Под маской тьмы

Следить за временем в этой клинике было трудно. Первые дни я пыталась считать их, точнее моменты, когда бодрствовала. Только это особо не помогло ориентироваться, казалось, будто несколько дней я просто спала. И после нескольких бесконечно долгих дней пыток и мучительных экспериментов я всё же оказалась на холодном металлическом полу своей камеры, погружённая в невыносимую безмолвную агонию. Моё тело слегка подрагивало от препаратов, словно в лихорадке, однако большой я не являлась. Лёжа практически неподвижно, ощущая, как ледяной пол забирает последние крупицы тепла, я поняла, что больше не помню, что такое боль. Она стала привычной, частью моего существа, как дыхание, которого я почти не ощущала. Вместе с Птицей нас подвергали изощрённым экспериментам, играя не только с нашими телами, но и с разумом. Рубинштейн что-то говорил о своей теории, когда вкалывал в наши тела новый препарат или же заставлял глотать таблетки. Мы сопротивлялись, как могли, но наши силы угасали. Единственное, что оставалось — это короткие мгновения отключки, спасавшие нас от этого кошмара, но ненадолго. Повернув голову с неимоверным трудом, я увидела Рубинштейна. Его фигура стояла в полумраке камеры, как хищник, выжидающий удачный момент для очередного удара. В ту секунду мне было похеру, что он задумал, какие новые издевательства приготовил, чтобы окончательно убить меня. Моё равнодушие превратилось в холодную броню, через которую уже не могли проникнуть ни страх, ни отчаяние. Я даже не заметила, как вместе с ним в камеру вошли ассистенты, бесшумные, словно тени, с каталкой. Интересно, что было в их головах, когда те соглашались причинять вред незнакомцам, лишь потому что получали приказ. Хотя ответ очевиден, деньги на полу валяться не будут, а значит, они хорошо зарабатывают на чужой боли. Возможно, они пришли, чтобы снова забрать меня на эксперименты... или на что-то худшее. Хриплый скрежет открывающейся решётки вывел меня из оцепенения. Рубинштейн медленно шагнул ко мне, глаза его сверкали в тусклом свете лампы, что освещала лишь часть комнаты. Одним резким движением он указал на меня, давая приказ своим людям. Они аккуратно подняли моё истощённое тело, словно боялись, что я рассыплюсь прямо у них в руках. Я не сопротивлялась. В этом не было смысла. Каждое движение казалось настолько тяжёлым, что я больше не чувствовала разницы между жизнью и смертью. Меня уложили на каталку и застегнули ремни так плотно, что невозможно было даже вздохнуть полной грудью. Чувствуя свои кости кожей, наверное, я скинула больше десятка килограмм благодаря этому месту. Белые халаты мелькали перед глазами, их голоса казались приглушёнными, как сквозь воду. Они говорили о том, куда меня нужно доставить, но я не разобрала слов — мой разум плыл где-то на грани реальности. В последний раз перед тем, как мои веки окончательно смыкались, в памяти промелькнул образ рыжеволосого парня. Его лицо было затуманено, словно сон наяву, но почему-то оно принесло мне странное успокоение. Тишина обволокла меня, и я, наконец, позволила себе забыться, погружаясь в темноту, пока каталка медленно катилась в неизвестность.

***

Я не знала, сколько часов или даже дней провела в беспамятстве. Время утратило для меня всякое значение. Но когда сознание вернулось, то я оказалась в незнакомом месте, совершенно не понимая, где нахожусь и что со мной происходит. Тепло, разливающееся по телу, было неожиданным, словно кто-то заботливо укрыл меня одеялом. Впервые мне не хотелось вставать, открывать глаза, просто лежать в тепле уже было для меня счастьем. Я попыталась приподнять голову, но это давалось с трудом. Тело ещё не полностью подчинилось мне, а руки слегка дрожали. — Не надо, отдыхай, восстанавливай силы, — раздался запинающийся голос, до боли знакомый, пробуждающий в глубине памяти образы и воспоминания. Я нахмурилась, пытаясь уловить в голосе что-то, что помогло бы мне понять, кому он принадлежит. — Это ты, Рыжеволоска? — рискнула спросить я, не будучи уверенной в своей догадке. Мой голос был хриплым, а также хотелось пить. Сомнение грызло меня изнутри, но выбора не было. Ответ последовал сразу же, с лёгкой усмешкой. — Меня ещё никто так не называл, — он явно улыбался. — Да, это я. Но зовут меня Сергей Разумовский. А твоего имени я не знаю. Я на мгновение замерла. Имя. Я так долго избегала знакомства, что сама забыла, как просто назвать своё имя другому человеку. Оно застряло у меня в горле, как если бы годы одиночества и страха отрезали меня от собственной сущности. Спустя пару секунд прозвучал его мягкий голос: — Если не хочешь говорить, не надо, я не настаиваю... — Его голос звучал почти успокаивающе, словно понимал, как трудно мне сейчас. — Нет... — быстро ответила я, перебивая его. — Меня зовут Лилиана... — я сделала паузу, чувствуя, как тень страха поднимается внутри меня. Моя фамилия. Как он отреагирует? Но через сомнение я всё же решилась. — Гром. Моё имя Лилиана Гром. Наступила тишина, в которой я могла слышать его едва уловимое дыхание. А потом — удивление. — Гром? Подожди, ты сестра Игоря Грома? — Его голос дрогнул, видимо, вспоминая плохие события, связанные с ним. Я смотрела в его мечущиеся глаза, которые исследовали моё лицо. Наверное, даже Серёжа не видит в нас брата и сестру. — Да, — нехотя призналась я, — но я его не знаю. Лишь однажды видела его... и всё. Это длинная история и не самая приятная. — оправдывалась я, хотя какой в этом смысл? Разумовский не выглядел как человек, который стал бы судить людей, лишь зная семью. Однако какой-то страх распространялся по моему телу, мне не хотелось терять единственного друга в этом ужасном месте. Терять человека, благодаря которому я вообще жива. — Хм, понятно... — Его голос на мгновение стал задумчивым, как если бы он собирался рассказать что-то важное. — Знаешь, может, стоит и мне признаться: я — Чумной Доктор. Та самая Птица, которая живёт в моей голове — бывает, помогает, но иногда она творит такое, что и я сам не верю в свои действия. Я услышала в его голосе нотки беспокойства, но не за себя, а за что-то более глубокое, личное. Его слова были так легко сказаны, словно Серёжа уже смирился со своей судьбой и принял своё второе я. Однако взгляд был печальным, направленным на свои острые колени, и только сейчас я заметила, что он исхудал куда больше меня. Острые скулы, бледно-рыжие волосы, которые как всегда были в беспорядке. Мой взгляд направился на пальцы парня, кутикула которого была в мясо от нервов, продолжая калечить себя. И спустя минуту тишины продолжила. — Знаешь, Птица помог мне тогда, когда мы впервые встретились, — я слабо улыбнулась, вспоминая тот момент. — Меня тогда преследовали, я сбежала от Рубинштейна, и, казалось, выхода нет, но Птица вывел меня из этой ловушки... Хотя в итоге нас всё равно поймали и разделили. Он замолчал на мгновение, словно переваривая мои слова. — Это... редкость, когда он так поступает, — наконец произнёс Серёжа, погружённый в собственные мысли, однако свои голубые глаза он поднял. — Может быть. Только из всех существ, людей и тех, кто обитает во тьме, только вы оба не испугались меня и... моих глаз... — Не заметив, как это произошло, я почувствовала, как слёзы начали медленно стекать по моим щекам. — Эй, не плачь. — Его голос стал мягче, заботливее. — Мы скоро выберемся отсюда. Я обещаю, — тише добавил он, но я услышала и верила его словам. Через решётку, которая нас разделяла, он протянул руку и нежно вытер мои слёзы, растирая их по лицу. Промежутки между прутьями решётки не являлись большими — это запястья Серёжи тонкие, даже изящные. Был ли это жест доверия или часть его плана — я не знала, но ощущение его прикосновения заставило меня расслабиться. И, не успев осознать, я вновь погрузилась в глубокий сон, словно тьма снова окутала меня, унося прочь все тревоги этого мира. Прошло несколько месяцев — и Серёжа стал для меня чем-то большим, чем просто собеседником по несчастью. Несмотря на мои первые мысли о том, что мы абсолютно разные, оказалось всё наоборот — мы были ближе, чем я могла представить. Он часто рассказывал мне истории, которые затягивали меня, словно паутина: как он создал социальную сеть «Vmeste», как оплакивал смерть своего единственного друга, как стал Чумным Доктором, как его жизнь переплелась с борьбой против Игоря Грома и его друзей. Слушая его, я начинала понимать, как несправедлив был мир к нему. Меня терзало чувство жалости — его никто не принял таким, какой он есть, даже с Птицей, его неизменным спутником. Ведь они практически две отдельные личности в одном теле, и Серёжа не заслуживал того, что происходило с ним в этом месте. Да никто в принципе этого не заслуживал... Это злило меня. Почему, если человек не похож на других, его сразу считают злодеем? Почему ему отказывают в праве быть собой? С каждым разговором я больше убеждалась в нашей схожести, хотя оба прожили в разных условиях. Его отвергла вся страна, а меня — самые близкие, те, кто должен был поддерживать меня всегда. Эти мысли часто приходили ко мне в холодных камерах, где мы проводили время, обсуждая наши жизни. Эти комнаты были лишены тепла, но каждый раз, когда холод пробирался к костям, наши руки непроизвольно тянулись друг к другу. Мы согревались так — не только от холода, но и от чувства, что хотя бы в этом мрачном месте мы не одиноки. Сидели молча, обмениваясь короткими взглядами, понимая: что-то между нами уже изменилось. Хорошо это или плохо, я ещё не знала, но внутри себя чувствовала, что рано или поздно придётся раскрыться. А я пока не была готова. — Знаешь, как выберемся отсюда, давай поедим чего-нибудь сладкого, — предложил он, сидя на полу у решётки, прислонившись спиной и подперев одно колено. — Я почему-то очень хочу пончиков, — он засмеялся, и в этом смехе звучала неподдельная искренность. — Я бы хотела навестить могилу матери, — ответила я, смотря в сторону. — Когда заберу своё у Рубинштейна, отправлюсь туда. Мы ещё долго болтали, обсуждая всё на свете, будто забыв, где находимся. Было всё равно на Рубинштейна, на его опыты и глаза, что смотрели на нас, словно мы являлись животными. Но на следующее утро что-то пошло не так. Я открыла глаза от странного шума, который исходил из камеры Серёжи. Приподнимаясь с пола, я с осторожностью подошла к решёткам, вглядываясь в темноту комнаты. Серёжа дрожал, обнимал себя руками около стены. Один его вид говорил о том, что парень был не в порядке, как будто Рубинштейн накачал его чем-то. И только после я увидела тёмный силуэт, что стоял около парня, заставляя чувствовать страх за друга. — Ты кто? — тихо спросила я, прислонившись к холодной решётке, наблюдая за незнакомцем. Он внимательно посмотрел на меня, его взгляд словно пытался прочитать ответы прямо с моего лица. Сначала мужчина, судя по его телосложению, молчал. Лишь осматривал Серёжу, приподнимая его лицо к себе. Я вцепилась в решётку, будто это могло мне помочь попасть на другую сторону. Только мои мысли были прерваны грубым и хрипловатым голосом: — А ты кто? И почему ты здесь? — он повернулся ко мне, в его голосе звучала озадаченность. — Я такая же, как и он... — Мой ответ звучал словно вызов, ожидая его реакции. Он подошёл ближе, изучая меня пристальнее. Я прищурилась, закрыла глаза на мгновение, а затем открыла их, демонстрируя свою истинную натуру. Его глаза расширились в осознании, и в тот же момент я схватила его за ворот и с силой прижала к решётке. Отдых дал мне сил на пару минут, и мне не хотелось сейчас отпускать его. Я смотрела в его лицо, замечая загар на лице, бороду, он напоминал какого-то афганистанца с плаката. Он ощутимо напрягся, но не сопротивлялся, словно давал шанс проявить себя. — Лилиана, — произнесла я холодно. — Если не хочешь, чтобы подобных ситуаций было больше, скажи мне, откуда ты знаешь Серёжу и кто ты такой, чёрт побери! Он слегка дёрнулся, но голос его остался ровным: — Я Олег Волков, друг и товарищ Серёжи. Я здесь, чтобы помочь ему выбраться из этой психушки! — ответил он, с лёгкостью перехватывая мою руку, заставляя отпустить, что я и сделала, слегка потирая руку от его хватки. — Хм... Ладно, — я прищурилась, обдумывая его слова. А после мой взгляд вновь упал на тело Серёжи, который продолжал прибывать в лихорадке. Сердце сжалось, и с надеждой я повернулась к Олегу, который считался мёртвым всё это время. — Поверю тебе. И ты действительно знаешь, как сбежать отсюда? — Интерес в моём голосе был неподдельным. Олег встретил мой взгляд серьёзно, и я поняла, что он может предложить гораздо больше, чем казалось на первый взгляд.