Под маской тьмы

Прямо перед мной на стуле сидел Разумовский. Я не сразу его узнал: он перекрасил волосы в тёмно-каштановый, почти как у меня, цвет, подстригся коротко. Под меня косит, что ли? Непривычно было видеть его не рыжим и не с длинными волосами. Однако комплекция его тела оставалась такой же: слегка худоват, но обтягивающая водолазка подчеркивала подкаченные руки и пресс. Я таким уже не мог похвастаться, полностью загубив. Рядом с Сергеем стоял Волков, наставив на меня пистолет. Его было ещё сложнее узнать — в последнюю нашу встречу мужчина смахивал на террориста из какой-нибудь зарубежной страны. А сейчас его волосы тоже покрашены, только в более светлый цвет, он сбрил бороду и немного изменил прическу. Взгляд не изменился: такой же хмурый, готовый в любую секунду броситься в атаку, если потребуется. Действительно, ручной пёс короля. Оба были одеты в спортивные костюмы: у Разумовского серый, у Волкова черный. Спортсмены выискались. Хотя такой стиль точно не нравился Сергею, поэтому его олимпийка была лишь наспех накинута на плечи. Они появились прямо у меня в гостиной, в квартире, которую я, между прочим, запер на ночь, и оба улыбались, как будто пришли к старому другу поздравить его с чем-то радостным. Ах, если бы. — Ну, здравствуй, Игорь, — снова раздался в тишине голос Разумовского. — Здравствуй, как же ты жив остался? — старался я спросить более спокойно. — Ты же умер! Я видел! — удивлённо сказал я, в голове прокручивая события того дня. — Что ты видел, Игорь? Кровь? Дроны? Игорь, да я же все подстроил. Неужто ты думал, что я, Сергей Разумовский, могу умереть от дронов, которыми сам же управлял? Это же глупо. Это слишком глупо было бы даже для тебя... — усмехнулся Сергей. — Но я вкратце расскажу, как все было. — Ещё один монолог злодея? — уточнил Волков, не скрывая улыбки. — Да. И не дай бог, ты меня перебьешь... — повернулся к нему Разумовский. — Ещё пять пуль, Серёж? Снова повторяешься. — А мне казалось, что я наблюдаю за ссорой пары. — Ты же броник надел? — Надел. Но пять пуль это все равно больно. — Так и быть, сегодня обойдемся без стрельбы, — произнёс Сергей, махнув рукой, и вновь перевел свой взгляд на меня. Глаза блестели золотом, конечно. — Вы долго будете трепаться не по делу? Мне на работу вставать завтра, — хмуро спросил я, поглядывая на настенные часы, стрелки которых уже перешли за три часа. — Ты же охранником на стоянке работаешь, отоспишься на работе, — ехидно заметил Разумовский. — Ну так вот. Как я заставил тебя поверить в свою смерть, инсценировав ее прямо у тебя на руках? Как же это было трогательно, я часто возвращаюсь к этому дню... Если вкратце, вместо пуль у дронов были капсулы с кровью и микровзрывчаткой, которые сдетонировали при столкновении с поверхностью. Впервые Волков мастерил такие маленькие бомбы. Прям не его уровня работа была, но что поделать. Заряды получились немного сильнее, чем нужно. — Нанял бы ювелира, — буркнул Волков. — Да уж... В общем, это все равно было больно, у меня даже остались шрамы, но раны были только на коже. В рубашке остались дырки, кровь текла и моя, и та, что была для пущего эффекта в этих пулях, но я не получил серьёзных повреждений. Изо рта кровь потекла, стоило мне раскусить капсулу с кровью. Она, конечно, большая, зараза, и здорово мешала, но это был здоровский спецэффект, согласись. Ещё знакомый врач подобрал лекарства и дозировку, рассчитал примерное время и снабдил меня препаратом, замедляющим пульс и дыхание — что-то вроде общего наркоза. Введение осуществлялось автоматически, тем не менее с этим устройством тоже пришлось повозиться. Если бы мы немного выбились из графика, я бы упал в обморок ещё до ранения, но все получилось как надо. А ты, видимо, так сильно жаждал моей смерти, что не стал ничего толком проверять. — Да не хотел я твоей смерти, не выдумывай, — сказал я, слегка опешив. — Не перебивай, ты же знаешь, чем это чревато. Так или иначе, Игорь, черт возьми, ты даже не проверил мой пульс! Я возмущен: зачем я тратился на лекарства, просил подобрать препарат, замедляющий сердце, рисковал своим здоровьем, если ты даже не пощупал пульс! Это позор, Игорь! — возмущенно жестикулировал Разумовский. — Знаешь, самый жуткий момент был, когда появилась Лилиана. Я слышал лишь обрывки вашего противостояния, но даже этого хватило, чтобы понять, насколько всё было жестоко. Признаю, это было необходимо, — проговорил он, сделав паузу. Казалось, стоило ему начать разговор о сестре, как голос стал более спокойным. — Если бы я поступил иначе, никто — даже она — не поверил бы в мой замысел. Когда её пальцы коснулись моей кожи, мне хотелось всё бросить, встать и рассказать ей правду. Но мой план должен был быть безупречным, без единого изъяна. Поэтому мне пришлось… — Я тебе очень сочувствую, — пробурчал я, чувствуя, как его слова исходят прямо из глубины души. Но если Лилиана узнает правду… даже представить страшно, чем это для нас обернётся. — А дальше дело техники. Волков договорился с труповозкой, патологоанатомом, экспертами, похоронным бюро. Всех в этом мире можно купить. Кроме, наверное, тебя, Игорь... Мою могилу можно найти на Волковском православном кладбище. Разумовского кладбища я не нашел, к сожалению; если бы оно было, я бы, конечно, похоронил себя там. Могила скромная, ведь у меня нет родственников и хоронили меня за счет государства. И, кстати, Игорь, ты не пришёл на мои похороны, даже не поинтересовался, как же так? — с наигранной грустью в голосе спросил он. — Ну ты уж не серчай, занят был: суд, все дела. Да ты и сам знаешь, — ответил я, махнув рукой. После смерти Разумовского, мне нужно было думать о своей жизни, но никак о мёртвом человеке, который заварил всю кашу и попытался всё исправить. — Да, только это тебя и оправдывает. В общем, все формальности соблюдены, все документы в порядке, свидетельство о смерти есть, справку о захоронении можешь запросить в любой момент. Но вот он я! — темноволосый резко поднялся с места, прикладывая кулак к сердцу, будто пытался доказать мне очевидное. — Ах, ты бы знал, как хлопотно скрываться ото всех. Разумовский начал медленно ходить по комнате, а Волков поглядывал на него, но при этом не сводил надолго глаз с меня и пистолета, будто я мог что-то сделать. Да и какой в этом смысл? Моя борьба с ними закончилась в тот момент, когда сестра воткнула в меня ручку, поставив в наших отношениях твёрдую точку. И она была права: я должен жить, продолжая страдать. С пониманием, что больше не смогу кому-то помочь, даже самому себе. — Фальшивые документы, фальшивые имена, на одну краску для волос сколько денег уходит... Но что поделать, не мы такие, жизнь такая. Всё, Олег, можешь перебивать, я закончил, — выдохнул Разумовский, останавливаясь. Его взгляд был направлен в окно, как будто там находились все ответы на его вопросы. — Да я, в целом, ничего не хотел сказать, — пожал плечами Волков. — Так зачем вы пришли? У твоего дружка по-прежнему фляга свистит, ему бы в ПНД наведаться, а вы шляетесь по квартирам и докапываетесь до бывших полицейских, — сказал я, обращаясь к Волкову. — Не переживай за нас. Свистим флягами вместе, в ПНД даже не собираемся. Плавали, знаем, ничего там хорошего. Впрочем, кто бы говорил про фляги, Игорь. Галлюцинации, вспышки ярости, не так ли? — усмехнулся Волков. — И глаза какие-то подозрительные, да? Точно такие же, как у Лилианы и Серёжи. Хотя, знаешь, я готов поспорить: в Лили что-то есть. Что-то чужое. Вторая личность, как у тебя! — Он ткнул пальцем в Сергея, но тот ответил холодным, грозным взглядом золотых глаз. Тема Лилианы для Сергея была болезненной и запутанной. Слишком много недосказанного тяготило его. Слишком многое осталось невысказанным: о второй личности, о её истинной природе, о том, кто он на самом деле. А главное, о том плане, который он так и не решился раскрыть ей. — Что? Вы откуда знаете? — удивился я, чувствуя, как плечи невольно напряглись, поднимаясь вверх. Но в следующую секунду я взял себя в руки и позволил напряжению уйти, успокаивая пылающее любопытство в груди, едва Волков задал свой вопрос. — Игорь, мы с тобой теперь втроем особенные, — хищно улыбнулся Разумовский. — Точнее, вы с этим бедолагой. Он видит Птицу, а у тебя что? Собака какая-нибудь? Что ты видишь? — Ну... У меня нет таких чётких галлюцинаций. У меня... Да вы же сами всё знаете, — подхватился я. Они определённо залезли в базу клиники, удивительно, что они ещё смогли выбраться оттуда во второй раз. — У врачей — даже у психиатров, даже у Рубинштейна, к которому ты ходишь на приемы, — очень плохой почерк. Я половину не разобрал. Поделись по старой дружбе, — склонил голову чуть набок Сергей. Я знал, что в этот момент моя сущность внушает гораздо больше страха, и это далеко не была собака. Какие же у них с Волковым безумные сейчас рожи, кто бы знал... — У меня бывают вспышки ярости. Видения, какая-то большая черная тварь, похожая на... Я хотел бы сказать, что это может быть ангел с окровавленными крыльями, но решил не доставлять Разумовскому радости от того, что тот почти угадал мои видения. — Я не знаю, на животное какое-то. Иногда слышу голос, — я отвернулся в сторону, прикрывая глаза. Вспоминать это существо не хотелось: казалось, будто оно вновь войдёт в эту комнату. Пусть таблетки Рубинштейна и имели различные свойства, уже который день я не мог спокойно спать. — И он говорит, что грядет война, что ты должен готовиться, что скоро настанет время, когда всё изменится? — уточнил Разумовский. — Что? — удивленно проговорил я, смотря на Сергея. — Да. Откуда знаешь? — врать не хотелось, особенно тогда, когда я мог получить ответы. — У меня такая же ерунда в голове крутится целыми днями, — покрутив у виска, произнёс Разумовский. Взгляд Олега поменялся: видимо, эта фигня доставляет неудобства сразу двоим. Я на пару секунд задумался. — Постой, если сейчас со мной говорит Птица, то ты и есть галлюцинация, ты крутишь голоса у Разумовского в голове, — добавил я, скрестив руки на груди. — Раньше действительно ди-джеем на этой вечеринке был только я, — согласился Разумовский, кивнув. — Но со временем что-то изменилось, и галлюцинации начались у всех личностей. — Печально, когда ты сам сбрендил, но когда сбрендила твоя вторая личность... — усмехнулся я, боясь представить, какая вакханалия происходит в голове у Разумовского каждый день. Мои проблемы казались не такими страшными, как их. — И как ты думаешь, что это всё значит? Не догадываешься? — слегка прищурившись, спросил Разумовский. — И что это значит? — Да я вот у тебя хотел спросить, вдруг мысли какие есть на этот счет. Я вообще без понятия, — ответил Сергей и развёл руками. — Так, а приперся ты ко мне зачем? — спросил я. — Неужто думал, что увидишь здесь Лилиану? — Что? Лилиана тут каким боком? Увижу её здесь? Она сюда никогда в жизни не пойдёт! — воскликнул он, повысив голос не на меня, а на саму мысль о Лилиане, и я невольно уловил в его тоне что-то большее, чем просто раздражение. — Я же говорю: думал, вдруг ты что-то интересное, новое знаешь, но, я так понимаю, здесь глухо. Ладно, мы пойдём, значит. Если понадобится помощь, мы тебя найдём. — С чего ты взял, что буду помогать? — спросил я напоследок. — Из-за чувства вины, — хмыкнул Олег. Они собрались уходить, и я было дернулся. — Не вставай, Игорь, досыпай спокойно, тебе на работу завтра, — предупредил Волков, снова направив на меня пистолет. — Может, прикончить его? — спросил он, только сейчас снимая оружие с предохранителя. — Нет, не надо. У человека, вон, карьера в гору пошла, его стоянка без него загнется, — усмехнулся Разумовский. — Мы тихо-мирно уйдем, а Игорь тихо-мирно будет досыпать. Они ушли, я не стал их преследовать. Да и что я мог один без оружия? Это явно бы плохо кончилось. Я, конечно, отчаянный, но не самоубийца. И сообщать не сообщишь. У виска покрутят, да и только. И что это вообще было? Приход от новых успокоительных, которые мне на днях выписал Рубинштейн? Нет, конечно, мне это все не привиделось. Лампа же оставалось включенной, а хлопок двери точно не слуховая галлюцинация. Разумовский жив. Я только не знал, чем мне может помочь эта информация.

Три недели спустя

В складском помещении, пропахшем пылью и картоном, я стояла, стиснув зубы, пытаясь справиться с волной гнева, накатившей на меня. Тусклый свет лампы над головой мерцал, будто подчеркивая напряжение в воздухе. Я резко повернулась к Ксюше, которая лишь безразлично пожимала плечами, как будто ее ошибка — это всего лишь незначительное недоразумение. Подумаешь, уже третья за эту неделю! — Ксюша, твою мать! — мой голос сорвался на крик, эхом разлетевшись по пустому складу. Я уперла руки в бока, опустив голову, чтобы хоть как-то сдержаться. Вздохнув, я продолжила говорить как можно спокойнее в этой ситуации, не хватало мне ещё девичьи истерики выслушивать. — Как я теперь буду это разруливать с начальством?! Каждое слово отдавалось в висках пульсирующей болью. Она, как всегда, выйдет сухой из воды — любимица босса, его неприкосновенная фаворитка. А мне? Мне достанется сполна. Я сжала пальцы в кулаки, чувствуя, как ногти врезаются в ладони, оставляя небольшие следы. Отпуск? Да какой там отпуск! Мечты о свободе можно смело выкинуть в мусор. В голове неожиданно всплыл образ Олега. Что бы он сделал на моем месте? Я задумалась, уставившись в одну точку. Его решительность всегда восхищала меня, но эти размышления оказались недолгими. Звук тяжелых шагов по лестнице заставил меня очнуться. Я подняла голову в тот момент, когда Юрий Владимирович уже стоял в нескольких шагах от меня. Рубашка, будто на размер меньше, облегала его тело, выпячивая его живот вперед. Хотя даже с таким телом его голос, обычно строгий, разрезал воздух, словно нож: — Лилиана! Где товар, который должен был уже быть у нашего клиента? Или ты понятия не имеешь, что такое работа с мультимиллионером?! — практически плевался он слюной, смотря на меня, а лучше бы взглянул на свою любимицу, которая стояла в сторонке, будто это вовсе не её вина. Я видела, как на его виске опасно пульсировала жилка, выдавая его бешенство. Юрий Владимирович всегда был жестким, но если что-то шло не так с моей стороны, он терял остатки человеческого облика. Сегодняшняя ситуация была верхом унижения перед Ксюшей, которая молча наблюдала за сценой с невозмутимым видом. Я подняла голову, ощущая, как гнев разливается по всему телу, будто кипящая лава. Мой взгляд встретился с его глазами, которые смотрели на меня с высокомерием. Собрав всю решимость, я шагнула вперёд, полностью уверенная в своих мыслях. — Знаете, Юрий Владимирович, — начала я холодным голосом, в конце усмехнувшись, ведь понимала, что вся эта конторка развалится, стоит хорошему работнику уйти. — Я увольняюсь. Пауза. Его глаза расширились, но я не дала ему и шанса перебить меня: — И теперь весь ваш товар, — я интонационно подчеркнула каждое слово, — висит на вашей любимой Ксюше. Да-да, той самой, с которой вы трахаетесь, даже не удосужившись закрыть дверь для приличия. Ксюша побледнела, а он остолбенел, но я не остановилась: — Теперь разбирайтесь с ней. В вашем излюбленном стиле. — Мои слова прозвучали как плевок, как яд, который я наконец-то выплеснула наружу. Я развернулась и направилась к выходу, чувствуя за спиной шокированные взгляды. Пусть теперь сами разгребают то, что натворили. Я слишком долго мирилась с неуважением в этом месте ради денег, но даже они уже не привлекали. Дверь склада со скрипом захлопнулась за мной, и на мгновение я остановилась, чтобы глубоко вдохнуть холодный ночной воздух. Руки еще дрожали, но внутри я ощущала странное облегчение. Как будто огромный камень, который годами давил на грудь, вдруг исчез. Я шла по пустынной улице, чувствуя, как гнев постепенно сменяется усталостью. Где-то вдалеке глухо стучал поезд, а в кармане телефона один за другим начали появляться сообщения. Я знала, от кого они, но не торопилась открывать. Юрий Владимирович не успокоится — это было понятно. Возможно, он попытается «вернуть» меня, ведь такого удара по своей репутации он еще не получал. Но я больше не собиралась играть по его правилам. Телефон зазвонил, нарушив тишину. Я вытащила его из кармана и увидела имя на экране: «Хольт. Не брать. Ни в коем случае». Сердце замерло на мгновение, но любопытство взяло верх. Прошлая наша встреча заставила меня задуматься о многом, хотя часть слов Августа оставались для меня загадкой. Проведя пальцем по экрану, я приняла вызов. — Здравствуй, darling, — раздался низкий, слегка насмешливый голос. По моей спине прошли странные мурашки прошлого: когда-то он действительно так называл меня в моменты полного уединения, без других людей. При служащих мы были и вовсе незнакомцами, и только в его большом и одиноком кабинете мы могли быть собой. — Сразу к делу. Я знаю, что с тобой произошло. И да, прекрасно помню, что мы решили разорвать все связи. Но у меня есть кое-что, что может тебя заинтересовать. Если откажешься помочь, никогда не узнаешь, что я хотел рассказать в прошлый раз. Теперь у меня есть доказательства. Август говорил быстро, чуть сбивчиво, но для меня его интонации были слишком знакомы. Он всегда так звучал, когда хотел манипулировать или спешил скрыть что-то важное. Что же на этот раз? Опять пустая угроза или действительно что-то стоящее? Я обвела взглядом окружающее пространство: узкий переулок тонул в сумерках. Свет фонарей выхватывал из темноты мокрый асфальт после недавнего дождя, несколько припаркованных машин и редкие фигуры прохожих. Никаких лишних свидетелей. Глубоко вдохнув, я наконец заговорила, стараясь вложить в голос больше сарказма, чем интереса: — Ну здравствуй, Август. А я уж надеялась, что больше никогда не услышу твоего голоса. Ты, как всегда, плюёшь на все правила, — вздохнула я, опираясь на стену здания, благо, та была чистой. — Так что же тебе нужно? Очередная пустышка? Или ты снова хочешь поговорить о наших забытых отношениях? — я едва сдержала улыбку, наслаждаясь собственной иронией. На том конце провода повисла короткая пауза, затем голос Августа изменился. В нём больше не было насмешки — только серьёзность, от которой мне стало не по себе. — Это не телефонный разговор, — сказал он. — Ты знаешь, где меня найти. Садись в такси и приезжай. Всё объясню на месте. И прежде чем я успела ответить, линия оборвалась. Как всегда, не давая вставить слово, Август пропадал. Он любил оставить последнее слово за собой, даже спустя столько лет… Хольт не изменился, и это в какой-то степени меня огорчало. Я осталась стоять посреди безлюдного переулка, чувствуя, как холодный ветер пробирается под куртку. У меня был выбор: оставить всё как есть, вернуться в свою квартиру, утопив любопытство в чашке горячего чая, или рискнуть и поехать к Августу. Чувство, что эта встреча может изменить всё, разгоралось внутри, как неугасимый огонёк. И я вызвала такси.