Под маской тьмы

На утро Серёжа и правда не помнил, что происходило ночью. Конечно, мусор штукатурки вызвал у него вопросы, как и у Рубинштейна, который решил навестить нас. Нам повезло, что он свалил всё на погоду, из-за которой и посыпался потолок. Только я знала правду, которая теперь стоила мне жизни. — Как себя чувствуешь? — спросила я Серёжу, подвигаясь ближе к решётке. Рубинштейн вновь дал какие-то таблетки, из-за которых теперь кружилась голова. Один плюс — меня не мутило, как это было в прошлые разы. Может, этот чокнутый изменил форму или вовсе придумал новый препарат, заставляющий меня подчиняться ему. — Паршиво, — грустно усмехнулся Разумовский, пальцами растирая виски. — Птица давно не выходил на связь, и это не радует Рубинштейна, — хмыкнул парень, а после повернулся ко мне. — Я ему не интересен, как та личность, живущая внутри меня. Я сочувственно смотрела на него, протягивая сквозь прутья свою руку. Поехавший доктор даже перестал связывать нас, конечно, что мы могли сделать здесь под таблетками. Я не могла похвастаться тем, что даже стоять без чужой помощи не могла. Таблетки словно высасывали мою жизнь и энергию, оставляя после себя только овощ, которым теперь я, к сожалению, являлась. Пальцы у Серёжи тонкие и холодные, мне хотелось согреть их, однако у самой кровообращение в организме было не лучше. Нам оставаться только сцеплять пальцы, чувствуя друг друга и то, что мы не одни. Только у Серёжи был Олег, который в любом случае спасёт его. Вытащит из этой темноты, возможно, даже вылечит — и парень сможет начать новую жизнь. А что насчёт меня? Даже если они помогут мне выбраться, у меня нет места, куда я смогу пойти. И эта мысль тревожила меня. Хотя больше злил Птица, из-за которого мы оставались в этом месте. Сколько потребуется времени, чтобы его план осуществился? Неделя, месяц, а может, и вовсе год. Боюсь, что к тому времени от моей головы останется только одно название, ведь внутренности будут превращены в месиво благодаря Рубинштейну. — Ты сегодня слишком задумчива, — тише сказал парень, прерывая мои мысли. Моя рука слегка вздрогнула. — Рубинштейн что-то сказал тебе? — Нет, — мотнула я отрицательно головой, прикрывая глаза. Хотя это было плохой идеей, даже от такого мелкого действия голова слегка закружилась. — Просто... Наверное, действие таблеток, из-за них разум затуманивается, — ответила я, на что парень нахмурился. — Мне жаль, что я не могу ничего сделать... Видимо, даже Птица смирился с тем, что я нахожусь здесь... — Я кусала губы. Нет, Птица далеко не смирился, он жаждет свободы так же, как и ты, Серёжа. Правда, им больше руководит месть, чем само чувство свободы. Да и Олег... Верно, Волков не позволит тебе сидеть здесь долго, даже если это будет противоречить затеям Птицы. Темноволосый казался тем человеком, за спиной которого можно смело стоять и не бояться. И это вызывало у меня улыбку, хотя бы у кого-то была семья. Серёжа сильнее сжал мою руку, мне даже показалось, что что-то хрустнуло. — Дорогуша, он же не глупый и поймёт, если что-то не так. — Я подняла взгляд на Птицу, чьи золотые глаза прожигали меня. — Не поймёт, — проговорила я, отдёргивая свою ладонь. — Не заставляй меня появляться чаще и причинять тебе боль... — Его голос был грубым, будто он действительно не блефовал. — Тебе и так достаточно боли от Рубинштейна, верно? Я молчала, не собираясь играть в его игры, которые вытягивали у меня эмоции. Зачем? — Не молчи, — он вцепился в прутья, подвигая своё лицо практически впритык. — Давай, скажи что-нибудь! Скажи, что ненавидишь своего брата! Ненавидишь этого чокнутого, который ставит опыты на твоём теле! Скажи! Его голос словно окутывал всё пространство, доходя до каждого моего нерва. Я зажала руками уши, будто это могло меня спасти от его голоса. Однако он, словно змея, извивался в моей голове, заставляя чувствовать эту ненависть. Повторяя раз за разом, что происходило со мной здесь. Повторяя, что в этом виноват только Гром... — Скажи мне, что ненавидишь! — Я не видела его лица, но точно знаю, что тот улыбался. — Что тебе это стоит? — Да, ненавижу! — крикнула я, оборачиваясь. — Ненавижу Рубинштейна! Ненавижу чёртового Грома! Ненавижу тебя! — Дойдя до решётки за два шага, мои глаза горели яростью. — Ненавижу тебя, Птица, ведь из-за тебя я до сих пор здесь! Ненавижу! Слышишь! Ненавижу... — Прекрасно, — протяжно сказал парень, смотря в мои глаза. — Золото тебе подходит куда больше, — он протягивал пальцы к моему лицу, а я стояла в оцепенении. Он трогал мою щеку, слегка касаясь век. — Ярость — это единственное, что может спасти тебя, дорогуша. Ни я, ни Серёжа, никто либо другой в этом мире. Только ты и твоя истинная натура, которую ты скрываешь, — он говорил медленно, проговаривая каждое слово, которое после застревало во мне. Я сглотнула, пытаясь осознать сказанное. — Ты никогда не полагалась на других, так в чём смысл полагаться после? — хмыкнул он. — Чего ты добиваешься? — прошептала я. Мои виски гудели от собственных криков. — Добиваюсь? — ухмыльнувшись, произнёс Птицы, отходя от решётки. — Всего лишь показываю, какая ты настоящая. Мне хотелось задать ещё вопросы, но мой взгляд повернулся в сторону железной двери. Кто-то открывал её, не торопясь. Я вновь посмотрела на Птицу, но вместо него был только уставший Серёжа, который сидел у стены. Я поджала губы, смотря на него. Мне так хотелось поговорить с ним, почувствовать спокойствие рядом с рыжеволосым. Подтвердить теории парня о Птице внутри него, но сюда заходит Рубинштейн. Обычно он направлялся к парню, но сейчас доктор стоял напротив моей клетки. — Что это я вижу? — улыбался он практически до ушей. — Неужели я смог добраться до тебя? — Рубинштейн смотрел прямо в мои глаза, и мурашки прошли по телу. Мои глаза оставались золотыми, и, как бы я не старалась, в норму они не возвращались. — Нам столько предстоит с тобой дел! Увозим её, — проговорил он своим подчинённым, которые оставались за спиной. И вновь чёртов дротик, от которого не смогла увернуться. Стараясь смягчить своё падение, я держалась за решётки. Однако это особо не помогло, силы быстро покидали меня. И только обеспокоенный взгляд Серёжи оставался в моей памяти после того, как я отключилась.

***

Я не видел Лилиану около пяти дней, а в голове проскальзывали самые ужасные мысли. На мои вопросы медбраты не отвечают, даже взгляда не поднимают, словно я для них пустое время. Рубинштейн также не заходит в палату, потеряв интерес ко мне. Но больше всего меня злило, что не могу выполнить свои обещания, данные девушке. А что теперь? Я даже не знал, жива ли она, в каком состоянии находится, раз её даже не привозят обратно. И это пугало до дрожи. И только в собственных снах или галлюцинациях я мог видеть Лилиану. Видеть её измученную улыбку, слегка запутанные белоснежные волосы, которые падали на плечи. Мне всегда хотелось дотронуться до них, возможно, даже что-то заплести. Почему-то была уверенность, что к её волосам подойдут полевые цветы, украшающие косу. Ожидания сжирали меня целиком, сидя в кромешной тишине, становилось до ужаса страшно. Скрипучий звук открывающейся двери заставил меня поднять взгляд. И вот снова я могу видеть её, только сейчас что-то по-другому. Лилиана медленно идёт по комнате, и только сейчас я замечаю, что прежней решётки, которая разделяла нас, не было. — Лилиана, — проговариваю я, резко вставая с пола, делая шаг в её сторону. Лилиана слегка повернула голову, и я мгновенно заметил: ни шрамов, ни синяков, ни следов тех жестоких экспериментов, что оставил на её теле Рубинштейн. Волосы девушки свободно спадали на плечи, а на губах играла едва уловимая, загадочная улыбка. Впервые за долгое время она выглядела по-настоящему живой и отдохнувшей. — Что с тобой, Серёж? — Лилиана ухмыльнулась, её голос звучал мягко, но с лёгкой насмешкой. Она была одета в лёгкий весенний наряд, излучая спокойствие, которого раньше я в ней не видел. Её глаза больше не отражали ту внутреннюю борьбу за жизнь, словно всё, наконец, стало на свои места. Только меня это почему-то пугало, и я не мог сделать шага в её сторону. — Да так, задумался, — я внимательно всматривался в её нежные черты. Её взгляд был таким ясным и свободным, словно тяготы прошлого испарились в воздухе, оставив только спокойствие и уверенность.

Это лишь начало

Мы стояли в странной комнате, которую я не мог узнать. Только времени изучать её не было, мой взгляд был направлен на неё, а также на знакомую тень позади. В воздухе витал лёгкий запах ванили, смешанный с ароматом чего-то обугленного. Определённо, что-то здесь горело, хотя я не видел огня. — Давай, сделай то, что собирался! — Лилиана уже не улыбалась. Её голос стал холодным и серьёзным. — Рубинштейн ведь приказал тебе, так? Так что действуй! Я больше не намерена играть в твои игры, Птица. Я сжал зубы, зная, что она права. Но что-то во мне сопротивлялось. Я не мог заставить себя выполнить то, что должно было спасти меня, но убить её. — Ты до сих пор не поняла, дорогуша? Почему я не могу пойти этим путём? — Мой голос звучал сдержанно, но в глубине души бушевала буря противоречий. — Мне всё равно! — она прервала меня резко. — Я не хочу больше слышать твоих оправданий! — Ты уверена в своём решении? — Мои глаза вспыхнули яростью, но и отчаянием. Я не понимал, как всё могло зайти так далеко. Медленно, но решительно я потянулся за пистолетом, спрятанным под моей одеждой. Когда Лилиана увидела оружие, её лицо не дрогнуло ни на миг. Она шагнула ко мне ближе, и я невольно направил дуло прямо ей в лоб. Единственный вопрос, который терзал меня, вырвался наружу: — Ты хоть знаешь, что такое слабость? Мой голос был спокойным, но каждая клетка тела была напряжена до предела. Лилиана бросила на меня хладнокровный взгляд, не выдавая ни капли страха. — Нет, мне незнакомо это чувство. — Её голос был твёрдым, но в её глазах мелькнуло нечто, чего я не мог понять. Боль? Принятие? Она подошла совсем близко, так, что дуло пистолета упёрлось в её лоб. Её рука коснулась моей щеки, влажной от слёз, а другая обвила мою руку, сжимающую спусковой крючок. — Твоя свобода важнее моей, Птица. — Её голос звучал тихо, но с такой решимостью, что это пронзило меня насквозь. — Это стало ясно ещё тогда, когда Олег проник в камеру, чтобы спасти тебя. Теперь я это понимаю. — Ты не должна... — Я должна! — Лилиана закрыла глаза, готовясь к неизбежному, и в тот момент, когда я уже собирался нажать на спуск, раздался выстрел. Лилиана рухнула на пол, её тело было неподвижно. Я вскочил, тяжело дыша, сжимая голову руками. Сердце бешено колотилось, воздуха не хватало, и слёзы текли по лицу, но это был всего лишь сон. Или кошмар? Сидя на холодном полу, я не мог перевести дыхание. Я же не мог убить Лилиану... Нет, я не мог. Птица мог! И тут голос раздался из темноты, заставляя меня поднять взгляд: — Это может случиться не только во сне, Серёжа. Птица, тот самый голос, продолжал говорить с хищной уверенностью. Он сидел напротив меня, смотря на меня своими золотыми глазами, в которых горела ярость, даже рядом со мной. — Как ты можешь быть таким уверенным? Мы в камере, и нам неизвестно, что будет дальше! Даже Лилиана может быть мертва! — Я не мог больше сдерживать свои эмоции, особенно страх, что рвался наружу. — Ты должен успокоиться, — хладнокровно ответил он, будто я был мальчишкой. — Иначе ты сам окажешься там, где её уже нет. — Оставь меня в покое! — я сорвался. — Зачем я вообще с тобой разговариваю? Впустую трачу время! — Как скажешь, — протянул Птица с ленивой ухмылкой. — Но тогда я возьму на себя контроль, пока ты не придёшь в себя. И не будешь готов защищать... Не успел я что-то возразить, как тьма заполонила разум, а Птица занял своё место внутри меня. Только в этот раз что-то было по-другому: я мог видеть...

Время начать игру