместо колкой реплики ответила ему грозным бурчанием. Это выглядело даже жалко, и вызывало в Сане приступ короткого веселья. — Встретимся в лесу, пирожочек, — он поднялся, разминаясь в плечах, и плавной уверенной походкой пошёл к Хонджуну, который их окликнул. Все остальные мужчины также неспешно подошли к своему верховному лидеру, как он сам себя называл, и встали в полукруг возле него. Одна Гера осталась стоять с гордо поднятой головой поодаль. Хонджун повернулся и окинул взглядом уже перепуганных пленниц. Некоторые выглядели так, словно вот-вот потеряют сознание. Деметра возле Коры задвигалась, с трудом приходя в себя, когда зазвучал властный мужской голос. — Послушайте! — громко, но не злобно произнёс Хонджун, заставляя обратить на себя внимание. — К сожалению, вам придётся тяжко сейчас. Я искренне не желаю вашей смерти, мои глупышки. Но вы должны бежать со всех ног, прятаться что есть мочи, пытаться выжить. Мои сыновья и братья подоспеют быстро, но всё же за это время вам надо продержаться. Семерых точно защитят, остальные должны дожить в лесу до утра, тогда вы уйдёте. И я надеюсь, вы сможете. Семнадцать моих дочерей и… одна подруга, три матери и две сводные сестры… Что ж, вам тоже придётся выживать. Хонджун поднял руку и щёлкнул пальцами. Раз, и девушки нервно выдохнули, когда невидимый пузырёк будто хрустнул в горле, возвращая голос. Два, и энергетические оковы спали со всех, и женщины синхронно свалились на влажную от тумана землю. Три, и на их телах вдруг выросли накидки-плащи из зелёного сукна. — Маленькая помощь, которую оказал Уроборос, — мрачно сказал Хонджун. — С ними мантикоры и другие твари никак не почуют ваш запах, но всё же увидят, так что прячьтесь хорошенько. И это всё не шутки. Отнюдь. Приготовьтесь бежать и выживать. Чтобы я мог вздохнуть спокойно и гордиться новообретёнными дочерями. Коре казалось, что всё, что она сейчас могла, это безумно таращить глаза, что она и делала последние пятнадцать минут. Всё было просто за гранью понимания. Всё, что говорили эти люди, было бредом, жестоким и антигуманным. Но одно она вдруг поняла точно — эти мужчины не воспринимают их, пленниц, всерьёз. Говорят такие страшные вещи в их присутствии, словно они неразумное зверьё. Им плевать на их ужас и страх. Они реально сейчас будут играть в эту немыслимую охоту. И огромный змей перед их глазами, и какая-то магия — всё это существовало! Жуткие твари по-прежнему скалились молча позади них, и десяток трупов лежал практически между живыми девушками. Кто-то из пленниц зарыдал навзрыд, одну даже стошнило. Хотелось бы поддаться панике и заверещать. Но, разумеется, Кора не сделала подобного. Она должна была собраться, взять в себя руки. И спастись, чёрт возьми! Сейчас, главное, удрать с мамой, а размышлять о сверхъестественном она будет… как-нибудь потом. Иного варианта нет, и придумать что-то за три секунды она не сообразила. Но когда в воздухе вдруг затрубил неизвестный, невидимый рог, и его какие-то утробные звуки китовым эхом разнеслись по округе, Кора не мешкала. — Вперёд, — громогласно скомандовал Хонджун. И она рванула одной из первых. Кора в три быстрых шага оказалась возле матери, подхватила её под руки, заставляя подняться, и понеслась прочь из парка прямиком в лес. Ведь был только этот путь вперёд. Второй быть был только назад — к этим тварям и мужчинам, где не было ни единого шанса избежать столкновения. Оставалось только принять правила на веру и попытаться удрать. И через две секунды остальные женщины, поддаваясь стадному инстинкту, подорвались и помчались следом. Кто с воплями, кто удивительно молча, сцепив зубы. Ким Хонджун, заложив руки в карманы белоснежного одеяния, мрачно и уныло смотрел вперёд, на удирающих со всех ног девиц. Жалкое было зрелище, и многих из них он явно видел в последний раз. Ему действительно было жаль. Он не желал зла своим детям, как тот же его отец. Даже своего сына Ареса, который теперь носит имя «Сан», он хоть и ненавидел за прошлые делишки, но не стремился прибить. Жажда обладать кем-то красивым и молодым осталось у него даже после несколько вековых снов, как и последствия после этого — дети. Но в этом мире он тайком оставлял их, не желая, чтобы их нашла ревнивая Гера, обожающая изничтожать его отпрысков. «И даже сейчас ничего не изменилось, — хмыкнул про себя Хонджун, флегматично смотря, как после второго звука боевого рога исчезают цепи с мантикор и Минотавра, и они все мчатся в лес. — Всё так же… Я восполняю силы на стороне, Гера психует, дети срутся между собой, мы пытаемся выживать… По сути, ничего не поменялось.» — Наверное, в этом мире учёные правы, — сказал вслух Хонджун, словно обращаясь к Юнхо, поравнявшегося с ним. — Они ведь доказали, что кровосмешение — это очень вредно. Инцест — дело плохое для будущего поколения. Может, оттого мы такие все обреченные и развратившиеся? — В наше время это было нормой, — Юнхо равнодушно пожал плечами. — И раньше было веселее — всё решала сила. А теперь мы скрываемся от простых смертных, как жалкие шакалы, как все твои любовницы от ревнивой жены, — он усмехнулся. — Что ж, это карма за наше разгулье? Но, в целом, даже сейчас мне живётся неплохо. Если не считать жены, которую ты мне навязываешь, братец. — Лучше поспеши, — усмехнулся Хонджун. — А то всех хорошеньких растащат быстро, или сожрут эти твари. Убью нахрен, если без моей дочери хоть один вернётся, — обратился он уже ко всем остальным, мрачно хмыкая. Рог протрубил в третий раз, и семеро богов, как ночные тени, исчезли с поляны, и только трава под ними вздымилась, говоря, что на этом месте только кто-то стоял. Хонджун же мысленно призвал помощь, и она явилась к нему: из-за полусгоревшего пансионата появился кентавр Чан, который когда-то носил имя Хирон. Подле него шёл высокий худой юноша Хёнджин, тоже сменивший это имя с уже забытого Асклепий. Ученик и учитель, оба достигшие высот в искусстве врачевания. Им он и передал пятерых раненых девиц, оставшихся на поле у парка. Точнее, уже четырёх — пятая скончалась на носилках, её оставалось хотя бы достойно похоронить. Но только его помощники ушли, Хонджун услышал отчётливый громкий всхлип. Он вздохнул, закатывая глаза, а затем медленно развернулся. Гера стояла напротив него, спиной к догорающему дому, и от отблесков огня была похожа на сияющего кровавого демона. Её красивое лицо скуксилось, красная помада растёрлась по щеке. — Как бы я не менялась, чего бы не творила со своим лицом и телом, ты всё равно ищешь что-то другое! — всхлипнула она. И явно преувеличивала в своей актёрской игре. Это женщина умела хорошо лишь гневиться, но Хонджун не стал прерывать её спектакль, а то худо будет — получит дополнительные полчаса к трагикомедии «ты мне ещё и не веришь». — Дело не во внешности, ты же знаешь, — вздохнул Хонджун. — Мы слишком рано поженились. Я поддался на твоё требование, а теперь мы проклятые супруги с нерушимой связью. — Точнее, я не дала себя взять без брака, а ты так хотел меня, что с дуру согласился, — хмыкнула она. — Только вот я одна несу это бремя, а ты всё развлекаешься, даже спустя века. Ненавижу тебя! Хонджун уклонился, впрочем, как и всегда: он развернулся корпусом, когда мимо него пролетел нож, а затем упал куда-то в траву. Любимая фишка его жёнушки — в ссоре кидаться в него чем-то — то едой, то посудой, то ножами или мечами. Короче, всем, что попадётся под руку. Один раз ей даже понравился современный дробовик, но от отдачи выстрела Гера сама себе нечаянно сломала ноготь и ещё больше распсиховалась. — Как я устал, — пробурчал себе под нос Хонджун, разворачиваясь обратно и смотря, как Гера с завываниями удирает обратно в горящий пансионат, исчезая в рушащихся обломках. Ему было лень играть в эту игру, но он пошёл следом. Ибо понимал, что обязан пойти. Хонджун слишком хорошо знал Геру — ей нужна была показная драма, трагедия, всплеск эмоций, и чтобы он обязательно побегал за ней, поуспокаивал, повымаливал прощение. Игнорирование и молчание от него были бы смерти подобно, а пострадало бы куча другого невинного люда. Гера всегда так поступала — наказывала его окружение, любовниц, детей, чтобы насолить ему, тому, кому сама ничего не могла сделать. Снаружи пансионат выглядел как пылающий ад, огонь охватывал его стены, крыша рушилась, и яркие языки пламени взметались в небо. Но внутри всё было еще страшнее: горячий воздух обжигал кожу, и густой дым окутывал всё вокруг. Скрипящие и ломающиеся деревянные балки, огненные вспышки и ослепительный жар казались непроходимым барьером. Но Хонджун шагал внутри спокойно и уверенно, будто огонь вокруг вовсе не существовал. Волны жара расступались перед его магической аурой, словно признавая его власть над стихиями. Он шёл по горящему коридору, острые глаза быстро подмечали любые детали: ковры и гобелены, некогда роскошные, теперь были покрыты пламенем, столы и стулья, превращённые в угли, падали и ломались под ним. В поисках своей жены, Хонджун прошёл через зал, где пламя было наиболее интенсивным. Огромная люстра, свисающая с потолка, уже начала плавиться, превращаясь в капли расплавленного металла. А в следующей комнате он и обнаружил свою разгневанную актрису. Впрочем, она явно сменила сюжет следующей сцены. Гера полусидела на длинном столе, опираясь об него ягодицами, и вытянула вперёд скрещённые стройные ноги. Она немного откинула голову назад, выгибаясь в спине, и поза её была достаточно соблазнительна. Позади горели шторы и шкаф, но Гера явно не обращала на такой пустяк внимание. — Я тут подумала, — вздохнула она, — у нас с тобой снова всё стало слишком однообразно. Она крутанула одной рукой, в которой оказался очередной невесть откуда взявшийся нож, и сжала рукоять. Хонджун в два шага оказался возле неё и перехватил её кисть, когда она попыталась всадить клинок ему в грудь. Её рука дрожала от ярости, но Гера смотрела на мужа с безумной улыбкой. Он смотрел в ответ спокойно, держа её злобно трясущуюся руку. Но та вдруг замерла и расслабилась. — Как бы я тебя не ненавидела, как бы не хотела разорвать, но ты такой красивый и возбуждающий, — промурлыкала Гера, чуть склоняя лицо. Даже полусидя на столе она была выше своего мужа на голову. — Дорогой, как будешь в этот раз вымаливать прощение? — А что ты хочешь? — спросил Хонджун, не сводя с неё хищного взора. — Ударить меня в грудь? Знаешь же, что это не убьёт. Но если приятно раскромсать меня, то пожалуйста. Ты заслужила. Этого ты хочешь? — он отпустил её руку с клинком, давая ей свободу. Но Гера не ударила его. Она медленно развернула нож, и концом лезвия плавно разрезала декольте платья, увеличивая его, и сочные налитые груди ещё больше вывались в разорванном лифе. — Я хочу нового общего ребёнка, — сказала Гера, отшвыривая от себя нож. А затем схватила Хонджуна за волосы на затылке и заставила его зарыться носом в свою грудь. — Ох, дорогой муж, давай, ты уже столько настругал! Так сделай мне божественное дитя, чтобы я отвлеклась на время. Как же я ненавижу тебя, — засмеялась она, продолжая елозить его лицом по своим сиськам. Хонджун не сопротивлялся, и уже даже размяк, позволяя ей душить себя своими прелестями. — Ах, Гера, как же мне нравится наша нынешняя разница в росте, — улыбнулся он ей куда-то в ложбинку, — ты так легко всегда можешь пригреть меня на груди. — Хонджун! — вздохнула она, а затем широко развела ноги, резко обхватила ими мужа за ягодицы, чтобы сильнее вжать его тело в себя. — Заткнись, наконец-то! И отрабатывай своё мерзкое поведение и поступки. Если я останусь не удовлетворена, то сожгу всех дотла даже после ритуала. Так что давай, работай. Хочу прямо на этом столе, в сгорающем рушащемся доме. Какая прекрасная метафора нашему браку! — Ах, Гера! — Хонджун разогнулся, закатывая глаза. А затем резко толкнул её на стол, махом закидывая обе ноги жены себе на плечи и расстёгивая ширинку. — Какая же ты чокнутая баба. За что мне всё это? Но если честно, по-другому было бы скучно. В таких «примирениях» — самая прелесть. — Дорогой! — взывала Гера, тут же ощущая разряд тока по телу, а затем и грубое животное проникновение. Прямо так, как она и хотела. Чонхо и Юнхо, оказавшиеся в лесу рядом с друг другом, и пока не разбежавшиеся, одновременно развернулись, глядя обратно куда-то в парк на жуткий звук. Ведь в горящий особняк только что ещё и ударила молния. А затем ещё и ещё — ночное небо озарялось яркими вспышками и трещанием, и крыша особняка разлеталась в щепки, помимо того, что всё просто было охвачено пламенем, и запах гари долетал аж в лес. — Кирпич мне в рот, вот это поворот! — присвистнул Чонхо. — Что там происходит? Супруги подраться решили, вспомнить былое? Убивают там друг друга, что ли? — Нет, кто-то так вымаливает прощение, — мрачно усмехнулся Юнхо, глядя, как вдалеке в пансионат то и дело бьют молнии. — И ведь только Гера способна выдержать его в настоящем обличье. — О да, — скривился Чонхо, — помню, мамку Уёна Хонджун так и спалил, когда она попросила явиться перед ней в истинном обличье. Гера ведь тайком подговорила её на это в чужом образе, зная, что только она сама способна на близость с мужем в его настоящем виде. Они решили вспомнить былое в старых развлечениях? Извращенцы. — Извращенцы, — согласно кивнул Юнхо. — Но кто мы такие, чтобы судить? — Думаешь, это фраза нас обеляет? — Нет, конечно. Но приятно её добавлять. Впрочем, чужие развлечения — не наше дело. Нас ждут наши. — Беру себе Ромунду с кудряшками, — быстро сказал Чонхо. — Да пожалуйста, мне плевать, — оскалился Юнхо, уходя в глубь леса. — Всё равно лишь надо исполнить ритуал, жениться. Не обязательно делать жену бессмертной. Потом и утопить можно будет. Как не насолить любимому братцу? — Любовь к ближнему у нас в крови, это семейное, — тихо буркнул себе под нос Уён, подслушивающий их на дереве. Он быстро развернулся и шмыгнул на новые ветви, и вращающиеся лозы ему в этом ловко помогали. — Счастливая семья, ничего не скажешь.