Вкус Времени.

— Я люблю тебя, Смотрящий… — голос Междумирца дрожал, но был полон искренности и боли. Смотрящий на мгновение замер, словно размышляя над услышанным. Вокруг них продолжали кружиться белые частицы, дым создавал таинственную завесу, скрывающую их от остального мира. Наконец, Смотрящий медленно повернулся, его светящиеся глаза встретились с фиолетовыми глазами Междумирца. Он ничего не сказал, но в его взгляде мелькнуло что-то, что могло быть понято только ими двоими. — Ты давно мертв, — раздался голос Смотрящего, его холодный тон прорезал тишину. Междумирец замер. Его смуглая кожа и черные, словно пепел, волосы выделялись на фоне мрачного окружения. Слова Смотрящего, казалось, эхом отдавались в его сознании, но он не мог, не хотел принимать их. — Я не верю в это, — сказал он, его голос был полон отчаяния и сопротивления. — По крайней мере, я не хочу верить в это. Смотрящий смотрел на него, его глаза светились неизменным белым светом. Междумирец сжимал шарф ещё крепче, как будто это могло удержать его от падения в пропасть безысходности. Рука разжалась, и кусок шарфа медленно упал на землю. Маска, сорванная ранее, висела в пространстве, словно напоминание о его прежнем обличье. На полу начали появляться перемолотые кости людей, но это зрелище не вызвало у него страха. — Ты единственный, кто знал меня настоящего. Мне жаль, — произнес Междумирец, его голос был тихим и полным горечи — Ох, жаль тебе? — заговорил Смотрящий, его голос стал резким и быстрым, вызывая удивление и непонимание у Междумирца. Видимо, за всё это время накопилось немало, и теперь всё вырвалось наружу. На мгновение глаза Смотрящего вспыхнули красным светом. — Жаль, ему! А страдают другие. Сколько проблем ты создал мне своей легкомысленной одержимостью! — его голос становился всё более ледяным, каждая фраза звучала как удаp, — А это я ещё молчу о других вещах. Ты нарушил ход времени. — Смотрящий, я… — Рот свой закрой! — прервал его Смотрящий, сделав шаг вперёд и разводя руки в стороны, словно собираясь обнять всю тьму вокруг. Его фигура казалась ещё более величественной и устрашающей. — Идёшь против правил — идёшь против меня. Его присутствие внушало благоговейный страх. Каждое его движение, каждое слово подчеркивало, что перед Междумирцем стоит нечто, неподвластное обычным законам и правилам, нечто, что управляло самим существованием вселенной. Глаза Смотрящего снова вспыхнули красным светом, он схватился за голову, и свет в его глазах метался, меняясь с белого на красный. — Всё должно было закончиться не так… Но теперь это уже так, — произнёс он, его голос был полон отчаяния и гнева. Междумирец наблюдал за этим с изумлением, впервые видя Смотрящего в таком состоянии. Его привычное хладнокровие и незыблемость казались пошатнувшимися, как будто сама природа времени и смерти дала трещину. Белые частицы и дым вокруг них кружились ещё быстрее, словно реагируя на внутреннюю бурю Смотрящего. Вторая рука Смотрящего тоже схватилась за голову, и вокруг них начали появляться трещины в самом пространстве, словно реальность поддавалась его внутреннему смятению. — Я не могу вмешиваться, не могу, не могу… — его голос дрожал, отражая внутренний конфликт. Междумирец, потрясённый этим зрелищем, продолжал наблюдать. Он видел, как тот, кого он всегда знал как воплощение времени и смерти, разрывается на части. — Могу, не могу, могу, не могу… — повторял Смотрящий, его глаза продолжали метаться между белым и красным, создавая зловещий контраст. Трещины в пространстве становились всё шире, белые частицы и дым усиливали своё движение, словно пытаясь стабилизировать разрывающуюся реальность.Смотрящий посмотрел на Междумирца испуганным взглядом, который тот никогда раньше не видел. Этот взгляд вселил страх в самого Междумирца, словно внезапно рушилось всё, что он знал о Смотрящем. И вдруг Смотрящий исчез, оставляя его одного. Вокруг него всё ещё кружились белые частицы и дым, трещины в пространстве постепенно затягивались, но чувство пустоты и ужаса от случившегося оставалось. Междумирец стоял, чувствуя, как реальность вокруг него медленно восстанавливается, но осознание того, что он только что видел, не отпускало его.

Тем временем.

Лололошка и его гениальное альтер-эго бродили по темноте желудка монстра. Внезапно всё вокруг на мгновение стало ослепительно белым. — Какого… — пробормотал Лололошка, парень в синем и черном шарфе. Джон нахмурился, хотя из-за очков этого было не видно. — Красотка, если дохуя умный — умничай, но помни, без ума умничать не выйдет, так что будь умным, чтобы умничать. Я не знаю, что это, — Ответил очкарик, делая сальтуху.

В другом месте.

За столом на природе сидел Джодах, его крылья были сложены. Рядом с ним сидела синеволосая девушка в белом халате, обнимая другую синеволосую девушку в черном костюме, которая монотонно повторяла: — Conseco, Conseco, Conseco… — Окетра, прекрати, это бесполезно, — сказала девушка в халате. — Conseco, Conseco, Conseco… — продолжала повторять вторая девушка. Девушка в халате встала, достала из кармана сигарету и положила её в рот. — Ну всё, мамочка идёт разбираться… Не успев договорить, всё вокруг на мгновение стало ослепительно белым. Джодах подпрыгнул, его крылья расправились, создавая вокруг него впечатляющую ауру. — Что это было?.. — испуганно проговорила Окетра, обхватывая свои ноги, сидя на траве. — Я точно могу сказать, что наш купол цел, но не могу точно сказать, что это было, — сказала девушка в халате, стряхивая пепел с сигареты. Джодах кивнул, глядя на неё и остальных. — Нужно выяснить, что происходит. Мы не можем позволить себе оставаться в неведении, — сказал он, его голос был полон решимости. — Райя, милая, ты точно уверена, что это не купол? — повернулась девушка с сигаретой, глядя на синеволосую. — Мои датчики не зафиксировали никакой наружной активности, так что да, — ответила Райя, её голос был спокойным и уверенным. Затем она обратилась к Джодаху. — Джодах, ты можешь выяснить, что это было? Джодах кивнул, его крылья снова сложились за спиной. — Конечно. Я проверю все возможные источники этого явления. Мы должны понять, что происходит, прежде чем это сможет нас застать врасплох, — сказал он. Джодах телепортировался в тюрьму времени, и сразу же пожалел об этом. Первое, что он увидел, был труп бывшего стражника. Тысячи демонов в его голове насторожились. Он пошёл дальше по белым коридорам, его шаги гулко отдавались в пустоте. Вскоре он увидел чёрное помещение с красной дверью и, не раздумывая, зашёл внутрь. Внутри, спиной к нему, сидел Смотрящий. — Старина Время… что происходит? — спросил Джодах, его голос дрожал от смеси тревоги и недоумения. Смотрящий медленно повернулся, его глаза светились мрачным белым светом, но следы красного ещё мерцали, напоминая о недавней буре эмоций. Он выглядел измученным, словно сам ход времени Смотрящий никак не отреагировал на появление Джодаха, продолжая сидеть спиной. Его черное пальто было в больших царапинах, словно в его покрове отражалась самовозвращающаяся разрушенность. Он был одет только в черную водолазку, а его руки крепко держались за голову, как будто он пытался удержать в себе непосильное бремя. — Смотрящий? — вновь обратился Джодах, его голос был полон тревоги. Джодах стоял у порога, его крылья нервно дёргались, создавая лёгкий ветер, который не мог нарушить гнетущую тишину в комнате. Он чувствовал, что ситуация требует большего понимания, но Смотрящий оставался молчалив и неподвижен. — Конечно, я плакал… Когда я услышал, что они умерли, — проговорил Смотрящий, отпуская руки, которые были покрыты непонятной белой жидкостью. Он вновь опустил голову, и его голос был полон боли и утраты, которая казалась невыносимой даже для него. Белая жижа медленно стекала с его пальцев, создавая ещё один мрак в уже безнадежной обстановке. — Кто они? Старина, я пытаюсь, но не могу понять, — сказал Джодах, подходя ближе, пересекающий порог помещения и вступая на пол, усеянный белыми частицами. — Там в мире, в империи… Непонятное творится… — продолжил он, пытаясь сохранить спокойствие, но тревога всё ещё проскальзывала в голосе. — Меня это больше не интересует, — резко ответил Смотрящий, и Джодах почувствовал, как его охватывает страх. Слова Смотрящего были как удар по голове, полный отчаяния и безнадежности. Это был не тот Смотрящий, которого он знал. Смотрящий медленно поднялся. Один из его глаз был теперь полностью красным, как если бы внутри него кипела целая вселенная страданий. Он казался искажённым, как если бы сама природа времени и смерти съехала с привычного курса и вырвалась на волю. Его черное пальто было всё в глубоких царапинах и пятнах белой жидкости, которая теперь была повсюду — на полу, на стенах, в воздухе. Он выглядел как разрушенное воплощение, готовое рухнуть в хаос. Джодах отступил назад, его крылья дрожали от страха и непонимания. Он никогда не видел Смотрящего таким — неуравновешенным и истерзанным, с глазами, полными боли и ярости. В этом новом, неведомом для него состоянии Смотрящий выглядел как сам воплощённый хаос, порыв вселенской разрушительности, которой нельзя было противостоять. — Надоело, — произнёс Смотрящий, его голос звучал как раскаты грома, обрушивающиеся на мир. Он казался готовым без страха, без сметений отвергнуть всё, что не имеет продленной ценности. Джодах, увидев это, осознал, что перед ним стоит не просто сущность времени и смерти, а существо, поглощённое внутренним коллапсом, что могло разрушить всё вокруг. — Что с тобой?.. — вырвалось из уст Джодаха, его голос дрожащий и полный отчаяния. В его голове вновь возникло забытное видение, когда он сражался со Смотрящим. Сравнённое с текущим состоянием Смотрящего, это видение казалось почти мирным. Джодах дал себе клятву никогда не применять насилие к Смотрящему, но то, что он видел сейчас, перевернуло все его представления о том, с чем он столкнулся. Смотрящий, продолжая стоять, едва мог держаться на ногах. Его белое пальто было в глубоких разрывах, а белая жидкость медленно стекала с его рук и тела, превращая пол в мрак и хаос. Один его глаз был полностью красным, сверкающим как сигнал о внутреннем разладе и отчаянии. — Больше… — проговорил Смотрящий, и его голос был полон боли и усталости. Эти слова были последним криком о помощи перед тем, как его силы окончательно иссякли Джодах, осознавая, что время может быть критичным, быстро подбежал к упавшему Смотрящему. Он опустился на колени, обняв голову Смотрящего, чтобы поддержать её. Джодах попытался быть осторожным, но его руки дрожали от волнения и страха. — Смотрящий! Смотрящий… Очнись! — его голос был полон отчаяния и мольбы, каждое слово вырывалось из глубины его души. Он прижал голову Смотрящего к своим коленям, его глаза были полны слёз и беспокойства. Смотрящий лежал, погружённый в болезненный мрак, его дыхание было прерывистым и тяжёлым. Вокруг них всё ещё кружились белые частицы, которые создавали ощущение полнейшего хаоса и разрушения. Джодах чувствовал, как ужас и страх переполняют его. Он не знал, как исправить то, что произошло, и что делать, чтобы помочь своему другу, который когда-то был воплощением силы и порядка. — Пожалуйста, не оставляй меня, — шептал Джодах, его голос дрожал от эмоций. — Я не могу сделать это один. Скажи мне, что делать! Ты не можешь уйти так… Его руки дрожали, когда он пытался привести Смотрящего в сознание. Джодах ощущал, как его собственное сердце бьётся в бешеном ритме, каждый удар казался сильнее, когда он смотрел на страдания Смотрящего. Слёзы, не удержавшиеся, стекали по его щекам, смешиваясь с белой жидкостью на полу. Джодах был готов сделать всё, что угодно, чтобы вернуть Смотрящего к жизни, чтобы исправить то, что было сломано. Его слова были полны тревоги и безысходности, отражая всю глубину его переживаний и страха потерять друга. Смотрящий приоткрыл один глаз, который теперь был полностью белым, и взгляд его был полон глубокого сожаления и усталости. Этот взгляд был столь прохладным, что казалось, он отразил весь ужас и мучения, что его переживал. Влажная рука Смотрящего медленно поднялась и коснулась щеки Джодаха, как бы вытирая слёзы, которые текли по его лицу. Это прикосновение было едва ощутимо, но в нём была заключена вся нежность и признательность, которые Смотрящий ещё мог выразить. — Вы… существа такие забавные… Разные, удивительные. Я был рад видеть… — проговорил Смотрящий с трудом, его голос был слабым и дрожащим. Эти слова были полной искренности, несмотря на его состояние, и в них звучало глубокое признание уникальности и ценности всех тех, кто был частью этого мира. Смотрящий продолжал смотреть на Джодаха, как бы пытаясь запомнить этот момент, его глаз закрывался, а тело вновь начинало погружаться в безжизненное состояние. Джодах, чувствуя, как его сердце сжимается от боли, продолжал держать голову Смотрящего на своих коленях, осознавая, что каждое его слово и каждое движение теперь становятся частью прощания с этим могущественным, но израненным существом. Джодах грустно смотрел на Смотрящего, ощущая, как его тело становится легче, словно растворяясь в воздухе. С каждой секундой присутствие Смотрящего становилось всё менее ощутимым, его форма медленно исчезала, оставляя только туман и остаточные следы. Слабый свет начал тускнеть, и Джодах, несмотря на свою растерянность и страх, перекрыл Смотрящего своим крылом, пытаясь сохранить хотя бы иллюзию защиты и присутствия. Его руки дрожали, и каждое движение было исполнено беспокойства. Постепенно Смотрящий растворился в пространстве, его форма исчезала, оставляя лишь неясные следы белой жидкости и тумана. Джодах чувствовал, как его собственная сила и уверенность начинают угасать вместе с исчезновением Смотрящего, оставляя его в полном одиночестве, погружённом в смятение и отчаяние. Джодах вздохнул глубоко, стараясь успокоиться. Он поднялся и отряхнул крылья, которые всё ещё дрожали от напряжения и эмоций. Ноги его были ослаблены, и каждое движение давалось ему с трудом, но он собрал волю в кулак, чтобы прийти в себя, хоть это и было сложно. — Что теперь? — тихо произнёс он сам себе, его голос был полон усталости и растерянности. Его руки продолжали дрожать, и он чувствовал, как внутреннее напряжение с каждым мгновением усиливается. Хотелось забыться, как будто всё это было просто дурным сном, и сделать вид, что Смотрящий просто телепортировался. Но понимание того, что Смотрящий сам не знал, что с ним происходит, усиливало чувство безысходности. Джодах чувствовал, что нет ни сил, ни желания разбираться с этим, и что любое действие в данной ситуации кажется невозможным. С тяжёлым сердцем он направился в бар. Место, которое обычно служило ему утешением и временным бегством от трудностей, теперь казалось последним пристанищем, где он мог попытаться найти хотя бы частичное успокоение. Каждое его движение было наполнено чувством неотвратимости и беспокойства, как если бы он искал способ хотя бы на время забыться и укрыться от того горя, которое он только что пережил. Бар был погружён в полумрак, что только усиливало атмосферу уныния. Свет ламп был тусклым, и обстановка напоминала тёплое укрытие от внешних бед и тревог. Деревянные столы и стулья, испещрённые пятнами от напитков и следами времени, создавали ощущение постоянства и изношенности. За барной стойкой висели бутылки и стаканы, а пол был устлан ковром, на котором виднелись следы от случайных пролившихся напитков. Джодах сидел за барной стойкой, его крылья были опущены и казались ещё более мрачными в сравнении с его сгорбленной фигурой. Его лицо было искажено гневом и отчаянием. В его глазах светилась бледная, тусклая боль, и каждое его движение было наполнено тяжёлой усталостью. Он стукнул пустым стаканом по барной стойке с раздражением, создавая глухой звук, который ещё больше подчеркивал его внутренний кризис. — Ещё! Быстрее… Я бог, не заставляйте меня ждать! — его голос был исполнен нетерпения и ярости, резонируя в воздухе, как удар грома. Каждое слово произносилось с вкраплением недовольства и властности. Барменша, с рыжими волосами, которые были уложены в аккуратные волны и лежали на её груди, стояла за стойкой в зелёной накидке, которая обрамляла её голову, придавая ей вид слегка неуклюжего ангела. Её глаза были полны страха и растерянности. Она явно была не готова к такому напору и давление со стороны Джодаха. Трепеща, она отступила на шаг назад, когда Джодах ударил стаканом по стойке. — Господин Джодах, вы слишком много выпили… — её голос дрожал, и она пыталась сохранить профессионализм, несмотря на явное беспокойство и тревогу. Когда Джодах требовал ещё напитка, она снова вернулась за стойку, наливая ещё кружку пива, стараясь делать это быстро и без лишних движений. Её руки дрожали немного, когда она передавала кружку, её глаза по-прежнему выражали страх перед яростью клиента. Весь бар напоминал пространство, где столкновение человеческой боли и божественного отчаяния встречались в неуютной гармонии, создавая атмосферу, насыщенную напряжением и подавленностью. Джодах Ави, с каждым глотком пива, всё глубже погружался в свои чувства утраты и брошенности. Его внутреннее состояние было мрачно и подавлено; каждый удар горя чувствовался, как тяжёлый камень в его душе. Лололошка, которого он долго искал, теперь исправился вместе с Джоном, но Смотрящий был для него особенным. Переживания по поводу его утраты были намного сильнее и глубже. Когда Джодах выпил кружку пива, капли напитка стекали по его одежде, оставляя мокрые следы на ткани. В каждом движении и взгляде сквозила глубина его страха и гнева, отразившаяся в его отрешённости и явном неуважении к окружающим. В бар вошёл рыжеволосый мужчина, хозяин заведения. Его обеспокоенное лицо было искажено выражением вины и сочувствия. Он выглядел как человек, который прекрасно знал, что его заведение стало ареной для чего-то гораздо большего, чем просто случайный конфликт. — Извините, её, Матильда, только учится… Мы уже подготовили вам комнату отдыха, — сказал он с явным беспокойством, стараясь успокоить ситуацию. Его дочь, Матильда, с рыжими волосами, выглядела раздражённой. Она стукнула туфлей об пол, её глаза сверкающие от злости. — Отец, я хорошо выполняю свою работу! — она заявила с яростью в голосе, её возмущение было очевидным. — Матильда, ну-ну, успокойся, — её отец попытался успокоить её, но её раздражение было слишком сильным. — Ха? Отец, скажите уважаемому «богу», чтобы прекратил. Нам не нужен здесь труп. — её слова были резкими и непримиримыми. — Матильда! — её отец вскрикнул, как будто её слова были ударом. После этого он повернулся к Джодаху, который даже не удостоил их взгляда, его внимание было поглощено собственными мыслями и эмоциями. — Мы приносим извинения, — сказал он, его голос был наполнен раскаянием, но Джодах оставался погружённым в собственное горе, не обращая внимания на попытки окружающих смягчить ситуацию. Джодах Ави с трудом поднялся со стула, чувствуя, как его тело стало тяжёлым от усталости и алкоголя. Его крылья безвольно свисали по бокам, и каждое движение давалось с усилием. Он бросил последний взгляд на барную стойку и медленно направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Поднимаясь по ступеням, он чувствовал, как усталость накатывает с новой силой, его ноги едва поднимались. Каждый шаг отдавался эхом в тишине, и барный шум постепенно затихал. Лестница скрипела под его весом, добавляя ещё больше ощущения запустения и одиночества. Добравшись до второго этажа, Джодах остановился перед дверью своего номера. Он тяжело вздохнул и толкнул дверь, которая открылась с тихим скрипом. Внутри номер был простой, но уютный: небольшая кровать с чистыми простынями, деревянный стол с креслом, и маленькое окно, через которое пробивался тусклый свет уличных фонарей. Джодах закрыл за собой дверь. Он рухнул на пол. Тело словно стало невесомым, и усталость охватила его целиком. Его крылья расправились и безвольно опустились на пол. Закрыв глаза, он почувствовал, как сознание быстро начинает покидать его. Горькие мысли и тяжёлые эмоции всё ещё тревожили его разум, но силы сопротивляться больше не было. Джодах погрузился в сон, надеясь, что хотя бы во сне он сможет найти утешение и забыться от пережитого ужаса и боли. Смотрящий оказался в неизвестном для себя месте. Это было тёмное помещение, освещённое лишь тусклым светом, исходящим от окна, через которое виднелся космос. Глубокая пустота звёздного неба придавала комнате ощущение оторванности от всего сущего, будто пространство и время здесь потеряли своё значение. Перед ним стоял он сам, но с красными глазами, которые сверкали мрачным огнём. Его двойник развёл руки в стороны, словно приветствуя или вызывая на дуэль. Холодный взгляд Смотрящего выражал удивление и настороженность, но он старался сохранять самообладание. — Рад видеть, время, — произнёс двойник с усмешкой, его голос был наполнен сарказмом и горечью. — Не правда ли очаровательно? — продолжил он, не дожидаясь ответа. — Пытался даже помогать. Смотрящий оставался неподвижен, внимательно всматриваясь в своего двойника. Эхо его собственных мыслей и эмоций, отражённое в этом мрачном облике, казалось чуждым и пугающим. Слова двойника, наполненные ядом, проникали в его сознание, заставляя задуматься о смысле своих действий и их последствиях. — И что ты получил взамен? — продолжил двойник, шагнув ближе. — Боль, страдание, разочарование? Всё это ради чего? Ради иллюзий и тщетных надежд? Смотрящий сжал кулаки, стараясь подавить нарастающее чувство беспомощности. Он понимал, что столкнулся с частью себя, которую предпочёл бы никогда не встречать, но теперь вынужден был лицом к лицу взглянуть на собственные ошибки и слабости. — Я делал то, что считал правильным, — тихо произнёс он, но его голос дрожал от внутреннего напряжения. Двойник лишь усмехнулся, его красные глаза мерцали с ещё большей интенсивностью. — Правильным? — его голос был полон насмешки. — Ты заблуждался, Время. Всё, что ты делал, было лишь попыткой убежать от неизбежного. Но теперь, здесь, в этой пустоте, тебе придётся столкнуться с истиной. Голова Смотрящего, которая никогда не болела, вдруг начала раскалываться от боли. Реальность вокруг него искажалась, перед глазами мелькали образы прошлого. Вдруг он оказался в начале времён, в самом сердце создания тюрьмы времени. Смотрящий оказался в окружении великих творцов, тех самых древних и могущественных существ, которые когда-то создавали миры, давали начало вселенным. Это были его собратья, такие же, как он, но уже давно погибшие или погрузившиеся в забвение. Среди них был и оn — молодой, полон амбиций и стремлений Междумирец. — Пойдём? — раздался знакомый голос одного из творцов, полный дружеского тепла и спокойствия. — ^&@#($?.. — непонимающе пробормотал Смотрящий, глядя на одно из этих могущественных существ, чьё имя было почти забыто временем. Время смотрело на них, будто через туман, но лица их были ясны, как день. Они стояли далеко друг от друга, но казалось, что это расстояние можно преодолеть одним шагом, что ещё чуть-чуть, и он снова будет среди своих, среди тех, кого давно потерял. — Приятель время, что с вами? — спросил Арнир, один из творцов, стоящий в толпе. Его голос был полон заботы, а взгляд — удивления. Смотрящий ощутил внезапный прилив эмоций. Он сделал шаг вперёд, на встречу к ним, в надежде прикоснуться к тем, кто был дорог ему когда-то. Вот они, перед ним, живые и, самое главное, счастливые. Их лица сияли радостью, и ему захотелось снова стать частью этого счастья, забыть всё, что произошло. Но каждый его шаг вперёд словно вёл назад. Чем ближе он пытался подойти, тем дальше они отдалялись, и вместо радости в его сердце росло отчаяние. Силы покидали его, и он чувствовал, как что-то тянет его назад, в холодную пустоту, от которой не было спасения. Холодный взгляд смотрящего выражает отчаяния. — Подождите! — в отчаянии вскрикнул он, пытаясь ускорить шаг, но его тело не слушалось. Мир перед ним начал искажаться, расплываться, и вот уже яркие, счастливые образы его друзей и соратников начали превращаться в нечто уродливое и чуждое. Внезапно всё вокруг изменилось, и он оказался в белом пространстве, чистом и пустом, как холст, на котором ещё не началось написание новой реальности. Смотрящий замер. Это пространство было одновременно знакомым и чуждым, здесь не было ни времени, ни пространства, только бесконечная белизна, поглощающая всё вокруг. Смотрящий осознал, что этот мир — и есть его тюрьма, тюрьма времени. Смотрящий почувствовал, как мир вокруг него вновь изменился, и теперь он оказался в хорошо знакомом месте — за большим столом в замке, где когда-то обсуждались важные вопросы и принимались судьбоносные решения. Но что-то было не так. Напротив него, в центре стола, сидел Междумирец, его маска поблёскивала в полумраке комнаты. Холодный взгляд смотрящего выражает раздражение и тревожность. — Ой, Смотрящий, что случилось? — раздался голос Междумирца, казалось, искренний, но что-то в нём было неуловимо фальшивым. Смотрящий встал со стула, не отрывая тревожного взгляда от сидящего напротив. Этот момент был ему знаком, будто это был фрагмент из его прошлого, но он не мог вспомнить, что именно произошло тогда. Внутри что-то подсказывало ему, что этот момент никогда не существовал. Несмотря на это, его сердце сжалось от ностальгии и боли. Он медленно подошёл к Междумирцу, kоторого он знал как решительного существа, героя, а не приструника. И, почти на автомате, обнял его, как будто хотел почувствовать, что всё это — реальность. Но вместо того, чтобы ощутить тепло друга, он почувствовал что-то холодное и искажённое. Под его прикосновением тело Междумирца начало изменяться. Его глаза, проглядывающие из-под маски, вспыхнули красным светом, а конечности начали растягиваться и деформироваться в нечто невообразимо ужасное. Смотрящий ощутил, как его захватывает ужас, но рефлексы взяли верх, и он мгновенно телепортировался прочь от этого существа, оказываясь в другой части комнаты. Он огляделся. Всё вокруг выглядело так же, как и прежде, но что-то было не так. Остальные, сидящие за столом, не заметили происходящего, словно всё было нормой. Только существо, которое должно было быть Междумирцем, смотрело на него, глумясь над его страхом. — Какой же я друг, если не смог помочь. Правильно, мёртвый, — голос существа прозвучал так зловеще, что по коже Смотрящего пробежали мурашки. Существо в мгновение ока прыгнуло на него, превратившись в нечто ужасное и чуждое, а Смотрящий снова оказался в той изначальной тёмной комнате, лицом к лицу со своим двойником. Тот смотрел на него с насмешкой и презрением, явно наслаждаясь происходящим. Смотрящий стоял перед своим двойником в мрачной, тёмной комнате, которая будто бы отражала его внутреннее состояние. Его лицо, как всегда, оставалось бесстрастным, холодным, словно высеченным из камня. Но внутри него разгоралась буря эмоций, непривычная для того, кто привык наблюдать за ходом времени и смертей с равнодушной отстранённостью. Двойник, чьи красные глаза сверкали в полумраке, был олицетворением всего, что Смотрящий старался скрыть и подавить в себе. Этот фальшивый образ говорил с насмешкой и презрением, голос его был наполнен злобной радостью. Он наслаждался тем, что причиняет боль, и именно это раздражало Смотрящего больше всего. Он не позволял себе проявлять эмоции, не позволял себе чувствовать слабость, но сейчас это зеркальное отражение вызывало в нем куча проблем, которые он не мог контролировать. — Ты напуган? — с ядовитой интонацией произнёс двойник, его слова были словно кинжалы, вонзающиеся в самую душу Смотрящего. — А помнишь, как интересовался жизнью? Они все мертвы. Джодах, Санфиш… Эти имена, одно за другим, напоминали о тех, кого он потерял и мог потерять. Ведь он время, прошлое будущее, настоящие, все перед глазами мелькает. Смотрящий ощущал, как реальность вокруг него снова начинает искривляться. В его сознании вспыхивали образы тех, кого он некогда знал, чьи судьбы он наблюдал и чьи жизни неизбежно угасали. Эти люди и не совснм люди были для него больше, чем просто фигурками в великой игре времени. Они были связаны с ним, они были теми, кто иногда давал смысл его существованию, даже если он сам не хотел этого признавать. — Никто не вечен, — тихо произнёс он, пытаясь сохранить равновесие и самоконтроль. — И здесь нет моей вины. Но даже он, бог времени и смерти, который мог возрождать души и возвращать их к жизни, понимал, что этот аргумент не успокоит его собственное сердце. Он был богом, но не всесильным. Он мог влиять на время и смерть, но не мог остановить неизбежное течение событий. Он мог вернуть кого-то из мёртвых, но не мог вернуть утерянные чувства и смыслы, или мог? Двойник усмехнулся, и эта усмешка была оскорбительно пренебрежительной. — Именно, — холодно произнёс он. — Ты не виноват. Ты просто наблюдатель. Всегда был им и останешься. Ты смотришь, как они умирают. Как каждый из них исчезнет Смотрящий знал, что двойник не прав. В какой-то мере он мог изменять судьбы, он мог вернуть к жизни тех, кто уже прошёл через двери смерти. Но это было лишь временное решение. Он мог собрать осколки, но не мог восстановить разбитую чашу. — Ты действительно так думаешь? — продолжил двойник, его голос звучал как яд, разъедающий всё, что оставалось от уверенности Смотрящего. — Ты слаб. Ты всегда был слаб. Ты наблюдаешь, но ничего не делаешь. Ты пытаешься быть богом, но ты всего лишь тень, которая следует за жизнью, за смертью. Смотрящий стиснул зубы, пытаясь подавить накатывающее на него отчаяние. Он был сильным, он был выше этого. Но что-то внутри его было сломлено, и это давало силу его двойнику, который был не более чем отражением его собственного внутреннего раздора. — Убирайся, мне не нужен твой вид, — хладнокровно произнёс он, пытаясь вернуть себе контроль, вернуться к той непоколебимой уверенности, которая всегда была его защитой. Двойник лишь усмехнулся в ответ, его красные глаза сверкнули в темноте, и он шагнул вперёд, приближаясь к Смотрящему. — Убираться? — повторил он, его голос был наполнен горькой насмешкой. — Ты думаешь, что можешь избавиться от меня? Я — это ты. Ты не можешь бежать от себя. Ты не можешь убежать от своей сути. Твоя боль — это моя сила. Твоя слабость — моя власть. И ты всегда будешь видеть меня, потому что я всегда буду с тобой. Смотрящий стоял, неподвижный, его холодный взгляд выражал ненависть и отвращение. Он был богом времени и смерти, и даже этот мрачный двойник был всего лишь частью его самого. Смотрящий вновь оказался в странном, почти лишённом силы тяжести пространстве. Его тело парило в воздухе, как если бы он потерял всякую опору. Пальто, всегда тяжёлое и плотное, теперь развевалось вокруг него, словно крылья. Но вместо свободы, которую должно было принести это ощущение невесомости, он чувствовал лишь нарастающее напряжение. Перед ним, в той же невесомости, висел его двойник. Он был чуть выше, словно нависал над ним, но между ними оставалась заметная дистанция. Двойник был расслаблен, его руки спокойно лежали за спиной, словно он находился в положении абсолютной власти и контроля. Двойник лениво склонил голову, его красные глаза сияли в пустоте с язвительным огоньком. — Кого ты ждёшь? — произнёс он с тоном, в котором смешались насмешка и укор. — Чтоб начать двигаться. Смотрящий чувствовал, как внутри него растёт гнев. Этот вопрос, столь простой и в то же время такой глубоко ранящий, заставлял его внутренний мир трещать по швам. Кого он действительно ждал? Сколько времени он уже проводил, просто наблюдая за ходом времени, не решаясь вмешиваться, не решаясь что-либо изменить? Он был богом времени и смерти, но сейчас казалось, что это время и смерть удерживают его в своих тисках, лишая способности действовать. Он сжал кулаки, его лицо оставалось холодным, но внутри всё кипело. Смотрящий знал, что этот вопрос был риторическим, но всё же ответ созревал на его устах. Он понимал, что двойник хотел, чтобы он признал своё бессилие, своё бездействие. Но он также знал, что любое действие, любое решение имело свои последствия, которые он не мог просто проигнорировать. — Я не жду, — холодно ответил Смотрящий, его голос звучал твёрдо, но в нём чувствовалась скрытая напряжённость. — Я наблюдаю. Я вижу. Двойник усмехнулся, его глаза сияли ярче. — Наблюдаешь? — с издевкой переспросил он. — Наблюдаешь, как время уходит, как те, кто были тебе дороги, исчезают. Ты наблюдаешь, но ты не живёшь. Ты никогда не жил. Ты прячешься за своей обязанностью, за своим долгом. Но кого это волнует, если в итоге ты ничего не меняешь? Смотрящий ощущал, как его собственные слова возвращаются к нему, но уже отравленные ядом сомнений. Он пытался убедить себя, что его роль — это наблюдение, что он не должен вмешиваться без крайней необходимости. Но этот двойник, его собственное отражение, знал все его слабости, знал, что его сердце, которое он считал холодным, на самом деле переполнено чувством вины и сожаления. — Я двигаюсь, когда это необходимо, — попытался ответить Смотрящий, но даже сам он ощущал, насколько неуверенно прозвучали его слова. Двойник покачал головой, его лицо выражало разочарование. — Не лги себе, — прошипел он. — Ты ждёшь. Ты всегда ждал, когда будет слишком поздно. Ты ждёшь, потому что боишься. Боишься совершить ошибку, боишься, что твоё вмешательство принесёт больше вреда, чем пользы. Но в этом страхе ты теряешь самое важное — способность действовать. Ты не бог времени, ты его раб. Раб самого себя, мой раб. Эти слова ударили Смотрящего словно молнии. Он всегда считал, что его сила заключается в способности быть выше человеческих страстей, что его мудрость в том, чтобы не вмешиваться понапрасну. Но теперь, под тяжестью собственного самоанализа, он начинал сомневаться в правильности своего пути. — Я не раб, — сдавленно ответил он, но даже ему самому его голос показался слабым. Двойник рассмеялся, и этот смех эхом разнёсся в безграничной пустоте. — Ты раб, — повторил он с холодной уверенностью. — Раб своего страха, своих сомнений. И пока ты не признаешь этого, пока не примешь свою слабость, ты не сможешь сдвинуться с места. Ты будешь оставаться здесь, в этой пустоте, в этом безвременьи, навсегда. Смотрящий чувствовал, как тяжесть этих слов давит на него, словно невидимые цепи сковывают его тело. Ему нужно было сделать выбор, принять свою тьму или отвергнуть её. Но этот выбор казался невозможным в мире, где время само по себе было иллюзией, а всё, что он знал, разрушалось под тяжестью его собственных страхов. Потом Смотрящий снова очнулся в том темном помещении с огромным понараиным окном, за которым простирался космос. На мгновение сущность исчезла, а затем внезапно появилась за спиной Смотрящего, хватая его за подбородок. Смотрящий вздрогнул от неожиданности, его тело напряглось, а холодный взгляд выражал одновременно ненависть и беспомощность. — Тогда покажи мне, Смотрящий, — насмешливо произнесла она. — Покажи, что ты не раб. Смотрящий глубоко вдохнул, собираясь с силами и мыслями. Тем временем его второй «Я», лизнуло его об щеку. Холодный взгляд смотрящего выражает отвращения. Когда иллюзии рассеялись, Смотрящий снова оказался в Тюрьме Времени — месте, откуда началось его падение в хаос. Пространство вокруг казалось пустым и холодным, словно пропитано эхом утраченного порядка. На полу, среди белых стен, лежали перья Джодаха — единственное, что осталось от его бывшего союзника. Смотрящий наклонился, чтобы поднять одно из перьев, и его холодный, почти мёртвый взгляд на мгновение ожил, выражая искренний интерес. Пёрышко было лёгким и хрупким, как напоминание о мимолётности бытия, и Смотрящий аккуратно убрал его в карман пальто, словно пытаясь сохранить осколок прошлого. Он знал, где искать Джодаха. Вздохнув, будто тяжесть столетий легла ему на плечи, он телепортировался в бар, надеясь найти там ангела. В момент его появления пространство наполнилось напряжением. Тусклый свет, просачивающийся сквозь грязные окна, слабо освещал помещение, погружая его в полумрак. На мгновение тишина воцарилась в баре, прежде чем раздался громкий звон разбивающихся тарелок. Матильда, рыжеволосая барменша, вздрогнула и уронила поднос с посудой. Её пышные локоны, обычно аккуратно уложенные, разметались по плечам, и зелёная накидка слегка съехала, обнажив её бледное лицо. Глаза её были расширены от страха, и на мгновение она выглядела как пойманное в ловушку животное. — Ч-чёрт возьми… — выдохнула она, её голос дрожал, и она машинально попыталась собрать осколки посуды, разбросанные по полу. Но когда Матильда подняла глаза и увидела перед собой Смотрящего — высокий силуэт в чёрном, с холодным взглядом, который казался способным проникнуть в самую душу — её сердце замерло. Однако страх, как это часто бывает, быстро сменился на другую эмоцию — на злость. Она не любила, когда кто-то так внезапно вторгается в её мир. — Вы не могли бы… — начала она с раздражением, но потом замолкла, заметив, что он не говорил и не двигался, лишь наблюдал за ней. Внезапно её злость сменилась беспокойством. Она не могла понять, что от неё хотел этот странный посетитель. Смотрящий молча сделал шаг вперёд, и Матильда почувствовала, как что-то тёплое проскользнуло по её позвоночнику. Это чувство было настолько неожиданным, что ей пришлось усилием воли взять себя в руки. Он не сказал ни слова, но его присутствие само по себе говорило о многом. Она сглотнула, чувствуя, как страх начинает ослабевать, уступая место чему-то другому, более мягкому, почти нежному. Он выглядел таким усталым, почти потерянным, и это пробудило в ней неожиданные чувства. — Он… Джодах, да? Вы пришли за ним? — наконец прошептала она, интуитивно догадываясь, что привело Смотрящего сюда. Её голос смягчился, в нём не осталось ни злости, ни страха, лишь лёгкая грусть. — Он на втором этаже. Но… пожалуйста, не причиняйте ему вреда. Смотрящий, не удостоив её ответа, направился к лестнице, его шаги были тихими, как если бы он не касался земли. Матильда проводила его взглядом, ощущая странное сочетание страха и восхищения. Его холодное, но благородное лицо было не просто пугающим — в нём было что-то глубоко притягательное, что-то, что заставило её почувствовать слабое трепетное волнение. Когда Смотрящий исчез на лестнице, Матильда тихо вздохнула и быстро начала собирать разбитую посуду. Но мысли о нём ещё долго не покидали её, оставляя лёгкое тепло в груди.Смотрящий толкнул дверь, и та скрипнула, открывая путь в комнату, залитую тусклым светом от полузадёрнутых штор. Первое, что привлекло его внимание, — огромные крылья, разметавшиеся по всему полу, словно ковёр из перьев. Джодах лежал без движения, его лицо было расслаблено, а грудь медленно поднималась и опускалась в такт с глубоким, неровным дыханием. Одежда его была измята, на губах застыла слабая улыбка, будто в пьяном забвении он нашёл краткий покой от своих терзаний. Но это была не единственная деталь, которая поразила Смотрящего. В центре этой странной сцены находился мальчик, едва достигший подросткового возраста, с худым телом и в поношенной одежде. Он был так сосредоточен на своей «работе», что даже не заметил, как дверь открылась. Его тонкие пальцы осторожно проникли в карман Джодаха, пытаясь вытащить кошелёк, но малейший шорох крыла заставлял его замереть в страхе, будто любое движение могло его выдать. Смотрящий, обычно равнодушный к человеческим слабостям, остановился в дверном проёме, его холодные глаза изучали сцену. Вид пьяного Джодаха, бога смерти, распростёртого на полу, и этот уличный мальчишка, пытающийся украсть у него кошелёк, выглядели одновременно жалко и забавно. Что-то в этой картине было до боли ироничным: могущественный ангел, который в этом моменте выглядел ничуть не лучше самого обычного человека. Наконец, мальчик, будто почувствовав чей-то взгляд, поднял голову. Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел Смотрящего. В этой фигуре было что-то, что мгновенно вселило в него панический страх. Мальчик замер, не решаясь ни убежать, ни закончить своё дело. Взгляд Смотрящего был ледяным, но не гневным — скорее, отстранённым, как у наблюдателя, смотрящего на что-то давно забытое. — Ты… ты кто? — пробормотал мальчик, его голос дрожал. Он сжал кошелёк Джодаха, но не осмелился сделать последний рывок. Смотрящий не ответил, его взгляд лишь стал холоднее, как если бы этот жалкий поступок мальчишки был ему безразличен. Для него это был всего лишь эпизод, ничтожный и временный. Он не видел угрозы, не чувствовал ярости — только слабый отблеск любопытства, мимолётный и безвредный. — Оставь это, — наконец сказал Смотрящий, его голос прозвучал тихо, но властно, словно сам воздух в комнате задрожал от его слов. Мальчик вздрогнул, в его глазах читался страх и стыд. Он разжал пальцы, и кошелёк упал на пол с глухим звуком. Не осмелившись больше смотреть на Смотрящего, он вскочил на ноги и, не сказав ни слова, бросился к двери, исчезнув в коридоре. Когда он убежал, Смотрящий снова посмотрел на Джодаха. Время сделал несколько шагов вперёд, его движения были спокойными и уверенными. Он остановился над Джодахом, глядя на его лицо, в котором уже не было ни силы, ни гордости. Смотрящий, с трудом справляясь с габаритами тела Джодаха, наконец-то поместил его на кровать. Это было нелегкой задачей: Джодах, будучи гораздо больше и выше Смотрящего, требовал особого внимания. Несколько раз Смотрящий случайно ударил Джодаха о пол, но, стараясь не выказывать раздражения, продолжал своё усилие, надеясь что не будет сотресения мозга. Он аккуратно взялся за крылья Джодаха, стараясь не причинить ему дискомфорта. Холодный взгляд Смотрящего выражал все напряжение и усталость, которые он испытывал, справляясь с таким трудным заданием. Когда, наконец, Джодах оказался на кровати, Смотрящий присел на край и осторожно прикоснулся к лбу Джодаха. В его глазах сначала отразился холодный расчёт и сосредоточенность, отражая сложность процесса. Но когда его пальцы коснулись лба Джодаха, взгляд стал мягче, и в нём появилась искра сострадания. В его глазах читалась не просто ненависть к слабости, а сложное смешение чувств: забота и сострадание, как у матери, увидевшей своего пьяного ребёнка, который был способен разочаровать её, но оставался её ребёнком.Смотрящий медленно и осторожно провёл пальцами по лбу Джодаха, его прикосновение было неожиданно теплым для такого холодного существа. Эти моменты были редкими и трудными для Смотрящего, заставляя его противостоять собственным принципам и, возможно, вновь ощутить то, что он старался избегать. Матильда вошла в комнату, осторожно постучав и держа в руках тазик с водой и тряпку. Её рыжие волосы были аккуратно собраны, а выражение лица было серьезным, с нотками заботы. Она наклонила голову в знак уважения и вежливости. — Он много выпил… Я хочу помочь, — сказала она, глядя на Смотрящего, который сидел на краю кровати, где лежал Джодах. Смотрящий не ответил, лишь наблюдал за ней своим холодным и усталым взглядом. В его глазах сквозила смесь раздражения и благодарности, как если бы он оценивал её помощь, но не знал, как выразить свои чувства словами. Матильда, не обращая внимания на молчание Смотрящего, аккуратно присела на корточки перед кроватью. Она опустила тазик с водой на пол и взяла тряпку, погружая её в воду. С трепетом она начала осторожно выжимать тряпку и обтирать лоб Джодаха, стараясь смягчить его страдания. Матильда взглянула на Смотрящего, увидев, как тот наблюдает за её действиями. Она почувствовала, что Смотрящий может быть обременён своими внутренними конфликтами, и решила сосредоточиться на своей задаче, чтобы не мешать его мыслям. Матильда, сосредоточенная на уходе за Джодахом, аккуратно приложила компресс к его лбу. Она замечала молчание Смотрящего и решила, что разговор может помочь разгрузить напряжение в комнате. — А как вас зовут? — спросила она, внимательно работая с компрессом. Смотрящий не ответил, только продолжал наблюдать, его взгляд оставался холодным и сосредоточенным. Матильда, немного смущённая от молчания, продолжила говорить, надеясь на какой-то отклик. — Меня Матильда, — представилась она, снова взглянув на Смотрящего. — Вы довольно странные… Она охнула, прикрывая рот рукой, как только осознала, что её слова могли быть восприняты как оскорбление. Но, к её удивлению, Смотрящий чуть смягчил взгляд, его лицо на мгновение приняло выражение, которое можно было бы назвать понимающим. Матильда почувствовала, что её слова, возможно, были восприняты как нечто большее, чем просто общее наблюдение. Для Матильды, которая была обычным человеком, её реакция была естественной, и она старалась поддерживать спокойствие и дружелюбие, несмотря на напряжение в комнате. Джодах, в своём пьяном состоянии, громко хрюкнул. Его крылья неожиданно взметнулись и с силой ударили Матильду и Смотрящего по спинам. Матильда с испуганным вскриком упала на пол, её тазик перевернулся, и вода разлилась по комнате, оставляя мокрые пятна на одежде. Смотрящий, несмотря на неожиданный удар, сумел сохранить равновесие, но его строгий взгляд с оттенком удивления пронзил ситуацию. Матильда, пытаясь восстановиться после падения, вскочила на ноги, осматривая свои мокрые одежды и раскиданные вещи. Она вытирала лицо, и её лицо было красным от смущения и растерянности. — Ой, это было… неожиданно, — пробормотала она, её голос дрожал от волнения. — Я не хотела… Смотрящий, присев на край кровати, продолжал наблюдать за Джодахом с выражением смеси строгости и усталости. Его взгляд был не просто холодным, а пронизанным глубоким пониманием и скрытым сочувствием к ситуации. Он аккуратно вернулся к Джодаху, проверяя его состояние, и, казалось, каждый его жест был полон невысказанных слов. Матильда, глядя на разлитый тазик и образовавшуюся лужу, произнесла с обеспокоенным вздохом: — Ох, батюшка точно меня убьет, сначала тарелки, теперь и пол… Смотрящий медленно поднял руку, и мгновенно вода вернулась в тазик, а пол снова стал чистым, как будто время вернулось в прошлое. Матильда, поражённая и облегчённая, отошла и улыбнулась, увидев, что её бедственное положение было исправлено. Не удержавшись, она подбежала к Смотрящему и чмокнула его в щеку, вызывая удивлённый взгляд с его стороны. Быстро схватив тазик, она выбежала из комнаты, оставив после себя только лёгкий, тёплый след благодарности. Смотрящий продолжал сидеть рядом с Джодахом, мягко перебирая пряди его серых волос, словно убаюкивая его в неведении. В комнате царил тишина, только изредка нарушаемая шорохом его одежды и тихими звуками его дыхания. Время тянулось медленно, и в течение десяти часов Джодах оставался погружён в сон, не ведая о происходящем. Наконец, Джодах приоткрыл глаза, его взгляд ещё мутный от алкоголя и внутренней борьбы. Голова болела от похмелья, и шум демонов в его сознании был приглушён, но всё ещё тревожил его. Он ожидал увидеть всё что угодно: курицу, павлина, ангела — но не Смотрящего. Его глаза удивлённо расширились, когда он увидел тёмную фигуру, сидящую рядом. — Смотрящий? — пробормотал Джодах, осознание происходящего медленно приходя в его сознание. — Ты живой?..