Wind of Changes

Всё, что мы делали, это выполняли чужие приказы. Служили высшей цели. Наше слово не имело значения. Никто не спрашивал, почему мы делаем это. Ведь так? — Он не любит меня, — Джонатан поднял свой полный страдания взгляд на Эдварда, как бы ища поддержки. — Он меня ненавидит. Он желает моей смерти, потому что я больше не человек. Возможно, Чарльз действительно ненавидел тебя за это; не из принципа, а потому, что ты снова и снова заключая сделки с дьяволом. Мы для тебя были всего лишь чем-то вроде живого товара, выставленного на продажу. Скажи, тебе приходило в голову, сколько смертей можно было бы предотвратить? Он заставлял бы тебя продлевать его мучения, если бы ты рассказал ему правду? Или решил бы убить меня? Конечно, я знаю, о чём ты сейчас подумал. Вот только никаких «я» не существует. Это всего лишь слова; они не имеют никакого значения. — Чарльз очень злится на тебя из-за того, что ты ему солгал, — вздохнул детектив, поглаживая холодную ладонь Рида. — Но я уверен, он тебя простит, когда пройдёт достаточно времени. — Или он просто завидует нашему обретённому бессмертию, — тихо пробормотал вампир, отворачивая голову. И шмыгнул носом. — Я не лгал ему. У меня просто не было достаточно времени, чтобы рассказать обо всём. Ты сам это видел. Ты знаешь, почему он это делает? Не потому, что ты ему не нравишься или ты какой-то особенный. Ему просто хочется всегда быть с тобой рядом. Но как ты не замечаешь этого? Он уже сказал тебе это однажды, помнишь? — Ты совсем не заметил, как он смотрел на тебя всё это время? — Он смотрел на меня как-то по-особенному? — обиженным тоном переспросил Рид. — Он хотел, чтобы ты вернулся, — ответил детектив, начиная злиться. Сколько раз он видел, во что тот превратил свои чувства — в холодную, насмешливую вежливость, и когда надменная невозмутимость исчезала, обнаруживалась абсолютная беззащитность, от которой у Эдварда на душе становилось тоскливо. — Не просто на несколько дней спустя годы, а навсегда. Такое невозможно скрыть. И вряд ли это будет тот самый счастливый миг, который он всегда так ждал. Прозрение всегда болезненно. С каждым днем его глаза становились всё холоднее, взгляд — всё отрешённей. В его воспоминаниях Джонатан постепенно тускнел, становясь тенью себя прежнего. — Ты скучал всё это время, пока меня не было рядом? — тихо спросил вампир. Его лицо превратилось в нейтральную маску. В нём уже не осталось ничего человеческого, только инородное напоминание о некогда тёмной и любящей душе — и это было невыносимо. — Нет. Даже если ты появился сейчас, ты просто исчезнешь снова, когда наступит время, — ответил Пирс, понимая, что переходит ту самую грань, за которой совершенно неуместные чувства охватят его с головой. — Или ты просто не захотел уезжать из Бостона, — сказал вампир с мягкой, немного виноватой улыбкой. — Ты решил выбрать Чарльза, потому что он никогда бы не сказал, что ему что-то нужно от тебя. Но он тоже скучает. Ему больно, он хочет к тебе, но ему нужно работать, чтобы не дать тебе сгинуть на дне этой ничтожной жизни. Что ты можешь сделать для него? Можешь ли ты помочь исцелить его боль? Быть рядом с ним, когда это необходимо? Ты знаешь ответ, — произнёс он голосом усталого и озабоченного человека. — Ничего не изменилось. И никогда не изменится. Ничего уже не сделаешь, в каком бы состоянии ни был ты сейчас. В прошлом этот голос звучал очень спокойно и мягко — но теперь он звучал со зловещей, стального оттенка пронзительностью. Казалось, будто сердце, бьющееся в груди, сделало в пропасть несколько шагов, — прощальных шагов. — Мы доверяем друг другу, — как можно увереннее возразил детектив. — Он выглядит очень занятым, что у него нет даже времени на тебя. Да, конечно, он занят. Отмахиваясь от всяких предчувствий и меланхолических мыслей, Пирс мог думать только о том, как защититься от власти этого голоса. Однако ему ничего не приходило в голову. Эмоции словно исчезли или даже потухли; остались только рассудок и воля — те примитивные и бестелесные точки, где кристаллизуются желания. — И что теперь? — Это буду решать не я. Почему бы не спросить у самого себя, чего ты хочешь? Мы бы могли сбежать отсюда вместе, прямо сейчас. Я бы показал тебе красоты мира… или их ужасы, смотря что тебе больше по вкусу. — И тогда Чарльз не простил бы нашего предательства. — Никогда не поздно преподнести дар бессмертия и ему тоже, — задумчиво протянул Рид. — Паранормальный детектив-вампир? Мне это нравится. …И чем ближе ты становишься к исполнению заветной мечты, тем сильнее ты будешь страдать от невозможности этого. Чем острее наслаждение, дарованное тебе мечтами, принесенными в жертву, чем глубже рана, нанесенная утратой, глубже пропасть, разделяющая тебя и окружающий мир. Всё опрокидывается в небытие, кроме мёртвого слова «нет». Или смерти. — Я серьёзно, — нахмурился детектив, совершенно уставший от бродивших в голове мыслей. — Мы не можем продолжать ждать, когда в одну ночь Чарльз решит ворваться в мою комнату, и увидит, как ты лежишь голый на моей кровати, сладко потягиваешься и думаешь, где бы стащить простынь, пока он достаёт свою винтовку, чтобы тебя пристрелить? Почему-то Джонатана это не испугало. Наоборот, это в некотором роде ему даже польстило, хотя он понимал, что результат такого выстрела был бы предсказуем. — Ты хотел сказать, что мне нужно поискать место получше? Определённо этой кровати недостаточно, чтобы вместить всех нас троих. Если только к этому моменту мы все ещё будем здесь. Но стоит ли даже думать о таком? Нет, мы не уйдём. Нам нужно найти то, ради чего стоит остаться. А для этого нам нужна та единственная, настоящая смерть, после которой мы сможем остаться живыми. — Не волнуйся, я просто не хочу мешать Чарльзу и его «работе», — продолжил вампир, осторожно прикоснувшись губами к пальцам руки Эдварда. — Я уверен, скоро у него появится больше свободного времени для нас или иначе мне придётся ему напомнить о том, что он нарушил своё обещание. Мы будем ждать. Оставляя за собой надежду, даже когда она уже покинула нас.