С первого «*****»

Бутхилл смотрел на нимб. Нимб на Бутхилла не смотрел, потому что у нимба не было глаз. Но были раздражающе нежные на вид граммофоны неизвестных ему цветов. Странный дизайн. Чаще всего ему встречались острые, почти хищные галовианские нимбы. Симметричные. Однотонные. А этот... почему он вообще от него не избавился?             (Бутхилл знал, почему. Потому же, почему до сих пор таскал с собой злополучную пулю. Девять миллиметров. С несчищаемыми разводами. Может, кровь галовианцев была ядовитой).             Сбежать от ККМ оказалось до банального легко. И забрать с собой торговца смертью тоже. А вот нимб за пазухой несчастного Бутхилл нашёл только тогда, когда передавал его в руки, обещавшие для него справедливости. Насколько кровавой, Бутхилла уже не волновало. Торговец смертью был виновен. А он, в отличие от ККМ, невиновных не трогал.             И пуля служила ему очередным напоминанием. Он редко проявлял осторожность, потому что привык бить в цель, несмотря ни на что. Но стрелять по птицам — занятие не то чтобы для галактического рейнджера. И кража, пусть сколь угодно неумышленная — тоже.             Нимб продолжал сиять в свете неонового солнца одного из спутников Эпсилона. Позже Бутхилл подумает, что его привела сюда судьба, лорд Охота во всём своём великолепии. Или это была леди — та, что отвечала за пути пташки-галовианки, оказавшей в ненужном месте в нелучшее время. А пока Бутхилл всё никак не мог выбросить из головы то, что галовианка показалась ему знакомой. Не могли ведь они все быть на одно лицо? Или дело в крыльях? Они отвлекают. И не только потому, что мягкие. (Выпачканные кровью. Дрожащие).             Бутхилл отвёл взгляд и скрестил на груди руки. Тогда и увидел её — прямо в окне каморки, в которую заселился по настоянию своих нанимателей.             Она смотрела на него с огромного рекламного щита: часть лампочек по его периметру перегорела или разбилась, и он не сразу разобрал имя. Но не узнать её было невозможно. Даже без крови. Такие глаза не забыть.             Зарянка, знаменитая певица с Пенаконии, устраивала тур, расписание которого вилось по левой части щита. На правой Зарянка улыбалась Бутхиллу, чуть склонив голову и опустив крылья. Край знакомого нимба отсекали границы плаката.             Что происходит с галовианцами, лишившимися нимба? Ничего? Они возвращаются на родную планету и выковывают новый? Умирают от тоски?             Последняя мысль была глупой даже для его поджарившихся за последний месяц раз сорок чипов. Беглый поиск по галактической Сети — никаких мёртвых див. Зато одна пропавшая с радаров популярных блогов. Перед глазами запестрели заголовки вроде “Заря Зарянки взойдёт вновь вместе с новым альбомом?” и кучи жёлтогазетных, про воздыхателей, тайные операции по увеличению груди и уменьшению крыльев — Бутхилл поморщился — и про вылазки на поле боя. Бинго.             Иногда и жёлтые газеты попадают в цель. Вертлявые статейки проползают меж наверняка прочных щитов медиа-присутствия этой самой Зарянки… слова статьи полетели вниз. На фоне заиграла одна из её последних песен — для ознакомления, конечно. И ведь надо было ему попасть ей в горло…             Сканеры сообщили, что всё в порядке. Всё должно было быть в порядке, но кто знает, какие воротилы ждали её в госпитале. А если врачи были сплошь КММовские?             КММовские... Хм.             Нимб укоризненно сверкнул, поймав свет фар пролетающей мимо машины. Бутхилл скривился и цокнул языком. Зарянка пела о птицах в клетке и свободе. Конечно.             Он убавил громкость и стащил с головы шляпу, накрыв ею нимб. Взъерошил волосы, опустился на стул, который тут же под ним скрипнул — не спроектирован для того, чтобы выдерживать вес залётного киборга. Зарянка в его голове продолжала петь о том, чего не существует, но во что отчаянно хотелось верить — теперь, кажись, понятно, как оказалась с гуманитаркой на Касбелине-8. А раз оказалась с гуманитаркой, то наверняка якшается с КММ на более постоянной основе. А раз так...             Бутхилл заплёл волосы в неряшливую косу, выгреб из одного из металлических отсеков замызганную резинку и проверил дверь.             Утро вечера мудренее.